Текст книги "На грани"

Глава 9

– По-моему, он заинтересовался.

– Кто? Фред?

– Нет, тот человек, который приходил смотреть квартиру. Понятия не имею почему, но мне так кажется. Только бы он не передумал! Луиза, я не могу оставаться здесь. Этот дом мне ненавистен. Мне страшно приходить сюда по вечерам. Удрать бы отсюда скорее! Может, он оставит меня в покое.

Луиза огляделась.

– Когда обещал зайти покупатель?

– К девяти. Не слишком поздно для осмотра квартир?

– Значит, у нас еще целых два часа.

– А ты не пожалеешь о том, что так бездарно потратила вечер, Луиза?

– А что мне еще делать? Торчать перед телевизором, жевать шоколад и щелкать кнопками пульта? Ты спасла меня от меня самой. Это же настоящее испытание.

Я мрачно огляделась.

– Да уж, – подтвердила я.

Луиза уже деловито засучивала рукава, словно собираясь мыть пол.

– С чего начнем?

Я обожаю Луизу. Она великодушна и практична, и, даже когда она становится взбалмошной и беспечной, я знаю, что она твердо стоит обеими ногами на земле. Луиза хихикает. Рыдает над слезливыми мелодрамами. Объедается сладким и сидит на дурацких, отвратительных, совершенно никчемных диетах. Носит юбки, при виде которых Полин вскидывает ровные брови, и туфли на высокой платформе, тенниски с никому не известными эмблемами, огромные серьги и колечко в пупке. Она миниатюрная, упрямая, самоуверенная, решительная, у нее острый своевольный подбородок и вздернутый нос. Ее ничто не остановит. Она вынослива, как шахтерская лошадь.

Когда я устроилась работать в школу Лорье, Луиза взяла меня под опеку, хотя сама успела проработать там всего год. Луиза давала мне дельные советы, предупреждала о скандальных родителях, делилась бутербродами, когда я забывала прихватить с собой еду, одалживала тампоны и аспирин. В зыбучем песке Лондона она была моей опорой. Вот и теперь она наводила порядок в моей жизни.

Мы начали с кухни. Перемыли посуду, аккуратно расставили ее, отскоблили столы, подмели пол, вымыли крошечное окно, выходящее в сад за пабом. По настоянию Луизы я убрала с плиты кастрюли и сковородки.

– Не будем загромождать пространство, – заявила она и, прищурившись, огляделась с видом заправского дизайнера интерьеров.

В гостиной площадью десять футов на двенадцать она опорожнила пепельницы, придвинула стол к окну, чтобы прикрыть ободранные обои, перевернула подушки на диване так, чтобы они выглядели посвежее, пропылесосила ковер, а я собрала газеты и письма в кучу.

– Там письма? – Луиза кивнула на коробку.

– Угу.

– Жуть. Почему ты их не выбросишь?

– Думаешь, стоит? А если они понадобятся полиции?

– Зачем? Ты уже отложила письма того психа. Остальные пора выбросить. Давай-ка сюда этот мусор.

Она растянула на весу большой пакет для мусора, и я вывалила в него конверты лавандового и белого цвета, надписи зелеными чернилами, инструкции по самозащите, печальные истории. И сразу повеселела. Пока я чистила ванну, Луиза сходила на Холлоуэй-роуд и вернулась с желтыми розами для гостиной и каким-то комнатным растением с мясистыми зелеными листьями для кухни.

– К его приходу включи какую-нибудь классику.

– Мне не на чем слушать музыку.

– Тогда давай на скорую руку сварим кофе. И испечем кекс. Тоже неплохо.

– Кофе у меня только растворимый, и даже если бы у меня нашлось все для кекса, возиться с ним я не стала бы.

– Как знаешь, – слишком жизнерадостно откликнулась она, подрезая стебли роз. – Тогда хоть подушись. Можно поставить цветы в этот кувшин? Ну что, так лучше?

Да, стало лучше. Со мной была Луиза с длиннющими ресницами, алым ртом, золотистыми ногтями, в облегающем зеленом платье. А моя халупа превратилась в самую обычную квартирку по соседству с пабом.

– Эти письма выбили меня из колеи, – призналась я.

Луиза наполнила чайник.

– Ну и куда его включать? Ни одной свободной розетки! Давно пора менять всю проводку. Если хочешь, можешь пока пожить у меня. Лишней кровати у меня нет, зато места на полу достаточно. Хочешь, приходи на выходные.

Не сдержавшись, я благодарно всхлипнула в ответ.

– Какая ты милая... – пробормотала я.

В спальне было довольно чисто – правда, я не заправила постель, а из корзины вываливалось грязное белье. Мы поставили корзину в шкаф, взбили подушку. Луиза сама отвернула уголок покрывала, как делала моя мама. Пройдясь по комнате, она остановилась у комода.

– А это что за коллекция? – спросила она.

– Вещи, которые мне присылают.

– Как письма?

– Да. Полицейские хотели забрать их.

Луиза принялась осматривать подарки один за другим.

Свисток, который мне следовало носить на шее на всякий случай. Розовые шелковые трусики. Круглый окатанный камень, похожий на птичье яйцо. Маленький плюшевый медвежонок.

– Кому в голову пришло прислать тебе эту штуку? – Луиза поморщилась, глядя на явно не новый розовый гребень.

– К нему была приложена инструкция. Гребнем можно ткнуть в нос или сильно оцарапать. Видимо, это здорово отпугивает убийц.

– Если они дождутся, когда ты схватишь гребень. Мило. – Она перевела взгляд на изящный серебряный медальон на тонкой цепочке. – А это, похоже, ценная вещица.

– Внутри чьи-то волосы.

– Кто его прислал?

– Понятия не имею. Он был завернут в вырезку из газеты со статьей о героях среди нас. Красиво, да?

– Заманчиво. – Она смотрела на колоду порнографических карт. На верхней женщина поддерживала снизу надутые, как мячи, груди. – Ох уж эти мужчины!

Несмотря на жару, мне стало зябко.

Ник Шейл прибыл в десятом часу. К этому времени я успела принять ванну и переоделась в джинсы и желтую ситцевую кофточку. Мне хотелось выглядеть опрятно и свежо, под стать квартире. Я уложила волосы на макушке и воспользовалась духами.

Ник был в шортах. Когда он снял с плеча холщовый рюкзак, я увидела влажный треугольник у него на спине.

– А вот и я! Смотрите, что я принес. – Он вручил мне коричневый бумажный пакет. – Абрикосы с уличного лотка. Не удержался.

Я вспыхнула, будто он принес мне цветы. По-моему, потенциальному покупателю квартиры незачем делать подарки ее владелице. Абрикосы были золотистые, налитые соком, почти прозрачные.

– Спасибо, – смущенно произнесла я.

– А мне можно попробовать?

Мы съели абрикосы вдвоем, стоя в узкой кухне, и Ник пообещал в следующий раз принести клубники. Я сделала вид, что не поняла намек.

– Хотите еще раз осмотреть квартиру?

– Конечно.

Он долго бродил из комнаты в комнату, смотрел на потолок, словно видел там что-то любопытное. В углах обнаружилась ускользнувшая от нас с Луизой паутина. В спальне он открыл встроенный шкаф, мельком взглянул на корзину с бельем и слегка усмехнулся. Потом повернулся ко мне:

– Не откажусь от бокала вина.

– У меня вина нет.

– Зато у меня найдется.

Он расстегнул рюкзак и вытащил узкую зеленую бутылку. Я дотронулась до нее: бутылка была холодной, стекло запотело.

– А штопор у вас есть?

Такое развитие событий меня не радовало, но штопор я принесла. Откупоривая бутылку, Ник повернулся ко мне спиной. Я протянула ему стакан и бокал, и он наполнил их вином – уверенно, неторопливо, не пролив ни капли. Ник сообщил, что живет в Норфолке, но ему нужна квартира в Лондоне, поскольку здесь ему приходится ночевать два-три раза в неделю.

– Значит, моя квартира может стать временным пристанищем? – спросила я. – Для нее это честь.

– Ваше здоровье!

– К сожалению, мне пора уходить. – Конечно, я соврала. Идти мне было некуда.

– Не поздновато ли? – Он допил вино.

Я не ответила. Зачем оправдываться перед незнакомым человеком?

– Заберите бутылку, – напомнила я.

– Нет, пусть останется у вас. – Он собрался уходить.

– А как насчет квартиры?

– Мне подходит. Я свяжусь с вами.

Я услышала, как внизу хлопнула дверь. Этот человек мне нравился. Интересно, какой у него почерк?

Глава 10

На следующий день в классе я чувствовала себя роботом. Разумным подобием учительницы начальной школы. Робот вел урок письма, а где-то внутри у него продолжал работать мой мозг. Обязательно надо избавиться от этой квартиры. Эта мысль повторялась навязчивым припевом, доводя до помешательства. Я с вожделением представляла себе, как в последний раз закрываю дверь нелюбимой халупы, приютившейся на шумной улице, и сразу забываю все, что с ней связано. На самом деле мне следовало принять меры безопасности, но мне казалось, что это все равно что мыть треснувшую бутылку. Эта квартира станет безопасной только в одном случае – если я покину ее навсегда. Ничто другое мне не поможет. Со следующей недели придется вплотную заняться поисками жилья.

Когда я покупала свою нынешнюю квартиру, я была еще слишком молода. Деньги, завещанные мне отцом, я воспринимала как выигрыш в «Монополию», слишком большой, чтобы быть настоящим. Отец советовал мне обзавестись собственным углом, и этот совет звучал как последняя воля умирающего. Он принадлежал к тем людям, которым для полного спокойствия достаточно иметь свой дом, не важно какой – и тогда все будет в порядке, что бы ни случилось в мире. И я, как послушная дочь – теперь-то я уже не дочь, ведь у меня нет родителей; я совсем одинока, мне страшно, – выполнила его наказ. Очень быстро. И поскольку в Лондон я перебралась из тихой деревушки, мне захотелось купить настоящую городскую квартиру поближе к центру, где есть магазины, рынки, люди, шум. Как раз такая и нашлась.

– Зоя!

Я вышла из состояния, которое сама считала дремотой, а посторонние наблюдатели – скорее всего лихорадочной деятельностью. Искренне удивилась, посмотрев на собственную руку, зажатый в пальцах мел и классную доску со старательно выведенными на ней буквами "Б" и "П". Обернувшись, я увидела в дверях Кристину, учительницу спецкласса. В нашей школе спецкласс – особое явление. Кристина занимается в коридоре, ее ученики по тем или иным причинам не способны учиться в обычных классах – из-за жестокого обращения, недоедания, длительного пребывания в зонах военных конфликтов Восточной Европы или Центральной Африки и так далее.

– Полин просила подменить тебя, – сообщила Кристина. – Скорее иди к ней. Я побуду здесь.

– Что случилось?

– У нее какая-то родительница. И похоже, она не в себе.

– Да?..

Я ощутила тупую боль в желудке, дышать стало нечем. Я повернулась к классу. Что бы это могло быть? Текучка в нашем классе невообразимая. Родители увозят детей, часто за границу, даже не предупредив школу. Их место тут же занимают новые проблемные дети. К нам поступают ученики, находящиеся под опекой суда и социальных служб. Я быстро пересчитала их. Тридцать один. Все на месте. Никто не улизнул домой тайком от меня. Никому не требовалось давать лекарство. Ни у кого не шла изо рта пена. Мне стало легче. И все-таки что могло случиться?

Шагая к кабинету Полин, я думала о том, что свою квартиру ненавижу, а школу все-таки люблю. В вестибюле в кирпичном бассейне плавали крупные толстые рыбы. Я окунула в воду пальцы на счастье, как всегда делала, проходя мимо. Неподалеку от школы пролегала одна из лондонских магистралей. День-деньской по ней громыхали грузовики по направлению к Восточной Англии, Кенту или Южному побережью. Чтобы добраться до ближайшего чахлого скверика, приходилось вести детей парами вдоль шоссе, а потом преодолевать два опасных перекрестка. Но этим скверик мне и нравился. Он был другим миром, напоминал монастырь посреди шума и пыли. Даже когда по нему с визгом носились дети, он казался надежным убежищем.

Скорее всего на эти мысли меня навели дурацкие рыбины, плеск которых я неверно истолковала. Помню, в детстве я вычитала в книгах, что вода проводит звуки лучше, чем воздух. Наверное, рыба всю свою жизнь жалуется на шум транспорта и жалеет, что оказалась в таком скверном месте. Мне вдруг вспомнилось, как я погружаюсь в ванну, чтобы ополоснуть голову. Слышен ли под водой шум машин? Не помню.

Полин стояла у приоткрытой двери рядом с женщиной, которую я сразу узнала. Они молчали и не двигались. Просто молча ждали, когда я подойду. Эту женщину я видела у школы каждый день. Мать Элинор. Я кивнула ей, но она отвела глаза. Я попыталась вспомнить, какой была Элинор сегодня утром. Нервничала? Вряд ли. А когда я сейчас выходила из класса? Все как обычно.

– Закрой дверь, – попросила Полин. Мать Элинор осталась в коридоре. Полин указала мне на стул перед столом. – Это была Джиллиан Тайт, мать Элинор.

– Знаю.

Я заметила, что Полин очень бледна и что ее бьет дрожь. Она явно не могла сдержать волнение или гнев.

– Ты давала классу домашнее задание на прошлой неделе?

– Да. Если это можно назвать домашним заданием.

– Какое?

– Ничего особенного. Мы говорили о сказках, и я попросила каждого нарисовать в альбоме сценку из своей любимой сказки.

– Где эти рисунки?

– Чтобы приучить класс выполнять домашние задания вовремя, я собрала их, как и обещала, в среду – да, в среду. Именно. И сразу проверила задание. – Я помнила, как перебирала рисунки, пока один из покупателей рылся в моем комоде. В тот же день я нашла на коврике у двери письмо. – Я коротко оценила рисунки и раздала их на следующее утро. А что, мать Элинор ждала высшей отметки? Для них дети еще слишком малы.

Полин не ответила.

– Ты помнишь, что нарисовала Элинор?

– Нет.

– Значит, на рисунки ты не смотрела?

– Ну конечно, смотрела! Сначала проверила, как они начали рисовать в классе, и сделала подписи внизу. Потом проверила уже готовое задание – достаточно быстро, но внимательно.

– Мать Элинор пришла в слезах, – сообщила Полин. – Вот рисунок Элинор. Взгляни.

Она придвинула ко мне знакомый большой альбом для рисования. Он был открыт, я узнала на странице надпись моим почерком. «Спящая красавица». Элинор неуклюже попыталась повторить подпись. Р она загнула не в ту сторону, второе слово вяло наклонилось к краю листа, словно от усталости. Но рисунок был другой. Совсем не похожий на рисунок ребенка. Его набросали прямо поверх каракулей Элинор. Теперь красавица лежала в тщательно обставленной комнате. Я сразу заметила то, чего не могла увидеть Полин: это была моя комната. Моя спальня. По крайней мере так мне показалось. На стене висела фотография коровы, на углу зеркала – сумочка. Я уже давно собиралась убрать ее, но так и не дошли руки.

А Спящая красавица не спала и вовсе не была Спящей красавицей. На постели лежала я. Во всяком случае, женщина в моих очках. Сама постель напоминала прозекторский стол в морге. Отчасти потому, что мое тело покрывали глубокие разрезы, а внутренние органы и кишки вываливались наружу. Вагина – моя вагина! – была изуродована до неузнаваемости. Меня вдруг затошнило. Желчь подкатила к горлу, но я сумела сглотнуть ее. От едкой горечи я закашлялась, вытащила из кармана платок и вытерла губы. И вернула альбом Полин. Она пристально смотрела на меня.

– Если ты просто неудачно пошутила, лучше скажи мне сразу. Это твоя работа?

Я не ответила. Не нашла слов. Полин постучала по столу, словно пытаясь разбудить меня.

– Зоя, ты понимаешь, в каком ты положении? Чего ты от меня ждешь?

Глаза жгло все сильнее. Лишь бы не заплакать. Я должна быть сильной.

– Вызовите полицию, – выговорила я.

Глава 11

Поначалу Полин сомневалась и отказывалась, но я настояла. Покидать ее кабинет, ничего не предприняв, я не собиралась. Где-то в сумке валялась визитка Карти, но я никак не могла выловить ее трясущимися руками. Полин удивилась, увидев, как я набираю номер, указанный на визитке, – наверное, думала, что я позвоню в службу «999».

– Это уже не первый случай, – объяснила я.

Я попросила позвать Карти. Его не было на месте, поэтому я решила обратиться к Олдему. Едва он взял трубку, меня прорвало. Я твердила, что он должен немедленно приехать сюда, прямо в школу. Олдем согласился лишь после того, как я пригрозила подать официальную жалобу и прибавила еще какую-то угрозу. Я назвала адрес школы и быстро положила трубку. И закурила. Полин попыталась было напомнить, что курить разрешено только в учительской, но я ответила, что у меня экстренный случай.

– Может, вернешься в класс? – спросила она.

– Позже, – ответила я. – Когда поговорю с полицейскими. Хочу узнать, что они скажут. Подожду их здесь.

Последовала тягучая пауза. Полин уставилась на меня, как на непредсказуемого зверя, с которым следует обращаться осторожно. По крайней мере так мне казалось. Я и вправду была напружинена и готова взвиться от любого слова. Наконец Полин пожала плечами.

– Поговорю с миссис Тайт в коридоре, – решила она.

– Да, – почти не слыша ее слов, откликнулась я.

У двери Полин задержалась:

– Так ты говоришь, это сделал кто-то другой?

Я потушила одну сигарету и прикурила другую.

– Да. Это какой-то кошмар. Ужас. Давно пора во всем разобраться.

Полин приоткрыла рот, передумала и оставила меня одну в кабинете. Я потеряла счет времени. Сидела и курила одну сигарету за другой. Нашла на столе газету, но сосредоточиться на чтении не смогла. Наверное, прошло целых полчаса, прежде чем в коридоре послышались голоса и в кабинет вошел Олдем в сопровождении Полин. Она уже успела рассказать ему все, что знала. Здороваться я не стала.

– Слушайте, – я ткнула пальцем в открытый альбом, – это я. А это – точное изображение моей гребаной комнаты со стороны паба.

Видимо, Полин предупредила его, что я взвинчена, поэтому Олдем не сделал мне замечания и не выдал недовольства. Он просто разглядывал рисунок, что-то бормоча себе под нос. Похоже, был ошеломлен.

– Как и где это сделали? – спросил он, подняв голову.

– Откуда мне знать? – Я пыталась взять себя в руки и сосредоточиться. – Альбом лежал в стопке других альбомов. Я собрала их, проверила дома и раздала классу в прошлую пятницу.

– И где они хранились?

– В классе. В прошлую среду я унесла их домой и на следующее утро принесла обратно.

– Вы оставляли их без присмотра?

– Ну разумеется! А вы как думали? Или надо было всю ночь сторожить их?.. Простите! Простите, ради Бога! Просто я... Извините. Дайте подумать. Да, я ходила с друзьями в кино. Отсутствовала часа два или даже три. В тот же день нашла письмо на коврике у порога – я вам о нем рассказывала. Да, первое письмо. То самое, которое я выбросила.

Олдем поморщился и кивнул:

– Ясно. – Он был озадачен и встревожен. В глаза мне он не смотрел. – А когда вы раздали альбомы?

– Говорю же, на следующее утро. Они пролежали у меня только одну ночь. В этом я абсолютно уверена.

– Почему же все стало известно только сейчас? Вмешалась Полин:

– Мать Элинор лишь сегодня утром заглянула в альбом.

– А остальные альбомы? С ними все в порядке? – продолжал расспросы Олдем.

– Не знаю. Вряд ли. Впрочем... Нет, не могу сказать.

– Мы их проверим, – пообещала Полин.

Я снова закурила. У меня колотилось сердце. Казалось, пульс можно нащупать повсюду – на лице, на руках, на ногах.

– Ну, что вы об этом думаете? – спросила я.

– Подождите.

Олдем вынул из кармана мобильник и отошел в угол. Я услышала, как он попросил к телефону инспектора Карти и что-то негромко объяснил. Значит, для кого-то Карти был на месте. До меня доносились обрывки фраз:

– Со Стадлером? Да, с детективом Камероном Стадлером. И Грейс Шиллинг?.. А вы ей позвоните? И пришлите с кем-нибудь дело. Лучше всего с Линн, она это умеет. Да, встретим... Увидимся.

Олдем отключил телефон и повернулся к Полин:

– Вы разрешите мисс Аратюнян ненадолго уехать с нами?

– Конечно, – кивнула Полин и озабоченно посмотрела на меня. – Все хорошо?

– Скоро будет, – пообещал Олдем. – Придется только выполнить обычные формальности. – Он вынул из кармана платок и взял им альбом Элинор. – Идем?

* * *

Через весь Лондон пришлось тащиться очень долго. Сегодня, в пятницу, пробки образовались на каждой улице. Наткнувшись на грузовик, который застрял на повороте, Олдем двинулся в объезд, а потом снова влился в поток транспорта на Боллз-Понд-роуд.

– Мы едем в участок? – спросила я.

– Позднее – может быть, – отозвался он, вполголоса браня водителей. – А сначала – к женщине, которая имеет дело с такими психами.

– А как вам рисунок?

– Вот люди, а?

Я так и не поняла, о чем он – о неизвестном художнике или о старушке, которая еле-еле плелась через дорогу. Смысл его слов от меня ускользнул.

Через час мы выехали на улицу в спальном районе и остановились возле здания, похожего на школу. Однако вывеска сообщала, что это клиника Уэлбека. Девушка в полицейской форме сидела за столом, читая «дело». Увидев нас, она захлопнула папку и протянула ее Олдему.

– Останьтесь здесь, – велел он мне. – С вами побудет констебль Бернетт.

– Просто Линн, – с ободряющей улыбкой сказала мне девушка. У нее были лиловая родинка на щеке и большие глаза. Встреться мы в другой обстановке, она бы мне понравилась.

Я снова закурила, но поскольку курить в помещении было строго запрещено, мы вышли на крыльцо, и Линн робко попросила у меня сигарету. Мне показалось, что она решила закурить за компанию. К счастью для меня, она ни о чем не спрашивала. Минут через десять вернулся Олдем вместе с рослой женщиной в длинном сером пальто. Светлые волосы были небрежно заколоты у нее на макушке. Она несла кожаную папку и холщовую сумку цвета хаки. Судя по виду, она была немногим старше меня – лет тридцать, не больше.

– Мисс Аратюнян, это доктор Шиллинг, – сообщил Олдем.

Мы пожали друг другу руки. Доктор Шиллинг разглядывала меня прищурившись, словно редкостный экземпляр, предназначенный для опытов.

– К сожалению, – заговорила она, – я уже опаздываю, но мы успеем переброситься парой слов.

Меня вдруг охватило отчаяние. Меня протащили через весь город только для того, чтобы представить спешащей куда-то незнакомке!

– Так что вы об этом думаете?

– К этому надо отнестись со всей серьезностью, – заявила доктор Шиллинг, смерив взглядом Олдема. – Точнее, надо было отнестись с самого начала.

– А если это розыгрыш?

– Само собой, розыгрыш, – согласилась она с тревожным видом.

– Но ведь он еще ничего не сделал... то есть физически я не пострадала... – Почему-то мне вдруг захотелось, чтобы вся эта история оказалась чьей-то нелепой, но безобидной выходкой.

– Вот именно, – излишне воодушевленно поддержал Олдем.

– Дело в том, что... – Доктор Шиллинг обращалась скорее к Олдему, чем ко мне. Она сделала паузу, будто собираясь с духом. Интересно, что она скажет? Она сглотнула. – Мисс Аратюнян некому защитить.

– Зовите меня Зоя, – предложила я. – Проще выговорить.

– Зоя, – повторила она, – нам надо как следует поговорить в понедельник утром, встретиться и обсудить все подробности. Я буду ждать вас здесь в девять.

– Я работаю.

– Покамест эта встреча и есть ваша работа, – заявила она. – Мне уже пора... Так вы говорите, на рисунке ваша спальня?

– Я же сказала.

Доктор Шиллинг нетерпеливо и беспокойно переминалась с ноги на ногу. Будь она ученицей из моего класса, я отправила бы ее в туалет.

– У вас есть парень? – спросила она.

– Да, Фред.

– Вы живете вместе?

Я принужденно улыбнулась:

– На ночь он не остается.

– Никогда?

– Да.

– Но вы же с ним близки, так?

– Да, но только до позднего вечера, если вы об этом.

Она повернулась к Олдему.

– Поговорите с ним.

– Если вы подозреваете Фреда, – вмешалась я, – то совершенно напрасно. Он тут ни при чем, потому что... в общем, он не виноват. – Доктор Шиллинг кивнула, но мои слова вряд ли убедили ее. – Кстати, когда в альбоме подменили рисунок, он был в отъезде. Перекапывал сад где-то в Йоркшире, вернулся только на следующий вечер. Его там даже снимали для телевидения, так что алиби у него есть.

– Вы уверены?

– На сто процентов.

– И все-таки поговорите с ним, – велела она Олдему и продолжала, обращаясь ко мне: – Увидимся в понедельник, Зоя. Не хочу пугать вас, но думаю, вам не стоит ночевать одной дома. Дуг! – Наверное, так звали Олдема. – Проверьте у нее замки, ладно? Пока, до понедельника.

Мы с Олдемом направились к машине.

– Как все... быстро кончилось, – пробормотала я.

– Плюньте на нее, – посоветовал Олдем. – Выскочка и перестраховщица.

– Она просила вас поговорить с Фредом. Вы встретитесь с ним?

– Надо же с чего-то начать.

– С чего?

– Вам известно, где он сейчас?

– Работает с садом.

– Вы хотели сказать – в саду?

– Нет, Фред всегда говорит, что приводит в порядок сад, то есть работает с ним. Так звучит солиднее. Где мы?

– В Хэмпстеде.

– Значит, он где-то рядом. Он говорил, что сегодня едет в Северный Лондон.

– Вот и хорошо. Точный адрес вы знаете?

– Могу позвонить ему на мобильник и спросить. А может, лучше подождем?

– Звоните сейчас. – Олдем протянул мне свой телефон.

Я нашла в ежедневнике номер и начала набирать его.

– А можно, первой с ним поговорю я?

Олдем занервничал:

– Зачем?

– Сама не знаю, – ответила я. – Просто из вежливости.

* * *

Я увидела Фреда раньше, чем он меня. Он работал в дальнем конце большого сада за величественным особняком, подравнивал живую изгородь электросекатором, висящим у него на плече. Бейсболку он повернул козырьком назад, на джинсах зияли дыры, белая тенниска была перепачкана землей, на ногах грубые рабочие ботинки. Пол-лица закрывали защитные очки, уши – плотные наушники, поэтому мне пришлось похлопать его по плечу, чтобы обратить на себя внимание. Он вздрогнул, хотя я старалась не напугать его, снял очки и наушники и тут же зажмурился от яркого света и звуков. Мы стояли под палящим солнцем среди клумбы с лилиями. По лицу Фреда струился пот.

Он смотрел на меня удивленно и даже сердито. Фред из тех людей, подумалось мне, кто все раскладывает по полочкам: работу – отдельно от любви, секс – отдельно от сна. А я все смешала. Вот он и злится.

– Привет, – вопросительным тоном произнес он.

– Привет. – Я коснулась губами его влажной щеки. – Прости. Меня попросили срочно разыскать тебя. С тобой хотят поговорить, хотя я и объясняла, что это ни к чему.

– Прямо сейчас? – устало уточнил он. – У меня работа в разгаре. Не хочу отвлекаться.

– Я не виновата, – поспешила оправдаться я. – Извини, что втягиваю тебя в свои дела.

Он ничуть не смягчился.

– А что стряслось?

Я коротко перечислила утренние события, но и они оставили его равнодушным. Такие, как он, на вечеринках танцуют с одной девушкой и при этом глазеют по сторонам в поисках других, посимпатичнее. Сейчас Фред посматривал на Олдема, который переминался вдалеке, у дома.

– ...И она посоветовала мне пожить у кого-нибудь.

Последовала пауза, я уставилась на Фреда в упор. Мне хотелось, чтобы он пожалел меня, посочувствовал, сказал, что я могу жить у него, сколько понадобится, если захочу. Я ждала, что он обнимет меня, успокоит, скажет, что он всегда будет рядом. Но его лицо оставалось непроницаемой маской. О чем он думает, я не знала.

Внезапно он перевел взгляд на мою грудь. Я вспыхнула от унижения, во мне зашевелился гнев.

– Я... – начал он, осекся и огляделся. – Ну ладно, пусть спрашивает. Но мне нечего сказать.

– И еще одно, – заявила я неожиданно для самой себя. – Думаю, нам надо расстаться.

Его бегающие распутные глаза замерли, выражение лица стало растерянным. Он уставился на меня. На виске запульсировала вена, по щекам перекатились желваки, зубы сжались.

– Это еще почему, Зоя? – выговорил он ледяным тоном.

– Всему свое время.

Он снял с плеча секатор и положил его на траву.

– Ты решила порвать со мной?

– Да.

Его красивое лицо залил густой румянец. Глаза наполнились могильным холодом. Он беззастенчиво обшарил меня взглядом, будто манекен в витрине, – казалось, он решает, стоит покупать меня или нет. Наконец его губы презрительно дрогнули.

– Что ты из себя строишь? – процедил он.

Я смотрела на его потное лицо и прищуренные глаза.

– Мне страшно, – объяснила я. – Мне нужна помощь, а от тебя ее не дождешься.

– Тварь! – выпалил он. – Назойливая дрянь!

Я повернулась и пошла прочь. Надо просто поскорее уйти куда-нибудь в безопасное место.

* * *

Ее волосы уныло свисают на плечи. Голову не мешало бы вымыть. Пробор темный и сальный. За последнюю неделю она сильно постарела. От крыльев носа к углам рта пролегли морщины, под глазами – темные полукружия, на лбу вертикальная складка, словно она целыми днями хмурится. Кожа кажется больной, слишком жирной и бледной. Серьги она не надела. На ней старые брюки из хлопка – пожалуй, оттенка овсянки – и белая рубашка с короткими рукавами. Брюки болтаются на ней, они измяты. На рубашке недостает пуговицы. Машинально она грызет ноготь среднего пальца правой руки. Часто оглядывается, но ни на ком не задерживает взгляд. Иногда моргает, словно у нее двоится в глазах. И все время курит, одну сигарету за другой.

Во мне нарастают ощущения. Я сразу пойму, когда буду готов действовать. И узнаю, когда будет готова она. Это вроде любви – ее замечаешь мгновенно. Она очевидна. Уверенность наполняет меня, придает силы и целеустремленности. А она съеживается и слабеет. Я смотрю на нее и думаю: это сделал я.