Текст книги "Экстаз"

Она почувствовала, что сейчас заплачет.

– Чарлз! – воскликнула ома. – Зачем вы так говорите? Ведь вы никогда не любили меня.

Он вздохнул.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, Рейвен. Я испытывал к вам глубокие чувства. – Он наклонился в ее сторону. – И если бы вы сами…

В его голосе была неподдельная печаль, и глаза у нее наполнились слезами.

– Чарлз, – произнесла она, с трудом превозмогая рыдания, – простите, если поступила не так и невольно причинила вам боль. Я не хотела, видит Бог…

Сняв перчатку, он склонился еще больше и коснулся ее щеки, влажной от слез.

– Я верю вам, – сказал он.

– Спасибо, Чарлз.

Он откинулся на спинку сиденья, тщетно пытаясь разглядеть ее лицо в темноте кареты.

– А теперь вы замужем за известным содержателем игорного дома.

Его голос вновь звучал холодно и твердо.

– Я уже говорила… – Рейвен отерла с лица слезы. – Говорила, что испытываю к Лассетеру огромную благодарность. Он поступил исключительно благородно. Что, как я теперь знаю, вообще в его натуре… Помогать ближнему… Келл не заслужил вашего гнева, милорд. Если он еще переполняет вашу душу, обратите его на меня.

Холфорд снова тяжело вздохнул.

– Этого я не могу, дорогая. Вы растопили его… И вы страшно пострадали. Как я хотел бы – но что теперь говорить, – чтобы тогда вы обратились за помощью ко мне!

– Ох, Чарлз… тогда у меня не было выбора.

– Пожалуй, вы правы… Что ж… остается отвезти вас домой.

– Чарлз…

Она замолчала, не решаясь высказать ему свою просьбу.

– Говорите, Рейвен.

В голосе звучала несвойственная Холфорду мягкость, и Рейвен решилась.

– Не нужно отвозить домой, Чарлз. Лучше проводите меня туда, куда я намереваюсь поехать.

– Куда же?

– В клуб «Золотое руно». – Она поторопилась продолжить: – Я призналась вам, что испытываю чувство благодарности к Лассетеру и ощущаю свой долг перед ним. Но сейчас он попал в тяжелое положение… из-за меня, Чарлз. Вы знаете, о чем я говорю. Ваши обвинения приводят его к финансовому и общественному краху. Если бы вы удостоили его клуб своим недолгим присутствием, то многие недоразумения мгновенно бы рассеялись и самого Лассетера перестали бы подозревать в нечестности. Пожалуйста, ради меня, Чарлз, сделайте то, о чем я вас прошу.

– Но, дорогая… Вы забыли, видимо, что я не играю в азартные игры. Это мне несвойственно.

– Умоляю, сделайте исключение. Если у вас какие-то затруднения, я поставлю за вас… Несколько тысяч фунтов вполне достаточно… И если вы проиграете их открыто, при всех, с присущим вам достоинством…

– Что за глупости! Мне не требуется ваша денежная помощь. Слава Богу, я могу себе позволить потерять несколько тысяч фунтов.

– Значит, согласны? О, Чарлз, как я вам благодарна!

Он вздохнул. На этот раз с досадой.

– Не могу понять, как вам удалось уговорить меня заняться делом, которое мне претит. Видеть не могу всякие карты и кости!

В восторге от своей победы, она схватила его руку и поднесла к своим губам со словами:

– Вы спрашиваете, как мне удалось? Потому что вы оказались удивительно хорошим, великодушным человеком, который понимает, где добро, а где зло…

В полуночный час Сент-Джеймс-стрит была полна народу. Это были по преимуществу праздные гуляки, светские щеголи, любители азартных игр. Однако лишь немногие из них входили в двери «Золотого руна». Это поняла Рейвен, как только они с герцогом Холфордом ступили на порог клуба. И она утвердилась в своем мнении, когда внушительного вида мажордом провел их в игорный зал.

С чувством тревоги шла она по залу, держа герцога под руку: что сейчас будет? Как отнесется к ее появлению, да еще с Холфордом, хозяин клуба? Она могла только молиться, чтобы все прошло хорошо.

Как она и предполагала, гул, стоявший в зале, стих и все взоры устремились на вошедших. Ее глаза искали Келла – здесь ли он? – нашли, и ее беспокойство усилилось.

Келл медленно шел ей навстречу, лицо его не выражало ни удивления, ни радости, ни, слава Богу, гнева. Неподалеку от них он остановился, однако не удостоил ни герцога, ни Рейвен даже поклоном.

Напряженность повисла в воздухе: оба мужчины как бы примеривались один к другому, каждый из них оценивал силу и возможности противника.

Первой не выдержала Рейвен, решив хотя бы представить их друг другу – а там будь что будет.

– Ваша светлость, – произнесла она, – разрешите познакомить вас с моим мужем, мистером Келлом Лассетером. Келл, это Чарлз Шокросс, герцог Холфорд.

– Чем мы обязаны чести видеть вас здесь, ваша светлость? – холодным тоном осведомился Келл.

Он сделал легкое ударение на слове «честь», из чего явно следовало, что лично он подвергает некоторому сомнению свое же утверждение.

Холфорд ответил ему ледяной улыбкой, а затем начал говорить, бесстрастно, но довольно громко и отчетливо.

– Мне думается, мистер Лассетер, что я должен принести вам извинение за те безосновательные обвинения, которые высказывал по вашему адресу, а также в отношении вашего заведения. К моему стыду, мотивы, которыми я руководствовался, нельзя назвать кристально чистыми. Признаюсь, мною руководила естественная ревность по поводу того, что вы увели мою невесту прямо из-под моего носа. Однако теперь я знаю всю правду и искренне надеюсь, что вы найдете возможность простить меня.

Витиеватая речь герцога произвела сильное впечатление на Келла, который не ожидал ничего подобного, и его лицо не сумело скрыть этого. Об удовлетворении на лице Рейвен и говорить нечего.

Повернувшись к Рейвен, герцог сказал:

– Ну вот, дорогая. Вы этого хотели?

Его великодушный поступок поверг ее в изумление. Она была готова опять поцеловать его руку, но удержалась от этого, чтобы не вызывать новых слухов и сплетен.

Вместо поцелуя она одарила герцога ослепительной улыбкой.

– Спасибо, Чарлз, – тихо сказала она. – Вы один из самых благородных людей, которых я знаю.

Бледное породистое лицо Холфорда слегка зарделось, и он повернулся к Келлу:

– Вы везучий человек, Лассетер. Надеюсь, что вы будете оберегать эту женщину.

Прежде чем ответить, Келл бросил на Рейвен взгляд, в котором она прочла явное неодобрение. Потом произнес:

– Во всяком случае, буду стараться, ваша светлость.

Выполнив свою нелегкую миссию, Холфорд позволил себе немного расслабиться и огляделся.

– Не могу назвать себя игроком, – обратился он потом к Келлу, – но почему бы не испытать судьбу. Тем более если вы любезно согласитесь дать мне некоторые наставления.

Келл, наклонив голову в знак согласия, тут же подозвал взглядом находящуюся в зале Эмму Уолш и, представив ее герцогу, сказал:

– Эта дама, ваша светлость, откроет вам любые секреты игры. И поскольку вы у нас впервые, то согласно нашим правилам все сегодняшние ваши расходы клуб берет на себя. А теперь, если позволите, я поговорю со своей женой.

Оставив герцога на попечение Эммы, Келл обратился к Рейвен, и по тону его голоса она сразу поняла, что правильно определила его недавний взгляд, брошенный на нее как неодобрительный. Даже больше того – осуждающий.

– Ну и что же вы, дорогая жена, обещали его светлости, – спросил он, – в обмен на его извинения?

– Абсолютно ничего, – с вызовом ответила Рейвен.

Ее глубоко задел вопрос Келла, его издевательский тон. И это благодарность за все ее мучения – за презрительные реплики герцога, за поиски в морозной тьме его кареты, за долгое ожидание там, под пыльной полостью.

– Так-таки ничего?

Он продолжает свои дурацкие глумливые вопросы. Неблагодарное существо!

– Да, я не обещала ему ничего! – отчеканила она. – Просто рассказала ему правду об обстоятельствах нашего брака: что это отнюдь не союз по любви и что вы для меня абсолютно чужой человек, которого я никогда раньше не знала. Который спас меня не только от своего собственного брата, но и от жалкого удела отверженной. И представьте себе, сэр, оказалось, что этот презираемый вами аристократ проявил себя как благородный, великодушный человек. И он сделал больше, чем я от него ожидала. Я просила его всего лишь показаться здесь, в клубе, а он принес вам публичное извинение. Но вы… – Она некоторое время искала слова. – Вы даже не поблагодарили его. Хотя бы кивком головы. А между тем я почти уверена: его появление и то, что он сказал, спасут ваш чертов клуб!

Она повернулась на каблуках и отошла.

Верно, черт возьми: он не хочет выказывать благодарность этому треклятому аристократу! Никому из них! Все они одним миром мазаны, на один покрой! Да кто они такие в конце концов, что от одного их слова, от их присутствия зависят судьбы людей игорных домов, даже стран! Как это унизительно, как мерзко!..

Что же до Рейвен, до его так называемой жены, всюду сующей свой нос… Как смеет она упрямо вторгаться в его дела, нарушая объявленные им запреты!..

Невольно он поискал ее глазами и увидел, что она стоит рядом с герцогом у игрового стола.

Рядом со своим герцогом… С его, Келла, соперником…

Он непроизвольно сжал кулаки. Внезапно пробудившаяся в нем ревность удивила его самого. И хотя ему было неприятно признаваться даже самому себе, оно грызло его, это тягостное, досадное чувство.

Ну почему, собственно, она находится так близко от этого надменного типа? Он и извинения приносил с презрительной миной на своей вытянутой физиономии. Любопытно, с какой физиономией он лег бы в постель к Рейвен, не случись в тот день того, что случилось?..

Мысль о такой возможности разозлила его, но и возбудила. Он представил… нет, не герцога, а ее – Рейвен – стройное тело, налитые груди, длинные ноги… Он, Келл, знал все это – видел, прикасался. Он не хочет, чтобы кто-то другой…

Усилием воли он отогнал эти мысли, заставил себя успокоиться. Что это с ним? Так недолго и сравняться со своим братом. Тем, по всей видимости, владели похожие чувства – вожделение, злость и ревность… Ревность, злость и вожделение…

Неужели старший пойдет по стопам младшего?..

Рассеянно наблюдая за игрой на столах, Рейвен ни на секунду не расставалась с ощущением, что Келл не сводит с нее глаз. Она и сама время от времени поглядывала в его сторону.

Бунтарь. Одинокий мятежник… Даже здесь, где немало людей, казалось, что он совсем один, а вокруг него пустыня…

Немудрено, что его не принимают и сам он не может влиться в общество, которое, как и любое другое, отвергает тех, кто не признает его правил, демонстрирует равнодушие, а то и антипатию к его членам. Для них он – белая ворона, вот он кто… Это неприятно и ей тоже…

Так что же она не может отвести глаз, отлепить свои мысли от этого неприятного человека? Красивого, смелого, решительного, немного загадочного. И такого одинокого, что сердце просто сжимается…

А что, если в глубине души, в тайниках сердца она чувствует себя тоже белой вороной? И тоже знает, что такое одиночество. Или оттого, что он, в сущности, отверг ее как женщину? Но ведь и она принимала участие в этом решении. Согласилась с ним, находя в нем положительные стороны: возможность ощущать себя свободной в чувствах и поступках. Разве она хотела не этого?..

В очередной раз взглянув на Келла, она на мгновение замерла: рядом с ним стояла Эмма Уолш, их головы чуть ли не касались друг друга. Он улыбался ей открытой дружеской улыбкой, которую Рейвен на его лице никогда еще не видела.

Она так углубилась в свои невеселые мысли, что не заметила, как к ней подошел Джереми Вулвертон.

Он уже некоторое время стоял возле нее, следя за направлением ее взгляда, и наконец сказал:

– Будь я на месте мисс Уолш, я бы поостерегся. У тебя такой вид, словно ты собираешься выцарапать ей глаза.

Рейвен не сразу вернулась к действительности и вырвала из сознания картины любовного счастья Эммы и Келла.

– Вы только появились здесь, Джереми? – спросила она, не узнавая своего собственного голоса.

– Да, – ответил Джереми. – И знаешь, уже успел услышать о том, что Холфорд принес публичные извинения Лассе-теру. Никогда бы не подумал, что такое возможно. Конечно, ты была режиссером этой сцены.

– Я только умоляла его прийти сюда.

– Чудеса, да и только. Ну и как твой Келл? Доволен?

– Надо знать Келла! Он посчитал поступок герцога нарочитым актом благотворительности. Рассчитанным на публику.

– Но ведь именно это и нужно было. Чтобы изменить ее мнение.

В глазах Рейвен мелькнуло отчаяние.

– У Келла своя гордость. Что с этим поделаешь?

Джереми согласился кивком головы. С этим действительно ничего не поделаешь.

– Тебя-то хотя бы поблагодарил этот гордец?

Тоном, в котором сквозила безнадежность, Рейвен ответила:

– Со мной он вообще не хочет иметь ничего общего. Все, что я делаю, его не устраивает.

Умудренный ранним жизненным опытом, Джереми понял жалобу в одном определенном смысле и, бросив на Рейвен проницательный взгляд, изрек:

– Насколько я понимаю, ты расстроена тем, что любовные интересы твоего мужа находятся вне вашего дома.

Рейвен, не глядя ему в глаза, откровенно ответила:

– Я знаю, что не должна позволять себе расстраиваться. Ведь мы заключили настоящий брак по расчету и по его условиям муж имеет полное право иметь любовницу и даже целый гарем.

– А жена?

– Жена тоже вполне свободна. Если она этого хочет.

Джереми улыбнулся.

– Глядя на тебя, дорогая, – сказал он, – я не могу ни на минуту усомниться в том, что, стоит тебе захотеть, и все на свете Лассетеры будут у твоих ног.

Картина, нарисованная ее собеседником, была приятна, однако действительность намного печальнее. С этой мыслью Рейвен опять устремила взор на Келла, продолжавшего находиться в отдалении, и поймала его ответный – недовольный, даже осуждающий – взгляд. В чем дело теперь? Он все еще не может простить ей появление герцога Холфорда или, быть может, его недовольство направлено сейчас на другого представителя высшего общества – бесшабашного, всегда приветливого Джереми? Если так, почему бы не подразнить его немного? Если он позволяет себе вести интимный разговор при всех с Эммой Уолш, почему бы ей, Рейвен, не проделать то же самое с ее другом Джереми?

Она повернула к нему голову и одарила его приветливой, обворожительной улыбкой.

– То, что вы сейчас говорили, понравилось мне, – игриво сказала она. – Не могли бы вы дать несколько дельных советов, как привлечь мужа к ногам жены?

Он рассмеялся.

– Не думаю, что тебе нужны учителя или советчики. При твоем успехе в прошлом сезоне…

– Честное слово, не знаю, почему так получилось.

– Именно потому, что не знаешь, дорогая. Это означает, что ты предельно естественна. И если прибавить к этому твою привлекательность…

Она замахала руками.

– Не надо больше, Джереми! А то я совсем задеру нос.

– Хорошо, умолкаю. Но если ты спросила серьезно, то легкая игра в соблазнение не противопоказана и с мужем. – Он посмотрел в сторону игроков. – Пойду-ка посмотрю, как там Холфорд, не проигрался ли в пух и прах.

Джереми направился к игровому столу.

Оставшись одна, Рейвен, к ее собственному удивлению, всерьез задумалась над полушутливым советом, который ей дал на ходу ее видавший всяческие виды приятель.

Хотя воспитывалась она отнюдь не в строгих правилах, но все же усвоила ряд простых нравственных наставлений, которым старалась следовать. Среди них были такие, что не позволяли прибегать к обману, особенно если это касалось чувств. С другой стороны, за время пребывания в Лондоне она окунулась в атмосферу, достаточно густо пропитанную обманом, ложью, открытым и подспудным недоброжелательством, лицемерием и уже не была той доверчивой, наивной девушкой, мечтавшей о призрачном возлюбленном. Не говоря уже о том, что теперь она стала женщиной, и, насколько поняла, женщиной, желанной для многих мужчин… Кроме одного. Если он, конечно, не притворщик. Впрочем, зачем ему притворяться? Напротив, судя по его поведению в обществе, это человек излишне прямой и откровенный, себе во вред…

О чем они так долго могут разговаривать? – подумала она, глядя на Келла и Эмму, которая звонко рассмеялась в ответ на какие-то его слова. И он смеялся вместе с ней. Нет, Рейвен не помнила, чтобы хоть один раз он сказал ей что-то смешное, пусть совсем банальное, но что-то, вызывающее у нее веселый, непринужденный смех…

«Стоп! – сказала она самой себе. – Да ты просто ревнуешь его. Глупо, идиотски ревнуешь. Тебе должно быть стыдно перед собой». Однако руки ее сжимались в кулаки, она уже не могла устоять на месте и двинулась туда, где находился Келл. Прежде чем поняла, что происходит, она уже стояла перед ним и говорила сквозь сжатые зубы, не узнавая своего голоса:

– Могу я отвлечь вас на пару слов, многоуважаемый супруг?

Келл приоткрыл рот от удивления, приветливая улыбка застыла у Эммы на губах. Она вопросительно взглянула на Келла, тот кивнул, и Эмма с легким поклоном удалилась.

Не давая Келлу возможности обрушить на нее свое негодование, она сразу же заговорила:

– Вы считаете разумным, сэр, афишировать при всех свои любовные отношения, нарываясь на явный скандал, новые слухи и разговоры?

Он со спокойным удивлением смотрел на нее. Потом так же спокойно произнес:

– Я понятия не имел, что вас могут беспокоить мои отношения с женщинами.

– Они и не беспокоили, пока не стали такими явными, что выходят за все рамки!

– Если вас так волнует вопрос о приличиях, леди, не лучше ли нам продолжить разговор не здесь, в зале, а где-нибудь в другом месте?

– Отлично, – ответила она, видя краем глаза, что на них уже стали обращать внимание. – Что вы предлагаете?

Он отвесил ей глубокий насмешливый поклон.

– Встретимся наверху, в моем кабинете. Полагаю, вы знаете туда дорогу. До встречи, леди…

Глава 14

Она ожидала его довольно долго. Так по крайней мере ей казалось. Огонь в камине почти погас, она добавила угля и стояла перед разгоравшимся пламенем, грея руки и спрашивая себя, что это на нее нашло. Что за сцены она устраивает? Вправду ли она хочет вести разговор о любовных делах своего мужа? И тем самым признаться самой себе и дать понять ему, что ею руководит ревность?

Дверь кабинета почти беззвучно отворилась и так же закрылась. Рейвен повернулась от камина и столкнулась глазами с прищуренным взглядом Келла. Она уже начала жалеть, что сорвалась и затеяла все это. К чему?..

– Надеюсь, вы не замедлите честно объяснить мне, дорогая жена, причину столь странной вспышки с вашей стороны?

Голос был, как и прежде, спокойный. Даже участливый.

– Это была не вспышка, – ответила она. – Скорее жалоба.

– И на что же вы жалуетесь?

Так мог бы спросить врач.

– На вашу неучтивость, – не сразу ответила она и тут же поправилась: – Нечуткость… Разве не унизительно для любой так называемой жены смотреть, как ее муж флиртует на глазах у всех людей с другой женщиной?

– Если бы вы, дорогая, сразу послушали моего совета и покинули клуб, вам не пришлось бы наблюдать эту отвратительную картину.

С этими словами он направился к Рейвен, и она вся напряглась. Однако он всего-навсего наклонился к камину и помешал там угли.

– Вы нарочито любезничали с вашей возлюбленной перед моим носом, – повторила Рейвен, – и я этого не могла стерпеть. В конце концов, существуют ведь правила приличия.

В его глазах она прочла насмешливый вызов и поспешно добавила:

– Вы же сами говорили, нам следует создавать впечатление, что у нас самый настоящий брак. А на виду у всех вожделение к другой женщине создает у людей совсем другое впечатление.

– Мне хотелось бы думать, леди, – раздраженно растягивая слова, ответил Келл, – что вы не воображаете, будто я собираюсь вести жизнь монаха. Я не давал обета сохранять целомудрие. Это не было частью нашей сделки.

– Конечно, нет. Но разве нельзя делать это так, чтобы не возбуждать общественное мнение и не оскорблять вашу жену?

– В этом смысле вы мне не жена.

– А вы мне не муж! Но ведь я не веду себя подобным образом. Так что же мне остается?

Он гневно уставился на нее.

– Что остается, черт возьми? Выполнять обязанности жены! Если не хотите, чтобы я искал удовольствия с другими женщинами, занять их место!

Рейвен почувствовала, что уже перестает понимать, чего хочет каждый из них от другого. Они вертятся в каком-то замкнутом круге.

– О чем вы говорите? – недоуменно спросила она.

– О том, что ты сама должна думать, в качестве кого доставить мне удовольствие… Наслаждение… Как любовница… возлюбленная… или как жена, для которой это является непременной обязанностью. Долгом.

Их взгляды встретились и потонули друг в друге без всякой надежды вынырнуть на поверхность.

– Итак, дорогая, – прервал молчание Келл, – ты согласна стать моей женой? И не на один раз.

Согласна ли она? Рейвен попыталась ответить себе на вопрос. Да, она хочет близости с Келлом, нечего это отрицать. Но возможно, еще больше хочет она не пустить его в постель к Эмме Уолш. Хотя кто может поручиться, что он не совместит?.. Нет, она не допустит! Сделает так, чтобы он и не думал о другой женщине. Впрочем, как она добьется этого?..

– Хорошо, – пробормотала она еле слышно.

– Вы что-то сказали, леди? Я не понял.

– Я сказала, что согласна.

Он медленно окинул ее взглядом с головы до ног.

– Согласна удовлетворить мое вожделение? Мою страсть?

– Да! Да! Не понимаю, зачем повторять, если и так ясно, что я сказала.

Он улыбнулся.

– Совершенно верно. Нужна ясность. Ведь мы несколько меняем заключенное нами соглашение, не правда ли? Вносим новый пункт.

Она решила тоже позволить себе иронию.

– Только я с трудом могу представить, – сказала она, – что нужно делать, чтобы насытить потребности такого искушенного любострастника, каким являетесь вы, сэр.

Он снова улыбнулся: видимо, его устраивал такой ход разговора.

– Ничего, – ответил он, – ты, я заметил, способная ученица. Кроме того, у тебя же имеется учебник по сексу – та самая эротическая книга, о которой ты рассказывала. Или это роман? И, наконец, возлюбленный из твоих снов… Неужели он почему тебя не научил?

Эти слова обидели Рейвен. Она решила ничего не отвечать и лишь горько пожалела, что в какие-то минуты откровенности простодушно рассказала ему о своих снах. Разве можно доверять мужчинам такие вещи?

– Ну что же ты? – услышала она его требовательный голос. – Ведь мы только что пришли к согласию по новому пункту соглашения.

Она смешалась.

– Вы… Вы хотите прямо сейчас? Здесь?

– А почему бы нет? Здесь никто не помешает. Какие же еще условия нам нужны?

– Но…

Она не знала, что еще сказать.

– Если не знаешь, с чего начать, – сказал он уже вполне серьезным, даже мягким тоном, – начни раздевать меня.

– Вы не можете раздеться сами?

Такое наивное удивление было в ее вопросе, что он рассмеялся.

– Пожалуй, могу, – так же ласково проговорил он. – Но тогда я не получу того удовлетворения, которое ты хотела… обязалась мне доставить.

Закусив губу и кляня себя за то, что пришла сюда, за то, что затеяла весь этот разговор о любовницах, она приблизилась к нему и помогла снять верхнюю куртку. Затем сняла с него жилет, развязала шейный платок.

– Спасибо, Рейвен, – сказал он. – Теперь, пожалуйста, сними с меня рубашку. Мне будет приятно.

Мысленно махнув рукой – раз уж взялась!.. – она подчинилась. Прикосновение к его коже было тоже приятно. Это взволновало ее. С его помощью она стянула ему рубашку через голову, повесила на спинку стула и отошла на несколько шагов.

– Рейвен! – услышала она требовательный голос.

Боже, что еще ему надо?

Она оказалась права: он смотрел на нее, его чувственный рот был слегка открыт в улыбке.

– Теперь, пожалуйста, мои штаны. И не забудь, под ними нижнее белье.

Кровь прихлынула к ее лицу, она сделала глубокий вдох, словно собиралась нырнуть. Не глядя на своего мучителя, стиснула зубы и приблизилась к нему, отстегнула застежку на бриджах, потом пуговицу на нижнем белье. Рука ее натолкнулась на его напрягшийся член, который через мгновение вырвался на свободу, задев пальцы и представ перед ее глазами.

Она отпрянула как от огня. Господи! Нет, никогда у нее не хватит смелости не то что намеренно дотронуться, а даже взглянуть. Одно дело, когда читаешь о чем-то таком в книге или встречаешься в сновидениях со своим воображаемым возлюбленным. Совсем другое, когда сталкиваешься со всем этим в действительности. Тем более если действительность воплощается в таком привлекательном и желанном, но совсем чужом человеке, как тот, который сейчас столь ласково и настойчиво принуждает ее снимать с него одежду. Судя по всему, он совершенно не стесняется своей наготы и этого… что предстало во всей своей красе перед ее глазами при ярком свете свечей.

Что ей делать? Куда девать глаза? Что говорить? Если вообще нужно говорить…

Она подняла глаза вверх, к его лицу, и сказала умоляющим тоном:

– Вы глубоко заблуждаетесь, сэр, если думаете, что я знаю, как доставить вам удовольствие, которого вы хотите. Я не обладаю вашим опытом и…

Он прервал ее, направившись к столу со словами:

– Иди сюда!

Выдвинув стоявший там стул, он уселся на него и жестом пригласил ее опуститься к нему на колени, чего она не решалась сделать, потому что из его расстегнутых штанов виднелось то, что и страшило, и смущало, и притягивало ее. Помимо этого, она вспомнила о ране на левой ноге и, отводя глаза, пробормотала:

– Она уже вас больше не тревожит… рана?

На что он хвастливо, как ей показалось, ответил:

– Во всяком случае, не настолько, чтобы помешать мне быть мужчиной.

То, что она снова увидела, робко подняв глаза, всецело подтверждало его слова.

Она осторожно опустилась на его правое колено, чтобы не потревожить рану, однако он повернул ее лицом к себе и усадил на оба колена, и она, вздрогнув, сразу ощутила прикосновение его напрягшегося члена.

– «Мое тело преклоняется перед твоим», – пробормотал он строку из текста свадебного ритуала, хотя тело, похоже, и не думало преклоняться. – А ты, жена, готова ответить мне тем же?

Она промолчала, но жар, полыхавший внутри, ответил вместо нее. Она продолжала сидеть неподвижно, когда его пальцы начали умело расстегивать крючки на ее платье.

– Расслабься, – сказал он, ощущая напряженность ее тела. – Я не собираюсь принуждать тебя делать то, чего ты не захочешь.

Она не могла расслабиться. Жар тела усиливался, его источником был возбужденный мужской орган, уткнувшийся ей в ногу, и она сейчас думала лишь о том, что должно произойти: это чуть подрагивающее копье вновь проникнет в нее, заполнит целиком…

Келл наклонился вперед, легко прикоснулся губами к ее шее, к тому месту, где пульсировала жилка.

Короткая ласка вызвала у нее дрожь.

– Опусти лиф своего платья, – шепнул Келл.

После недолгого колебания она подчинилась, и он начал целовать ее грудь, прикрытую лишь тонкой сорочкой.

– Опусти и ее тоже, – сказал он потом.

Обнаженная до пояса, она продолжала сидеть у него на коленях к нему лицом, и он взглядом, пальцами, губами притрагивался к каждой частичке ее тела.

– Я забыл уже, как ты прекрасна, – произнес он чуть охрипшим голосом. – О твоей груди царь Соломон спел бы не одну песнь.

Ей было не до ссылок на Библию, ее грудь жаждала ласки. Он понял это и почти продекламировал:

– Твои соски тверды, они призывают целовать их. Ты хочешь этого?

Прикрыв глаза, Рейвен молча кивнула.

– Тогда предложи… протяни их мне.

В его голосе был ласковый приказ.

Она открыла глаза. Он пристально смотрел на нее, и в его взгляде был вызов. Она, кажется, начала понимать: он хочет, чтобы она была более активной в любви. Быть может, более агрессивной или как они, мужчины, это называют? В общем, более сластолюбивой, умелой…

Но если он воображает, что может напугать ее, то очень ошибается. И насмехаться над собой она тоже не позволит!..

Что он опять говорит?

– Ох, – услышала она его голос, но в нем не было ни насмешки, ни раздражения. Скорее легкое сожаление. – Вижу, ты не вполне подходишь на роль настоящей любовницы.

Напряжение оставило ее, появилась досада, которая исторгла из нее такие слова:

– Полагаю, мисс Уолш как нельзя лучше исполняет эту роль.

Келл смерил ее спокойным взглядом.

– Эмма знает искусство любви, – ответил он. – Но речь не о ней. Я хотел бы побольше знать о твоем порожденном фантазией возлюбленном. Обладал ли он умением доставить тебе наслаждение?

– Да, – с вызовом бросила она.

– Прекрасно. Тогда вообрази меня сейчас на его месте. Представь, что я – это он, твой возлюбленный, и предложи мне, как я просил, твои груди.

Она действительно представила, и ее с новой, еще большей силой охватила дрожь возбуждения.

Да, перед нею он, ее пират, тот, кто похитил ее сердце и душу, кто благороден, смел, красив; чьи желания она безропотно исполняла во сне и кто доставлял ей столько услады в ее скучной, печальной жизни.

Закрыв глаза, словно погрузившись в сон, она выполнила то, о чем ей было сказано: приподняла руками груди, притронулась пальцами к соскам.

Келл молчал. Она удивленно раскрыла глаза, увидела его благодарную улыбку. С этой же улыбкой он произнес:

– Теперь скажи: прошу тебя, любимый, поцелуй мою грудь.

– Келл!.. – вырвалось у нее, но он, словно не услышав ее возмущенного возгласа, повторил:

– Скажи эти слова, любимая.

– Прошу тебя… поцелуй мою грудь…

– Любимый, – подсказал он.

– Любимый.

– С наслаждением, дорогая, – ответил он удовлетворенно и, наклонившись, выполнил то, о чем она сказала.

Он касался ее груди губами, языком, даже зубами, и она не могла и не хотела противиться наслаждению, которое разливалось по всему ее телу. Погрузив руки в его густые волнистые волосы, она крепче притягивала к себе его голову.

Несколькими мгновениями позже она ощутила его пальцы у себя между ног, и новая волна дрожи пронизала ее.

– Ощути сама, – глухо проговорил он, – как ты жаждешь… как ты ждешь меня.

Она и сама это прекрасно знала, ибо и там все взывало к нему. Но Келл не удовлетворился тем, что ощутил сам. Он взял Рейвен за руку и принудил почувствовать влажность, припухлость и жар ее собственного лона, а затем проник пальцами в глубь сокровенного. Ей показалось, она теряет сознание и последние силы, она ощутила боль, из ее губ вырвался невольный стон. Как близко стоят друг к другу наслаждение и мука, мелькнуло у нее в голове.

Сколько времени длилось это ощущение, она не знала, потеряв счет минутам, часам, дням…

– Думаю, ты готова принять меня, – услышала она его слова, вслед за которыми он поднял ее со своих колен и усадил на край стола, а затем осторожно опустил навзничь. Было жестко и неуютно, но она вряд ли чувствовала эти неудобства, продолжая находиться в эйфорическом ожидании того, что должно свершиться.

Подняв все ее юбки до пояса и обнажив ноги, Келл раздвинул их и некоторое время любовался открывшейся ему картиной, как художник или скульптор произведением рук своих. Потом склонился над ней, и она, разгадав его намерение, издала протестующий звук и попыталась подняться, но он удержал ее, серьезно спросив:

– Твой призрачный возлюбленный целовал тебя в это место?