Текст книги "Чёрные цветы"

Я отлично представляла, как можно было подсесть на эту светящуюся воду, на этот странный пульсирующий ритм.

– По мне, так это даже интересно.

– Ещё бы. – Билли подкинул и поймал свою банку. – Но он стал торчать под водой по восемь часов в день, а Зак всё время твердил, что это опасно и так можно вообще заболеть.

– Он прав. – Я никогда не позволяла себе погружаться по восемь часов в день, какой бы чудесной ни была вода. Это означало самой искать неприятности себе на задницу.

От края леса отделился тёмный силуэт и пронёсся у нас над головами, за ним ещё один. Мама с Дэвидом, нервно оглядываясь, стали прикрывать свои бокалы.

– Летучие мыши, – коротко объяснил Билли. – Не бойся, не тронут.

– Они не дают насекомым захватить весь остров, – сообщила Мелинда. – А ещё, представьте себе, они ночные опылители!

– Важная часть экосистемы. – Мама улыбалась, однако всё же потрогала свою причёску: а вдруг в её волосах уже свито гнездо?

Тем временем мыши всё прибывали, одна за другой, и мы следили за их хороводом на бледном небе: удивительным образом эти охотницы никогда не сталкивались, то планируя над пляжем, то возвращаясь под своды леса. Издали их даже можно было принять за птиц, но я ни за что не пожелала бы познакомиться с ними поближе. Меня корчило при одной мысли об этих кожистых перепонках.

– На какую длину уходят эти туннели? – спросила я у Билли, с трудом отвлекаясь от летучих мышей.

– Глубоко. – Он неопределённо пожал плечами. – Роланд приволок с собой большой запас баллонов, но всё равно ему пришлось тащиться на Тортолу, чтобы их заправить по новой. Зак прям из себя выходил, потому что его дядька нырял как ненормальный. В конце концов папе пришлось вмешаться и прямо заявить, что он запрещает им погружаться.

– Молодец. А что же сказал Роланд?

– Да, считай, ничего. – Билли вздохнул. – Я-то думал, он разозлится, а он вроде как смирился, и всё. Мы и думать не думали, что он просто стал нырять один по ночам.

Я невольно потёрла руки, покрывшиеся гусиной кожей. Трудно было представить себе более опасное занятие, чем спелеодайвинг в одиночку. Вчера, когда я ныряла, со мной хотя бы был знакомый и я знала свои возможности.

И снова порыв ветра раскачал верхушки пальм. Последние мыши уносились вдаль в темнеющем небе. От барбекю пошёл аппетитный аромат углей и жареной рыбы, но даже он не мог полностью заглушить какой-то неуловимый землистый, грибной запах, доносившийся из леса.

– И однажды утром Зак проснулся и увидел, что он один, – продолжал Билли. – Роландова снаряга так и лежала возле сенота, а самого его след простыл. Папа нацепил свою и попытался его поискать, но не рискнул лезть в узкое место без акваланга. Мы вызвали полицию, те пригнали спасателей, и они всё же нашли его тело. Он застрял в туннеле, и акваланг был на нём. У них ушло два дня на то, чтобы его вытащить.

– Господи! – вырвалось у меня. – Ужас какой.

– Я видел его тело, когда его подняли, – сообщил Билли. – Он весь раздулся и посинел, и при этом улыбался от уха до уха. Я понимаю, звучит хреново, но можно было подумать, будто он увидал какую-то невообразимую красоту.

Я так нервничала, что машинально стала стучать ногой по песку. Честно говоря, сенот и сам по себе показался мне невероятно красивым. Представляю, какие чудеса могли таиться в его глубине…

– По крайней мере, он погиб, занимаясь любимым делом? – осторожно предположила я. Билли пожевал губу и ответил:

– Скорее было похоже на то, что он погиб, занимаясь тем, что не смог прекратить.

Меня пробрал озноб. Ведь я точно так же относилась к нырянию. Хотя, конечно, я никогда не стала бы делать это так, как Роланд. Да и в любом случае у меня не будет для этого времени.

– Прошу к столу! – воскликнул Кен. Рядом с ним Мелинда ловко нагружала тарелки салатом с киноа и жареной рыбой. Пахло сногсшибательно, даже от вааху Дэвида. Все разобрали тарелки и устроились кто где, и на какое-то время воцарилась тишина, пока мы набросились на нежную рыбу. Вокруг нас постепенно сгущались сумерки: ветер затих, и только факелы вспыхивали и трещали. Мне даже захотелось продлить эти минуты всеобщего умиротворения – несмотря на обширные планы на вечер.

После второй и третьей добавки и нескольких лепёшек, испечённых Мелиндой, взрослые углубились в многозначительную тупую беседу ни о чём, а нам с Билли удалось улизнуть. Закат окончательно погас, и в небе вовсю сверкали звёзды.

– Вайолет сказала мне, что Леонора уплыла, – начала я. – Я подумала, что она могла утонуть в той самой пещере у них под домом. Взяла и застряла в туннеле, как Роланд.

– Кто его знает, – ответил Билли. – До этих пещер и дела никому не было, кроме Роланда. А он вроде не говорил, что нашёл там какие-то тела.

– Почему ты решил, что Вайолет застряла здесь, а Леонора нет? – спросила я, вертя в пальцах образок. – Почему она не смогла уйти в посмертие – или куда там ещё уходят мёртвые?

– Не смогла, как мы с тобой? – Билли лукаво ухмыльнулся.

– Но мы же не вернулись призраками, – возразила я. – Почему это случилось только с Вайолет?

Это казалось мне важной частью головоломки, которую я пыталась сложить. Угодила ли Вайолет в то же ничто, куда попала и я, вот только потом очнулась призраком? Успела ли она сделать выбор на каком-то этапе пути? Или с нею вообще случилось нечто совершенно иное?

И тут из тёмных глубин моей памяти всплыло ещё кое-что. Рука, погладившая меня по голове. Девушка с длинными тёмными волосами, присевшая на край кровати. Девушка на лодке, которую я видела во сне…

– Вайолет ни разу не видела сестру после того, как умерла, верно? – сказала я. – Она сказала, что осталась одна после того, как Леонора уплыла.

– Почему бы и нет? – Билли пожал плечами. – Тебе вообще повезло добиться от неё чего-то вразумительного. Я всю дорогу пытался, как мы сюда переехали.

– Надо во всём этом разобраться, – сказала я. – Она же совсем маленькая. Если бы это была моя кузина и все мы погибли, я бы очень хотела, чтобы ей тоже кто-то помог.

Может, есть какой-то способ её подтолкнуть, освободить из ловушки и одиночества на этом острове. Но если альтернативой окажется полное ничто, как это было у меня, – станет ли ей лучше? Если даже Вайолет перейдёт к некоей следующей форме посмертия – мы-то об этом не узнаем. Но и такое вот бесконечное, одинокое прозябание – не может быть правильным.

– Ну ладно. – Билли широко зевнул. – Без обид, но у тебя осталось ровно одиннадцать дней.

– Только не говори, что ты их считаешь! – прыснула я.

Он как-то странно поперхнулся, и я порадовалась темноте, скрывшей выражение на его лице.

– Так ты поможешь мне или нет? – Я поспешила сменить тему, пока не стало совсем неловко. Он ответил не сразу.

– Конечно. Но как?

– Я пока и сама не знаю. – Я принялась крутить браслет на запястье. – Для начала постараюсь завтра встретиться с Вайолет, поиграть в прятки и задать ещё пару вопросов.

– Сойдёт за план.

– Ладно, Билл-стер, – окликнул Кен. – Самое время сворачиваться.

– Боже упаси задержаться снаружи позже восьми, – буркнул Билли, складывая свой походный стул. Стоило умолкнуть нашим голосам, и звуки ночного леса оказались на диво громкими. Жужжание, треск, шорох и писк – всё смешалось в гулкий хорал, заполнивший уши.

– Не думаю, что ты мог бы помешать гостям, если мы задержимся здесь сами вместе с тобой, – заметила я.

– Ты это папе скажи, – ответил Билли. – Чёрт, скорее бы уж уехать в колледж, как Шон. Понятно, почему он каждый раз бесится, когда приходится возвращаться.

– Осталось всего лишь несколько лет, – сказала я, понимая, что это слабое утешение. Я сама-то бесилась, стоило подумать всего о нескольких месяцах без дайвинга. Мы сложили стулья в чехлы для переноски, собрали мусор, и Мелинда вручила нам фонарики на обратный путь. Мне показалось, что где-то в чаще мигнул синий сполох, но он тут же исчез. Меня охватило желание немедленно погрузиться в сенот, в его странное пульсирующее сияние.

– До завтра, – попрощался Билли, и от его голоса, полного надежды, мне стало стыдно.

Вернувшись в дом, я воткнула в зарядное устройство окончательно севший телефон и поставила будильник на полночь. При этом я твердила себе, что мне всё равно, придёт Шон к сеноту или нет, раз ему сегодня снова было не до меня. Я пойду туда просто потому, что хочу снова поплавать, а может, и пару раз ненадолго нырнуть.

Мне почти удалось себя убедить.

Глава 14

Во сне я опустилась на глубину до ста метров и уже собиралась взять с подноса карточку, которая служила бы доказательством, что я проделала весь этот спуск. Но не успела я сжать пальцы на пластиковом квадрате, как из темной воды высунулась рука и поймала меня за запястье. Бледная, костлявая, с синими кривыми ногтями. В облаках мути замаячило лицо, и если бы я не была сосредоточена на том, что мне нельзя дышать, я бы ахнула.

Лицо было моим собственным. Только тем, которое было записано на видео несчастного случая: серое, с плоскими рыбьими глазами и кровью, сочащейся из угла рта.

Я закричала, и при виде пузырей воздуха, вылетающих из лёгких, осознала, что никогда не вернусь на поверхность. Вода ворвалась в рот, в горло, в нос. Я дёргалась, рвалась, извивалась и пиналась, но я-мёртвая не отпускала. И мы вдвоём погружались всё глубже и глубже в тёмное ничто, и я должна была дышать, должна была, хотя знала, что это меня убьёт.

И я глубоко вдохнула воду, превратившуюся в воздух, стоило мне проснуться.

Кто-то по-прежнему сжимал мою руку.

На моей постели сидела девушка с тёмными волосами и пыталась сорвать с меня браслет, подаренный Вайолет.

– Хватит! – выдохнула я, но она не ответила. Одна костлявая рука вцепилась в мой локоть, а другая терзала запястье, и я удостоверилась, что именно её я приняла накануне за маму, сидевшую у меня на кровати. Та самая приснившаяся мне девушка в лодке. Тошнотворно, откровенно давно уже мёртвая – точно как Вайолет.

Должно быть, это и есть Леонора.

И если Вайолет была страшноватой, но всё же достойной жалости маленькой девочкой, то от её старшей сестры несло откровенной жутью. Лицо превратилось в череп, обтянутый тонкой, полупрозрачной кожей. Острые, как осколки стекла, белые зубы сверкнули, когда она попыталась перекусить нитки браслета, и я с визгом откатилась. На миг она отпустила меня, но тут же навалилась снова, обдавая вонью гниющих водорослей и застоявшейся воды. Ещё месяц назад от одного моего пинка она бы улетела в другой конец спальни – но сейчас я была слаба и медлительна из-за склеенных лёгких.

Пока я пыталась снова закричать, её большие пальцы нашарили ямку у меня на горле, и мир помутнел. Она наклонилась так, что почти упиралась лбом мне в лицо. Глаза, слишком маленькие для глубоких впадин, белели, как мраморные шарики.

– Где ты нашла этот браслет? – её голос шелестел, как мёртвые листья.

Я извернулась и попыталась её укусить, но зубы мои вонзились в голые кости – пустой номер. Она даже не мигнула.

– Или это он тебя нашёл? Он сам заполз к тебе на руку, как змея? – Она мотнула головой, так что длинные пряди облепили наши лица, и я засомневалась: волосы ли это вообще? Больше они походили на водоросли.

– Вайолет мне дала, – отвечала я, вжимаясь в подушку.

– Врёшь! – прошипела она. – Вайолет никому бы его не дала!

– Мы с ней играли, – возразила я. – Может, сама у неё спросишь?

Леонора расхохоталась: жуткий хрип, от которого защёлкали её суставы. И снова костлявые руки прижали мои плечи к подушке.

– Где она? – От её зловонного дыхания у меня начался кашель, и алые капли брызнули ей на щёки.

– Не знаю, – выдавила я. – Ты хотя бы послушай меня…

Она так замотала головой, что на подушку шлёпнулась прядь водорослей-волос. Она посмотрела на них, а потом содрогнулась так, что снова защёлкали кости.

– Некогда мне тебя слушать, – прошептала она. – Что ж, давай играть, если ты так хочешь!

Что-то щёлкнуло у меня на шее, и она вихрем метнулась к двери на веранду – только взвились лохмотья от некогда белого платья. Дверь распахнулась, Леонора исчезла во тьме, а я ощупала шею. Так и есть – пропал образок.

– А ну вернись! – заорала я, хотя меньше всего хотела бы снова повстречать у себя в спальне это жуткое создание. Позабыв про сандалии, я вскочила и помчалась за нею следом. Что-то белое мелькнуло за углом моего бунгало, и я побежала в лес, прорываясь сквозь кусты и лианы.

– Отдай! – кричала я.

Луна раскрасила всё в белые и чёрные тона, и почему-то этот бег через чащу показался мне легче, чем я боялась, – растительность как будто сама расступалась у меня на пути. А впереди металась грива из волос-водорослей и шелестел издевательский смех. Я обогнула массивный древесный ствол и готова была поклясться, что он застонал, стоило мне ухватиться за него, – но всё заглушало гулкое биение пульса у меня в ушах. Я понимала, что если не остановлюсь, то выкашляю последние остатки своих лёгких, но мне был нужен этот образок.

– Стой!

Леонора остановилась на камне посреди небольшой полянки, её драное платье развевалось на сквозняке. Налетевшие жуки ползали по её телу и шее, и их голубое сияние падало на оскаленный череп.

– Ни шагу ближе! – прошипела она.

– Пожалуйста! – мой голос прервался, и дыхание превратилось в сдавленные всхлипы. – Просто верни его мне!

Лесная почва под ногами показалась мне какой-то странной. Не влажной, но податливой, как губка. Леонора принялась раскачивать образок на цепочке, и я застыла. И тут, без предупреждения, она размахнулась и бросила его мне за спину, в кусты.

– Нет! – не успела я повернуться, как земля расступилась ровно в том месте, где я стояла секунду назад. Открылся провал шириной как раз для одного человека. От густой вони у меня перехватило горло, и я отшатнулась, закашлявшись.

А Леонора пропала.

Всё ещё содрогаясь, не в силах выпрямиться, я по широкой дуге обогнула провал и подобралась к камню, на котором она стояла, но не нашла никаких следов. Ни ветка, ни листик не шелохнулись, только вонзался в уши неистовый хор насекомых.

Под ногами что-то хрустнуло, и я наклонилась, чтобы поднять свою находку. Это был грязный обрывок бумаги, скатанный в трубочку. Внутри косточка – как будто фаланга пальца. Я с визгом выронила отвратительный свёрток, но когда он упал на землю, успела заметить какую-то надпись. Содрогаясь от отвращения, я палочкой отодвинула кость и развернула листок.

Не верь Ионе.

– Ионе? – пробормотала я.

Что-то коснулось моего плеча, и я с воплем подскочила на месте.

– Тише, тише – это я. – Шон шагнул ко мне, держа перед собой раскрытые ладони. Он был в тёмной футболке и шортах, с полотенцем через плечо. – Прости, что напугал, но я шёл к сеноту и услышал, ты кричишь. Что случилось?

Мои руки невольно метнулись к шее, где положено было висеть образку, и я задумалась, можно ли ему доверять. По словам Билли, Вайолет не видел никто, кроме него, – то есть и Леонору они, скорее всего, не видели тоже. И я не знала, как Шон отреагирует на историю с привидениями – учитывая, что он не верил Билли. И хотя меня не должно было волновать, что он обо мне подумает, но я не хотела показаться ему ненормальной.

– Я… я чуть не упала в эту дыру, – сказала я. – Предполагалось, что я потеряюсь где-то по пути к сеноту.

– Я бы тоже заорал. – Шон заглянул в провал.

– Как по-твоему, что там внизу?

Он посмотрел на записку, задумчиво теребя подбородок.

– Может быть, неуловимый Иона?

– По-твоему, тут бродит ещё один призрак? – Я пожалела о своих словах, не успели они слететь с губ.

– Ещё один? – Его брови взлетели так, что я не могла решить: ему интересно или смешно? – Это Билли тебе наговорил?

Завтра я сама много чего наговорю Билли. Но сейчас мне требовалось так изменить тему, чтобы его брат не успел решить, что со мной не стоит связываться. И никакие призраки не помешают мне сегодня снова погрузиться в сенот.

– Ты ещё не передумал плавать? – спросила я. От улыбки Шона у меня пошла дрожь по всему телу.

– А зачем ещё я тебя искал?

Глава 15

Лунная дорожка вела нас через кусты, и по мере углубления в чащу я старательнее всматривалась в тени: а вдруг Леонора всё ещё здесь, следит за нами? Я так и не решила, пыталась она меня убить или защитить, она ведь бросила образок, не позволив мне шагнуть в дыру.

– Почему ты не пришёл на барбекю? – Надо было как-то отвлечься от невоспитанных мёртвых девочек. – Ты боишься дневного света? Или просто социопат?

Шон засмеялся, и что-то метнулось прочь в кронах деревьев, обрушив на нас холодную мелкую капель. Я постаралась не дрожать.

– Я не социопат. Просто я ненавижу Кена.

– Почему?

– Потому что он отец Билли, а не мой. – Шон потянул меня с тропинки в тот момент, когда луна зашла за облако. Во внезапной темноте я споткнулась, он развернулся, чтобы подхватить меня, отчего наши ноги запутались, а его руки легли мне на талию. Он очутился так близко, что я ощутила его тепло, и в голове бухнуло: «Вот оно!» Мы оба задержали дыхание.

И тут с тихим смехом Шон выпрямился, и пространство возле меня опустело, остался лишь запах – земляной, с металлическим привкусом. Парень придержал передо мной занавеску из испанского мха, и вот он, сенот: круглое зеркало в обрамлении голубого света. Прямо из моих снов – вот только все мои сны были кошмарами.

Я направилась сразу в воду, и в груди у меня щемило так, словно я вернулась домой из долгого путешествия, хотя прошло чуть меньше суток. Я всё ещё не пришла в себя после встречи с Леонорой, но медленное биение воды постепенно изгоняло напряжение, унося его прочь. Не знаю почему, но здесь я чувствовала себя в безопасности.

Шон задержался на берегу, чтобы вынуть что-то из карманов и снять футболку. Его кожа отливала мрамором в лунном свете, а плоские грудь и живот посрамили бы любую статую.

– Я не знала про Кена, – сказала я, отплывая к середине. – Билли ничего не говорил.

– И почему я не удивляюсь? – мрачно рассмеялся Шон.

– Отчимы – это полный отстой, – сказала я. – Дэвид возомнил, что может запретить мне нырять. Как будто он получил право решать за меня только потому, что подписал с мамой какую-то бумагу. Я-то её не подписывала.

– Полностью тебя понимаю. – Шон поднял ладонь, и на неё тут же опустился жук, ровно взмахивая крылышками.

– Эти жуки очень красивые, только когда они меня касаются, у меня мороз по коже, – призналась я.

Он подтолкнул жука, и тот чаще замахал крыльями.

– К ним просто надо привыкнуть.

Я засмеялась, но он не ответил, и я растерялась: что сказать? Шон лёгким щелчком отправил насекомое в неровный полёт, а сам шагнул в воду.

– А твой родной отец с тобой общается? – спросил он.

– Скорее нет, чем да, – мне стало неловко от того, как предательски дрогнул мой голос.

– То есть? – Он подплыл ближе.

– Это долгая история. Тебя утомят неприятные подробности.

– Я никуда не спешу. – Он опять обезоружил меня своей ослепительной улыбкой, и хотя обычно я не люблю делиться с посторонними историей разрыва с отцом, сейчас она почему-то не казалась мне такой болезненной. Может, это тоже благодаря действию воды?

– Мои предки только и делали, что ссорились, – начала я. – Это одна из причин, почему я стала нырять, просто чтобы уйти от шума и хаоса. У нас был свой бассейн, но не настолько глубокий, и я начала ездить на побережье – если это кажется понятным.

– Вполне, – подтвердил Шон.

– Однажды отец совсем съехал с катушек, обнулил их общий с мамой счёт в банке и свалил, – продолжала я. – И плевать ему было, на что мы будем есть, платить за дом, вообще всё. Потом где-то через год он вдруг решил извиниться и пожелал с нами поговорить. Не вернуться. Просто потрепаться по телефону таким тоном, будто ничего особенного не случилось.

Взгляд Шона потеплел.

– Вскоре после этого умерла моя бабушка, – сказала я.

– Вы были близки?

Я кивнула, не в силах говорить. Она была одной из причин моей одержимости собственной смертью. Мне казалось, я могла бы её увидеть.

– И поскольку это была его мама, он явился на похороны. Он спросил, может ли остановиться у нас на пару дней, и мама сказала «да». И вот он спал на диване в гостиной, а мы с мамой ходили на цыпочках всё это время, и она вела себя с ним добрее некуда… потому что, как мне кажется, мы обе надеялись: может, он так и останется?

Чтобы Шон не увидел, что глаза мои полны слёз, мне пришлось перевернуться на спину. Из глубины поднималось тёплое течение, а пульсация воды замедляла, успокаивала мои мысли.

– Но он не остался, – продолжала я. – Он сел на самолёт и вернулся в Сиэтл.

– Сочувствую, – пробормотал Шон.

Я перестала сдерживаться и позволила слезам стекать из уголков глаз по щекам.

– Он просто не мог удрать из Флориды куда-то дальше на континент – у него там даже знакомых не было. Это просто было откровенное бегство от нас.

– Посмотри. – Губы Шона как-то внезапно оказались возле моего уха, и я вскинулась, торопливо ополаскивая лицо и готовая утонуть от смущения. А он показал на воду, где тонкие серебряные нити расплывались прозрачной дымкой. – Это твои слёзы.

– Я не хотела… в смысле, я не… – Я вытерла нос и заморгала.

– Всё хорошо. – Он поймал в горсть серебряные завитки. – Остров не сердится, когда ты грустишь.

Я то ли рассмеялась, то ли разрыдалась в ответ, но что-то в этой воде превращало мои слёзы в серебряные завитки и заставляло чувствовать себя в безопасности и не одинокой. Любимой. Моё сердце постепенно сравняло свой ритм с пульсацией воды в сеноте.

Чтобы унять резь в глазах, я плеснула в них водой.

– Итак, а теперь ты не хочешь рассказать мне что-нибудь депрессивное о своём отце?

– Ну уж нет, спасибо, – рассмеялся Шон. – Может, лучше поныряем?

Я кивнула, радуясь возможности отвлечься, и начала прокачивать воздух сквозь лёгкие. Это по-прежнему казалось невероятным – дышать настолько свободно. Ещё десять минут назад я бы билась в агонии, но сейчас снова стала другим человеком. Или, скорее, тем человеком, которым я была до несчастного случая. Ах, как же мне не хватало этого человека! Шон тоже дышал глубоко и ровно, и вскоре мы оба были готовы к погружению.

Я показала три пальца, и он кивнул. Два. Один.

В последний раз наполнив грудь ночным воздухом, я сгруппировалась и нырнула.