Текст книги "Чёрные цветы"

Глава 12

Когда я проснулась, наслаждаясь мягкой удобной постелью, солнце уже стояло в зените. В сером предрассветном сумраке я на удивление легко отыскала обратный путь. Даже тропа ничуть не успела зарасти с тех пор, как вчера мы с Билли обновили её на пути домой. Ни один сучок не вцепился в одежду, ни одно насекомое не село на голову. Лёгкие по-прежнему болели – боль вернулась, стоило мне выйти из сенота, – но не хуже, чем накануне, – и я сочла, что погружение мне не навредило. А может, даже пошло на пользу.

Я повернулась на бок и охнула, глянув на часы. Половина двенадцатого! Мой внутренний будильник исправно поднимал меня в шесть утра, независимо от того, как поздно я легла перед этим. Но теперь, похоже, у меня внутри вообще всё стало неисправным. С обречённым вздохом я пошевелила пальцами ног и закинула руки за голову, снова и снова прокручивая в памяти ночное погружение. Сопротивление прохладной воды, лучистое сияние, необычный и завораживающий ритм. Неподвижность у меня внутри была сродни неподвижности воды. Полное отсутствие боли. Соприкосновение наших с Шоном пальцев.

И тут я подскочила от внезапной судороги и принялась кашлять, едва успевая перевести дух между приступами. Девственную белизну постели запятнали алые капли, и я зажала рот руками. Из носа и глаз текло, и я никак не могла как следует вздохнуть. Приступ длился целую вечность, а с ним пришла суровая правда. Мне не стало лучше. Ни на самую малость. И теперь, в беспощадном свете дня, это казалось немыслимым: как я вообще умудрилась нырнуть так глубоко со своими едва живыми, саднящими лёгкими. Может, это мне приснилось?

Но подушка всё ещё не просохла.

Восстановив наконец способность закачивать в тело кислород, я старательно вытерла лицо бумажными салфетками, выплюнула в туалете кровавый сгусток и, тщательно смыв его водой, поплелась на кухню, чтобы попить.

Снаружи розовый оттенок цветов насытился до оттенка фуксии, а кое-где стал откровенно пурпурным. Бабочки таких же цветов порхали между соцветиями, и я подумала: они что, вылупились все одновременно? Каким-то невероятным образом запах цветов стал ещё гуще и приторнее, но всё равно отдавал горечью.

«Ааа-ди-ди-ди!» – заливались птицы.

На моё голое плечо опустилась ядовито-малиновая бабочка, и по коже почему-то побежал холодок. Осторожно, чтобы не помять нежные крылышки, я смахнула её, и она упорхнула под качающиеся ветки.

На кухонном столе лежала записка, торопливо накорябанная мамой:

Отплываем на лодке с Кеном. Ты точно проснулась, когда предложила плыть без тебя? Неужели ты стала такой засоней? Вернёмся к обеду, надеемся на улов. Люблю тебя!

Внизу она пририсовала женскую фигуру с сердечком на весь торс. Этот неуклюжий жест порадовал меня и прогнал неприятный озноб.

После нескольких асан йоги, дыхательных упражнений и приличного сэндвича с курятиной я переоделась в купальник и шорты. Набрала в бутылку воды, накинула на плечо полотенце и прихватила книгу об острове Евлалии. Спускаясь по лестнице к пляжу, я смогла полюбоваться, как сверкает под лёгким бризом поверхность океана. Сегодня было немного прохладнее – превосходный день для морской прогулки. Но сколько я ни всматривалась в горизонт, так и не заметила лодку с мамой и Дэвидом. Я надеялась, что им весело без меня и что они не будут спешить возвращаться.

Океан шептал и манил, однако моим лёгким требовался отдых после вчерашнего. Я расстелила полотенце в тени пальмы и погрузилась в первые главы, посвящённые жестокой колонизации и торговым путям в Карибском море. Было неприятно читать про геноцид, угнетение местных жителей и рабство, процветавшее на всех окрестных островах, особенно с учётом того, что насаждавшие его люди прославлялись в школах как герои нации.

То ли из-за небольших размеров, то ли из-за трудностей навигации в этих водах остров Евлалии так и не был колонизирован, и ни в одном архиве не удалось найти исторических или археологических сведений о его коренном населении.

Оставалось лишь удивляться тому, что за тысячи лет никто не поселился на этом клочке суши с отличным пляжем и сенотом, полным чистой пресной воды.

В местной акватории учёные обнаружили странные, чрезвычайно неустойчивые магнитные поля, сбивающие с толку навигационные приборы, отчего суда начинали двигаться по бесконечной спирали. В совокупности с сильными течениями, резкими сменами погоды и необычно высокими волнами высадка на остров, как правило, связана с серьёзными трудностями.

В точности как недавно сказал Билли: остров словно сам не желает, чтобы на нём жили люди. Услышь я что-то подобное неделю назад – подняла бы этого человека на смех. И с научной точки зрения это звучало как полная чушь. Потому что остров – не более чем кучка скал, песка и пальмовых рощ посреди океана – и не может решать, кого пускать на свои берега.

Однако по необъяснимой причине я не воспринимала больше остров Евлалии как просто кучку камней, песка и пальм. Ночью Шон сказал, что я понравилась острову, и мне ужасно хотелось, чтобы это было правдой – какой бы чушью ни казалось.

Или просто дело в том, что я снова страдаю от обезвоживания. Обречённо вздохнув, я открутила крышку на бутылке с водой и ополовинила её, прежде чем вернуться к чтению. Через несколько страниц я нашла репродукцию с карандашного наброска белокурой девочки с обложки. Она сидела на толстой ветке дерева, одетая в свободную рубашку и поношенные мужские брюки. Наверное, одежда досталась ей от матросов, высадившихся на острове. Миловидная и совсем юная, несмотря на странные белые волосы, – ей явно было не больше семнадцати лет.

Портрет Евлалии, выполнен И. Бурком, лето 1762.

Что-то мелкое ударило меня по затылку и упало на полотенце. Блестящий чёрный орешек. Я заложила страницу ленточкой, оставленной Мелиндой, и выпрямилась.

– Билли?

В ответ ветки ближнего куста затряслись и зазвенел детский смех.

– Стой! – Я мигом вскочила и натянула шорты. – Не убегай!

– Ты водишь! – беспечно ответили мне.

– Нет, я не хочу играть… я просто хочу поговорить. – Я схватила с земли шлёпанцы и ринулась в ставшие неподвижными кусты, позабыв про полотенце и книгу.

– Девочка? – окликнула я. – Ты здесь?

Нет ответа.

– Пожалуйста, не убегай! – Я надела шлёпанцы. – Ну хорошо, давай поиграем, если хочешь. И я буду водить. До скольких мне считать?

Из куста лимонно-жёлтых лилий появилась ящерица и полезла вверх по древесному стволу.

– До двадцати? – спросила я. – До тридцати?

– До двадцати одиннадцатых! – пискнула девочка и ринулась наутёк через кусты.

– Хорошо. – Я прислонилась к стволу и закрыла глаза руками. – Один… два… три…

Досчитав до пяти, я оглянулась. Хотя ветра не было и в помине, ветки кустов раскачивались гораздо сильнее, чем если бы их потревожила убегавшая малышка. Как будто сам остров участвовал в игре, помогая ей прятаться.

– Восемнадцать… девятнадцать… – я повернулась и стала пробираться сквозь густую листву. Моментально измазавшись соком, я невольно ускорила шаг.

– Двадцать девять… двадцать десять… – оказавшись на полянке, я поискала отпечатки на земле, прежде чем осмотреть кроны над головою. Там выписывали ленивые спирали сотни бабочек и прочих любителей сладкого. – Двадцать одиннадцать! Кто не спрятался, я не виновата!

Откуда-то из лесной чащи раздался вопль. Я ринулась туда, отталкивая от себя ветки, сшибая бабочек, стараясь пробиться напрямую в самое сердце острова.

– Смотри, прячься хорошенько! – крикнула я. – Потому что я вожу лучше всех!

Её хихиканье горохом рассыпалось под пологом леса, и я ориентировалась на него, пока не выскочила на узкую тропку, по которой мы вчера ехали на гольф-каре.

– Кто не спрятался, я не виновата! – повторила я.

– Ни за что меня не найдёшь! – взвизгнула она.

К тому времени, как я добралась до долины с развалинами дома Уэллсов, липкий пот стекал у меня по шее в три ручья. Я бегом спустилась к дому, но стоило проскочить в окно, заплетённое корнями, как по коже пополз холодный, пропахший мхом воздух. Из-за дома послышался сдавленный писк.

– Ага, вот ты где! – крикнула я.

Писк превратился и хихиканье, какое-то очень уж визгливое и восторженное. И не очень человеческое. Мне стало не по себе, и даже захотелось развернуться на месте и сбежать обратно на пляж. Через кухню наружу пронёсся вихрь каких-то серых лохмотьев. Но стоило мне кинуться вдогонку, как нога зацепилась за корень, которого явно не было там секунду назад – и я кубарем покатилась по земле.

– Осторожнее! – Её голос так неожиданно стал совершенно безразличным, что я остолбенела.

«Ааа-ди-ди-ди!» – заливались птицы.

Я встала, выпуталась из корня толщиной не меньше моей руки, и лишь потом смогла шагнуть в дом. Раздражающее детское хихиканье слышалось откуда-то слева, но я не смогла ничего разглядеть в той стороне.

– Плоховато ты водишь! – прошептала она.

И тут мой взгляд прикипел к серому личику: подбородок упирался в землю, а на лбу расположился здоровенный паук. И что-то в этом лице было очень, очень неправильным.

Это было лицо трупа.

При виде того, как раскрывается чёрный провал рта, я сама подавилась истошным воплем. Это было совершенно невозможным, но я ещё никогда в жизни не была так уверена в том, что вижу мертвеца. Я не обезвожена и не в бреду. И Билли не вешал мне на уши лапшу. Я играю в прятки с мёртвой девочкой.

– В… Вайолет? – Я присела на корточки, поскольку ноги меня не держали.

– Что? – Её беззубый оскал стал ещё шире.

– Как ты это делаешь? – Я снова сглотнула комок в горле. – Как будто ты… будто ты взяла голову и положила на землю. Ты ведь не можешь просто снять голову, правда?

Она буквально взвыла от хохота, а потом её голова поднялась с земли, и стали видны плечи. Остальное тело также принадлежало трупу: испачканное в земле, с обвисшей кожей, покрытой синими пятнами. Ростом она была ровно с мою кузину, отчего мне сделалось ещё страшнее. Даже подумать о том, что Грейс могла бы выглядеть вот так, казалось невозможным, и мне едва хватало выдержки, чтобы не обратиться в бегство. Честное слово: если бы я с самого начала могла бы вот так рассмотреть Вайолет, в жизни не отважилась бы гоняться за нею по лесам.

– Я спряталась на лестнице, – прошептала она, сняла паука со лба и сунула его в карман фартучка. – Смотри!

Она показывала на что-то у себя под ногами, но я не смогла двинуться с места.

– Не бойся, – продолжала она. – Мама не любит, когда мы играем на лестнице, но если не зевать, то и не провалишься.

– Твоя мама тоже здесь, на острове? – У меня заледенела спина.

– Нет. – Вайолет скорбно вздохнула. – Мама пропала давным-давно. И я почти всегда одна.

Я невольно придвинулась, всё ещё содрогаясь при воспоминании о голове без тела, но не в силах не поддаться жалости к этой неупокоенной, потерявшей маму малышке. Рядом с грязной босой ножкой Вайолет обнаружилась квадратная дыра в земле, незаметная под густым подростом. В темноту вели бетонные ступеньки. И прежде чем я успела что-то сказать, Вайолет прыгнула в дыру и пропала.

– Погоди! – крикнула я.

Из дыры дохнуло влажным воздухом с густым кошмарным запахом. Где-то глубоко внизу я услышала плеск воды.

– Игра окончена! – крикнула я. – Я тебя нашла. Пожалуйста, вылезай.

– Ты меня не осалила! – игривый голосок Вайолет был едва различим в порождённом им же эхе.

Я тёрла и тёрла глаза, пока в них не замелькали тёмные мушки, не в силах поверить, что это происходит наяву. Что мне предстоит прожить ещё две недели на острове с привидением. И хотя Вайолет скорее вызывала брезгливость и жалость, чем страх, это нисколько не улучшало положения. Не иначе как меня кто-то сглазил как раз перед тем, как я чуть не утонула.

– Аддии-дии! – окликнула она. – Иди сюда!

Стараясь не обращать внимания на рвотные позывы, я сунула голову в зловонную дыру.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я люблю подслушивать, – заявила она. – Мама говорит, что это отвратительная привычка, но мамы больше здесь нет. Ты не знаешь, как мне её найти?

Голос Вайолет удалялся, и мне пришлось наклониться ещё ниже, чтобы её услышать.

– Нет, извини, – отвечала я. – Но если бы ты вылезла, мы могли бы об этом поговорить.

– Игра не окончена, – в упрямстве Вайолет могла бы соревноваться с моей кузиной. – Ты меня не осалила.

– Давай просто скажем, что ты выиграла? – Я брезгливо всматривалась в ужасную дыру. – Я знаю, что не осалю тебя, потому что ты играешь лучше меня.

Последовало долгое молчание, потом раздался плеск воды.

– Вайолет? – окликнула я.

Нет ответа.

– Вайолет, ты не упала?

Снова молчание. Чертыхаясь, я полезла вниз по скользким ступенькам, пока не опустилась по плечи. С каждым шагом меня всё сильнее охватывал ледяной, животный ужас. Это было глупо и опасно. Вайолет уже давно мертва, и хуже этого с нею уже ничего не случится, но она слишком походила на мою кузину, и я никогда не пожелала бы Грейс ничего похожего – ни в жизни, ни в смерти. У меня не было фонарика, я даже телефон не захватила. И всё же я не могла заставить себя бросить её здесь одну.

– Держись, я иду! – крикнула я.

От паники стало тесно в груди: мне вдруг захотелось проветрить лёгкие и задержать дыхание, как я привыкла делать при погружении. Но я ведь лезла не в сенот и не могла делать этого на суше, тем более с такими истерзанными лёгкими. Вместо этого я сосредоточилась на ровном дыхании и пульсе, пока спускалась под землю, в темноту. Ногу задело что-то мохнатое, и я взвизгнула.

Где-то внизу, в темноте, громко капала и плескалась вода.

Я стиснула кулаки и силой заставляла себя делать шаг за шагом: вниз, и вниз, и вниз, пока темнота не обступила меня и стало безразлично, открыты у меня глаза или закрыты. Но вот ступеньки кончились, а тьма превратилась в серые сумерки. Я стояла на узком карнизе над блестевшей чёрной водой.

– От этой дыры жуть берёт, – голос Вайолет раздался неожиданно близко, но я лишь смутно различала её фигурку, скорчившуюся на карнизе в паре метров от меня. Ну, по крайней мере, она не свалилась в воду. – А ты храбрее Билли, – в её голосе было слышно искреннее уважение.

– Конечно, храбрее. – Пока я подбиралась к ней поближе, окружающее становилось всё более чётким. Мы оказались в пещере с низкими сводами, и по ту сторону от нас за кромкой воды начинался тесный туннель. Та тяжесть, что внушала мне ужас с самого начала, на дне зловонной дыры сделалась совсем невыносимой.

Ледяные пальцы стиснули моё запястье, и я едва успела прикусить губу, чтобы не закричать.

– Господи, Вайолет! – мне стоило большого труда не выдать свой испуг. – Это же я должна водить и тебя осалить, а не ты!

Опухшие серые ручки обхватили меня за коленки, и я невольно содрогнулась.

– Мама не велит поминать имя Господа всуе! – строго произнесла она.

– Прости.

– Да ладно. – Грязное ледяное личико прижалось к моей ноге, и я едва заставила себя не отшатнуться. – Нора говорит, что мы просто должны стараться быть хорошими. Я всегда вспоминаю о ней тут, внизу.

– Это ведь твоя сестра? – спросила я. – Леонора?

Вайолет захныкала, и от её ледяного дыхания у меня пошёл мороз по коже.

– Ты знаешь, где сейчас Леонора? – спросила я. Хотя вряд ли стоило это делать, если воспоминания о сестре приходили к Вайолет в таком жутком месте.

– Нет.

– А когда ты в последний раз её видела?

Вайолет наконец отпустила мои ноги и отодвинулась. Я машинально потянулась поддержать её, чтобы она не упала в воду, но девочка ловко вывернулась, оставив лишь грязь у меня на пальцах.

– Я не должна выдавать тебе тайны только потому, что ты меня нашла, – заявила она. – И в прятки ты не выиграла.

– Но ведь я предложила тебе считать, что ты выиграла. Ты отказалась, а потом я тебя нашла, – возразила я.

– У нас с Билли другие правила! – Её возмущённое дыхание отдавало тухлым мясом. – Это наша с Билли игра!

– Ты правда считаешь, что вы с Билли придумали прятки?

– Считаю.

– А можно узнать, сколько тебе лет? Это ведь не тайна?

Ледяные пальчики пощекотали мне руку.

– Три и семь восьмых.

– А знаешь, у меня есть кузина, и ей почти столько же, сколько тебе! – Я умудрилась не ахнуть, когда тонкие холодные пальцы снова сомкнулись у меня на запястье. – Её зовут Грейс, но она пока ничего не знает о дробях. Хотя она очень умная девочка.

– Нора научила меня дробям, прежде чем уплыла, – своё сообщение Вайолет подчеркнула горестным вздохом. – Я совсем одна, и никто меня не видит.

– Но я же здесь, – сказала я. – Правда, ненадолго. И Билли здесь тоже. Он тебя видит.

– Билли – это не Нора, – грустно возразила Вайолет. – И он не моя мама.

От этих слов у меня защемило сердце. Я не могла себе представить, каково это: остаться одной на необитаемом острове, когда тебе едва исполнилось три года. Какой бы жуткой Вайолет ни была на вид, она оставалась маленькой девочкой, не просившей для себя подобной участи.

– А как получилось, что Нора уплыла? – спросила я.

В глубине туннеля сверкнула голубая вспышка, следом вторая. Они как будто двигались к нам. Мы с Вайолет молча следили, как они плывут над водой в нашу сторону.

– Вайолет, – я попыталась снова, – как твоя сестра уплыла? Где ты была, когда это случилось?

Она не отвечала, заворожённая огоньками, медленно приближавшимися к нам и бросавшими голубые блики на потолок и наши лица. Стали видны светлые локоны, обрамлявшие мёртвое кукольное личико Вайолет. Её глаза тонули в тёмных глазницах, губы ссохлись и потрескались. Она не отрываясь смотрела на огоньки, сотрясаясь всем телом.

Внезапно свет погас, погрузив пещеру в темноту. А когда мои глаза снова привыкли к сумеркам, её уже и след простыл.

– Вайолет? – Я поспешила назад и вверх по лестнице, и это было ошибкой. Стоило мне выбраться на свет, как лёгкие мои наполнились пылью, и один приступ кашля последовал за другим. И каждая капля крови, падавшая на землю, прорастала тонкой вьющейся лозой, и я с ужасом смотрела, как они, словно черви, извиваются по пути друг к другу. Я по-прежнему не понимала, как такое возможно, но, проведя полчаса в обществе мёртвой девочки, уже могла смириться с тем, что на острове Евлалии возможно всё. И Вайолет больше не внушала мне страха, в отличие от этих тонких побегов. Я разрывалась между желанием растоптать их в пыль и вообще не прикасаться к ним.

– Перестань! – прошептала я ближнему побегу, и в ответ он поднял головку, как кобра, и выбросил пурпурный бутон. Следом за ним зацвели остальные.

«Ааа-ди-ди-ди!» – заливались птицы.

– Оставь меня в покое! Мне это не нравится, – вырвалось у меня, хотя вряд ли птицам или растениям было дело до того, нравятся они мне или нет. Пятясь подальше от жутких побегов, я вдруг обнаружила у себя на руке что-то мокрое и колючее. Криво сплетённый браслет из травы и красных ниток.

Подарочек от Вайолет.

Глава 13

Когда я вернулась в дом, Дэвид потрошил здоровенную серебристую рыбину на столе в патио. Переливавшиеся разными цветами чешуйки разлетелись по всему полу, а жирные внутренности расплывались на блюде. Он вытер лоб тыльной стороной руки, измазавшись в крови.

– Смотри, какую я поймал вааа-ху! – крикнул он, отчего я споткнулась и потеряла шлёпанец. Мои нервы всё ещё были на пределе.

– Что такое? – спросила я, пытаясь найти шлёпку.

– Ваа-ху! – Он зацепил тушку остриём ножа и поднял её, вялую и дохлую, пока мама открывала окно.

– Он так орёт всё утро. – Она снисходительно улыбнулась Дэвиду. – Эту рыбу зовут вааху. Адди, тебе плохо? Ты как будто…

Она задумалась, и я так и ждала, что наконец услышу это. «Как будто призрака увидала!» Если она так скажет, я не смогу удержаться от хохота, и вряд ли это будет нормальный смех.

– …в канаву свалилась, – закончила она.

– Обалдеть! – Я потёрла слезящиеся глаза и безуспешно попыталась придумать подходящее объяснение. О том, чтобы рассказать ей про Вайолет, и речи не шло. Она ни за что не поверит. Скорее всего, Билли прав и видеть её могут только те, кто уже умирал. И если Дэвид решил, что у меня не всё в порядке с головой, то он наверняка использует это, чтобы убедить маму запретить мне нырять навсегда.

– Мы правда будем это есть? – Я кивнула на распятую рыбу. Плоские серые глаза на отрубленной голове напомнили мне Вайолет.

– Еще как будем! – Дэвид рубанул несчастную тварь ножом по позвоночнику, и я невольно поморщилась. – Кен уже разжигает на пляже гриль, и у нас будет пикник на природе.

– С Карпентерами? – уточнила я.

– А с кем ещё? – Дэвид махнул ножом, отчего чешуя снова разлетелась по всему патио.

Ясное дело, что не с Вайолет. Мне ужасно хотелось поговорить с Билли, рассказать о том, что случилось сегодня. Но если на обед Карпентеры придут всей семьёй, то там будет и Шон. Я ощутила странный внутренний трепет.

– Как ваша прогулка? – поинтересовалась я.

– Лучше не бывает, – заверила мама. – У меня нет слов, чтобы описать, какая здесь прозрачная и красивая вода.

Это признание могло причинить мне боль, если бы я уже не успела нырнуть в ещё более чистую и красивую воду не далее как прошлой ночью. А она виновато улыбнулась и обняла меня за плечи:

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. – Плетёный браслетик стянулся у меня на руке, я вспомнила об одинокой малышке Вайолет с холодными пальчиками, лишившейся всех родных, и позволила маме обнимать меня чуть подольше.

– Ты вся в пыли, – заметила она.

– Наверное, это песок. – Я отстранилась. – Пойду приму душ перед барбекю.

– Только быстро! – сказала она мне вслед.

У себя в комнате я нашла полотенце с пляжа, аккуратно сложенное в ногах кровати, вместе с книгой про остров Евлалии. Интересно: это мама вернула мои вещи или Кен с Мелиндой побеспокоились?

Приняв душ, я принялась перебирать наряды. Это было глупо – так переживать, что надеть. Билли вообще ничего не заметит, а его брат уже встречался со мною дважды, когда я была в мокрой насквозь пижаме. Я схватила первую попавшуюся футболку, небрежно заплела волосы в косу и вернулась в патио, где мама помогала Дэвиду упаковать бренные останки убиенной им вааху в пищевой контейнер.

– Вам попалась только эта рыба? – поинтересовалась я, искренне надеясь, что это не так.

– Кен поймал красного окуня, а я сделала салат с киноа. – Мама постучала по второму контейнеру на столе. – С голоду не умрём. – Она чмокнула Дэвида в плечо и разгладила синий сарафан. Он был парным к тому, в который она была одета в день, когда я утонула, только вместо цветов его украшал лиственный узор. Прежний сарафан не подлежал стирке, не пережив испытания солёной водой и кровью.

Дэвид повёл нас вниз с горы, гордо выставив перед собой контейнер с рыбой. Примерно на полпути от нас до маяка, практически там, где я впервые встретилась с Шоном, дымило барбекю. Билли расположился на походном стуле перед раздвижным столом, где Мелинда смешивала напитки из разных сосудов.

– Рада снова видеть тебя, Адди. – Она протянула мне бокал со льдом и светло-бурым содержимым. – Хочешь смузи из банана с куркумой?

– Э… да, спасибо. – Я уселась на стул рядом с Билли и осторожно попробовала. От густого дрожжевого запаха бананов защипало в носу.

– Осторожно! – Он смешно наморщил нос. – Люди мрут от такой дряни!

– Вильям Генри Карпентер, – одёрнула его мама.

– Прости. – Он закатил глаза. – Люди правда мрут от этой шутки.

– Только не от моего смузи, спасибо тебе на добром слове. Я несколько лет оттачивала этот рецепт. – Мелинда ткнула ложкой в сторону жаровни. – Ты бы лучше присмотрел за рыбой, пока папа не вернётся.

– А где Кен? – спросила моя мама.

– У него появились какие-то срочные дела, но ничего серьёзного, он вот-вот явится. – Мелинда разрезала напополам лайм и выжала сок в остальные бокалы: судя по всему, там был налит ром с соком манго. Билли прихлёбывал из банки газировку, и я сделала вывод, что смузи достался мне одной.

После того как все взрослые попробовали прохладительное, а мама воздала должное солнечному сиянию над океаном, я подобралась к Билли, следившему за барбекю. Он ковырял лопаточкой кусок филе, готовый развалиться на части.

– Дай мне. – Я решительно отняла у него лопатку и быстро управилась с рыбой.

– Это тебя в школе ныряльщиков научили? – поинтересовался он.

– Мне часто приходилось готовить самой, когда предки разбежались. – Позабыв о предупреждении насчёт своего напитка, я отхлебнула из бокала. Вкус оказался таким резким, что обжёг мне язык, и я прослезилась, пока проглотила это пойло. Билли молча следил за мной с ироничной ухмылкой.

– Если собралась звонить 911, мне придётся бежать на маяк за спутниковым телефоном, и потом им понадобится не меньше часа, чтобы добраться сюда, – сообщил он.

– Заткнись. – Я вытерла рот рукой и сделала несколько глубоких вдохов, борясь с подступавшим кашлем. – Лучше зацени вот это, – наконец произнесла я и показала ему браслет на запястье.

– Что, сама плела? – Билли явно ничего не понял.

– Вайолет подарила. Мы играли в прятки.

Он разулыбался от уха до уха и вполголоса спросил:

– Так ты теперь мне веришь?

– Хотела бы я сказать нет, но… да. – При одном воспоминании о голове Вайолет на земле, с пауком на лбу, у меня застучали зубы. – На самом деле я думала, ты мне лапшу на уши вешаешь.

– Я привык, что меня не воспринимают всерьёз. – Он небрежно отмахнулся. – Я просто рад, что ты теперь понимаешь.

– Но Вайолет нельзя считать призраком в полном смысле слова, – сказала я. – У неё есть тело, но это ведь не делает её зомби или чем-то таким? – При этой мысли у меня скрутило живот.

По какой-то причине это помогло мне справиться с тошнотой. Зомби трёх лет от роду – звучало бы намного хуже.

– А где она пряталась? – поинтересовался Билли.

– За их старым домом есть вход в подземелье, – сказала я. – Я сама бы его не заметила, пока она…

– Стой, ты, что ли, туда спускалась? – У Билли отвисла челюсть. – От этого места меня пробирает хуже самого жуткого ужастика.

– Намного хуже, – я невольно содрогнулась, – и Вайолет тоже. Я не хотела туда лезть, но побоялась, как бы с ней чего не случилось.

Он расхохотался, не поверив своим ушам:

– Она же мёртвая! Что с ней может случиться?

– Да-да, я знаю. – Я принялась терзать образок на цепочке. – Но просто всё как-то навалилось… разом. Сама не понимаю, во что верить.

– Точняк, – кивнул Билли. – Этот остров – та ещё штучка. Вечно выкидывает какие-то фокусы. Но Вайолет – хорошая девчонка.

– Да, под этим жутким обликом из ужастика она вполне милая. – Я сама не верила, что рассуждаю сейчас о человеческих качествах мёртвой девочки, но это было так. – Хотела бы я знать, что её здесь держит.

– А вот и он! – воскликнула Мелинда. На секунду мне показалось, что речь идёт о Шоне. Сердце как-то странно трепыхнулось в груди, но тут же стало ясно, что появившаяся на пляже фигура принадлежит человеку средних лет в гавайской рубашке.

– Где твой брат? – спросила я у Билли.

Он захлопнул крышку барбекю и отмахнулся от дыма.

– Скорее всего, дрыхнет у себя.

Я застыла, не донеся до губ бокал.

– Он не придёт на пикник?

– Не-а. – Билли пнул верхушку кокоса, наполовину погружённого в песок. – Я же говорил тебе, он как сомнамбула.

Меня не должна была так расстраивать новость о том, что Шон не придёт. Мы с ним едва знакомы, и он вовсе не обязан был являться на барбекю, затеянное его родителями, только из-за меня. Но я искренне верила, что прошлой ночью между нами что-то было. Иначе с чего бы он отправился меня искать?

– Почему он всё время торчит на маяке? – спросила я.

Билли смял пустую банку, подобрался к столу и попытался стянуть коктейль, но получил от матери по рукам. Нисколько не унывая, он открыл холодильник, достал ещё две банки газировки и протянул одну мне.

– Шон злой на предков за то, что вынудили его торчать тут всё лето напролёт вместо тусни в кампусе с его тупыми дружбанами из братства. Понятия не имею, чего он так взъелся и на меня заодно, но это не новость.

– Шон состоит в братстве? – это казалось ещё более невероятным, чем то, что он оказался троллем из Сети.

– «Дельта каппа эпсилон». – Билли с треском вскрыл банку и отпил большой глоток.

– О, – только и смогла сказать я и тоже занялась банкой. Похоже, мне ещё предстояло ознакомиться со всеми слоями сложной натуры Шона. На данный момент мне было известно, что он втайне увлекается нырянием, поссорился со всеми родными, любит троллить людей в Сети и общаться с членами братства. И в то же время он показался мне восприимчивым и умным парнем. Наверное, про таких, как он, говорят, что у него на любой случай готова новая личность. И я могу только гадать, которую из них мне повезло увидеть.

– Ну что, окунь готов? – Кен приподнял крышку барбекю, а Дэвид схватился за контейнер с расчлененным вааху. Мелинда занялась тростниковыми факелами, и мы с Билли дружно переставили свои сиденья подальше от взрослых.

– И что ты нашла в той дыре за домом Вайолет? – спросил он, следя за тем, как солнце, погружаясь за горизонт, заливает небосвод оранжевой кровью.

– Пещеру, залитую водой, – сказала я, снова держась за образок. – А в дальнем конце что-то вроде туннеля. Наверное, он каким-то образом сообщается с теми пещерами, о которых ты говорил?

– Наверное. – Билли рыгнул в потрясающие оранжево-пурпурные небеса и помахал рукой перед лицом.

– Как получилось, что никто не рискует там нырять? – поинтересовалась я.

– В прошлом году у нас тут останавливался парень по имени Роланд со своим племянником. Они решили, что должны нанести на карту все местные пещеры. Папа пытался их тормознуть, но они как начали гнать волну, какие они все опытные, и махать своими корочками и дипломами, так он и отстал.

Голос Билли сделался тише, и появившиеся в нём вкрадчивые ноты насторожили меня. Солнце совсем скрылось, и с опушки налетел душный, пропитанный ароматом цветов ветер.

– Я оставался дежурить у сенота, чтобы засекать время и вообще следить, чтобы они поднялись назад, – продолжал он. – Не то чтобы мы могли их спасти в случае чего.

Я невольно поморщилась, представив, каково это: застрять где-то в паутине пещер, откуда нет спасения. Факелы мигнули под новым порывом ветра, прошедшегося по моей влажной коже с невнятным шёпотом.

– Поначалу всё было путём, – сказал Билли. – Они там понаходили всяких-разных пещер и хвастались передо мной фотками. Это правда было круто, но я в жизни бы не полез туда сам на всё это любоваться. А им, чтобы протиснуться в самых узких местах, приходилось снимать с себя акваланги. И папе реально это не нравилось.

– Звучит опасно. – Хотя для меня это не могло ничем грозить. Интересно, как далеко от сенота им удалось заплыть?

– Ага, вот к этому мы и пришли. – Билли сердито поморщился. – Этому племяннику, Заку, было лет двадцать, и он кончал школу по истории или чему-то такому, не помню. – Он заглянул в свою банку с газировкой. – Хороший парень, без дураков. Как-то даже со мной сыграл в подковы. Короче, дядька его, Роланд, всерьёз подсел на эти карты туннелей. Щёлкал без конца фотки и сидел ночами, карты по ним рисовал. Только о них и думал.