Текст книги "Весь этот мир"

Никола Юн
Весь этот мир

«Весь этот мир» – ДЕБЮТНЫЙ РОМАН, № 1 В СПИСКЕ БЕСТСЕЛЛЕРОВ NEW YORK TIMES!

КНИГА ВЫХОДИТ В 35 СТРАНАХ: Болгарии (IBIS), Чехии (JOTA), Дании (Carlsen), Голландии (Queirdo Uitgeverij BV), Германии (Dressier), Франции (Bayard), Греции (Psichogios), Израиле (Kinneret), Венгрии (Gabo), Индонезии (Penerbit Haru), Италии (Sperling & Kupfer), Корее (Wisdom), Литве (Leidykla Gelmes), Норвегии (Aschehoug), Польше (Publicat), Португалии (Novo Conceito – на бразильском португальском и Presenca – на европейском португальском), Румынии (Editura Art), России (Clever Media Group), Сербии (Urban Reads), Испании (Ediciones SM), Швеции (Bonnier), Турции (Pena Yayinlari) и др.

«Свежий, трогательный дебют».

Entertainment Weekly

«Эта волнующая история выходит за рамки обыденной жизни, в ней затронуты темы надежды, мечты и неизбежного риска, на который идет человек ради любви».

Kirkus Reviews

«Книга „Весь этот мир“ чудесна, чудесна».

SLJ

«Я прочла ее за один присест. Это чудо. Редкий случай, когда роман воодушевляет, потрясает и наполняет вас – все одновременно».

Дженнифер Нивен, писательница, автор книги «Ты не виноват», бестселлера New York Times

«Николе Юн удалось создать уникальное и прекрасное произведение. Роскошный авторский стиль в сочетании с оригинальными рисунками, необыкновенная любовная история. Вы никогда еще не читали подобной книги».

Дэвид Арнольд, автор книги Mosquitoland

«В этой книге есть все. Романтика, душа и ум. Слова Николы Юн звучали во мне еще долго после того, как я закончила читать».

Даниэль Пейдж, автор книги «Дороти должна умереть», бестселлера New York Times

«В этом романе есть неуловимая красота, которая приковывает внимание от начала и до конца. История любви Олли и Мэделайн глубоко запала мне в душу».

Кэти Макгэрри, автор книги Nowhere But Here

«Трудно поверить, что этот неподражаемый роман о любви, которая столь сильна, что ради нее можно пойти на смертельный риск, – дебютный. Нежная, поэтичная, великолепно написанная, с шикарным поворотом сюжета, эта книга – лучшая из прочитанных мною в этом году».

Джоди Пиколт, автор книги «Время прощаться», бестселлера № 1 по версии New York Times

«Этот роман захватывает и не отпускает».

Publishers Weekly

«Первый роман Николы Юн подарит вам „бабочек в животе“».

Seventeen

«Я не только не мог оторваться… я был потрясен финалом до глубины души».

Арун Рат, ведущий программы All Things Considered на канале NPR

«Читатели всей душой будут сопереживать трагической любви умницы Мэдди и юноши, живущего по соседству. Подростки прочтут эту сногсшибательную книгу залпом».

Booklist

«Когда начинаешь читать, хочется бросить все-все дела и окунуться с головой в эту историю обреченной любви».

The Times, London

* * *

Моему мужу Дэвиду Юну, который открыл мне мое сердце.

А также моей умнице и красавице дочурке Пенни, которая сделала его больше.

Белая комната

Я ПРОЧИТАЛА ГОРАЗДО БОЛЬШЕ КНИГ, ЧЕМ ВЫ. Не важно, сколько вы прочитали. Все равно я больше. Поверьте. У меня просто было на это время.

В моей белой комнате, на фоне белоснежных стен, на сверкающих белизной полках, корешки книг – единственный источник цвета. Все они – новенькие издания в твердом переплете: у меня не бывает потрепанных книжек в мягких обложках. Книги прибывают Снаружи, продезинфицированные, упакованные в вакуумную пленку. Хотелось бы мне посмотреть на машину, которая их запечатывает. Я представляю, как книга движется по белой конвейерной ленте к белому прямоугольному лотку, где белые механические руки вытирают с нее пыль, соскребают грязь, обрабатывают дезинфицирующим средством и иными способами обеззараживают, пока она наконец не становится достаточно чистой, чтобы ее можно было отправить мне.

Когда прибывает новая книга, первым делом я должна снять с нее пленку. В процессе обычно используются ножницы и ломается больше одного ногтя. Вторая моя задача – написать свое имя на титульном листе.

СОБСТВЕННОСТЬ

Мэделайн Уиттиер

Не знаю, зачем я это делаю. Здесь нет никого, кроме моей мамы, которая не читает книг, и медсестры Карлы, у которой читать нет времени, потому как она постоянно следит за моим дыханием. У меня редко бывают посетители, так что одолжить книги мне просто некому. Нет ни одного человека, которому может понадобиться напоминание о том, что забытая книга на его полке принадлежит мне.

ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ВОЗВРАТ

(отметьте все подходящие варианты):

На эту часть я обычно трачу больше всего времени, и в каждой книге варианты вознаграждения свои. Иногда все довольно фантастично:

– Пикник со мной (Мэделайн) под ясным синим небом в полном цветочной пыльцы поле, где растут маки, лилии и несметное число желтых ноготков.

– Чаепитие со мной (Мэделайн) на маяке посреди Атлантического океана в эпицентре урагана.

– Подводное плавание со мной (Мэделайн) в кратере Молокини. Цель мероприятия – увидеть символ Гавайев рыбку хумухумунукунукуапуаа.

Иногда варианты не столь экстравагантны:

– Поход со мной (Мэделайн) в букинистическую лавку.

– Прогулка со мной (Мэделайн) до конца квартала и обратно.

– Короткая беседа со мной (Мэделайн) на любую выбранную вами тему, на моем белом диване, в моей белой спальне.

А иногда награда и вовсе проста:

– Я (Мэделайн).

Социальная изоляция

МОЯ БОЛЕЗНЬ СТОЛЬ ЖЕ НЕОБЫЧНА, СКОЛЬ И ЗНАМЕНИТА. Я больна одной из форм тяжелой комбинированной иммунной недостаточности (ТКИН), известной также как «синдром мальчика в пузыре».

Проще говоря, у меня аллергия на мир. Что угодно может спровоцировать приступ. Например, прикосновение к столу, который протерли слишком активным моющим средством. Или аромат чьей-то туалетной воды. Или экзотическая приправа. Это может быть что-то одно, или все сразу, или ничто из вышеперечисленного, а совершенно иные факторы. Никто не знает, что именно провоцирует приступы, но всем известны последствия. Мама говорит, что в младенчестве я чуть не умерла. И потому я изолирована от социума. Я не выхожу из дома. Я не покидала дом ни разу за все свои семнадцать лет.

Желание в день рождения

– ВЕЧЕР КИНО, «ЧЕСТНАЯ УГАДАЙКА» ИЛИ «КНИЖНЫЙ КЛУБ»? – спрашивает мама, накачивая манжету для измерения давления, надетую мне на руку. Она не упоминает о своей самой любимой игре из всех, за которыми мы привыкли проводить время после ужина, – фонетическом скрабле[1]1
  Одна из версий обычного скрабла (российский аналог – игра «Эрудит»), в которой допускается и даже поощряется некоторый обман. Чтобы составить слово из имеющихся букв, игроки могут жульничать, выкладывая буквы, исходя из звучания слова, а не его написания. Обычно очки в такой версии скрабла не подсчитывают, но у Мэделайн и ее мамы, по всей видимости, своя интерпретация этой игры. – Здесь и далее, помимо отмеченных особо, примечания переводчика.


[Закрыть].

Я смотрю на нее и вижу в ее глазах смех.

– Скрабл, – говорю.

Она перестает накачивать манжету. Обычно Карла, медсестра, которая работает у нас с утра до вечера, измеряет мне давление и ежедневно вносит данные в журнал контроля самочувствия, но сегодня мама дала ей отгул. Сегодня у меня день рождения, а этот день мы всегда проводим вместе с мамой, вдвоем.

Мама надевает стетоскоп, чтобы послушать мне сердце. Улыбка сходит с ее лица, сменяясь профессиональной миной. Она доктор, и именно такой ее чаще всего видят пациенты – немного отстраненной, серьезной и озабоченной. Интересно, обнадеживает ли их такое выражение лица.

Под влиянием порыва я быстро целую маму в лоб, желая напомнить, что перед ней всего лишь я, ее дочь и любимый пациент. Она улыбается и гладит меня по щеке. Думаю, что, если тебе суждено родиться с заболеванием, которое требует круглосуточного контроля, неплохо, когда твоим личным доктором может быть мать.

– Сегодня у тебя праздник. Почему бы нам не выбрать игру, в которой ты можешь победить? «Честная угадайка»?

Так как в обычную «Угадайку» невозможно играть вдвоем, мы с мамой изобрели «Честную угадайку». Один человек рисует картинку, а другой честно пытается угадать, что это. Если твоя догадка верна, противник получает очки.

Я смотрю на нее прищурившись.

– Мы сыграем в скрабл, и сегодня я выиграю, – заявляю уверенно, хотя у меня нет ни единого шанса. За все годы игры в фонетический скрабл, или «фанэтичиский скрабл», я ни разу не обыграла маму. В последнюю игру я была близка к победе. Но потом она повергла меня на последнем слове, взяв тройные очки.

– Ладно. – Мама с притворным сочувствием качает головой. – Все, что захочешь. – И снова закрывает глаза, чтобы послушать мое сердцебиение.

Оставшуюся часть утра мы печем мой ставший традиционным именинный торт – ванильный бисквит с ванильной глазурью. После того как бисквит остывает, я украшаю его невозможно тонким слоем глазури, которой еле-еле хватает на то, чтобы покрыть торт. Мы обе любим бисквит и совсем не любим глазурь. Потом оставшейся глазурью я рисую на торте восемнадцать ромашек с белыми лепестками и белой сердцевиной. На боках торта изображаю белые занавески.

– Идеально. – Мама заглядывает мне через плечо, когда я заканчиваю работу. – Как и ты сама.

Я поворачиваюсь к ней. Она улыбается мне широкой горделивой улыбкой, но в глазах у нее блестят слезы.

– Какой трагизм, – говорю я и выдавливаю остаток глазури ей на нос, отчего она начинает смеяться сквозь слезы. Ну, правда, обычно мама не настолько эмоциональна, но мой день рождения всегда действует на нее именно так – она становится плаксивой и веселой одновременно. А если она плачет и смеется, тогда и я делаю то же самое.

– Знаю, – отвечает она, беспомощно вскидывая руки. – Я ужасно жалкая. – Она сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе. Глазурь перебирается мне на волосы.

Мой день рождения – единственный день в году, когда мы обе необыкновенно остро осознаем, что я больна. В этот день начинаешь ощущать течение времени. Еще один год прошел под знаком болезни, и в обозримом будущем нет никакой надежды на исцеление. Очередной год без всех этих нормальных для подростка переживаний: обучения в автошколе, первого поцелуя, выпускного, впервые разбитого сердца, первого ДТП. Очередной год, который моя мама провела исключительно в работе и заботах обо мне. В любой другой день гораздо легче не замечать, как много вещей проходит мимо.

Сегодня мне немного труднее, чем в прошлые дни рождения. Возможно, потому, что теперь мне восемнадцать. Технически я теперь взрослая. Я должна бы уехать из дома, отправиться в колледж. А мама – страшиться синдрома пустого гнезда, то есть родительской депрессии. Но из-за ТКИН я никуда не еду.

Позже, после ужина, мама вручает мне чудесный набор акварельных карандашей, который уже несколько месяцев значился в моем списке желаний. Мы идем в гостиную и, поджав ноги, усаживаемся перед кофейным столиком. Это тоже часть нашего праздничного ритуала. Мама зажигает свечу в центре торта. Я закрываю глаза и загадываю желание. А потом задуваю свечу.

– Что ты загадала? – спрашивает она, как только я открываю глаза.

На самом деле единственное, чего можно пожелать, – это волшебное исцеление, которое позволит мне вырваться на волю, как дикому зверю. Но я никогда не загадываю такое, потому что это несбыточно. Все равно что пожелать, чтобы русалки, драконы и единороги существовали в реальности. Обычно я загадываю какое-нибудь более исполнимое желание, которое не опечалит нас обеих.

– Чтоб был мир во всем мире, – отвечаю я.

Съев три куска торта, мы начинаем играть в фонетический скрабл. Мне не одержать победу. Я даже не близка к ней.

Мама находит удачное место на поле и ловко использует все свои семь букв, выкладывая ПОКАЛИПСИС.

– Что? – недоумеваю я.

– Апокалипсис, – говорит она, и в ее глазах пляшут лукавые искорки.

– Нет, мам. Не выйдет. Я не могу это признать.

– Сойдет. – Вот и весь ее ответ.

– Мам, тебе нужна еще одна «A». Без нее никак.

– Покалипсис, – произносит она вслух для большего эффекта, показывая на буквы. – Все складывается.

Я качаю головой.

– ПОКАЛИПСИС, – не унимается она, медленно растягивая слово по буквам.

– Боже, а ты упертая, – говорю я, поднимая руки. – Хорошо, хорошо, так и быть.

– Да-а-а-а-а! – Она победно вскидывает кулак и смеется, записывая свои очки; теперь ее невозможно обыграть. – Ты так и не поняла, в чем суть этой игры. Здесь главное – убедительность.

Я отрезаю себе еще один кусок торта.

– Это была не убедительность, – говорю, – а жульничество.

– Какая разница, – парирует мама, и мы обе смеемся.

– Можешь победить меня завтра в «Честной угадайке», – предлагает она.

После того как я окончательно проигрываю, мы садимся на диван и смотрим наше любимое кино, «Молодой Франкенштейн». Оно – тоже часть нашего праздничного ритуала. Я кладу голову маме на колени, она гладит меня по волосам, и мы смеемся над одними и теми же шутками, смеемся так же, как смеялись много лет подряд. В целом не такой уж и плохой способ отметить свой восемнадцатый день рождения.

Все одно и то же

КОГДА КАРЛА ВХОДИТ В МОЮ КОМНАТУ следующим утром, я читаю, сидя на своем белом диване.

– Feliz cumpleaños[2]2
  С днем рождения (исп.).


[Закрыть], – нараспев произносит она.

Я опускаю книгу.

– Gracias[3]3
  Спасибо (исп.).


[Закрыть].

– Как прошел день рождения? – Она начинает распаковывать свою медицинскую сумку.

– Мы отлично провели время.

– Ванильный бисквит с ванильной глазурью? – уточняет она.

– Конечно.

– «Молодой Франкенштейн»?

– Да.

– И ты проиграла в той игре? – спрашивает Карла.

– Мы довольно предсказуемы, да?

– Не обращай на меня внимания, – смеется она. – Я просто завидую вашим с мамой отношениям.

Она берет мой вчерашний листок контроля самочувствия, быстро просматривает мамины отметки и прикрепляет к планшету новый лист.

– Моя Роза даже минутку не удосуживается мне уделить.

Роза – это ее семнадцатилетняя дочь. По словам Карлы, они с дочерью были очень близки, пока не победили гормоны и мальчики. Мне сложно представить, что такое может случиться в нашей семье.

Карла садится рядом со мной на диван, и я протягиваю ей руку для того, чтобы она надела манжету. Она бросает взгляд на мою книгу.

– Снова «Цветы для Элджернона»?[4]4
  Известный научно-фантастический и философский роман Дэниела Киза.


[Закрыть] – спрашивает она. – Разве ты не плачешь от этой книжки?

– Когда-нибудь не заплачу, – говорю я. – И я не хочу пропустить этот день.

Закатив глаза, Карла берет мою руку. Мой ответ и впрямь довольно легкомысленный, но я задумываюсь над своими словами. Может быть, я все еще питаю надежду, что однажды, когда-нибудь, все изменится.

Жизнь коротка™
Отзыв со спойлером от Мэделайн

«ЦВЕТЫ ДЛЯ ЭЛДЖЕРНОНА», ДЭНИЕЛ КИЗ

Осторожно, спойлер: Элджернон – это мышь. Мышь умирает.

Вторжение инопланетян, часть вторая

Я КАК РАЗ ДОБРАЛАСЬ ДО ЭПИЗОДА, где Чарли осознает, что его может ждать такая же участь, как и мышь, когда снаружи внезапно раздается громкий рокочущий звук. Мои мысли тут же устремляются в открытый космос. Я представляю гигантский космический корабль, который висит в небе над нашим домом.

Дом содрогается, книги дрожат на полках. К рокоту присоединяется долгий гудок, и я понимаю, что это такое. Грузовик. Возможно, просто заблудился, говорю я себе, чтобы избежать разочарования. Просто свернул не туда, направляясь в какое-то другое место.

Но потом звук мотора обрывается. Слышно, как открываются и закрываются дверцы. Проходит мгновение, еще одно, а потом раздается певучий женский голос:

– Добро пожаловать в наш новый дом, народ! Карла пристально смотрит на меня. Я знаю, о чем она думает. Это снова происходит.

Дневник Мэделайн

5 августа

Семья из соседнего дома уехала. Мальчик плакал. Он спрятался в саду и ел землю, пока его не нашла мама, но она на него за это не кричала, как обычно. Снаружи теперь так тихо.

Вчера ночью мне снился сон, что на самом деле они никуда не уехали. Их похитили пришельцы. Меня пришельцы не забрали, потому что я больна, а им нужны только здоровые люди. Они забрали мамочку, и Карлу, и семью из соседнего дома, и я осталась совсем одна.

Я заплакала во сне, и мамочка пришла ко мне и легла в мою кровать.

Я не стала рассказывать ей, что мне снилось, чтобы не расстраивать ее, но Карле я сказала, и она меня обняла.

Радушный прием

– КАРЛА, – ГОВОРЮ Я, – ПРОШЛЫЙ РАЗ НЕ ПОВТОРИТСЯ.

Мне уже не восемь лет.

– Хочу, чтобы ты пообещала… – начинает она, но я уже у окна, раздвигаю занавески.

Я не готова к яркому свету калифорнийского солнца. Оно висит высоко, ослепительно сияющее и горячее, и кажется белым на фоне поблекшего белесого неба. Я слепну. Но затем белая дымка перед моими глазами начинает рассеиваться. Все теперь окружено ореолом света.

Я вижу грузовик и суетящуюся рядом с ним немолодую женщину – мать. Вижу немолодого мужчину – отца, он стоит позади грузовика. Вижу девочку, возможно, немного младше меня – дочь. Потом я вижу его. Он высокий, стройный и весь в черном: черная футболка, черные джинсы, черные кроссовки и черная вязаная шапочка, под которой не видно волос. У него светлая кожа с легким медовым загаром и угловатые черты лица. Он спрыгивает со своего места в задней части грузовика и скользящей походкой идет по подъездной дорожке, двигаясь так, словно сила притяжения не имеет на него никакого влияния. Останавливается, наклоняет голову набок и смотрит на свой новый дом с таким видом, словно перед ним какой-нибудь ребус.

Через несколько секунд он начинает легко покачиваться на стопах с пятки на носок. И вдруг резко срывается с места и в буквальном смысле взбегает по стене дома метра на два вверх. Хватается за подоконник и болтается на нем секунду или две, а потом спрыгивает, приземляясь на согнутые ноги.

– Очень мило, Олли, – произносит его мать.

– Я разве тебе не говорил, чтобы ты перестал заниматься этой ерундой? – ворчит отец.

Олли игнорирует их обоих, продолжая сидеть на корточках.

Я прижимаю ладонь к стеклу, едва дыша, как будто сама только что выполнила этот безумный трюк. Перевожу взгляд с него на стену дома под подоконником и снова на него. Он больше не сидит на корточках. Он смотрит на меня. Наши взгляды встречаются. Я задумываюсь о том, что он видит в моем окне, – странную девушку в белом, с широко распахнутыми глазами. Он улыбается мне, и его лицо больше не кажется жестким, не выглядит суровым. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но так смущена, что вместо этого хмурюсь.

Мой белый воздушный шар

ЭТОЙ НОЧЬЮ МНЕ СНИТСЯ, что дом дышит вместе со мной. Я выдыхаю, и стены сжимаются, как проколотый воздушный шар, который, сдуваясь, сдавливает меня со всех сторон. Я делаю вдох, и стены раздвигаются снова. Еще один вдох – и моя жизнь наконец, наконец-то вылетит на воздух.

Наблюдение за соседями

ГРАФИК ЕГО МАМЫ

6:35 Выходит на крыльцо с дымящейся чашкой чего-то горячего. Кофе?

6:36 Смотрит в пустоту, отпивая из чашки. Чай?

7:00 Возвращается в дом.

7:15 Снова выходит на крыльцо. Целует мужа на прощание. Смотрит вслед его отъезжающему автомобилю.

9:30 Убирается в саду. Ищет, находит и выбрасывает окурки.

13:00 Уезжает на машине. По делам?

17:00 Умоляет Кару и Олли сделать домашние дела, «пока отец не вернулся».

ГРАФИК КАРЫ (сестры)

10:00 Выходит на улицу в черных сапогах и пушистом коричневом халате.

10:01 Проверяет сообщения на телефоне. Их приходит немало.

10:06 Выкуривает три сигареты в саду между нашими домами.

10:20 Носком сапога вырывает ямку и закапывает там сигаретные окурки.

10:25–17:00 Пишет сообщения или говорит по телефону.

17:25 Приступает к домашним делам.

ГРАФИК ЕГО ПАПЫ

7:15 Уезжает на работу.

18:00 Возвращается с работы домой.

18:20 Сидит на крыльце со стаканом № 1.

18:30 Возвращается в дом ужинать.

19:00 Cнова появляется на крыльце со стаканом № 2.

19:25 Стакан № 3.

19:45 Начинает орать на домочадцев.

22:35 Крики постепенно стихают.

ГРАФИК ОЛЛИ

Непредсказуем

Я шпион

В СЕМЬЕ ЕГО НАЗЫВАЮТ ОЛЛИ. Ну, то есть сестра и мама называют его Олли. Папа – не иначе как Оливер. За ним я наблюдаю больше всего. Его комната на втором этаже, практически прямо напротив моей, а жалюзи почти всегда подняты.

Иногда он спит до самого полудня. В другие дни уходит из комнаты еще до того, как я проснусь и приступлю к слежке. Однако в большинстве случаев он просыпается в девять утра, выбирается из спальни через окно и, словно Человек-Паук, карабкается по обшивке дома на крышу. Там он проводит около часа, а потом спрыгивает к себе в комнату, ногами вперед. Сколько я ни пытаюсь, мне так и не удается увидеть, чем он занимается на крыше.

В его комнате нет ничего, кроме кровати и комода. Несколько коробок с вещами так и стоят нераспакованные у двери. Стены пусты, за исключением единственного постера к фильму под названием «Прыжки по Лондону». Я посмотрела в интернете – это фильм про паркур, один из видов уличной гимнастики.

Теперь ясно, как ему удается выполнять все эти безумные трюки. Чем больше я наблюдаю за ним, тем больше мне хочется знать.

Menteuse[5]5
  Лгунья (фр.).


[Закрыть]

Я ТОЛЬКО ЧТО СЕЛА ЗА СТОЛ УЖИНАТЬ. Мама кладет мне на колени небольшую салфетку из ткани и наливает в стакан воды – сначала мне, потом Карле. Пятничный ужин – особое событие в нашем доме. Карла даже остается с нами допоздна, вместо того чтобы отправиться ужинать со своей семьей.

По пятницам наши ужины проходят под знаком Франции. Салфетки из белой ткани расшиты лилиями по краям. Приборы витиеватые – французский антиквариат. У нас даже имеются миниатюрные серебряные солонка и перечница в форме Эйфелевой башни. Разумеется, нам приходится быть осторожными с меню из-за моих аллергий, но мама всегда готовит собственную версию кассуле – это французское стью[6]6
  Стью (stew) – принятое в англоязычных странах общее название многих блюд, которые готовят путем длительного тушения на медленном огне из различных мясных продуктов и овощей в густом ароматном соусе (рагу, гуляш, жаркое и т. п.). – Прим. ред.


[Закрыть] с курицей, сосисками, уткой и белой фасолью. Любимое блюдо моего погибшего отца. В состав той версии, которую мама делает для меня, входит только белая фасоль, приготовленная в курином бульоне.

– Мэделайн, – говорит мама, – мистер Уотерман сказал, что ты задерживаешь задание по архитектуре. Все в порядке, детка?

Я удивлена ее вопросом. Я знаю, что немного запаздываю, но, так как я всегда и все сдавала в срок, у меня никогда не возникало мысли, что мама следит за этим.

– Задание слишком сложное? – Она хмурится, накладывая кассуле в мою тарелку. – Хочешь, я найду тебе другого преподавателя?

– Oui, non, et non[7]7
  Да, нет и нет (фр.).


[Закрыть] – отвечаю я по-французски на каждый вопрос поочередно. – Все хорошо. Я сдам задание завтра, обещаю. Просто потерялась во времени.

Мама кивает и начинает отрезать и намазывать маслом ломтики хрустящего французского хлеба. Я чувствую, что ей хочется спросить о чем-то еще. Даже знаю, о чем именно, однако она боится услышать мой ответ.

– Это из-за новых соседей?

Карла внимательно смотрит на меня. Я никогда не лгала своей матери. У меня не было повода, да и не умею я это делать. Но что-то подсказывает мне, что сейчас нужно поступить иначе.

– Я просто зачиталась. Ты же знаешь, как меня затягивает хорошая книга. – Я стараюсь говорить как можно убедительнее. Не хочу, чтобы она беспокоилась. Из– за меня у нее и без того хватает причин для беспокойства.

Как по-французски будет «лгунья»?

– Не голодна? – спрашивает мама через несколько минут. Тыльной стороной кисти она трогает мой лоб. – Температуры у тебя нет. – Она задерживает руку чуть дольше обычного.

Я уже собираюсь заверить ее, что все в порядке, как вдруг раздается звонок в дверь. Это случается настолько редко, что я просто не знаю, что и думать.

Звонок звенит снова. Мама наполовину поднимается со стула. Карла встает полностью. Звонок раздается в третий раз. Я беспричинно улыбаюсь.

– Хотите, я посмотрю, кто там? – спрашивает Карла.

Мама делает отрицательный жест.

– Подожди здесь, – говорит она мне.

Карла встает у меня за спиной, мягко кладет руки мне на плечи. Я знаю, что должна оставаться на месте. Знаю, что этого от меня ждут. Конечно, я и сама жду от себя именно этого, но почему-то сегодня не могу с собой справиться. Мне необходимо знать, кто пришел, даже если это всего лишь заблудившийся турист.

Карла касается моей руки:

– Твоя мать велела тебе подождать здесь.

– Но почему? Она чересчур осторожна. И она все равно никого не пропустит через воздушный тамбур.

Карла уступает, и я уже иду по коридору, а она – следом за мной.

Воздушный тамбур – это маленькая герметичная комнатка, прилегающая ко входной двери. Она служит преградой потенциальным вредоносным элементам, которые могут просочиться в дом извне. Я прижимаюсь к перегородке ухом. Сначала слышу только шум работающих воздушных фильтров, но потом различаю голос.

– Моя мама попросила передать вам бундт[8]8
  Традиционное немецкое кондитерское изделие, которое стало популярным в США, – кекс, имеющий характерную форму: волнистый, с отверстием посередине. – Прим. ред.


[Закрыть]. – Голос низкий, ровный и определенно удивленный. Мой мозг обрабатывает слово «бундт», пытаясь представить, что это и как может выглядеть. А потом до меня доходит, кто стоит в дверях. Олли.

– Дело в том, что мамины бундты не очень вкусные. Они так себе. На самом деле они просто несъедобные. Между нами говоря.

В разговор включается новый голос. Девичий. Его сестра?

– Всякий раз, когда мы переезжаем в новое место, мама заставляет нас отнести соседям кекс.

– О! Что ж. Какой сюрприз, не правда ли? Очень мило. Пожалуйста, передайте ей от меня большое спасибо.

Нет ни единого шанса, что этот кекс прошел все необходимые проверки. Похоже, мама размышляет, как сказать им, что она не может взять пирог, в то же время не открывая правду обо мне.

– Мне жаль, но я не могу его принять.

Потрясенное молчание.

– Вы что, хотите, чтобы мы унесли его обратно? – недоуменно произносит Олли.

– Вообще-то это грубо, – замечает Кара. Ее голос кажется сердитым и в то же время смирившимся, как будто она была готова к разочарованию.

– Мне очень жаль, – повторяет мама. – Все сложно. Мне правда жаль. Это так мило с вашей стороны. Пожалуйста, поблагодарите свою маму от моего имени.

– Ваша дочь дома? – спрашивает Олли довольно громко, пока она не успела закрыть перед ними дверь. – Мы надеялись, что она сможет устроить нам экскурсию по району.

Мое сердце начинает биться чаще, я ощущаю пульсацию в ребрах. Он спросил обо мне? Ни один незнакомый человек прежде не заходил навестить меня. Помимо моей мамы, Карлы и преподавателей, никто в мире не знает о моем существовании. Ну, онлайн я существую. У меня есть виртуальные друзья, я пишу отзывы о книгах в Tumblr, но это далеко не то же самое, что быть реальным человеком, которого могут навещать странные парни с бундтами.

– Простите, но она не сможет. Добро пожаловать в наш район и еще раз спасибо.

Входная дверь закрывается, я отступаю от перегородки и дожидаюсь маму. Она должна оставаться в воздушном тамбуре до тех пор, пока фильтры не очистят чужеродный воздух. Через минуту мама входит в дом. Она не сразу меня замечает. Стоит неподвижно, с закрытыми глазами и слегка опущенной головой.

– Мне жаль, – произносит она, не поднимая головы.

– Все в порядке, мам. Не волнуйся.

Я в тысячный раз осознаю, как тяжело ей приходится из-за моей болезни. Этот мир – единственный, что я знаю, но у нее до меня были мой брат и папа. Она путешествовала и играла в футбол. Вела нормальную жизнь, которая не подразумевала заточения в четырех стенах по четырнадцать часов в сутки с больной дочерью-подростком.

Я обнимаю маму и позволяю ей удерживать меня в объятиях еще несколько минут. Ей это разочарование принять намного сложнее, чем мне.

– Я заглажу свою вину, – говорит она.

– Тебе не в чем себя винить.

– Я люблю тебя, солнышко.

Мы возвращаемся в столовую и заканчиваем ужин быстро… и молча. Когда Карла уходит, мама спрашивает, не хочется ли мне выиграть у нее в «Честную угадайку», но я прошу перенести игру на другой раз. Я не в лучшем настроении.

Я поднимаюсь наверх, пытаясь представить, какой вкус у бундта.