Текст книги "«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике"

Чилтон сник. У него ничего не получалось: его мяч улетал далеко за отметку или едва дотягивал до середины этого расстояния. Через минуту Джорджия сообразила, что он не старается… или нарочно играет плохо, чтобы победа оставила у противника неприятный осадок. Этот человек, который уже контролировал столько жизней и через несколько месяцев мог бы распоряжаться судьбой империи, обижался, как капризный школьник, из-за пустяковой игры. Он не привык ни в чем проигрывать. Джорджии это показалось чрезвычайно важным: больше она не подумает о Чилтоне Кэнтелоу и «А.Ф.» как о неуязвимых и непобедимых, теперь она будет сражаться не с громадной и неодолимой, как рок, силой, а лишь с человеком, потерявшим терпение из-за партии в гольф.

В то время Джорджии не пришло в голову, что ее присутствие усугубило поражение Чилтона. Она размышляла лишь о том, насколько же велика его самовлюбленность, чтобы позволять ему так обижаться на публике. Менее уверенный в себе человек постарался бы скрыть свое дурное настроение.

Когда игра закончилась, Чилтон сухо улыбнулся и молча скрылся в беседке.

– Ему не нравится проигрывать? – прошептал Питер.

– Тихо!

Убрав клюшку, Чилтон Кэнтелоу появился между двумя кариатидами. На миг его лицо с классически правильными чертами показалось таким же нечеловеческим, как и лица статуй. Он обозревал гольф-поле, которое расстилалось в низине под беседкой. Изогнув губы в слабой улыбке, раздувая ноздри, расставив ноги, он в это мгновение казался генералом, обозревающим поле битвы, подумала Джорджия. Затем его лицо расслабилось, он несколько минут добродушно поболтал с ней и Питером и направился к дому.

– Капризуля взял себя в руки, – заметил Питер, кивая вслед уходившему Чилтону. – Джорджия, вы впадаете в транс?

Она стояла между кариатидами, разглядывая поле для часового гольфа, как только что делал Чилтон. Что вызвало на лице Кэнтелоу это надменное выражение? Джорджия таращилась на лужайку, и постепенно ее контуры начали приобретать какие-то знакомые очертания.

– Питер, подойдите сюда, – тихо позвала она. Он встал рядом с ней на верхней ступеньке миниатюрного храма. – Когда круг – не круг?

– Сдаюсь. Говорите.

– Когда он – карта. Прекрасная, неровная контурная карта. Питер, вы еще поиграете в гольф. Вам нужно попрактиковаться. Идите по кругу, играя двумя мячами. Начните с отметки «один», ударьте по мячам к лунке, затем шагайте за ними. Только ставьте ногу одну перед другой, чтобы я оценила расстояние. Если кто-нибудь наблюдает из дома, то подумает, что вы просто тренируетесь, буковые кусты заслонят ваши ноги. Вернитесь от колышка к первой площадке, затем измерьте расстояние между ней и отметкой «два». Я буду считать, а вы сосредоточьтесь на том, чтобы двигаться естественно. Мне нужно расстояние в «ступнях» между площадками по порядку и между каждой площадкой и колышком. Сделайте и несколько перекрестных замеров. Это поможет, если только я сумею хотя бы приблизительно высчитать углы.

– Хорошо. Но что все это означает?

– Может, я придумываю, но мне кажется, что эта лужайка воспроизводит карту Англии. Кочки и длинные выступы… ну посмотрите, разве вы не видите сходства с Пеннинскими горами вон там, и с Котсуолдом, и с Чилтернскими холмами? И если я права, вероятно, расположение лунок и двенадцати начальных площадок что-то нам подскажут.

– Боже правый! Неужели вы всерьез думаете, что Чилтон развернет план своих действий у всех под носом?

– Звучит безумно. Но он и сам слегка ненормален. Чилтон из тех людей, которые получают наслаждение, искушая Провидение, он безрассуден, любит привлечь к себе внимание. Мы знаем, что он обустраивал это поле лично. Только что он осматривал его… ну, словно глядя сверху на царства мира. К нему сразу же вернулось хорошее расположение духа. Чилтон снова видел вещи в перспективе. Разве нельзя представить, как он приходит сюда, размышляет над ней, как Наполеон, черпает в ней вдохновение – в карте Англии, и он человек, который собирается изменить ее? И в то же время забавляется, как школьник, что его план, который вынюхивает, выворачиваясь наизнанку, Секретная служба, расположен прямо на этом гольф-поле? Давайте, приступайте, – раздраженно добавила Джорджия. – Не исключено, это лишь очередное мое ошибочное предположение, но давайте это сделаем!

Наблюдая за Питером из окошка беседки, она набросала на бумаге примерный план лужайки и стала вписывать измерения по мере того, как Питер сообщал их. С крикетной площадки, где днем Питеру предстояло встретиться с местным талантом, доносилось похожее на жужжание насекомого завывание газонокосилки. С теннисного корта периодически долетали слабые возгласы, и раз или два павлин издал возмущенный вопль. Звуки переплетались, создавая фон для постукивания клюшки Питера, шуршания карандаша Джорджии по бумаге…

Через час она сидела, запершись, в своей комнате. Перед ней лежала развернутая карта Англии. Сначала Джорджия должна была установить, какая точка на карте соответствует лунке в центре лужайки для гольфа. Почему не сам Чилтон-Эшуэлл? Она произвела приблизительные подсчеты, определяя масштаб плана, пока он не совпал с картой. Возникло дурное предчувствие. Если только Чилтон не распланировал свое гольф-поле в точном соответствии с масштабом, она никуда не продвинется. Ну что ж, «А.Ф.» уделял огромное внимание деталям, поэтому, возможно, его руководитель поступал так же. Вопрос заключался в том, что означают пронумерованные круги-площадки на лужайке. Их было двенадцать. «А.Ф.» разделил страну на шесть районов, с организатором в каждом. Предположим, что нечетные или четные диски указывают на центры районов. Джорджия подозревала, что конюшни Мейфилда в Беркшире – один из них, и знала о существовании оружейного склада под домом майора Кестона в Девоншире. Тяжело дыша, она высчитывала расстояния, прикидывала местоположение. У нее были три данных пункта – Чилтон-Эшуэлл, Ярнолдская ферма и усадьба Мейфилдов. Да, точки на плане, приблизительно соотносимые с последними двумя местами, попадали на четные номера. Но они соотносились слишком уж приблизительно, вот в чем проблема. Например, номер шесть попадал между двадцатью и тридцатью милями к северу от Ярнолдской фермы, Мейфилд тоже располагался слишком далеко на севере. Похоже, вся эта затея неудачна. Для сэра Джона нужен гораздо более точный план, чем этот.

Хотя ее первая точка отсчета может быть неверной. Джорджия лишь предположила, что центр лужайки для гольфа означает Чилтон-Эшуэлл. Если поставить два других ее ориентира на верные точки на карте, центральная сместится к югу, между двадцатью и тридцатью милями к югу – сместится, возбужденно бормотала она, прямехонько на Ноттингем. Ноттингем, центр Англии! Да, почему нет? Нет ничего более символичного или более вероятного. Прежде всего потому, что рядом с Ноттингемом находится огромный оружейный завод.

Теперь, когда Джорджия четко зафиксировала эти три точки, можно было вычислять остальные. Четные номера, заметила она, совпадали с районами страны – Нортумберленд, Норфолк, Беркшир, Девоншир, Кармартен, Чешир. Джорджия почти ожидала, что нечетные номера выпадут на большие города Англии, но они падали куда попало, и она решила проигнорировать их. Размышляя над этим, она начала склоняться к мысли о том, что четные номера обозначают базы шести районов организации, по крайней мере, хотя бы часть их наверняка находилась в больших городах. Дом майора Кестона, безусловно, являлся складом оружия. Почему бы и остальным пяти не быть тем же – крупными хранилищами оружия, которое постепенно поступало в течение последних двух лет, размещалось по стране в стратегических пунктах, откуда – когда придет время, – его собирались переправить в центры восстания.

Джорджия спрятала свой план и со вздохом откинулась на стуле. Половину работы теперь можно наверняка считать выполненной. Хотя ее расчеты неточно указывали местонахождение оружейных хранилищ «А.Ф.», их было достаточно, чтобы сэр Джон мог выставить оцепление вокруг этих районов при первых же признаках беспорядков. Если оружие еще не распределили, то восстание обречено.

Глава 12. Ноттингемское землетрясение

Хотя Чилтон уговаривал ее остаться подольше, а Питер надеялся, что она вместе с другими гостями приедет в среду посмотреть, как он будет играть в Трент-Бридже, во вторник Джорджия вернулась в Лондон. Ей хотелось убедиться, что ее план будет благополучно передан сэру Джону Стрейнджуэйсу. Еще она считала, что ранний отъезд усилит интерес к ней со стороны Чилтона, поскольку этот человек не привык, чтобы его настойчивые приглашения так жестко отвергали.

Уехав тогда, Джорджия пропустила страшное событие, которое – во многих аспектах – потрясло Ноттингем. Ее не было в Трент-Бридже, когда с крикетных калиток упали перекладины, хотя мяч не бросали, а ветер не дул. Если бы она осталась, то могла бы не потерять друга, но упустила бы шанс глубже проникнуть в извращенный и сложный ум Чилтона Кэнтелоу.

Во вторник утром после отъезда Джорджии безутешный Питер Бретуэйт сидел на террасе. Он чувствовал себя здесь неуютно и скучал. Питер пытался настроиться на завтрашний матч. Поле в Трент-Бридже было для него не самым удачным. Уж на сей-то раз он должен сосредоточиться и не начинать подрезать быстрые, идущие с отклонением мячи Джо Марстона, пока не настроится как следует, – Джо слишком хорошо знако́м с его маленькими слабостями. Крикет… Если «А.Ф.» победит, не будет больше крикета; все будут заняты построением в ряды и колонны и выкрикиванием друг другу приветствия «Хайль, Кэнтелоу!» Ну, надо отдать ему должное, Чилтон, наверное, не запретит крикет. Однако валять дурака с битой и мячом, когда эта проклятая адская машина тикает в сердце Англии, – это любого доконает.

Роза Альварес тоже бодрости не добавляла. Когда Джорджия находилась рядом, все казалось не так уж плохо, она вдыхала в тебя жизнь, заставляла ощущать себя во всеоружии, чувствовать, что игра стоит свеч. Подкатывание к Розе тоже представлялось тогда славной игрой. Но теперь вспоминалось лишь то раскрасневшееся, глупое, испуганное лицо – то, как ты молча вернул ее палачам, наполовину радуясь, что избавляешься от нее, обманывая себя, что ты просто выполнил свой долг и «Англия ждет», ну и прочая чепуха. Что ж, тогда сделай что-нибудь, чтобы оправдать свое место в команде, почему бы для начала не порыскать в кабинете Чилтона?

Питер встал и тихо двинулся по террасе к открытым из-за летнего дня французским окнам. Он уже давно работал на сэра Джона, но так и не избавился от ощущения, будто участвует в одной из тех шпионских драм, в которых сам играл несколько раз и где над дверями вспыхивают красные огни, из-за стенных панелей появляются руки, а документы с пометкой красными чернилами «Секретно» разбросаны повсюду на виду у зрителей.

Когда он приближался к кабинету, там зазвонил телефон. Питер замер, глядя на парк и прислушиваясь. Предполагалось, что он играет в теннис с другими гостями, поэтому Чилтон никого здесь не ожидает. Вскоре зазвучал голос Дэвида Рентона, секретаря Чилтона:

– От мистера Блэкхема. Он посылает Гольтца, сэр. Он проедет в четыре пятнадцать. Желаете поговорить с мистером Блэкхемом?

– Нет. Просто оставьте для Гольтца адрес. Предполагается, он знает, где его найти.

– Совершенно верно.

Тихо звякнула положенная на рычаг трубка. Кэнтелоу начал диктовать секретарю какое-то деловое письмо. Питер вздохнул. Придется пробраться в кабинет в другой раз, эта парочка засела там, похоже, надолго.

Питер пошел к теннисному корту и остановился, наблюдая за игроками. Для такой томной гурии эта Мэйнверинг отменно владеет ракеткой, подумал он. Стремясь выбить сильно пущенный мяч за боковую линию, дама резко ударила по нему, и он улетел за пределы корта, в кусты. Питер бросился доставать его.

– Спасибо, мистер Бретуэйт, – произнесла она, одаривая его сияющим взглядом. – Вы знаете, где его найти? По-моему, в том лавровом кусте.

Питер бросил мяч обратно на корт. Что-то мелькнуло в глубине его сознания. «Вы знаете, где его найти». Когда же кто-то сказал это раньше? Ну, конечно. Чилтон. «Оставьте адрес для Гольтца». Предполагается, он знает, где его найти. Если этот Гольтц «проедет в четыре пятнадцать» – проедет что? Деревню? На машине? Поездом? Почему просто не сообщить ему адрес? Слова «знает, где его найти» означают, что адрес каким-то образом спрятан. Странный способ вести дела.

Унылое настроение Питера исчезло, сменившись возбуждением в крови, тем ощущением бодрости духа и ясности в голове, которые для него всегда предшествовали хорошим результатам. Он решил внимательно следить за Дэвидом Рентоном. Если в этом Гольтце есть нечто сомнительное, то в поместье он не приедет, поскольку часть политики Чилтона заключалась в том, чтобы не дать агентам «А.Ф.» повода отождествить его с движением. Секретарь должен был «оставить адрес для Гольтца» подальше на нейтральной территории.

Питер должен позволить секретарю привести его к Гольтцу, затем должен сам проследить за Гольтцем. Он уложил сумку, отнес ее в свой двухместный автомобиль и за ланчем объявил, что днем покинет Чилтон-Эшуэлл: мол, вынужден присоединиться к команде в Ноттингеме, чтобы подготовиться к завтрашнему матчу.

– Подвезти вас до деревни? – спросил он у Дэвида Рентона, который перед этим говорил, что отправится за посылкой на станцию.

– Нет, спасибо. У меня нет времени возвращаться пешком, поэтому я лучше возьму одну из наших машин.

Вскоре секретарь уехал. Питер сел за руль автомобиля и последовал за ним до деревни на почтительном расстоянии в три мили. Когда они достигли первых домов Эшуэлла, Питер немного сократил расстояние. «Удачно, что это дорога как раз на Ноттингем, – подумал он, – это мой счастливый день». Преследуемый объект не остановился около почты, а поехал прямо по длинной деревенской улице и перед железнодорожным мостом, в который упиралась дорога, резко свернул направо к вокзалу.

Питер мгновенно перестроился. Изначально он собирался посмотреть, где остановится Дэвид Рентон, подождать, пока тот уедет, а затем поинтересоваться, нет ли сообщения для мистера Гольтца. Природная скромность помешала ему сообразить, что в этой любящей крикет стране Питера Бретуэйта узнают везде и он не сможет выдать себя за Гольтца. Однако теперь он это понял; на расстоянии ста ярдов, что отделяли его от машины Рентона, Питер изменил свои планы. Пропустив поворот к станции, он проехал под мост и свернул направо, к пакгаузу. На запасном пути увидел цепочку пустых угольных платформ – они заслонят его автомобиль от глаз Рентона. Питер тихо остановился, вышел из машины, встал под защитой угольной платформы и закурил.

Маленькая станция на железнодорожной ветке – ее название было выложено камнями среди узора из ярких цветов – дремала в лучах дневного солнца. От шпал пахло креозотом. С противоположной платформы раздался голос:

– Точно так, мистер Рентон. Я положил его сюда, как раз для вас. Вот в этой накладной распишитесь. Вам помочь с грузом?

Рентон и носильщик вместе прошли в зал ожидания.

– Говорят, молодой Бретуэйт приехал к вам в Чилтон-Эшуэлл. Отличный он бэтсмен. Однако, думаю, Джо Марстон завтра его одолеет. Он никогда не мог обыграть Джо. Мягковаты они, эти южные парни.

Носильщик вышел из зала ожидания. Через минуту появился Дэвид Рентон с посылкой, держа ее под мышкой. В следующий момент Питер услышал, как заработал двигатель машины Рентона, и увидел, как она чинно катит под уклон к деревне. Питер прыгнул в автомобиль и снова последовал за Рентоном. Секретарь нигде не остановился, поэтому Питер справедливо предположил, что послание, вероятно, оставили на станции.

Мистер Гольтц не появится раньше 16:15. Значит, у Питера было менее получаса передышки. Он отвез машину в местный гараж, взял сумку и пешком двинулся на станцию. Насколько он видел, Рентон нигде не задерживался, за исключением той минуты, когда он в одиночестве находился в зале ожидания. Но как, черт побери, оставить адрес в зале ожидания? Ответ Питер узнал очень скоро. Носильщик, поклонник крикета, куда-то удалился, и Питер получил свободный доступ в душную комнату с побеленными стенами, откуда Рентон забирал посылку.

Она была почти пустой. На длинном столе и на скамьях не лежало ничего, кроме пыли; в камине валялись окурки и апельсинные корки. Наверно, Рентон сообщил адрес носильщику, чтобы тот передал его Гольтцу. Нет, суть тактики «А.Ф.» состояла в том, чтобы не сделать ничего такого, что могло бы навести кого-то – даже собственных агентов – на Чилтона Кэнтелоу. Вздохнув, Питер прошел к дальней стене зала ожидания.

– Ну, будь я!.. – воскликнул он.

Адрес на стене был написан карандашом. Один из двух или трех дюжин имен и адресов, нацарапанных там вместе с надписями менее приличного характера летними туристами, которые выходили на этом вокзале ради однодневного пикника среди папоротника и мух Шервудского леса. Питера даже рассмешило крушение его надежд. С таким же успехом можно было искать какой-то определенный кусок угля в Ньюкасле.

Сомнений нет, Гольтцу точно указали, где именно искать на стене адрес. Что ж, теперь, конечно, придется его дожидаться.

Это время Питер потратил на изменение внешности, чтобы его не узнал носильщик или случайный путешественник. В сумке он всегда носил кое-что из театрального реквизита: когда дождь расстраивал игру, Питер развлекал команду искусными характерными сценками-зарисовками. Он нацепил пенсне, наклеил усы и зачесал волосы на правую сторону. Питер стал похож на профессора химии из провинциального университета или на печального, но весьма преуспевающего бакалейщика. Замаскировавшись таким образом, он купил билет первого класса до Ноттингема и вернулся в зал ожидания.

По подъездной ветке прополз длинный состав, груженный рудой, платформы вздрагивали и звякали, пока поезд набирал скорость, поднимаясь по насыпи. Затем какое-то время не раздавалось никаких звуков, кроме кудахтанья принадлежавших начальнику станции кур, бродивших по другую сторону железнодорожного полотна. Наконец провода под краем платформы завибрировали, вдалеке послышался шум. Подходил поезд в 16:15. Питер встал, открыл сумку и бросил на пол несколько своих вещей.

Мужчина в зеленой плоской шляпе с загнутыми кверху полями вошел в зал ожидания и увидел суетливого типа, который совал в сумку пижаму. Мужчина мгновение колебался. Он никого не ожидал тут застать. Быстро оглядевшись, он шагнул к двери, ведущей в смежное помещение дамского зала ожидания, и посмотрел на что-то, написанное на стене на уровне дверной ручки.

– Это удобства для мужчин? – спросил он другого путешественника.

– Удобства для мужчин? Нет. Это дальше по платформе.

Мужчина поспешно вышел. Питер выпрямился, изучил то место на стене, куда были устремлены глаза Гольтца. Да, имя и адрес. «Сэм Сильвер, 420, Истуэйт-стрит, Ноттингем».

Питер направился на платформу. Близоруко посмотрел в обе стороны. Носильщик вытаскивал ящик из товарного вагона в начале состава. Мужчина в зеленой шляпе шагал по перрону.

– Простите, – застенчиво произнес Питер. – Это поезд на Ноттингем?

Мужчина кивнул и поднялся в вагон первого класса. Питер последовал за ним, неуклюже цепляясь ногами за собственную сумку.

– Эти местные поезда такие неудобные, – пожаловался он. – Ни… э, в смысле, никаких удобств.

Мужчина уставился на него с нескрываемым презрением.

– Английские поезда! Ах!

Затем он подчеркнуто отгородился газетой. Это был плотный мужчина, примерно одного с Питером роста, с подстриженными, щетинистыми усами, которые не уменьшали впечатление лысоватости, какое производила эта прусская голова. Глядя на него, Питер изменил свои планы. Он собирался лишь проследить за Гольтцом и передать ноттингемский адрес сэру Джону. Но почему бы ему не сделаться Гольтцом, только на этот день? Времени было достаточно, чтобы сегодня сыграть Гольтца, а завтра разгромить ноттингемских парней. Наконец-то может представиться случай, которого он искал.

Питер завел светскую беседу, и вскоре Гольц уже не мог ее игнорировать, как не может человек не обращать внимания на капающую на голову воду. Питер подмечал интонации его голоса, резкие движения рук. Кто бы ни ожидал на том конце Гольтца, он, предположительно, встречался с ним раньше, хотя структура «А.Ф.», похожая на череду водонепроницаемых отсеков, делала это маловероятным.

К счастью, прежде Питер уже путешествовал по этой ветке. Он помнил, что после станции Булторп начинается крутой подъем, а вокруг насыпи простирается обширная пустошь. За пять минут до Булторпа Питер встал, чтобы взглянуть на карту, висевшую в той части купе, где сидел Гольтц.

Повернувшись, чтобы сесть на место, Питер споткнулся о ноги попутчика.

– Извините, – сказал он, наклоняясь к Гольтцу.

В следующее мгновение он нанес удар, заставший мужчину врасплох и оглушивший его. Питер связал ноги и руки Гольтца ремнями от его же чемодана, заклеил ему рот пластырем, вывернул карманы. Когда состав замедлил ход на подъезде к Булторпу, он запихнул Гольтца под сиденье.

«Будем надеяться, что никто сюда не сядет», – подумал Питер. Спрос на купе первого класса на этой линии невелик. Он встал у окна с хмурым видом, готовясь отпугнуть желающих попасть в этот вагон, но на платформе вообще не было пассажиров. Поезд тронулся, постукивая на повороте, и приблизился к трудному подъему булторпской насыпи. Питер вытащил Гольтца, который уже начал подергиваться и ворочаться. Распахнул дверь[11]11
  В старых английских поездах дверь в купе поезда вела с платформы.


[Закрыть] и вытолкнул его из вагона: падение никто не заметит из-за высокой насыпи, по которой он катился. «Что ж, так оно лучше, упадет в пустошь и полежит там, пока мы кого-нибудь за ним не пришлем».

Встав перед зеркалом, Питер подрезал свои усы на манер усов Гольтца и изучил содержимое карманов немца. Ничего особо интересного там не было. В часы Гольтца был вклеен кружок с буквами «А.Ф.». В ежедневнике под завтрашним днем значилось: «Ноттингем, 8:30». Значит, Гольтц должен был появиться у Сэма Сильвера только завтра. Что ж, это дает Питеру больше времени; к сожалению, больше времени и на то, чтобы обнаружили настоящего Гольтца.

Сойдя с поезда в Ноттингеме, Питер направился в парикмахерскую привокзальной гостиницы и попросил коротко подстричь его. Затем нашел маленький отель, зарегистрировался под именем Х. Гольтца и, закрывшись в своем номере, принялся разбирать чемодан Гольтца. Среди прочего, в нем лежал рабочий комбинезон, темно-серый шерстяной костюм и светокопии каких-то чертежей, в которых он, не будучи инженером, ничего понять не смог. Питер вспомнил о своем автомобиле, оставленном в гараже в Эшуэлле. Когда Гольтц придет в себя, у него не будет никаких причин связать типа с вислыми усами, который напал на него в поезде, с Питером Бретуэйтом, игроком в крикет. Но все равно нужно тщательно замести следы. Питер отправился в отель, где разместилась его команда, и послал записку Фрэнку Хэскингсу, охраняющему на поле калитку, своему близкому другу. От усов Питер избавился в общественном туалете по пути в отель, но по поводу остриженных, как у преступника, волос пришлось выслушать от Фрэнка немало шуток.

– Фрэнк, мне пришлось оставить свою машину в Эшуэлле. Ты не возьмешь у кого-нибудь автомобиль и не отвезешь меня за ней? Пожалуйста, никому ничего не говори. Я… ну, одно ясно, сегодня ночью мне спать не придется.

– Девушка? Ну это твое дело. Это она велела тебе остричь волосы?

Абсолютно ни на чем не основанное заключение Фрэнка подсказало Питеру новую идею. Когда они приехали в гараж, он отвел владельца в сторонку и сунул ему фунтовую банкноту.

– Послушайте, если кто-нибудь будет обо мне расспрашивать, вы могли бы забыть о том, что сегодня днем я оставлял у вас автомобиль? Дело в том… ну, тут замешана женщина, и я не хочу…

– Все в порядке, мистер Бретуэйт. Вы приехали сегодня днем из-за мелкой поломки и через десять минут уехали. Надеюсь, завтра вы наберете сотню. Я, знаете ли, старый болельщик миддлсекской команды.

«Так, с этой стороны я себя обезопасил, – думал Питер на обратном пути в Ноттингем. – Гараж находится в самом дальнем конце деревни, и пятьдесят к одному, что никто не заметил, как я ставил туда машину или забирал ее».

В Ноттингеме он отвез автомобиль в гараж, опять изменил внешность и вернулся в гостиницу. Там Питер сочинил краткий отчет о событиях дня, который отправится к сэру Джону Стрейнджуэйсу по обычным каналам. Также он написал записку Фрэнку Хэскингсу, попросив срочно вызвать полицию к Сэму Сильверу, проживающему в доме 420 по Истуэйт-стрит. Эту записку завтра утром он отдаст посыльному и попросит отправить ее на стадион Трент-Бридж, если сам не вернется к одиннадцати часам.

Больше ничего в плане предосторожностей Питер сделать не мог. Остальное нужно предоставить везению и собственным силам. Он знал, что смертельно рискует. Но устал играть с «А.Ф.». Та же смесь дерзости и нетерпения, которая порой овладевала им на крикетном поле, чтобы оторваться от игрока противника, не дававшего ему развернуться, овладела Питером и сейчас. Они могут захватить его калитку. Что ж, пусть так. Это лучше, чем заниматься всякой ерундой…

Истуэйт-стрит – длинная, грязная, но оживленная улица – тянулась вдоль основания каменистой возвышенности, на ней стоял Ноттингемский замок. За минуту до восьми тридцати на следующее утро Питер остановился перед домом номер 420. «С. Сильвер. Торговля мебелью», – гласила вывеска над входом. Питер вошел четкой военной походкой мистера Гольтца. Из-за скопления мебели возник, как кролик из норы, низенький мужчина в фартуке. Хоть бы обошлось без паролей и всего такого, мысленно взмолился Питер, щелкнул каблуками и спросил:

– Мистер Сильвер?

– Да. Чем могу служить, сэр? Возможно, вы ищите красивый спальный гарнитур?

– Меня зовут Гольтц. Вы меня ожидаете, – резко ответил Питер.

Маленький человечек с сомнением уставился на него, почесывая лысеющую макушку. Была ли эта фраза насчет спального гарнитура паролем? И не должен ли он был произнести, например: «Нет, мне нужны буфеты красного дерева»? Посмотрев на мужчину со всем прусским высокомерием, какое мог изобразить, Питер достал часы Гольтца.

– Восемь тридцать, – сказал он. – Мы должны заняться делом.

Он нажал пружинку, и крышка часов откинулась, продемонстрировав вставленный с обратной стороны кружок с буквами «А.Ф.». Это сразу привело Сэма Сильвера в чувство. Предложив Питеру следовать за ним, он двинулся в заднюю часть магазина, провел вниз по лестнице в подвал, забитый подержанной мебелью, открыл дверь огромного гардероба, стоявшего у стены, и шагнул в него. Это было проделано так быстро, что Питер едва успел осознать странность происходящего. «Неужели местное отделение “А.Ф.” проводит встречи в гардеробе?» – спросил он себя, в полной мере ощущая интерес Алисы, находящейся в Стране чудес.

Гардероб был уникальным: у него отсутствовала задняя стенка. Или его задней стенкой была дверь в стене. Дверь, которая вела в темный, низкий переход, по которому шел сейчас Питер, ориентируясь на свет фонарика мистера Сильвера. Он вспомнил, что земля под Ноттингемом была пронизана подобными ходами, проделанными в песчанике в доисторические времена. Также Питер вспомнил, каким образом «Cagoulards» собирались использовать парижские катакомбы. Разумно было бы повернуть теперь обратно. Сейчас можно легко смыться, ведь тайну мебельного магазина он узнал. Однако смесь беспечности и фатализма, составлявшая характер Питера Бретуэйта, вела его дальше. Еще сто ярдов они прошли, согнувшись в три погибели, по проходу с низким потолком, постоянно двигаясь под уклон, – и попали в огромное помещение, ярко освещенное электричеством. Двое мужчин работали на токарном станке, обтачивая металлические детали. Третий, в дальнем конце помещения – Питеру не требовалось каких-то специфических знаний, чтобы понять это, – начинял взрывчаткой бомбы. Подземная комната была одновременно военным заводом и арсеналом.

– Это мистер Гольтц, парни, – произнес Сэм Сильвер и скрылся в переходе.

Мужчины оторвались от работы. В помещении мгновенно стало тихо. Питер не слышал ничего, кроме слабого гудения динамо-машины из углубления в дальнем конце комнаты. Один из мужчин, крупный, со слащавым лицом и нервным тиком, шагнул к Питеру и протянул ему руку.

– Рад познакомиться, мистер Гольтц. Меня зовут Тули. Нам тут туго пришлось с тех пор, как заболел мистер Хайнс. Теперь мы снова продолжим работу.

Питера охватило дурное предчувствие. Гольтца прислали руководить производством боеприпасов. Как долго теперь он сможет продолжать играть его роль? Он щелкнул каблуками, игнорируя руку Тули, и рявкнул отрывисто:

– Так. Карашо. Там наверху что?

– Не извольте беспокоиться. Мы слишком глубоко внизу, никакая опасность нам не грозит. – Мужчина поднял вверх большой палец. – Над нами пустырь и брошенный завод. А теперь пройдите, пожалуйста, сюда, сэр. Этот резец… Гарри потратил на него уже два дня. Похоже, там что-то с регулировкой.

Питер наклонился над станком. Механизмы были для него китайской грамотой. Что ж, лучшая защита – это нападение.

– Так, – сказал он. – С этим станком неправильно обращались. Я должен вернуться в отель и принести инструменты.

– Комплект мистера Хайнса здесь. Воспользуйтесь им.

Тули подвел его к скамье, заваленной чертежами, листками с неразборчиво написанными формулами, а также инструментами. Питер в отчаянии смотрел на них. Он должен отсюда выбраться. В любой момент его невежество обнаружится. Питер резко взмахнул рукой и гортанно воскликнул:

– Ах, они не есть кароший! Нам нужно… как это вы говорите? – verbinderungshaft?

«Будем надеяться, что остальные знают немецкий не лучше меня, – подумал он, – потому что я ни слова на этом языке не знаю». Он сердито двинулся прочь, чувствуя, как три пары глаз буквально сверлят его спину. Ему оставалось пять шагов до двери, ведущей в проход, когда снова возник Сэм Сильвер. Каким-то образом по выражению его кроличьей физиономии Питер понял, что это провал. Он метнулся в проход, оттолкнув человечка в сторону. Но было уже поздно. Проход был заблокирован плотной фигурой настоящего Гольтца.

Схватка была ожесточенной, однако пятеро против одного – слишком неравные силы, даже против человека, знающего, что поражение означает смерть. Они навалились на Питера, прижимая коленями к полу. Тяжело дыша, Гольтц наклонился и грубо сорвал с него усы.

– Вы видите? – воскликнул он.

– Боже! Проклятый шпион!

Затем они привязали Питера к скамье, растянув ему руки и ноги. Окружавшие его лица не сулили никакой надежды. Или они погибнут, или он. В их глазах мелькала злоба перепуганных людей, которые могут выместить свой страх на другом человеке.