Текст книги "Баллада о Луне, Суде и Доме"

Мне сразу вспомнились слова о выборе. А голоса действительно что-то говорили – звали меня к себе туда, где для общения не нужны костыли, вроде слов, или эмоций, где вообще нет ничего, кроме вечности. Где есть только сияние. Чистой любви. Которая не принимает форму ненависти. И так мне хотелось к ним, но вместе с тем я знал, что там не будет мамы, ведь мама там, где происходит полный «Иди и смотри». И, вероятно, ей нужна помощь.

Но тьма успокаивала, нашёптывая, что это был всего лишь сон. Кошмар, в котором я был… Просто был.

И те приветливые улыбки, и любовь.. И я чувствовал только её, а ещё – благодарность. Только неясно, за что?

В сравнении с этими.. Чувствами? Ощущениями? В общем, всё остальное теперь казалось смешным и бессмысленным. Незначительным.

И нужно было срочно решать: остаться, чтоб досмотреть сон, в котором я был, или слиться с источником, где теперь почти все, кого я знал и любил.

Оставалось только сказать: «Да, да, я иду!».

«ИНЦИДЕНТ»

Нас двое. Я знаю о нем все, потому что, если задуматься, не знаю ничего. Мы в каком-то просторном зале, где спят сотни людей. Он переступает через одного из них и наклоняется над парнем, который кажется мне очень знакомым и начинает что-то делать руками над его головой, скаля зубы странной улыбкой. Я спрашиваю, зачем Он это делает, а Он поднимает на меня свои осатаневшие глаза и, не переставая скалиться, отвечает, что, если это сделать с человеком, который спит, он сойдёт с ума.

– Но зачем? – вырывается у меня, но я не помню, открывал ли рот. «Ты же хочешь стать полицейским?» – спрашивает Он и я вспоминаю, что пришёл к нему именно с этой просьбой, потому что больше никто не мог мне помочь. А Он все продолжает делать что-то над лицом парня, который начинает мотать головой из стороны в сторону, бить руками об пол и бубнить что-то невнятное. Но не просыпается. Я кричу: «Хватит!» и собираюсь остановить его рукой. В следующее мгновение моя рука встречается с его ладонью. Он приветливо улыбается и спрашивает, кем я мечтаю стать. Видимо, я снова задремал посреди разговора, потому что долго не спал, думаю я и отвечаю: «Путешественником во времени». Он продолжает улыбаться и хлопает меня по плечу, после чего говорит: «Смотри! Сейчас начнётся» и указывает пальцем на арестованного, которого ведут через весь коридор в центр. И в тот же самый момент, когда тот старый, словно высушенный кем-то, кто высосал его жизненную силу, человек останавливается перед нами, я понимаю: «Это и есть тот парень!» Который мгновение назад ещё был молод! Я смотрю на свои ладони, но кожа не старая, значит, постарел только он. Может это сон? – спрашиваю я у себя и оглядываюсь. Вокруг красные стены и невидимые окна, зашторенные синими занавесками. Мы стоим в широком коридоре какого-то отеля, потому что всюду двери с разными номерами. Пространство освещается бледно-лимонными лучами, источников которых я не замечаю, но вижу тьму в самом конце, кажется, бесконечного тоннеля, который сужается в конце до размера чёрной точки. Всё кажется абсолютно логичным: и судья за трибуной посреди коридора, и манекен, одетый в форму медицинской сестры по левую руку от оного, и кукла – прокурор со стетоскопом на шее в голубой форме фельдшера по правую, потому что, в конце концов, идёт слушание важного дела, а нас вызвали как свидетелей. Поэтому я успокаиваюсь и просто слушаю вердикт. Толстый судья в высоком белом парике и мантии бьёт молотком и говорит: «За преступление, которое Вы не совершали и не могли совершить, а речь о будущем жестоком убийстве голыми руками посреди зала суда, я приговариваю Вас к пожизненному заключению в психиатрической больнице». Молодой дед удивлённо смотрит на адвоката, которая идёт ему навстречу, чтобы успокоить, потом на нас. Меня кто-то дёргает за пиджак. «Он сходит с ума!» – шёпотом говорит мне лицо с улыбкой сумасшедшего, чуть ниже которой знакомый мне костюм друга, с которым мы пришли. Обвиняемый начинает трястись, мотать головой из стороны в сторону и бить руками воздух позади себя, а потом смотрит на адвоката, которая уже подошла, пытаясь сказать что-то успокаивающее, и бьёт её прямо в солнечное сплетение. От шока голова начинается кружиться. Я открываю глаза и вижу всё словно через черно-белый фильтр, будто в замедленном действии. От такого удара тело её отлетает в другой конец коридора и его затягивает в себя тьма, а голова девушки с красивой причёской на японский манер зависает в воздухе и смотрит на меня мёртвыми, кажется, пластиковыми глазами. Голова падает и уже почти снова молодой парень прыгает аки росомаха и приземляется возле прокурора, тело которого разбивает пополам. Судья понимает, что станет следующим и одними лишь губами умоляет вызвать полицию, достаёт телефон и набирает номер. Резкий звук. Это мой рингтон, который отвлекает оборотня с головой и телом волка. Он оглядывается на меня. Мы встречаемся глазами, а когда я мигаю и открываю их снова, его уже нет. Почему-то я лежу. Вероятно, от шока и ужаса. Судья подбегает к тому, что осталось от адвоката и прокурора, смотрит на меня, видимо, думая, что я в отключке, что на самом деле не так, потому что мне помогает мой друг, который бормочет нечто невнятное и что-то делает руками над моей головой. Судья подходит к голове девушки и видит кошелёк, который поднимает и кладёт себе в карман. Затем он подходит к разорванному пополам телу прокурора, которое больше напоминает два куска мяса, и лезет тому в карманы, немного отворачиваясь, чтобы не видеть кровь и кишки наизнанку. И только после этого Он вызывает скорую, чтобы те склеили труп и вдохнули в него жизнь. Я поднимаюсь, иду к нему, достав из кобуры табельное оружие, приказывая не двигаться. Со вторым оборотнем я решаю разобраться позже, а сейчас нужно арестовать судью, который только улыбается, делая вид, что не понимает, о какой краже к нему идёт речь. Но я не успеваю приблизиться, потому что из другого коридора выезжает карета скорой помощи. Она сдаёт задом и останавливается возле трибуны. Водители выходят перекурить, а из задних дверей вываливаются женщина и мужчина в деловых костюмах, становятся по обе стороны от трибуны, за которую уже встал и судья, который начавший говорить: «Уважаемые, сегодня в этом зале произошло ужасное убийство голыми руками, которое совершил этот человек». Я собираюсь сказать, что произошло недоразумение, но не могу. Открываю рот, из которого не вылетают слова, если открываю вообще. Оглядываюсь на свидетелей, в надежде найти помощь, но один из них вообще как-то странно дёргается и смеётся, указывая на меня мизинцем, от чего всё моё естество охватывает такая звериная, неконтролируемая злоба и обида на несправедливость системы, что я больше не слушаю адвоката, которая идёт, чтобы, наверное, взыскать с честного полицейского денег, а просто бью её, как любого преступника, в самое больное место, как нас учили в академии, после чего прыгаю, чтобы поймать начавшего пятиться прокурора, хватаю его за плечо, но не рассчитываю силу и разрезаю его пополам ребром ладони. Улыбаюсь, поднимаю глаза на судью, намекая, что Он будет следующим, как вдруг происходит что-то действительно странное: я слышу знакомую мелодию, казалось, эхо из прошлой жизни, но вспомнить её не могу. Я оборачиваюсь и вижу только двух свидетелей, один из которых что-то колдует над головой другого, присев на колено.

Ярость отпускает меня и я слышу сирены полицейской машины, поэтому начинаю паниковать, потому что не знаю, куда бежать. И тут передо мной открывается дверь, из которой высовывается рука, хватает за плечо и дверь закрывается. «Здесь можно спрятаться. Их здесь много» – говорит неизвестный мне голос, сдерживающий готовый в любое мгновенье вырваться из зубов смех. Я ничего не вижу: вокруг тьма. Только слышу, как Он просит меня переступать через что-то. Делаю это, затем чувствую, что Он укладывает меня спать на жёсткий матрас. Я не мешаю ему, только спрашиваю, может ли Он мне помочь, потому что я уже не хочу быть оборотнем, что устал от неконтролируемых приступов, что не знаю, кому и когда могу вновь причинить вред. И засыпаю, не услышав ответа, а просыпаюсь от того, что Он что-то делает руками, склонившись надо мной, будто бы разговаривая с кем-то, кого я не вижу, потому что не могу двигаться. Не могу пошевелить даже глазом, словно кто-то разрезал нити, соединявшие органы наблюдения и реагирования с органами исполнения, от чего мне становится очень нехорошо, даже плохо. Так чувствует себя виноград, из которого выжимают все соки. Топливо жизни. Суть естества. От боли сами собой начинают дрожать руки и дёргаться голова, но я вспомню, что это и есть ритуал по лишению способности быть оборотнем. Я вижу только его подбородок, часть лица и руки, движения которых размывают пространство, как мазь, и вспоминаю обо всём, что было. Он спрашивает у кого-то, кем тот хочет стать, а в ответ слышит: «Оборотнем!», и я понимаю, что Он может исполнить любое желание, поэтому и начинаю умолять только об одном, повторяя снова и снова: «Убить судью!».