Текст книги "Счастливчик"

Глава 2
Тибо

Странно размышлять о том, какие неожиданные повороты делает человеческая жизнь. Год назад Тибо с радостью ухватился бы за возможность провести выходные с Эми и ее подругами. Возможно, именно это ему и было нужно, но когда они высадили его в окрестностях Хэмптона в самом пекле августовской жары, он помахал им на прощание и ощутил странное облегчение. Изображать обычного человека было утомительно.

Покинув Колорадо пять месяцев назад, он не проводил ни с кем больше пары часов. Единственным исключением стал пожилой хозяин молочной фермы, живущий к югу от Литл-Рока. Он позволял Тибо ночевать в пустующей спальне на втором этаже после ужина, за которым фермер говорил не больше, чем сам Тибо. Он был признателен этому человеку: тот не считал нужным давить на него и выпытывать, почему он ведет себя именно так. Никаких вопросов, никакого любопытства, никаких прозрачных намеков. Лишь спокойное согласие с тем, что у Тибо нет настроения разговаривать. В знак благодарности Тибо задержался у него на пару дней, чтобы помочь починить крышу сарая, а потом вновь отправился в путь с нагруженным рюкзаком, и Зевс потрусил за ним.

Если не считать поездки с девушками, он прошел все расстояние пешком. После того как он оставил ключи от квартиры в кабинете управляющего в середине марта, он сносил восемь пар обуви, питался в основном батончиками «Пауэрбар» и водой во время долгих одиноких переходов между городами, а как-то раз в Теннесси съел пять высоких стопок блинов, после того как почти три дня не ел. Вместе с Зевсом он шел вперед сквозь бури, град и дождь и такую сильную жару, что кожа на его руках покрылась волдырями; он видел торнадо на горизонте близ Талсы, что в Оклахоме, и дважды чудом избежал удара молнии. Он часто выбирал окольные пути, стараясь держаться подальше от главной дороги и еще больше удлиняя путешествие, иногда просто повинуясь внезапному порыву. Обычно он шел до тех пор, пока его не охватывала усталость, и к концу дня начинал искать место для ночлега – такое, где, как ему казалось, ни его, ни Зевса не должны потревожить. Утром они снова отправлялись в путь еще до рассвета, чтобы никто ничего не узнал. И пока никто им не докучал.

Он подсчитал, что в среднем проходит более двадцати миль за день, хотя никогда не следил за временем или расстоянием специально. Цель путешествия состояла не в этом. Он полагал, будто некоторые думают, что он идет с целью обогнать воспоминания о мире, который оставил позади, и это представлялось весьма романтичным; другие же предпочитали верить, что он идет исключительно ради самого путешествия. Но и те и другие ошибались. Ему нравилось идти, и ему надо было кое-куда добраться. Проще простого. Ему нравилось идти тогда, когда хочется, в темпе, который его устраивает, идти туда, где он желает оказаться. После четырех лет исполнения приказов в морской пехоте свобода манила его.

Мать волновалась за него, но, в конце концов, все матери волнуются. Его мать в любом случае. Он звонил ей каждые несколько дней и сообщал, что у него все в порядке, а потом, повесив трубку, часто думал, что несправедлив к ней. Он отсутствовал большую часть времени за последние пять лет и перед каждым из трех отъездов в Ирак внимательно слушал ее наставления по телефону, когда она увещевала его не делать глупостей. Он и не делал, но много раз оказывался на волосок от смерти. И хотя он сам никогда об этом не рассказывал, она читала об этих случаях в газетах.

«А теперь еще и это, – сокрушалась мать вечером накануне его ухода. – Вся эта затея, по-моему, сущее сумасшествие».

Может, и так. А может, и нет. Он сам еще не понял.

– А ты как думаешь, Зевс?

Пес поднял голову, услышав свое имя, и потерся о бок хозяина.

– Да, знаю. Ты голоден. Что у нас есть хорошего?

Тибо устроил привал на парковке ветхого мотеля на окраине города. Он достал миску и положил в нее последнее, что осталось из собачьей еды. Пока Зевс ел, Тибо рассматривал этот небольшой город.

Он видел места и похуже Хэмптона, но и получше тоже. Город раскинулся на берегах Саут-Ривер, примерно в тридцати пяти милях к северо-западу от Уилмингтона и побережья и на первый взгляд, казалось, не отличался от тысячи других самодостаточных сообществ голубых воротничков, у которых есть своя гордость и история, объединяющая многие земли Юга. Несколько светофоров покачивалось на отвисших проводах, периодически перебивая транспортный поток по направлению к мосту, обнимавшему реку. А по обе стороны основной дороги располагались низенькие кирпичные строения, слепившиеся друг с другом, они растянулись на полмили, сияя вывесками с названиями и рекламой заведений, где можно перекусить, или выпить, или купить какое-нибудь оборудование. Кое-где росли старые магнолии, оплетая бугристыми корнями тротуар. На отдалении Тибо заметил старомодный красно-белый столбик – обозначение парикмахерской – и, как водится, группку пожилых мужчин на скамейке у входа. Он улыбнулся. Это было чудно, словно видение из пятидесятых.

При ближайшем рассмотрении он все же почувствовал, что первые впечатления обманчивы. Несмотря на близость воды, или, вероятно, именно из-за нее, как подозревал Тибо, можно было заметить признаки разрушения – в крышах, в крошащихся кирпичах у фундаментов, в омерзительных выцветших пятнах на пару футов выше фундаментов, которые говорили о былых затоплениях. Ни один из магазинов еще не заколотили досками, но, обнаружив, как мало автомобилей припарковалось напротив зданий коммерческих фирм, Тибо задался вопросом: сколько еще они смогут протянуть? Деловые центры маленьких городов развивались по пути динозавров. А если это место такое же, как и остальные города, через которые он прошел, то, по его мнению, здесь наверняка уже появился еще один, более новый деловой район, который уже оккупировали «Уол-март» или «Пиггли-Уиггли». Скоро придет конец существованию этой части города.

И все же странно. Быть здесь. Он и сам толком не знал, каким представлял себе Хэмптон, но уж точно не таким.

Не важно. Пока Зевс доедал, Тибо размышлял над тем, долго ли ему придется ее искать. Женщину с фотографии. Женщину, с которой он жаждет встретиться.

Но он найдет ее. Это наверняка. Он поднял рюкзак.

– Ты готов?

Зевс склонил голову.

– Пойдем поищем комнату, где остановиться. Я хочу поесть и принять душ. А тебе не помешает ванна.

Тибо сделал пару шагов, прежде чем понял, что Зевс не сдвинулся с места. Тибо бросил взгляд, обернувшись к псу:

– Не надо так на меня смотреть. Тебе определенно нужно помыться. Ты воняешь.

Зевс все еще стоял не шелохнувшись.

– Отлично. Поступай как знаешь. Я иду.

Он направился в кабинет управляющего, чтобы зарегистрироваться, зная, что Зевс последует за ним. Ведь, в конце концов, Зевс всегда так делал.

До того как Тибо нашел фотографию, его жизнь протекала так, как он затеял еще давно. У него всегда был план. Он хотел успешно окончить школу, и сделал это; он хотел освоить разные виды спорта и вырос, играя в самые разнообразные игры. Он хотел научиться играть на скрипке и пианино и преуспел настолько, что смог сам сочинять музыку. После Университета Колорадо он собирался в морскую пехоту, и вербовщик был доволен тем, что он решил пойти на военную службу, а не стать офицером. Шокирован, но доволен. Большинство выпускников отнюдь не горели желанием стать пехотинцами, а он хотел именно этого.

Теракт во Всемирном торговом центре вряд ли имел связь с его решением. Наоборот, вступление в ряды вооруженных сил казалось Тибо чем-то естественным, ведь его отец прослужил в морской пехоте двадцать пять лет. Отец начинал обычным рядовым, а закончил одним из тех непреклонных седовласых сержантов, которые наводят страх на всех вокруг, кроме собственной жены и взводов, которыми командуют. Он относился к молодым людям как к сыновьям; его единственной целью, по его словам, было вернуть их домой к матерям живыми, здоровыми и уже повзрослевшими.

За все эти годы отец, должно быть, посетил более пятидесяти свадеб парней, которые не могли представить, как можно жениться без его благословения. И еще он был хорошим пехотинцем. Он получил «Бронзовую звезду»[3]3
  Медаль «Бронзовая звезда» вручается за участие в военных операциях, в том числе операциях по обеспечению боевых действий.


[Закрыть] и два «Пурпурных сердца»[4]4
  Медаль «Пурпурное сердце» вручается за одно боевое ранение.


[Закрыть] во Вьетнаме и успел послужить в Гренаде, Панаме, Боснии и поучаствовать в первой войне в Персидском заливе. Отец был военным, который не возражал против переводов, так что Тибо провел большую часть юности, переезжая с места на место, на базах по всему свету. В некотором смысле Окинава была ему роднее, чем Колорадо, и хотя японский он уже подзабыл, он считал, что после недели в Токио сможет вновь говорить так же бегло, как раньше. Подобно отцу, Тибо рассчитывал служить до пенсионного возраста и в отличие от него собирался жить после этого еще долгие годы и наслаждаться ими. Его отец скончался от сердечного приступа всего через два года, после того как повесил форму на вешалку в последний раз. Из-за обширного инфаркта, который грянул как гром среди ясного неба. Минуту назад он сгребал снег с подъездной аллеи, а минутой позже его не стало. Это случилось тринадцать лет назад. Тогда Тибо было пятнадцать.

Тот день и последовавшие за ним похороны были самыми отчетливыми воспоминаниями о его жизни до того, как он поступил в морскую пехоту. Когда растешь на военных базах, все обычно сливается в одно размытое пятно просто потому, что слишком часто приходится переезжать. Друзья приходят и уходят, одежда упаковывается и распаковывается, хозяйство непрерывно избавляется от ненужных вещей, и в результате лишь немногое удается сохранить. Иногда бывает трудно, но зато это делает ребенка сильнее в том смысле, который большинству людей понять не суждено. Так, ребенок узнает, что какие-то люди остаются позади, а их место неизбежно занимают новые и что в каждом новом городе или селении или на военной базе есть что-то хорошее или плохое. И поэтому ребенок быстрее растет.

Даже годы в университете Тибо помнил туманно, но и в этой главе его жизни царили свои собственные рутинные порядки. Учеба в будни, удовольствия в выходные, зубрежка к экзаменам, дерьмовая еда в общежитии и две подружки, одна из которых продержалась чуть больше года. Каждый, кто когда-нибудь учился в университете, мог рассказать пару таких же историй, которые вряд ли сильно повлияли на его жизнь. В конце концов осталось только образование. По правде говоря, Тибо не почувствовал вкус жизни до тех пор, пока не приехал в центр приема новобранцев на Пэррис-Айленде для базовой подготовки. Едва он спрыгнул с подножки автобуса, сержант-инструктор принялся кричать ему прямо в ухо. Никто не заставит человека поверить, будто вся жизнь до этого не имела никакого значения, кроме как сержант-инструктор. Теперь ты в их руках, и точка. Занимаешься спортом? Отожмись пятьдесят раз, мистер Распасовщик. Учился в университете? Собери винтовку, Эйнштейн. Отец служил в морской пехоте? Помой сортир, как и твой старик когда-то. Все те же старые клише. Бегом, марш, стоять смирно, ползти по грязи, вскарабкаться на ту стену: для него в курсе основной подготовки не было ничего неожиданного.

Он должен был признать, что обучение по большей части удавалось. Оно ломало людей, затем еще больше их подавляло и в конце концов превращало в морских пехотинцев. Или, во всяком случае, они так утверждали. Он не сломался. Он работал как вол, не высовывался, выполнял приказы и оставался таким же человеком, каким был до этого. И все же стал морским пехотинцем.

В итоге он попал в первый батальон пятого полка морской пехоты на базе «Кемп-Пендлтон». Сан-Диего был городом в его вкусе, с отличной погодой, великолепными пляжами и еще более прекрасными женщинами. Но это не продлилось долго. В январе 2003 года, сразу после того как ему исполнилось двадцать три, он оказался в Кувейте, участвуя в операции «Свобода Ираку». База «Кемп-Доха» в промышленной части города Кувейта использовалась со времен первой войны в Персидском заливе и сама по себе уже превратилась в небольшой городок. Там были спортзал и компьютерный центр, гарнизонная лавка, закусочные и палатки, простирающиеся до самого горизонта. Это бойкое место стало еще многолюднее в преддверии грядущего вторжения, и с самого приезда Тибо там царил хаос. Его дни на базе тянулись нескончаемой чередой долгих собраний, утомительных тренировок и репетиций наступления, план которого постоянно менялся. Должно быть, он успел поупражняться в надевании защитного костюма на случай химической атаки сотню раз. А еще по лагерю бродили множественные слухи. Самое сложное было выяснить, где правда, где ложь. Каждый знал о ком-то, кто знал кого-то, кто слышал реальные новости. Сегодня они неминуемо переходят в наступление, а завтра понимают, что все откладывается. Сначала они должны были атаковать с севера и юга, затем только с юга, а может быть, даже не так. Они слышали, что у противника есть химическое оружие и он намеревается его использовать; затем они слышали, что он не будет его использовать, потому что считает, будто Соединенные Штаты могут применить в ответ ядерную бомбу. Кто-то нашептывал, что Республиканская гвардия Ирака выставит смертников прямо за границей; другие клялись, что их выставят близ Багдада. Третьи заявляли, что иракцы встанут стеной у нефтяных месторождений. Короче говоря, никто ничего не знал, что только подстегивало воображение ста пятидесяти тысяч военных, собравшихся в Кувейте.

По большей части солдаты – это дети. Иногда люди об этом забывают. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать – половина из военнослужащих еще не достигла возраста, когда они могли бы купить пиво. Они были уверены в себе, хорошо обучены и горели нетерпением перед предстоящей операцией, но нельзя было игнорировать действительность. Кому-то из них суждено было умереть. Некоторые говорили об этом открыто, другие писали письма семьям и передавали их армейскому священнику. Нервы сдавали. Одни испытывали трудности со сном, другие, наоборот, почти все время спали. Тибо наблюдал за всем этим со странным ощущением отчужденности. «Добро пожаловать на войну! – слышал он слова своего отца. – Это всегда ВКМГЗ: все классно, мы в глубокой заднице».

Тибо не мог оставаться равнодушным к тому, что напряжение все растет, и, как все, жаждал выпустить пар. Иначе было невозможно. Он начал играть в покер. Отец научил его играть, так что игра была ему знакома… или он думал, что знакома. Он быстро выяснил, что другие знают о ней гораздо больше. За первые три недели он успел потерять почти все деньги, которые скопил со времен поступления на службу: блефуя, когда надо было сбросить карты, и сбрасывая, когда нужно было оставаться в игре. Вообще это были небольшие деньги, и ему особенно негде было их тратить, даже если бы он выиграл. Но настроение у него испортилось на многие дни вперед. Он ненавидел проигрывать.

Успокоение даровали лишь долгие пробежки по утрам еще до восхода солнца. Обычно было очень прохладно; хотя на Ближнем Востоке Тибо находился уже месяц, он не переставал удивляться, какой холод может стоять в пустыне. Он упрямо бежал под усыпанным звездами небом, шумно выдыхая воздух.

К концу одной из таких пробежек, когда на отдалении уже замаячила его палатка, он замедлил бег. К тому моменту солнце уже показалось над горизонтом, заливая золотом весь унылый сухой пейзаж. Держа руки на бедрах и пытаясь отдышаться, он вдруг краем глаза заметил фотографию, тускло поблескивающую в грязи. Он остановился, чтобы поднять ее, и заметил, что она была хоть и дешево, зато аккуратно заламинирована, видимо, для защиты от непогоды. Он смахнул со снимка пыль, очистив изображение, и тогда в первый раз увидел ее.

Блондинка с улыбкой на лице и озорными глазами цвета нефрита в джинсах и футболке, украшенной спереди словами «Счастливая леди». За ней красовался плакат с надписью «Ярмарки Хэмптона». Немецкая овчарка с сероватой мордой стояла рядом с ней. В толпе позади женщины можно было различить двух мужчин в футболках с какими-то логотипами, они теснились у стойки с билетами. Поодаль виднелись три дерева, вечнозеленые, с острыми кронами, такие могли расти где угодно. На обратной стороне карточки было написано от руки «Будь осторожен! Э.».

Не то чтобы ему сразу бросилось в глаза что-то на фотографии. На самом деле его первым порывом было выбросить ее. Он чуть не сделал это, но как раз когда собрался, ему пришло в голову, что человек, потерявший снимок, возможно, хочет его вернуть. Для кого-то он явно много значил.

Вернувшись в лагерь, Тибо приколол снимок на доску объявлений у входа в компьютерный центр, рассчитывая, что любой обитатель лагеря рано или поздно пройдет мимо. Несомненно, кто-нибудь ее заберет.

Прошла неделя, затем десять дней. Хозяин фотографии так и не нашелся. К тому моменту взвод Тибо тренировался каждый день часами, и в покер играли уже серьезно. Некоторые проиграли тысячи долларов; поговаривали, что один младший капрал потерял около десяти тысяч. Тибо, не игравший со времен первой унизительной попытки, предпочитал проводить свободное время, размышляя о предстоящем вторжении и прикидывая, как он себя поведет, когда попадет под огонь противника. Прогулявшись к компьютерному центру за три дня до вторжения, он увидел, что фотография все еще висит на доске объявлений, и по какой-то непонятной ему самому причине взял ее и положил в карман.

Виктор, лучший друг Тибо в отряде – они были вместе еще со времен начальной подготовки, – все же уговорил его сыграть в покер тем вечером. Тибо, все еще не имевший денег, начал весьма сдержанно и думал, что не продержится в игре больше получаса. Он сбрасывал карты в первых трех играх, в четвертой собрал стрейт, а в шестой – фул-хаус. Карты именно так и выпадали – флаши, стрейты, фул-хаусы, – и к середине вечера он отыграл былые потери. Первые игроки к тому времени уже ушли, уступив место другим. А Тибо оставался. По очереди новые игроки сменялись другими. А Тибо оставался. Удача не покидала его, и к рассвету он выиграл больше, чем заработал за первые полгода службы в морской пехоте.

Лишь когда закончил игру вместе с Виктором, он осознал, что в кармане у него все это время лежала фотография. Когда они вернулись в палатку, он показал снимок Виктору и обратил его внимание на надпись на футболке женщины. Виктор, родители которого были нелегальными иммигрантами и жили близ Бейкерсфилда в Калифорнии, не только отличался религиозностью, но и верил в самые разные знамения. Грозы с молниями, развилки на дорогах и черных котов он любил больше всего. А перед отъездом в Ирак он рассказал Тибо о своем дяде, у которого якобы был дурной глаз: «Когда он смотрит на тебя определенным образом, значит, ты непременно умрешь, это лишь вопрос времени». Виктор заставлял Тибо вновь чувствовать себя десятилетним мальчиком, когда ему приходилось с восхищением слушать истории друга, который сидел, положив подбородок на ручной фонарик. Тибо ничего не говорил. У каждого свои причуды. Парень хочет верить в предзнаменования? Ну и пусть. Гораздо важнее то, что Виктора завербовали снайпером и что Тибо мог доверить ему собственную жизнь.

Виктор внимательно рассмотрел снимок, прежде чем вернуть.

– Говоришь, нашел фотографию на рассвете?

– Да.

– Рассвет – это время дня, полное энергии.

– Так ты мне говорил.

– Это знак, – заявил Виктор. – Она твой счастливый талисман. Видишь ее футболку?

– Сегодня вечером она действительно принесла удачу.

– Так будет и дальше. Ты нашел эту фотографию по какой-то причине. Ее хозяин не объявился тоже по какой-то причине. Ты забрал ее сегодня сам по какой-то причине. Выходит, у тебя она и должна находиться.

Тибо хотел ответить что-то насчет парня, который ее потерял, и о том, как он теперь себя чувствует, но промолчал. Он просто лег на койку и сложил руки за головой.

Виктор сделал то же самое.

– Я рад за тебя. С этого дня удача будет неотступно следовать за тобой, – добавил он.

– Надеюсь.

– Но ты не должен потерять снимок.

– Не должен?

– Если потеряешь, то судьба отвернется от тебя.

– И что это значит?

– Это значит, что тебе больше не будет везти. А быть невезучим на войне – хуже всего.

Номер мотеля оказался таким же уродливым, как и все здание: обшитые деревом стены, светильники, прикрепленные к потолку цепями, грубый ковер, телевизор, привинченный к стойке. Создавалось впечатление, словно помещение отделали приблизительно в 1975-м и с тех пор не обновляли. Оно напоминало Тибо о тех местах, где заставлял их останавливаться отец во время отпускных семейных поездок по юго-западу много лет назад. Они ночевали в мотелях вблизи скоростных трасс, и если отцу казалось, будто там относительно чисто, он считал, что место им подойдет. Мама не вполне разделяла его мнение, но что она могла сделать? Вряд ли через дорогу можно было найти отель сети «Времена года», а даже если и так, они не смогли бы себе этого позволить.

Заезжая в номер мотеля, Тибо следовал тому же рутинному порядку, что и его отец: он поднимал одеяло, проверяя, чистые ли простыни, изучал занавеску в ванной на предмет плесени, высматривал волосы в раковине. Несмотря на пятна ржавчины, текущий кран и прожженные дырки от сигарет, чего можно было ожидать, тут оказалось чище, чем он думал. И к тому же номер обошелся ему недорого. Тибо заплатил наличными за неделю вперед, без лишних вопросов и доплаты за собаку. В общем, выгода налицо. У Тибо не было кредитных карт, дебетовых карт, карты для использования в банкомате, официального почтового адреса, мобильного телефона. Почти все свое имущество он носил с собой. У него, однако, был счет в банке, с которого ему могли перевести деньги при необходимости. Он был зарегистрирован на корпорацию, а не на его имя. Он не был богат и не принадлежал даже к среднему классу. Корпорация не вела никакого бизнеса. Он просто оберегал свою частную жизнь.

Тибо отправил Зевса в ванную и помыл его шампунем, который достал из рюкзака. Затем он принял душ и надел последний чистый комплект одежды, который у него оставался. Сидя на кровати, он листал телефонную книжку, но не нашел кого хотел. Он оставил себе пометку постирать вещи, когда будет время, а потом решил перекусить в маленьком ресторанчике, который только что видел на улице.

Когда Тибо пришел туда, Зевса внутрь не пустили, что нисколько не удивляло. Зевс улегся у входа и уснул. Тибо съел чизбургер с картофелем фри, запил молочным шоколадным коктейлем, а потом заказал чизбургер для Зевса. Снаружи Тибо понаблюдал за тем, как Зевс заглотил еду меньше чем за двадцать секунд и вновь поднял глаза на него.

– Рад, что тебе удалось посмаковать каждый кусочек. Пойдем.

Тибо купил карту города в дежурном магазине и сел на скамейку у площади, в старомодном парке, окруженном деловыми улицами с четырех сторон. Хотя там росли большие тенистые деревья, имелась игровая площадка для детей и множество цветов, народу было немного: несколько матерей собрались группкой, а их дети съезжали с горки или рассекали воздух, катаясь на качелях. Он исследовал лица женщин, чтобы удостовериться, что ее среди них нет, а потом отвернулся и развернул карту, прежде чем они разнервничались из-за его присутствия. Матери с маленькими детьми всегда нервничают при виде одиноких мужчин, которые бесцельно околачиваются поблизости. Он их не винил: слишком много вокруг бродит всяких ненормальных.

Изучая карту, Тибо пытался сориентироваться и рассчитать следующий шаг. Он не тешил себя иллюзиями, что будет легко. В конце концов, он знал совсем немного. Все, что у него было, – это фотография. Ни имени, ни адреса. Ни сведений о работе. Ни телефонного номера. Ни даты. Ничего, кроме лица в толпе.

Но были кое-какие подсказки. Он детально изучил снимок, как уже много раз до этого, и начал с того, что ему известно. Фотографию сняли в Хэмптоне. Женщине было чуть больше двадцати, когда ее сфотографировали. Она была красива. У нее либо жила немецкая овчарка, либо она знала хозяина такой собаки. Ее имя начиналось с буквы «Э». Эмма, Элейн, Элиз, Эйлин, Эллен, Эмили, Эрин, Эрика… Это самые вероятные варианты, хотя на Юге, как ему казалось, могли найтись такие имена, как Эрдин или Элспет. Она ходила на ярмарку с человеком, которого позже отправили в Ирак. Она дала ему фотографию, а Тибо нашел ее в феврале 2003-го, а это значило, что ее сняли до этого времени. Выходит, женщине скорее всего уже ближе к тридцати. На отдалении высились три вечнозеленых дерева. Все это он знал наверняка. Факты.

А потом пошли предположения, начинавшиеся с Хэмптона. Хэмптон – весьма распространенное название. Быстрый поиск в Интернете выдал множество мест. Округа и города в Южной Каролине, Виргинии, Нью-Гемпшире, Айове, Небраске, Джорджии. Плюс другие варианты. Масса других вариантов. И конечно, Хэмптон в округе Хэмптон, Северная Каролина.

Хотя на втором фоне не было заметно особых ориентиров, как, например, изображения усадьбы «Монтичелло», обозначающей Виргинию, или плаката «Добро пожаловать в Айову», кое-какую информацию найти удалось. Буквально собрать по крупицам, но не о женщине, а о молодых парнях, стоящих в очереди на заднем плане. На обоих были футболки с логотипами. Изображение Гомера Симпсона на одной футболке ничего не дало. А слово «Дэвидсон» на второй сначала показалось совершенно бессмысленным. На первых порах он предположил, что это сокращение от названия мотоцикла «харлей-дэвидсон». Но повторный поиск в «Гугле» все прояснил: название «Дэвидсон» имел престижный колледж близ Шарлотта в Северной Каролине. С избирательным подходом к выбору слушателей, сложными предметами, уклоном в гуманитарные науки. При просмотре каталога книжного магазина этого колледжа он нашел такую же футболку.

Тибо понимал, что наличие футболки не гарантирует, что снимок был сделан в Северной Каролине. Возможно, бывший студент колледжа подарил парню футболку, возможно, он приехал учиться из другого штата, возможно, ему просто понравились цвета, возможно, он уже окончил колледж и переехал в другое место. Но поскольку зацепок больше не было, Тибо позвонил в Торговую палату Хэмптона перед отъездом из Колорадо и удостоверился, что они проводят окружную ярмарку каждое лето. Еще один хороший знак. У него наметился маршрут, хотя и не окончательный. Он просто предполагал, что это то самое место. И все же по причине, которую не мог объяснить, он чувствовал: место выбрано правильно.

У него были и другие предположения, но к ним он обратится позднее. Первым делом требовалось найти рыночную площадь. Тибо надеялся, что окружная ярмарка из года в год проводится на том же месте; он надеялся, что человек, который укажет ему верное направление, сможет ответить и на этот вопрос. Лучше всего поискать такого человека в одной из местных фирм. Но не в антикварной или сувенирной лавке – их владельцами часто становились люди, недавно приехавшие в город с севера в поисках более спокойной жизни и более теплой погоды. Он же подумал, что стоит попытать счастья где-то вроде магазина оборудования. Или в баре. Или в агентстве недвижимости. Он решил, что узнает подходящее место, как только оно попадется ему на глаза.

Тибо жаждал увидеть место, где сняли фотографию. Но не для того, чтобы лучше понять, кто эта женщина. Ярмарочная площадь в этом не поможет.

Он хотел узнать, стоят ли там бок о бок три дерева, высокие, вечнозеленые, с острыми кронами, какие могут расти где угодно.