Текст книги "Звездочёт (сборник)"

Вместо сарказма (послесловие от редактора)

Мне едва исполнилось тринадцать лет, когда моя семья принудила меня переехать в другой и крайне отдалённый от центра города район. В эти забытые Богом места переселяли всех, кто был способен квалифицированно работать на оборонную промышленность, спортсменов и офицеров. Моя новая школа оказалась вполне уютной, тем более, что со многими пацанами довелось познакомиться прежде на футбольном поле и баскетбольной площадке. Смущал только предельно скупой список мужчин-преподавателей – всего трое. Первым, конечно, был физрук – травмированный полузащитник футбольного ленинградского «Динамо». Он почти моментально завоевал нашу благосклонность, превратив нашу щенячью возню с мячом в игру, в игру, хотя бы отдалённо напоминавшую футбол. Затем следовал старший пионервожатый, казавшийся нам пожилым инвалидом, волочившим за собой высохшую ногу, – он был офицером и обучил нас выживать в лесу, имея при себе самый скудный запас продуктов и прочих средств. И ещё он научил нас кланяться каждому памятнику погибшим воинам и ухаживать за ними. Самым странным казался учитель труда, Виктор Васильевич – он выглядел молодым и даже лощёным в сравнении с нашими отцами, до позднего вечера вкалывавшими в оборонных цехах. В наших глазах он выглядел дезертиром трудового фронта. Виктор Васильевич довольно скоро почувствовал нашу холодность и, построив после урока, без стеснения и подробностей объяснил факты своей биографии – по окончании института, будучи инженером по холодильным установкам, он вышел на ходовые испытания ядрёной подводной лодки в том самом ядрёном отсеке и после скромной аварии сделался инвалидом. Немного позже младшая пионервожатая, муж которой ходил на подобной лодке, объяснила нам, что Виктор Васильевич, пожертвовав собой и возможностью иметь семью, спас экипаж, лодку и, собственно, сам проект.

Я доложил слух по команде, и уже на следующем уроке Виктор Васильевич увидел покорно построившийся взвод.

– Понятно, – улыбнулся он. – Как я понимаю, наши дамы вам о чём-то нашептали. Теперь о законах для мужиков. Знаешь – молчи. Можешь – терпи. Не можешь – есть кусты. Остальным займёмся отдельно.

И приступили. Вначале к способности прибираться, после к умению отбивать руками стрелки на залоснённых штанах. Понятно, что мы научились слесарничать и столярничать. Но самым сладким было то, что после каждого урока мы слушали Юрского, Жванецкого, Высоцкого. Галича и даже краткие лекции по кулинарии.

– Мужики, – говорил Виктор Васильевич, – кто-то из вас станет музыкантом, кто-то работягой. Это не важно. Принципиально, чтобы вы оставались самодостаточными. Поймите, – он поднимал указательный палец к потолку, – обстоятельства, как правило, выше и сильнее нас, но независимость, а не деньги, дарят нам возможность быть интересными для своих женщин и детей. За-ради этого вы должны овладеть хотя бы навыками в нескольких специальностях. Понадобятся – доточите. В то же время готовить и ухаживать за собой вы должны по факту – женщины это не любят и, признаться, редко умеют.

Вдохновлённый подобной нотацией, я решился написать повесть и ждал полуночи, поскольку предаваться при родителях столь непристойному занятию мне казалось невозможным. Наконец, они заснули. Но вдохновение тоже исчезло. Тогда я решился приготовить антрекот, ровно так, как учил Виктор Васильевич – с лучком, обжаренным и немного подержанном в красном сухом вине. Добавил на тарелку молодой фасоли, несколько резов маринованной свёклы и приготовился вкушать.

Но проснулся папа и, влекомый ароматами, появился на кухне.

– Сеня, – сказал он просто, – я же просил тебя никогда не готовить при женщинах. После вовек не отмажемся.

– Папа, прости. Не удержался, – сознался я.

– Ладно, уже забыли, – отец с наслаждением попробовал мою стряпню. – Слушай, а ведь я тебя подобному не учил.

Я рассказал бате всё, что знал о Викторе Васильевиче, тем более, что он был ветераном и юнгой первого выпуска Крондштадтской школы юнг. Папа ушёл в ванную и включил воду. После, утеревшись полотенцем, он сказал:

– Если хотя бы кто-нибудь из вас обидит этого мужика, мы приедем строить вас всем цехом. Доступно? И, надеюсь, у личного состава претензий не имеется.

Теперь объясню, отчего я вспомнил эту историю. Я родился и вырос в Ленинграде – городе предельно пафосном, а потому не терпящем назиданий и предпочитающем иронию и стёб. И когда я получил рукопись, которую мне предстояло редактировать, признаюсь, мне было не по себе от излишней назидательности. Но после я согласился с ней. Отнюдь, не потому, что я за исключением предложения ничего поправить не могу. А просто потому, что мой друг успел подумать о чём-то важном, пока я предавался сарказму. И вам, друзья мои, желаю прозреть как можно ранее меня и не спешить отдавать себя в руки местоимений и обстоятельств.

Сергей Долгушин