Текст книги "Игра магий"

Состоянию этому было пока далеко до настоящего возбуждения, до непрекращающегося потока жестокой радости или даже ликования от чужой смерти. Все выглядело своего рода разминкой, закуской перед настоящим пиршеством. Избалованы плебеи такими зрелищами, решила Сара, вот и не ценят по-настоящему показанного им представления, неспособны оценить.

Зато тому из нобилей, который этими слонами хвастался и с которым она на этот поединок договаривалась, теперь придется раскошелиться за проигрыш. И еще, пожалуй, лениво соображала Сара, нужно будет ее бойцам выдать какую-нибудь награду, не слишком богатую, не чрезмерную, но такую, чтобы на пару недель пьянства и непотребных девок им все же хватило. Это поддержит их верность и подкрепит ее репутацию справедливой и щедрой хозяйки.

6

Следующими должны были сражаться лучники и копейщики на колесницах против пехотинцев с копьями и какими-то крюками, защищенных тяжелыми и неуклюжими доспехами, и подвижных, почти голых всадников. И даже кони у этих всадников казались какими-то обнаженными, незащищенными, уязвимыми и вполне выставленными под удары стрел тех бойцов, которые находились в колесницах. В общем, силы были распределены умело, как и полагалось, почти ровно, едва ли не справедливо.

Начавшийся бой развивался немного медленно, на взгляд Сары. В настоящем бою все бывало куда острее и интереснее, поэтому она заскучала и принялась разглядывать публику. Ничего нового она для себя нашла, хотя отметила во всех этих смертных одну особенность. Многие зрители не то что пытались охватить взглядом все побоище, а выбирали кого-либо на арене и следили уже только за его действиями или даже делали на него ставки, заключая пари с соседями или у специально расхаживающих игроков, которых сами бои почти не привлекали, зато они набивали себе карманы, обыгрывая или просто обманывая прочих простофиль. Это было немудрено, за годы, проведенные около этой арены, на этих трибунах, они поневоле научились определять вероятный исход боя с точностью до серебряного сестерция и почти никогда не ошибались. Еще бы, подумала Сара, кто часто ошибается, долго тут не задерживается.

Бой превратился в довольно странную и широкую схватку, когда колесницы кружили по большому овалу арены вокруг собравшихся в центре пехотинцев и лучники отстреливались от выскакивающих и атакующих их конников. Те действовали неудачно, сначала они потеряли пару бойцов, а тех из пеших, которые попробовали занять их место, колесницы попросту оттеснили. Затем всадники потеряли сразу трех коней, и голые спешенные всадники стали держаться поближе к своим пехотинцам, хотя и это их не слишком выручало, потому что луки у воинов на колесницах хоть и были не слишком велики и сильны, но все же на относительно небольшой арене стрелы из них били точно.

Сара попробовала было предугадать шансы всадников, но тут каким-то образом, кажется с помощью все тех же копий и крюков, пехотинцам удалось опрокинуть пару колесниц, и с экипажами этих боевых машин было быстро и необратимо покончено. Получалось, что исход боя был вовсе не таким уж однозначным, как представлялось вначале. Сара даже вновь заинтересовалась происходящим на арене, но тут на входе в ее ложу появился глашатай и дюжина охранников в доспехах с изображением гербового кедра басилевса. Такого Сара не ожидала, к тому же – уж очень это было не вовремя. До боя ее Сероплата с демоником оставалось не так уж много времени, а басилевс был старичком весьма разговорчивым, наверное, считал себя непревзойденным умником и даже немного поэтом.

Он подошел к Саре походкой расслабленного танцора. Разумеется, около кресла Сары уже появилось еще одно кресло, укрытое к тому же драгоценным пурпуром, вот только Сара с удовольствием бы подложила на сиденье мелких камешков, чтобы старец долго-то на нем не усидел. И все же пришлось вставать, кланяться и изображать радостное изумление от столь высокой, нежданно выпавшей чести посещения ее ложи верховным владыкой Империи.

Басилевс был, кажется, семнадцатым на памяти Сары. Она даже побаивалась иногда называть его по имени, потому что могла ошибиться, а от такой ошибки возникли бы многие, в том числе и неприятные для нее последствия. И не то чтобы она сомневалась, что сумеет в конце концов справиться с неприятностями, просто ей это было не нужно. Ей было удобно, когда ничего подобного не происходило.

Поэтому Сара к каждому из этих властителей подбирала свой ключик, оказывая порой мелкие услуги. Кажется, третьему басилевсу, ныне уже забытому Тортому Третьему, как он себя величал, она почти за бесценок продавала драгоценные камни, граненные в лучших мастерских далеких северных горных карликов. Жаден он был на камни. Десятому, по Сариному счету, басилевсу, прозванному в народе Вестимом Полоумным, она подарила флотилию кораблей, потому что тому очень уж хотелось господствовать на морях. В те годы она еще не забыла, как следует строить корабли, да и Август Облако ей немного помог, прислал пару мастеров и резчиков, которые строили и изукрашивали эти корабли самыми причудливыми фигурками и орнаментами.

Нынешнему басилевсу, которого величали Замкором Танцором, она сумела наладить переливание крови от молоденьких девушек и парней. Он считал, что это его омолаживает и позволяет пребывать в постоянном состоянии счастья. О переливаниях крови местные врачи ничего не знали, путали даже не группы крови, но и кровь орков, людей, гоблинов или карликов. Сам-то Замкор принадлежал к породе орко-эльфов, отец его, Дандлут-Сфор Седьмой, был несомненным орком, у них в роду прочих рас почти и не осталось, а вот в жены он себе выбрал эльфийку Неставолингею, из какого-то совсем захудалого графского рода со своих северных территорий, вот и получился… Танцор этот.

Любопытно, что в молодости он действительно очень увлекался балетом, устраивал танцевальные постановки на многие часы и самолично исполнял некоторые роли. Разумеется, при этом он обожал, когда им восхищались и называли Божественным. Ну как бы там ни было, сейчас он стал тем, кем стал: плешивым старикашкой лет за пятьдесят, с варикозными венами, игривой улыбочкой на засыпанном пудрой лице и разболтанной из-за болезни суставов походкой.

К тому же у него был еще какой-то на редкость неприятный дефект речи, нечто среднее между сюсюканьем и причмокиваньем. От одного этого Сару могло бы стошнить, если бы не приходилось все же держаться и терпеть.

На сей раз, усевшись и благосклонно приняв в свою усыпанную старческими веснушками руку золотой кубочек с драгоценным персамским вином, выпив пару глотков, чуть рыгнув от удовольствия, он проблеял:

– Ты щедра в этих играх, госпожа Сара. – Он оглядел толпу, которая посматривала на происходящий бой, но и не упускала из своего внимания и его самого. Кажется, это ему понравилось. – Нужно будет выпороть распорядителя игр за то, что он назвал твое достославное имя в конце.

– Как тебе будет угодно, государь. – Сара уже давно с басилевсами выбрала именно эту форму обращения и, как бы они ни требовали более полновесного титулования, вроде Солнцесветного Хранителя Устоев, ни на что большее не соглашалась.

– Кстати, игры получаются, – прочавкал басилевс и чуть не подавился персиком.

– Я не думала, что ты посетишь их, господин. – Сара сделала многозначительную паузу. Она не хотела его видеть здесь, и любой другой на месте ее, гм… гостя сделал бы правильные выводы. Но только не Танцор.

– А я вот пришел… – Он выплюнул косточку от персика, попал на свою тогу, и хорошо, что одна из служанок нашлась и тут же ловко стряхнула фруктовый ошметок куда-то вбок.

Возможно, властитель ничего и не заметил или очень умело сделал вид, что не заметил. Этому тоже нужно обучаться, подумала Сара. А дальше их разговор пошел совсем уж глупо. Они поговорили о вине, о погоде, о том, что слуги в последнее время разбаловались и стали вовсе непочтительны.

В этот момент довольно неожиданно для всех сбоку от Сары, которая невнимательно и скучая следила за какими-то одиночными боями на арене, что и публику, кажется, уже не увлекали, появился верный Харлем. За его плечом стояла и Яблона. Вот она владела собой получше, у нее не дрожали губы и руки, которые она в безмолвной просьбе обратить на нее внимание госпожи протянула вперед. А Харлему было не по себе. Сначала Сара подумала мельком, что старику трудно дался переход из замка, где он по ее приказу встречал демоника, чтобы проводить его в город. Но, присмотревшись, поняла, что с ее главным управителем и советником происходит что-то совсем уж непонятное.

Пробивающие его хлипкое тельце волны дрожи были вызваны отнюдь не страхом перед ней. Он определенно опасался чего-то иного, чего-то, о чем сама Сара еще не знала. Она милостиво, пробуя не нарушить приличий, повернулась к нему и сделала незаметное движение пальцами, которые до этого покойно лежали на подлокотнике кресла.

– Госпожа, мы только что узнали. По Определителю твоих доверенных слуг. Корабль Удода исчез. – Харлем вздохнул, да так заметно, что даже басилевс теперь повернулся к нему. А Харлем добавил, на этот раз вовсе без голоса, одними губами: – Со всем грузом и командой.

Та-ак, подумала Сара. Она пока еще ничего не понимала, но знала, если подумает как следует, то непременно сообразит, что, и почему, и зачем вообще. Она должна была понять, что это значит. Это было важно, вот только Танцор теперь мешал своим дурацким чавканьем, и своим присутствием, и необходимостью еще с ним и разговаривать.

Сара посмотрела на басилевса. Тот вдруг умолк. Даже к вину не пробовал приложиться. Это тебе не косточка персика, внутренне согласилась с ним Сара, от ее гневного и неожиданного внимания не то что смертные идиоты, пусть и облеченные какой-то властью, каменели, от ее взгляда в упор даже мантикоры начинали пятиться.

Басилевс сделал попытку проглотить то, что было у него за щеками, что-то забормотал и попробовал подняться из креслица. Вот это было правильно и очень кстати.

И все же, чтобы не нарушать совсем явно этикет, Саре пришлось ему помочь и проводить до выхода из ложи. Затем она уселась в большой комнате отдыха и тяжелым взглядом обвела всех служанок, которые пробовали вжаться в стену, вот только уйти все же не смели. Харлем и Яблона стояли чуть ближе, но тоже не совсем рядом.

Сара рассеянно съела несколько виноградин.

Значит, Определитель, ну это в принципе верно, так и должно быть. Она по примеру многих других архимагов в своих наиболее доверенных рабов и слуг, вынужденных исполнять очень сложные, головоломные или тайные поручения, внедряла довольно тонкую штучку. Что-то вроде искры, хотя настоящей искрой это, конечно, не было, настоящими искрами распоряжалась Джарсин Наблюдательница, рассылая их по миру. Или Камень их рассылал, безотносительно воли и желания Джарсин, да и всех остальных архимагов, а владеть искрами определенного цвета и смертными, в которых они попадали, начинали все архимаги поровну. Это были, так сказать, азы, основы мироустройства.

Но многие достаточно сильные архимаги тоже производили нечто похожее на искры Камня, порой довольно сложные магиматы, которые предполагали возможность слежки за теми слугами и рабами, в которых они оказывались внедрены. Август Облако, например, очень любил причудливые ножные браслеты, силу которых, однако, даже ему, архимагу с ярко выраженным техническим складом интересов и умений, приходилось подновлять, порой довольно часто, чуть не раз в месяц.

Сара обычно на своих рабов, вроде Удода, навешивала ошейники, иногда простенькие, из темной бронзы, иногда дорогие. Она к этому привыкла, она так поступала со своими самыми дорогими мантикорами, так же поступала и с рабами. Иногда она, для верности, наделяла магическим маячком и иные предметы. Так она вколотила три недели назад в планширь кораблика Удода серебряный гвоздь, который должен был показывать его нестираемым светляком на карте, называемой Определителем, разумеется, в полном соответствии с точным положением этого корабля, где бы он ни находился, куда бы его ни занесло.

На больших расстояниях, примерно там, где она совершила набег на деревню нунов-людоедов, карта могла показывать корабль капитана Удода неотчетливо, хотя даже оттуда какой-то сигнал должен был приходить. Но теперь-то, раз она приказала ему идти на Басилевсполь, он сам и его посудина должны были быть видны не хуже, чем близкий маяк или опорные для кораблевождения звезды в ясную ночь. А маячка не было, как сообщил ей Харлем.

Это могло означать только одно: корабль и Удод с его магическим ошейником были кем-то уничтожены. Именно уничтожены. Если бы их захватила залетная пиратская флотилия и они бы приняли судно в свой состав или бросили Удода в трюм, предположим, для последующего выкупа, звездочки на карте никуда бы не делись. Возможно, изменили яркость свечения, но не более.

А они погасли. Но кто же мог проявить такую силищу, такое магическое совершенство, чтобы погасить их на Определителе? И тогда Сара вдруг поняла. Это могла сделать только Джарсин, больше некому. И в том, что она это сделала, и в том, как она это сделала, был какой-то смысл, который следовало теперь разгадать. Сара потерла лоб, виски, оказалось, что диадема ей мешает, она швырнула ее в угол, сорвала и ожерелье, почему-то ей показалось, что оно сейчас ее душит.

Но ведь для того чтобы уничтожить корабль, требовалась огромная энергия, просто невероятная на таком расстоянии? Что-то тут было не то, чего-то Сара не понимала или не могла с этим примириться. И тогда она вспомнила про вулкан.

Вулкан мог дать всю необходимую энергию, и даже гораздо больше. Ей самой, когда она была на острове, тот вулкан показался уснувшим, неопасным. Но если его разбудить?.. Да, решила она уже с твердым убеждением, как раз Джарсин с ее неуемной жаждой власти когда-то баловалась вулканами, умела их не то что пробуждать, но даже пробовала разрушать ближние города, и это у нее пару раз получилось. Она могла, если не утратила этого своего искусства, разбудить вулкан и утопить корабль. Возможно, она даже выжгла остров до основания, до сплошной корки пемзы, насыщенной к тому же ядовитыми подземными газами. Она, вероятно, это и проделала.

Странно, что Сара, когда с того острова улетела, ничего позади себя не заметила. А ведь должна была, потому что туча пепла и дыма при извержении поднимается на многие мили вверх и ветер должен был донести до нее хоть какие-то следы извержения, она ведь летела на попутном ветре, неужто она обогнала эти признаки за счет скорости своей перистокрылой Таби-Скум?

Маловероятно, и даже вовсе невероятно. Попросту невозможно. Значит, Удод, адское отродье, промедлил, она улетела уже довольно далеко, когда Джарсин вызвала извержение, а затем она же от Сары, которая боролась с воздушными потоками, очень точно и надежно все замаскировала. Правда, как это можно было сделать, Сара не знала, не понимала даже самой возможности такой маскировки, но ведь Наблюдательнице это удалось!.. Вот в чем дело.

А вот зачем она это сделала – было как раз вполне понятно, тут и гадать долго не приходилось. Она сделала это, чтобы показать Саре, что без ее позволения никаких возможностей сколько-то надежно закрепиться на островах Южных морей у Сары нет и быть не может. Она, Джарсин, это проделала, чтобы показать свою силу и определеннее вызвать ее, Сару Хохот, на этот спор, на это соревнование.

Сара не заметила, как закусила губу до крови. Хотелось ругаться, но что толку теперь было в ругани? Она поднялась. Оказывается, пока думала, соображала, выпила чуть не пяток немалых кубков крепкого вина, она даже осоловела немного, если вовсе не опьянела.

Но не успокоилась. Она это определенно знала. Она прошла на балкон, откуда уже убрали кресло, в котором сидел басилевс. Уселась, как ей и было положено, вольготно и широко и попробовала смотреть на арену. И не сразу, но все же в ее слегка затуманенном вином и огорчением от потери корабля сознании появилось понимание того, что пришла она на редкость вовремя. Именно сейчас должен был состояться бой демоника с ее Сероплатом.

Она попробовала встряхнуться, но вышло не очень убедительно. Чтобы показать, что она уже взяла себя в руки, она через плечо кинула:

– Харлем, Яблона, давайте-ка сделаем ставки. Небольшие, чтобы смотреть на поединок было интересней.

– Госпожа, – сбоку сразу же возникли главный управитель и понимательница, но говорила одна Яблона, – да кто же осмелится поставить против Сероплата?

– Вы оба и осмелитесь. – Сара и не заметила, как сорвалась почти на рык. – Хотя бы немного. Я ставлю по пятьсот золотых против каждого из вас, вы можете поставить тридцать на демоника, этого слугу Ордена.

Харлем поклонился.

– Если госпоже моей так угодно, я готов.

Сара и не сомневалась, что они ей подчинятся, им просто ничего другого не оставалось.

Тогда-то и запели горны вызова, затрубили более тяжелые трубы, а затем глашатай объявил, что в заключение их нынешних игр состоится бой невиданный и никем прежде непредставимый. Поединок демоника, рыцаря, и мантикора-самца по прозвищу Сероплат, принадлежащего госпоже нашего славного города Саре Величественной и Непревзойденной в своем добром величии!.. Ну и еще какие-то глупости он выкрикивал, пока отчетливо не охрип, и лишь тогда угомонился.

7

Первым на арену вышел демоник Шоф. Он был в своем белом плаще. Казалось, может из-за расстояния, что ткань скрадывает его фигуру, прячет ее, будто магическая маскировка. А может, так получалось из-за солнца, немилосердно бившего с неба. Сара подумала о времени, игры тянулись уже почти четыре часа, и время определенно приближалось к двум пополудни. В этих широтах наступало самое жаркое время суток.

По той же причине, должно быть, Шоф этот появился незаметно, никто на него и внимания поначалу не обратил, все смотрели на служителей, неторопливо засыпающих свежие пятна крови песком, смешанным с опилками. Песок, как почудилось Саре, был все же белее, чем плащ демоника. Впрочем, рыцарь выглядел неплохо, пусть и не очень крупным. Но его отличала свобода движений и грация, которая приобретается длительными тренировками. Он был бы даже красив, если бы не относился совсем уж к незнакомой в этих землях породе.

Затем публика обратила на него внимание, ему стали что-то кричать, по большей части ругательства и злобные насмешки, но на рыцаря все это мало повлияло. Он оставался таким же расслабленным и спокойным. Даже слишком, подумала Сара, неужто он так в себе уверен? Может, его специально готовили для боя против мантикор? Но нет же, этого быть не могло, ведь для таких тренировок Наблюдательнице потребовались бы мантикоры, а их Сара непременно почувствовала бы на любом расстоянии, пусть и не здесь, в этом мире, так в Верхнем обязательно. Следовательно, Шоф был тем, кем его и назвала Джарсин – простым рыцарем Ордена. Ну предположим, не совсем простым, а выбранным Наблюдательницей для этого поединка. Значит, никакого особенного обучения он не имел, его тренировали, как и всех, для боя конным с копьем, на мечах, может быть, подучили стрелять из лука и лишь после этого – обращению с более необычным оружием, например булавами или кистенем. Нет, никакого подвоха тут не было.

Но раз Джарсин уничтожила корабль Удода, тогда… Да, вот что – тогда? Значило ли это, что бой все же не будет честным, открытым и правильным? Впрочем, честности и открытости от любого архимага ждать ни в коем случае не приходилось, тем более – от Наблюдательницы.

– Эй, голубокожий, тебе в твоей тряпке не жарковато? – выкрикнул кто-то суховатым баском на всю арену.

– А он не парится, он же – ящерица, у него и чешуя небось в интересных местах вместо кожи-то!

– Эй, девахи, может, кто из вас спустится к нему, обследует на предмет чешуи в интересном месте?

Хохот на трибунах в общем-то не соответствовал правилам игр, над идущими на смерть не полагалось смеяться, если те специально не начинали комиковать.

– А ты сам спустись, поспрашивай что и как, он тебе покажет, – выкрикнула какая-то не в меру расшалившаяся бабенка. Теперь к хохоту отчетливо прибавились и женские голоса.

Шоф полой плаща вытер лоб, потом шею, обтер руки, чуть ослабив шнуры на наручах, потом без стеснения вытер колени, легко согнувшись чуть не вдвое. Затем еще более тщательно, по каждому пальцу отдельно, вытер кисти рук и ладони, снова смахнул пот со лба. А потом еще более осторожно вытащил каждый из своих мечей и промокнул светлую сталь. Несмотря на азарт публики, теперь над ним никто не насмешничал.

И лишь после этого, будто находясь в тренировочном зале, он отошел от центра арены, где должно было разыграться главное действие, скинул свой плащ на песок. И тогда стало видно, что у него к поясу еще приторочен шлем, не очень массивный и не слишком крепкий на вид. Простой, даже не вычищенный, как сначала всем показалось, и кое-где уже избитый. Этот шлем он надел на голову, покрутил шеей, плечами, прокатил волну от ног до плеч вверх, потом от кончиков пальцев, как заметила Сара, через плечи и шею вниз, до ступней ног. Чуть расставив и подсогнув колени, принял боевую стойку, но мечей еще не вынимал. В сущности, он был готов, и это поняли все.

Шоф осматривался, так же он мог бы осматривать горизонт, стоя где-нибудь в центре необъятной пустыни, в полном одиночестве. И арена, и трибуны со всеми этими глупыми жителями стольного города для него не существовали. «Даже я, пожалуй, для него сейчас уже не существую, – почему-то со злостью подумала Сара. – А вот Госпожа его, Джарсин Наблюдательница, – она существует ли? Тоже вряд ли, он сейчас пуст, как та же пустыня. Он лишь тень на песке арены, не больше. Его как бы и нет. Все же, – заметила Сара про себя, – отлично их там тренируют, в этом Ордене».

– Да ты не волнуйся, парень, у мантикоры один на один еще никто никогда не выигрывал! – выкрикнул все тот же басок, что уже насмехался над рыцарем. – Против тебя один к двадцати ставят.

«Может, Харлем придумал такой способ вывести бойца Джарсин из равновесия?» – спросила себя Сара. Но это было бы слишком просто и примитивно. Этих ребят так просто не возьмешь, скорее всего, тут ничего, кроме оружия, или когтей, или зубов хищных зверей, и не пробьет эту необыкновенную способность держать себя в узде и под насмешками сохранять готовность к бою.

– А доспехи-то у тебя устарели, парень, – не унимался все тот же басок с трибун. – Лет эдак на пятьсот, а то и поболе?

Действительно, доспехи у Шофа были странные. Старые, кое-где поцарапанные, как и его шлем. А кроме того, они почему-то казались кожаными, пусть и анатомическими, очень выразительными, даже рельефными. Неужто он из быструнов, подумалось Саре, только те позволяли себе такие вот почти бесполезные при точных ударах защитные приспособления, чтобы не снижать собственную скорость. А впрочем, у демоников, которые перемещаются на пару дюжин шагов в любую сторону за одно мгновение, практически выстреливают себя в разных направлениях, очень-то уж тяжелых щитков быть и не могло.

Ропот трибун постепенно стихал, пока не стало совсем тихо, даже странно теперь было, что вся сотня тысяч распаленных прежним зрелищем существ сумела вот так умолкнуть. Откуда-то из дорогого сектора трибун даже долетел некий уверенный и высокий мужской голос, обладатель которого, вероятно, что-то пояснял своей подруге или детям:

– …Вот поэтому они никогда и не дерутся со щитами, лишь с мечами.

И голос этот тоже умолк, когда до говорившего дошло, что его теперь, в этой-то тиши – слышат буквально все.

Напряжение стало почти физически ощутимым, едва ли не колдовским. Все ждали, и ждали в таком молчании, какое бывает лишь перед очень страшной, очень жестокой битвой, когда неизвестно даже, уйдет ли хоть кто-то на своих ногах или все погибнут. Для зрителей, которые в общем-то находились в безопасности, это было странно, но и они прониклись, как с некоторым удивлением отметила Сара. Это было бы забавно, если бы не затягивалось.

А потом над ареной мелькнула мгновенная, будто серая молния, тень. Сероплат атаковал сверху, возможно, с самых верхних служебных площадок Колизея, со стороны лож для нобилей, из-за спины Сары, которая и не заметила, как, наблюдая за этой атакой, подалась телом вперед, чтобы не пропустить ни одного мгновения схватки.

Тень пронеслась над ареной очень быстро, будто Сероплат не стартовал с площадки, а сделал предварительный разгонный полукруг в воздухе и лишь затем ударил, как ястреб бьет глупых зайцев – беспроигрышно, сверху и сразу насмерть. Вот только сейчас насмерть не получилось.

Рыцарь каким-то чудесным образом успел перекатиться через плечи и, может быть, через свободные еще руки, только очень далеко, куда дальше, чем получился бы такой перекат, допустим, у обычного уличного жонглера. Он вышел из-под удара Сероплата так, будто ожидал атаки. А ведь и впрямь ожидал.

Мантикор довольно чувствительно ударился о песок, подняв тучу каких-то брызг, будто шлепнулся об воду. По рядам зрителей отчетливо прокатился выдох, они все же дождались того поединка, о котором – теперь стало ясно – будут рассказывать многие годы в тавернах, а может, и своим детям, внукам или родственникам из дальних провинций, которые сюда, в Колизей, в этот день не попали.

Сероплат понял, что его атака, прежде приводящая к смерти противника, на этот раз не удалась. Он взрыкнул так, что ропот зрителей снова стих, они теперь все сидели, как мертвые. А мантикор встряхнулся, медленно, тяжело, будто раздумывая, повернулся на месте. Своей кошачьей грацией он теперь внушал ужас. Казалось, что мелковатая и низенькая от полуприседа, в котором рыцарь вышел из своего кувырка, фигурка не сумеет продержаться, не выстоит при следующей атаке. Но теперь Сероплат был осторожнее. Он даже крылья сложил и, ударив пару раз хвостом по песку арены, стал обходить демоника, будто прикидывал, откуда лучше броситься на него.

Рыцарь стоял, не поворачиваясь за этим движением мантикора вбок, и лишь медленно, будто бы тоже угрожая всем, в том числе и самой Саре, вытаскивал свои клинки перекрестным движением опытного двумечного бойца. Клинки двумя дорожками света, почти невидимыми на солнце, словно состояли из живой воды, повисли перед ним. Левый был чуть опущен, а правый неторопливо последовал за переходом мантикора на новую позицию, отслеживая его движение острием.

Сероплат снова бросился на демоника, и тут все смешалось!.. Это был не правильный, красивый, зрелищный бой, к которому привыкли тут, на арене Колизея. Это была невероятно скоростная свалка, когда отдельные движения уже не угадывались никем, даже Сарой. Это была мешанина ударов, наскоков и отскоков, в которых не сумели бы разобраться ни ланисты, тренеры гладиаторов, ни даже ветераны, десятки раз выходившие на арену и сумевшие все же уйти с нее живыми. Это было что-то невообразимое.

А потом демоник впервые показал, как он выходит из схватки. Он вдруг оказался сразу чуть не в двадцати шагах от Сероплата, с которым только что, еще неуловимый миг назад, был сплетен чудовищным кружевом ударов и блокировок. А теперь уже стоял сбоку, лишь чуть заметно продолжая прежние, не доведенные до конца движения мечами, то ли защищаясь от нападений мантикора, то ли в свою очередь пробуя на него нападать.

И он чуть покачивался. Стало заметно, что ноги он не полусогнул в коленях, а просто они его не совсем крепко держат, возможно, ему все-таки досталось так, что и представить себе было трудно. Но, подумала Сара, что-то слишком уж он хорошо дерется, слишком – даже для демоника и орденского рыцаря. Пожалуй, Сероплату придется чуть помочь, как бы потом Джарсин ни возражала.

– Ну что, ранен, голубой и чешуйчатый? – спросил все не унимающийся болтун своим басом, но теперь на него зашикали.

И все же фраза эта будто бы спустила тетиву, по рядам зрителей прокатился гомон, а потом звук этот стал нарастать, и Сара знала: теперь плебеи не утихнут, пока не начнут орать во всю глотку, во все свои легкие, выражая и восторг, и возбуждение, и азарт, и удивление тем, что голубокожий все еще дерется.

Простота, с какой демоник вышел из ближнего боя, несколько озадачила мантикора. Тот не ожидал такой прыти от противника. Промахнувшись в своих атаках дважды, третий раз Сероплат решил бить до победы. Мантикор прошелся по арене. Вот тогда-то и стало видно, что передние его лапы располосованы в трех местах, и довольно серьезно, но кровавой дорожки за Сероплатом еще не оставалось, хотя кровь капала довольно часто.

Сара поняла, что теперь ей точно придется вмешаться в поединок, если она хочет, чтобы ее мантикор вернулся в свой вольер, а не был выброшен на свалку, где его подберут те, кто изготавливает из таких вот павших на арене зверей чучела, заплатив немалые деньги служащим Колизея, но кто все же получал еще больше, когда эти чучела украшали какую-нибудь виллу зажиточного нобиля или разбогатевшего не в меру лавочника.

Ну уж нет, решила Сара, Сероплат не будет чучелом, ни сейчас, ни после сегодняшнего боя. Колдовство, которое она решила использовать, было довольно сложным и, можно сказать, головоломным. Фокус был в том, чтобы проделать все незаметно, почти нежно, без каких-либо серьезных последствий для всех, кроме участников поединка.

Сара намеревалась ослабить волю и вселить неуверенность в демоника, чтобы Шоф этот клятый уже не мог бы и руки с мечами поднять, после того как она швырнет в него свое заклятие. Но все это требовало времени, а вот его-то ни у нее, ни у Сероплата определенно не было.

Сара огляделась, чтобы никто из ее слуг не попал под воздействие магии. Разумеется, ее мало заботило, насколько челядь пострадает от ее пассов, но они могли ненароком помешать, создать некое возмущение, а в такой сложной магии это было бы вовсе нежелательно. В ее ложе уже никого не было, кроме Яблоны и Харлема. Ну эти не помешают, решила она. Хотя на долю мига и заинтересовалась – сама ли она воздействовала на своих служанок так, чтобы те убрались подальше, или ее понимательница желаний догадалась выгнать лишних?.. Но в общем, это было неважно, следовало поторопиться с задуманным. И Сара не промедлила.

Сероплат теперь атаковал, как ей показалось, расчетливо и точно, очень хлестко, сильно и верно. Вот только все опять как-то сбилось, потому что защиту демоника-рыцаря он так и не сумел пробить, не сумел достать его для верного и, может быть, единственного удара. Голубокожий опять как-то невероятно ловко, почти немыслимо ушел от прямой атаки, а потом еще и закрылся, да так крепко, что теперь уже мантикор ревел от боли, получая встречные удары по лапам, в грудь и подбрюшье. Сара чуть заторопилась, хотя знала, что Сероплат пока держится. Она уже установила с ним необходимую связь, чтобы в миг, когда демоник растеряется и ослабеет от ее магического нападения, бросить мантикора вперед, в ту самую, последнюю атаку, которая до сих пор у него не получалась.