Текст книги "Василий Темный"

И внидоша татарове в град и бояре москвичи, и начаша в колоколы звонити, стекошася людие. <…> По мале же времени прииде князь великии Василей Дмитриевичь в Новъгород Нижнии и посади свои наместникы, а князя великаго Бориса повеле по градом розвести с княгинею и с детми; безбожных же татар, чтив и дарив, отпусти в орду, сам же възратися в свояси на Москву» (29, 142).

6 ноября 1392 года Василий пошел из Москвы в Нижний Новгород, чтобы принять свое новое владение. А к Рождеству он вновь был дома, в Москве.

С точки зрения традиционных норм княжеского права покупка Нижнего Новгорода Василием I была вопиющим беззаконием. Несомненно, князь приводил какие-то доводы в оправдание такого решения. Возможно, он следовал примеру Ивана Калиты и купил долги местных князей, а вместе с ними и право на временное управление княжеством. Учитывая острую борьбу за власть в княжестве, можно полагать, что таких долгов было немало.

Князь и сам понимал условность своего владения Нижним Новгородом и допускал возможность потери этого города. В документах, говоря о Нижнем Новгороде, он часто использовал сослагательное наклонение. Но ханский ярлык был подкреплен реальным военным могуществом Москвы, и воля Тохтамыша оставалась в силе.

Делегация московских бояр в сопровождении ханского посла прибыла в Нижний Новгород для приведения горожан к присяге Василию I. Потрясенный таким поворотом дела, князь Борис Константинович готовился оказать сопротивление. Однако среди нижегородского боярства давно сложилась сильная промосковская партия. Ее предводитель, боярин Василий Румянец, убедил князя открыть ворота. Вскоре Борис был арестован и город перешел под контроль московских бояр. Убедившись, что Нижний Новгород покорился его власти, Василий Дмитриевич сам торжественно въехал в город. Великий князь назначил для управления Нижним своего наместника – боярина Дмитрия Александровича Всеволожского.

Василий I не любил проливать кровь сородичей. Но и держать врагов на свободе он не мог. А потому приказал сослать князя Бориса Константиновича, его семью и приближенных в отдаленные города и держать там под строгим надзором в тяжких оковах. Спустя два года, 12 мая 1394 года, Борис Константинович умер в тюрьме. Там же годом ранее умерла в заточении и его жена, Мария Ольгердовна. Несмотря на то, что ее родной брат Ягайло был тогда польским королем, а двоюродный брат Витовт – великим князем Литовским, никаких протестов с их стороны не последовало…

* * *

Устроив таким образом судьбу своего главного врага, князя Бориса Дмитриевича Городецкого, Василий I не забыл и союзников – Василия Кирдяпу и Семена. К этому времени они уже успели выйти из тюрьмы и вернуться в родной Суздаль. Великий князь решил поручить Суздаль прямому управлению своих наместников, а кузенам предложил в утешение Шую – большое село в сотне верст к северо-востоку от Владимира, давшее имя знаменитой впоследствии династии князей Шуйских.

Выросшие на волжских просторах Дмитриевичи с презрением отказались от таких перспектив и отправились с жалобой в Орду. Великий князь послал за ними погоню. Но братья умело замели следы и ушли от преследования. Однако Орда не спешила идти им на помощь. Московская «партия» при ханском дворе отметала все их прошения. В этой ситуации пути братьев разошлись. Василий Кирдяпа вернулся на Русь, примирился с великим князем Василием Дмитриевичем и, тихо дожив свои годы, умер в Городце в 1403 году.

Младший же из суздальских Дмитриевичей Семен сохранил надежду на помощь Орды и продолжал свои интриги при ханском дворе. Потом он перебрался в Казань и здесь уговорил каких-то местных «царевичей» совершить набег на Нижний Новгород. Сидевшие в Нижнем московские воеводы затворились в крепости. После долгой и бесплодной осады татары предложили заключить мир. В присутствии нижегородских послов и князь Семен со свитой, и казанские татары дали клятву не причинять городу зла.

Осажденные ослабили бдительность, за что и были жестоко наказаны. 25 октября 1395 года татары и воины князя Семена ворвались в город и учинили там страшный погром. Две недели город был в их руках. Затем пришла весть, что из Москвы на них послана сильная рать. Перепуганные налетчики быстро собрались и бежали в сторону Казани.

В 1399 году князь Семен опять готовил налет на Нижний Новгород. Однако московская разведка на сей раз вовремя узнала его планы. Василий I выслал наперехват войско, которое гналось за Семеном почти до самой Казани.

Выведенный из себя бесчинствами кузена, Василий I в 1401 году снарядил новую рать для поиска и поимки князя Семена. Московские воеводы из Нижнего Новгорода вошли в Мордовскую землю, где, по слухам, скрывался беглец. Там в одной лесной деревушке они захватили его семью – княгиню Александру с детьми. С этой добычей воеводы вернулись в Москву.

Известие о пленении семьи подкосило князя Семена…

Старый как мир способ обезвредить врага, сделать его послушным – заложничество. Им пользовались еще Греция и Рим. В Древней Руси выражение «взять в таль» могло означать и захват в плен, и добровольную отдачу кого-либо в заложники. Примером может служить вероломный захват тверским князем Михаилом Ярославичем новгородских купцов в Торжке в 1316 году. Приехав в лагерь Михаила на переговоры и получив гарантии безопасности, новгородцы были схвачены и брошены в темницу. Отвергнув предложенный новгородским архиепископом выкуп, Михаил Ярославич отпустил заложников только год спустя, когда владыка Давид привез за них небывалый выкуп – пять тысяч рублей. Эта сумма была сопоставима с суммой ежегодной дани Северо-Восточной Руси в Орду.

Как и близкий ему по значению обычный плен, заложничество возникало после крупного военного поражения одной из сторон. Заложниками отправились в Орду в 1383 году старшие сыновья главных русских князей – Василий Московский, Василий Кирдяпа Суздальский и Федор Рязанский. Однако в отличие от пленных, которых держали в тягости, желая поскорее продать или получить выкуп, заложники жили в достаточно приличных условиях.

Древнее как мир средство оказалось действенным и на сей раз. Узнав о положении своей семьи, Семен приехал в Москву и упал в ноги великому князю. Василий простил дядю, но, зная его неспокойный нрав, сослал вместе с семьей на Вятку. Там спустя всего пять месяцев по прибытии Семен Дмитриевич и скончался 21 декабря 1402 года (29, 150).

Рассказ Симеоновской летописи о борьбе суздальских князей за свою отобранную московским князем Василием вотчину – Суздальско-Нижегородское княжество – отмечен каким-то особым печально-философским тоном в духе Екклесиаста:

«Тое же осени (1401 года. – H. Б.) князь великии Василии посылал искати княгини княжи Семеновы Дмитриевича Ивана Андреевича Уду да Феодора Глебовича, а с ними рать свою, и идоша на мордву, наехаша же ю в Татарской земли на месте, нарицаемом Цибирца, у святого Николы. Поставил бо бяше церковь ту бесерменин Хазибаба, и ту изымаша княгиню Семенову Александру, и ограбише ю, приведоша на Москву и с детьми, и прибысть на дворе Белеутове, дондеже князь Семен сославься покорися» (29, 149).

Покорение князя Семена не заставило себя долго ждать.

«В то же лето (в 1402 году. – H. Б.) слышав князь Семен Дмитриевич Суздальский, что княгиня его и з детьми изымана и казна его взята, сам бо бяше тогда бегая по татарским местом, и посла к великому князю с челобитием и с покорением; Князь же великий опас дасть ему: он же прииде из Орды на Москву и взя мир с великим князем, и иде с Москвы на Вятку с княгинею и с детьми, болен бо бяша уже, и прибысть на Вятке 5 месяц, и в большии недуг впаде преставися декабря 21. Сей же князь в животе своем многы напасти подъят и многы истомы претерпе в Орде и на Руси, добиваяся отчины своея. Восмь лет по ряду в Орде служи четырем царям: первому – Тахтамышю, второму – Аксак Темирю, третьему – Тимир Кутлую, Четвертому – Шадибеку, а все то поднимая рать на великого князя Московского, како бо ему наити свою вотчину, Новогородцкое княжение. И того ради мног труд подъя, не обретаа покоя ногама своима, и не успе ничтоже, но аки в суе тружаяся» (29, 150).

Летописец подробно рассказывает о злоключениях князя Семена Дмитриевича. И на то есть особые причины. Летописец не просто сообщает некие факты. На материале истории он дает читателям уроки морали. Имя князя Семена Суздальского, который «восемь лет по ряду в Орде служил четырем царям», стало нарицательным. Его печальный конец – «аки в суе тружаяся» – строгое предупреждение тем, кто пытается решать свои проблемы через услужение чужеземцам.

Следующее поколение суздальско-нижегородских князей смирилось со своей новой ролью и, сохранив определенные права и привилегии, именовало себя князьями Шуйскими. В эпоху Ивана Грозного иностранцы называли их «принцами крови» и утверждали, что в случае пресечения правящей ветви династии Рюриковичей Шуйские более других имеют право на престол. Однако получив этот шанс в Смутное время, Шуйские, как известно, не смогли им должным образом воспользоваться…

Драматическая история Суздальско-Нижегородского княжества в XIV столетии наводит на размышления. Почему потомки князей, державших в начале и в середине века великое княжение Владимирское и выступавших как главные соперники Москвы, в конце века опустились до положения бедных изгнанников? И был ли и в самом деле у лубочного ныне Суздаля исторический шанс стать столицей единого Русского государства?

Единственный ответ на эти вопросы – лукавое слово возможно…

Глава 3
Две гробницы

В окружении великого князя Московского Василия I, насколько мы его знаем, наиболее интеллектуальной личностью был митрополит Киевский и всея Руси Киприан. В наше время он заслужил бы степень почетного доктора политологии и теологии одновременно. Он был не только теоретиком, но и практиком монашеской аскезы. Киприан состоял в переписке с «великим старцем» Сергием Радонежским и просил его помощи в борьбе со своими политическими недругами.

Москва не сразу признала Киприана. Но когда признала – прославила.

«В лето 6898 (1390) прииде Кипран митрополит из Царяграда на Русь <…>.

Киприан на Москву прииде от Киева на свою митрополию <…>. Князь же великии Василеи Дмитриевичь срете его с своею матерью с княгинею с великою, и с братьею, и з бояры, и с всеми христианы на Котле и приать с великою честью» (29, 139).

Биография Киприана известна лишь в самых общих чертах и с большой долей предположений. Будущий митрополит происходил из знатного болгарского рода Цамблаков. В юности он покинул родину и вместе с выдающимся деятелем древнеболгарской литературы, впоследствии патриархом Евфимием Тырновским перебрался в Византию. Приняв монашество, Киприан долгое время жил на Афоне. Здесь, в скалистых горах над Эгейским морем, ютились десятки больших и малых монастырей. В XIV–XV веках Афон был самым авторитетным центром православного монашества, питомником высшей церковной иерархии, рассадником не только теологических, но и общественно-политических доктрин.

Вероятно, именно на Афоне Киприан познакомился с константинопольским патриархом Филофеем, пережидавшим там тяжелые времена изгнания. В 1364 году Филофей вновь вернулся на Патриарший престол и призвал Киприана для выполнения различного рода ответственных поручений. В ходе одной из своих дипломатических миссий Киприан сумел расположить в свою пользу литовских князей и с их помощью стал митрополитом Киевским в декабре 1375 года.

Митрополит Алексей (1354–1378) и его окружение, по-видимому, не питали к литовскому митрополиту особой вражды. Во время своего приезда в Северо-Восточную Русь в 1374 году Киприан поразил их своими обширными познаниями, увлек головокружительными планами объединения всех сил православного мира для борьбы с натиском мусульман и католиков. Погруженных в «безмолвие» суровых подвижников Киприан сумел заинтересовать рассказами о византийском исихазме – мистическом течении, последователи которого путем строгой аскезы и особого рода психофизических приемов «приближались к Богу». В молитвенном экстазе перед их взором вспыхивало ослепительное сияние – то, которое, согласно Евангелию, окружило Христа в момент его общения с Богом на горе Фавор.

Познакомившись на Афоне с учением основателей исихазма Григория Синаита и Григория Паламы, Киприан стал их последователем.

И всё же московских «ревнителей благочестия» Киприан привлекал не столько как проповедник исихазма. Прежде всего они видели в нем энергичного политика, убежденного сторонника канонических традиций в отношениях между церковью и великокняжеской властью. Такой человек, как Киприан, мог с успехом противостоять посягательствам московского князя на политический суверенитет митрополичьей кафедры. Успешнее, чем кто-либо другой, Киприан мог добиваться сохранения единства Русской митрополии – одного из главных условий ее политической самостоятельности.

Конечно, от Киприана трудно было ожидать того московского патриотизма, который столь ярко окрасил деятельность митрополита Алексея. Однако все понимали, что времена Алексея минули безвозвратно.

9 января 1391 года в Москве сыграли свадьбу молодого Василия I и дочери великого князя Литовского Витовта Софьи. Прежде Москва находилась в постоянном военном противоборстве с литовскими князьями. Теперь наступило время примирения и сближения. Московский князь Василий I всячески стремился поладить со своим могущественным тестем. В случае необходимости Витовт мог поддержать зятя.

Осторожному курсу Василия I соответствовала и его церковная политика. Желая укрепить наметившийся московско-литовский союз, он принял на митрополию литовского ставленника. В воскресенье 6 марта 1390 года под звон колоколов митрополит Киприан торжественно въехал в Москву.

Так завершилась длившаяся 12 лет (1378–1390) схватка между московской великокняжеской властью и сторонниками сохранения политического суверенитета церкви, первым среди которых был митрополит Киприан.

Благоприятная политическая ситуация в Восточной Европе, а также незаурядные дипломатические способности позволили Киприану до самой смерти «сидеть на двух стульях», сохраняя власть над православными епархиями во владениях русских, польских и литовских властей. Он пережил всех своих друзей и врагов «мятежного времени».

Стремясь сохранить хорошие отношения со всеми восточноевропейскими правителями, Киприан не оказывал московскому князю явного предпочтения. Подобно своим предшественникам митрополитам Петру (1307–1326) и Феогносту (1328–1353), он много ездил по своей обширной митрополии, подолгу жил во владениях Ягайло и Витовта. На первом месте были для него интересы Византии, которая находилась тогда на краю гибели.

Политическая история Восточной Европы в последней четверти XIV века отличалась необычайной драматичностью. Везде назрели глубокие перемены, в ходе которых одним государствам суждено было возвыситься, а другим погибнуть или утратить свое могущество. Объединение Польши и Литвы, объединение Московской Руси и Литвы, объединение Литвы и Орды, нападение Орды на державу Тимура, а Тимура – на захвативших Византию турок-османов… Все эти перспективы казались тогда более или менее реальными. Решалось будущее народов. И никто не задумывался о выборе средств для достижения своих целей.

На этой исторической сцене Киприан был не главным, но и не последним действующим лицом. За его спиной стоял авторитет и экономический потенциал митрополичьего дома. Симпатии Киприана были на стороне литовского князя Витовта, который увлек его грандиозным замыслом использования в своих целях Орды при помощи «управляемого» Витовтом хана Тохтамыша. Направить Орду на турок, войти в историю спасителем великой христианской Империи – вот мечта, ради которой Киприан был готов на всё…

В 1402 году войска Тимура отчасти осуществили эту мечту, разгромив османского султана Баязита в битве при Анкаре. Это событие (разумеется, никак не связанное с деятельностью Киприана или Витовта) на полвека продлило существование Византии.

Киприан не был отъявленным злодеем, но при необходимости не затруднялся использовать и грязные средства. Темным пятном в его биографии стала гибель в Киеве суздальского митрополита Дионисия, его соперника в борьбе за Московскую митрополию. Киприан захватил его в Киеве в 1385 году. Иерарха отправили в темницу, где он вскоре скончался. Киприан приказал с почестями похоронить Дионисия в Киево-Печерском монастыре.

В январе 1397 года в Киеве после пира на митрополичьем дворе неожиданно занемог князь Скиргайло Ольгердович. По некоторым сведениям, он был отравлен по указанию находившегося тогда в Киеве митрополита Киприана (28, 95). Медленно действующий яд свел князя в могилу через семь дней. Эта смерть соответствовала интересам Витовта, союзником которого выступал Киприан. И на сей раз умершему были устроены пышные похороны в Киево-Печерском монастыре…

Отношения между Киприаном и Василием I отмечены холодноватой вежливостью и взаимным недоверием. Митрополит выступал заодно с князем лишь в тех вопросах, где интересы сторон совпадали. Одним из них был новгородский вопрос. Постоянные конфликты великого князя Московского с новгородцами почти зеркально отражались и в сфере церковных отношений. В 1391–1395 годах митрополит Киприан имел острый конфликт с Новгородом. В период смуты на митрополии (1378–1390) новгородцы приняли решение отказаться от древнего порядка, согласно которому митрополит мог выступать в качестве высшего апелляционного суда и отменять решения новгородского архиепископа. Это происходило один раз в четыре года, когда митрополит приезжал в Новгород и в течение месяца рассматривал апелляции на приговоры владыки. Право «месячного суда» не только давало митрополиту дополнительное средство воздействия на новгородского архиепископа, но и приносило немалые доходы.

В споре о «месячном суде» Киприан не остановился перед крайними мерами воздействия. Осенью 1391 года он уехал из Новгорода, не благословив архиепископа Иоанна и новгородцев, то есть фактически отлучив весь город от церкви. В поисках средств давления на упрямых новгородцев Киприан умело разыграл «псковскую карту». Псков находился под юрисдикцией новгородского архиепископа, но сильно тяготился этой зависимостью. Наладив прямые контакты с псковичами, Киприан дал понять новгородцам, что в случае обострения конфликта может предоставить Пскову церковную самостоятельность.

Со временем и московские князья станут широко использовать новгородско-псковские противоречия для достижения своих целей.

Находясь в Новгороде в 1395 году, Киприан написал поучение духовенству о церковных службах, покаянии татей, кумовстве, расстригах и т. д. Это поучение в ряде моментов перекликается с другим сочинением Киприана – «Ответами игумену Афанасию». Кроме заботы о распространении принятого тогда в Византии богослужебного Иерусалимского устава в «Ответах» Афанасию интересно запрещение давать причастие человеку, которого духовник не благословил за его непослушание.

Митрополит строго запрещает всякое общение с монахами и священниками-расстригами. Из этой социальной группы, так же как и из близкой к ней группы бродячих монахов, выходили наиболее яростные, «квалифицированные» обличители церковных порядков. Требование как можно дальше обходить расстриг особенно актуально звучит в Новгороде, где еще помнили о том, как в 1375 году «побища… стригольников еретиков, диакона Никиту и Карпа простца, и третьего человека с ними» (23, 24).

В посланиях Киприана, написанных в 1390–1406 годах, явно прослеживается несколько основных тенденций. Это борьба за строгое соблюдение церковных порядков, содействие общежительной реформе и унификация церковных книг и обрядов. Послания свидетельствуют о политической гибкости Киприана, умении приспосабливаться к быстро меняющимся обстоятельствам.

* * *

В блоке известий Симеоновской летописи за 6907 (1399) год находим и такое многозначительное сообщение:

«Тое же зимы был Киприан митрополит в Тфери на сырнои недели, и отселе поеха в Литву к Витовту» (29, 143).

Дипломатия Киприана, о целях которой можно только догадываться, вплелась в клубок тогдашних политических отношений Восточной Европы.

22 июня 1404 года Киприан поставил игумена Борисоглебского монастыря Тимофея епископом Сарая (29, 151). Неделю спустя он уже был на дороге в Литву. Церковный мир взволнованно следил за его передвижением. Перемена епископов всегда была насущной заботой митрополита Киевского и всея Руси. Каждая такая смена имела свои причины. И каждый раз поиск достойного кандидата был тяжелой задачей. Сфера внутрицерковной борьбы закрыта глухой стеной молчания летописей. Но так или иначе архипастырь-митрополит должен был иметь достойных пастырей-епископов.

Выехав из Москвы, Киприан направился в Вильно, где провел некоторое время при дворе Витовта. Летопись отмечает почет, которым был окружен православный митрополит при дворе католического великого князя Литовского (23, 191). Историк много дал бы, чтобы услышать доверительные беседы этих двух великих людей Восточной Европы. Но, увы, от полноты жизни историку остается лишь скорлупа событий.

Из Вильно Киприан поехал в Киев. Там ему предстояло разбирать неприятное дело о злоупотреблениях своего киевского наместника, архимандрита Тимофея. Вероятно, это дело не обошлось без жалоб со стороны Витовта, который через своих порученцев внимательно следил за всем, что происходило в Киеве. На место Тимофея, высланного в Москву, поставлен был архимандрит московского (?) Спасского монастыря Феодосий (23, 191).

Другое «персональное дело», разрешенное Киприаном в Литве, – отставка епископа Антония Туровского. Историки церкви полагают, что он был твердым защитником православия, чем вызвал недовольство принявшего католичество Витовта и всей латинской верхушки Литвы. Против Антония были выдвинуты обвинения в сношениях с ордынским ханом Шадибеком, которого иерарх якобы призывал в Киев и на Волынь. Это на первый взгляд дикое обвинение по сути могло иметь некоторую достоверность. Равнодушные к вероисповедным вопросам ордынцы были не столь опасны для православия, как ревностные католические миссионеры. По некоторым сведениям, отставки Антония требовал Витовт.

Как бы там ни было, Антоний Туровский был публично лишен сана и отправлен Киприаном в Москву, где заточен в Симоновом монастыре. Дело Антония имело, однако, неоднозначный характер. Примечательно, что Киприан приказал Антония «покоить всем и никакоже ни в чем не оскорбляти, точию из монастыря не исходити» (23, 315).

Пробыв в Литве в общей сложности год и пять месяцев (1404–1405), встретившись с польским королем Ягайло, Киприан возвратился в Москву. Отчет митрополита перед Василием I и московской церковной и светской элитой был безрадостным. Церковное единство Москвы и Киева удалось сохранить. Но цена этого успеха была высока. Сам Киприан выглядел постаревшим и больным. Крах его великой мечты становился все более очевидным. Литва уходила на Запад. Русь замыкалась в своем православном одиночестве…

* * *

Рачительный хозяин, Киприан привел в порядок владения митрополичьего дома, расхищенные или утерянные в период смуты на митрополии. Свидетельством его хозяйственных забот стала известная грамота Константино-Еленинскому монастырю. Дотошно перечисляя все, даже самые мелкие повинности зависимых от монастыря крестьян, митрополит требует их неукоснительного выполнения.

Среди русских иерархов той эпохи Киприан выделялся широкой ученостью и склонностью к литературным занятиям. Митрополит знал силу слова и умел придать этой силе достойную форму. Кипящие страстью послания времен борьбы за митрополию сменились учительными рассуждениями. Но самым значительным литературным трудом Киприана стало Житие первого московского святого – митрополита Петра. Прославляя святого, Киприан явно проводит параллель между его биографией и собственными злоключениями в период смуты на митрополии.

Конец жизни Киприана прошел в покое и размышлениях. В своем подмосковном селе Голенищеве он занимался литературными трудами и так преуспел в этом занятии, что позднейшие историки даже стали приписывать ему составление крупнейшего историко-публицистического труда – Степенной книги.

Ученые занятия маститого старца осеняла своим крестом построенная им церковь в честь Трех Святителей. Звон колоколов этого древнего храма и доныне разносится над широкой долиной речки Раменки.

Предчувствуя скорую кончину, Киприан написал Прощальную грамоту, в которой давал прощение своим недругам и просил простить его всех, кого он вольно или невольно обидел на своем долгом жизненном пути. Эту грамоту Киприан велел прочесть своему любимому ученику, ростовскому архиепископу Григорию. С тех пор, замечает летописец, и все последующие митрополиты завещали читать на своих похоронах Прощальную грамоту.

Умер Киприан 16 сентября 1406 года.

* * *

В разъездах по суздальским делам великого князя Василия настигла печальная весть: 25 сентября 1392 года скончался «великий старец» – преподобный Сергий Радонежский.

«Тое же осени месяца сентября в 25 день, на память святыа преподобныа Ефросинии, преставися преподобныи игумен Сергии, святыи старец, чюдныи и добрыи и тихии, кротыи, смиреныи, просто рещи и недоумею его житиа сказати, ни написати. Но токмо вемы и преже его в нашеи земле такова не бывало, иже бысть Богу угоден, царьми и князи честен, от патриарх прославлен, и неверныи цари и князи чюдишася житью его и дары к нему слаша: всеми человекы любим бысть честнаго ради житиа, иже бысть пастух не токмо своему стаду, но всеи Русскои земли нашеи учитель и наставник, слепым вож, хромым хожение, болным врач, алчным и жадны питатель, нагым одеяние, печяльным утеха, всъм христианом бысть надежа, егоже молитвами и мы грешнии не отчаемся милости Божиа» (29, 142–143).

«Вера без дел мертва», – учит апостол (Иаков. 2, 20). Два выдающихся деятеля церкви украшают собой последнюю четверть XIV столетия. Один из них, митрополит Киприан, получил известность как церковно-политический деятель; другой, игумен Сергий Радонежский, прославился на ниве нравственного возвышения русского народа. Потомство воздало каждому по делам его. Киприан покоится в каменной гробнице в Успенском соборе московского Кремля, перед которой редкий посетитель преклонит колена; преподобный Сергий обрел себе невидимую раку в сердцах бесконечного множества русских людей…

В каждой русской церкви сегодня можно найти на видном месте икону преподобного Сергия Радонежского. Это самый почитаемый святой отечественного происхождения. Слава преподобного Сергия объясняется тем, что народ издавна видел в нем своего небесного покровителя, заступника Русской земли перед престолом Всевышнего.

Несмотря на все старания историков, им так и не удалось связать святого Сергия сетью своих комментариев и датировок. Неуловимый для науки, он проходит сквозь ее стены со своей тихой и задумчивой улыбкой. Все даты его жизни не поддаются точному установлению, равно как и сама его жизнь не поддается рациональному объяснению.

Всё, что мы знаем о его биографии, не более чем вешки вдоль занесенной снегом русской дороги… Как и других монахов, причисленных к лику святых, его в церковной традиции принято называть «преподобным». Преподобный – значит «очень подобный», «очень похожий» по образу жизни и добродетелям на самого Иисуса Христа.

Земная жизнь этого человека началась в 1314 году. Его родители, Кирилл и Мария, жили в Ростове Великом – древнем городе, расположенном на расстоянии 200 километров от Москвы по дороге на Ярославль. Это были состоятельные люди, пользовавшиеся уважением сограждан. Кирилл имел усадьбу Варницы близ Ростова, где и прошли детские годы Варфоломея, как звали преподобного Сергия до пострижения в монахи.

Бедствия той эпохи – набеги татар, княжеские усобицы – заставили родителей преподобного переехать из Ростова в небольшой городок Радонеж, расположенный на полпути между Москвой и Переяславлем-Залесским. Это произошло около 1328 года.

Спустя десять лет, около 1337 года, Варфоломей начал уединенную монашескую жизнь в огромном лесу к северу от Радонежа. Он поставил себе избушку-келью и небольшую часовню на холме Маковец, у подножия которого сливались две лесные речки – Кончура и Вондюга.

Согласно понятиям того времени, отшельник спасал свою душу от грехов. Его молитвы быстрее доходили до престола Господня. В своей одинокой жизни будущий святой терпел много лишений. Он писал книги на бересте, освещал свою келью лучиной и нередко по несколько дней не имел даже куска хлеба. Такой суровый образ жизни и был настоящим «монашеским подвигом».

Доказав всем, и прежде всего самому себе, готовность преодолеть все лишения одинокой жизни, Варфоломей принял монашеский постриг. Его слава быстро росла. Вскоре под его началом возникла община из двенадцати иноков. Они собирались для общей молитвы в церкви в честь Пресвятой Троицы.

Этой лесной обители уготована была великая судьба. Возглавлявший тогда Русскую церковь митрополит Алексей решил провести реформу монашеской жизни, возвратив ее к древнему и строгому «общему житию». Согласно общежительному уставу Василия Великого (IV век) у монахов не должно было быть никакой собственности. Вся их жизнь строилась на принципах смирения, самоотречения и послушания старшим. По мысли митрополита Алексея, именно Троицкий монастырь преподобного Сергия должен был стать образцом новых порядков. Цель монастырской реформы состояла в том, чтобы поднять упавший в годы разрухи престиж русского монашества, повысить его роль в экономической и политической жизни страны.

Преподобный Сергий с честью выполнил ту миссию, которую возложил на него митрополит Алексей. Его обитель стала школой для приверженцев общежительной реформы. Ученики и собеседники преподобного основали десятки монастырей нового типа по всей Северо-Восточной Руси.

Имя Сергия Радонежского стало известно во всей Северо-Восточной Руси. Свою славу он использовал для добрых дел. Известно, что Сергий неоднократно выступал в роли миротворца, убеждая враждовавших князей прекратить братоубийственную войну. Князь Дмитрий Донской высоко чтил преподобного и приглашал его быть крестным отцом своих сыновей. Перед Куликовской битвой князь Дмитрий ездил в Троицкий монастырь и получил благословение святого старца на войну с Мамаем. В ту пору Русь уже привыкла платить дань и подчиняться ордынским ханам. Вооруженная борьба за независимость, которую начал Дмитрий Донской, многим казалась опасной авантюрой. В этой обстановке благословение Сергия принесло Дмитрию не меньше пользы, чем целый полк могучих воинов.