Текст книги "Василий Темный"

Василий I безусловно испытал на себе нравственное влияние преподобного Сергия. Конечно, законы мирской власти и законы христианской морали зачастую несовместимы. И всё же не отсюда ли, из тихих уветливых слов преподобного Сергия, и возникла та мягкость, склонность к перемириям, договоренностям и компромиссам, которые так отчетливо заметны в политике Василия I? Своим личным примером, своими миротворческими походами «великий старец» давал урок милосердия власть имущим. Его ученик и собеседник Кирилл Белозерский ясно выразил суть сергиевской политики своим призывом к князю Василию Дмитриевичу увидеть чужую правду, отойти от слепого эгоизма. Всё это так. Но кто найдет ту грань, за которой доброта превращается в беспомощность, а милость к злодею возвращается новым злодеянием?..

В повседневной жизни преподобный Сергий отличался скромностью и простотой. Он носил старую монашескую рясу, не чурался никакой черной работы, а свои миротворческие походы совершал пешком. Его стиль общения с людьми один тогдашний писатель определил как «простота без пестроты».

Избегая власти и почестей, он отказался от митрополичьего сана, который предложил ему незадолго до кончины святитель Алексей.

В Троицком монастыре до сих пор хранятся некоторые личные вещи святого – келейные иконы Божией Матери и святителя Николая Мирликийского, нательный крест, присланный ему из Константинополя патриархом Филофеем, богослужебные облачения «игумена земли Русской».

Величественным памятником святому Сергию стал основанный им монастырь – Свято-Троицкая Сергиева лавра.

Глава 4
Новгородская политика

Всякая смена власти в Северо-Восточной Руси отзывалась волнениями в Новгороде. Так произошло и после кончины Дмитрия Донского. Новгородцы решили, что новый князь Василий молод, неопытен и слишком занят ордынскими и литовскими делами, чтобы следить за положением в колониях Новгорода – на двинском севере. Ватаги новгородских ушкуйников захватили Устюг, а также Белоозеро, Устюжну и Кличен.

Везде, где проходили эти речные разбойники, оставались кровавые следы погромов. Новгородское своеволие докатилось и до Торжка. Здесь в начале 1393 года был схвачен и убит местными боярами некий Максим, известный как московский доброхот.

Василий понял, что дальше терпеть это своеволие нельзя. Новая власть должна показать силу. В Торжок было послано московское войско. Все причастные к убийству Максима были схвачены и отправлены в Москву. Изменников набралось 70 человек. Все они были в Москве казнены «многыми казньми» (35, 220). Это была очевидная акция устрашения. Трудно найти семьдесят виноватых в убийстве одного человека.

Расправа с новоторжцами отрезвляюще подействовала и на новгородскую знать. Организаторы ушкуйного похода были схвачены. Но главное достижение молодого князя Василия Дмитриевича состояло в том, что новгородцы выплатили Москве, а Москва – Орде «черный бор» (особую экстраординарную ордынскую дань) в размере 350 рублей.

В новгородских делах не забыт был и запрос митрополита. Киприан категорически потребовал от новгородцев вернуть право «митрополичьего суда» – апелляционного суда митрополита в Новгороде, собиравшегося раз в три года сроком в один месяц. Как уже говорилось, это была существенная статья доходов митрополичьей кафедры. Великий князь Московский мог через «митрополичий суд» преследовать своих врагов. Князь и владыка действовали в новгородской кампании 1393 года заодно. И «суровые и непокоривые», по выражению летописца, новгородцы были вынуждены отступить (52, 439).

* * *

Борьба с Великим Новгородом была постоянной заботой московских князей начиная с Ивана Калиты. Звон вечевого колокола на Волхове тревожил сон Василия I, а позднее и его сына Василия Темного. И только Иван III своими железными полками заставил великий город встать на колени. Что же представляла собой эта странная система, которую историки обычно называют Новгородской боярской республикой?

Этот удивительный город всегда шел своим путем. Многие пытались ему подражать, тогда как он сам не подражал никому. Своим оригинальным укладом жизни, своей былинной широтой и удалью Новгород украшает русское Средневековье.

История Новгорода в XIV–XV веках сильно отличается от истории «низовских» княжеств. Там летописи пестрят сообщениями о княжеских усобицах и набегах татар. Здесь перечень событий наполнен стычками с Ливонским Орденом и шведами да тяжбами с великими князьями Владимирскими. Шекспировские драмы среднерусской княжеской истории сменяются городской хроникой и жалобами на плохой урожай.

И всё же в истории Новгорода есть своя драматургия. Страсти кипят не на далеких полях сражений, а в кольце городских стен.

* * *

Стены и башни

«Хочешь мира – готовься к войне», – гласит старинная мудрость. С самого начала своего существования Новгород имел Детинец – укрепления вокруг Софийского собора и резиденции архиепископа. (Только в XIX веке эти укрепления получили название Кремля.) Новые стены построил князь Владимир Ярославич в 1044 году. Обветшавший Детинец перестроил и расширил в 1116 году новгородский князь Мстислав, сын Владимира Мономаха. При нем «Детинец был увеличен в южную сторону и достиг размеров современного Кремля» (78, 9).

В начале XIV века деревянные укрепления Детинца стали усиливать каменными башнями. Эти работы приобрели особый размах в правление архиепископа Василия Калики (1330–1352). Они продолжались и после его кончины. Подробности этого строительства вызывают споры среди специалистов. Однако общая картина достаточно ясна. «Постепенная замена деревянного Детинца на каменный, происходившая с перерывами более столетия, завершилась, очевидно, в 30-е гг. XV в.» (78, 11).

Нынешний Новгородский кремль, так похожий на Московский, построили зодчие Ивана III в конце XV века.

Средневековые города обычно имели несколько рубежей обороны. Новгород не был исключением из этого правила. Помимо стен Детинца, здесь издавна имелось и внешнее кольцо укреплений. Письменные источники обычно именуют его Острогом, а историки – Окольным городом.

Окольный город возник еще в XII столетии. Он представлял собой сочетание трех элементов: вала, рва и деревянного острога (врытых в землю заостренных бревен) по верхней кромке вала. В мирное время эти укрепления быстро приходили в ветхость и при возникновении военной угрозы их начинали спешно ремонтировать.

В период с 1372 по 1392 год новгородцы осуществили перестройку Окольного города. Это была поистине грандиозная работа, выполнявшаяся усилиями всех жителей города. «Общая протяженность Окольного города по обеим сторонам Волхова достигала более 11 километров. Протяженность только земляного вала вокруг города, кроме береговых укреплений, была свыше 6 километров. Большая часть его – 4943 метра – сохранилась до нашего времени» (78, 51).

Своего рода узлами этой оборонительной системы были проездные каменные башни, которые стояли в конце основных улиц.

Итак, Новгород был готов к обороне. Однако, как это ни странно, после осады Новгорода войсками Андрея Боголюбского в 1169 году и до рокового 1478 года никто не пытался взять город штурмом или длительной осадой.

Слишком лакомый кусок

Соседние государства не могли допустить, чтобы один из государей поглотил Новгород и тем самым резко нарушил бы устоявшийся баланс сил в регионе. Претендент на роль завоевателя Новгорода, заранее объявивший о своем намерении, столкнулся бы с целой коалицией противников. Вернее любых укреплений на страже новгородской независимости стояла логика геополитических интересов стран региона.

Что касается чисто военного аспекта проблемы, то он имел второстепенное значение. И Москва, и Орда, и Литва, и Швеция, вероятно, могли бы при большом желании завоевать Новгород. Москва, собственно говоря, это доказала на деле зимой 1477/78 года, когда полтора месяца осады (заметим: без единого штурма!) заставили новгородцев сдать город Ивану III. Но в обычное время геополитические соперники предпочитали скорее пугать Новгород и вытряхивать из него деньги, чем брать город штурмом.

Банк всея Руси

Завоевание Новгорода было весьма сомнительным предприятием, а сотрудничество с ним приносило реальные выгоды. Для великого князя Владимирского это был своего рода «коммерческий банк», где можно было получить серебро как для собственных нужд, так и для уплаты ордынской дани.

Для торговых городов Ливонии (Ревель, Нарва, Дерпт) Новгород был поставщиком дешевых «природных ресурсов» – ценных мехов, меда и воска. Всё это можно было потом с выгодой перепродать дальше на запад. В обратном направлении шли товары, которые охотно брали новгородцы: железо, соль, цветные металлы, ткани и предметы роскоши.

Великий князь Литовский по соглашению с боярским правительством собирал дань с некоторых новгородских пограничных областей. Его вечно недовольные родственники, младшие князья Ольгердовичи, время от времени получали в управление «пригороды» – города-крепости на границах новгородских земель. Ханы Золотой Орды собирали торговые пошлины и имели богатые дары от новгородских купцов, которые вели дела по всему Поволжью. Таким образом, все имели свою пользу от сохранения Новгорода как «общерусского банка» и «вольного города».

Мирным отношениям Новгорода со всеми соседями способствовало отсутствие экспансионистских тенденций в его внешней политике. Новгород никого не объединял и ни к чему не призывал. Он отличался удивительной самодостаточностью. Помимо задачи собственного благополучия, здесь не ставили никаких задач. Великий город не имел никакой политической идеи, кроме идеи новгородского патриотизма, воплощенного в образе собора Святой Софии.

Процветание Новгорода выросло не из отсутствия серьезных проблем, а из умения находить им правильные решения. В любом человеческом общежитии есть свои экстремисты, любители военных приключений. Придя к власти, они толкают государство к войне. Новгород сумел решить и эту проблему. Наиболее беспокойная и воинственная часть новгородского общества реализовала себя в качестве речных пиратов-ушкуйников или участников промысловых экспедиций в отдаленные районы Русского Севера.

Народное вече

Одно из главных слов русской истории, слово «вече», происходит от глагола «вещать», то есть говорить. Таким образом, вече – это место, где говорят.

Вечевые собрания в домонгольский период известны во многих русских городах. С их помощью городские общины решали вопросы, затрагивавшие интересы всех жителей: объявление войны и заключение мира, отпор чрезмерным притязаниям княжеской власти.

Древняя Русь не любила писаных законов. Она вообще не любила законов. Здесь жили по нормам обычного права, по совести и по временной договоренности. До наших дней не сохранилось какого-либо устава вечевых собраний, правила их проведения, протокола выступлений и результатов подсчета голосов. Возможно, ничего этого и не существовало.

В каждом городе имелись свои традиции вечевых собраний. Там, где город был старым, большим и богатым, городская община сохраняла больше возможностей для самоуправления. И напротив, в молодых, небольших и бедных городах больше власти имели князья или их наместники.

В условиях татаро-монгольского ига княжеская власть получила признание в Орде. Это дало Рюриковичам сильные козыри в традиционном противостоянии городским общинам. Да и сами эти общины были сильно ослаблены теми погромами, которым подверглись русские города в XIII веке. В результате вечевые собрания быстро отмирают, возрождаясь лишь в исключительных случаях.

В силу многих причин Новгород в XIII–XV веках не только сохранил, но и развил традицию вечевых собраний. Вот что говорит об этом современный исследователь:

«Функции веча в Новгороде не могут быть перечислены с исчерпывающей полнотой, так как они определялись конкретными решениями самого веча и всесторонне охватывали жизнь новгородской земли. Вот наиболее важные и часто встречающиеся в источниках полномочия веча:

заключение и расторжение договора с князем;

избрание и смещение посадников, тысяцких, владык;

назначение новгородских воевод, посадников и воевод в провинции;

контроль за деятельностью князя, посадников, тысяцких, владыки и других должностных лиц;

законодательство, примером которого служит Новгородская судная грамота;

внешние сношения, решение вопросов войны и мира, торговые соглашения с Западом;

распоряжение земельной собственностью Новгорода в хозяйственном и юридическом отношении, пожалование земель;

установление торговых правил и льгот;

установление повинностей населения, контроль за их отбыванием;

контроль за судебными сроками и исполнением решений; в случаях, волновавших весь город, непосредственное разбирательство дел; предоставление судебных льгот» (89, 175).

Таким образом, вече выполняло функции всех трех ветвей власти – исполнительной, законодательной и судебной. К тому же оно исполняло обязанности избирательной комиссии и контрольных органов.

История новгородского веча полна вопросов, на которые нет ответов. Вече напоминает понятие из области радиотехники – «черный ящик». Мы знаем, что на входе и что на выходе. Но мы не знаем, что происходит внутри. Конечно, специалисты высказывают некоторые предположения на сей счет. Но не более чем предположения.

Как собирали вече?

Обычным сигналом для сбора на вече был звон вечевого колокола. Того самого, который Иван III в 1478 году вывез в Москву в знак победы над своевольными новгородцами.

Люди Средневековья хорошо понимали забытый ныне язык колоколов. Каждый колокол имел свой «голос». В разных случаях использовались соответствующие по мелодии звоны. Однако многочисленные новгородские колокола могли сбить с толку своим одновременным перезвоном. Да и не каждый имел чуткий к оттенкам слух. Поэтому новгородцев на вече могли собирать и биричи – профессиональные глашатаи, ходившие по улицам средневековых русских городов и выкликавшие разного рода сообщения.

Где происходило вече?

Точного и однозначного ответа на этот вопрос нет. Можно полагать, что местом проведения веча была площадь к югу от Никольского собора на Торговой стороне. Однако есть и другая точка зрения, согласно которой вече обычно собиралось на Софийской стороне, в Детинце, возле южной стены Софийского собора. Собрания на Торговой стороне бывали, но изредка.

Кто собирал вече?

Обычно вече собирал кто-то из высших чинов городской администрации: посадник, тысяцкий или архиепископ. Случалось, что инициатива сбора исходила от простого горожанина, возмущенного действиями властей.

Кто имел право голоса?

Это один из самых спорных вопросов новгородской истории. Согласно одной точке зрения, правом голоса на вече обладала только новгородская знать, главы больших семей и хозяева городских усадеб. Словом, те, кого источники называют «300 золотых поясов».

Другая точка зрения рассматривает вече как подлинно народное собрание. «Оно строилось по принципу полного должностного, административно-территориального (концы) и социального представительства и равных возможностей для участников отстаивать свои взгляды» (89, 183).

Любое историческое явление следует рассматривать с учетом особенностей менталитета людей той эпохи. Современному человеку, привыкшему к четкости формул и обязательности бюрократических процедур, трудно представить себе стихию «древнерусского парламента». Новгородское вече не имело четких организационных форм. Источники не дают сведений о каких-либо списках лиц, имеющих право голоса. Не существовало и единой процедуры обсуждения вопросов. Не велось каких-либо протоколов, записи речей. Даже подсчет голосов, поданных за то или иное предложение, считался делом излишним. Единственная цель веча состояла в том, чтобы выяснить мнение по обсуждаемому вопросу собравшихся на площади новгородцев.

Принятие решения определялось не подсчитанным большинством голосов, а одобрительным криком собравшейся на вечевой площади толпы. Если крик сторонников и противников данного решения был примерно равным, в дело вступал «Божий суд» – драка на Великом мосту, носившая характер своего рода судебного поединка. Она велась по определенным правилам, нарушение которых вызывало всеобщее осуждение.

Еще одним твердым правилом был запрет женщинам приходить на вече. Одной из причин запрета была перспектива перерастания народного собрания в драку между противостоящими группами вечников.

На вече собирались только свободные жители Новгорода. Однако решения веча были обязательными для всего населения Новгородской земли. В этом появлялась роль Новгорода как «старшего города», своего рода метрополии, управлявшей своими «колониями».

Сквозь внешнюю стихийность вечевых собраний просматриваются определенные «правила игры». Соблюдение этих правил придавало вечу легитимность, а нарушение, напротив, лишало решения народного собрания силы закона.

Законным считалось только то собрание, на котором присутствовали посадники, тысяцкие, представители всех пяти новгородских «концов» и всех слоев населения Новгорода (89, 182). Постановление веча вступало в силу после утверждения новгородским архиепископом. Сам владыка на вече никогда не присутствовал.

Решение веча оформлялось в виде грамоты, скрепленной печатями посадников, тысяцких, а в некоторых случаях и архиепископа. Вечевые грамоты готовились и хранились в находившейся на площади вечевой избе.

Кто управлял вечевой демократией?

Отсутствие ясных сведений об устройстве новгородского веча породило два взгляда на его значение. Одни историки считали вече образцом средневекового «народоправства», другие представляли его как инструмент, с помощью которого местная знать решала свои проблемы.

Князь без княжества

В XI – начале XII века в Новгороде правил князь-наместник, присланный из Киева. Новгородцы платили дань киевскому князю. Иногда князь-наместник отказывался подчиняться своему киевскому сюзерену и начинал с ним войну. Однако это было исключением из обычного порядка.

Рост экономического и политического значения Новгорода и одновременное ослабление Киева привели к ликвидации старой системы. Начиная с 1136 года новгородцы стали сами избирать себе князя, приглашая на эту роль кого-либо из авторитетных Рюриковичей. Князь служил Новгороду «на постоянной основе», а не «по совместительству». Иначе говоря, это была его основная работа. Он старался выполнять ее добросовестно. В противном случае новгородцы могли «разорвать контракт» и пригласить другого князя.

Служба Новгороду была почетным и доходным делом. Однако усидеть на шатком новгородском столе было чрезвычайно сложно. Подсчитано, что за первые сто лет новгородской вольности произошло около тридцати переворотов (89, 183).

Некоторые князья так срастались с новгородской знатью, с ее делами и заботами, что становились как бы почетными гражданами города. После кончины их удостаивали высшей почести – погребения в стенах новгородского Софийского собора. Там в 1178 году похоронили любимого новгородцами князя Мстислава Безокого, а в 1180-м – Мстислава Ростиславича Храброго. Там мечтал быть похороненным и знаменитый сын Мстислава Храброго – князь Мстислав Удатный (124, 122).

Частая смена князей после 1136 года происходила на фоне сохранения (или даже усиления) их властных полномочий (89, 85). Издавна новгородский князь был не только военным предводителем. Он судил и примирял конфликты между «золотыми поясами». И в этом смысле он был необходимым элементом новгородской политической системы. Без него бояре разрушили бы город своими распрями.

* * *

Быстрый рост военно-политического могущества Владимиро-Суздальского княжества проявился и в походах князей на Новгород. В 1169 году войско, посланное Андреем Боголюбским, осадило город, и только чудо спасло новгородцев от суздальцев. Гибель Андрея Боголюбского в июне 1174-го не сняла опасности.

Новгородцы решили не ждать новой беды, а играть на опережение. Со времен Всеволода Большое Гнездо (1177–1212) они стали приглашать на княжение, как правило, великих князей Владимирских или их порученцев. Это обеспечивало городу хорошие отношения с сильнейшим из русских князей, а в случае внешней угрозы – военную поддержку владимирских «самовластцев». Однако при этом исчезало само понятие «новгородский князь». Княжение в Новгороде стало одной из прерогатив великого князя Владимирского.

Установление татаро-монгольского ига сильно повысило авторитет великого князя в Новгороде. Отказаться от его услуг и призвать другого князя теперь стало даже теоретически невозможно: за спиной великого князя Владимирского стоял утвердивший его в этом достоинстве хан Золотой Орды.

Владимирские князья быстро поняли свое новое положение. В спорах с Новгородом они нередко стали прибегать к откровенному шантажу, угрожая навести на город татар. Однако дальше угроз дело никогда не доходило…

Пользуясь новой ситуацией, Александр Невский расширил свои полномочия в Новгороде. Однако с его кончиной всё вернулось на прежний путь. «Князь не имел права руками своих слуг собирать государственные доходы с территории Новгородской земли (это делали сами новгородцы, контролировавшие тем самым бюджет государства), не мог владеть на территории Новгородского государства какими-либо земельными участками на основе частной собственности, выносить судебные решения без санкции посадника» (127, 384).

Обремененные множеством забот в своем собственном княжестве, владимирские князья уже не проводили в Новгороде сколько-нибудь длительного времени. В знак своего присутствия они обычно посылали в Новгород одного из сыновей. Ярослав Всеволодович отправил в Новгород старшего сына Александра, когда тому было всего около восьми лет. Сам Александр, став великим князем Владимирским, держал в Новгороде старшего сына Василия.

Сыновья Александра Дмитрий и Андрей были поглощены борьбой за власть и интригами в Орде. Однако оба ездили в Новгород, чтобы принять участие в войне со шведами. Семейная ситуация не позволяла им постоянно держать в Новгороде своего отпрыска: оба имели по одному сыну.

Младший Александрович, Даниил, отец пятерых сыновей, получив в 1296 году великое княжение Владимирское, отправил в Новгород сына Ивана, будущего Калиту.

Князь Юрий Данилович Московский в качестве великого князя Владимирского лично водил новгородцев на войну со шведами. В Новгороде жил, умер и был похоронен в церкви Спаса на Нередице его брат Афанасий.

Княжеская власть в Новгороде медленно, но неуклонно меняла свой характер. Она становилась некоей посторонней для города силой. Услугами этой силы можно было пользоваться, но ее домогательства и посягательства необходимо было отвергать.

Московские великие князья смотрели на Новгород исключительно с точки зрения финансовой, не обременяя себя никакими обязанностями. Действительное (или мнимое) нарушение новгородцами денежных обязательств немедленно приводило к военному давлению на Новгород. Однако, как правило, дело ограничивалось разорением пограничных волостей, после чего начинались переговоры, приводившие к соглашению.

Уход князя из общественной жизни Новгорода имел негативные последствия для внутренней стабильности республики. Схема власти упростилась, но именно поэтому стала более шаткой. Прежде князь выступал как посредник и третейский судья в серьезных тяжбах. Его независимость и равноудаленность от боярских семей позволяли ему быть объективным. Теперь все конфликты приобрели характер прямой конфронтации между сторонами. Ненависть и рознь угрожали городу новыми потрясениями.

Трагедии прошлого возвращаются в виде фарса. Придет время – и князь вернется в Новгород в роли верховного судьи. Но этот суд будет уже не более чем политическим фарсом, устроенным московским государем Иваном III для расправы с оппозиционной частью новгородской знати…

Доля посадника

Высшим должностным лицом в Новгороде был посадник. Во времена Киевской Руси посадник – это своего рода управляющий, присланный из Киева. Вместе с князем он руководил общественной жизнью города. Однако к концу XI века новгородцы добились права самим избирать посадника, который представлял их интересы перед князем. Так в городе возникло своего рода «двоевластие».

Местная составляющая этого двоевластия окрепла после кончины сильного киевского князя Владимира Мономаха. В 1136 году новгородцы постановили впредь самим решать вопрос о том, кого из Рюриковичей звать к себе на княжение. Тогда же устанавливается и обычай совместного суда князя и посадника.

Вступив на путь расширения своих «вольностей», новгородцы с 1156 года самостоятельно избирают кандидата на пост епископа. Получив поставление в сан от киевского митрополита, он становился главой духовенства Новгорода и Пскова.

После установления боярской республики в 1136 году посадник стал фактическим главой Новгородского государства. Поначалу его избирали на неограниченный срок.

Новгородская политическая мысль во всем старалась построить систему сдержек и противовесов. В то время как должность посадника была своего рода противовесом князю, противовесом самому посаднику (а отчасти и князю) стала установленная в конце 80-х годов XII века выборная должность тысяцкого – представителя купечества и свободных городских ремесленников.

(Примечательно, что новгородцы не изобретали новых названий для новых должностей. Взяв за образец название сходной должности в княжеской администрации (тысяцкий), они наполнили ее новым содержанием. Средневековье вообще не любило явных новшеств и старалось хотя бы внешне сохранять верность традиции, «мудрой старине».)

Монастыри подчинялись архиепископу («владыке») и платили дань в его казну. Могущество владыки, сильно возраставшее по мере развития в Новгородской земле монастырского землевладения, было ограничено установлением должности новгородского архимандрита – главы и полномочного представителя всего черного (монастырского) духовенства.

При первых же признаках чрезмерного сосредоточения какой-либо власти в одних руках новгородцы передавали часть этой власти в другие руки.

Известный исследователь истории Новгорода В. Л. Янин предложил следующую схему развития института посадничества в XIV–XV веках. В конце XIII века новгородцами было принято решение о ежегодном избрании посадника, а также двух других ключевых фигур в государстве – тысяцкого и новгородского архимандрита (127, 385). В результате этой реформы новгородская демократия вступила в пору своего расцвета.

Новая реформа системы управления была осуществлена в 1350-е годы. Отныне вместо одного посадника появилось шесть: два от самого аристократического района города – Неревского конца и по одному от остальных концов. Все шесть посадников получали эту должность пожизненно. Ежегодно из шести посадников избирался один главный – степенной посадник. Он становился главой Новгородского государства. Через год в случае успешной деятельности он мог быть переизбран на следующий срок, а в случае неудачи – заменен кем-то другим из тех же шести посадников.

Около 1417 года круг допущенных к высшим должностям персон вновь был расширен. Вместо шести посадников новгородцы стали два раза в год избирать 18. Помимо этого они избирали пять тысяцких и пять игуменов – представителей монастырей данного конца города.

Около 1424 года число посадников вновь было увеличено, на этот раз до двадцати четырех. А на закате Новгородской республики посадников было уже 36, а тысяцких семь человек. Практически каждая аристократическая семья в Новгороде получила свою частицу власти в виде одной из государственных должностей.

Документы той эпохи крайне скудно освещают историю новгородских государственных институтов. На этой базе можно строить лишь более или менее убедительные гипотезы. Схема В. Л. Янина не является бесспорной. Однако она объясняет многое в судьбе Новгородского государства.

Удовлетворение всех жаждущих власти имело и обратную сторону. Чем больше людей участвуют в принятии решений, тем труднее и медленнее оно принимается. Власть как бы распыляется, теряет необходимую жесткость. Решение утопает в бесконечных согласованиях и прениях сторон. Такое положение становится особенно опасным в тех случаях, когда требуется принятие быстрых и четких решений, от которых зависит само существование государства.

В Новгороде в последние десятилетия его независимости происходит быстрая девальвация самого звания посадника и тысяцкого. Падает авторитет государственной власти, представители которой беззастенчиво пользуются своим положением в корыстных целях. Прикрывшись размножившимися государственными должностями, новгородские бояре становятся практически безнаказанными. Происходит своего рода «приватизация государства».

В критический момент, летом 1471 года, в олигархическом Новгороде не оказалось главнокомандующего всеми вооруженными силами. Судя по летописным рассказам об этой войне, новгородские рати выступали разобщенно, без единого плана. У каждой из них были свой предводитель, свой собственный план действий.

В этой связи принято говорить о том, что рядовые новгородцы окончательно потеряли доверие к своим властям и не желали защищать интересы оторвавшегося от народа узкого и замкнутого правящего слоя. Однако такое заключение носит чисто умозрительный характер. Существует и другое мнение, согласно которому новгородские «черные люди» в большинстве своем до конца сохраняли преданность своей республике (89, 90). При этом многие, не имея собственной точки зрения на происходящее, придерживались взглядов той или иной боярской партии.

Состояние источников не позволяет дать определенный ответ и на этот вопрос. Никто из историков не производил социологический опрос в тогдашнем Новгороде. Косвенные данные можно понимать по-разному. Огромное количество новгородцев, выступивших навстречу московским полкам летом 1471 года, свидетельствует о том, что за оружие взялся буквально «весь город». Разгром ополченцев московскими воеводами объясняется низкой боевой подготовкой ополченцев. Новгород давно не воевал, и многие из горожан вообще впервые взяли в руки оружие. Рассказ московских летописцев о том, что новгородцы во время бегства с поля сражения будто бы избивали друг друга, имеет явное книжное происхождение и восходит к образам Священного Писания. Нельзя забывать и о эмоциональном аспекте, который часто определяет поведение всколыхнувшихся народных масс.

Новгородское простонародье увлекалось зрелищем вечевых дебатов, порой переходивших в сражения на Великом мосту. Частые избирательные кампании обогащали многочисленных демагогов и веселили горожан. Шумное вече заменяло новгородскому плебсу римский Колизей и константинопольский Ипподром. Этот элемент зрелищности, ритуальности отправления власти, присущий новгородским порядкам, был совершенно не знаком княжеской Руси с ее монархической манерой принятия решений «у постели, сам-третей» и долгим сидением бояр в Думе.