Текст книги "Василий Темный"

Новгородцы любили свою веселую демагогию и в немалой мере кормились за ее счет. И не здесь ли скрывается корень той преданности граждан своему укладу жизни, который два века питал Новгородское государство?

Перед лицом московской тирании независимость Новгорода могла спасти только собственная, доморощенная тирания. Однако вся новгородская политическая система, вся система ценностей новгородских «черных людей» были настроены на исключение этой возможности.

И тогда московская тирания вошла в Новгород тяжелой поступью Ивана III…

Но всё это – будущность. А пока молодой Василий пробовал силу своей власти на бескрайних просторах новгородских колониальных владений. Борьба за новгородский Север была необходимой и почти ритуальной задачей для любой московской власти в XIV–XV веках.

Глава 5
Темир-Аксак-хан

«В лето 6960 приходил Тимир Аксакша Рахманскыи на Русскую землю» (29, 143).

Историю делают люди. И чем выше на социальной лестнице стоит тот или иной человек, тем сильнее может быть его воздействие на ход событий. Конечно, действия человека обусловлены объективными и субъективными факторами. Любой, даже самый грозный деспот должен считаться с интересами правящей элиты и обеспечивать условия для всеобщего выживания. И всё же влияние правителя на ход событий колеблется в весьма значительных пределах. Размах колебаний зависит от политической системы, в которой этот правитель существует. Русские князья XIV–XV веков были своего рода монархами, а их система власти – монархией. В силу многих причин – тяжелых природно-климатических условий, низкой плотности населения, воинственности степных соседей, уникальной религиозной ситуации – именно монархия была оптимальной политической системой для Руси.

Историки привыкли делить отечественную историю по правлениям конкретных правителей: Петровская эпоха, эпоха Ивана Грозного, эпоха Ивана III, эпоха Дмитрия Донского и т. д. Каждая из этих эпох имеет свой неповторимый колорит. Эпоха «собирателя Руси» Ивана Калиты, героическая эпоха Дмитрия Донского, государство-созидательная эпоха Ивана III, кровавая тирания Ивана Грозного… Время Василия I можно определить как удачное для Руси. «Его величество случай» раз за разом спасал Москву от беды. Гибельные события словно грозовые тучи громыхали вокруг Москвы. Но всякий раз туча проходила где-то поодаль…

История возвышения Тимура столь же удивительна, как и судьба Чингисхана. Сын мелкого провинциального владетеля, он сумел возвыситься благодаря личным талантам и удачному стечению обстоятельств. Его владения стремительно расширялись и вскоре охватили всю Среднюю Азию, Иран, Хорасан и даже Индию. В погоне за изменившим ему вассалом и учеником, ханом Тохтамышем, Тимур пришел в Нижнее Поволжье и на Северный Кавказ.

Степняки любили воевать. Война скрашивала однообразное бытие простых кочевников, пополняла трофеями скромное убранство их юрты, давала тему для разговоров у степного костра. Монгольской знати война приносила пьянящее ощущение власти над миром. Хан должен вести их к новым победам. Хан всем ханам, царь всем царям был непобедимый Тимур. Он не успокоится до тех пор, пока не завоюет весь мир…

История этой странной войны между учеником и учителем, Тимуром и Тохтамышем, своим гигантским размахом и своей бессмысленностью ставит в тупик современных историков. Но в том и состоит их работа, чтобы всё объяснять. А потому дадим слово историку. Пусть начертит нам хотя бы контуры этой картины.

«Первые столкновения произошли в 1386 г. на Кавказе: Тохтамышу удалось тогда захватить на время Тавриз, однако в 1387 г. в Дагестане он потерпел поражение от войск Тимура. Затем борьба между ними разворачивалась в Средней Азии, в частности в Хорезме. Однако, несмотря на временные успехи, Тохтамыш вынужден был под напором войск Тимура оставить Мавераннахр и вернуться на территорию Волжской Орды.

Следующим весьма важным этапом затяжного конфликта двух могущественных ордынских правителей было грандиозное сражение, происшедшее 28 апреля 1391 г. на левом берегу Волги в местности Кундузча, сражение, закончившееся поражением войск Тохтамыша. Тем не менее золотоордынский хан не думал складывать оружия: на протяжении последующих четырех лет он продолжал оказывать упорное сопротивление натиску Тимура, мобилизуя для этой цели как ресурсы самой Золотой Орды, так и оппозиционные Тимуру силы, существовавшие тогда на Кавказе, в Мавераннахре, Египте. Определенную роль в противодействии наступательным планам Тимура должны были, по расчетам Тохтамыша, играть и восточноевропейские страны, всё еще находившиеся тогда в сфере золотоордынского влияния. Так, умело маневрируя, Тохтамыш в течение ряда лет тщательно готовил силы для новой схватки со своим могущественным противником. Наконец, в 1395 г. на берегах Терека произошло сражение, кончившееся полным разгромом войск Тохтамыша армией Тимура. Если победа на Тереке открыла Тимуру и его армии путь не только на Волгу, но и на берега Дона, а возможно, и Днепра, то это же событие для Тохтамыша обернулось потерей престола в Сарай-Берке, сначала вынужденным уходом на два-три года в Крым, а потом и бегством в великое княжество Литовское (около 1398 г.).

На протяжении 1396–1398 гг. поставленные Тимуром новые правители Волжской Орды, прежде всего Едигей, а также Тимур-Кутлук, Кайричак, Таштимур, многое сделали для возрождения былого великодержавия Орды. Тем не менее незавершенность борьбы с Тохтамышем, остававшимся еще в Крыму, замедляла темп реализации данной задачи. Правители Волжской Орды сделали дальнейшие важные шаги на этом пути в 1398 г., когда Тохтамыш был вынужден перебраться из Крыма в Литву, и в 1399 г., когда армии Витовта и Тохтамыша были разбиты войсками Едигея на берегах Ворсклы» (65, 208–209).

В Москве внимательно следили за событиями в степных улусах. В Сарае постоянно находилось много русских людей разного чина и звания: купцов, ремесленников, священников, воинов. Через них в Москве могли получать самую свежую информацию о происходящем в степях. Не случайно Тохтамыш в 1382 году начал свой набег на Русь с того, что приказал перебить всех русских, находившихся тогда в Орде. Следя за перипетиями войны Тохтамыша с Тимуром, в Москве не знали, когда радоваться, а когда печалиться. Сокрушая могущество Тохтамыша, Тимур как бы мстил ему за погром Руси в 1382 году. Однако за прошедшие 13 лет русские привыкли к Тохтамышу, наладили с ханом деловые отношения. Тимур был новый, непонятный москвичам правитель. И что от него ожидать – не знал никто. Преследуя остатки войск Тохтамыша, Тимур в августе 1395 года подошел к границам Руси и стал лагерем близ Ельца…

* * *

Спустя лет десять после этих событий, возможно в связи с кончиной Тимура в 1405 году, какой-то московский книжник составил «Повесть о Темир-Аксаке». Исполненная церковной риторики повесть изображает внезапный уход Тимура от границ Руси как следствие Божьей милости к Русской земле. Крупицы исторической истины, содержащиеся в ней, в силу их уникальности заслуживают особого внимания.

Согласно «Повести о Темир-Аксаке», возле русской границы Тимур стоял две недели на одном месте. Известный стремительностью своих действий, Тимур, конечно, не случайно словно застыл на месте. Вероятно, он выяснял обстановку на Руси, а заодно добивался от Литвы выдачи Тохтамыша. Он уже не сомневался в своей полной победе над Тохтамышем. Соответственно, он рассматривал Орду и ее русские улусы как свое владение, опустошать которое не имело смысла. Наконец, выросший под азиатским солнцем Тимур не хотел встретить осень среди русских лесов и болот. Выяснив, куда пошел Тохтамыш, Тимур отступил от границ Руси и устремился в погоню за ним в Крым.

Московский «самодержец», 24-летний великий князь Василий, узнав о приближении «царя» Тимура, выехал в Коломну. Это был узловой пункт всей московской системы обороны южной границы. Главная установка, которой руководствовался Василий в своих действиях летом 1395 года, заключалась в том, чтобы не повторять ошибок отца 1382 года. Московская победа на Куликовом поле и драма нашествия Тохтамыша стали уроком для Дмитрия Донского и его сыновей. Летом 1382 года Дмитрий Донской оставил столицу и уехал в Кострому. Василий I пошел навстречу врагу в Коломну. Что он предполагал делать, если Тимур двинется на Русь? Скорее всего, он думал встретить и остановить врага на переправах через Оку. Предполагалось, что после тяжелых боев с Тохтамышем войско Тимура сильно поредело и ослабло. И всё же трудно представить победу московского войска над многотысячными полчищами Тимура…

В 1382 году Дмитрий Донской не сумел найти таких распоряжений, которые обеспечили бы порядок и стойкость в Москве. Вспыхнувший в городе мятеж стал главной причиной катастрофы. Ни митрополит Киприан, ни княгиня Евдокия не сумели овладеть положением и бежали из города. Бояре не нашли себе вождя. В 1395 году Василий, возможно по совету митрополита Киприана, нашел сильное решение, позволившее сплотить народ, поднять боевой дух. Этим решением стал перенос из Владимира-на-Клязьме в Москву чудотворной иконы Владимирской Божией Матери. Древний византийский образ, привезенный Андреем Боголюбским из Киева во Владимир, служил палладиумом Северо-Восточной Руси. Пережив Батыево нашествие и княжеские усобицы, почернев от времени и пожаров, икона теперь должна была спасти Москву от страшного «железного хромца» Тимура.

Современным людям трудно представить воздействие на человека Средневековья разного рода публичных церемоний и зрелищ. Казни и крестные ходы, встречи и проводы послов, торжественная интронизация правителей – всё это оживляло однообразный мир повседневности. Народная масса превращалась в толпу, которой легче было управлять. Перенесение Владимирской иконы сплотило москвичей, вселило в них надежду на победу.

В самый праздник Успения Божией Матери 15 августа 1395 года владимирцы с рыданием и стенанием проводили икону. Через десять дней ее встречали в Москве. Дорога из Москвы во Владимир в те времена шла не так, как сейчас. Ее главной линией был старый путь из Москвы на северо-восток через Троице-Сергиев монастырь, Переяславль-Залесский и Юрьев-Польской. В Переяславле-Залесском путник сворачивал на Юрьев-Польской и далее на Владимир. Этим же путем, в обратном направлении, ездили из Владимира в Москву. Общее расстояние составляло около двухсот верст. Процессия с иконой, вероятно помещенной в особой повозке, двигалась со средней скоростью 20 верст в день. В придорожных селах служили молебны, в жаркий полдень останавливались на отдых в густом лесу или у реки. Для поднятия духа время от времени запевали псалмы или акафисты.

Неизвестный автор «Повести о Темир-Аксаке» рассказывает, что в тот час, когда Владимирскую икону встречали на окраине Москвы, Тимур приказал своему войску сняться с лагеря и уходить обратно в степь. Чудо свершилось. Богородица своим небесным покровительством спасла Москву.

В этой истории правда переплетается с фантазией. Тимур ушел из Руси так же внезапно, как и появился. И едва ли в Москве знали точную дату его ухода. К тому же огромное войско со всем обозом уходило со стоянки в течение нескольких дней.

Памятником этим событиям стала не только «Повесть о Темир-Аксаке». На месте, где москвичи встречали икону, митрополит Киприан и великий князь Василий Дмитриевич решили устроить монастырь, главный храм которого посвящен Сретению. История спасения Москвы от нашествия Тимура стала одной из ярких жемчужин в венце легенд о чудесах, происходивших в разное время от иконы Владимирской Божией Матери.

Московский князь Василий дерзко распорядился национальной святыней, вывезя ее из Владимира в свою столицу. Вероятно, сама идея переноса иконы исходила от митрополита Киприана. Византия была полна разного рода шествий со святынями. Весь Константинополь собирался на шествие с иконой Богородицы Одигитрии. В случае угрозы столице со стороны внешних врагов первым делом устраивали крестный ход по стенам с чудотворной иконой или ризой Богородицы.

Однако со святынями следовало обращаться осторожно. Дерзость князя Александра Васильевича Суздальского, забравшего из Владимира в Суздаль соборные колокола (1331 год), обернулась для князя позором: владимирские колокола в Суздале не стали звонить по-прежнему. Примечательно, что после ухода Тимура Василий приказал отвезти икону обратно во Владимир. В московском Кремле была написана точная копия ее. Полагают, что иконописцем, исполнившим это ответственное поручение, был Андрей Рублев. Новый перенос чудотворной Владимирской иконы в Москву состоялся ровно через сто лет: летом 1480 года, когда на Русь двинулся хан Большой Орды Ахмат.

Ныне икона Владимирской Божией Матери помещена в церкви, примыкающей к старому зданию Государственной Третьяковской галереи. В определенные часы дня икона доступна для молящихся, а в другие – для всех.

* * *

Урок нашествия Тимура состоял в том, что только совместными усилиями князья могут остановить нового завоевателя. Под 6907 (1399) годом летопись сообщает: «Того же лета князь великии Михаило Александровичь Тферскии с князем с великим с Московским покрепиша миру, и съеденишася Русстии князи вси в един, и бысть радость велика всему миру» (29, 143).

Идея объединения для всеобщего выживания мерцала в политическом сознании той эпохи. Но кто с кем должен объединиться и на каких условиях – каждый понимал по-своему. Эту неопределенную, зыбкую политическую ситуацию рубежа XIV–XV веков исследователь русского Средневековья А. Е. Пресняков характеризовал так:

«Время великого князя Василия Дмитриевича для Великороссии – тяжкая година неустойчивых, изнурительно-напряженных отношений, непрерывных и безысходных конфликтов, на разрешение которых, сколько-нибудь определенное и прочное, у великокняжеской власти не было необходимых сил и средств. Эта власть словно мечется между разными союзами и разрывами; нет у нее внутренней силы для определенной постановки и последовательного разрешения сложных заданий, возникавших из международного положения Великороссии. То руководство судьбами Великороссии, которое составляло цель и внутреннее оправдание этой власти – в понимании ее носителей и русского общества, – то и дело ускользает из рук великого князя Василия» (94, 238).

Источники слабо освещают логику поведения тогдашних правителей. Можно только догадываться, почему было принято то или иное решение. Догадки эти строятся исходя из системы ценностей современного человека. По молчаливой договоренности «выносится за скобки» фактор Бога. Возникшую ситуацию можно сравнить с игрой в шахматы… без короля. А между тем мысль о Божьей воле, о богоугодности или, напротив, богопротивности того или иного действия всегда воздействовала на поведение средневекового человека. Определить характер и степень этого воздействия в каждой реальной ситуации – задача, требующая от историка тонкого «слуха».

Древняя как мир геополитическая борьба – борьба за пространство, за природные ресурсы, за выход к морям и большим рекам… Война как средство укрепления власти правящей элиты… Во всем этом много чисто биологической борьбы за выживание.

Одни государства рождаются, другие находятся в расцвете своих сил, третьи клонятся к закату. В соответствии с этим строятся их политические приоритеты. На первый взгляд историку трудно понять мотивацию действий главных игроков этой «большой игры». Но только начертив контуры событий, можно дерзнуть на их осмысление.

* * *

Великий князь Московский Василий I стремился создать Великорусское государство, свободное от ордынского ига. В его состав должны войти с той или иной степенью самостоятельности Литва и Польша. Только объединив боевые силы Москвы, Вильно и Кракова, создав своего рода славянскую империю, можно навсегда освободиться от ордынского ига. Столицей новой империи должна стать Москва.

Главный теоретик «православного содружества наций», митрополит Киприан, подобно Василию I, тоже хотел создания русско-литовско-польского государства, при этом не слишком заботясь о том, кто будет его возглавлять. Современный историк утверждает, что «этот человек прилагал все усилия, чтобы противостоять восточноевропейскому сепаратизму и национализму, завоевать Византии друзей в трудный для нее час и объединить православные славянские народы через вовлечение их в лоно Константинопольской матери-церкви» (90, 527).

Свою линию в Восточной Европе вела Орда. Конечно, не следует преувеличивать хитроумие «кибиточных политиков». Покой степей накладывал отпечаток на дипломатию ханов. Их неофициальной религией был фатализм. Но всё же свои интересы понимали все. Новые правители Орды – Тимур и его ставленники Тимур-Кутлуг, Ширван и Едигей – желали натравить Москву на Литву, но при этом не допустить ее политической самостоятельности.

Великий князь Литовский Витовт хотел окончательно выйти из подчинения своему кузену, польскому королю Ягайло. Ради этого Витовт готов был идти на сотрудничество даже с давним врагом Литвы – немецким Ливонским Орденом.

Витовт знал, что успешная война или энергичная мирная экспансия – лучший способ укрепить трон, и потому постоянно стремился расширять свои владения во все стороны. Наступление на Русь по трем направлениям – Смоленск и Новгород со Псковом – казалось Витовту наиболее перспективным.

Для Ордена, как и для Витовта, Польша была главным врагом. Однако Витовт понимал, что союз Литвы с Польшей (Кревская уния 1385 года) приносит ему не только унижения, но и преимущества.

Ливонский Орден нуждался в активном движении на восток. Рыцари хотели захватить как минимум Псков и Псковскую землю, а как максимум – Новгород.

Миролюбивый по натуре, Василий Московский не желал войны ни с кем. Он хотел дружить с Литвой, где после 1392 года фактически правил его тесть великий князь Литовский Витовт. Однако ценой литовской дружбы были территориальные уступки и участие в литовских походах. Стоявший за Василием I московский правящий класс не мог допустить литовской экспансии на Русь и не хотел посылать свои войска для участвия в литовских войнах. С трудом примирившись с потерей в 1404 году Смоленска, московские бояре категорически отказывались отдать Витовту Псков и Новгород.

Нашествие Тимура встряхнуло всех правителей Восточной Европы. Но оно прошло по верхам, не задело собственно русские княжеские отношения. Русские князья в разной степени подчинялись Василию I как главе всей политической системы Северо-Восточной Руси – великому князю Владимирскому. Московская боярская корпорация условно делилась на «старых» и «молодых». Василий должен был учитывать мнение тех и других. «Старики», вспоминая «великую тишину» Ивана Калиты, призывали к миру с Ордой; «молодые» предпочитали вспоминать Куликово поле…

У московской экспансии («собирания Руси») был, однако, свой предел. В борьбе с Москвой русские князья и боярские республики издавна обращались за помощью к Литве. Раньше Ольгерд, а теперь Витовт охотно поддерживали врагов Москвы. Витовт избегал большой войны и открытой ссоры со своим зятем Василием Московским, но при этом всегда готов был в удобный момент нанести неожиданный удар и отнять у Москвы часть ее владений.

Таков был политический ландшафт конца XIV – начала XV века.

Для детализации этой картины обратимся к уже процитированной выше многозначительной и туманной фразе летописи (6907/1399 год): «Того же лета князь великии Михаило Александровичь Тферскии с князем с великим с Московским покрепиша миру, и съеденишася Русстии князи вси в един, и бысть радость велика всему миру» (29, 143).

Казалось, настал долгожданный всеобщий мир. Но эту приятную картину всеобщего примирения тут же разрушает острое, как кинжал, известие: «Того же лета послаша князи Рустии грамоты разметные к Витовту» (29, 143). Видимо, мир этот был скорее союзом князей против Витовта, нежели знаком всеобщего примирения.

Сквозь хронологическую путаницу, обычную для раннемосковских летописей, угадывается суть дела. Русские князья, опасаясь нашествия Тимура, поспешили заявить свою готовность идти на Витовта, который приютил в своих владениях преследуемого Тимуром Тохтамыша. На исходе 1395 года Тимур ушел по следам своего врага на юг, в Крым. Не догнав быстроногого Тохтамыша, Тимур повернул обратно – в свой родной Мавераннахр. Но его порученцы (Койричак, Тимур-Кутлуг, Едигей) вскоре исполнили волю Тимура и окончательно разгромили Тохтамыша и его покровителя Витовта в битве на Ворскле 13 августа 1399 года.

В итоге Василий Дмитриевич успешно прошел между Сциллой и Харибдой: избежал нашествия на Русь Тимура и Витовта и при этом уклонился от участия в войне Тимура и его порученцев с Тохтамышем и Витовтом.

Союз Василия I и Витовта мог изменить карту Восточной Европы. Но сколько таких союзов рухнуло из-за эгоизма их создателей! Идея тесного взаимодействия между двумя или тремя политиками для достижения общих целей стара как мир. Самым известным соглашением такого рода был знаменитый триумвират Юлия Цезаря, Гнея Помпея и Марка Красса. Поначалу этот союз помог триумвирам достичь промежуточных целей. Однако полного успеха добился один лишь Цезарь. Двое других оказались лишними. Рассорившись с Помпеем, Цезарь разгромил его войска в Фарсальском сражении. Уходя от преследования, Помпей бежал в Египет, где и был убит по приказу местного правителя. Красс погиб на войне с парфянами. И только Цезарь взошел на вершину власти. Но его триумф был не долгим. Последний из триумвиров пал жертвой заговора в Риме в 44 году до нашей эры.

История предостерегает правителей от таких союзов, где каждый держит нож в рукаве. И всё же завороженные мечтой о легком успехе, изобретатели союзов вновь и вновь идут на риск. Так было всегда.

Василий I был расположен к союзу с Витовтом отчасти по политическим, а отчасти по родственным соображениям. Энергичная и властолюбивая Софья склоняла мужа к союзу с отцом. В 1396 году Витовт приехал в захваченный литовцами Смоленск для личной встречи с Василием. Выбор Смоленска объяснялся политическим расчетом: намечался союз беглых смоленских князей с Олегом Рязанским – союз, направленный против Витовта. Вскоре Витовт начал войну с Рязанью, в которой Василий оказал тестю содействие.

Союз Москвы и Вильно открывал перед Витовтом новые перспективы. В 1397 году он вместе с Василием потребовал от Новгорода прекратить связи с Ливонским Орденом. Эти связи усиливали военную мощь как Новгорода, так и Ордена. Новгород ответил отказом, ссылаясь на свою традиционную независимость. Следствием этого стала московско-новгородская война 1397–1398 годов, основные действия которой развернулись на севере, в районе Вологды и Великого Устюга.

Весной 1398 года Витовт начал сближение с Орденом, увенчавшееся заключением Салинского договора (октябрь того же года). Эта тенденция испугала новгородцев, опасавшихся литовско-польской экспансии. Они поспешили закончить войну с Василием Московским и встать под его защиту. Ситуация требовала серьезных стратегических решений. В Новгород в качестве великокняжеского наместника Василий отправил своего брата Андрея. Во Пскове появился другой московский порученец – князь Иван Всеволодович Тверской (29, 143).

Старая поговорка гласит: «Дружба дружбой, а служба службой». Василий понимал интересы Москвы и упорно не хотел уступать Витовту Новгород и Псков. Унаследованное от отца недоверие к Литве всё сильнее давало о себе знать.

* * *

Вероятно, московский двор отметил пышным застольем своего рода юбилей – десятилетие правления великого князя Василия Дмитриевича. Наблюдательные москвичи могли констатировать: в первые десять лет своего княжения (1389–1399) Василий I проявил хорошие способности к оборонительным действиям и дипломатическим маневрам. Он не потерял ничего из того, что оставил ему отец. И не только не потерял, но и приумножил за счет суздальско-нижегородских земель. Впрочем, приобретение это многим казалось опрометчивым и поспешным. Слишком много обиженных осталось от этого произвола, слишком явной была несправедливость по отношению к собственным братьям…

Десять лет верховной власти показали: Василий был человеком уклончивым, но не слишком большого ума. Вероятно, он и сам это понимал. Отсюда его осторожность и постоянная готовность к неудаче. В своих трех духовных грамотах (завещаниях) он рассуждает о будущем с философской покорностью судьбе: «А даст Бог сыну моему, князю Ивану, княженье великое держати…» (10, 56). Осторожность Василия оказалась оправданной. Первый наследник московского престола князь Иван Васильевич умер при неясных обстоятельствах где-то по дороге из Коломны в Москву (23, 232; 28, 163). Его похоронили в семейной усыпальнице – кремлевском Архангельском соборе…

Последняя духовная грамота Василия I также не блещет оптимизмом. «А оже ми даст Бог Новъгород Нижнии, и яз и Новымъгородом Нижним благословляю сына своего князя Василья» (10, 59). По мнению современных исследователей, именно эта грамота, «скрепленная печатями великого князя, его братьев и его тестя Витовта, стала утвержденным и действующим завещанием Василия Дмитриевича» (64, 33).

Всё сомнительно и шатко. Да и сам факт наследования трона Василием II вызывает у Василия I сомнение. «А даст Бог сыну моему великое княженье, ино и яз сына своего благословляю князя Василья…» (10, 61). Сомнения только усиливаются большим количеством поручителей за исполнение последней воли Василия I. Это и княгиня Софья, и братья Андрей, Петр и Константин, и, наконец, сам великий князь Литовский Витовт…

* * *

Многое продумал и просчитал осторожный Василий I. Но главная задача так и осталась нерешенной. Запутавшейся в мелочных спорах Руси нужен был не лукавый царедворец, а дерзкий, харизматический вождь. Дело Дмитрия Донского сиротело без продолжателя. Но спрос рождает предложение. На исторической сцене явился человек яркой харизмы и подлинного героизма. Обстоятельства сложатся так, что вся его энергия уйдет на борьбу с дворцовыми завистниками. Он похож на Гулливера, опутанного лилипутами. Имя этого героя без подвига – князь Юрий Дмитриевич Звенигородский…

Рассыпавшаяся на крупные и мелкие осколки Орда шла к концу своего исторического пути. В то время как все силы хана Тимур-Кутлуга были брошены на борьбу с Витовтом и Тохтамышем, отдельные ордынские отряды без всякого позволения центральной власти хозяйничали и грабили в Поволжье. Их проводниками нередко выступали лишенные своих уделов русские князья-изгои. Особенно отличались в этом отношении обездоленные Василием I суздальские князья.

Осенью 1399 года Семен Суздальский пришел из Орды с отрядом царевича Янтака численностью около тысячи воинов. Нижегородцы укрылись в крепости и развернули оборону. После трех дней осады был заключен мир. Однако татары, нарушив условия мира, 25 октября 1399 года ворвались в город и принялись грабить жителей. Князь Семен на упреки горожан только разводил руками и говорил, что не имеет власти над татарами. Пробыв в городе две недели и узнав о приближении московской рати, татары ушли восвояси. Между тем всё это произошло во время мира между Василием I и правителем Орды Тимур-Кутлугом.

Татары Семена были самоуправцы из Волжской Болгарии. Они мало зависели от Сарая и слушались только своих улусных «царевичей». Это позволило Василию I предпринять акцию возмездия. Во главе войска, посланного в Нижний Новгород и дальше в Булгары, был поставлен 26-летний брат великого князя Василия Дмитриевича Юрий Дмитриевич Звенигородский.

Несмотря на то, что связь Булгара с Сараем была в то время весьма слабой, всё же это была провинция Орды. Первому большому походу на Орду в Москве придавали особое значение. Поход был тщательно подготовлен. С войском были посланы лучшие воеводы и старейшие московские бояре. Сам Василий остался дома. Он понимал, что неудача похода повлечет за собой падение его авторитета.

За всем этим угадывалась и некая дворцовая интрига против Юрия Звенигородского. Провал предприятия означал бы его личный провал как полководца. Такому ходу событий в Москве многие были бы рады. Однако в этом походе Юрий Звенигородский показал себя хорошим воеводой. Москвичи захватили ордынские (точнее булгарские) города: Болгары, Жукотин, Казань, Кременчуг. Все земли бывшей Волжской Болгарии были опустошены. «И въевав три месяци, възвратися съ великою победою и съ многою корыстию в землю Рускую» (22, 72). В сущности, это был первый наступательный поход русских войск на один из улусов Орды. Мечта о возмездии степнякам становилась реальностью. Князь Юрий Дмитриевич стал долгожданным героем сопротивления. Привезенная им из похода добыча позволила с размахом сыграть давно сговоренную свадьбу Юрия с дочерью смоленского князя Юрия Святославича Настасьей.

Какие чувства испытывал Василий I, глядя на веселье брата? Ему судьба послала горе. 30 ноября 1399 года, в воскресенье, когда день уже клонился к вечеру, умер его шестилетний сын Дмитрий…

* * *

Разгром Витовта в битве на Ворскле (1399) затормозил процесс распада Орды на отдельные улусы и тем самым косвенно воспрепятствовал процессу освобождения Руси от власти монголов. Но это касалось далеких перспектив. А пока Русь радовалась разгрому Тохтамыша и столь же ненавидимого всеми «латинянина» Витовта.

В Северо-Восточной Руси в эти годы ясно заметна смена поколений правителей крупнейших княжеств. Эпоха великих бойцов закончилась. Дмитрий Донской сошел со сцены раньше всех – 19 мая 1389 года. Судя по всему, его свалила какая-то тяжелая болезнь. В августе 1399 года настала очередь вечного соперника Дмитрия Донского – князя Михаила Александровича Тверского. Неутомимый боец, он прожил долгую жизнь и умер 26 августа 1399 года в возрасте 66 лет.

Старая Тверь с достоинством покидала историческую сцену. В 90-е годы XIV века вражда Москвы с Тверью заметно поутихла. Тохтамыш ясно дал понять тверскому князю, что Орда окончательно отдает великое княжение Владимирское Москве. Тесное сотрудничество Твери с Литвой закончилось еще с кончиной Ольгерда в 1377 году. Двенадцать сыновей Ольгерда перессорились между собой. Любимец отца Ягайло, получив великокняжеский трон, унаследовал и зависть своих многочисленных братьев.

Подобно Ивану Калите, Михаил Александрович Тверской объединил свой уход из мира с уходом от власти. За несколько дней до кончины он покинул дворец и принял монашеский постриг. Судьба напоследок дала ему достойное утешение – участие в торжественной встрече присланной в Тверь из Константинополя иконы «Страшный суд». Тема иконы была весьма актуальной. Согласно многим древним пророчествам, по истечении седьмой тысячи лет должен был произойти Страшный суд. Этим подарком патриархия отблагодарила благочестивого князя за щедрую милостыню, посланную им в Византию. Какой-то тверской книжник составил пространную повесть о кончине великого князя Михаила Александровича, исполненную церковной риторики и восхвалений княжеского благочестия.