Текст книги "Предчувствие"

Остатки вечера Федя провел, как во сне. Сварил себе поесть, сделал чай. А мысли крутились, как на американских горках. Он не сомневался бы в том, что деньги ему кто-то и для чего-то подложил, открыв его кабинку в раздевалке. Однако эту версию опрокидывало наличие в натуральном виде того самого бумажника, что он отнял у старика из Хойму попутно с деньгами, когда бессовестно куражился, разбойничал и хулиганил в неизвестном ему безлюдном районе.

Другая мысль запутывала Федю еще больше. Если брать в расчет то, что он по дороге на работу успел натворить столько дел, то каким же образом ему удалось не опоздать к началу смены? И как он вернулся снова на остановку и уехал из Хойму? Почему он не помнит этих перемычек между событиями?

«А не записаться ли к врачу?» – подумал тоскливо Федя. Врач моментально арестует и превратит его жизнь в такой мрак, что лучше ему на какое-то время оставаться Чокой – пока не прояснится то, что логикой и здравым умом разложить по полочкам сейчас никак не удается. Еще одна тема занимала вечернюю меланхолию Феди: что делать с непонятными деньгами? Купить ли на них давно уже требуемый приличный обогреватель для его квартирки или починить месяца четыре назад потухший старенький компьютер?

Мечтая и волнуясь, Федя вспомнил о Лиле. И решил для себя строго – завтра он встанет пораньше и явится к ней с покаянием, расскажет про себя и постарается найти старика, чтобы вернуть тому все деньги вместе с бумажником.

Непонятное Хойму звало Федю на новое свидание.

Давай, солдат!

Томимый сладкими предчувствиями, Федя прибыл, как обычно, на остановку. Через каких-нибудь полчаса в это холодное осеннее утро он снова увидит, нет, сначала найдет, а потом и увидит свою Лилю! Напротив, на другой стороне широкой дороги, на стоянке приглушенно урчали двигатели машин, в них дремали, а может быть, и ночевали таксисты.

Под горой у кинотеатра на своем месте оставался замеченный Федей еще сутки назад многометровый рекламный щит. Специально освещенный скрытыми маленькими прожекторами, широкий, красивый плакат с нарисованным тщательно лунным ландшафтом и приглашением купить билеты на симфонический концерт казался входом в сказочный и необыкновенно таинственный мир. Федя понимал, что это не для него. Но не огорчался. Он верил в то, что и у него когда-нибудь будет такое же красивое и загадочное, как на рекламном щите, свое космическое небо и обязательно нежное по цвету, мягкое, теплое восходящее солнце. И музыка будет космической.

Федя вспомнил и про другой рекламный щит у самого кинотеатра. Глянул, как там и все ли на месте? Шикарные мужчина и женщина из мира грез киношного рая влюбленно смотрели друг на друга. Прошлый раз за ними – на втором плане и в самом низу рекламы, ему показалось, нарисована машина. И она вдруг на глазах у Феди поехала и уехала совсем. И Федя понял, что это была настоящая машина, а не с плаката. Просто общий фон улицы сливал в одну картину рекламу и реальный мир.

На этот раз скучающий на автобусной остановке Федя издалека обнаружил под плакатом влюбленную парочку. Вернее, их ноги. Вероятно, они целовались еще с ночи. Через несколько минут они решили отойти от щита, а получилось, что это ноги у нарисованных киногероев вдруг пошли куда-то, когда их глянцевые лица так и остались приглашать народ на киносеансы в «Космос».

Люди массово пока что на улицу не показывались. И по тонкому слою нетронутого мокрого снега Федя увидел, что даже почтальон со своей тележкой не дошел еще до больших домов рядом с автобусной остановкой. И дворники пока что спали.

«Значит, я сегодня – первый! – подумал Федя и улыбнулся. – А то! Как-никак на свидание еду. К девушке! А не абы куда!.. Смотри, серьезнее надо быть! – себя же самого Федя на всякий случай урезонил. – Ричард ты там или кто? Не забывайся! На работу едем!»

Автобус появился из-за горки неожиданно и, скрипя тормозами, перед самым носом у Феди раскрыл дверь, приглашая поторопиться. Федор вскочил на ближайшее сиденье. Чтобы согреться, поднял воротник, закрыл нос шарфом и приготовился к дальнейшим событиям. Через десять минут пути его крайне изумило то, что водитель на этот раз вез пассажиров без объявления остановок, то есть автобус почему-то нигде не останавливался. И порядочно укатил от центра города. Пошла зона частных домов, сосновых перелесков.

Федя вглядывался в темное стекло, пытаясь узнать местность. В автобусе люди ехали смирно, никто ни к кому не приставал, а он один решил возмутиться. Войдя в то состояние, которое он испытал в Хойму, в уме стал провоцировать гнусные желания и побуждения, а они, как назло, тут же становились реальностью. Ему захотелось скандала. Он закричал:

– Что происходит? Кто-нибудь понимает, что здесь происходит?

Оказалось, Федино беспокойство никого не задевает и не смущает, и не доставляет никому неудобств, а ему стало плохо. И еще большее недоумение настигло его, когда он представил, что автобус вообще едет не туда куда нужно. Федя опять отчетливо и громко спросил сидевших в полудреме и некоторых стоявших рядом с ним пассажиров:

– Вы что? Сговорились?

Полусонные люди, привыкшие ко всякому шуму, не обращали на него внимания. За исключением двоих-троих, посмотревших на Федю сочувственно и без укоризны. И Ричард готов уже был вспылить и вспомнил: точно так же терпели его выходки в Хойму.

«Что ли дать кому-нибудь по морде? Порвать им что-нибудь?» – подумал Федя в расстройстве. И, как в прошлый раз, он не находил себе противодействия.

Автобус резво катил сквозь многомерную жизнь, он сам был ее подвижной частью – как ум и сознание Чоки, то есть Феди чиканутого, Ричарда бесстыжего. И во всякой детали, и всюду просматривалась взаимосвязь. И видно было, что еще одни никелированные поручни и кожаные сидения есть также за автобусом, как бы сращенные с ним близнецы: там, в темноте, они отражались стеклом и были самостоятельными, и растворялись в темноте, а мир что снаружи, что внутри оставался постоянным, но в нем всегда что-то двигалось. По обе стороны. Возможно, это было чье-то сознание.

«Вот и я потому не одноразовый, а всякий разный», – резюмировал Федя. И в автобусе, который хорошо отражался за стеклами, также сидели полусонные люди. И Федя подумал, что они больше тех людей, что сидели с ним сейчас рядом. Больше тем, что чище и умнее, потому что они были не здесь, а там, куда каким-то непонятным образом затягивало Федю и делало его Ричардом.

Грубо расталкивая пассажиров, он прошел через весь полусонный салон к кабине водителя. Тот выпучил глаза на дорогу, высвечиваемую фарами быстро несущегося автобуса. Из его кабины доносились звуки веселого радио. Федя настойчиво постучал по стеклу, водитель строго посмотрел на него через зеркало. И вскинул голову, как бы спрашивая: «Ты чего? Охренел совсем или как?»

– Ты куда прешь? – закричал в свою очередь рассерженный Федя. – Давай тормози! И вообще!..

Федя хотел добавить, что культурному водителю положено объявлять остановки, но промолчал, подумав, что назидания сейчас ни к чему. Водитель без слов остановил автобус, передняя дверь отворилась наружу, и Федя, не раздумывая, выпрыгнул из теплого и едва освещенного салона.

На этот раз темнота оказалась куда более зловещей, чем это было с ним в Хойму. И главное, никаких построек. Ни слева, ни справа ничего: ни проволоки, ни забора. Федя испуганно глянул по сторонам и вслед уходящему от него автобусу. И удивился, и растерялся – на его заднем большом стекле успел увидеть удаляющиеся и быстро ставшие неразличимыми цифры 56 или 28.

– Чепуха какая! – возмутился Федя.

Это не его 18-й, это какой-то совсем другой маршрут! Вот почему автобус не делал никаких остановок. Экспресс шел куда-то своей дорогой. Бросив Федю, как собачонку, на холод и пустоту. А еще и ужас. Где теперь искать Лилю? А что гораздо важнее: как теперь попасть на работу? И чтобы не опоздать, и чтобы его не уволили? Чока или Чика, несмотря на обилие доказательств, мелких штрихов и подробностей его необычного перемещения из одного пространства в другое, по-прежнему оставался скептиком и вновь подумал о том, что у него не все в порядке с мозгами.

«Нужно срочно у кого-нибудь спросить, куда завез меня этот автобус. Нужны люди!» – Федя увидел метрах в двухстах на дороге двоих мужчин и побежал к ним навстречу.

– Вы не подскажете?.. – Федя раскрыл было рот и вдруг увидел: какие-то больно уж странные глаза у здешних мужчин. – А что это за планета? – Федя закончил вопрос и сходу схватил незнакомца за одежду. На него посмотрели с удивлением:

– Земля. А что? – мужики осклабились в улыбке. Федя им ничего не ответил. А недоверия своего не отменил.

– А как название этому месту? Незнакомцы обступили его.

– Ты это… парень, у тебя деньги есть?

– Вы что? Какие деньги? Я на работу еду! – отшатнулся от наседавших Федя.

– А если перышком пощекотать, может, найдется кое-что? – мужик, тот, что длиннее и худощавый с виду, полез к себе в карман, как будто за ножом.

– Да вы совсем сдурели! Чего щекотать простого рабочего! – запротестовал Федя и едва ли урезонил приставших к нему бандитов с большой дороги. – Ну нифига себе, я у них про дорогу спрашиваю, как мне в город проехать обратно, а они мне – ножиком пощекотать!

– Да мы шутим! Не заводись. Ты же – нормальный чувак! – весело и дружелюбно пояснил один из мужчин. И вдруг взял в обхват Федю, как родного, и приподнял над землей! – Ого! Какой здоровый! Виталик, а ты ведь его не поднимешь!

Феде никак не хотелось проходить процедуру взвешивания и он постарался оторваться от удивительно прилипчивых прохожих.

– Извините! Но мне с вами не по пути! Давайте разойдемся красиво? – предложил он с намерением уйти прочь.

– Слушай, иди! Вали отсюда, мужик, по-хорошему! А то… – один из незнакомцев вдруг стал угрожать еще серьезнее.

А другой добавил:

– Остановка – вот там! – мужчина показал в сторону города. – Ходят тут всякие!

– Ого! Какие злые! – огрызнулся Ричард. Но бесшабашности и боевого духа в себе не нашел – невозможность схватиться в самоотверженном рукопашном бою с грубиянами он оправдал спешкой, потому что ему сейчас куда важнее было вернуться на свой маршрут и многое, что еще успеть.

«И все-таки люди людям – рознь. Вот в Хойму – вообще мирные, а здесь что? Психи какие-то! Уголовники! Бродят с утра пораньше!» – Чика с неприятным чувством досады внял ситуацию: искать чудеса в этой местности – слишком опасно.

Подавленный и расстроенный, Федя побежал в ту сторону, откуда, как он думал, и привез его автобус. Миновал поворот. Запыхался, перешел на шаг. По-прежнему вокруг ни домов, ни огонька.

«Куда же я попал?» – рассуждал озадаченный Чика.

Он озирался по сторонам, смотрел в небо, на дорогу, по которой нечаянно прибыл туда, куда ему совсем не надо. За редкими деревьями слева, а это были снова сосны, Федя увидел не знакомое ему озеро. Оно играло и мигало небольшими мелкими волнами, отражало откуда-то появляющиеся на воде вспышки то ли звезд, то ли невидимых фонарей городской окраины.

– Никак Мяннику? Ого, район еще тот, бандитский! – Федя допустил возможным то, что он перепутал автобус.

Мяннику он немножко знал, потому что когда-то давным-давно ездил сюда на велосипеде с другими мальчишками ловить рыбу.

«Посветил бы хотя бы кто-нибудь!» – подумал Федя. И в этот момент на противоположном берегу озера что-то большое, серебристое, чрезвычайно яркое с шуршанием и потрескиванием взмыло высоко в небо и зависло над деревьями, шипя и вращаясь вокруг невидимой оси.

Федя не испугался. Он смотрел на непонятный свет, и чему поразился особенно – вокруг и вправду стало удивительно светло, как при электросварке: он видел в неоновом свете близлежащую округу и даже очень четко – опавшие листья, мелкие кустики, травинки и веточки черники на песчаном бугорке.

– Вот это да! – восхищенно произнес Федя. – Как по заказу! Изумленный, он продолжал следить за вращающимся огненным диском и вдруг почувствовал неприязнь к нежданному и негаданному помощнику.

– Нет! Как хотите, а мне ваш свет не нужен! Я не хочу им пользоваться! – заявил он в пустоту. – Вот я вижу очень яркую и спокойную звездочку в небе. Настоящую! Пусть она мне и светит, и будет ориентиром!

И странно, огненный диск сразу же сбавил обороты, прошипел и сгинул. Федя вновь остался один на один с темнотой.

– На ракетницу ну никак не похоже. Да и кто в это время будет в глухомани пулять ею в небо?! – рассудил он, не веря в мистику и корабли инопланетян. – А люди? Куда ушли эти двое? Мне нужно в город! Иначе я ничегошеньки сегодня не успею!

Он не забывал про Лилю, надеялся еще попасть в Хойму и, невзирая на приключения, успеть на работу. Но в уме четко запечатлел странное и вполне реальное чудо – появление откуда ни возьмись сверкающего и нехорошего диска. Его мысли читают! Он это чувствовал. И стыд прижег ему совесть!

– Чего же ты испугался, Ричард недоделанный! – Федя напал на себя. На свое поведение. – В Хойму забыл, как резвился? А здесь сразу гонор в одно место засунул! А как дал бы этим бандюгам по зубам! Если они такие шустрые, может, и вправду кого-то грабят? Ну вот, сначала Хойму, а теперь Мяннику… А мне ведь в Лаагри надо! Дурдом сплошной, – Федя занервничал. Вскоре он догадался остановить идущую попутно машину и попросил довезти его в город – до поворота, где и пересел в нужный автобус.

«Это очень похоже на вывих ума: слишком оно как-то все реально и правдоподобно. Но что же со мной случилось? Интересно бы узнать, а как у других?» – размышлял Федя, заняв свободное сиденье в теплом автобусе и уверовав, что на сей раз он ничего не напутал.

Дорожные рассуждения переходили у Феди обычно в дрему и легкое забытье, и ему удавалось неплохо восстанавливать свои силы. Но при этом, оказывается, он непроизвольно и безо всякого умысла запросто входил в астральный мир и совершенно по непонятным причинам выпадал из него обратно на грешную землю.

«…А что у других?! Они – такие же, как и я. Они – мое зеркало, – Федя продолжал познание. Себя самого. – Или я для них – отражение их собственных мыслей? Вот! Я должен срочно выяснить, а что же представляет собой зеркало. Да, самое обычное. В нем много тайны и непонятного смысла. А ведь его свойства по-настоящему никем не изучены. Оно отражает мир. В зеркало невозможно никому войти. Потому что зеркало – граница между мирами. Закрытая. То, что проницаемо, то ничего не отражает, поскольку поглощает всякое движение жизни. Мое сознание, конечно, тоже что-то отражает. Но я не умею войти в свое зеркало… А если самому стать зеркалом, то я буду невидим. Они будут видеть и узнавать себя, а меня никогда не узнают. Я буду сокрыт от всех. И меня когда-нибудь разобьют. Чтобы добраться до меня… А ведь и человека творили, как написано, по образу и подобию, значит, через зеркало, потому что боялись смотреть прямо на оригинал! И не могли! И не умели!..»

Федя в этот момент очнулся. И увидел Лилю. Она сидела с ним рядышком в автобусе. А он, опасаясь, что снова улетит внезапно в какой-нибудь астрал, спешно заговорил:

– Я услышал твои слова! Я сразу тебя узнал! Не спрашивай меня ни о чем! Я сейчас тебе все сам расскажу!

– Давай расскажи, мне очень интересно! – согласилась Лиля.

– Тебе не кажется, что вчерашняя наша первая встреча какая-то странная, и я сам не знаю, как это получилось, – начал Ричард серьезно, да так, что и не пытался скрыть волнение. Он теперь точно знал, что боится потерять Лилю. И потому сильно хотел услышать что-то для себя очень-очень важное и обнадеживающее. Он понимал, что если так легко выпало ему вновь встретить эту чудную девушку, то так же просто и нелепо он может ее потерять. А как удержать? Как сохранить невероятное?

– Или мир перевернулся, или со мной что-то не так, – продол жил Федя. – Я себе, между прочим, уже и диагноз поставил, – он иронично покрутил у своего виска пальцем. – Чокнулся я! Понимаешь, чиканутый, в общем. А у меня и фамилия редкая – Чикин!

Лиля на трепетную речь Ричарда рассмеялась и, сияя глазами, заявила:

– А я себе тоже диагноз поставила – астению! Посмотри! Все признаки налицо: сон – не сон, все перепутано, общая слабость и безразличие. Вот только волнует меня критическое состояние экологии, глобальное потепление и катаклизмы!

– А чего плохого в потеплении? – Федя перенял веселое настроение Лили. – Не ледниковый период все-таки. Или ты опасаешься потопа… всемирного? А про астению твою, знаешь, лечи ее, если она тебе не по душе, лимоном! Съешь его перед зеркалом и смотри на свое лицо. Когда рассмеешься, значит, дело пошло на поправку. Это мой тебе эксклюзивный рецепт… А хочешь, я разделю с тобой весь курс лечения?

– Нет! Это само пройдет. Я не хочу, чтобы ты отвлекался на меня. Мир не больше меня! А ты – замечательный человек. И я… Я тебя обожаю! – выпалила вдруг Лиля. – И вообще, никакой ты не чокнутый! Я чувствую, ты сейчас творишь что-то такое грандиозное! Я это ощущаю.

– Ой, ну какой же из меня творец? Я даже и не маг, и не волшебник, а самый обыкновенный человек! И вовсе не творю, а получается, что как бы вытворяю…

– А как же ты попал ко мне прямо в сад вчера утром? – Лиля улыбнулась, потому что увидела свое отражение в его удивленных глазах.

– Да? Это было волшебное утро! Наше! Первое утро. А я и сам не знаю, как так получилось. Ты мне приснилась. И сейчас, может быть, снишься. Это похоже на чудо. Или наваждение. Я сам не умею ничего такого, я ведь не сварщик и не электрик, и в строительстве совсем никакой… Хотя в душе, может быть, художник или театральный критик… Да, ну! Чепуху говорю, – Федя тотчас и в который уже раз усомнился в себе.

– Нет, а ты пробуй, не останавливайся – интересно будет посмотреть, что ты сотворишь! Или вытворишь, – Лиля неожиданно, не обращая внимания на пассажиров автобуса, положила свои необыкновенно легкие и нежные руки на плечи Феди. – Чем ты вообще по жизни занимаешься?

– Я? Как бы тебе объяснить, наверное, я – резидент. Или диверсант. Меня выбросили в твоем районе на землю вот в этом скафандре, – Федя показал на свои руки и тело. – И теперь я должен выполнить какое-то важное задание. И подозреваю, что таких десантников, как я, на Земле сейчас много, и каждый действует в одиночку. Вот и ты, мне так кажется, тоже вовсе нездешняя. Неземная какая-то, и я от тебя… в восторге! Невыразимая! – аристократ Ричард осторожно обнял девушку и поцеловал ее губы.

На этот раз Лиля определенно, то есть совсем недвусмысленно ответила поцелуем. Она откликнулась на его нежность и была чрезвычайно милой.

– А мне кажется, ты какой-то стеснительный, забавный, не похожий на других. Ты как будто из пробирки!

– Я сейчас умру! И ты будешь тому виновницей! – заявил Федя сквозь смех и засмеялся еще больше, – Это же надо так сказать! Я… Из пробирки?! Каучуковый Федя! То есть Ричард, – он вдруг осекся…

– Лиля, ты не сердись на меня, но я тебе соврал, слукавил, в общем. Мое настоящее имя не Ричард… Я не хочу, чтобы между нами было бы что-то нечестное, поддельное… Я сам не знаю, почему так получилось. Столько всего непонятного. Понимаешь?

– Я все понимаю, дорогой, успокойся. Я не могу на тебя сердиться.

– Меня зовут…

– Я знаю! – Лиля не дала ему продолжить саморазоблачение. – Я о тебе много, очень много знаю. И, и я тебя… ждала!

– Всю жизнь?! – Федя подумал, что спросил иронично и тем самым высказал недоверие к девушке. Он тут же осознал, как это грубо и нехорошо с его стороны прозвучало.

«Вот сам испортил, сломал, затушил огонек, который едва разгорался!» – подумал он с приступом горечи-разочарования, и на себя же в обиде поджал смешно губы и так сквасил лицо.

– Лиля, я часто думал о желании быть самим собой. Я этим занят и сейчас. Но сначала ведь надо нащупать… самого себя. Мне нужно раздеть себя! До основания!

– Я помогу, – ответила Лиля, глядя на Федю широко открытыми и восторженными глазами.

– Нет, я не буквально. Я про тот скафандр, в котором высажен на Землю. Мне нужно срочно стать человеком. Понимаешь, с большой буквы – человеком! Мне нужно знать, кто я на самом деле, какой я настоящий.

– Так это и есть буквально. Буквальнее не бывает! Милый мой человечек, я помогу тебе!

Услышав эти слова Ричард потерял сознание. От счастья.

…Автобус замедлил ход, начал тормозить, а Федя вскочил.

– Прошу, я тебя очень прошу, звони мне, звони, чтобы я смог перенести эту свою службу. Я теперь, понимаешь, как солдат.

– Хорошо! Я буду звонить тебе, мой дорогой солдат! – ответила Лиля.

Он не слышал, что сказал водитель в микрофон. Он видел своими глазами знакомый пейзаж за окнами автобуса: Лаагри.

Ветер как всегда гнал облака по холодному темному небу, а по дороге и в полях – демисезонную поземку. Решительный, как десантник, Федя сгруппировался и приготовился к высадке.