Текст книги "Белая карта"

Александр Васильевич разволновался, и я тоже, в конце разговора мы почти кричали друг на друга. Многие подробности мне рассказывал в Маниле мой начальник штаба Николай Юрьевич Фомин, который в это время был старшим флаг-офицером у Колчака. В конце Александр Васильевич сказал: "Знаете, Юрий Карлович, этот разговор лучше прекратить".

На другой день он по делам уехал в Гельсингфорс. Через два дня, вернувшись, он сделал смотр дивизиону, благодарил всех за трудную боевую работу. Перед уходом со «Страшного» он отозвал меня в сторону и сказал: «Знаете, Юрий Карлович, после нашего разговора я много думал и по дороге в Гельсингфорс и там тоже. Вы были правы».

Я искренне поблагодарил его. После этого признания я бы пошел за ним куда угодно. Трудно бывает понять свою ошибку, но еще труднее признаться в ней».

И Георгий Старк жизнью подтвердил искренность своих слов: он и в самом деле пошел за Колчаком безоглядно – в преотчаянный сибирский поход. Да о Колчак дорожил дружбой с этим честным и преданным офицером, сожалея лишь об одном – как мало у него было там подобных помощников.

Георгий Карлович Старк прошел Цусиму на «Авроре», был ранен.

В 1917 году Старк командовал Минной дивизией Балтийского флота. Большевикам служить не стал. 2 марта 1918 года подал рапорт об отставке и был уволен в апреле. В августе 18-го прибыл в Казань, где уже формировались офицерские отряды. В декабре начал формирование отдельной бригады Морских стрелков. Прошел во главе ее через всю Сибирь. Отходил вместе с войсками генерала Каппеля. Заболел тифом. По льду через Байкал его несли на руках – в беспамятсве. Выздоравливал в Харбине.

Весной 1921 года по просьбе правительства Приморской области прибыл во Владивосток, где возглавил Сибирскую флотилию. 4 июня 1922 года был назначен командующим всем Вооруженными силами Приморской области. В октябре 22-го увел из Владивостока в Корею (порт Гензан) часть флотилии с беженцами, затем на Филиппины (остров Тюбаобао). Представил полный финансовый отчет и военно-политический доклад Великому Князю Николаю Николаевичу во Франции. Работал в Париже водителем такси. В 1946-49 годах был председателем Всезарубежного объединения русских моряков.

Скончался 2 марта 1950 года. Погребен на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа.

…

К весне 1916 года он был произведен в контр-адмиралы. Черные орлы, прежде чем слететь к нему на плечи, на адмиральские погоны, оставили за своими крыльями и вмерзшую в полярные льды «Зарю», и горящий Порт-Артур, и острый шпиц Генмора, и, наконец, дымные воды воюющей Балтики.

Свой новенький адмиральский флаг Колчак держал на эсминце «Сибирский стрелок». Будто судьбу себе накликал – водить ему через три года сибирских стрелков на фронтах гражданской…

В новом чине контр-адмирал Колчак проходил всего несколько месяцев. Двадцать восьмого июня 1916 года был разгромлен крупный караван германских рудовозов, шедших под сильной защитой боевых кораблей из Стокгольма. Начальник минной дивизии становится вице-адмиралом и, не успев отпраздновать свое сорокадвухлетие, назначается командующим Черноморским флотом.

Если сравнивать деятельность Балтийского флота в первые два года мировой войны с эффективностью его Краснознаменного воспреемника за тот же срок в Великую Отечественную, то пальма первенства останется за адмиралами Эссеном, Каниным, Колчаком: за два года они не потеряли ни Ревеля, ни Риги, ни Гельсингфорса, ни Аландских островов, тогда как сталинские адмиралы, погубив добрую часть флота в кровавом таллиннском переходе, этой «советской Цусиме», лишились всех своих военно-морских баз, кроме Кронштадта. Однако законопослушные историки всегда избегали подобных сопоставлений.

ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

«И было это… в год 1202 от Рождества Христова. …И был назначен день, когда они соберутся на суда и корабли и будут биться не на жизнь, а на смерть, дабы овладеть той землей, и знайте, что предстояло им одно из опаснейших дел, когда либо свершенных».

«Взятие Константинополя» Жоффруа де Виллардуэн

Колчаку дважды выпадал жребий спасти Россию.

Первый раз – в 1916-ом, второй раз – три года спустя…

История, разумеется, не терпит сослагательного наклонения, но варианты ее несостоявшихся исходов разбирать поучительно.

Итак, логика первой возможности спасения России состоит из трех звеньев: во-первых, Россия захватывает в 1916 году Босфорский пролив и осаждает Стамбул, во-вторых, Турция, столице которой объявили шах с угрозой мата в один ход, немедленно выходит из войны, меняя в корне всю ситуацию в Европе, в-третьих, никакой революционный февраль, а уж тем более переворотный октябрь, в стране-победительнице невозможен. И если два последних утверждения бесспорны, то первое, то есть возможность взятия Босфора в 1916 году, требует уточнения.

Уточняет современник Колчака, человек, который стоял на острие «босфорской проблемы» в Главной ставке – контр-адмирал Александр Дмитриевич Бубнов.

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Бубнов родился в Варшаве в 1883 году. Родом из старинной семьи, давшей России плеяду замечательных ученых в области медицины, истории, военного дела. После Морского корпуса окончил Николаевскую морскую академию. Боевое крещение получил в Цусиме на борту броненосца «Орел». Там же был тяжело ранен. Впоследствии, благодаря аналитическому уму и глубокому стратегическому мышлению, сделал блестящую карьеру в Морском Генеральном штабе. В годы мировой войны был направлен в царскую Ставку сначала в качестве флаг-капитана, потом начальником Морского управления, то есть главным советником по войне на море.

Во время гражданской войны был на стороне белых. Колчак направил вице-адмирала Бубнова в составе русской делегации на Версальскую мирную конференцию.

После краха белого движения перебрался во Францию, где написал (вместе с генералом Головниным) монографию «Тихоокеанская проблема в ХХ столетии». Книга была издана на английском языке в Лондоне и вызвала к себе такое внимание, что Бубнов получил приглашение из США занять место профессора в Военно-морской академии в Аннаполисе. Это приглашение наилучшим образом решало все житейский проблемы отца двух дочерей, но Александр Дмитриевич, верный чувству славянской солидарности, выбрал приглашение югославского короля Александра, который просил бывшего русского адмирала помочь организовать военно-морское училище в Дубровнике. Бубнов взял на себя преподавание всех важнейших дисциплин – стратегии и тактики, истории военно-морского искусства, фортификации и международного морского права. Можно только позавидовать югославским морякам, которым посчастливилось перенимать знания и опыт у теоретика отнюдь не кабинетного, видевшего войну и через смотровые щели орудийных башен и с высоты Ставки Верховного Главнокомандующего.

В 1930 году Бубнов по образцу некогда родной ему Николаевской военно-морской академии создает Высшую военно-морскую школу, через которую прошел весь руководящий состав югославского флота. Изданная им новая монография «Стратегия. Ведение войны на море» стала настольной книгой для многих высших чинов британского Адмиралтейства.

Бубнов дожил до глубоких седин и до великих исторических событий, был свидетелем прорыва России в космос. Адмирал русского и югославского флотов упокоился 2 февраля 1963 года в приморском поселке Кранье.

В мировую войну, или как поначалу ее называли – Европейскую, Россия вступила без четко определенной цели. Никаких территориальных претензий к супротивным державам – к Германии и Австро-Венгрии – она не имела. О черноморских проливах речь поначалу тоже не шла. Народу да и всему миру объявлялось, что Россия вступается за братский сербский народ, над которым нависла австрийская угроза. Еще говорили о водружении святого креста над бывшим главным византийским храмом Святой Софии, ставшим за последние четыреста лет главной мечетью магометанской Турции. Но только говорили, не более того, видя подобное водружение в каких-то весьма туманных политических грезах. Ибо если бы российский самодержец со своей придворной партией (сегодня бы сказали «командой») всерьез возжелал бы «прибить свой щит на вратах Царь-града», то моряки и армейцы стали бы всерьез готовиться к тому, а не ограничились бы маниловскими благопожеланиями. И Черноморский флот готовился бы к такой операции загодя, высаживая учебные десанты еще в мирное время на гористых берегах Крыма. Однако флоту на случай войны были поставлены две весьма скромные боевые задачи: охранять свое побережье да обеспечивать морские перевозки России по Черному морю. Ни о каких рейдах против Босфора в секретных оперативных планах Генмора не было и речи.

Правда, в ходе войны и даже за два месяца до нападения германо-турецкого флота на Севастополь, то есть до официального вступления Турции в войну против России, у адмирала Эбергарда, за которым историки закрепили славу, как флотоводца сверхосторожного и нерешительного, полагал (и предлагал Главной ставке это сделать!) – внезапным ударом основных сил Черноморского флота прорваться через Босфор к Константинополю. Еще с довоенных времен разведка флота держала в своих сейфах документы с совершенно точными данными о весьма плачевном состоянии устаревшей обороны Босфора.

«Это надо делать немедленно, – убеждал Эбергард с несвойственной ему горячностью оппонентов, – пока немцы не наладили оборону пролива!».

И даже когда немцы резко усилили турецкий флот двумя своими новейшими и быстроходнейшими крейсерами «Гебен» и «Бреслау», «робкий» Эбергард рвался в бой:

– Пока они приводят себя в порядок после долгого перехода, дайте мне «добро» прорваться в Босфор! Еще не поздно!

Русская агентурная разведка доносила через Бухарест, что оба крейсера срочно перебирают механизмы и щелочат котлы, что в море они выходить не способны по крайней мере еще две недели.

– Разрешите мне ввести в Босфор подводные лодки и они уничтожат крейсера на их якорных стоянках! – бомбардировал Эбергард Ставку секретными юзограммами. – Мы повторим то, что сделала U-9!

Весь военный мир был еще под впечатлением невероятного успеха всего лишь одной немецкой подводной лодки. В первый же месяц войны U-9 под командованием лейтенанта Веддингена, потопила один за другим сразу три (!) британских броненосных крейсера, стоявших на якорях: «Абукир», «Кресси» и «Хог».

В Севастополе базировалась целая бригада подводных лодок и командир любой из них был бы счастлив получить приказ войти в Босфор. Но Ставка отвечала, что она не может отдать такой приказ, поскольку право начать боевые действия против нейтрального пока государства принадлежит только Государю. Тогда адмирал Эбергард, рискуя вызвать Высочайшее неудовольствие, обращается напрямую к императору разрешить операцию в Босфоре, если не против турок, то хотя бы против германских кораблей, которые стоят с разобранными машинами на рейде Буюк-Дере, как раз против бывшей дачи российского посольства.

Император дал невнятный ответ. МИД и правительство еще надеялись удержать Турцию от вступления в большую европейскую войну. Для этого не жалели денег на подкупы влиятельных сановников при дворе султана. Дерзкая атака черноморцев, конечно же, спровоцировала бы Великую Порту на войну против России. Но война эта была предрешена и турки, водили за нос наших дипломатов, выгадывая время. Стратегический шанс был безнадежно упущен. И это в самом начале войны!

«Севастопольская побудка» – внезапный обстрел Главной базы Черноморского флота германо-турецкими крейсерами «Гебен» и «Бреслау» – подняла на воздух желтую, как прах, крымскую землю вместе с последними иллюзиями дипломатов.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «Лучшим доказательством, выполнимости операции прорыва… Босфора в начале войны, – не без горькой иронии писал позже контр-адмирал Александр Бубнов, – служит то обстоятельство, что разрешение на эту операцию испрашивал командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард, который в оперативном руководстве Черноморским флотом проявил в дальнейшем ходе войны такую осторожность и осмотрительность, которая привела к необходимости его замены в 1916 г. более решительным и энергичным адмиралом А.В. Колчаком».

Летом 14-го года многим в России казалось, что назревавшая европейская война будет скоротечной, как морской бой. Что основные боевые действия развернутся во Франции (как и сорок четыре года назад), что Россия окажет лишь военную помощь союзникам, но никак не будет втянута в затяжную войну сама. Но первые же месяцы боевых действий, в которых после столь обнадеживающего начала генералом Самсоновым, полегли потом десятки тысяч солдат, в которых цвет русской гвардии был втоптан в топь мазурских болот, заставили правительство искать оправдание этим потерям более весомое, нежели союзнические обязательства перед Францией.

Только взятие черноморских проливов придавало стратегический смысл этой войне, навязанную России западными союзниками, только решение этой национально-государственной задачи оправдывало те ужасные потери, которые уже понесла русская армия в Восточной Пруссии, спасая Францию от неминуемого поражение на Марне. (Маршал Фош честно потом признавался: «Если Франция не была стерта с карты Европы, то раньше всего мы обязаны этим России»).

И союзники поначалу благосклонно отнеслись к выходу России в черноморские проливы. В Петрограде как-то сразу уверовали в то, что после войны, после поражения Турции Босфор и Дарданеллы сами собой достанутся России в качестве ее главного военного приза. Но…

Заговорить всерьез о Босфоре вынудили Главную ставку англичане. Когда представитель Великобритании при Главнокомандующим русской армией генерал сэр Вильямс, сообщил Великому князю Николаю Николаевичу – за сутки! – о начале штурма Дарданелл, этого западного входа в черноморские проливы, тот, сохраняя хорошую мину, при столь разительном сообщении (они штурмуют наши Дарданеллы!), едва не обронил едкую фразу об извечном коварстве вечно туманного Альбиона. Однако удержался.

Англичанин, дабы соблюсти союзнические приличия, выразил надежду, что Черноморский флот и эскадра вице-адмирала Кардена ОДНОВРЕМЕННО появятся у Константинополя.

Однако, для того чтобы добиться такой синхронности, чтобы подоспеть к назначенному англичанами сроку, русский флот, никак не готовый к немедленному, почти завтрашнему штурму босфорских твердынь, должен был без десантного прикрытия, без предварительного траления подходов к турецкому берегу, без должной разведки и подготовки идти на расстрел из крупповских орудий германских крейсеров, которые уже успели привести себя в полную боевую готовность после перехода, которому так странно попустительствовал британский флот в Средиземном море.

Союзнические приличия британскому представителю соблюсти, однако, не удалось, так как Великий Князь знал (через российского посла в Париже Извольского, у которого были свои друзья во французском МИДе), что англичане еще месяц назад, то есть 18 января 1915 года, известили французских коллег о своих намерениях захватить черноморские проливы, или по меньшей мере Дарданеллы, до появления там русских кораблей.

И если бы русский Главковерх вдруг высказал свое недоумение по поводу непрошенного участия англичан в решении вековой национально-государственной проблемы России, сэр Вильямс знал что ответить.

«Помилуй Бог! – Воскликнул бы он. – Вы же сами, Ваше высочество, просили нас отвлечь на себя турок, которые те прорвали ваш Кавказский фронт!»

И это было правдой. В декабре 1914 года у Великого Князя не было никаких резервов, чтобы бросить их на помощь Кавказской армии: в Галиции и Польше шли кровопролитнейшие бои. Поэтому 2 января нового 1915 года Николай Николаевич после завтрака в вагоне-салоне отозвал сэра Вильямса в сторону и попросил передать британскому главнокомандованию его просьбу усилить давление на Турцию со стороны Средиземного моря, оттянуть ее войска на себя, точно так же, как русская армия только что оттянула на себя два германских корпуса с французского фронта. Связной генерал пообещал незамедлительно уведомить об этой просьбе Лондон. И уведомил…

Всего через два дня Великий Князь, возможно, пожалел бы о своей просьбе, так как 4 января Кавказская армия, искусным стратегическим маневром разбила на голову турецкую армию и принудила ее не просто к отступлению – к бегству. Так что повод для просьбы Великого Князя отпал сам собой. Но в Лондоне быстро смекнули, какой замечательный повод дает им русский главковерх для того, чтобы решить проблему черноморских проливов в пользу британской короны.

Великий Князь в круговерти дальнейших событий не дезавуировал свою просьбу. Возможно, забыл о ней. Но…

Англия без малейшего промедления уже стягивала свои корабли к Дарданеллам из всех гаваней мира, где они базировались: из Китая и Гибралтара, Южной Америки и с островов Зеленого Мыса…

Английские адмиралы прекрасно сознавали, что у русских есть реальная возможность прорваться к Стамбулу через Босфор, охранявшемуся всего лишь одной турецкой дивизией и старыми береговыми батареями. Именно поэтому они поспешили начать штурм Дарданелл, дабы поставить Россию перед свершимся фактом – над главным выходом в Средиземное море, как и над Суэцем, как и над Гибралтаром уже развевается британский флаг, на всех трех вратах от самого главного в человеческой цивилизации Средимирного моря висят британские замки. А там, где британский флаг был однажды поднят, его уже никогда не спускают.

Вот тут-то из Ставки на флот, из Баранович в Севастополь полетели срочные шифровки: немедленно готовить операцию по высадке на Босфоре! В подкрепление своих директив Великий Князь сообщил адмиралу Эбергарду, что отдал приказание перебросить с Кавказского фронта три отборных дивизии для подготовки в Одессе (пять часов ходу до Босфора) десантного отряда.

Тем временем на английскую эскадру, осадившую Дарданеллы, был направлен для связи и наблюдения капитан 1 ранга Михаил Смирнов. Он изо всех сил пытался установить связь через английские корабельные станции со штабом Черноморского флота. Но несмотря на идеальные эфирные условия и близость Севастополя, связь эта никак не устанавливалась. Поскольку в Ставке никто не сомневался в качестве британских радиопередатчиков и в профессионализме английских радиотелеграфистов, то винить оставалось своих российских, несомненно обученных хуже, чем их английские коллеги. Не могут, понимаешь, принять обычную морзянку.

Никто – ни в Севастополе, ни в Барановичах – так и не знал, что творится у Дарданелл, как далеко уже продвинулась англо-французская эскадра, и как скоро она возьмет на прицел султанский дворец, выходящий окнами в Мраморное море.

Высокая сухопарая фигура Великого Князя мрачно маячила в те дни у вагонов спецпоезда. По вечерам в полном одиночестве вышагивал он по насыпи от паровоза к хвостовому вагону и обратно. Даже разгром обеих армий в Восточной Пруссии не поверг Николая Николаевича в такое уныние, как сообщение о штурме Дарданелл союзниками. Он прекрасно понимал, что отныне эта война теряет для России всяческий смысл, потому что, если даже адмирал Эбергард и совершит некое стратегическое чудо – пойдет и немедленно, не дожидаясь снятых с фронта дивизий для десанта, возьмет Босфор одними кораблями, как удавалось брать вражеские бастионы с моря лишь приснопамятному флотовождю Ушакову, то и тогда эта немыслимая победа теряла свой смысл, ибо выход из Черного моря в Средиземное, последние врата этого выхода – Дарданеллы, навсегда оставались бы в руках англичан. Уж они-то никогда оттуда не уйдут, как не ушли из Гибралтара. И что толку говорить потом о союзнических обещаниях, когда выход из проливов уже будет принадлежать британцам по праву «beati possidentes» – «блаженны имущие».

Выходило, что великая всеевропейская война уже на седьмой месяц теряла для России всякий военно-стратегический смысл даже в случае капитуляции стран Тройственного Союза.

Но тут, наконец, стали поступать сообщения от капитана 1 ранга Смирнова. Как только в состав эскадры адмирала Кардена вошел русский крейсер «Аскольд» (он прибыл в Средиземное море с Тихого океана[6]6
  Крейсер «Аскольд» следовал на Север к берегам Мурмана, но был задержан для символического участия русского флота в штурме Дарданелл».


[Закрыть]), радиосвязь с его борта сразу же наладилась и Севастополь стал, наконец, принимать первые донесения наблюдателя Ставки. Судя по ним, англичане ни на фут не продвинулись вглубь Дарданелл, что было весьма странно, учитывая огневую мощь 16-тидюймовых орудий, обрушенную на турецкие форты. Так или иначе пока британцы и французы топтались перед дарданельскими фортами, (как полвека назад уперлись они в бастионы Севастополя), Ставка развернула бешеную деятельность по подготовке штурма Босфора.

Вдруг выяснилось, что Черноморский флот не в состоянии перебросить к Босфору сразу три дивизии. Для этого нет ни потребного количества пароходов, ни даже барж, которые можно было бы тащить к месту высадки на буксирах эсминцев. В мирное время никто не готовился к такой массовой переброске войск морем, поскольку задача штурма Босфора, Черноморскому флоту никак и никем не ставилась!

В этом есть некая мистика – не протянуть руку к вожделенному и доступному плоду. Даже не попытаться. Будто Царь-град обведен был незримой запретной чертой – нельзя!

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «На скорую руку можно было бы в течение одного или полутора месяцев подготовить транспортные и десантные средства для одной бригады с небольшой артиллерией, но генерал-квартирмейстер Ставки считал десантную операцию с такими средствами слишком рискованной и даже авантюристической, – горько сетовал контр-адмирал А. Бубнов, – и она не была предпринята».

Десантный отряд был расформирован и отправлен на Юго-Западный фронт ввиду нового наступления немцев, перебросивших значительные силы из Франции, чтобы помочь своим австрийским союзникам. Идея захвата проливов флотом была едва ли не навсегда похоронена в умах армейских генералов, заправлявших делами Ставки. «Что ж вы, братцы-моряки, взялись за гуж, а потом и «карачун» закричали, пароходов не хватает? Чи флот у нас, чи не флот?» – подтрунивали они.

И это было самое обидное, ибо армейские чины недвусмысленно давали понять своим флотским собратьям, что после Цусимы и Порт-Артура не верят в их способность проводить самостоятельные операции. Снова стали повторять «магическую» формулу – «Ключи от Босфора лежат в Берлине». А путь в Берлин лежал по их разумению через Карпаты.

Однако морской мозговой центр Ставки, подпитанный неизбывной энергией «направленца» по Черноморскому флоту тогда еще капитана 1 ранга Бубнова, продолжал вопреки всем скептикам деятельно готовиться к штурму проливов. И прежде, чем просить новых войск для десантного отряда, стали формировать в Одессе Транспортную флотилию, призвав на это весьма хлопотное дело порт-артурского героя – контр-адмирала Хоменко, (того самого под началом которого командовал батареей в Скалистых горах лейтенант Колчак).

Хоменко творил чудеса. Первым делом он переподчинил себе все ремонтные средства одесского порта, поставил к его причалам все, что хоть как-то могло держаться на воде и самостоятельно передвигаться. Так он насчитал около 100 судов, но и этого было явно недостаточно. Тогда адмирал заказал на Николаевском заводе 30 мелкосидящих (чтобы могли подойти поближе к берегу) судов и превеликое множество десантных ботов. Здесь же, в Одессе, сосредотачивались и все необходимые запасы Транспортной флотилии, и штаб ее, и экипажи будущих десантных судов. В Севастополе под эгидой морского штаба Ставки разрабатывался детальный план будущего штурма. Лишь к весне 1916 года Транспортная флотилия была готова принять три полнокровные дивизии, усиленные артиллерией. Дело оставалось за малым – найти адмирала, который поведет эту армаду к утесам Босфора. Эбергард для этой цели никак не годился.