Текст книги "Брестские ворота"

– Дальше.

– Лётчики, вылетавшие на разведку, сообщают, что в полосе армии все шесть мостов через Буг целы, и по ним движутся немецкие войска. Организованного управления нет. Большие потери и неинформированность вызывают растерянность. Приграничная полоса обороны оставлена.

– А новые рубежи обороны создаются? – генерал, сам того не замечая, постучал карандашом по столу.

Начальник разведки промолчал, а начштаба негромко заметил:

– В частях нет сапёрных подразделений и инженерных частей, они все были отправлены на границу…

Генерал бросил короткий взгляд на начальника штаба и опять повернулся к начальнику разведки.

– Значит, как я понял, войска в беспорядке отходят?

– Так, – подтвердил начальник разведки и повторил: – Мне кажется, так. Но очаговое сопротивление продвижению немцев должно быть…

– К Кобрину?.. – Командующий снова склонился над картой.

– Точных данных у меня нет. – Начальник разведки выдержал красноречивую паузу и закончил: – Но моя информация позволяет предположить, что передовые части противника уже достигли Кобрина.

– Ну что ж… Будем исходить из этого, – генеральский карандаш упёрся в кружок с надписью Кобрин. – Если организованного сопротивления нет, то, возможно, немецкие танки пройдут эти пятьдесят километров за день.

– Если исходить из этого, – вмешался начальник штаба, – следует предположить, что захвачен командный пункт, а с ним узел связи и появилась угроза охвата левого фланга сил фронта.

– Возможно, – согласился генерал-лейтенант и твёрдо сказал: – КМГ, идя вдоль границы, захлестнёт петлёй немецкие войска, а мы здесь ударим немцам во фланг танковой дивизией.

Начальник штаба, в свою очередь, посмотрел на карту и засомневался:

– Может, подготовить удар целым мехкорпусом?

– Нет. Главное время. К тому же, я надеюсь, что танковой дивизии для начала хватит, – и генерал-лейтенант бросил карандаш на карту…

* * *

Танковая дивизия готовилась наступать. Был получен приказ нанести упреждающий удар по прорвавшемуся противнику, и потому экипаж младшего сержанта Мироненко спешно загружал полный боекомплект в свой уже заправленный бензином Т-26.

Старший лейтенант – комроты-2 – непрерывно мотался между своими пятнадцатью машинами и, заглядывая в каждый открытый люк, спрашивал:

– У вас как, порядок?.. Команда осмотреть машину выполнена?..

Услыхав этот стандартный вопрос, командир танка младший сержант Мироненко сердито огрызнулся:

– Да где ж порядок, товарищ старший лейтенант? Главный фрикцион барахлит, я же ещё когда заявку подавал, а тут…

– Именно тут, – в тон ему ответил комроты-2. – Ты что, не знаешь, что помпотех погиб при бомбёжке, а техсклад сгорел? Новый фрикцион подвезут, сразу сменим, а пока, сам понимаешь…

– Так мне что, отставать? – удивился сержант.

– Но пока фрикцион тянет? – уточнил комроты.

– Пока да, – подтвердил Мироненко. – Но…

– Знаю, – отмахнулся комроты. – Мы в арьергарде идём, а уж если полетит фрикцион приказ тебе, стать на позицию и прикрыть огнём, понял?

– Так точно, понял, – проворчал Мироненко и стал ветошью вытирать руки, испачканные снарядной смазкой…

Едва экипаж Мироненковского Т-26 управился с боекомплектом и начал заниматься собой, как по густой посадке, где укрывались танки, пронеслась команда:

– По машинам!..

И через несколько минут следующая:

– Заводи мотор!..

Стартёр танка взвыл, и через пару оборотов двигатель, фыркнув для начала, уверенно заурчал. Мироненко, высунувшись по пояс из башни, на всякий случай глянул, не мешают ли деревья выезду, и приказал:

– Малый вперёд!

Танк качнулся, гусеницы лязгнули, и бронированная машина начала медленно выползать на просеку. У крайних деревьев, прежде чем вывернуть на колею, водитель притормозил. Мимо один за другим, на ходу выстраиваясь в маршевую колонну, шли танки второй роты, наполняя узкую просеку голубоватым дымком выхлопа.

Мироненко выждал, пока пройдут все машины, и только тогда подал команду водителю:

– Вперёд!

Т-26 послушно ревнул мотором и, крутнувшись на одной гусенице, выехал на просеку, уже как замыкающий колонны. Мироненко, танк которого не имел рации, посмотрел вперёд и, понимая, что увидеть сигнальные флажки командирской машины вряд ли сумеет, уже не приказал, а попросил водителя:

– Давай, на минимальной дистанции…

Просека довольно быстро закончилась, и, к удивлению Мироненко, колонна пошла не по гравийному шоссе, а свернула на боковую дорогу. Однако, прикинув, почему так может быть, сержант пришёл к выводу, что, скорее всего, дивизия заходит во фланг немцам, и тогда такое решение абсолютно верное.

Успокоившись на этот счёт, Мироненко сначала прислушался к работе мотора, а потом оглянулся назад: не оставлен ли пост на повороте. Махальщика видно не было, и сержант решил, что он, вероятно, ожидая, когда появятся машины обеспечения, укрылся в лесу.

Лесная дорога оказалась не ахти, твёрдого покрытия на ней не было, и танковые гусеницы прошедших раньше машин основательно ухайдакали наезженную колею, так что от толстых корневищ, местами пересекавших дорогу, остались только размочаленные ошметья.

Сержанту вспомнились предвоенные марши, когда перед каждым спуском или «дефиле»[29]29
  Узость.


[Закрыть] обязательно торчал регулировщик, обеспечивавший неразрывность колонны. Здесь же не то что регулировщики, а даже простые указатели отсутствовали, и было неясно: то ли их вовсе не имелось, то ли они по какой-то причине были убраны.

После часа движения по такой буерачной дороге главный фрикцион танка Мироненко начал сдавать. На одной из колдобин машина резко дёрнулась и дальше пошла рывками, самопроизвольно замедляя ход на каждом мало-мало заметном препятствии.

Заметив, что передний танк начинает уходить вперёд, Мироненко обеспокоенно спустился в башню и, ощутив запах подгоревшей трансмиссии, тряхнул водителя за плечо.

– Что?.. Гаплык фрикциону?

– Точно… – отозвался водитель и смачно выматерился.

Подспудно всё время ждавший этого Мироненко чертыхнулся и, высунувшись как можно дальше из башенного люка, начал осматриваться. Переднего танка уже не было видно вовсе, к тому же дальше начиналось открытое место, где лес несколько отступал, а сразу за ним наличествовал очередной крутенький поворот дороги, так что разглядеть хотя бы хвост колонны сержант не мог.

– Ну что делать будем? – спросил Мироненко, опускаясь обратно в люк и по очереди глядя на товарищей.

– Что делать? Стоять… – хмуро отозвался водитель, а молчавший всю дорогу заряжающий вдруг предложил:

– Так товарищ старший лейтенант предупреждал же, если встанем, значит, мы неподвижная огневая точка.

– Против кого? – пренебрежительно фыркнул Мироненко.

– Так говорили же, ежели немцы, так у них сначала разведка на мотоциклах и опять же машины обеспечения должны вот-вот ехать… – упёрся на своём заряжающий.

Мироненко нахмурился. Высказанная мысль была здравой, но решение-то принимать ему, и он снова выглянул в люк. Другая сторона поляны показалась удобной для занятия позиции, и он озабоченно спросил водителя:

– Как считаешь, до той опушки дотянем?

– Попробуем…

Водитель переключил скорость, взялся за рычаги и, отпустив сцепление, начал осторожно прибавлять газ. Танк сначала стоял на месте, а потом сперва медленно, а затем чуть быстрее пополз по дороге. Водитель сжался, словно стараясь подтолкнуть танк вперёд, и торопливо кинул через плечо:

– Где ставать-то?

– Ползи вон в те кусты!

Мироненко уже углядел прогалину и судорожно сжимал крышку башенного люка, пока калечный Т-26 переполз поляну и благополучно угнездился в месте, облюбованном сержантом.

– Ух, вроде вышло…

Мироненко облегчённо вздохнул и сразу стал деловито разворачивать башню, так, чтобы можно было держать дорогу под обстрелом. Водитель заглушил двигатель и поинтересовался:

– Где ждать будем? В машине или как?..

Сидеть в пропахшем сгоревшей трансмиссией танке никому не улыбалось, и Мироненко, первым выбираясь из люка, предложил:

– Давай, ребята, сюда, под деревья…

Экипаж споро вылез из танка и, с наслаждением вдыхая чистый лесной воздух, удобно расположился на траве. Здесь уже ничего не напоминало ни о войне, ни о марше. Гул танковых моторов стих вдалеке, лёгкий ветерок унёс остатки запаха дыма, и теперь вокруг слышался только шелест листвы и птичий перепев.

– Повоевали… – жуя травинку, вдруг со злостью сказал всегда молчаливый заряжающий.

– А я что? Это фрикцион, – сразу начал оправдываться водитель.

– Бросьте! – прервал начинающуюся перепалку Мироненко. – Добро, хоть ни одного налёта не было…

– Это потому, что мы лесом шли, – предположил заряжающий.

– А может, это наши немцев прищучили? Видать, не одни мы в наступление перешли, – поддержал товарища водитель.

– Хорошо бы, – вздохнул Мироненко. – А то наших самолётов не видать, а всё больше фашистские…

Такое безмятежное времяпрепровождение длилось примерно час, и было прервано возникшим вдалеке и всё нарастающим звуком мотоциклетного мотора. Мироненко вскочил первым и, выбежав на дорогу, закрутил головой, стараясь поскорей высмотреть, похоже, догонявшую их, как он предположил, колонну снабжения.

Но сержант ошибся. М-72, подскакивая на ходу и едва удерживаясь в колее разбитой дороги, на приличной скорости вылетел из-за поворота с той стороны, куда ушли танки, и едва мотоциклист заметил вылезшего из кустов Мироненка, он, круто повернув, затормозил рядом.

Из коляски поспешно выбрался запылённый с головы до ног старший лейтенант-танкист, в котором Мироненко, к своему удивлению, узнал своего комроты и с ходу бросил:

– Что, фрикцион таки полетел?

– Так вы ж сами видите, какая дорога… – начал было оправдываться сержант, но командир только безнадёжно махнул рукой.

– Ладно, сам понимаю…

По удручённому виду старшего лейтенанта Мироненко догадался, что дела неважные, и осторожно спросил:

– Что, потери большие?

– Потери? – зачем-то переспросил комроты и матюгнулся. – На марше шесть моих машин, включая вашу, из строя вышли…

– А в бою? – боясь услыхать нечто страшное, Мироненко замер.

– А не было никакого боя… – и старший лейтенант снова, теперь уже в три этажа, выматерился.

– Что, немцы без боя отступили? – обрадовался Мироненко.

– Если бы… – похоже, комроты опять собирался ругнуться, но, видимо, взяв себя в руки, пояснил спокойно: – На пустое место пришли. Местные в один голос утверждают, не было у них немцев…

– Как это?.. – оторопел Мироненко, но комроты оборвал его:

– А так, на войне всё бывает. Как ты?

– Как приказано. Завели танк в кусты и держим дорогу под прицелом.

– Немцев отсюда ждёшь?.. Ну и правильно. А я вот назад гоню, хочу службу замыкания поторопить, надо машины ремонтировать… – и комроты снова полез в коляску…

* * *

Судя по всему, «эмка» была подбита совсем недавно. Во всяком случае, когда Витька Первухин заглянул в открытую настежь дверцу автомобиля, на него пахнуло не запахом гари, а чем-то незнакомым, насколько боец мог судить, – то ли духами, то ли дорогим одеколоном.

Полчаса назад их группа лесовиков, отряженная на заготовки, дождавшись, когда разрозненные остатки отступающих частей Красной армии ушли дальше, выбралась из придорожных кустов на шоссе и принялась мародёрствовать.

Правда, была опасность, что вот-вот могут появиться передовые отряды немцев, потому Витька торопливо принялся осматривать салон легковушки. Похоже, на ней удирал какой-то чин, но ничего ценного в машине брошено не было, если не считать командирского ремня.

Витька потянул за пряжку и вдруг, к собственному удивлению, выволок из-под сиденья прицепленный к ремню новенький ППД. Разбираться брошен ли автомат в спешке или оставлен специально, было некогда, и Витька, ухватив находку, поспешно выбрался из машины.

Мимо как раз пробегали уже уходившие с шоссе товарищи. Все они были припорошены мучной пылью, у некоторых на плечи были взвалены такие же белёсые мешки. Первухин, поняв, что на этот раз они уйдут не с пустыми руками, весело крикнул:

– Робя!.. Где муку взяли?

– А вон там!.. Целый кузов был!

Один из пробегавших махнул рукой, и Витька увидел в указанном направлении дуги сгоревшего грузовика походного хлебозавода. Видимо, колонна, разбитые машины которой то тут, то там догорали на обочинах, принадлежала тыловой части.

В лесу с питанием было туговато, но найденная мука обещала по крайней мере сытый день, и Витька, наскоро осмотрев найденное оружие, заторопился следом. Закинутый за спину автомат тяжело ударял диском по пояснице, и Первухин сообразил, что магазин полон.

Чтобы окончательно убедиться в этом, Витька перехватил ППД на руку и вдруг увидел, как по шоссе в их сторону, виляя между разбитых машин, мчатся немецкие мотоциклисты. Боец метнулся за ближайшее укрытие, и едва передний мотоцикл оказался метрах в пятидесяти, со злостью нажал спуск.

Длинная очередь резанула по немцам. Один из мотоциклов, вскинув коляску вверх, свалился в кювет, второй, крутанувшись на месте, резко развернулся, остальные затормозили, и немцы бросились укрываться за разбитыми машинами, там и сям стоявшими на шоссе.

Витька, понимая, что сейчас по нему начнут стрелять, злорадно усмехнулся, покрепче перехватил автомат и, крадучись, отступил сначала на обочину, а потом, на всякий случай пригибаясь, двумя короткими перебежками достиг опушки и сломя голову помчался догонять ушедших вперёд товарищей.

Во временном лагере лесовиков, вернувшихся с добычей, встретили радостными возгласами. Не остался без внимания и вид Витьки. Глядя на оживлённо-радостного бойца, сержант-главарь показал на новый ремень, туго перетягивавший талию Витьки.

– Откуда?.. С дороги?

– Ну да, – подтвердил Витька и пояснил: – «Эмка» разбитая валялась, там и нашёл. Ещё там в середине пахло, как от бабы…

– Это наверняка не баба, – криво усмехнулся сержант. – Такие пояса энкавэдэшники раньше носили. Этакая гимнастёрочка серая и ремешок…

Сержант, словно что-то вспомнив, прикрыл глаза, а Витька только теперь обратил внимание на ремень. Он и впрямь отличался от командирского. Во всяком случае, ремень, взятый в легковушке, был толще, немного уже и пряжку имел обычную, без звезды.

Сержант же тряхнул головой и уточнил:

– ППД тоже в машине нашёл?

– Ага, – улыбнулся Витька. – Под сиденьем был…

– Драпанул, значит, начальничек… – заключил сержант и поинтересовался: – Оружие-то хоть годное?

– Ого, ещё как! – Витька перехватил висевший на спине автомат и тряхнул им в воздухе. – Как мы уходили, немцы на мотоциклах налетели, я как дал очередь, так они, заразы, враз по кюветам!..

– По кюветам, говоришь? – сержант сразу насторожился. – Тогда уходить надо…

– Это почему? – спросил кто-то из толпившихся рядом.

– А потому, – спокойно пояснил сержант. – Немцы наверняка лес прочешут, а у нас тут с двух сторон дороги, так что вполне на машинах своих подъехать могут.

– И куда пойдём? – деловито уточнил только что подошедший Мишка Анисин, тоже оказавшийся среди лесовиков.

После того злополучного часа, когда их батальон был наполовину уничтожен пулемётным огнём, а остатки рассеяны по лесу, дружки Мишка Анисин и Васька Долгий решили больше не искать приключений на свою голову и без колебаний присоединились к группе сержанта, обосновавшейся в непролазной чаще. Тем более что в том бою Васька был ранен в ногу и теперь едва мог ходить, опираясь на специально вырезанную крепкую жердь.

– Глубже в лес уходить надо, пока фронт пройдёт, – рассудительно ответил сержант. – Опять же сейчас мы с провиантом, так что какое-то время и пересидеть можем…

В рассуждениях сержанта была своя логика, но она почему-то совсем не устраивала Мишку, и он решительно возразил:

– Мы не пойдём. Васька едва ходит, надо ждать, пока рана затянется. Ему идти только хуже будет…

– И что предлагаешь? – нахмурился сержант.

– Вы идите, а мы в какую-никакую деревеньку переберёмся…

– Ваше дело, – пожал плечами сержант и отвернулся.

Товарища Мишка нашёл возле их стоявшего в отдалении шалаша. Васька сидел на пеньке, далеко вытянув раненую ногу, и старательно скоблил найденным где-то осколком стекла самодельный костыль.

– Готовишься?.. Это хорошо, – Мишка завалился на постель из еловых веток и принялся щупать отросшую на подбородке щетину.

– К чему? – не прерывая своего занятия, спросил Васька.

– Уходим отсюда. Сержант решил место лагеря сменить…

– А я как же? – Васька растерянно посмотрел на товарища.

– Мы тоже, – после короткого раздумья отозвался Мишка. – Только не с ними, а сами по себе. В деревню. Тебе ж отлежаться надо.

– Понятно… – Васька наконец-то бросил скоблить костыль и деловито спросил: – Оружие брать будем?

– А как же. Теперь без него никак. – Мишка порывисто сел на подстилке. – Я карабинчик припас, а то с винтарем таскаться – дохлое дело…

– Ясно… – Васька встал и, примериваясь к костылю, уточнил: – Когда уходить будем?

– А чего тянуть? Сейчас и пойдём. – Мишка вылез из шалаша. – Давай, брат, собираться будем…

Сборы не отняли много времени. Уже через полчаса товарищи, сложив пожитки в один солдатский мешок, ни с кем даже не попрощавшись, направились не к шоссе, а в противоположную сторону, туда, где через лес шла плохо накатанная дорога.

Сначала они двигались довольно бодро, но чем дальше отходили от лагеря, тем всё тяжелее Васька налегал на свой костыль и время от времени, слегка постанывая, матерился вполголоса. Понимая, что товарищу тяжело, Мишка, который и так тащил все их пожитки, поправил висевший на плече карабин и, обхватив Ваську за поясницу, принялся помогать ему. Теперь они шли всё медленнее, и за это время Мишка только однажды сердито пробормотал:

– Хороши б мы были, если бы со всеми пошли…

К вожделенной дороге они добрались часа через два. Обессиленно усевшись на обочину, Мишка озабоченно посмотрел по сторонам и сказал:

– Считай, Васька, мы с тобой лагерем стали. Здесь ждать будем, авось кто и проедет, потому как идти с тобой никак нельзя…

Товарищ сокрушённо молчал. Васька понимал свое положение и от бессилия мог только ругаться. А дело и впрямь было швах. В лагере как-то казалось, что Васька ходить так-сяк может, но выходило, что, во-первых, не очень, а во-вторых, ни тот, ни другой не знали, куда идти.

Молчаливое сидение на обочине продолжалось чуть ли не час, прежде чем Мишка, уловив далёкое позванивание сбруи, встрепенулся:

– Во!.. Кажись, кто-то едет… – и на всякий случай, передёрнув затвор, положил карабин рядом с собой.

Мишка не ошибся, и ждать пришлось совсем недолго. Минут через пятнадцать на дороге показалась лошадь, запряжённая в простую телегу. За возницу сидел обычный сельский мужик в накинутом на плечи армяке. Разглядев это, Мишка с Васькой переглянулись. Их скрытые опасения, что едет кто-то вооружённый, похоже, оказались напрасными.

Мишка поднялся, не спеша вышел на дорогу и, взяв карабин наизготовку, властно выкрикнул:

– А ну, стой!..

– Тпр-р-ру… – мужик послушно натянул вожжи и замер, испуганно глядя то на загородившего путь Мишку, то на так и оставшегося сидеть на обочине Ваську.

Мишка подошёл к подводе и, взяв лошадь за недоуздок, спросил:

– Куда едешь?

– До кума я… – мужик напрягся.

– А кум твой где живёт? – удивился мужичьей непонятливости Мишка и гаркнул: – Село как называется?

– То не село, то хутор. Вельки Борок звётся… – мужик судорожно глотнул, и его кадык заметно дёрнулся: – Там кум Вацлав мешка…[30]30
  Живёт.


[Закрыть]

– Что? – от неожиданности Мишка выпустил недоуздок. – А пани Ванда, племянница его, что живёт в городе, к нему приехала?

– Цо?.. – теперь мужик вытаращил глаза от удивления. – Так то выходит, вы их знаете?

– Ну да… – Мишка никак не мог поверить в такую удачу и несколько растерялся, но потом тряхнул головой и пояснил: – Товарищ мой раненый…

– Так вот у чём справа…[31]31
  Дело.


[Закрыть] А я спужался, думал коня реквизуете… – и, обрадовавшись, что всё так хорошо сложилось, мужик стал заботливо ворошить солому в подводе, чтобы поудобнее уложить на неё раненого Ваську…

* * *

Матвей Понырин с Петькой Самуновым, малость очухавшись, чтобы не бить сапоги по булыжнику, держались пыльной обочины. Минут двадцать назад сводный полк, к которому они прибились после неудачной атаки, подвергся внезапному налёту немецких бомбардировщиков.

Сделав всего два захода и оставив на шоссе полтора десятка свежих воронок, самолёты улетели. Однако на этот раз больших потерь не было. Уже набравшиеся опыта бойцы мигом рассредоточились, но попахать землю носом пришлось, и теперь Матвей с Петькой, кое-как отряхиваясь на ходу, вместе со всеми шагали дальше.

Вообще-то им повезло. Ночью на коротком отдыхе их роту отыскала походная кухня, и утром они так плотно позавтракали, что явно объевшийся Петька всё ещё продолжал отрыгиваться. Когда же он в очередной раз ещё и громко «пустил ветры», Матвей не выдержал.

– Ты чего?

– Да чёрт его знает, брюхо чего-то крутит, – отозвался Пётр.

– Может, со страху? – поддел его Матвей.

– Не, – Петька отрицательно помотал головой. – Я в лесу ягод каких-то попробовал, вероятно, с них…

– Так чего маешься? – посочувствовал товарищу Матвей. – Дуй вон в кусты и порядок…

– Ага, а потом тебя догонять галопом? – фыркнул Пётр.

– Да беги ты, я подожду, – успокоил его товарищ.

В это время мимо них проходило небольшое, шедшее в относительном порядке подразделение. Сержант, шагавший вне строя, приостановился, а потом трусцой подбежал к стоявшим на обочине Петру и Матвею.

– Братцы пехотинцы, я гляжу, вы вроде как покурить собрались. Дайте хоть затянуться, а то с утра аж уши пухнут…

Матвей разглядел на чёрных петлицах сержанта блестящие скрещенные пушечки и без возражений достал из кармана смятую пачку беломора.

– Угощайся…

Сержант торопливо вытащил папиросу из пачки, чиркнул спичкой и с наслаждением затянулся.

Видя, с какой жадностью курит сержант, Матвей посочувствовал:

– Где ж ты, браток, орудию-то свою оставил?

– А там же, где и ты свою ячейку, – с неожиданной злобой ответил артиллерист и матюкнулся.

– А ты б поддержал, может, и я б не бегал, – вызверился Матвей.

– Не серчай, браток, – сержант затянулся так, что огонёк на кончике папиросы заметно пополз к бумажному мундштуку. – Сам знаешь, как оно было. У нас немец в местечко ворвался. Нагло так, на машинах. Наши бегом к лесу, а мы на дороге развернулись, да так дали, что от ихних тупорылых грузовиков только колёса вверх полетели.

– А потом? – Матвей всё ещё не желал успокаиваться.

– Потом?.. – сержант нахмурился. – Потом хреново. Обошли немцы нас. Снарядов нет, горючки нет. В общем, подорвали технику и дальше пёхом. Но, думаю, дальше инакше будет. А пока благодарствую…

Сержант ещё раз глубоко затянулся и бегом бросился догонять свой ушедший далеко вперёд отряд. Матвей, проводил его взглядом, а потом повернулся к так и торчавшему рядом Петьке.

– Ну, ты в кусты-то пойдёшь?

– Ясное дело… – и Петька начал оглядываться, примеряясь, где ловчее всего нырнуть в заросли.

Найдя подходящее местечко и облегчившись, Петька стал приводить себя в порядок, как вдруг уловил обрывки нерусской речи, доносившиеся откуда-то из глубины леса. Мысль о том, что это могут быть немцы, обдала Петьку холодом, и он заколебался. Правильнее было, конечно, поскорее смыться назад на шоссе и дать дёру, но нараставшая внутри злоба заставила бойца поступить иначе.

Крадучись, Пётр начал пробираться на невнятный звук голосов и вдруг услыхал совершенно отчётливо:

– Герр гауптман, ди функюбертраунг ист беендет[32]32
  Господин капитан, радиосеанс окончен (нем.).


[Закрыть], – оборванное резким:

– Доннер-веттер, Ганс, сколько раз приказывал: говорить по-русски!

От неожиданности Пётр даже присел, так близко прозвучали слова и так ясно они дали понять, что там немцы. Однако через полминуты Пётр пересилил страх и, осторожно выглянув из-за куста, увидел довольно обширную поляну, на краю которой стоял мотоцикл с коляской.

Возле него толклись трое в форме НКВД, но звания их боец рассмотреть не мог, он только заметил, что один из них опустил какой-то штырь, потом раздался металлический лязг закрывающегося замка, и запасное колесо, до этого торчавшее вверх, встало, как надо.

Пётр опустился пониже, стараясь разглядеть хоть что-то ещё, но немцы быстро уселись на свой мотоцикл, мотор завёлся, и бывший у них советский М-72 (а это Пётр определил совершенно точно) медленно поехал по какой-то невидимой бойцу тропинке.

С минуту Пётр ещё ошарашенно смотрел вслед мотоциклу, а потом опрометью бросился назад на шоссе, где ждавший его Матвей встретил товарища насмешливым возгласом:

– Что, на медведя напоролся? Вон глаза какие вытаращенные…

– Да иди ты! – отмахнулся Пётр и выпалил: – Немцы там!

– Какие немцы? – Матвей недоверчиво посмотрел на Петра.

– Такие, в форме НКВД, мотоцикл ещё у них!..

– Мотоцикл?.. НКВД?.. – Матвей мотнул головой и выругался: – А чёрт, только что трое энкавэдэшников мимо проехали!

– Куда? – быстро спросил Пётр.

– Туда! – и Матвей показал в сторону, противоположную их движению.

– К немцам, значит, – заключил Пётр и выматерился.

Товарищи ещё с минуту обсуждали происшедшее и, решив, как можно быстрее найти штаб, бегом побежали догонять колонну. Их сводный полк, бойцы которого, почти не соблюдая строя, брели по шоссе, шёл сегодня с самого утра, но куда именно, никто из красноармейцев не знал, и где искать штаб Матвей с Петром только догадывались.

К их удивлению, штаб оказался совсем рядом, всего в каком-то километре от той поляны, где Пётр увидал немцев. Поблукав среди десятка поставленных вразброс палаток, друзья нашли нужную и попросили часового вызвать начальник особого отдела. Часовой заглянул в палатку, и сразу послышалось громкое:

– Пусть заходят!

Оба бойца поспешно нырнули под откинутый полог, и по-уставному вытянувшись у входа, собрались докладывать, но один их двоих сидевших за складным столом командиров только махнул рукой и устало спросил:

– Ну что там у вас?

– Немцы, товарищ капитан!

– Где немцы? Какие? – особист оценивающе посмотрел на вошедших.

– В лесу, на мотоцикле, в нашей форме, только НКВД, – волнуясь заверил особиста Пётр.

– Ты, парень, что, малость того? – и особист покрутил у виска пальцем.

– Да нет, они по-немецки говорили! – и Пётр, запинаясь на буквах, повторил врезавшуюся в память фразу.

– Что?.. – сидевший до этого молча второй командир, так и вскинулся. – Это точно? Ты не ошибся?

– Нет, товарищ майор, – решительно мотнул головой Пётр и уже увереннее повторил то же самое.

– А что это значит? – повернулся к майору особист. – Я ж ведь в немецком не того…

– Я тоже не очень того, – отозвался майор, но пояснил: – Однако главное я понял, радиосвязь у них работала, вот что.

– Ого! – заволновался особист и с надеждой посмотрел на Петра. – А ты, парень, значит, в немецком сечёшь?

– Нет, – отрицательно покачал головой Пётр.

– А ты? – особист повернулся к Матвею. – Как в немецком?

– И я никак, товарищ капитан, – сокрушённо вздохнул боец.

– Так как же вы усекли, что они немцы, да ещё переодетые, а? – и в голосе особиста сразу послышалось недоверие.

– И вправду, как? – майор тоже подозрительно сощурился.

– Так, товарищ майор, – заволновался Пётр. – Я ещё слышал, как один, я только из-за куста не видел кто, ругаться начал: «Доннер-веттер, говорит, Ганс, я ж приказал чтоб только по-русски».

– Ругался, значит?.. – майор забарабанил по столу пальцами. – А в каком звании они были?

– Не разглядел я, товарищ майор, видел на петлицах что-то блестело, но чтобы точно, так нет, – вздохнул Пётр.

– Так… Ну, гауптман, это значит капитан, это ясно, – уточнил майор и поинтересовался: – Может, ты и радиостанцию видел?

– Радиостанцию?.. – Пётр немного подумал. – Вроде нет. Видел только, как один какую-то тычку сверху убрал и багажник закрыл.

– Ага… Ну, радиостанция у них наверняка в коляске, – заключил майор и деловито спросил: – А куда поехали?

– В сторону немцев, товарищ майор, это я уже видел, потому как на шоссе его ждал, – кивнул на Петра Матвей.

– Ждал? – вскинулся особист. – Почему?

– Так, товарищ капитан, в лес же порой зайти надо, не на дороге же, – развёл руками Матвей.

– Во как бывает… – усмехнулся майор. – Пошёл по нужде – и на тебе, диверсантов засёк, а мы…

Майор не договорил и вдруг как-то по-особому глянул на бойцов.

– Значит, ты видел этих диверсантов в лесу, но издали, – майор ткнул пальцем в Петра и перевёл взгляд на Матвея, – а ты, значит, на шоссе. Так?

– Так, – враз кивнули оба бойца.

– Делаю вывод, – майор встал из-за стола. – Если увидите снова, то узнаете, так?

– Так, – снова враз подтвердили бойцы.

– В общем, парни, я забираю вас к себе, – и майор хитровато, одними глазами улыбнулся…

* * *

Стоя на открытой платформе, прицепленной к хвосту быстро уходившего от станции поезда, комдив и замполит неотрывно следили за тем, что творилось сзади. А там, кружившие над местечком «юнкерсы» один за другим срывались в пике и, сбросив прицельно бомбы, круто уходили в высоту, образовав в небе смертельную карусель.

По какому-то удивительному стечению обстоятельств дежурный по станции отправил их эшелон за каких-то пару минут до налёта, и сейчас оба командира мысленно представляли себе, что творится на полыхающей ярким пламенем станции. А там грохотали бомбовые разрывы, взлетали вверх огненно-дымные султаны и рвались, разбрасывая кругом обломки, то ли снаряды, то ли цистерны с горючим.

– Да, вовремя мы смылись, – матюкнулся комдив.

– Это точно, смотри, что там делается, – подтвердил замполит.

Пока оба командира всматривались в эту жуткую картину, машинист прибавил ход. Теперь поезд, мотаясь на почти недопустимой скорости, глотал расстояние и минут через десять уже катил по вполне мирной, на вид вроде бы спокойной местности.

– Похоже, ушли… – комдив снял фуражку и вытер вспотевший лоб.

– Как сказать, – засомневался замполит. – А вдруг «юнкерсы» и за нами погонятся…

– Ничего, – успокоил его комдив. – Они станцией заняты и потом, если какой и попробует, у нас на платформах зенитки…

Ещё минут двадцать такого хода, и, если бы не долетавшие даже сюда отголоски бомбежки, можно было подумать, что никакой войны нет. Но едва комдив облегчённо вздохнул, как замполит испуганно схватил его одной рукой за рукав, а другой показал в сторону недальнего леса.

– Смотри!..

Комдив глянул в указанном направлении и на секунду замер. Там, по полевой дороге, вившейся вдоль опушки, неслись вражеские мотоциклисты. Без всяких объяснений было понятно, что это вырвавшаяся далеко вперёд разведка передового немецкого отряда.

И тут сыграла роль предусмотрительность самого комдива. Разведбату дивизии, ехавшему в головном эшелоне, заранее был отдан приказ быть в полной готовности вступить в бой прямо из вагонов, а пушки и пулемёты могли вести огонь с открытых платформ.

Теперь, оценив обстановку, комдив немного выждал и зычно выкрикнул перекрывая грохот вагонных колёс: