Текст книги "Обязан выжить (сборник)"

– Нет, я монархист! – вскинулся Ясницкий. – Только монарх у нас будет совсем другой. Новый. Даже не монарх, выше! Верю я, скоро он объявится, и будет у нас наш, национальный вождь! И тогда мы все, все как один, и красные и белые, сплотимся вокруг него!

Глаза у Ясницкого странно заблестели, взгляд стал каким-то отстраненным, и Вика, вдруг почувствовав четкое неприятие, какое вызывал у него этот, похоже, не совсем нормальный собеседник, сделал все, чтобы сначала пригасить, а потом и вовсе кончить никчемный разговор.

Много позже, когда, избавившись, наконец, от общества Ясницкого, Вика не торопясь возвращался к себе в отель, он неожиданно подумал: а что, если те испытания, через которые пришлось пройти ротмистру, повлияв на разум, сделали Ясницкого провидцем, то, как знать, может быть, его экзальтированный комбатант в чем-то и прав?

Мысль показалась Иртеньеву настолько необычной, что он, конечно, не придав ей особого значения, поспешил не столько совсем отбросить ее, сколько немного притушить, чтобы, пожалуй, вернуться к ней попозже. Тем более некие предпосылки к такому выводу, безусловно, были, но, в любом случае, время покажет, кто прав… Придя к такому заключению, Вика с облегчением толкнул резную старомодную дверь бывших «Купеческих номеров».

Едва завидев Иртеньева, пожилой портье резво вскочил и облегченно воскликнул:

– Ну наконец-то!

– А что такое? – удивился Вика.

– Так билет же, билет, – запричитал дежурный и принялся совать в руку Иртеньева розоватый картонный прямоугольник, уже пробитый иголочками компостера.

– О, так быстро… – задержавшись возле стола, Вика принялся рассматривать билет.

– Да, что вы, что вы, – снова запричитал дежурный. – Поезд же через час!

– Превосходно! Я все успеваю… Вызывайте извозчика! – и, несказанно обрадованный такой ситуацией, Вика заторопился к себе в номер, чтобы собрать оставленные там вещи.

* * *

Видимо, не сумев справиться с какой-то своей проб лемой, у раскрытой двери пивной грязно ругался ломовик, а его лошадь, стоявшая тут же на замусоренной мостовой, согласно, чуть ли не в такт каждому матюку, взмахивала гривой.

Стоя на противоположном тротуаре, Иртеньев прямо-таки с наслаждением наблюдал эту чисто городскую сцену и с внутренней усмешкой отмечал, что в оценке события есть полное единодушие между хозяином и его животиной.

Оказавшись в этом южном городе, Вика никак не ожидал, что его знакомство с гэпэушником даст такой результат. Не то чтобы Иртеньев вовсе не верил начальнику, но поначалу думал, что дело ограничится лишь незначительным послаблением режима.

Может, оно так сначала и предполагалось, но, видимо, непримиримая позиция Поли сыграла свою роль. Впрочем, до самого последнего момента Вика ожидал, что гэпэушник, страхуя себя, просто вгонит ему пулю в затылок.

Потом, когда первые страхи прошли, Вика опасался, что за ним пустят слежку, и тогда ни про какой город и речи бы не шло, но все обошлось, и полупобег Иртеньева из мест не столь отдаленных прошел гладко.

Честно говоря, ничего подобного, а особенно вручения денег, Вика никак не ожидал, и, уже сидя в вагоне и глядя, как за окном проплывает сибирский пейзаж, Иртеньев по достоинству оценил гэпэушника Васю.

По всему выходило, что, пожалуй, не все они патентованные сволочи, да к тому же и то, что сейчас творилось в стране, как-то подействовало даже на самых отпетых, заставив кое-кого из них всерьез задуматься о будущем.

За длинную дорогу Вике было о чем поразмыслить, тем более что предстояло решить, как быть дальше. И тут Вике вспоминались и попутчик-краском с его стремлением к новым походам, и ротмистр Ясницкий, страстно жаждавший появления нового вождя.

Странным образом, такое поведение столь разных людей наводило Вику на мысль, что, может, и правда, стоит ждать каких-то новых и уж точно кардинальных перемен. Но то, что о никакой реставрации не может идти и речи, Вика понимал прекрасно.

Все это привело к тому, что Вика начал покупать газеты, но ничего подтверждавшего его предположения не находил и, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что для него сейчас самое лучшее просто затаиться и выждать.

Из-за угла со звоном выкатился идущий от вокзала трамвай, и визг колес, плохо вписывающихся в поворот, заставил Иртеньева встрепенуться. Он повернул голову и только теперь обратил внимание, что у моторного вагона нет привычной дуги, а вместо нее по проводу, искря, бежит ролик, закрепленный на штанге.

Вика хотел было идти дальше, но тут возчик, препиравшийся на противоположной стороне со своим конягой, наконец-то влез на облучок, груженая телега отъехала, и Иртеньев увидел, что вывеска «Пиво-воды», висевшая сбоку от двери, дополнена строчкой «Холодные закуски».

Поезд, на котором Иртеньев полчаса назад прибыл в город, не имел вагона-ресторана, собственные запасы у Вики давно кончились, и властное чувство голода заставило его без колебаний перейти улицу, чтобы, пересилив сопротивление дверной пружины, войти в случайно попавшуюся на пути забегаловку.

Внутри пивной было темновато, грязновато и пока еще пустовато. В одном углу небольшая компания дружно цедила пиво и, что-то обсуждая вполголоса, закусывала вяленой рыбой. Целая горка сухой тараньки лежала у них посередине стола, и все вокруг было в рыбьих очистках.

В другом углу высилась длинная стойка, за которой, лениво ополаскивая пивные кружки, скучал еврей в фартуке и белых нарукавниках. Сбоку от него под стеклом лежали бутерброды с засохшей красной икрой, куски жареной рыбы и тарелочка, полная начинавшими закручиваться по краям ломтиками сыра.

Иртеньев не спеша пересек зальце и молча облокотился на стойку. Покосившись на нового жаждущего выпуклым карим глазом, пивной сиделец дружелюбно сказал:

– Вы почекайте трошки, сейчас новая бочка б удет…

От этих слов на Вику дохнуло таким знакомым местечковым говором, что он не церемонясь спросил:

– Слушай, а тебя как зовут?

– Меня? Миша, – охотно отозвался сиделец и по той же местечковой привычке добавил: – А что?..

Еврейская внешность собеседника настолько бросалась в глаза, что Вика позволил себе некоторую вольность, сказав:

– Значит, Мойше… Не из Привислянского ли края?

– Да… – протянул Мойше-Миша и, удивленно воззрившись на Иртеньева, в свою очередь поинтересовался: – А пан?

– С Волыни, – усмехнулся Вика и уточнил: – Из-под самого Кременца.

Увесистая пивная кружка чуть было не выскользнула из Мишиных рук, но он тут же поставил ее на мокрый поднос и быстро, глотая в спешке окончания слов, заговорил:

– Это ж надо! Надо… А может, пан и про Залисоче слышал?

– Даже бывал. Там, кажется, рядом, если я помню, имение пана Пионтковского.

– Да? – Теперь уже оба карих глаза с восторгом уставились на Иртеньева, и Миша-Мойше вежливо поинтересовался: – А пан…

– Алекс, – Вика назвал первое подвернувшееся имя.

– Пан Алекс, – послушно повторил новоявленный земляк и ждуще посмотрел на Иртеньева. – А корч му на выезде вы, случайно, не видели?

– Ваша? – догадался Вика и подтвердил: – Конечно, видел. Там рядом еще статуя какого-то святого на перекрестке.

Самое удивительное, но он действительно помнил эту самую корчму и даже каких-то замурзанных еврейских мальчишек, которые постоянно крутились там на дворе.

– Так это что же, пан Алекс! – радостно произнес Миша-Мойше. – Возможно, мы видели друг друга еще тогда?

– Очень даже… – с готовностью согласился Вика.

– Это же надо!.. – заново начал было причитать Мойше-Миша, но ему помешал здоровенный мужик, подкативший к стойке пивную бочку и с грохотом поставивший ее на попа.

– Ну наконец-то! – недовольно проворчал Мойше-Миша и, ловко выбив чоп, вставил в отверстие трубку насоса.

Потом последовало несколько энергичных движений рычага, и уже через минуту перед Иртеньевым оказалась украшенная шапкой пены кружка со свежим пивом. Вика посмотрел на закуски, выглядывая, что бы такое взять, но Мойше-Миша, перехватив его взгляд, тут же стремительно нагнулся и уже откуда-то из-под прилавка забубнил:

– Ой, так вы же кушать хотите… И не смотрите на витрину, там все давно позасыхало! Я вот сейчас…

И точно, Мойше-Миша почти сразу поставил возле полной пивной кружки тарелку с отварной телятиной, малосольными огурчиками и половинкой сочной синеватой луковицы.

– Вот, прошу, кушайте!

Мойше-Миша снова нырнул под прилавок, и рядом с тарелкой появилась розетка, наполненная горчицей, и аппетитно пахнущий ломоть хлеба. У Вики потекли слюнки, и, тут же вооружившись вилкой, он принялся уписывать за обе щеки.

Когда на тарелке от мяса остались только горчичные разводы, Мойше-Миша одобрительно крякнул и спросил:

– А вы теперь тоже живете в этом городе?

– Нет, – Вика с наслаждением отхлебнул пива из кружки. – Я проездом. Хочу у теплого моря погреться.

– А если не секрет, откуда? – осторожно поинтересовался Мойше-Миша.

– Прямо из тайги, – рассмеялся Иртеньев. – У нас там геологоразведочная партия пропала. Но мы нашли…

По собственному опыту Вика хорошо знал, что ложь улавливается на интуитивном уровне, и поэтому, по возможности, предпочитал в скользких ситуациях говорить правду. Видимо, фраза сработала должным образом, поскольку Мойше-Миша немедленно оживился и предложил:

– Я, конечно, извиняюсь, но вот вы на курорт едете…

– Ну да, а что? – Вика поставил кружку на прилавок.

– Видите ли, костюм ваш… – Мойше-Миша скорчил умильную физиономию и сделал неопределенный жест.

– Ну что, костюм, – Иртеньев вздохнул. – Какой есть…

– И я об этом, – мгновенно оживился Мойше-Миша. – У меня тут есть такой себе Фима Либерзон, так он таки-да, портной. И, если пожелаете, соорудит вам такой костюмчик!

– А возиться долго будет? – всерьез заинтересовался Вика.

– Да чуть ли не сразу! – с жаром заверил Иртень ева Мойше-Миша, но, на всякий случай, добавил: – Конечно, он на вас немножко заработает, но это, вы мне поверьте, будет люкс-цимес, а не какой-нибудь там ширпотреб.

По той горячности, с какой все было высказано, Вика догадался, что и сам Мойше-Миша внакладе не останется, однако, прикинув все выгоды такого предложения и снова берясь за кружку, согласно кивнул…

* * *

Небольшой пароход медленно привалился к пирсу, матросы споро набросили чалки, поставили сходни, и разномастные пассажиры, стремясь поскорее сойти на берег, бестолково столпились у борта.

Стоя на спардеке, поменявший обличье Иртень ев спокойно ожидал, пока кончится эта толчея. Мойше-Миша оказался человеком слова, его протеже Фима Либерзон тоже не ударил лицом в грязь, сумев буквально за один день переодеть Вику с головы до ног.

Теперь Иртеньев был обут в легкие парусиновые туфли, для форса начищенные зубным порошком, белый полотняный костюм и вышитую косоворотку. Завершали картину яркая тюбетейка и легкий чемоданчик, куда Вика сложил свои хромовые сапоги вместе с таежным одеянием.

Ненужная толкотня у сходней сама собой кончилась, Вика взял чемоданчик, зачем-то взглянул на скрывавший городские строения косогор и по пружинящим доскам, одним концом державшимся за край борта, сошел с парохода.

Наконец-то ощутив под ногами вместо раскачивающейся палубы твердый настил, Вика с удовольствием сделал несколько шагов, как вдруг откуда-то снизу, из-за причального бруса вылетел здоровенный рак и, стукнувшись панцирем о мокрые доски, забил хвостом, пытаясь перевернуться.

Иртеньев чуть вздрогнул от неожиданности, но, увидев, как по пирсу бежит мальчишка с ведром, все понял. Проверяя свою догадку, Вика подошел к краю и заглянул вниз. И точно, там в зеленоватой воде плавали два взрослых парня. Время от времени они ныряли у деревянных свай пирса и когда вновь оказывались на поверхности, то сразу бросали свою добычу мальчишке.

Картина была такой знакомой, что Вика даже повернул голову, ожидая увидеть на подъездных путях тот самый поезд, но там сейчас было пусто, и только рельсы, полускрытые пучками жесткой травы, все так же тянулись вдоль берега, укрепленного косо уходившей в воду каменной набережной.

Иртеньев усмехнулся собственным мыслям и вслед за другими пассажирами, обогнув территорию яхт-клуба, зашагал не по протоптанной здесь дорожке, а как раньше – по шпалам. Пройдя так метров триста, он вышел прямо к нижней площадке Депальдовой лестницы и здесь задержался.

Совсем рядом, у набережной, загорелые дочерна мальчишки плескались на мелководье, и вода, подброшенная детскими ладошками, почему-то не разлеталась брызгами, а так и летела вверх переливающимся сгустком. Дальше, в глубине залива, виднелись темные паруса дочерна просмоленных байд, занятых своим рыбацким делом, а мористее белело косое крыло уходившей от порта яхты.

Позавидовав в душе беззаботному мальчишескому веселью, Вика начал подниматься по лестнице и, одолев сотню с лишним ступеней, остановился отдышаться уже на верхней площадке, середину которой украшали мраморные солнечные часы. Тень от тре угольного гномона, лежавшая на выщербленной временем поверхности, показывала примерно три часа пополудни, и Вика, вздохнув, зашагал по начинавшейся отсюда городской улице.

Дойдя до идущей по центру трамвайной линии, Иртеньев повернул голову вправо, будто с перекрестка можно было увидеть здание, где в 19-м размещался деникинский штаб, и вдруг заметил большие, опускающиеся к самому тротуару окна первого этажа.

Вика узнал знакомое ограждение из гнутых труб, защищавшее стекла, через которые легко просматривалось помещение кафе, уставленное крошечными мраморными столиками, и, по ассоциации вспомнив уютную припортовую таверну, где тогда любил проводить время, улыбнулся.

Переждав, пока мимо проехал медленно ползущий к развороту дребезжащий трамвай, Иртеньев перешел на другую сторону. Он помнил, что от солнечных часов до городского пляжа всего шесть кварталов, и сейчас, вышагивая вдоль провинциальных заборов и вдыхая как бы льющийся оттуда запах жасмина, Вика решал, куда отправляться сначала.

Колебания Иртеньева прервал вид крашенных зеленой краской ворот с приткнувшейся рядом с ними калиткой. Откинув мысль о морском купании, Вика взялся за железное кольцо и постучал. Минуты через три щеколда изнутри звякнула, и в проеме возникла весьма пожилая женщина, недоуменно воззрившаяся на Иртеньева.

– Вам кого?

– Капитолина Петровна, не узнаете?

– Ой, Викентий Георгиевич, так это вы! – узнав Иртеньева, женщина поспешно втащила гостя в проем, и закрывая калитку, сбивчиво пояснила: – А нам передали, что вас там, в Крыму…

– Как видите, нет, – вспомнив исход, Вика глухо крякнул.

Сам он тогда не ушел с Врангелем, и ему пришлось под видом пастуха целых три месяца жить на яйле.

– Так проходите же, – радушно пригласила Вику Капитолина Петровна. – Проходите в дом.

– Сейчас… – улыбнулся Вика, внимательно рассматривая уютный дворик с увитой виноградом беседкой и цветником.

Именно сюда приходил он тогда, в памятном 19-м, чтобы отдохнуть после штабного бдения или офицерского кутежа…

Тем временем Капитолина Петровна поспешно убежала в дом, и к тому моменту, когда Иртеньев зашел в гостиную, хозяйка уже была там и, еще держа самовар на весу, несколько растерянно спросила:

– Викентий Георгиевич, а может, сразу обед?

– Нет, нет, – протестующе замахал руками Вика. – Я на пароходе из буфета не вылезал.

– Так вы прямо с парохода… – Капитолина Петровна водрузила самовар на стол. – И откуда?

– Из Сибири.

– Как это?..

Продолжение вопроса повисло в воздухе, и Вика, понимая, что здесь юлить незачем, четко ответил:

– Был выслан как социально чуждый. Но там подвернулась геологоразведочная экспедиция, и мне повезло. Теперь имею право жить в любом месте.

– Вот и чудненько! – искренне обрадовалась Капитолина Петровна и тут же предложила: – Надеюсь, как и раньше, остановитесь у меня. Та комната свободна…

– Ну, если на пару дней, – согласился Вика и, отодвинув стул, не дожидаясь приглашения, сел.

Несмотря на заверения Иртеньева, Капитолина Петровна выставила на стол не только чай. Здесь был и золотистый балык, и сдобренное изрядной порцией хрена отварное мясо, и всяческая зелень. Когда же Вика попробовал бутерброд со сливочным маслом, он не удержался от похвалы:

– Удивительно вкусно! Прямо вологодское.

– Правда? – обрадовалась хозяйка и тут же похвасталась: – Сама сбивала, знаете, в продаже нет, а то, что есть…

Она не закончила, но Вика, и так поняв, что она хотела сказать, согласно кивнул и поинтересовался:

– А вообще-то с продуктами у вас тут как?

– Да что там сравнивать… – Капитолина Петровна сокрушенно вздохнула. – Море спасает. Рыбы здесь – пропасть. Не поверите, Викентий Георгиевич, на рынок пойдешь, так чего только нет. Сомы, и те прямо на земле лежат, а в каждом пуда полтора-два!

– Почему ж не поверю, Капитолина Петровна, очень даже поверю, – улыбнулся Вика, зримо представив себе лежащего в базарной пыли выловленного пару часов назад в каком-нибудь гирле жирного сома.

По-своему поняв Иртеньева, Капитолина Петровна снова засуетилась и пододвинула ближе тарелочку с балыком.

– Вы ешьте, ешьте, Викентий Георгиевич, вы ж с дороги…

– Да куда уж, я сыт, благодарствую! – Вика из вежливости попробовал угощение и осторожно спросил: – Вы сами-то как?..

– У нас все хорошо. Ирочка замуж вышла, живет отдельно. У них с мужем квартира в центре.

– Замужем, значит… – покачал головой Вика и с несколько наигранным безразличием поинтересовался: – А зять ваш кто?

– Инженер, здесь на заводе, бывшем Кейворта, солидный мужчина, – охотно ответила Капитолина Петровна и с гордостью сообщила: – Внук у меня, восемь лет уже, вот…

– Внук? – удивленно переспросил Вика и тут же, скрывая некоторую растерянность, повторил: – Неужто восемь?..

Интонация у Иртеньева чуть-чуть сменилась, и Капитолина Петровна, женским чутьем безошибочно уловив это, торопливо заговорила, сообщая все и всяческие подробности, словно пытаясь за потоком слов скрыть нечто важное…

* * *

Вика лежал с открытыми глазами и безуспешно пытался уснуть. Он то начинал ворочаться с боку на бок, то принимался считать до ста, то пялился на серый по ночному времени потолок. Через открытое настежь окно наплывали запахи сада, по вершинам деревьев шелестел ветер, и было хорошо слышно, как недалеко ровно шумит морской прибой.

Сон все равно не шел, но в какой-то полудремоте Вике порой начинало казаться, что временного перерыва не было, что на дворе все тот же памятный 19-й год, и он сам, только недавно возвратившись с дежурства, наконец-то лег отдохнуть.

Потом его мысль причудливо перескакивала на другое, и Вика видел себя уже не в комнате, а где-то под деревом, рядом с которым, в увитой виноградом беседке, над книжкой сидит чудная девушка, время от времени бросая на молодого капитана Иртеньева быстрые заинтересованные взгляды.

Да и сам Вика торчит здесь, в саду, изображая усталость, вовсе не из-за одолевших его тягот службы, а потому что ему очень нравится задорная девчонка, и именно поэтому на каждый ее взгляд он отвечает прямо-таки печоринской улыбкой…

Впрочем, Вика хорошо понимал, что именно выбило его сегодня из колеи. Это случилось уже перед вечером, когда он, уставший и разомлевший от жары, еле приволокся с городского пляжа и, войдя в гостиную, вдруг увидел за столом ослепительной красоты женщину.

Вика остолбенело уставился на нее, не зная, то ли галантно здороваться, то ли извиняться за свой не презентабельно-пляжный вид. Однако ничего такого и не потребовалось. Пока он раздумывал, женщина стремительно поднялась, обошла стол и, остановившись напротив Иртеньева, с милой улыбкой произнесла:

– Ну, здравствуйте, Викентий Георгиевич…

И едва Вика услышал этот голос, он сразу вспомнил и книжку, и увитую виноградом беседку, и сидящую там полудевочку-полудевушку с лучистыми ищущими глазами…

– Ирина… – Вика сделал шаг вперед и, низко склонившись, поцеловал руку женщины.

– Да, это я, – спокойно ответила она и, положив руки на плечи Иртеньева, троекратно, по-русски, поцеловала его.

А дальше началось обычное провинциальное чаепитие, и все пошло по заведенному исстари порядку. Уютно шипел самовар, отсвечивали серебром подстаканники, посередине стола высилась хрустальная ваза, наполненная фруктами, а вокруг нее теснились тарелочки и розетки с домашней снедью.

Сидя рядом с дочерью, Капитолина Петровна мило пересказывала городские сплетни, Вика, не вслушиваясь в ее болтовню, поощрительно кивал головой, а Ирина с улыбкой неотрывно следила за ним, и ее глаза лучились.

Сам же Вика испытывал странное ощущение. Ему казалось, что время удивительным образом повернуло вспять, что не было всего того кровавого хаоса, а есть только уютный дом и женщина, от каждого взгляда на которую в груди у него возникает удивительный холодок.

А тем временем Капитолина Петровна, старательно делая вид, что ничего не замечает, увлеченно рассказывала, как ее восьмилетний внук, оказавшись на конном дворе, задрав голову, рассматривал лошадь и она, негодница, чуть было не укусила любопытного мальчонку за подбородок…

Легкий скрип половицы мгновенно отогнал полудрему. Вика насторожился и ясно услыхал легко различимые шаги босых ног. Кто-то невидимый осторожно шел по коридору. Вика повернул голову и вдруг заметил, как в темном прямоугольнике дверного проема возникла светлая тень.

Вика приподнялся на локте и быстро спросил:

– Кто здесь?

– Не спишь?.. – отозвался чуть приглушенный голос. – Я так и думала…

В первый момент, услышав ответ, Вика решил было, что он все-таки спит и это ему снится. Однако фигурка в дверях приобрела четкие контуры, Ирина шагнула к кровати, легкий халатик словно сам собой соскользнул с ее обнаженного тела, и, садясь на край постели, с ласковой насмешкой она попросила:

– Может, ты все-таки подвинешься?..

И тут Вика, никак не ожидавший ничего подобного, в полном смятении задал нелепый вопрос:

– А как же мама?

– Она знает… – Ирина низко наклонилась и, жарко дыша прямо в лицо Иртеньеву, прошептала: – Так ты подвинешься?

От нее шла настолько сильная чувственная волна, что Вика, даже не отдавая себе отчета, рывком притянул Ирину к себе и словно провалился в нирвану. Сейчас с ним, как принято говорить, спала не юная львовская гимназистка и не простушка откуда-то из-под Тамбова, а молодая, горячая женщина, которая отбросив все условности, без оглядки отдалась давно вожделенному мужчине.

При этом Вика четко осознавал, что в ее поведении нет ни грана разнузданной похоти, отчего во всем его мужском естестве возникала всеобъемлющая ответная страсть. И особенно этот ее чисто женский, вроде бы сдерживаемый и в то же время рвущийся как бы сам по себе наружу сладострастный стон, доводил Вику просто до исступления…

Сколько времени продолжалось ночное безумство, Вика понять не мог. Бессильно откинувшись на подушку, он ощутил во всем теле сладкую опустошенность, а прильнувшая к нему женщина вдруг показалась самым родным человеком.

Взаимное молчание длилось долго, но едва Вика, полуобняв Ирину за плечи, попробовал заговорить, она приложила палец к его губам и шепнула:

– Молчи…

Вика покорно умолк, прикрыл глаза, а когда, как ему показалось, открыл их всего лишь через минуту, с удивлением понял, что проспал большую часть ночи, и рядом с ним, прижавшись всем телом к боку Иртеньева, ровно дышит Ирина.

Какое-то время Вика смотрел на окно, за которым уже начинало сереть, а потом тихо спросил:

– Ты спишь?

– Конечно, – сквозь сон отозвалась Ирина и, потянувшись, чмокнула Иртеньева в щеку.

– А знаешь, – улыбнулся своим мыслям Иртень ев. – Я, признаться, такого не ожидал…

– Это ты не ожидал, а я вот, как видишь, еще с той поры ждала, – и Ирина, немного повозившись, удобно умостила голову на руке Вики.

– Ну вот, говоришь ждала, а сама замуж все-таки вышла… – шутя, упрекнул ее Иртеньев.

Ирина рывком приподнялась на локте, какую-то минуту всматривалась в лицо Иртеньева, а потом со странным внутренним надрывом сказала:

– Так маме же передали, будто ты под Перекопом погиб!

– Вот оно что… – Иртеньев притянул Ирину к себе и после короткой паузы пояснил: – Это под Каховкой случилось. Я там последний раз в штыковую ходил. Ну и зацепило… Меня уже потом немец-колонист, из местных дружинников, подобрал…

– Значит, вы до последнего дрались… – вздохнула Ирина.

– Да нет, – тихо возразил Иртеньев. – Был у нас под Каховкой шанс… Был… Если б барон рискнул конницей, то…

Вика внезапно оборвал себя на полуслове и, понимая всю бессмысленность своих сожалений, умолк.

Ирина подождала и, только поняв, что Иртеньев об этом больше ничего не скажет, тихо спросила:

– Признайся, ты про Сибирь маме наврал?

Некоторое время Вика молчал, удивляясь силе женской интуиции, и только потом, со вздохом, ответил:

– Маленько наврал…

– Так, значит, ты в бегах?

По интонации Ирины Вика безошибочно понял, что она встревожилась, и на какой-то момент ему даже захотелось рассказать ей всю правду, но что-то его остановило, и, подпустив чуточку иронии, он сказал:

– Да вроде того…

– Но документы-то у тебя хоть есть?

Похоже, Ирина всерьез забеспокоилась, потому Иртеньев совершенно серьезно ответил:

– Конечно, есть. И не бойся. Я их в Одессе давно выправил и все время живу по ним.

– Ну, если так…

По тону ответа Иртеньев решил, что женщина ему поверила, и, словно ставя точку в неприятном разговоре, притянул Ирину к себе.

* * *

Городской пляж узкой полосой протянулся вдоль высокого глинистого обрыва. Улица, полого спускавшаяся вниз и выводившая к морю, была чуть дальше, и от нее пляж отделял зеленый дощатый забор с проходной будочкой посередине.

Несмотря на будний день, любителей купания было много, и все они маялись от жары. Однако ближе к вечеру подул легкий ветерок, и заштилевшее было море покрылось рябью. Мелкая волна с убаюкивающим плеском стала накатывать на берег, ветерок отогнал зной, и Вика, растянувшись прямо на теплом песке, погрузился в сладкую полудрему.

Всю последнюю неделю Ирина каждый вечер приходила к матери, чтобы всю ночь провести с Иртень евым, и, пожалуй, только возможность отоспаться днем на пляже давала Вике возможность оставаться в форме.

Вот и сейчас, слегка прижмурившись, он бездумно смотрел на поросший колючками обрыв, для разно образия время от времени переводя взгляд на летние женские туфли, оставленные рядом с соседним лежаком какой-то купальщицей.

Внезапно краем глаза Иртеньев заметил, как чужая рука воровато скользнула в носок завалившегося на песок туфля и ловко выдернула оттуда что-то сверк нувшее желтоватым блеском. Вика чуть-чуть повернул голову и увидел, как вещица скрылась в кармане у приблатненного парня, который вихляющейся походкой тут же направился к выходу.

Мгновенно осознав, что случилось, Иртеньев рывком поднялся и заспешил следом. Видимо, парень тоже что-то почувствовал, так как заторопился и, прежде чем Вика догнал его, выскочил за границу пляжа.

Иртеньев бросился догонять и, едва миновав входную будку, увидел, что парень пошел не улицей, которая начиналась сразу за забором, а тропкой, вившейся под обрывом. Вика рванул бегом и успел перехватить парня еще на тропинке.

Увидев Иртеньева, загородившего дорогу, парень с ухмылкой вынул ножик и угрожающе прошипел:

– Отскочь, фраер… Я урка!

Не отвечая, Вика сгреб горсть песка с откоса и швырнул в лицо парню. Не ожидавший этого урка схватился за глаза, а Вика, прыгнув вперед, перехватил нож, вывернул парню руку и свободной рукой достал у него из кармана дамские часики.

Опомнившийся парень рванулся, но Вика дал ему пинка, отчего тот, выронив нож, отлетел метра на три, чуть не свалился на колени и, видимо, опасаясь, что его сейчас арестуют, сломя голову помчался прочь.

Подобрав нож, валявшийся на тропинке, Вика зашвырнул его далеко в воду, проследил за его падением и только после этого не спеша пошел назад, ко входной будке, нимало не заботясь, видел ли кто его на улице.

Когда Вика возвратился на свое место, он увидел, как его соседка, молодящаяся дамочка, вылезши из воды, принялась растерянно перебирать свои вещички. Скептически оглядев ее модный, в обтяжку, купальник и заметив, что морской загар уже не может скрыть дряблость кожи на бедрах, Вика вежливо поинтересовался:

– Простите, сударыня, вы не это ищете? – и показал отобранные у вора часики.

Незадачливая купальщица радостно ахнула, всплеснула ладонями и, взяв счастливо возвращенную ценность, рассыпалась в благодарностях. Переждав обязательный в таких случаях поток слов, Вика небрежно заметил:

– Да что вы, пустяки… – и стал собираться.

Какое-то время дамочка внимательно следила за Иртеньевым, а потом встрепенулась и, выжидающе глядя на него, заявила:

– Ой, мне тоже пора!..

На что Вика, стряхивая с рубашки песок, только улыбнулся.

Как Иртеньев и ожидал, она догнала его сразу за входной будкой и, явно кокетничая, попеняла ему:

– Что же, мы так и не познакомимся?

– Что вы, сударыня, я не смел… – вежливо отозвался Вика, но дамочка, явно положив на него глаз, шла напролом.

– Калерия… – жеманно представилась она и протянула руку Иртеньеву.

– Виктор… Рад познакомиться…

Вика, назвавшись первым попавшимся именем, вежливо наклонился к руке, уловил пряный запах морских водорослей, да так и не поцеловав, отпустил. Впрочем, дамочка не придала этому значения и, заявив:

– Нам, кажется по пути? – бесцеремонно принялась за обычную пустопорожнюю болтовню.

Так они прошли два квартала, но возле угловой хлебной лавки Иртеньев не выдержал.

– Простите, но мне сюда…

– Да, да, – дамочка послушно остановилась и сразу перешла к делу, заявив: – Нет, мы обязательно должны встретиться! Знаете, я приглашаю вас на чашку чая. Здесь недалеко, улица Фрунзе, 11, придете?

– Увы, только не сегодня, – с улыбкой, но решительно отказался Иртеньев.

– Но, надеюсь, завтра на пляже вы будете? – дамочка капризно поджала губы.

– Всенепременно… – заверил ее Вика и, наконец-то освободившись от навязчивой спутницы, не спеша направился к Каменке.

Ирина ждала Иртеньева у солнечных часов и, коротая время, что-то рассматривала на мраморном постаменте. Еще издали Вика залюбовался ее фигурой, и где-то в глубине сознания у него вспыхнуло ожидание чего-то радостного.

Поскольку впервые за последнюю неделю их встреча сегодня происходила не украдкой в темной спальне, а в самом центре города, Иртеньев был уверен, что ей придается особое значение и ему хотят сообщить нечто важное.

Именно в предвкушении этого Вика, остановившись рядом с Ириной, весело поинтересовался:

– Ну, и куда же мы сегодня пойдем?

Ирина подняла глаза на Иртеньева, как-то странно посмотрела и молча увлекла его за собой, уводя от часов почему-то не к главной улице, а в сторону ближнего рынка. Понимая, что это далеко неспроста, Вика выждал какое-то время и спросил: