Текст книги "Пятна"

– Ты вообще чем думала?!

– Вить, ну пойми, меня так достало от забора до забора ходить! Знаешь, как это бесит? Вы-то постоянно шляетесь везде!

– Шляемся?! – вспылил Бобров, – посмотрела, как мы шляемся? Понравилось? Может, сами завтра с Лизкой пойдете шляться и консервы вскрывать?!

– Витька! Дуй живо домой! – хрипло приказала рация.

– Да идем мы! Идем! Отбой! – В сердцах рявкнул Бобёр-младший и с досады пнул пустую пластиковую бутылку.

– Извини, я просто хотела из этой рутины выбраться хоть на денек. Да, я знала, что опасно, но мне с тобой не страшно. Ты сильный, стреляешь хорошо, можешь защитить. Вот я и решилась…

Сладкая и воздушная как сахарная вата лесть Ложкиной чуть притушила гневные вспышки Витьки. Он еще ворчал, но с каждой секундой смягчался, пока, наконец, его бормотание не перешло в смех:

– Ну ты даёшь, отчаянная домохозяйка! Представляю, как они всполошились. Рация не берет, нас нет, вечер уже подходит! Жесть! А ты смелее, чем я думал.

– Ну, смотря в чём, – с лисьей кокетливостью улыбнулась Уля.

До «Весны» оставалось меньше получаса. Луга сменились молодым леском, где березы, дубки и клены тесно соседствовали друг с другом. Парочка возвращалась с двояким чувством: с одной стороны они добыли ценные трофеи, а с другой – нарвались на суровую взбучку.

– Давай отдохнем пять минут, – простонала Ложкина, отодвигая в сторону очередную ветку.

– Да почти дошли же, – пропыхтел Бобров. У него тоже ныла спина, но признаваться в этом было не по-геройски.

– Вить, у меня ноги заплетаются, сейчас упаду. Понесешь меня до дома?

– Умеешь уговаривать. Ладно, падай. Отсрочим наше наказание.

– Прости, достанется тебе из-за меня, да?

– Поорёт, да перестанет. Пусть даже по шее даст, фигня, до свадьбы заживет. Это в десять лет я его боялся, а сейчас меня ремнем не отлупишь, – поигрывая крепкими мускулами, храбрился Витька.

Ульяна вытянула ножки, томно вздохнула и расстегнула олимпийку. Бобёр невольно покосился на её грудь в обтягивающем топике. Он отвернулся, стараясь подавить возбуждение, но не получилось. Смуглая знойная девица, прикрыв глаза, медленно облизнула пухлые губки и безмятежно улыбалась, точно ждала чего-то. Витька стянул перчатки и положил ладонь ей на коленку.

– Ой, ты чего? – в голосе одновременно звучали наигранное удивление и призыв к действию.

– Ну а чё, – сдавленно выдавил из себя парень и потянулся к ней.

Щеки Ложкиной вспыхнули:

– Перестань… нам идти пора. И так ругаются, ну Вить…

Но Бобров уже обхватил её талию и прижал к себе. От поцелуев стало жарко, парочка принялась стремительно избавляться от одежды. Было страшновато и весело. Отстраняясь на мгновение, Уля продолжала делать робкие попытки остановить процесс. Витька понимал, что она ломается для приличия и сама хочет этого не меньше чем он. Парень стиснул упругую грудь и спустился губами вниз по шее, но внезапно Ложкина так пронзительно взвизгнула ему в ухо, что Бобёр начисто оглох.

Забыв про одежду, голая по пояс Улька бросилась за дерево. Контуженный её воплями Витька первым делом схватил карабин, но никак не мог понять, где враги.

– Там! Там! – истерично кричала подружка.

Наконец, Бобёр увидел, что так напугало Ульянку. За деревьями, скрытый занавесом густой листвы, болтался покойник. Перекошенное фиолетовое лицо мужика застыло с гримасой боли.

– Твою ж мать!

– Я… он… знаешь… блин, он как будто пялился на нас, выглядывал из-за ствола… у меня аж ноги свело.

– А у меня чуть кровь из ушей не пошла. Думал хана перепонкам.

– Прости, еще в такой момент….

– Хе, да уж. Облом так облом.

– Уходим, – Ложкина суетливо одевалась и никак не могла попасть пальцами в рукав.

– Еще один чесоточник вздернулся. Но лучше проверить. Держись позади. Репкой своей крути на сто восемьдесят градусов. Увидишь кого – сразу на землю падай и кричи. Это ты умеешь.

Парочка приблизилась к висельнику, что-то в нем казалось странным. Горло мертвеца сдавила петля из буксировочного троса, а одежда насквозь пропиталась кровью ниже пояса. Вороны его пока не обнаружили, зато мухи уже вовсю кружили вокруг покойника, смело заползая в рот, уши и резаные раны. По слабому запаху Витька догадался, что труп почти свежий: «Многовато висельников за один день. Сначала на хуторе, теперь здесь»

– Фу, я дальше не пойду, – Ложкина зажала ладонями рот и отвернулась.

– Главное – тыл прикрывай. Не могу понять, что у него за хрень торчит…

Бобёр приблизился и заметил вспоротый живот. Под рванной майкой проглядывался безобразный шов, бедняге выпустили кишки, набили брюхо землей с камнями, а затем зашили медной проволокой.

– Вот, бля, жесть какая… Я сейчас сам блевану. Улька, бегом отсюда! Валим! Чесоточники нам не заливали, мужика реально выпотрошили!

Глава 10. Сафари

Черные ботинки с хрустом топтали гравий. Человек бежал быстро, но противники двигались еще быстрее. Злой затравленный взгляд метался вдоль бетонного забора, пытаясь найти щель, лазейку, что угодно – лишь бы скрыться от погони. Смерть приближалась. Она ревела двигателем ржавой фиолетовой «Нивы», издевательски гудела её клаксоном и слышалась в каждом хлопке пейнтбольных ружей.

Водитель так резко зашел в поворот, что «Нива» едва не перевернулась, но пассажиры лишь громче принялись орать и улюлюкать. Им было по кайфу, охота горячила кровь лучше любого коньяка. Особенно, когда целью был человек. Хотя какой там человек? Так, чесоточник. Их и за людей то уже не считали. Здесь зараженные давно потеряли последние права, пятнистых приравняли к бродячим собакам и безжалостно истребляли, будь то ребенок или старик.

Жека Кулаков не был ни тем, ни другим. Совсем наоборот – мужик сорока лет, среднего роста, в расцвете сил, не качок, но крепкий и жилистый. С такой мордой обычно играли бандитов из девяностых во второсортных сериалах. Ценный трофей.

Это называлось Сафари – охотники загоняли жертву в глухой угол и медленно расстреливали из пентбольных маркеров. Экономно, тратился лишь один боевой патрон. Контрольный в голову как акт милосердия делали, когда изуродованная жертва валялась с выбитыми глазами, переломанным носом и без зубов.

Жека слышал об этом «спорте» и держался от таких районов подальше, но сегодня пришлось рискнуть. Голод выгнал его из безопасного логова, дело почти удалось провернуть, но тут появились охотники. Редкостные подонки. Некоторые раньше считались вполне приличными людьми: адвокаты, бизнесмены, банкиры, но эпидемия сорвала с них маски.

Жека стал частью игры, где главный приз – жизнь бегуна. Побеждали бегуны редко, почти никогда. Впрочем, Кулаков об этой статистике не знал и раньше времени сдаваться отказывался. Судьба его потрепала, он попадал в передряги и посерьезнее, но умудрялся всякий раз выкручиваться как скользкий угорь из неловких рыбацких рук.

Впереди замаячил призрачный шанс. Прямо у забора стоял брошенный японский грузовичок-воровайка. Бегун залез в кузов, взобрался на крышу кабины и в этот момент три желтых шарика ударили его по спине. Стреляли издалека, поэтому Жека почти не почувствовал боли. Он шустро перескочил на бетонный забор и спрыгнул с обратной стороны.

Кулаков очутился на территории завода по производству пластиковых окон. Место было незнакомое, он судорожно осмотрелся в поисках укрытия. На большой парковке пылилось с десяток машин: «Газели», легковушки, сломанный погрузчик, тягач с длинной фурой. Дальше стояло два цеха с приоткрытыми воротами.

«Хер вам суки, умоетесь еще кровью. Давайте в прятки поиграем».

Беглец скрылся в цехе как раз в тот момент, когда «Нива» затормозила у забора.

– Пошло веселье! За мной, гаврики! – заорал бригадир по кличке Самбист и первым полез через преграду. За ним сиганула брюнетка со шрамом на щеке, еще двое охотников остались неуверенно топтаться на месте.

– Слышь, Ромыч, а вдруг там собаки? Может хрен с ним? – гнусаво протянул долговязый мужик, которого в бригаде чистильщиков называли Гвоздь.

– Всех шавок на промбазе чесоточники давно сожрали. Даже голубей не видно, – ответил пухлый краснощекий Ромыч в очках с оранжевыми стеклами, – мне тоже не улыбается там бродить, но ты же Самбиста знаешь, потом загнобит.

– Тогда лезем…, – смирился Гвоздь. Охотиться из салона безопасной «Нивы» было одно, а шастать по цехам и складам – совсем другое.

Территория фабрики казалась безжизненной, даже трава не хотела здесь расти. Лишь несколько кривых тощих осинок покачивалось на ветру возле проходной.

– Спорим, он там, – хихикнула брюнетка, направив дуло маркера на ворота дальнего цеха.

– Слишком просто. Хотя… на что спорим?

– Да на что хочешь…

– Прям на всё, на всё? – Самбист шлепнул её по накаченной заднице, схлопотав за это выстрел в ногу.

– Сука ты, Гюрза! – поморщился мужик и тут же заржал. Эффект от таблеток еще не прошел, наркота повысила болевой порог.

– Если я его возьму, то ты мне…

Девица не договорила, сзади послышался топот отставших напарников.

– Он где? – пропыхтел Ромыч.

– В Катманде. Тебе координаты скинуть? Значит так, рассредоточимся, мы с Гюрзой – в дальний цех, а вы с Гвоздём ближний обшарите. Вперед, гаврики.

Охотники остановились у порога, привыкая к полутьме. Слабый свет проникал в здания лишь сквозь приоткрытые ворота, да через несколько узких грязных окошек под самой крышей. В воздухе витал слабый запах жженой пластмассы и машинного масла.

– Хорошо, что этаж один, быстрее найдем, – пробормотал Гвоздь.

– Давай ты слева, я – справа. Только не подстрели меня как в прошлый раз, мазила.

Ромыч медленно шел между станками, иногда присаживался, заглядывал под них, суетливо направляя дуло на каждое подозрительное пятно:

– Цып-цып-цып. Братан, не боись, мы тебя не убьем, у нас как спортивная рыбалка: ловим и отпускаем, ловим и отпускаем. Ну, разок из маркера по жопе шлепнем – и всё. Вылазь, не дрейфь.

В глубине цеха раздался слабый металлический звон, точно кто-то по неосторожности запнулся о железяку. Ромыч с азартом ринулся к цели, остановился возле механизма для сварки ПВХ профиля и услышал за спиной лёгкий шорох.

Услышал, но поздно. Молоток просвистел в воздухе, проломив охотнику височную кость. Жека подскочил к раненому, щелкнул выкидным ножом и воткнул лезвие в горло почти по рукоятку.

– Минус один, – Кулаков подобрал маркер с молотком, снова растворившись в темноте.

Когда он заметил, что в цех вошли двое, то обрадовался глупости противников. Они так боялись его упустить, что разделились. Большая ошибка. От них убегал не запуганный банковский клерк или менеджер среднего звена, Жеке было не привыкать к разборкам, и убить даже голыми руками ему ничего не стоило.

– Ромыч? Ты где?

Гнусавый голос Гвоздя дрогнул, он проглотил тягучую слюну, пытаясь разглядеть напарника. Долговязый успел уйти в другую часть цеха, но внезапный шум заставил повернуть назад. Шаг, второй, третий, охотник не слышал ничего кроме звука собственных кроссовок. Задрожал подбородок. Он всегда выдавал его в моменты слабости. Гвоздь остановился возле автоматической линии, где нарезали профиль по заданной длине. Большие дисковые пилы замерли без дела, угрожающе чернея острыми зубцами.

Два хлопка разорвали тишину. Охотник с матерным воплем схватился за глаз, его лицо залила оранжевая краска, сквозь которую проступила кровь. Жуткая боль сковала движения, и Гвоздь беспомощно повалился на колени.

Топот шагов отозвался эхом от железных стен. Долговязый, прижимая ладонь к морде, судорожно шарил вокруг в поисках упавшего маркера, но как только он коснулся ствола, молоток с хрустом проломил ему затылок.

– Минус два.

Жека обшарил тело и с досады пнул дохлого Гвоздя по ребрам:

– Козлина! И ты с одной пукалкой пейнтбольной. Что ж вы, лохи, без нормальных стволов охотитесь?!

Кулаков осторожно пошел к выходу, но вовремя заметил, что в проеме мелькнули силуэты Самбиста и Гюрзы. Они уже обошли свой цех и поспешили к напарникам. Охотники быстро наткнулись на первый труп и обменялись удивленными взглядами.

– А бегун молодец, ухлопал Ромыча, – с уважением похвалил Самбист.

– Вот такие мужики меня возбуждают.

– Хочешь его отыметь?

– Есть одна идея. Не убивай мальчика сразу, дай мне чуток покуражиться, – умоляюще прошипела Гюрза лизнув ствол маркера.

– Чудная ты баба, особенно под кайфом.

Жека спрятался за станком, смекнув, что это противники другого уровня, они держались вместе, двигались слаженно, как будто чувствовали друг друга спиной. Когда Самбист увидел в луже крови Гвоздя, то повесил маркер на плечо и вытащил из кобуры «Глок».

– Нууууу, – недовольно протянула подружка.

– Цыц.

– Ты обещал, – напомнила Гюрза, высматривая жертву блуждающим диковатым взглядом.

– Обещанного три года ждут. Бегун не простой, матёрый.

Кулаков отступил вглубь цеха под прикрытие стеллажа с оконной арматурой. Он обернулся и заметил на верстаке стальной подшипниковый шарик размером с мячик для пинг-понга. Жека быстро схватил находку, выждал немного и катнул ее по полу. Шарик с глухим стуком ударился о колонну. Звук вышел таким как надо, едва уловимым, случайным, но охотники лишь недоверчиво посмотрели в ту сторону. Самбист при этом отрицательно качнул головой.

«Не повелись. Опытные твари. Ну, идите-идите…»

Враги приближались. Позади темнела стена, дальше отступать было некуда. Жека прицелился в голову Самбисту, но тот сместился в сторону, а Гюрза как раз присела, чтобы заглянуть под конвейер. И в этот момент в цех вошли еще двое незнакомцев.

– Да ни хрена тут ценного нет! Стекло, профиль, железяки разные. Кому это сейчас сбагришь?!

– Все равно осмотримся. Вдруг тут склад тушенки замутили?

– Ага, щазззз. Тогда бы на крыше снайперы дежурили и два вертолета с охраной кружило. Заброшка это.

Самбист с Гюрзой нервно переглянулись. Появление чужаков не вписывалось в их сценарий сафари.

– Грохни этих… мешают.

– Дура, что ли? А если их целая бригада вокруг цеха шарится? Ну, мочкану двоих, а с остальными что делать?!

Заминка охотников стала шансом для Жеки. Он со всей силы швырнул молоток в тележку со стеклом, дождался зубодробительного звона и выпустил беглую очередь по незнакомцам у входа. Для маркера расстояние оказалось приличным, шарики едва-едва долетели до цели и слабо шлепнули мужиков по животу. Но для объявления войны хватило и этого.

Последовал ответный огонь из боевых пистолетов. Гюрзу накрыло конкретно, наркотики сыграли злую шутку с её инстинктом самосохранения, и, включив режим «солдата Джейн», девица принялась палить по чужакам как в лучших боевиках. Одному даже смачно прилетело желатиновым шариком в лоб, зато второй попал по Гюрзе.

На животе расползлось красное пятно, и это была совсем не пищевая краска. Девица ошалело пялилась на свою рану, казалось, до неё только сейчас дошло, что это уже не игра, не раунд в пейнтбол, а всё по-настоящему. И кровь, и боль, и смерть.

Самбист дважды выстрелил, чтобы прикрыть подругу, и когда враги попрятались, оттащил её в сторону. Жека внимательно наблюдал за хаосом, который сам же и затеял. Он осторожно прокрался вдоль стены, улучил момент, когда незнакомцы-спасители пройдут глубже в цех и просочился в ворота за их спинами.

Свобода. Дневной свет резанул по глазам после заводского мрака, но беглец продолжал ломиться вперед почти вслепую, лишь бы не останавливаться. Когда он подбежал к заветному бетонному забору, то расслышал еще несколько выстрелов внутри цеха. Предсмертный крик Гюрзы и Самбиста до него не долетел, но Жека и так догадался, кто вышел победителем.

«Бежать! Бежать как можно дальше! Бежать без остановки, пока не взорвутся легкие. Бежать пока гнутся свинцовые ноги. Бежать пока ноющая печень не развалится на куски».

К вечеру Кулаков приковылял к своему логову, включил газовую горелку, вскипятил воды в котелке, заварил пачку лапши, проглотил её и отрубился. Давно он не чувствовал себя таким счастливым. С рассветом Жека поднялся и долго смотрел из своего цоколя на пустынную улицу, не решаясь высунуть нос за пределы сырого бетонного убежища. Грязные разводы на стекле напоминали шедевр безумного художника-абстракциониста, и такая живопись красовалась почти на каждом окне в округе.

– Спасибо вашему дому, пойду к другому, – он отбросил смятую пивную банку, всунул руки в лямки рюкзака и потопал из города. Кулаков долго не мог решиться на этот шаг, всё время откладывая его «на завтра». В Краснодаре он знал места, где можно было разжиться харчами, но их количество с каждым месяцем уменьшалось, а теперь стало совсем невмоготу.

В городе начался полный беспредел по отношению к пятнистым. Чесоточников истребляли как индейцев на Диком Западе. Карательные отряды «добровольцев» прочесывали район за районом, патрулировали улицы в поисках зараженных и убивали их без капли жалости.

На пустырях каждый день полыхали облитые бензином трупы. Хотя не всегда это были трупы. Случалось, что поджигали и живых, тех, кто уже не мог сопротивляться, но всё еще чувствовал, молил о пощаде, взывал к милосердию, а через секунду катался по земле бешеным факелом.

Не важно, кем ты был в прошлой жизни: успешным спортсменом, популярным артистом или щедрым меценатом. Уничтожению подлежали все, кого коснулась болезнь. Формально власти не призывали к этому, но по факту, прикрывшись маской лицемерия, выдали «чистильщикам» полный карт-бланш.

Кулаков решил покинуть город еще по одной причине. Время подходило. А коротать последние дни в темном холодном подвале ему не хотелось. Помирать – так с музыкой. И Жека отправился в последний путь.

Он благополучно выбрался за периметр города, миновал примыкавшие к Краснодару посёлки и оказался на окраине леса. Сегодня Кулаков решил идти, пока не отвалятся ноги. Лишь когда небо почернело, и луна поднялась высоко над головой, путник остановился на ночлег. Жека устроился под могучей чинарой, развернул спальник у её корней, собрал валежник, разжёг небольшой костерок и открыл банку крепкого пива. Закуской служила лишь маленькая пачка соленых сухариков.

Бродяга хотел поскорее выключиться и хоть на короткое время сбежать из этого кошмара, но у клещей были другие планы. Паразиты проснулись, как обычно, глубоко за полночь и принялись за свои дела. Тело охватил мучительный зуд, точно под кожей разом забегал миллиард невидимых глазу паразитов. Особенно дико чесалось пятно чуть выше лодыжки.

Кулаков остервенело скреб ногтями, чесался спиной о ствол дерева, катался по земле, но ничего не помогало. Даже алкоголь не мог заглушить эту лютую невыносимую пытку. Обезумев, Жека раскалил над пламенем нож и приложил плашмя к самому красному пятну на ноге.

Его хватило на две секунды. Затем чесоточник издал такой вопль, что едва не охрип. Запахло палеными волосами и жареным мясом, но удивительно – зуд постепенно стал слабеть.

«Теперь спать, спать, спать. Пока опять не началось. Нет, я так долго не выдержу. Лучше уж в петлю. Или вниз башкой об камни. Лишь бы быстро, сразу… обдолбаться чем-нибудь, чтоб вообще не страшно, и тушите свет».

Тяжелые воспаленные веки мгновенно слиплись. Кулакову часто снилось прошлое – семья, любящая жена, сын, дрессирующий щенка немецкой овчарки, которую он клянчил целых два года. Но самые яркие сны случались с дочкой. Она всегда приходила в светло-голубом платьице, висла у него на шее, а затем убегала. Он пытался её догнать, вот только ноги становились ватными, не слушались, а затем и вовсе прилипали к земле. Обычно в этот момент он просыпался. Так случилось и сейчас.

Жека привык вставать поздно. К восьми утра на работу приезжать теперь не требовалось. А в своей берлоге за стальной дверью и тонированными зарешеченными окнами, он валялся на матрасе сколько хотел. Но здесь крепкий сон подвел его.

Бродяга услышал голос, а когда разлепил веки, перед лицом уже маячило дуло пистолета. Его держал на прицеле быдловатый детина в спортивном костюме, рядом стоял доходяга в зеленой бейсболке и розовом поло, с любопытством рассматривая пейнтбольный маркер.

«Чего сразу не грохнули? Поиздеваться решили? Погоди, так они без перчаток. Один вообще в шортах. Значит, свои. Стоп. Нет сейчас своих. Тощего бы я завалил, а вот второй со стволом… хреново дело».

– Доброе утро, – поздоровался доходяга и даже приветливо снял кепку, обнажив лысый череп.

– Че молчишь? Ты глухой или немой? – второй персонаж решил не размениваться на любезности.

– Привет, ребят. Не, я обычный. Просто напугали вы меня.

– Примите глубочайшие извинения. Вы транзитом через наши места или насовсем? – с издевкой спросил лысый.

Кулаков протер глаза, пытаясь выиграть время и придумать, как разделаться с этими типами. В кармане лежал нож, но он даже не успеет выбросить лезвие, как тут же рухнет с пулей в башке.

«А может, ствол пустой? Блефуют? А если нет?»

Пора было что-то ответить. Мужики могли принять долгое молчание за угрозу. Жека откашлялся и постарался войти в роль простоватого, безобидного лошка:

– Иду куда глаза глядят. Мне-то уже без разницы. Где упал, там и новоселье.

– Из Краснодара? – тип с пистолетом посмотрел на Жеку, точно вспомнил знакомую рожу.

– Я там кантовался одно время. Чистильщики совсем озверели, житья от них не стало. Даже сдохнуть спокойно не дают.

Доходяга направил маркер на дерево. Хлопок – и на коре расплылось оранжевое пятно:

– Никогда не стрелял из такого. Интересно. Меня разок звали поиграть, но я отказался.

– Это так, пукалка, собак отгонять.

– А мы тут шли мимо, глядим, человек лежит, решили полюбопытствовать кто такой. Вдруг помощь нужна или совет дружеский?

– Мне уже ничем не поможешь, а вот маркер еще пригодится в дороге.

– Ой, простите, я совсем заигрался, возьмите.

Жека почувствовал подвох. Он инстинктивно сжался в ожидании выстрела, но ничего не произошло. Второй даже опустил пистолет и, зевая, почесал брюхо.

«Лохи», – мысленно усмехнулся Кулаков и тут же выпустил очередь в Кочергу. Желатиновые шарики больно ударили по руке и лицу, Костя уронил ствол, заорав благим матом. Жека мгновенно подгреб к себе пистолет. Всё оказалось проще простого. Он повернулся к доходяге, чтобы пульнуть краской в его змеиную рожу, но палец застыл на триггере.

Хирург так отстранено смотрел на происходящее, точно был просто зрителем в кинотеатре, и ему совсем не грозило получить выстрел между глаз.

– Че уставился? Щас завалю обоих!

– Зачем? Мы же вернули вам оружие. Не причинили вреда. И вообще могли бы дать полезный совет. К чему нас убивать? – флегматично протянул доходяга.

– Нахрен мне твой совет?! Я сам знаю по чём сейчас пучок редиски!

– Прижигать пятна – сомнительное удовольствие, – Хирург посмотрел на голеностоп собеседника, – они покроются коростой и станут чесаться еще сильнее. Я могу предложить более эффективный метод.

– Какой?! Ногу отрезать? Руку? А потом башку? Чё ты мне тут мелешь?! – заорал Кулаков, правой рукой сжимая маркер, а левой – пистолет.

– Сочувствую, но он не заряжен.

Жека прищурился, поднял мушку чуть выше бейсболки лысого и вдавил спусковой крючок. Ствол щелкнул вхолостую.

– Симулянты хреновы, – сквозь зубы процедил Кулаков.

– А вот этот заряжен, – Хирург вытащил из-за спины второй пистолет.

Маркер против огнестрела. Жеке не хотелось участвовать в неравной дуэли, но он сам загнал себя в эту ситуацию. Кочерга тем временем проморгался. Шарик попал ему в скулу, под глазом появился заметный кровоподтек. Матерясь на весь лес, он вытащил длинный нож и заорал доктору:

– Хирург, не трать патрон! Я сейчас ему глотку перережу!

Кулаков отступил на два шага. Ситуация стала критической. Он удивился, отчего его сразу не пристрелили после такой выходки. Жека в таких ситуациях второго шанса не давал.

– Остыньте, Константин Назарович, – тоном удава, который гипнотизировал бандерлогов, протянул Хирург.

– Чего?! Он мне глаз почти вышиб! – возмутился Кочерга, но с места не сдвинулся.

– Человек защищался, это нормальная реакция организма. Древние утверждали, что misericórdia – infirma… милосердие – удел слабых. Но тут я с ними не согласен. Человек может быть полезен, если мы его пощадим.

Кулаков удивленно и недоверчиво рассматривал доходягу-философа: «Обкуренный он, что ли? Чушь какую-то несёт. Эх, пусть хоть на секунду отвлечется, тогда я его опережу. Нет ведь, вылупился и даже не моргает своими рыбьими шарами».

– Отдайте оружие и следуйте за нами, если хотите избавиться от пятен, – холодный тон Хирурга не допускал возражений.

Жека понял, что выбора нет. Но шансы сохраняются. Незнакомцы затеяли игру, вот только непонятны правила и что стоит на кону. Кулаков положил маркер на траву:

– Рюкзак забрать можно?

– Естественно. На ваши вещи мы не претендуем. Эту хлопушку тоже отдадим. Позже.

Проселочная дорога привела к маленькому, забытому всеми хутору. Они остановились возле простенького одноэтажного домика, Жека слегка удивился, когда дверь им открыла молодая шатенка модельного вида. Люба стояла в легком коротком халатике, и, поймав на себе изучающий взгляд незнакомца, ничуть не смутилась.

– Это кто?

– Точно, мы же не познакомились, вот отчего такое напряжение между нами. Я когда шел, прям ощущал его, – доктор вытер капли пота с гладкой макушки и представился, – Хирург.

«Напряжение между нами от того, что вы мой маркер забрали и сюда заставили тащиться, колхозники чертовы. Что-то тут не чисто. На кой хер я вам сдался?».

Кулаков заставил себя улыбнуться и протянул в ответ руку:

– Евгений.

Он отметил, что рукопожатие у доктора соответствовало голосу. Такое же мягкое, тягучее. Складывалось впечатление, что перед тобой человек слабый, тщедушный, безобидный. Маскировка. Защитная маска, чтобы дурачить окружающих. Хирург умело скрывал свою силу, так же как маленькая змея прятала смертоносный яд, способный свалить быка.

– Кочерга Константин Назарович, – с вызовом прохрипел Костя.

С ним рукопожатие длилось намного дольше и походило на статичную дуэль, так что по итогу руки заболели у обоих.

– Прошу к столу. Любушка, будь добра, накрой нам чем бог послал, – Хирург включил режим радушного хозяина, – Вы, очевидно, служили? Чувствуется армейская выправка.

– Доводилось.

– Да мент он, сразу видно, – осклабился Кочерга.

– А тебе какая разница? Мент или не мент? На урку ты не похож.

– Ага, значит из них.

– Всё равно не угадаешь.

– Это сейчас не важно, кто и кем был в ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ, – примирительно сказал Хирург, – мы все в одной лодке, и у нас сейчас один противник. Вот этот.

Доктор ткнул пальцем на шею Жеки, где под кадыком краснело свежее пятно. Оно как по команде начало зудеть. Кулаков поскреб грязными ногтями клеймо чесоточника и втянул носом воздух, от запаха жареной картошки с салом мучительно свело желудок.

– К сожалению, в борьбе с этим врагом наше общество раскололась на два лагеря, – продолжил доктор, – и чистые вместо того, чтобы сострадать и помогать, напротив, хотят всячески отгородиться от нас. А многие и вовсе пытаются истребить, точно мы вражеская армия.

– Да, пересёкся вчера с такими упырями. Поучаствовал в их сафари, двух сам завалил, еще двух помогли. Но это так, мелочи, их становится всё больше и больше.

– Поэтому важно сплотиться, чтобы выжить.

Жека посмотрел на доктора, словно тот немного спятил:

– Выжить? Не знаю, не знаю. Это громко сказано. Чересчур амбициозно, вернее. Я просто хочу спокойно умереть, а не бегать последние дни как мышка от кошек.

Люба хихикнула, Кочерга нахмурился, а Хирург открыл холодильник и достал литровую бутылку с красной жидкостью.

– Про наш недуг древние римляне сказали бы casus incurabilis – неизлечимый случай. Но я другого мнения. А чтобы смягчить недоверие нового товарища, покажем наглядный пример. Костя, будь добр, продемонстрируй.

Кочерга лениво поднялся, широко расставил ноги и стянул с себя рубаху.

– Зачем этот стриптиз? – напрягся Жека. Он невольно бросил взгляд на шкаф, в который доктор убрал трофейный маркер.

– Видишь ли, Евгений. По состоянию твоих пятен я сделал вывод, что заразился ты месяцев шесть-восемь назад.

– Угадал. Прошлой осенью подцепил.

– Срок для нашего брата приличный. По моему опыту, даже самый крепкий организм борется максимум года полтора. А многие и того меньше. По крайне мере все чесоточники первой волны, кого я знал, уже отмучились. А теперь еще раз посмотри на Константина. Обрати внимание на цвет пятен. Светлые, правда? Как нежный румянец на щечках младенца.

Люба не выдержала и ткнула жениха в бок:

– Костя, да подойди ближе, ну! Встань к окошку, на свет повернись! Не видит он нифига.

Кочерга, пританцовывая, показал обрюзгшее пузо и волосатую спину:

– Могу и жопу с яйцами заценить. Надо?

Любка прыснула от смеха:

– Давай-давай! Жги, Костянчик!

– Достаточно, – прервал шоу доктор, – когда мы встретились, его пятна выглядели как ваши. Но прошло две недели, и вот результат.

– Ну и чем вы тут мажетесь? Медвежьим дерьмом? Барсучьим жиром? Струёй бобра? Я каких только снадобий не видал у шарлатанов всяких. Не буду я у вас нихера покупать!

Хирург поставил стаканы и разлил бутылку на четверых:

– Вот наше лекарство. Я заразился больше года назад. Мои пятна еще светлее, и зуда нет. Совсем.

Хирург, Люба и Кочерга залпом выпили «снадобье», но Кулаков не притронулся к стакану.

– Не доверяет, – отрыгнул Кочерга, вытирая ладонью рот.

– Даааа, мы тоже поначалу боялись, – Любаша сексуально облизнула губы, – оно действует, правда, попробуй – не отравишься.

Жека соображал, что это: тупой розыгрыш, сложно-вывернутый план взять его в плен или другая подстава? Три пары смеющихся глаз неотрывно смотрели на «гостя», ждали, сверлили насквозь, испытывали на прочность.

«Хер с ним. Всё равно подохну», – решился Кулак и опрокинул красную жижу в горло.

Первые три секунды он боролся с жутким спазмом. В животе забурлило, захотелось выблевать все обратно, но потом прошло.

– Мерзость. Я как-то на севере пробовал оленью кровь, но это еще хуже.

– Дело привычки, – потирая ладони, ответил Хирург.

– А мясо человеческое тоже жрёте?

Люба с отвращением отвернулась, а Кочерга ударил кулаком по столу:

– Э! Ты не зарывайся! Док тебе помочь хочет, хотя не знаю на кой хер ты нам сдался! Это лекарство, понял?! Лекарство!

– Edimus ut vivamus, non vivimus ut edamus – мы едим, чтобы жить, а не живём, чтобы есть. В нашем случае – пьем, чтобы жить.

– И людей мочите. Может я палату с донорами не заметил? Или вы коров режете? Так говорят, их не осталось.

Хирург устало откинулся на стуле. У него заломило в висках, проклятая мигрень часто накатывала в последнее время:

– Мы бы и рады никого не убивать, но кто же из чистых поделится своей кровью? А? Ты же сам видел, какие люди озлобленные. Большинство на пушечный выстрел к себе не подпускает, другие истребляют при любом удобном случае. Мы враги, а жизнь – война.