Текст книги "История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5"

Последние, в три часа пополуночи, 8 февраля, напали на Редут-Кале, в котором находились три роты Белевского полка, под начальством майора Лыкошина. По тесноте редута, большая часть гарнизона помещалась в двух деревянных казармах, построенных вне укрепления. Пробравшись скрытым образом мимо казачьего пикета, турки бросились прежде всего к казармам, окружили их и открыли огонь в окна и двери. Застигнутые врасплох, наши солдаты скоро отбили турок и, выйдя из казарм, бросились на защиту укрепления, атакованного другой колонной.

Упорное сражение продолжалось до восьми часов утра, и когда турки, видя стойкость гарнизона, стали отступать, то майор Лыкошин перешел в наступление и штыками преследовал неприятеля по берегу моря. Турки успели сжечь наши цейхгаузы, две казармы, находившиеся вне редута, и лазарет, в котором погибли все больные, а бывший при них доктор уведен в плен[197]197
  См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 931–942.


[Закрыть].

При первом известии о нападении на Редут-Кале граф Гудович отправил в помощь генералу Рыкгофу батальон 9-го егерского полка[198]198
  Всеподданнейший рапорт графа Гудовича 16 февраля и предписание генералу Рыкгофу 22 февраля 1807 г. Там же, № 936 и 937.


[Закрыть] и, не желая допустить неприятеля вторгнуться в наши владения, стянул к границам все войска, которые, без ослабления внутренней обороны, оставались свободными. Он расположил их в четырех главных пунктах.

На левом фланге, для защиты Карабага, Ширвани, Шеки и Елисаветполя, был сформирован отряд, под начальством генерал-майора Небольсина, из восьми рот Троицкого мушкетерского, шести рот 17-го егерского полков, донского казачьего Попова 16-го полка и шести орудий. Отряд этот расположен на границе Карабагского ханства, на реке Тертере, у разоренного города Берды, как в пункте, с которого могли быть прикрыты все четыре провинции. Независимо от этого, три роты Кабардинского полка находились в Нухинской крепости, четыре роты егерей – в Шуше и две – в Елисаветполе. В окрестностях этого последнего города стоял лагерем и Тифлисский мушкетерский полк, который, находясь только в шестидесяти верстах от расположения отряда Небольсина, мог скоро подкрепить его.

При приближении персидских войск к Араксу Небольсину приказано было тотчас же идти им навстречу, не допустить переправиться на нашу сторону и для содействия себе требовать от ханов Карабагского (Шушинского), Ширванского (Шемахинского) и Шекинского (Нухинского) их конницу, которая, по сделанному распоряжению у каждого из них, должна была быть в готовности.

Для действия в Карсском пашалыке предназначался отряд, расположенный в Памбакской и Шурагельской провинциях, под начальством генерал-майора Несветаева. В отряде этом состояли: Саратовский мушкетерский полк, батальон Кавказского гренадерского, батальон Троицкого мушкетерского, батальон 15-го егерского полков и два полка казаков.

На правом фланге, в Имеретин и Мингрелии, находился генерал-майор Рыкгоф с Белевским мушкетерским полком и батальоном 9-го егерского полка. Резервом для трех действующих отрядов служили собранные под личным начальством графа Гудовича в окрестностях Тифлиса полки: Херсонский гренадерский (три батальона), два батальона Кавказского гренадерского, два – 9-го егерского и два – 15-го егерского; три эскадрона Нарвского драгунского полка, два полка донских казаков и конвой главной квартиры, составленный из линейных казаков.

«Я готовлюсь ко всему, – писал граф Гудович, – и как скоро возможность позволит, то и стану действовать. Должен притом признаться, что, без заключения перемирия с Персией, трудно мне будет изворачиваться, особливо имея такие места, откуда войск взять не можно. Корпус не по чину и не по долговременной моей службе будет у меня малый; надеюсь, однако, на Бога, что исполню высочайшую волю»[199]199
  Барону Будбергу, 5 февраля 1807 года. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 929.


[Закрыть].

Решась действовать оборонительно против персиян и наступательно против турок, главнокомандующий предполагал двинуться вперед одновременно в трех пунктах: правым флангом на Поти, центром на Ахалцих и левым флангом на Карс, где скорее всего надеялся иметь успех в своих действиях.

Глава 7

Действия Несветаева в Карсском пашалыке. Переписка его с карсским пашой. Движение к Карсу и занятие форштадта. Действия графа Гудовича в Ахалцихском пашалыке. Штурм Ахалкалак. Отступление в свои границы. Блокада г. Поти

Первые известия об окончательном разрыве с Турциею были получены в Тифлисе от карсского Мамед-паши, искавшего покровительства России и казавшегося нам преданным. Еще до объявления войны, вскоре после получения в подарок собольей шубы, посланной ему графом Гудовичем, Мамед-паша отправил прошение императору Александру с просьбой о защите. Говоря, что правители турецких областей не имеют от своих государей «ничего надежного к сохранению самих себя», паша просил принять его в подданство России с тремя сыновьями и двумя братьями, с тем, что «если, – писал он, – от государя моего велено будет меня наказать, и я убегу и прибуду во владения ваши, то государю моему назад меня не отдавать, ибо нет у меня к спасению другого места, ни надежды, кроме вас»[200]200
  Просьба карсского паши императору, 10 октября 1806 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1009.


[Закрыть].

Мамед обещал исполнять все наши требования; в случае войны не только не противиться русским войскам при вступлении их в Карсский пашалык, но содействовать им и заготовить продовольствие. «Со стороны хлеба, – писал он, – не беспокойтесь, я секретно отпущу».

Отношения наши с пашой не укрылись от жителей Карса. Вскоре после назначения сераскира Юсуф-паши главнокомандующим войсками в Азиатской Турции жители донесли ему, что Мамед-паша отпускает русским хлеб и что они мало надеются на его верность султану. Юсуф прислал своих чиновников для наблюдения за пашой, строжайше запретил вывоз хлеба в наши владения и учредил два провиантских магазина: один в Магизберде, а другой в Карсе, куда и приказал свозить весь хлеб с окружных деревень. Личное нерасположение сераскира и учреждение надзора дали понять паше, что голова его непрочна на плечах. Мамед струсил и стал прибегать к полумерам. «Прошу вас, – писал он Несветаеву, – если можно, писать к Юсуф-паше на меня жалобу, якобы русскими прежде четырех месяцев деньги розданы были народу за пшеницу, но теперь карсский Мамед-паша хочет запретить, чтоб он не имел сомнения, что я с вами имею много приятельских обращений, после чего я могу и еще давать вам провианту»[201]201
  От 21 декабря 1806 г. Тифл. арх. кавк. намест., дело № 36.


[Закрыть].

Эта просьба казалась написанной человеком, чистосердечно преданным России, и граф Гудович, отправляя ему, по поручению императора, бриллиантовое перо в 4000 рублей, просил Несветаева удостоверить пашу, что, как только последует окончательный разрыв с Турцией, он тотчас же окажет ему помощь русскими войсками, и если паша будет тверд в своем намерении и умерен в доверенности к нему подвластных, то останется независимым от Порты владетелем Карсского пашалыка и будет утвержден в этом звании наследственно[202]202
  Предписание графа Гудовича Несветаеву, 21 января 1807 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1012.


[Закрыть].

Ни бриллиантовое перо, ни поручение, данное Несветаеву, не достигли еще своего назначения, когда Мамед сообщил, что в Константинополе война уже объявлена, что Юсуф-паша приказал, поступая с русскими как с неприятелями, задерживать их посланных; что Карс укрепляется и в окрестностях его будет расположено несколько тысяч турецких войск. Паша писал при этом, что он все-таки остается при прежнем желании быть под защитой России, и снова просил о помощи. Не желая упускать удобного случая, граф Гудович намерен был прежде всего занять Карсский пашалык, и тем более что зимнее время года не дозволяло ему предпринять наступление на Ахалцих.

«В ту сторону, т. е. в Карс, – писал он, – хотя с немалой трудностью для войск можно теперь действовать, но вступить в Ахалцих прежде весны от Тифлиса невозможно, как по причине большего снега в горах, через которые орудий перевезти нельзя, так и потому, что фуража доставать невозможно»[203]203
  Барону Будбергу, 5 февраля 1807 г. Акты Кав. арх. ком., т. III, № 929.


[Закрыть].

Занятием Карсского пашалыка главнокомандующий думал скорее всего удовлетворить желанию нашего правительства, требовавшего наступательных действий в Азиатской Турции. Находившийся в Памбаках генерал-майор Несветаев получил приказание содействовать карсскому паше в его действиях против сераскира, как говорили, искавшего низвержения Мамеда, и если представится возможность, то, не ограничиваясь одним содействием паше, занять пашалык русскими войсками.

Приготовления к экспедиции в Карс должны были производиться самым скрытным образом, чтобы не обратить на себя внимания турок. При незначительности отряда, назначенного для действий, весь успех был рассчитан на преданности к нам паши, на нечаянности и быстроте движений. Если бы жители стали противиться нашему вступлению и не согласились покориться, то Мамеду объявлено, что и тогда он все-таки найдет покровительство и убежище в России, лишь бы только сам был верен. При убеждении в чистосердечии паши Несветаев должен был немедленно двинуться в Карсский пашалык с теми войсками, которые были в его распоряжении.

В половине февраля отряд был уже готов к выступлению. По случаю больших снегов Несветаев заготовил легкие дровни для перевозки артиллерии и патронных ящиков, а чтобы не изнурять людей, предполагал оставить на месте все тяжести, так как до границ Турции ему приходилось двигаться через места населенные, а с выступлением за границу надеялся получить все на месте.

Несветаев ожидал только уведомления Мамеда, когда должен прийти к нему на помощь, но время проходило, паша помощи не требовал и, казалось, стал изменять свое поведение. Правда, он сам предложил в залог своей верности прислать сына в аманаты, но со странным условием, чтобы до весны не занимать его владений русскими войсками, как потому, что боится лишиться своей власти, так и потому, что при восстановлении мира владение его легко может быть возвращено обратно Турции.

Граф Гудович уверял пашу, что занятие Карса будет сделано вовсе не для того, чтобы мешаться в его управление, а, напротив, для восстановления его прав и в защиту от турок; что, сдав крепость и присягнув на верность России, он тотчас же получит утвердительную грамоту в своем достоинстве и знатный «российский чин» и что, наконец, Карсский пашалык никогда не будет возвращен Порте, но останется в зависимости от России и в наследственном владении его, Мамед-паши.

«Если же бы Мамед-паша, – писал главнокомандующий генералу Несветаеву, – и затем, когда вы будете иметь в аманатах его сына и когда подвинетесь с войсками к Карсскому пашалыку, препятствовал войти и занять вам оный, то вы тогда дайте ему знать, что когда он, прежде еще объявления формальной войны с турками, неоднократно просил помощи войсками, обещевая сдать Карс, особливо когда сам письменно просил всемилостивейшего государя императора об осчастливлении его принятием в сильное покровительство и защиту России, на что и воспоследовало высочайшее соизволение, но теперь он не желает принять в Карс российские войска, пришедшие для защищения оного и утверждения его наследственным владельцем, то ваше превосходительство, имея от меня большое усиление войсками, принуждены будете войти в Карс силой и вооруженной рукой, как в неприятельскую землю, с которой Россия ведет войну. В таком случае он потеряет весьма много, и как Порта будет сведома, что он сам письменно просил от его императорского величества помощи против оной войсками и покровительства, то, конечно, тогда не найдет он от Порты никакой для себя пользы, ниже убежища»[204]204
  От 27 февраля 1807 г., № 69. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, 1020.


[Закрыть].

Угрозы эти не подействовали. Мамед-паша принадлежал к числу таких людей, которые личную выгоду ставят выше всего, хотя бы пришлось пожертвовать честью, совестью и добрым именем. Он всегда держался стороны сильнейшего и потому, не зная, кто в предстоящей войне останется победителем, старался затянуть время, пока выяснятся обстоятельства. Он уверял нас в верности и готов был отдать сына в аманаты, потому что видел невозможность сопротивляться России и знал, что в зимнее время ему некуда удалить жителей из селений с их имуществом и скотом; весной же, в апреле месяце, все население той части Карсской области, которая граничила с Шулаверской провинцией, удобно могло быть переведено в Карс, в крепкие места, и тогда эта половина края до самой крепости делалась безлюдной. Понимая причину, побуждающую пашу отдалить занятие Карсского пашалыка русскими войсками, Несветаев требовал от Мамеда категорического ответа, когда он должен вступить в его владение.

«Увидел я из писем ваших, – писал Несветаев паше, – и от посланных узнал, что по желанию вашему, входя в покровительство всемилостивейшего нашего Государя и под защиту войск его, изволите отлагать ваши намерения до весны. А как я, по воле государя императора, от главного начальства имею повеление, чтоб непременно ваше высокостепенство сохранить со всей вашей провинцией от всех неудовольственных случаев, то таковое сохранение должно быть в скором действии, не упуская ни малейшего времени; тогда уже поздно будет вас защищать, когда войско Юсуф-паши вступит в ваши границы, отчего может последовать разорение ваших подданных. А как вы сами пишете в письме из Библии святое слово – построивши дом, надо оный совершить, – то на сие теперь самый удобный случай»[205]205
  От 23 февраля 1807 г. Акты Кавк. арх. ком., т. III, № 1024.


[Закрыть].

Тогда турецких войск вблизи не было, и сераскир Юсуф-паша, подходивший уже к границам Карсского пашалыка, вдруг изменил направление и, по совету баязетского паши, двинулся для наказания куртинцев, так часто беспокоивших турецкие владения. С удалением сераскира Мамед-паша имел время и средства сдать крепость русским войскам, но он отвечал, что ранее чем через три месяца сделать этого не может. Мамед говорил, что, не имея ответа от самого императора и не зная наверное, будет ли принят под покровительство России, он не решается сдать крепость. На самом же деле он был не в силах исполнить требование Несветаева, потому что встретил сопротивление в лице своего брата Кара-бека.

Мамед-паша сам по себе имел весьма небольшое число лиц, к нему расположенных; гораздо значительнее была партия Ка-ра-бека, имевшего непосредственное и большое влияние на жителей Карсской области. Не желая вступать под покровительство России, Кара-бек настаивал, чтобы не только не сдавать русским Карса, но и не впускать их в Карсский пашалык. С этой целью он собрал 300 человек пехоты и 400 конницы и, явившись с ними на границе, расположился по деревням, соседним с Шурагельской провинцией[206]206
  Рапорт Несветаева графу Гудовичу, 1 марта 1807 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1022.


[Закрыть]. Ожидая скорого прибытия русских войск, Кара-бек приказал жителям перевозить все свое имущество в Магизберд, свою резиденцию, считавшуюся неприступной, и хвалился, что если русские не вступят скоро в Карсский пашалык, то останутся вовсе без продовольствия и фуража, так как все селения, расположенные по Арпачаю, будут выведены внутрь пашалыка.

«Посему нахожу я, – доносил Несветаев, – что интриги паши иначе решены быть не могут, как через повеление вашего сиятельства о вступлении войск в их границы; тогда можно с ними иметь короче переговоры, и паша может обдумать, а Кара-бек должен будет убраться в свое гнездо, в Магизберд, ибо он считает его безопасным местом»[207]207
  Графу Гудовичу, от 6 марта 1807 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1025.


[Закрыть].

Отправив на усиление Несветаева батальон 15-го егерского полка, граф Гудович поручил ему повторить обещания наши как Мамед-паше, так и брату его Кара-беку, но если и затем они не согласятся уступить Карс добровольно, то двинуться в Карсский пашалык, поступать с ними как с неприятелями и стараться завладеть крепостью[208]208
  Предписание графа Гудовича Несветаеву, 5 марта, № 67.


[Закрыть].

Собрав с окружных деревень до 2000 четвертей хлеба и не получив никакого ответа ни от паши, ни от брата его Карабека, Несветаев 16 марта перешел границу, имея в строю 79 человек штаб– и обер-офицеров и 2412 человека нижних чинов с десятью орудиями[209]209
  Саратовского мушкетерского полка 34 офицера и 1209 чел. нижних чинов; Кавказского гренадерского 13 офицеров и 340 чел. нижних чинов; Троицкого мушкетерского 13 офицеров и 245 чел. нижних чинов; Донского казачьего Агеева 2-го полка 10 офицеров и 347 казаков; Донского казачьего Богачева полка 6 офицеров 120 казаков; Грузинской артиллерийской бригады 3 офицера, 151 чел. нижних чинов (Акты Кавк. арх. ком., т. III, № 1031).


[Закрыть]. Подойдя к селению Баш-Шурагель, где находился Кара-бек с 1000 человек пехоты, Несветаев предложил ему покориться, объясняя, что русские пришли для защиты карсского владения, а не для разорения его. Кара-бек отвечал выстрелами, и тогда Несветаев штурмовал селение, овладел башней, взял 400 человек пленными и два знамени. Потеряв более 300 человек убитыми, Кара-бек бежал сначала к селению Кизыл-Чахчах, а потом в Магизберд. Старшины окрестных селений явились к Несветаеву с просьбой принять их под покровительство России и избавить от варварских поступков Кара-бека. Заняв шестью ротами и шестью орудиями селение Кизыл-Чахчах, сам Несветаев расположился в селении Баш-Шурагель, где и получил письмо от карсского паши.

«Извещаю ваше превосходительство, – писал Мамед, – что приязненное письмо ваше, изъявляющее печаль, я получил, и все прописанное уразумел и за благой совет благодарю, но я состоял в говоренном мной в точности. Слава Богу, что сперва вы стреляли по мне – я уже не под виной; вижу вас ныне двуязычным: с одной стороны доброжелательство, а с другой – неприятельство.

Я к вам присылал священника и монаха просить вас, чтобы, по приязни и доброжелательству ко мне, сперва пошли на Ахалцих, но вы отвергли мою просьбу, такова ваша дружба. Вы говорили, что вы лжи не произнесете, а я отнюдь правды не видел; Бог милостив, неужто вы стращаете меня как ребенка или мальчика? Будьте готовы, я уже иду с вами сражаться; если Бог даст благой успех, то я знаю, что сей поступок ваш отнюдь не известен всемилостивейшему Государю. Бог милостив, такова ваша дружба, я владение свое оставил с голоду, вам сделал добро, но на место добра злом отвечали. Я же поспешаю идти, уповая на Бога, увидимся друг с другом. Впрочем, остаюсь готовый к войне с вами»[210]210
  От 17 марта 1807 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1028.


[Закрыть].

«Крайне жалею, – отвечал Несветаев, – что ваше высокостепенство переменили свое намерение. Вы сами требовали от сильнейшего государя императора моего покровительства и защиты; вы же писали ко мне, что Карс ваш, провинция ваша и провиант ваш. Теперь пишете совсем противное. Я принужден был стрелять, когда вами засаженные в башню, по приказанию вашего брата Кара-бека, убили у меня поручика, 10 рядовых и 15 ранили. Не я сему виновник, но вы сами, потому что я выполняю волю моего государя императора и отряжен со вверенными мне войсками для защиты и покровительства вашего от других вам неприятельствующих, а с вами не намерен драться, и теперь вас уверяю, что я без решения по силе вашей преданности и чтоб вас принять под покровительство, без того не выйду. Вы же упоминаете в письме, что мы не берем наперед Ахалцих, то не вашего высокостепенства дело, что наперед занимать. Вы услышите, что храбрые войска Российской империи скоро займут и Ахалцих, а что вы собираетесь против меня, оставив обещания ваши и преданность к Государю моему, то выходите и назначьте место сражения – я вам за ваше вероломство отвечать буду. Но, оставив сие, прошу ваше высокостепенство, – как вы называли меня другом и братом, – все ваши намерения оставить и принять то покровительство, которое вы просили моего государя императора. Впрочем, я к вам иду и ожидаю на марше ответа»[211]211
  От 18 марта 1807 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1029.


[Закрыть].

Мамед-паша отвечал, что он укрепляется и будет обходиться с русскими как с неприятелями.

Располагая двинуться прямо к Карсу, Несветаев просил главнокомандующего подкрепить его хотя одним батальоном пехоты и казаками, потому что, прежде открытия военных действий, необходимо было занять, по крайней мере батальоном пехоты при двух орудиях, селение Кизыл-Чахчах, в котором сходились две дороги: из Карса и Магизберда. Учреждение столь сильного поста в этом селении было необходимо: во-первых, для прикрытия отряда Несветаева со стороны Эривани, во-вторых, как опорный пункт для доставления в отряд провианта и боевых припасов и, наконец, в-третьих, потому, что Кара-бек хотел пропустить Несветаева к Карсу и потом отрезать ему отступление[212]212
  Рапорт Несветаева графу Гудовичу, 18 марта, № 530. Книга донесений, № 245.


[Закрыть]. Граф Гудович не нашел возможным послать подкрепление Несветаеву, и он, 24 марта, двинулся к Карсу[213]213
  То же, от 24 марта, № 589. Там же.


[Закрыть].

Навстречу отряду был выслан армянский священник, который от имени Мамед-паши объявил, что, с приближением русских, гарнизон хотя и откроет огонь из крепости, но он будет безвреден; что паша постарается сделать бесполезными все усилия тех, которые противятся его намерениям; что он сдаст крепость русским и что все противники их «будут бездейственны». После всех поступков Мамед-паши и Кара-бека, конечно, нельзя было верить таким обещаниям, но, начав уже наступление, Несветаев не хотел останавливать движения. Он надеялся, что карсский паша, принужденный до времени скрывать свои виды от недоброжелательных ему лиц, увидев у стен крепости русские войска, пришедшие ему на помощь, переменит свое намерение, или же крепость будет найдена в таком положении, что можно будет взять ее силою оружия.

Подойдя к окрестностям города, Несветаев заметил неприятеля, укрепившегося на высокой горе, в одном из предместий. Он тотчас же отправил подполковника Печерского, с двумя батальонами 15-го егерского и Кавказского гренадерского полков и тремя орудиями, для занятия этой горы, усеянной турками. Неприятель, поддерживаемый выстрелами из крепости, оказал сильное сопротивление, так что в подкрепление Печерскому пришлось отправить три роты Саратовского мушкетерского полка, при содействии которых войска заняли высоту и предместье, причем отбито у неприятеля одно трехфунтовое орудие. Турки заперлись в крепости, и этим ограничились действия Несветаева под Карсом, так как он получил предписание графа Гудовича, в котором тот просил его не предпринимать штурма, если не уверен в сдаче крепости, а стараться прежде всего завладеть Карсским пашалыком.

Штурм Карса, хорошо укрепленного и усиленного собранными в крепость жителями, не мог обойтись дешево, стоил бы большой потери войск, и без того немногочисленных. Карс обнесен был двойною стеной и защищен батареями, обстреливавшими весь форштадт. В крепости была цитатель – сильнейшее укрепление города, с двойной стеной, командующей всеми окрестностями и вооруженной лучшими орудиями. На стенах Карса находилось до 60 орудий и несколько фальконетов. Призыв в город жителей окрестных деревень делал его многолюдным, и число вооруженных насчитывалось до 20 000 человек. Хотя при всех этих сведениях Несветаев все-таки находил Карс «не совсем неприступным», но, имея приказание главнокомандующего, не решился штурмовать его. Он отступил, 26 марта, к селению Эникюй, а оттуда к селению Бальдеравань, отстоявшему от Гумри в 38, а от Карса 44 верстах[214]214
  Рапорт Несветаева графу Гудовичу, 27 марта, № 615.


[Закрыть].

Вскоре по отступлении Несветаева в Карс был прислан Али-паша с 2000 человек пехоты и 1000 кавалерии, с приказанием схватить Кара-бека, двух сыновей паши и атаковать русских при содействии гарнизона. Кара-бек бежал, а Али-паша, не решаясь атаковать Несветаева, стоял в бездействии близ Карса. Войска его не имели провианта и продовольствовались весьма скудно тем, что успевали захватить силой у жителей[215]215
  Предписание графа Гудовича Несветаеву, 21 апреля, № 128.


[Закрыть]. Карсский паша отправил своих сыновей в Эрзерум к Юсуф-паше и за это был оставлен по-прежнему правителем, но народ более повиновался вновь присланному Али-паше, который объявил, что, кто доставит ему голову русского, получит в награду 200 гурушей[216]216
  Около 11 руб. 12 коп.


[Закрыть]. Таким способом он успел отправить к сераскиру 80 голов, набитых соломой[217]217
  Рапорт Несветаева графу Гудовичу, 6 мая, № 865.


[Закрыть].

Неприятель делал незначительные, но частые вторжения в Памбакскую и Шурагельскую провинции, для защиты которых Несветаев перешел в селение Кизыл-Чахчах[218]218
  То же, 6 мая, № 864.


[Закрыть]. Здесь, по поручению главнокомандующего, он занимался сбором провианта и отправлением его в Гумри и Артик, а также отправлением в Памбаки и Шурагель до 500 семейств, отбитых у неприятеля. Несчастные просили перевести их в границы наши, страшась терзаний Кара-бека, который жарил их на огне, и семь человек таких было доставлено Несветаеву[219]219
  Рапорт Несветаева графу Гудовичу, 7 апреля. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 1035.


[Закрыть]. Ни в Эрзеруме, ни в прочих окрестностях значительного сбора турецких войск не было, и карсский паша мог получить подкрепление только из Ахалциха, где находились турецкие войска, возвратившиеся после неудачного нападения на Редут-Кале. Чтобы лишить Карс и этой последней помощи, главнокомандующий располагал двинуться сам в Ахалцихский пашалык и в конце марта направил в Триалети часть войск, назначенных в состав главного действующего отряда. Формирование подвижного магазина, для которого нельзя было отыскать ни достаточного числа арб, ни быков, задерживало выступление графа Гудовича. Принужденный возложить эту повинность на жителей, он встретил сопротивление со стороны туземного населения, полагавшего, что подводы берутся навсегда, а вожатые будут зачислены в солдаты. Только личное увещание главнокомандующего и обещание платы за провоз и доставку провианта разубедили туземцев, но и то они собирались весьма неохотно и затягивали выступление.

«Изготовившись же таким образом, – доносил граф Гудович, – чтобы войска были в провианте обеспечены, я выступлю тотчас к Ахалциху, невзирая на трудность, которая должна меня встретить при проходе чрез горы, отделяющие Ахалцих от границ Грузии, и еще не во всех местах очистившиеся от снегов. Вступя в сей пашалык, сколь скоро я узнаю, что крепость ахалцихская так же укреплена, как карсская, и имеет притом сильный гарнизон, то я равномерно, отклоняясь от штурма для сбережения войск, займусь поспешным завладением пашалыка, стараясь выманивать их из крепости в поле и ослаблять их до времени полевыми сражениями. Между тем, приближаясь к Ахалциху, я в то же время предпишу генерал-майору Рыкгофу, с тремя батальонами Белевского мушкетерского полка, одним батальоном егерей, находящихся в Имеретин, оставив надобное число в редуте на устье р. Хопи, вступить в Гурию и, отрезав крепость Поти, завладеть оной по возможности. Таким образом, когда откроются мои действия внутри Ахалцихского пашалыка для завладения оным, а с другой стороны, от Имеретин и Мингрелии генерал-майора Рыкгофа, то можно будет удобнее и без потери людей завладеть самой ахалцихской крепостью, принудив оную к сдаче.

Распоряжаясь сим образом действовать, я предполагаю сие на тот конец, что, не получа еще никакого ответа от стороны Персии, какое действие возымело отправление туда адъютанта моего Степанова, должен быть готов обратиться и к той стороне, на случай приближения персидских войск; или, завладевши Ахалцихом, идти к Карсу, взять сию крепость и сблизиться к Эривани в таком положении, чтобы и с сей стороны не могло быть что-либо предпринято от Баба-хана. Но если ж бы надобность потребовала обратиться к Елисаветполю, где хотя на половине пути от Елисаветполя к Шуше и поставлен мной отряд под командой генерал-майора Небольсина, о коем я уже всеподданнейше доносил, но как оный недостаточен противу большего неприятеля, если сам Баба-хан в ту сторону устремится, то поспешить туда с войсками и таким образом изворачиваться во все места, куда призывать будет надобность»[220]220
  Во всеподданнейшем рапорте от 4 апреля. Акты Кав. арх, ком., т. III, № 1034.


[Закрыть].

Известие о том, что сераскир Юсуф-паша следует к Карсу, побудило графа Гудовича торопиться выступлением. По сведениям, полученным в главной квартире, в помощь сераскиру готовились собранные в Эривани персидские войска, долженствовавшие сделать нападение в двух пунктах: один отряд предназначался для действий в Памбакской провинции, а другой в Казахской[221]221
  Граф Гудович Несветаеву, 28 апреля, № 133.


[Закрыть]. Движением своим в середину соседних нам турецких владений граф Гудович надеялся расстроить все замыслы противников.

Вступив в Ахалцихский пашалык, он заставил Юсуф-пашу раздробить свои силы, приготовленные для изгнания русских из Карсского пашалыка, принуждал отложить вторичное нападение на Редут-Кале и действия в Мингрелии и Имеретин.

17 апреля граф Гудович оставил Тифлис и с отрядом в 4500 человек двинулся к ахалцихским границам через Триалеты по горам, как единственной дороге, по которой хотя и с трудом, но можно было приходить с обозом. Выступив при сильных жарах и отойдя только 70 верст, войска встретили в горах снег, мороз и беспрестанные бури. Путь был трудный; люди и лошади до того изнурились, что главнокомандующий принужден был остановиться за 15 верст от границ Ахалцихского пашалыка и простоять на месте пять дней.

28 апреля граф Гудович находился при разоренной крепости Цалке, но и тут снег и холод удержали его трое суток. Располагая 1 мая вступить в пределы турецких владений, главнокомандующий отправил к жителям прокламацию, в которой приглашал туземное население оставаться спокойным и покориться русскому императору. Он писал, что все покорившиеся могут быть уверены в безопасности личной и имущественной; те же, которые станут противиться, испытают все бедствия войны.

С переходом границы войска хотя и встречали незначительные партии турок, но они тотчас же скрывались; большая часть жителей была уведена в горы, со всем своим имуществом. По сю сторону реки Куры были только две крепости: Ахалкалаки – ключ для входа в Ахалцихский пашалык, и Хертвисы, расположенные на самой р. Куре. Последняя не представляла ничего важного в стратегическом отношении, тогда как, имея в своих руках Ахалкалаки, можно было господствовать во всем пашалыке, и потому главнокомандующий решился прежде всего овладеть этой крепостью.

Положение Ахалкалак между двух рек, в углу Ганзы и Кырх-Булака, не дозволило обложить крепости со всех сторон с теми силами, которые были в распоряжении графа Гудовича. К тому же за Кырх-булаком, в горах и в десяти верстах от крепости, собрано было до 2000 человек турецкой конницы, которая всегда находилась бы в тылу облегающего отряда. При малочисленности последнего, такое присутствие неприятеля могло быть весьма опасно, тем более что, по условиям местности, разделенной рекой, взаимная помощь облегающих отрядов была крайне затруднительна. Главнокомандующий предпочел расположиться лагерем в пустой деревне и в двух верстах от Ахалкалак. Под прикрытием крепостного огня турки, в день прибытия русских, пытались сделать вылазку на правый фланг лагеря, но были прогнаны с большим уроном.

Граф Гудович отправил коменданту письмо, в котором уговаривал его сдать крепость, обещая награды и милости как ему, так и дяде его, ахалцихскому паше. Не получив ответа, он приказал заложить батарею на шесть орудий, в 250 саженях от крепости, и бомбардировать ее. Огонь наших орудий не мог нанести большего вреда и даже причинить пожара в городе, во-первых, по незначительности калибра орудий, а во-вторых, и потому, что во всем Ахалцихском пашалыке, подобно Грузии, сакли строились так, что три части находились в земле и лишь четвертая выглядывала над поверхностью. Будучи обложена диким камнем и покрыта землей, каждая такая сакля представляла собой род каземата.

После довольно продолжительного бомбардирования главнокомандующий снова обратился к коменданту с предложением сдать крепость.

«Я в последний раз, – писал он, – советую вам и требую, чтобы вы непременно сдали крепость, ибо я доселе, единственно жалея пролития крови человеческой и следуя неизреченно милосердому сердцу моего всеавгустейшего государя императора, давал вам время опомниться; доселе, говорю, из одного сострадания удерживался от занятия крепости силой непобедимого оружия его императорского величества, но теперь в последнее предваряю, что ожидает вас всех неминуемая гибель, если осмелитесь сопротивляться всепобеждающему российскому оружию. Представлю в пример то только, что крепости турецкие, кои охранены были 25 000 гарнизоном и снабжены многочисленной артиллерию, не могли устоять против высокославных российских войск, коими я тогда начальствовал и теперь командую. Я взял их штурмом, где от одного упорства кровь ваших собратий пролита реками. Анапа, где более 25 000 гарнизона и 120 пушек было, Суджук-Кале и Хаджи-бей примерные тому свидетели. Не говорю уже о побитых в поле, множестве пленных и взятых до 300 орудий.