Текст книги "Распад СССР. 1991 год"

Председатель Верховного Совета Украинской ССР Л.М. Кравчук, хотя и назвал со страниц «Красной звезды» заявление Ельцина непродуманным и с ним не согласился, деликатно подверг критике и Горбачева. «Автором перестройки, автором формы Союза суверенных государств является Михаил Сергеевич Горбачев, – сказал он в интервью. – Но теперь мы видим, что под давлением то ли правых, то ли левых сил он начал отступать от своих же собственных заявлений. Мне думается, что сегодня этого не должно быть. Республики, выступившие с декларациями о собственном суверенитете, не сойдут с выбранного пути. И чтобы этот путь был общим, надо понять – мы строим Союз суверенных государств. Надо понять это и в центре, и на местах. Не зря ведь на Украине сейчас можно слышать: да, мы живем в суверенной Украине, но об этом пока на знают в Москве». Вот в такой обстановке страна вступала в последнюю весну Союза ССР.

Глава 3. Референдум: иллюзия победы

На политическое и идеологическое верховенство в Вооруженных Силах стали открыто претендовать различные партии и движения, объявившие себя оппозицией КПСС.

Начальник Главного военно-политического управления Вооруженных Сил СССР генерал-полковник Н.И. Шляга

Судьбу СССР решают голосованием – «Реформа Шляги» – Первая всеармейская – Генпрокуратура реабилитирует армию – «Лесные братья» возвращаются – Нужна ли армии такая реформа?

Месяц март был богат на события, которые внушали оптимизм сторонникам сохранения социалистического выбора страны. 17 марта в целом успешно прошел референдум по вопросу о сохранении Союза ССР. Он был организован во исполнение решения IV съезда народных депутатов СССР, принятого в декабре 1990 года, и проводился впервые в советской истории. Вопрос звучал так: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которых будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»

Референдуму предшествовала массированная агитационно-пропагандистская кампания, управлявшаяся аппаратом ЦК КПСС. В армии разъяснительную работу активно вели структуры Главного военно-политического управления Вооруженных Сил. 15 марта, т. е. за два дня до голосования, «Красная звезда» поместила ответы на вопросы читателей заместителя генерального секретаря ЦК, члена Политбюро ЦК КПСС В.А. Ивашко под заголовком «Раньше думай о Родине…» Формат материала был выбран весьма необычный: второй человек в партийном аппарате якобы «дежурил» у редакционного телефона и отвечал на звонки читателей. Разговор, разумеется, строился вокруг референдума.

«Мы, – говорил Ивашко, – сполна прошли этот трудный путь, прошли, чтобы стать великой державой, занимающей свое заметное место на мировой арене. Отказаться от этого места сегодня, пуститься в эксперименты, отказываясь от многовековой истории, ее бесценного достояния – путь для любого государства губительный». Принципиально нового в ответах не было. Доверенное лицо Горбачева в партийном аппарате прибегал к ставшими традиционными аргументам в пользу сохранения Союза ССР. «…Возможности развития социалистических республик огромны, – уверял он. – Это, на мой взгляд, единственно верный путь государственного, политического, культурного развития нашего Союза. Суверенитет народов и существование мощного единого государства абсолютно ни в чем не противоречат друг другу. Наоборот, Союз суверенных республик, суверенных государств создает необходимые предпосылки, важнейшие гарантии дальнейшего развития наций и народов».

Из его рассуждений, заметим, было не совсем ясно, что же ЦК КПСС предлагает сохранить. Союз советских социалистических республик? Союз суверенных республик? Союз суверенных государств? Насколько тождественны «обновленная федерация равноправных суверенных республик» и «союз суверенных государств»? Может ли такой союз государств быть федерацией?

Ивашко, безусловно, был прав относительно негативных международных последствий развала Советского Союза, когда предупреждал, что «в деградации Союза, в его развале кроется узел трагедий народов страны, тяжких лишений, бедствий, в том числе и для других народов мирового сообщества». Это понимали и в политических кругах ведущих государств Запада, где далеко не все делали ставку на развал СССР. Из-за рубежа звучало немало призывов не дробить Советский Союз, так как часть элитарных групп отдавала себе отчет в том, к чему может привести появление на мировой карте на месте ядерной великой державы десятков малых государств, у которых неизбежно появятся друг к другу территориальные претензии. Но на Украине, в России и ряде других республик СССР в высшей номенклатуре оказалось немало людей, мало задумывающихся о геополитических последствиях распада страны: ими двигала прежде всего жажда власти, а их ближайшим окружением – и стремление конвертировать ее в собственность.

В аппарате ЦК отдавали себе отчет в том, что на результаты мартовского волеизъявления может повлиять низкий рейтинг М.С. Горбачева, который пользовался все меньшим доверием в обществе, в том числе и в РСФСР, где набирал популярность своими популистскими заявлениями Б.Н. Ельцин. Противники президента СССР неслучайно пытались персонифицировать референдум в России, перевести его в плоскость голосования за Горбачева или за Ельцина. Ивашко в «Красной звезде» с тревогой говорил о таких попытках: «Не могу не сказать несколько о той кампании, что развернулась вокруг двух имен – Горбачева и Ельцина. Кое-кто хотел бы свести референдум к примитивному вопросу: мол, если в воскресенье вы оставите слово «ДА», то будете за Горбачева, если «НЕТ», то за Ельцина. Какая чепуха! Надо же понимать, что политические деятели не вечны, одни уходят, другие приходят, и если под каждое имя, под каждую руководящую личность подгонять государственное устройство, то где же тогда в конце концов окажемся?» К сожалению, так в конце концов и вышло – руководство РСФСР в угоду личных политических амбиций сыграло решающую роль в развале Союза ССР.

В поддержку вынесенного на референдум вопроса в военной печати выступил и министр обороны Маршал Советского Союза Д.Т. Язов. «Сказать на референдуме «да», – заявил он со страниц «Красной звезды», – значит поддержать закрепленную в проекте Договора о Союзе суверенных республик идею сохранения единых, многонациональных Вооруженных Сил». Как и Ивашко, он говорил «о судьбе нашего общего дома – Союза Советских Социалистических Республик», о верности «заветам наших предков, наших отцов и дедов, выстрадавших единство и целостность государства, отстоявших его свободу и независимость в сражениях с врагом, укрепивших могущество Родины своим трудом». Звучало красиво и правильно.

Но эти слова о могуществе Родины уже явно диссонировали с реальной ситуацией 1991 года, и люди не могли этого не чувствовать – во всяком случае, плодами этого «могущества» они пользоваться не могли. Рост цен, нехватка продуктов и товаров широкого потребления, жилищные трудности – все это дискредитировало советскую власть, ее идеологию.

У думающих людей, кроме того, не могло не вызывать вопроса: а что понимается под обновлением федерации, предусматривается ли сохранение социалистического выбора? Проект Договора о Союзе суверенных республик, опубликованный в «Красной звезде» 12 марта, ответа на этот вопрос не давал. Само название договора – о Союзе суверенных республик – требовало пояснений, от которых команда Горбачева уклонялась. Проект договора был полон противоречий: «каждая республика – участник Договора является суверенным государством», но Союз ССР – «суверенное федеративное демократическое государство, образованное в результате добровольного объединения равноправных республик и осуществляющее государственную власть в пределах полномочий, которыми его наделили участники Договора».

К счастью для организаторов референдума, подавляющее большинство населения не озадачивалось этими юридическими тонкостями, и решение о своем судьбоносном для будущего СССР ответе принимало не столько умом, сколько сердцем. Сердце же подсказывало большинству людей: Союзу СССР – быть!

Предварительные итоги референдума были обнародованы 21 марта на утреннем заседании Верховного Совета СССР председателем Центральной комиссии референдума В.П. Орловым. Из его сообщения следовало, что несмотря на экономическую и политическую неустойчивость общества, его расколотость, большинство советских граждан сочло для себя необходимым принять участие в голосовании. В целом по стране в списки для голосования было включено 184 миллиона человек, 80 процентов из которых проголосовало. При этом в целом по стране около 76 процентов граждан высказались за сохранение Союза. «Как показывают результаты, – подчеркнул Орлов, – в сохранении Союза люди видят условия, при которых возможен достойный выход страны из трудностей».

Как голосовали в крупнейших республиках? В РСФСР участвовало в голосовании 75,4 процента граждан, 71 процент проголосовавших ответил «да» единому Союзу. На Украине эти показатели таковы: 83 и более 70, в Казахстане – 89 и 94, Узбекистане – 95 и почти 94, Белоруссии – 83 и почти 83. Высокие показатели в пользу сохранения СССР были и Азербайджане, Киргизии, Таджикистане и Туркмении.

Однако в ряде союзных республик центральные комиссии референдума созданы так и не были из-за отрицательного отношения к нему со стороны республиканских властей, опирающихся на поддержку сепаратистских сил. Так произошло во всех трех республиках Прибалтики (Латвии, Литве и Эстонии), а также Молдавии, Армении и Грузии. Здесь голосование проводилось лишь в отдельных районах, в том числе на территории воинских частей.

В аппарате ЦК КПСС оценивали результаты всесоюзного референдума весьма реалистично, без эйфории. Это показал брифинг, который провел 25 марта заведующий отделом национальной политики ЦК КПСС В.А. Михайлов (позднее, в 1995–2000 годы, в правительстве РФ он занимал пост министра по делам национальностей и федеративным отношениям). «Если не успокаивать себя средними показателями, то надо признать, что итоги голосования однозначно свидетельствуют о наличии в обществе глубинных встречных политических течений, – сказал он. – И было бы опасным заблуждением полагать, что референдум отразил лишь расклад симпатий и антипатий к Горбачеву и Ельцину. Речь идет о выборе миллионов людей – выборе, безусловно, прежде всего политическом».

По его словам, итоги волеизъявления граждан предупреждали, что «соотношение противостоящих сил в обществе таково, что любые попытки с какой бы то ни было стороны силовыми методами добиваться своей цели неизбежно приведут к обострению конфронтации в стране, в худшем своем варианте – к гражданской войне». Вывод этот, заметим, не слишком оптимистический.

Михайлов признавал, что «линия на реформы, на обновление Союза поддерживается народом и должна быть закреплена на пути заключения Союзного договора». Но вместе с тем он же утверждал, «не правы и те, кто хотел бы истолковать итоги, как право применить силу в интересах большинства. Это было бы грубой политической ошибкой». Завотделом ЦК высказал мнение, что «если в ближайшее время Союзный договор не будет подписан, наступит момент разочарования, окончательного и массового, центральными структурами власти».

Так, в общем-то, и произошло. Горбачев продолжал тянуть время, испытывая трудности в достижении компромисса относительно разделения полномочий. Ему приходилось договариваться сразу с двумя диаметрально противоположными силами: с республиканскими элитами, стремящейся к «суверенности», и союзной номенклатурой, упорно не желающей делиться властью.

Не все благополучно, сообщил Михайлов на брифинге, было с результатами референдума в Вооруженных Силах. «В округах процент сказавших Союзу «нет» колеблется от 6 до 23 процентов», – заявил он. Причину этому он видел в наличии у военнослужащих и членов их семей острых социальных проблем. «Армия – оплот Союза, – заявил Вячеслав Александрович. – 83,1 процента воинов армии и флота проголосовали за единый и нерушимый Союз. Но и те, кто сказал «нет», на мой взгляд, выразили не столько сомнение в нерушимости и единстве СССР, сколько свою неудовлетворенность социальным положением».

Сам же Горбачев публично демонстрировал свое удовлетворение результатами плебисцита, чувствуя себя, видимо, победителем, невзирая на то, что шесть союзных республик референдум не проводили, а из числа всех зарегистрированных избирателей (185,6 млн) около 39 процентов (более 72 млн) в голосовании не приняли участия или высказались против. Выступая по Центральному телевидению, он заявил, что оценивает «результаты референдума высоко». «Если учесть, что накануне референдума был опубликован проект нового Союзного договора, подготовленный республиками и рассмотренный в Совете Федерации, и люди смогли сами увидеть образ будущего Союза, то, высказавшись за его сохранение, они фактически одобрили и проект Союзного договора. ‹…› В результате создается новая ситуация, теперь мы должны решительнее продвигаться к Союзному договору, этот процесс должен ускориться», – утверждал Горбачев.

Эти слова генсек адресовал не столько советскому населению, сколько своим критикам из числа «консерваторов», требующим сохранить за центральными органами власти максимум полномочий. По сути дела, несогласие против нового, «слишком либерального» Союзного договора и подтолкнуло вскоре группу руководителей СССР на создание ГКЧП в августе, чем и воспользовались их оппоненты.

Республиканские элиты двух крупнейших союзных республик, России и Украины, тем временем продолжали давить на Горбачева, принуждая его ускорить передел полномочий. Еще до референдума, 8 марта, председатель Верховного Совета Украинской ССР Л.М. Кравчук в «Красной звезде» отметил, что «хотелось бы быть уверенным, что он [Горбачев] не отступит от своих заявлений. «Союз суверенных государств» – это его формула. После этого «пошли» декларации о суверенитете [республик СССР]. И вдруг – стоп… Чувствуется, Михаил Сергеевич берет свои слова назад, корректирует намерения. Непонятна его медлительность с предоставлением полномочий республикам. Понимаю, дело это тонкое. Но надо сказать: хотите, республики, отвечать сами за себя – получайте ответственность и отвечайте. А у него, видимо, снова сомнения…»

Доля истины в словах Кравчука была: ведь само руководство СССР – Горбачев с подачи Яковлева – первым завело речь о демократизации внутрифедеративных отношений, о передаче части полномочий республикам и их суверенитете.

Республиканские власти раздражали и многочисленные ошибочные решения Москвы. Взять ту же проблему вывода групп войск из европейских стран. «На территории Украины три военных округа, – отмечал вышеупомянутый Кравчук. – Здесь «осядут» десятки тысяч военнослужащих. Возникает масса проблем, но я звоню в области и предупреждаю, чтобы военным оказывали постоянное внимание. Правда, и тут нас центр хотел обвести вокруг пальца. На Украине остается почти треть выводимых войск. А из четырех домостроительных комбинатов, которые за деньги ФРГ собираются построить в Союзе, ни один не хотят расположить у нас».

И таких попыток «обвести вокруг пальца» Центр в лице Горбачева и его кабинета министров предпринимал немало, что подрывало к нему доверие в столицах республик Союза. Но было бы ошибочным обвинять в этом одного Горбачева. Союзная бюрократия явно не хотела учитывать новые реалии и упорно тормозила назревшие, безусловно, перемены в устройстве сверхцентрализованного союзного государства. Ее сопротивление генсек-реформатор преодолеть так и не смог.

Внешне благополучное проведение референдума придало уверенности «консерваторам», рассчитывающим на армию, МВД и КГБ. Появлялся соблазн, вопреки предостережениям, применить силу «в интересах большинства». Формально референдум давал на это право – большинство населения страны желало сохранения Союза ССР.

29–30 марта в Москве прошла I Всеармейская партийная конференция, которая завершила организационную работу по выстраиванию вертикали партийных органов в Вооруженных Силах. Несмотря на вбрасываемую в общественное сознание идею департизации силовых структур, Горбачев, учитывая настроения аппарата ЦК, счел необходимым сохранить партийные структуры в армии, КГБ и МВД. Более того, он лично принял участие в работе конференции, чтобы поправить свой авторитет в военной среде. На партийном форуме Михаил Сергеевич был весьма активен и не уклонялся от ответов на острые вопросы.

Важную роль в сохранении системы партийных организаций в Вооруженных Силах сыграл генерал Н.И. Шляга, заведовавший несколько лет сектором Сухопутных войск и Ракетных войск стратегического назначения в отделе административных органов ЦК КПСС. В 1989–1990 годах, когда на повестку дня встал вопрос о ликвидации в армии политорганов в связи с исключением из Конституции СССР 6-й статьи и призывами Межрегиональной депутатской группы провести «политическую демонополизацию» и перейти к многопартийной системе, именно Николай Иванович сумел найти путь фактического сохранения политорганов. Их переименовали в военно-политические органы и формально отделили от организаций КПСС и сняли с них функцию организационно-партийной работы, то есть курирования деятельности первичных партийных организаций и парткомов.

Возникла вторая, партийная, вертикаль структур, занимающихся вопросами воинского воспитания и поддержания морального духа в воинских коллективах. «Реформа Шляги» позволила сохранить для Вооруженных Сил (пусть и временно – до 1992 года) тысячи весьма квалифицированных офицеров-политработников низового звена и освобожденных секретарей партийных организаций. В декабре 1989 года Шлягу назначили на должность первого заместителя начальника Главного политического управления Советской Армии и ВМФ, а летом следующего года он сменил на посту начальника ГлавПУ генерала армии А.Д. Лизичева, который предпочел уйти в отставку, будучи внутренне несогласным с курсом Горбачева.

Всеармейская конференция интересна не столько своими решениями (они были ожидаемы и сенсаций не принесли), сколько прозвучавшими в ее ходе оценками общественно-политической ситуации в стране. На эту тему откровенно высказывались как войсковые политработники – делегаты конференции, так и высокопоставленные должностные лица.

Генерал-полковник Шляга, выступивший на конференции с докладом, заявил, что Вооруженные Силы «превратились в предмет открытых политических притязаний со стороны тех, кто рвется к власти во имя личных амбиций. На политическое и идеологическое верховенство в Вооруженных Силах стали открыто претендовать различные партии и движения, объявившие себя оппозицией КПСС. На республиканском и местном уровнях продолжается издание законодательных актов, противоречащих положениям Конституции СССР по вопросам военного строительства». По его словам, в ближайшее время следовало ожидать активизации действий политических оппонентов против КПСС. «Они [оппоненты КПСС] с нескрываемой тревогой отмечают повышение ее организованности, видят опасность роста авторитета партии в стране и в народе, который им не на руку», – сказал он.

Трудно сегодня судить, верил ли сам Николай Иванович в обоснованность такой позитивной оценки состояния КПСС или хотел внушить чувство уверенности армейским коммунистам. На деле, конечно, ни о каком росте организованности партии и тем более о росте ее авторитета речи идти не могло. Через несколько месяцев на выборах президента России бывший председатель правительства СССР Рыжков, несмотря на поддержку аппарата ЦК, Московского горкома партии и Главного военно-политического управления, потерпит поражение от Ельцина.

В количественном отношении «армия коммунистов» выглядела, безусловно, внушительно. На конференции Шляга привел такие показатели: в Вооруженных Силах имелось около 23 тысяч партийных групп, почти 31 тысячу организаций с правами цеховых, 17 тысяч с правами первичных и 37 тысяч первичных парторганизаций. Их возглавляли более четырех тысяч парткомов, из которых свыше 80 процентов имели освобожденных секретарей. Более четырехсот парткомов было создано вновь – от бригады и выше, а также в военно-учебных заведениях и органах военного управления.

Однако основной слабостью этой разветвленной сети было то, что идейная закалка подавляющего большинства армейских коммунистов была с изъянами, освобожденные партийные работники не умели вести политическую борьбу, привлекать на свою сторону массы. Их приверженность социалистическому выбору находила выражение в основном в «правильных» выступлениях на партсобраниях и конференциях, цитировании к месту и не к месту классиков марксизма-ленинизма.

Само руководство Главного военно-политического управления, безусловно, понимало необходимости срочно поднимать эффективность идеологической работы в парторганизациях, большие надежды в связи с этим возлагались на создаваемый Всеармейский партийный комитет. Генерал Шляга прямо говорил на конференции, что идейная закалка коммунистов – это главное условие сохранения боеспособности партии, и призывал «оттачивать активные приемы идеологической работы, учиться наиболее эффективным формам и методам политической борьбы».

Не менее наступательно выступал на конференции и министр обороны Язов, который посетовал по поводу появления в армии коммунистов, ставших «политическими перевертышами». К сожалению, в армейских парторганизациях, сказал он, пусть редко, но встречаются «те, у кого убеждения, по образному определению В.И. Ленина, сидят не глубже, чем на кончике языка. Отсутствие нравственного, духовного стержня приводит одних к двурушничеству, конъюнктурщине, превращает в политических перевертышей, а других… к полной деградации под влиянием страсти к обогащению, а в итоге – к дезертирству и предательству».

Последующие события августа показали, что конъюнктурщиков и карьеристов немало и в руководящем звене Вооруженных Сил. Именно высокие чины, когда в столице сменилась власть, стали вдруг массово «прозревать» и класть на стол свои партбилеты, которые прежде были им пропуском к высоким должностям.

Главным в деятельности партийных организаций армии и флота маршал Язов видел «совместное с командирами, штабами, военно-политическими органами решение задач боевой и мобилизационной готовности, повышение качества подготовки личного состава, укрепление воинской дисциплины». Наверное, для первой половины 1980-х годов это была бы верная постановка вопроса. Но дворе стоял март 1991-го, и вопрос стоял о том, сохранится ли Союз ССР, не возьмут власть ли в республиках, и прежде всего в России, силы, которые – процитируем Дмитрия Тимофеевича – «стремятся любой ценой вытеснить КПСС с политической арены».

Министра обороны, судя по его выступлению, весьма волновал ход военной реформы, которую, как указал он, следует провести, «не снижая уровня боеготовности войск, обороноспособности страны». Реформа, признавал он, «затрагивает судьбы сотен тысяч военнослужащих и членов их семей. Проводимые в ее рамках сокращении Вооруженных Сил, вывод войск из Восточной Европы и Монголии и другие мероприятия осложняют решение социально-бытовых проблем».

И дальше следовала установка – конечно, важная, но далекая от понимания всей остроты внутриполитической ситуации: «Коммунисты не могут быть в стороне от решения задач освоения войсками оборонительной военной доктрины, которая лежит в основе реформы. Раскрывая ее политическую суть, определяемую направленностью на предотвращение войны, отражение агрессии, они призваны добиваться ясного понимания личным составом необходимости высокой бдительности и боеготовности, настойчивого овладения всеми видами боевых действий, всеми типами оружия и техники. Необходимо давать твердый, аргументированный отпор безответственным заявлениям об отсутствии военной опасности для СССР».

В работе конференции приняли участие, помимо самого генерального секретаря ЦК, многие первые секретари республиканских компартий и секретарь ЦК КПСС О.Д. Бакланов, который вскоре станет одним из ведущих членов ГКЧП. Что же касается Михаила Сергеевича, то он, как всегда в своих публичных выступлениях, источал оптимизм и готовность безотлагательно решать имеющиеся проблемы. Стране предстоит осуществить программу-минимум по выходу из сложившейся кризисной ситуации, принять меры по недопущению дальнейшего распада хозяйственных связей, нормализации потребительского рынка и финансов…

Далее следовала мантра о новом Союзном договоре. «Итоги референдума СССР однозначно говорят, что народы нашей страны за обновленный Союз, – заявил Горбачев. – А это позволяет уже в ближайшее время перевести в плоскость практических действий проблему подписания нового Союзного договора». Это, заверил генсек, «многое поставит на место, прежде всего в отношениях между республиками и Союзом, в разделении полномочий, создаст базу для функционирования органов власти, снимет проблему «войны законов». Звучало это, признаем, довольно убедительно для делегатов Всеармейской партконференции. Во всяком случае, Михаил Сергеевич не выглядел растерянным и загнанным в угол политиком.

Успокаивающе звучали и его слова о Вооруженных Силах СССР: «Ни у кого не должно быть сомнений в том, что руководство страны будет основательно заниматься строительством Вооруженных Сил. Никакой недооценки армии мы не допустим. Состояние Вооруженных Сил, осуществление военной реформы, оснащение нашей армии и флота современным вооружением рассматриваются как важнейшие государственные вопросы. Забота о повседневных нуждах защитников Родины и их семей, о ветеранах, об устройстве их быта, об улучшении их жилищных условий – это кровное дело Советов народных депутатов всех уровней, общественных организаций, всего народа».

Поднял Горбачев и тему департизации, волнующую армейских коммунистов и прежде всего освобожденных секретарей партийных комитетов. «На конференции затрагивался вопрос о так называемой департизации, – сказал он. – Правильно говорилось о ее деструктивности. Ведь призыв к департизации сродни аналогичным разрушительным установкам на дефедерализацию, десоветизацию, деколлективизацию и так далее. Каждый непредубежденный человек не может не понимать, что все это, в конечном счете, означало бы в условиях наших реальностей разрушение всех звеньев государственности, подрыв и развал единых Вооруженных Сил страны».

Все эти высказывания генсека и президента были созвучны с мыслями посланцев армейских парторганизаций и внушали им уверенность, что тяжелые времена страны уже скоро останутся позади. Отсюда и тональность их вопросов и обращений, на которые отвечал прямо с трибуны конференции Горбачев.

В.П. Домашевский, секретарь парткома флотилии подводных лодок Тихоокеанского флота: «Коммунисты нашего соединения вам верят и поддерживают. Ждем более решительных и конкретных действий во всех областях нашей жизни».

Ю.М. Прокофьев, заместитель начальника военно-политического отдела строительного управления Закавказского военного округа: «Псевдодемократы переходят в наступление, используя по сути фашистские формы и методы борьбы за власть. Вы проявляете поистине ленинское терпение в поиске всенародного согласия, а они за силу».

Е.И. Аникин, секретарь парткома управления Министерства обороны СССР: «Вас многие обвиняют в нерешительности, я доказываю, что у вас железная выдержка».

Горбачев настойчиво позиционировал себя в общении с армейскими коммунистами как убежденный коммунист, стремящийся действовать в рамках конституции. «Я остаюсь коммунистом на основе глубокого своего убеждения, которое после своих шестидесяти лет вряд ли изменю, – утверждал он. – Привержен социалистической идее, верю в ее плодотворность. Варианты реализации этой идеи, как жизнь показывает, – многообразны. И то, что мы с вами делаем, я думаю, это идет в правильном ключе. У меня в этом отношении сомнений нет, ибо реализацию социалистической идеи я связываю с достижением тех целей, которые веками в народе живут. ‹…› Нельзя допустить, чтобы под лозунгом защиты социализма или под каким-либо другим лозунгом вернулись времена тридцать седьмого…Уверен, что мы решим все проблемы, идя по пути демократических преобразований. Я выступаю за плюрализм мнений, за политический плюрализм…»

Итогом конференции стало завершении работы по разделению партийных и государственных функций политорганов и созданию вертикали партийных структур Вооруженных Сил. Секретарем всеармейского парткома стал генерал-майор М.С. Сурков, до этого ответственный секретарь парткомиссии при Главном политуправлении Советской Армии и ВМФ, а председателем контрольной комиссии – генерал-майор П.И. Григорьев, первый заместитель начальника военно-политического управления Войск ПВО. Делегаты приняли обращение к коммунистам Вооруженных Сил. Особым алармизмом оно не отличалось и было выдержано в умеренно-наступательном тоне, призывая «всех трудящихся, воинов армии и флота к сплочению, активным действиям в отстаивании социалистических завоеваний, укреплению Союза СССР». Вновь «правильные», хотя и весьма общие слова…

Так или иначе, но с чувством выполненного долга делегаты разъехались по своим гарнизонам. Тогда, в марте, казалось, что у аппарата ЦК КПСС, союзных властей открылось второе дыхание, они вновь владеют политической инициативой и готовы к активным действиям. К такому выводу подталкивало опубликование 20 марта информационной записки Генеральной прокуратуры СССР, посвященной событиям двухлетней давности в Тбилиси. Ее подписал 2 марта Генеральный прокурор СССР Н.С. Трубин, чьи подчиненные наконец завершили «расследование уголовного дела в отношении должностных лиц и военнослужащих внутренних войск МВД СССР и Советской Армии, принимавших участие в пресечении несанкционированного митинга в г. Тбилиси 9 апреля 1989 года».

Генеральная прокуратура не нашла в их действиях состава преступления, то есть союзный центр взял под защиту действия представителей военного командования. Фактически состоялась долгожданная «реабилитация» армии, вынужденной по команде из Москвы применить силу, чтобы восстановить общественный порядок в столице Грузии.

Уместно будет напомнить, о чем идет речь, опираясь исключительно на реальные факты, подтвержденные работниками Генеральной прокуратуры. С 4 апреля 1989 года перед Домом правительства в Тбилиси стали проводиться несанкционированные митинги с антисоветской, националистической окраской. 6 апреля было оглашено обращение к конгрессу США и странам-участницам НАТО с просьбами оказать помощь Грузии для выхода из состава СССР и признать 25 февраля 1921 года «днем оккупации Грузии большевистскими силами России». Возникновению такой ситуации во многом способствовали сами правоохранительные органы Грузинской ССР, которые проявляли тогда бездействие и не реагировали на нарушения общественного порядка, принимавшие все более массовый характер. А КГБ Грузинской ССР во главе с его председателем Г.Г. Гумбаридзе занимался лишь пассивной фиксацией противоправной деятельности неформальных организаций и их лидеров.