Текст книги "Коронованный на кресте"

Николай Ходаковский
Коронованный на кресте

Когда Максим Грек, живший в Италии много лет и знавший многих выдающихся деятелей эпохи Возрождения, увидел библиотеку Василия III, то он воскликнул:

– Государь! Вся Греция не имеет такого богатства…

ВВЕДЕНИЕ

Он знал Бога, ибо был Бог. Он положил в основание Церкви камень и построил царство Свое. Люди не признали его Царем, и его короновали… Сын Божий, коронованный на кресте, Он явился людям, называя себя Сыном Человеческим.

Или Он сын человеческий, ставший Богом? Говорят по-разному. Кому верить? Что есть истина? Этого не знал и Пилат.

Были у Него дети? Говорят… Кому верить?

Где есть истина, Пилат не мог знать.

Что такое Грааль? Никто не знает, но все ищут, как ищут смысл жизни, счастье, любовь… Может быть, в этом и есть смысл жизни – искать.

Не многим дано найти счастье и любовь. Только избранные находили смысл жизни, и никто никогда не находил Грааля. Потому что никто никогда не знал, что такое Грааль.

Великий Гермес передал тайну Грааля египтянину Адфару. Адфар обучил молодого римлянина Мориенуса, а Мориенус сказал: "Надо сперва разрушить". Это и был «ключ» к поиску. Теперь оставалось сделать один шаг, чтобы познать тайну Грааля. Человечество потратило на этот шаг тысячи мучительных лет…

Вам, дорогой читатель, легче… Вас отделяет от тайны совсем немного – всего четыреста восемьдеят восемь страниц текста и жизнь на осмысление.

В книге предлагается совершенно новый подход к ключевым моментам древней и средневековой истории, но это не научно-историческое исследование и не научно-популярное изложение. Это и не эзотерическое эссе. Это синтез исторической эзотерики и исторической информатики, синтез, породивший новое направление, которое можно назвать историко-эзо-терической информатикой. Данная книга, если хотите, принципиально новый вид литературного жанра – аналитико-синтетической (синкретической) литературы.

В основе работы лежит интереснейшее научное переосмысление исторической хронологии, изложенное в работах академика НА. Морозова, крупнейшего отечественного математика, академика А.Т. Фоменко, математиков Г.В. Носовского, М.М. Постникова и др.

Пользуясь случаем, хотелось бы выразить огромную благодарность академику А.Т. Фоменко и Г.В. Носовскому, предоставившим мне для работы свои материалы, а также за помощь в разборе сложнейших проблем новой хронологии.

Мною также широко использованы идеи и материалы специалистов в области эзотерических знаний, историков астрологии и алхимии.

ЧАСТЬ I
В ПОИСКАХ ГРААЛЯ

КАМЕНЬ ИЛИ ЧАША?

Миф о Святом Граале, справедливо замечает известный знаток мифологии Я. Шамрей, не просто сюжет в ряду других многочисленных сюжетов, он раскрывает глубиннейшие пласты западноевропейской культуры. Он говорит о ее судьбе, сам являясь частью этой судьбы. Это верно, но не совсем точно. Мы попытаемся показать нашему уважаемому читателю, что судьба Грааля, скорее, связана исторически не столько с западноевропейской, сколько с евразийской, то есть нашей, русской, культурой.

Что такое Грааль, точно никто не скажет. Каждый, вероятно, даст свое определение. Для нас Грааль – это нечто обеспечивающее человеку и человечеству тепло, уют, жизнь.

– Но что это за "нечто"? – спросит читатель. В этом мы и попытаемся разобраться, базируясь на предшествующем опыте.

Слово «Грааль» – производное от старофранцузского «фа-даль» (латинского "градались") – переводится как "широкий с углублением сосуд, в котором подается изысканная пища". В разговорной речи XII-XIII веков «градаль» произносилось как "греаль". Позднее "гразаль", «гразо» и «гриаль» использовались в южных районах Франции для обозначения разного рода тары.

Если быть точнее, название Грааль – окситанское. В окситанском языке слово gresal, или greal (от gre – песчаник для керамического производства), действительно означает "каменная ваза". Только в окситанском языке два определения Грааля, на первый взгляд, – совершенно разные (сосуд/камень) звучат одинаково.

Окситанский – единственный язык, позволяющий на уровне слов представить Грааль как сосуд, содержащий Кровь Христа-Вседержателя. Это слово может также означать "царскую кровь".

Грааль, Saint Greal, San Greal – разные названия одного и того же символа. Выражение "Sangraal", или, как у Мэлори, "Sangreal", одинаково часто упоминалось в первых версиях романов, ему посвященных. Но если по-другому расчленить это слово, как оно не было расчленено в последующих версиях, то получим уже не San Graal, a Sang Raal или Sang Real, что на современном языке означает не что иное, как Sang Royal, – святая кровь. Иначе – люди, связанные Кровью Христа. Отсюда возникла и идея о существовании "семьи Грааля", связанной кровными узами с Иисусом Христом.

В некоторых источниках Святой Грааль пишется в женском роде – Святая Грааль. На наш взгляд, это не столь важно, и мы будем использовать оба написания. Хотелось бы еще отметить, что Святая Грааль – это и radual – кратер, и graduate – книга, служебник, требник, и grasal – волшебный котел, но и Sang Royal или Sang Real – царская кровь или истинная кровь.

В литературе выделяются древние корни мифов о Граале как котле возрождения (кельтский Грааль); для христиан Грааль – Чаша Христа, то есть Чаша, в которую были собраны капли крови распятого Спасителя; для Востока – это камень мудрости. В последние годы большое распространение получило понимание Грааля как объединения людей, связанных королевской кровью, то есть потомков Иисуса Христа.

В мифах и преданиях о Граале постоянно упоминаются копье и меч, таинственная Дама, рыцари, трубадуры. Множество загадочных и интригующих деталей окружают рассказы и делают их величественно прекрасными.

В 1182 году французский поэт Кретьен де Труа начал писать "Историю Грааля". Он уже тогда был знаменит и его хорошо знали в Европе как автора поэм о короле Артуре.

Кретьен де Труа состоял на службе у одного из известных крестоносцев, Филиппа из Фландерса, который, как утверждал Кретьен, и предоставил ему для написания поэмы о Граале материалы, взятые из книги, которую он добыл в 1177 году на Святой земле.

Поэма о Граале им не была завершена: смерть прервала работу автора, но неоконченный шедевр дал начало исследованиям феномена Грааля. В поэме "История Грааля" рассказывается о приключениях молодого и наивного юноши по имени Персиваль, который отправился в дремучий лес, чтобы испытать свое мужество, и там увидел двух рыцарей короля Артура, приняв их первоначально за ангелов. С этого момента он желал только одного – следовать за ними и узнать, где они обитают и чем занимаются. На своем пути он испытал много приключений, но самыми необычайными были приключения, связанные с Граалем.

Однажды он прибывает в опустошенную землю, разоренную "содеянным злом". На этой земле ничего не растет; женщины там все вдовы, а дети – сироты, потому что все рыцари, проживавшие там, погибли. Король опустошенной земли также пострадал: он получил незаживающую рану бедра и не может ходить.

Оказавшись в замке короля, носившего прозвище Король-рыбак, Персиваль стал свидетелем таинственной церемонии.

В зал вошел человек, несущий копье, "и крови красная струя с копья струится, с острия"; затем – девушки, несущие горящие светильники, они ставят их на чистую скатерть. Наконец, в сиянии неземного света появился сосуд, называемый Граалем, который несла девушка ослепительной красоты. "Как только она вошла с Граалем в руках, появилось такое яркое свечение, что свечи утратили свой свет точно так же, как звезды меркнут при восходе солнца и луны. Грааль был из чистого золота и был украшен разнообразными драгоценными камнями – самыми разнообразными и дорогими и в море, и на земле".

Когда девушка проходила по залу, на столе появились роскошные яства.

Персиваль сгорает от желания спросить, что означает эта странная церемония, но из вежливости "чистосердечный дурень" не решился спрашивать о значении процессии и не узнал тайну Грааля. Уйдя из замка, он долго странствовал по пустыне. Однажды он встретил старую женщину, которая рассказала ему о Граале и о том, что он мог бы с помощью Грааля спасти раненого короля и всю опустошенную землю.

Персиваль возвращается в замок. Здесь поэма обрывается, и читатель остается в неведении о тайнах могущественного Грааля.

Почти одновременно с Кретьеном де Труа писал о Граале Готье Man и шведский рыцарь Роберт де Боррон. Свое произведение Роберт де Боррон назвал "Иосиф Аримафейский". Он поведал, как когда-то по земле ходил Христос, как Иосиф Аримафейский уступил свою могилу для погребения тела распятого Спасителя и получил для сохранения Чашу Тайной вечери.

Широкую известность в Европе получила и поэма «Парци-фаль» Вольфрама фон Эйшенбаха (Wolfram von Eschenbach). Кстати, Вольфрама фон Эйшенбаха считали тамплиером, хотя доказательств этому нет.

Эйшенбах отмечал, что он позаимствовал сюжет своей огромной поэмы из книги некого Киота, бывшего родом из Прованса, который, в свою очередь, получил эти знания от учителя-мусульманина по имени Флегетанис, знавшего мудрость звезд и написавшего трактат о войне в небесах между ангелами.

Текст «Парцифаля» получил широкую известность и вдохновил великого композитора Вагнера на написание одноименной оперы. Вагнер настолько увлекся идеей поиска Грааля, что сам бывал в местах, описанных в произведениях. Впрочем, оставим композитора Вагнера и вернемся к разговору об авторе "Парцифаля".

Вот что пишет Вольфрам об источниках, откуда он черпал свой рассказ: "Киот, всем известный метр, нашел в Тотеле среди брошенных рукописей запись этих приключений, сделанную запутанным языческим языком. Чтобы прочесть эту рукопись, пришлось ему сначала научиться различать буквы, и он сделал это, не прибегая к черной магии. И принял он крещение, и поступил хорошо, ибо иначе история эта осталась бы неизвестной. Ведь истинно, что даже самый мудрый язычник не смог бы рассказать нам о природе Грааля и его тайных магических свойствах".

Здесь я прерву на время рассказ Эйшенбаха. Хотелось бы уточнить для моего читателя, что Киот Провансалец был учителем Вольфрама фон Эйшенбаха. Вот почему во введении к «Парцифалю» написано: "Я, Вольфрам фон Эйшенбах, буду рассказывать только то, что услышал от наставника-провансальца".

На гербе Вольфрама начертан любопытный символ:

Мы знаем, что – египетский иероглиф, обозначающий «Боги». Это и еврейская буква resch, имеющая то же значение.

Знак называется obirech. Он образован из двух равных и расположенных друг напротив друга букв resch и символизирует два противоположных божественных принципа, обладающих равной силой.

Но любопытно, это ведь символ дуалистической доктрины катаров! Это очень важный момент, дорогой читатель. Постарайтесь обратить на это внимание. Катары, о подвиге которых я напишу ниже, – это удивительные люди. Я просто восхищаюсь ими. В моем рассказе о Граале они займут особое место.

Помещая на гербовый щит этот символ, певец Грааля заявил в форме, понятной только посвященным, о своей принадлежности к катарам.

Впрочем, я отвлекся. Вернемся к источникам написания поэмы "Парцифаль". Другим автором, откуда Эйшенбах черпал свои сведения о Граале, был Флегетанис. Вот что об этом пишет сам Эйшенбах: "Некий язычник по имени Флегетанис был почитаем и уважаем за свои глубокие познания. Он был великий физик из рода Соломона: родители его принадлежали к семейству детей Израилевых, и происходило это в те древние времена, когда люди еще не были защищены святым крещением против адского огня. Он и описал приключения Грааля. Отец Флегетаниса был арабом.

Язычник Флегетанис умел предсказывать закат каждой звезды и время каждого ее возвращения. Он знал, сколько времени понадобится звезде, чтобы совершить свой путь и вернуться на прежнее место. Круговорот звезд предопределяет все, что происходит на земле.

Изучая созвездия, Флегетанис проник в такие глубокие тайны, о которых он даже говорить не мог без содрогания. Существует, рассказывал он, некий предмет, именуемый Граалем. Название его он отчетливо прочел по звездам. Вереница ангелов отнесла Грааль на землю, а затем ангелы улетели далеко, за звезды. С тех пор люди приняли крещение и стали христианами, такими же чистыми, как ангелы, и их обязанностью стало заботиться о Граале. Однако оберегать Грааль всегда призывались самые заслуженные и почитаемые люди.

Так рассказывал Флегетанис. Тогда Киот, мудрый маг, вычитал в римских книгах, где живет народ чистый, готовый к жертвам, дабы быть хранителем Грааля".

Здесь интересно отметить, что имя Флегетанис является искаженными арабскими словами Felek и Tani. Но по-арабски Felek Tani – это имя Гермеса (Меркурия). Вполне возможно, что сведения о Граале идут от Гермеса, а Флегетанис – это его псевдоним.

Обратите внимание, дорогой читатель, Эйшенбах характеризует Грааль достаточно неопределенно. Очевидно только то, что это – камень, обладающий магическими свойствами:

 
Светлейших радостей исток,
Он же и корень, и росток,
Райский дар, преизбыток земного блаженства,
Воплощенье совершенства,
Вожделеннейший камень Грааль…
 

К сожалению, я не знаю, знаком ли мой читатель с великими поэмами, о которых мы сейчас говорим. Если нет, то я настоятельно советую это сделать. Вы получите истинное наслаждение, читая их, и, естественно, вам будет легче следить за рассуждениями «зубров» Грааля. А чтобы понять природу Грааля, мы просто вынуждены знать мнение авторитетов, хотя и они могут ошибаться.

Вот что пишет о «Парцифале» знаток мифологии Я. Шам-рей в своей работе "Христианское и языческое в мифе о Святом Граале".

В первый раз попав в замок Мунсальвеш, где находится Святой Грааль, Парцифаль наблюдает его торжественный вынос в преднесении копья, с которого стекает кровь, и в сопровождении прекрасных дев. Затем Грааль чудесным образом насыщает всех собравшихся:

 
Грааль в своей великой силе
Мог дать, чего б вы ни просили.
 

(Парцифаль, 376)

Таким образом, подчеркивает Я. Шамрей, первоначально Грааль является как языческий символ изобилия, сила которого заключается в исполнении земных желаний (характерны слова: «преизбыток земного блаженства») и который также называется «и ростком, и корнем», что роднит его с образом мирового древа, вечного круга жизни. Во второй раз речь о том, что такое таинственный камень Грааля, заходит в беседе Пар-цифаля с отшельником Треврицетом, который рассказывает ему о некоторых свойствах камня и его историю. Теперь к единственному в предыдущем описании христианскому символу (копье) присоединяется ряд христианских образов, которые, впрочем, тоже, наверное, нельзя назвать всецело христианскими.

 
Например, образ пламени, источаемого Граалем,
В котором, раскинув крыла,
Птица Феникс сгорает дотла.
 

(Парцифаль, 470)

В христианской традиции Феникс считается символом воскресения, но в данном контексте

 
Вот она – взаимосвязь
Меж умираньем и обновленьем!
 

(Парцифаль, 470)

Трудно сказать, замечает Шамрей, какому символу отдается предпочтение: языческому – вечного взаимоперехода противоположностей, замкнутого круга – или христианскому – всеобщего воскресения мертвых. Затем Треврицет говорит о голубе, который ежегодно в ночь на Страстную пятницу приносит на камень «дивную облатку», от которой Грааль получает свою неисчерпаемую силу. В связи с этим, отмечает Я. Шамрей, можно было бы говорить о несамостоятельности существования Грааля, который обретает волшебные свойства через благодать Святого Духа и причастие Святых Христовых Тайн, а также является как бы проводником этой благодати. Но уже в том, что причастие дается камню и с целью напитания неисчерпаемой силой, проявляется скорее магический принцип. У Эйшенбаха камень Грааля оказывается почти самодовлеющим: к нему как центру и сущности мира сходятся все пути, и он же является пределом всякого духовного восхождения. В романе постоянно говорится, что именно он – «всех благ источник».

 
Существует братство Грааля:
Уготовано место заранее,
Вернейшее место в Господнем раю
Тому, кто жизнь отдаст свою,
Но верность Граалю сберечь старается.
 

(Парцифаль, 471)

Таким образом, делает вывод Я. Шамрей, мотив существования Грааля через благодать Божию остается на периферии, тогда как всем повествованием утверждается, что Грааль не этап на пути к Богу, не посредствующее звено, а самодостаточная цель. Он является средоточием, истоком и воплощением совершенства, он – центр, и он зримо присутствует на этой земле.

Это очень важный момент в рассуждениях о Граале. На мой взгляд, дорогой читатель, не следует противопоставлять, как это делают некоторые исследователи, искание Грааля и искание Бога: "Богу Божье, а кесарю кесарево". Нельзя подменять веру в Грааль, чем бы он ни являлся, верой в Бога, какой бы религии вы ни придерживались. Не будем кощунствовать. Впрочем, это просто мое замечание для читателя.

Прав Я. Шамрей, что история Грааля дается Эйшенбахом весьма скупо в отличие от романа Мэлори. Треврицет лишь рассказывает Парцифалю о том, что Когда небеса сотрясало войною

 
Меж Господом Богом и сатаною,
Сей камень ангелы сберегли
Для лучших, избранных чад земли.
 

(Парцифаль, 471)

Возможно, подмечает Шамрей, этот камень можно трактовать как единственную сбереженную реликвию Рая, сохранившуюся в первозданном виде, в то время как все с грехопадением подверглось онтологическому изменению. Тогда почитание Грааля оказывается родственным языческому поклонению предметам праэпохи, сакрального времени. Можно сравнить его с греческим омфалом – упавшим с неба камнем, принадлежащим к числу древнейших культовых объектов. Самый знаменитый ом-фал находился в дельфийском святилище Аполлона и считался надгробием Пифона (по другой традиции – Диониса) и центром мира, о чем говорит и само греческое название камня – «пуп».

Камень – один из наиболее древних культурных символов. Как правило, он соотносится с первозданным, еще не оформившимся миром. Подземные пещеры и скалы – места обитания загадочных существ. Камню приписываются магические свойства, он наделяется скрытой жизнью и волей, которая может быть враждебной. Камень чужд человеку, отсюда – ощущение его враждебности и желание подчинить его себе, заклясть. У Эйшенбаха камень Грааля, сохраняя сущность первоосновы мира, является как бы уже заклятым в том смысле, что он уже не страшен человеку. При этом он сохраняет и свои магические свойства. Грааль обладает магнетизмом: когда на нем появляется чудесная надпись – список избранных рыцарей, то это не столько выражение Божьей воли через камень (как, например, таинственное появление надписи на стене дворца Валтасара), сколько воля самого камня, выходящая из его недр, которая призывает рыцарей на служение себе, буквально притягивает их, иногда помимо их собственной воли (Парцифаль однажды сетует на то, что он тоскует по жене, но вынужден влачить "несчастнейший жребий", то есть странствовать, "взыскуя Грааля"). Таким образом, говорит Шамрей, основные атрибуты и свойства камня как архаического мифологического образа сохраняются в Граале Эйшенбаха: это и волшебная сила исполнения желаний, и способность даровать молодость и жизненные силы:

 
Тот, кто на камень взглянет,
Пусть знает: хоть побьют, хоть ранят,
Семь дней уж точно он не умрет!
 

(Парцифаль, 470)

Сюда можно отнести и его значение как центра мира и как являющего собой первооснову этого мира, и силу притяжения и подчинения своей воле, которая теперь, впрочем, не вызывает боязни и воспринимается как благосклонность к человеку, «промысел» о нем. А главное – то, что осуществляется поклонение камню, а не создавшему его Творцу. В связи с этим, подмечает Я. Шамрей, можно вспомнить заклятие камня в готике, о котором писал Шпенглер. В готике камень становится действительно преображенным, так как в нем воплощается душа человека, и преобразившийся камень уже теряет свои отличительные свойства, можно даже сказать, что он сходит на нет, растворившись в открывшемся бесконечном пространстве и отдавшись всеобщему устремлению творения ввысь, к прославлению Творца.

В готике камень перестает быть средоточием "злой воли", вообще лишается какой бы то ни было воли.

Конечно, нельзя приравнивать строительный камень к драгоценному, но все же преобразование камня в готическом храме показательно с точки зрения возможности претворения косной материи в нечто воздушное и бестелесное. У Эйшенбаха же камень Грааля не только вполне сохраняет свою природу, но как бы концентрирует в себе эту "каменность". Его можно сравнить с камнем в перстне, где оправа только подчеркивает его прелесть, приковывает взгляд. Ничего, кроме любования камнем, в этом случае не подразумевается, он ценен сам по себе. Так и Грааль Эйшенбаха, по мнению Шамрея. Притягивая к себе рыцарей благодаря исходящей из него магической силе, дальше повести их не может и оставляет им лишь восхищенно созерцать себя. Его смысл заключен в нем самом, он соответствует своей природе, не превосходя ее. Его можно поставить в одном ряду с драгоценными камнями, кладами гномов, философским камнем средневековых алхимиков и другими дохристианскими мифами. Из этого очевидно, что «христианизация» образа Грааля была достаточно поверхностной и заключалась в наложении христианских формул на язычество.

Шамрей отмечает изменение представлений о камне в христианстве, где он становится символом прочности и нерушимости веры. "На сем камне Я создам церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. 16:18). Камнем здесь становится знаменитое исповедание Петра: "Ты – Христос, Сын Бога Живого" (Мф. 16:16). В иконографии камень, скалы говорят об аскезе, отречении от себя во имя Бога и духовном восхождении. Прямая противоположность этому – камень Грааля, у Эйшенбаха.

В нем уже все дано, он – сама полнота бытия, он самоценен. Это – камень из первозданного Рая, и он как бы заключает в себе в сжатом виде этот Рай, являясь "воплощением совершенства", "преизбытком земного блаженства", обеспечивая "место в Господнем Раю" верным ему рыцарям. И в этом опять проявляется скрытый нехристианский характер Грааля, потому что обетованный Рай не будет возвратом прежнего, а явится завершением пути человеческого совершенствования. Вспоминается и чудо Моисея, посохом высекшего из скалы источник, ставший прообразом Христа – источника воды живой. Здесь наблюдается примерно то же, о чем говорилось выше по поводу роли камня в готике, только выражено более зримо и концентрированно: "Чудо есть чудо, и чудо есть Бог". Божественное прикосновение может не только проклясть бесплодную смоковницу: "Я жажду и алчу, а ты – пустоцвет, И встреча с тобой безотрадней гранита" (Пастернак, "Чудо"), но и преобразить этот гранит, сделать его животворящим, источающим жизнь.

А у Эй-шенбаха с Граалем происходит лишь подобие этого преображения, как бы пародия на него: он сам становится хлебом для своих рыцарей. Но поскольку это происходит без вмешательства Бога (уже говорилось о том, что облатка у Эйшенбаха имеет мало общего с христианским причащением), то и камень не перерождается, остается лишь камнем и не может стать символом "хлеба, сошедшего с небес".

На этом прервем, может быть, несколько утомительные для читателя философские и теологические рассуждения о Граале-камне. Для нас важно, что Я. Шамрей акцентирует внимание на понимании Грааля как камня и рассматривает различные мифологические аспекты магических свойств камня. Сам интерес мифологии к камню чрезвычайно интересен и важен для нашего исследования природы Грааля.

Вскоре после выхода в свет поэмы Вольфрама появляются новые произведения о Граале: "Разъяснение", "Дидот Перси-валь", "Перлесвос", "Цикл Вульгата" и др. Авторы их остались нам неизвестны.

В XIII веке был составлен цистерцианскими монахами сборник "Поиски Грааля".

По истории Грааля много писали до 1225 года, но потом поток литературы внезапно прекращается.

В середине XV века появляется эпопея "Смерть Артура", написанная сэром Томасом Мэлори. Она послужила в дальнейшем отправной точкой для ряда опубликованных историй и даже фильмов. Мэлори представил идеализированное, облагороженное и христианизированное описание "единственного истинного поиска". Он описывал святую реликвию как "золотой сосуд", который подавала "прекрасная чистая дева" и который содержал немного чистой крови Иисуса Христа.

В отличие от Эйшенбаха, пишет Я. Шамрей, Мэлори дает вполне определенную характеристику Грааля: это – святой потир, евхаристическая чаша Христа, в которую потом Иосифом Аримафейским была собрана Его кровь. Само название "Святой Грааль", возможно, произошло от Sang Real ("истинная кровь") или от греческого слова, означающего "большой сосуд для смешения вина с водой".

Тайны раскрываются у Мэлори как тайны Евхаристии, его описание проникнуто христианской мистикой.

Когда сэр Галахад с сэром Персифалем и сэром Босом, наконец, достигают Корбеника и остаются на священную трапезу, "представилось им, будто явился пред ними старец в сопровождении ангелов небесных, и был он словно бы в епископском облачении и в руке держал крест". Согласно надписи на челе, это был Иосиф Аримафейский. Затем описываются ангелы: "Два ангела держали восковые свечи, а третий – платок, четвертый же – копье, с которого чудесным образом бежала кровь, и капли падали в шкатулку, что держал он в другой руке. Вот поставили они свечи на престол, третий ангел опустил платок свой на священную чашу, а четвертый установил копье стоймя на крышке чаши". Так начинается месса, совершаемая епископом Иосифом, в которой присутствующие рыцари видели такие откровения, какие давались в истории только избранным святым. "И тогда епископ приступил к освящению даров, и поднял он облатку, наподобие хлебца. В тот же миг явилась фигура наподобие отрока с лицом красным и светлым, как огонь. И она вошла в тот хлебец, так что все видели, что хлебец тот из плоти человеческой. А затем старец поместил его обратно в священную чашу. И он проделал все остальное, что надлежит священнику во время мессы". Стоит сравнить это явление Грааля с его явлением в романе Эйшенбаха, где ему сопутствуют прекрасные девы, пишет Шамрей, и нет и намека на Евхаристию. Но и после такого "всецело христианского" описания Грааля у Мэлори мотив пиршества не снимается. Старец обращается к рыцарям:

"А теперь, слуги Иисуса, вы вкусите пищу за этим столом и утолите голод сладчайшими блюдами, каких никогда еще не отведывал рыцарь". Чудо напитания множества людей известно из Евангелия, но там оно состояло в неожиданно большом количестве обыкновенной пищи – хлеба и рыбы, а не в появлении изысканных яств. Кроме того, евангельское чудо совершилось не ради чуда самого по себе, не для изумления народа, а как бы по необходимости, как дарование хлеба насущного (как и ветхозаветная манна). То же можно сказать и о чуде в Кане Галилейской, где превращение воды в прекрасное вино было совершено из любви Христа к людям, из снисхождения к их слабостям. А у Эйшенбаха и Мэлори пища, даруемая Граалем, – роскошный пир, причем пир как утверждение или подтверждение силы и могущества Грааля, и устраивается он никак не для утоления голода рыцарей.

Действия Грааля вызывают различные реакции: удивление, восхищение его возможностями, но не умиление перед кротким снисхождением Божества к людской немощи. Пир никуда не ведет; в отличие от священной трапезы, совершенной Иисусом и Его учениками на Тайной Вечери, пир замкнут, весь его смысл заключен в нем самом. Это относится в большей степени к роману Эйшенбаха, но и у Мэлори сохраняется самодовлеющий характер Грааля. Грааль, будучи у Мэлори посредником между рыцарями и Христом, становится почти адекватным Его заменителем, как бы втягивает в себя Христа, так как до определенной поры предметом поклонения является именно он.

Пир внутренне не затрагивает его участников; являясь не более чем декларацией магического могущества Грааля, благодать которого остается бессмысленной по отношению к духовной жизни рыцарей, он ничего не изменяет и ничего не привносит. Подобный пир – безусловно языческий мотив, который более ярко выражен в романе Эйшенбаха, у которого явление Грааля, собственно, для этого и происходит:

 
Он тот, пред кем склонялся мир,
Справлялся гостеприимства пир,
И не случайно в этот зал
Он в гости рыцарей созвал!
 

(Парцифаль, 376)

Но эта мотивация появления Грааля, подчеркивает Шам-рей, сохраняется в достаточно явной форме и у Мэлори. Когда Грааль является первый раз невидимым образом рыцарям Круглого Стола, «наполнилась зала сладостными ароматами, и перед каждым рыцарем оказались яства и напитки, какие были ему более всего по вкусу». Единственное, что добавляется у Мэлори, по сравнению с Эйшенбахом, – это то, что чудо происходит в день Пятидесятницы, и говорится, что перед появлением Грааля рыцарей «осветила благодать Духа Святого», а после таинственного появления яств они благодарят Иисуса Христа (у Эйшенбаха же все восхищение относится к самому Граалю). Но и в этом благодарении опять звучит мотив чудесного ради чудесного: «…нам надлежит горячо возблагодарить Господа нашего Иисуса Христа за чудеса, которые Он сподобил нас увидеть…». Характерно и напоминание Кэя сенешалю Артуру, сделанное еще перед обедом:

"…если мы теперь усядемся прямо за ваш пиршественный стол, мы тем нарушим древний обычай вашего двора, ибо прежде никогда не садились вы в этот день за обед, не увидев какого-нибудь чуда". Таким образом, чудо превращается в любопытную диковинку, своего рода развлечение короля и его рыцарей, придворный обычай, исполнения которого ждут как должного. И все же помимо чудесного и роскошного пира в романе Мэлори встречаются и эпизоды "истинно божественной" заботы Грааля о своих рыцарях (в смысле подачи необходимого): питание Ланселота благодатью Святого Духа на корабле в течение месяца, который он проводил в молитве, и питание заточенных в темнице Галахада, Пер-сиваля и Борса.

Я. Шамрей справедливо отмечает, что с мотивом Грааля связаны сопутствующие ему священные предметы – копье и меч. Остановимся на этом подробнее.

Мотив меча гораздо более подробно дан в романе Мэлори. Сила и действенность меча зависит от веры рыцаря и его нравственных достоинств, причем эта зависимость иногда доходит до внешней парадоксальности. Так, надпись на мече гласит: "Кто всех больше будет мной дорожить, всех меньше найдет во мне проку… И случится это лишь однажды". Речь здесь идет, считает Шамрей, как и во многих других местах романа, о том, что упование на Творца должно быть больше упования на оружие, и тем самым меч становится истинным мечом, только став мечом духовным – словом Божиим. Таким образом, можно установить связь этого предмета с пониманием знаменитых слов Христа о том, что Он принес на землю не мир, но меч. "Меч в этом месте – слово Божие или учение Христа. Принес Господь на землю этот меч, то есть слово Своей проповеди, чтобы мы ежедневно боролись с дьяволом и пороками нашей природы". Поскольку в средневековье человек не ощущал разрыва между мирами видимыми и невидимыми, то и борьба с дьяволом и грехами могла получить вполне буквальную интерпретацию.