Текст книги "Мазепа"

Глава двенадцатая

Видимое дружелюбие гетмана к царю и его вельможам. – Понос на гетмана, поданный казаком Мироном. – Доверие к гетману. – Движение шведов в Литву. – Взятие Гродно, шведами. – Карл в Сморгонах и Радосовицах. – Булавин и запорожцы. – Бунт Булавинский. – Участие казаков в его укрощении. – Письмо к Мазепе пана Тарла. – Мотря Кочубеевна. – Донос Кочубея и Искры, на гетмана. – Розыск по этому доносу. – Боязнь Мазепы во время производства розыска. – Колебание Орлика. – Старшины пристают к замыслу Мазепы. – Выдача Кочубея и Искры Мазепе и казнь их.

Роковой в истории Малороссии 1708 год начался при обоюдных выражениях добрых отношений между гетманом и русским правительством. Царь прислал гетману врача, заботясь о здоровье Мазепы, беспрестанно жаловавшегося на «подагричные и хирагричные» недуги; гетман в своих письмах разливался благодарностью за внимание к нему[137]137
  «…О здравии моем благосердствуя, благосердствуешь, неизреченную паче же реку равнобожескую монаршескую свою являя мне милость, когда для уврачевания моей немощи изволил в. ц. пресв. вел-ство милостивно указать лекаря мне прислать. И что воздам в. ц. в-ству за всех яже воздал ми еси? А понеже по достоинству возблагодарить не возмогу, убо до кончины жития и истощения сил моих за толь премилосердое монаршее призрение верными своими непременными услугами подданически награждать долженствуя, в чем да поможет мне Господь Бог проницающий сердца». (Архив иностранных дел 1708 г., январь. Подлинники.) (Полную расшифровку источников, на которые ссылается Н. И. Костомаров. см. в разделе «Источники», помещенном в конце книги. – Б. Л.)


[Закрыть].

Мазепа отправил Головкину «зверины» (дичины) своей охоты для царского стола, назначая часть из посланного для самого канцлера, и изъявлял ему желание кушать на здоровье[138]138
  См.: Архив иностранных дел 1708 г. Подлинное письмо гетмана от 9 января.


[Закрыть]. С своей стороны и верховной власти представился случай показать образчик прежнего неизменного доверия и расположения к гетману. Явился снова доносчик, обличавший Мазепу в намерении изменить царю: это был новокрещенец рейтар Мирон, освободившийся из турецкой неволи. Он, прибывши в Киев, сообщил, что в Яссах виделся он с проживающим там Василием Дрозденком, сыном брацлавского полковника Дрозда, который, некогда будучи соперником Дорошенка, был последним взят в плен и расстрелян. Этот Василий Дрозденко говорил Мирону: «Прошлого года находился я в Польше при короле Станиславе, именно тогда, когда прислан был туда бусурманский посланец. В это время явился к королю Станиславу какой-то чернец с письмом от гетмана Мазепы. Письмо это было читано при бусурманском посланце; говорили, что оно заключало такое обещание, что козацкие войска, вместе с польскими и крымскими, будут воевать против царских войск». Доносчика отправили из Киева в Посольский приказ. Там говорил Мирон, что Дрозденко велел ему довести это до сведения царя ради единой православной веры и памятуя, что отец его был под державою московского государя брацлавским полковником. В Москве не поверили доносу, и государь послал гетману утешительную грамоту[139]139
  «…Верность твоя свидетельствуется тем, что ты, нимало ничего у себя не задерживая, нам о всем доносил. И так мы, вел. государь, рассуждаем, что тот Василий Дрозд, наслышавшись о чернеце и составных его письмах, будучи при дворе королевском в то время, когда к тебе гетману была злохитрая подсылка по некоему злоумышленному ненавистных людей подушению, чтоб в Малой России замешание учинить, ведая и видя то, и завиствуя тому, что мы, вел. государь. изволяем иметь тебя гетманом с генеральною старшиною и с полковниками и со всем народом малороссийским без всякого подозрения, и ты нашего цар. в-ства подданный служишь нам верно и в Украине все с пожитком войску и народу малороссийскому исправляется». (Архив иностранных дел 1708 г., январь. Подлинники.)


[Закрыть]. Так к этому доносу отнеслось правительство, наученное по опыту недоказанностью прежних многочисленных доносов на Мазепу; между тем для нас теперь видно, что сообщение Дрозда заключало в себе истину, относясь именно к посылке от Мазепы к Станиславу болгарского или сербского экс-архиерея.

Доверяя во всем гетману, царь поручил ему разослать по полкам своего регимента приказ ловить и пытать тех, которые бы явились с «прелестными» письмами от шведского короля и Станислава, так как открывалось, что шведский король приказал в Гданске печатать русскими литерами воззвания и распространять в Украине через русских перебежчиков[140]140
  См.: Архив иностранных дел 1708 г., февраль. Подлинники.


[Закрыть].

После того как посланники турецкий и гетманский предлагали шведской стороне надежду на содействие. Карл с большею отвагой замыслил перенести войну к рубежу Московского государства. Царь Петр находился в Гродне, в средине Великого княжества Литовского. Шведский король сам лично с небольшим отрядом ударил на двухтысячный отряд русских драгун, поставленный у моста на реке Немане, и прогнал его. Русские ушли в противоположные городские ворота из города. Шведы вошли в Гродно. Царь в следующую ночь попытался было их выгнать, но это ему не удалось. Шведское войско овладело целым городом, а царь ограничился только тем, что приказал опустошить огнем и мечом весь окрестный край, чтобы не допустить вошедших в Гродно шведов получать из окрестностей средства к своему существованию в чужой стране.

Король шведский с войском двинулся далее. 11 февраля заложил он свою главную квартиру в Сморгонах, а 18 марта – в Радосовицах. Царь с войском стал в Вильне; его генералы с военными силами расположились в Полоцке, в Минске, в Могилеве[141]141
  См.: Nordberg. Histoire de Charles XII. Vol. II. La Have, 1728. P. 206—209.


[Закрыть].

Гетману указано было собрать полки и выступить за Киев, в Правобережную Украину, с целью содействовать по мере надобности полякам партии Сенявского, враждебной шведам, впустить в Белую Церковь польский гарнизон[142]142
  «…Кгарнизон свой когда поляки до Белой Церкви пришлют и до мене з тым отзовутся, невозбранно впущу оных туды до фортецы Белоцерковской, а прочую Украину по указу вашего царского величества держать буду и не отдам ее в посессию полякам до воли вашего цар. величества». (Государственный архив. Письмо Мазепы января 30-го 1708 года.)


[Закрыть] и держать при Сенявском малороссийского резидента. Февраля 6 Мазепа с половиною своего войска был уже в Хвастове. Сенявский писал ему, что идти самому далее незачем, а требовал присылки шести тысяч Козаков в Польшу, о чем Мазепа доносил, представляя неудобство такой посылки.[143]143
  «…По указу в. ц. в-ства рушивши я в поход военный з Батурина и переправивши Днепр, поспешил до Хвастова немедленным маршем, где и войска регименту моего, которые могли в нынешнее великое распутие последовательно мне належащего места достигнуть, около Хвастова разставленные пребывают, а половина войска по повелению в. ц. в-ства для лготы своей в домах зосталася, где зде в Хвастове получил я от г-на Синявского гетмана великого коронного трикратное писание, в котором желает, дабы я далечейшим походом и сам не турбовался и войск не трудил, того ради что неприятельская потенция з Польши вышла и марш свой до Литвы определила, токмо в Великой Польше около Познаня малая некая партия оставлена, на которую просит у мене суккурсу шесть тысяч выборного войска туда ж до Великой Польши, а мне советует около Белой Церкви стоять, смотря неусыпно на поведения бусурманские, ибо получил он, гетман (яко до мене пишет), будто подлинную от зичливых корреспондентов ведомость, что посел турецкий, посыланный до короля шведского и до Станислава, обещал им именем Порты в помощь по первой весне 4000 турок и 6000 орды и будто и письмом тую свою ассекурацию утвердил. Я убо без именного в. ц. в-ства указу не знаю яко тым суккурсам желание его г-на гетмана великого исполнить. Понеже от Днепра аж до Случи на сей пустыни не токмо сена, но и соломы невозможно достать, а от Случи до Львова мало не тое же чинится для консистенции войск обозовых коронных. И если в такую далекую сторону 600 выборного войска пошлю, то подлинно в нынешнее распутие и крайнюю безкормицу от коней отпадут и пеши поприходят». (Государственный архив. Письмо Мазепы 6 февраля.)


[Закрыть]

Очевидно, Мазепа, замысливши изменить царю Петру и при возможности объявиться на стороне противной, чувствовал себя крайне в фальшивом положении, когда его принуждали посылать подчиненное ему войско против тех, которым он тайно обещал свое содействие, и оттого-то он изо всех сил старался под разными благовидными предлогами удерживаться от посылки Козаков на помощь полякам, враждебным королю Станиславу. Царский указ предписывал отправить стародубских полчан к Быхову на соединение с бывшими там польскими военными силами; Мазепа пытался уверить правительство, что это будет небезопасно, потому что на искренность поляков нельзя положиться.[144]144
  «…Понеже там около Быхова многие корогвы войска литовского приближаются и волочатся, которые, яко непостоянные, Бог ведает что думают и каким намерением там собираются, и если б оные, изъявляя сокровенную свою внутреннюю вражду, похотели нечаянное на полки моего регимента учинить нападение, а наши бы их не одолели, то надежнее будет уступить и припертися для оборонительного отпору к своим городам, где я скорее бы войсками регименту моего подал помощь». (Государственный архив. Письмо марта 9-го 1708 года.)


[Закрыть] Он извещал, что по поводу сношений шведов с турками надобно остерегаться от внезапного вторжения бусурманских союзников шведского короля, и потому нельзя лишать Украину постоянного войска. Сенявский напрасно требовал и присылки Козаков, и возвращения Украины, ссылаясь на объявленную волю царя. Мазепа все отговаривался неполучением окончательного царского указа, и Сенявский писал к царю, представлял доводы, что одна Белая Церковь без территории недостаточна, и, жалуясь на малороссийского гетмана, просил приказать ему исполнить царскую волю об отдаче Украины.[145]145
  «…Господин гетман Мазепа указы в. в-ства паче разсказами нежели самым делом исполняет, отсрочивая сикурс, который ныне зело был бы потребен к разорванию сил неприятельских, в чем не жалуясь на персону его м-сти, дерзаю просить в. в-ство о действительном к нему указе и об отдании Украины». (Архив иностранных дел 1708 г., март. Подлинники.)


[Закрыть] Мазепа, напротив, писал, что опасно посылать козацкое войско под команду ляхам, потому что они коварны.[146]146
  «…Ляхи, по-видимому, еще теперь и являются быти верными, обаче внутрь сокрывают что невозможно того проникнута». (Там же.).


[Закрыть] Спустя немного времени Сенявский потребовал уже не шесть, а десять тысяч Козаков ему «в сикурс» и сверх того желал, чтоб и сам гетман Мазепа с остальными козацкими силами шел к нему в Дубно, потому что против Сенявского шли военные силы Станислава. Царь приказал Мазепе исполнить требование Сенявского, потому что должен был содействовать польскому войску, которому давал субсидию.[147]147
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8.


[Закрыть] Мазепа должен был снарядить на помощь к Сенявскому отряд Козаков под начальством киевского полковника Мокиевского[148]148
  Архив иностранных дел 1708 г., апрель. Подлинники.


[Закрыть], но вместе с тем Мазепа не переставал увертываться и выдумывать всякие способы, чтоб, исполняя царскую волю, не действовать наперекор своим тайным замыслам.

Мазепа писал Головкину, что получил «пересторогу» от некоторых поляков, преданных царю, что неприятели намерены вторгнуться в Украину, а Сенявский колеблется и подумывает пристать к шведской стороне. «Быть может, – писал Мазепа, – Сенявский нарочно замыслил отвлечь от меня 10000 Козаков, чтобы разделить мои силы и открыть неприятелю нашему путь в Украину». Мазепа повторял опасения и со стороны сераскира, и со стороны Запорожья; там, под покровительством запорожцев, которых в своем донесении он честил «псами», стекается разный сброд из Гетманщины, Слободской Украины, Польши и Волощины, люди, готовые на всякое воровство и своеволие[149]149
  Там же.


[Закрыть]. Все это, по-видимо здравым соображениям гетмана, не допускало удалять его с войском из Украины. Сенявский ни за что не хотел брать Белой Церкви и вводить туда польского гарнизона, домогаясь непременно отдачи ее территории. Но Мазепа всеми силами старался убедить царя, что если отдать Белую Церковь с уездом и дозволить там стоянку польских военных сил, то между поляками, с одной стороны, и с другой – белоцерковскими козаками, а за ними и всеми обывателями Правобережной Украины начнется междоусобная драка. Это казалось чрезвычайно основательным, судя по недавним еще событиям, и притом все это сходилось с тогдашними намерениями, возникшими у Петра. У царя велись тогда тайные переговоры с королем Августом; царь пытался побудить Августа появиться в Польше и своим прибытием поддержать противников Станислава; поэтому Петр воспользовался предостережениями Мазепы, отложил до возвращения Августа отдачу Польше Правобережной Украины, задержал движение Мазепы с малороссийскими военными силами на Волынь к Сенявскому и, наконец, выдачу обещанной денежной субсидии на польское войско.[150]150
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение царю Головкина 9 мая.


[Закрыть] Подозрение на Сенявского, которое набрасывал царю Мазепа, подтверждалось известиями и из другого пути. Царский резидент, состоявший тогда при Сенявском, доносил царю, что этот пан в минуты откровенности высказывался так: «Если придут такие обстоятельства, что мне невозможно будет держаться царской стороны, то я отступлю к противной стороне, только шельмой никогда не буду, а заранее объявляю об этом прямо».[151]151
  Архив иностранных дел 1708 г. Польские дела.


[Закрыть] По известию шведского историка[152]152
  Nordberg. Op. cit. II. Р. 210.


[Закрыть], Сенявский в это время сильно колебался и уже склонился было на сторону Станислава под влиянием убеждений французского посланника маркиза де Бонака, но потом опять отвернулся в противную сторону. Причиною такого колебания было то, что союз с Петром щекотал честолюбивые надежды Сенявского – сделаться самому королем[153]153
  Ibid. P. 226.


[Закрыть], а его жена, через посредство других лиц, искала милости у Станислава «про запас», чтоб иметь возможность пристать к нему тогда только, когда уже станет ясно, что царские дела пойдут худо[154]154
  Архив иностранных дел 1709 г. Польские дела.


[Закрыть]. Польские паны в то время так легко переходили с одной стороны на другую, что никаких соображений нельзя было составлять заранее ни о ком: малейшее что-нибудь, манившее выгодою или устрашавшее опасностью, располагало польского пана пристать к той стороне, которой он только что перед тем был противником, и изменить той, которой недавно клялся в верности. Так в эту пору братья Любомирские – обозный и подкоморий, – открыто ставшие за Станислава, теперь обращались к царским министрам, изъявляли «униженность» и охоту служить общим интересам, прося возвратить свою маетность Лабунь, захваченную Меншиковым.[155]155
  Архив иностранных дел 1708 г., март. Подлинники.


[Закрыть] С Сенявским могло быть что-нибудь подобное в обратном смысле.

Мазепа бросал подозрение на Сенявского, выставляя свою верность царю; но и Сенявский не оставался в долгу и бросал перед царем подозрения на Мазепу. В апреле, жалуясь, что, вопреки царскому обещанию, Мазепа не отдает Украины и сам не идет с войском к Дубно, он сказал русским резидентам Украинцеву и Дашкову: «Ох, смотрите, как бы гетман ваш не имел со шведским королем и с Лещинским тайного согласия!» Разомстольник Кантакузин сообщил Мазепе, что посланец турецкий, ездивший в Польшу к Станиславу и к шведскому королю, слышал, как Станислав хвалился, что у него есть друзья в Москве, гетман с Украиною с ним заодно и станет помогать ему против Москвы, когда Порта пошлет в помощь Станиславу орду. Сам Мазепа сообщил о таких слухах насчет себя Головкину и приписывал такую клевету против него сераскиру, который хочет затянуть Порту в войну против русского царя. В мае ездил к Сенявскому от Мазепы войсковой канцелярист Максимович, и с ним Сенявский прислал Мазепе какое-то письмо, «писанное неведомо от кого и до кого»: в этом письме желали склонить Сенявского к переходу на сторону-Станислава и указывали, как на пример, что гетман войска запорожского уже к нему склонился.[156]156
  Архив иностранных дел 1708 г., 23 мая. Подлинники.


[Закрыть] И об этом Мазепа тотчас сам известил Головкина, признавал такое письмо произведением «адгерентов» шведских, которые друг с другом ссорятся и его. невиновного, в свои дрязги мешают. Мазепа горько жаловался, что клеветники не дают ему покойно окончить в старости дней своих, и уверял, что гетманское звание доставляет ему только муку.[157]157
  «…Благодарю Бога моего, что грех ради моих наказует мя отовсюду скорбя ми, напастями и клеветами. бедами и неудобоносимыми печалями, которые в крайней моей немочи и ослабелой старости превосходят мои силы и не дают мне спокойно сего уже короткого жития докончить, но прежде времени в гроб женут! Богдай бы того никогда уряду гетманского не знал, на котором от начала его не живу, а мучусь, стражду и непрестанные напасти и внутрь от своих знаемых и лжебратий и извне от чужестранных терплю. Прошу вашей вельм-сти, сотвори милость с ближним своим горее нежели в разбойники впавшим и милосердствуя о мне, подаждь в тяжких печалех желаемую отраду, да не скончаюся безвременно». (Архив иностранных дел 1708 г., май. Подлинники.)


[Закрыть] Головкин, успокаивая «доброго» старика, писал к нему: «Много таких рассеянных безделиц бывает не на одного вас, но и на иных многих верных слуг царского величества; нечего тому верить, ибо неприятели всегда для своей пользы ложь на верных сплетают, дабы тем своих единомысленников увеселить».

Сенявский, долго домогавшийся всей Правобережной Украины, в мае отнесся к русскому правительству с готовностью взять одну Белую Церковь с ее уездом. Головкин по этому поводу писал к гетману Мазепе, что это дело оставляется на его собственное усмотрение: если гетман надеется, что отдача Белой Церкви не произведет волнения во всем малороссийском народе, то может исполнить требование Сенявского, а в противном случае может подождать.[158]158
  Государственный архив. Кабинетские дела Отделение II. Кн. № 8. Письмо Головкина.


[Закрыть]

Таким образом, Мазепа успел-таки поставить дело с поляками так, как ему было нужно до поры до времени. Он держал царя в подозрении относительно поляков, не шел сам в Польшу на помощь противникам Станислава, не посылал уже туда более Козаков, не отдавал и Белой Церкви Сенявскому, а стоял обозом у Белой Церкви, куда перенесся из Хвастова еще 27 марта по причине скудости в конских кормах. Стоя под Белою Церковью, как будто дожидаясь дальнейшего царского указа, Мазепа отправлял по царской воле козацкие отряды на другую сторону.

На Запорожье появился предводитель донцов и украинных удальцов Московского государства Кондратий Булавин. Сначала он заложил свой стан в урочище Кленкове, на реке Калмиусе; к нему набралось там до 9000 всякого рода «гультаев»; донцов было с ним до тысячи человек.[159]159
  Архив юстиции. Кн. 104. Л. 128, 173.


[Закрыть] Оттуда Булавин прибыл в Сечу, принес письмо от донского козацкого войска к низовому запорожскому и стал возбуждать запорожцев идти вместе с донцами на Русь – бить бояр, прибыльщиков, дворян и подьячих. Три раза собиралась в Запорожье рада. «Молодята» (т. е. недолго еще жившие в Сече) вошли в задор и подняли обычный крик: идти бить арендарей и панов за то, что Украиною завладели. Старики удерживали их и представляли, что в то время никак нельзя было начинать такого похода: первое, оттого, что зима была теплая и реки не совсем замерзли; второе, в Москву посланы были их товарищи и могли там пропасть, если Запорожье пристанет к мятежу. Дозволили Булавину жить в Кодаке, но не дозволяли приглашать татарскую орду.[160]160
  Там же. Л. 174 и далее.


[Закрыть] Это происходило в средине зимы. Мазепа отправил в Сечь батуринского сотника с приказанием выдать Булавина. Сначала рада решила исполнить требование гетмана, но на другой день пьяницы и «гультаи» взяли верх над стариками и закричали, что Булавина выдать невозможно, потому что издавна в Сечу волен всякому приход и Сечь никогда никого не выдавала. Булавину, однако, послали в Кодак приказание жить смирно, распустить всякое «гультайство» и не затевать ничего противного государю.[161]161
  Архив иностранных дел 1708 г., январь. Подлинники.


[Закрыть] Но вслед за тем в Сече произошел переворот: сменили кошевого, избрали Костю Гордеенка, «древнего вора и бунтовщика», как его называл в своих донесениях Мазепа. Напрасно от гетмана приходили одно за другим требования выдать или, по крайней мере, прогнать Булавина. Он продолжал сидеть в Кодаке и оттуда разослал 260 агентов в украинные страны Московского государства и на Дон с возмутительными грамотами.[162]162
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8.


[Закрыть] Он возбуждал донцов тем, что «деды и отцы положили старое поле и то старое поле держалось крепко, а ныне злые бояре и немцы Козаков ругают и оскорбляют, жгут и казнят жестоко и старое поле переводится ни во что».

Он, Булавин, восстает за это старое поле и с ним заодно все запорожские козаки и белогородская орда. Он дает такой приказ Войску Донскому и всем городам украинным: со всех станиц половина жителей пусть идет к нему, а половина остается дома. Всех начальных и простых черных людей посадских и волостных, в селах и деревнях украинных городов возбуждал он истреблять дворян, прибылыциков, немцев, но уговаривал между собой отнюдь не заводить вражды, никого безвинно не оскорблять под страхом смертной казни, всех заключенных в тюрьмах освободить и всем везде устроиться по козацкому обычаю в десятки, выбрав атаманов и асаулов. При новом кошевом уже не только не запрещали Булавину приглашать татар, но решали, что, когда Булавину пристанут белогородские татары, горские черкесы и калмыки, тогда и запорожцы не задумаются идти на великорусские города.[163]163
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 7.


[Закрыть] Булавин переправился через Днепр, стал на урочище Вороное и оттуда кликнул клич: «Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с походным военным атаманом Кондратием Булавиным погулять, по чисту полю красно походить, сладко поесть да попить, на добрых конях поездить – приезжайте к нему в вершины самарские!»[164]164
  Там же. Письмо Долгорукого.


[Закрыть]

Мазепа с своей стоянки под Белою Церковью отправил против Булавина полтавского полковника Левенца и охотного полковника Кожуховского; но в то же время писал Головкину, что не слишком-то доверяет искренности и верности посланных козаков.[165]165
  «…Если пристали к Булавину своевольные запорожцы, то как ворон ворону глаза не выклюнет, так и козак на козака силно наступать не будет, а чтоб к оным козакам приданы были великороссийские войска, понеже при них лучше будут козаки служить». (Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение Мазепы 9 мая.)


[Закрыть] Без сомнения, посылая войско против Булавина, Мазепа и здесь принужден был поступать наперекор своим истинным тайным намерениям. Естественно, ставши сторонником Карла и Станислава и врагом Петра, он должен был для целей своих тайных союзников находить подходящими всякие смуты и беспорядки в царской державе.

Однако посылка козацких полковников сделала свое дело. Булавин ушел[166]166
  «…Для промыслу над ним ординовалем полк Полтавский и полк компанейский, о которых сближенюся к Самаре он бунтовщик уведав, снать перестороженный от пасечников увойшел, оставя курене токмо и неведомо куды з гультанством своим удалилися». (Там же.)


[Закрыть] и перебрался в украинные страны Московского государства. Он установился с своею вольницею в Пристанном городке на Хопре, взволновал городки по рекам: Хопру, Битюгу, Медведице, Гайдаре и Северному Донцу. Весь этот край, не с давнего времени населенный беглою вольницею, стал тянуть к Донскому Войску. Булавин из Пристанного грянул на Черкасск, убил атамана Лукьяна Максимова и был провозглашен атаманом всего козачества. Немалую надежду полагал он на Запорожье, а главное – на множество «гультаев», скоплявшихся там из Гетманщины и Слободской Украины, только того и алкавших, чтобы ворваться «в городы» и расправляться там с зажиточными людьми, владельцами дворов и земельных угодий. В конце мая Булавин, овладевши Черкасском, с несколькими тысячами удальцов прибыл в Бахмут и оттуда послал в Сечь свой новый «прелестный» универсал. Он извещал, что князь Василий Долгорукий с московскими ратными людьми пришел истреблять все козачество, побить старых и малых и сжечь все козачьи городки. Он извещал, что в ожидании такой беды для всего козачества Войско Донское призывает всех обитателей берегов Дона, Медведицы, Хопра, Гайдара, Северного Донца, Днепра и всех его «запольных» (впадающих в Днепр) речек, где только обретается козачий присуд, подниматься и идти противу грозящего всем врага, «чтобы все козачьи реки оставались по-прежнему, как было там козачество, и чтобы между всеми козаками было побратимство».[167]167
  Архив юстиции. Кн. 104. Л. 188.


[Закрыть] Сборное место назначено под Ямполем.[168]168
  Ныне слобода Изюмского уезда при р. Северском Донце.


[Закрыть] Воззвания Булавина наделали более крика и шума, чем оказали ему помощи на деле. В Сече, в Кодаке и разных степных притонах кричали, что надобно идти разорять и убивать всех значных и богатых людей. В самой Запорожской Сече 13 мая была шумная рада. Удалые и горячие головы сперва взяли верх. Но приехавшие из Киева монахи вынесли из сечевой церкви крест и евангелие и успели уговорить часть Козаков.[169]169
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение 11. Кн. № 7.


[Закрыть] После того хотя запорожцы и приставали к Булавину, но отдельными ватагами, человек в несколько сот в каждой. Так, например, 30 мая пошло к нему 300 удальцов с красными кумачными знаменами[170]170
  Архив юстиции. Кн. 104. Л. 220.


[Закрыть], а 9 июня отправилась к нему другая партия – 500 пеших человек.[171]171
  Там же. Л. 238.


[Закрыть] Но сам Булавин повредил себе тем, что разделил свои силы. Он отправил один отряд своих коза-ков в 5000 человек к Азову, а другие два, под начальством единомышленных своих атаманов. Драного и Голого, на запад, для привлечения к себе жителей и умножения сил своих. Голый, в отряде которого было тысячи полторы запорожцев, удачно расправился с слободским Сумским полком. Булавинцы напали на него врасплох на берегу реки Уразовой[172]172
  Воронежской губернии Валуйского уезда.


[Закрыть], убили всех старшин и самого полковника Андрея Герасименка, взяли весь обоз.[173]173
  Архив юстиции. Кн. 104. Л. 238.


[Закрыть] Другие предводители – Семен Драный и Беспалый – двинулись к Ямполю, где назначено было сборное место, но их не допустили бригадир Шидловский и полковник Кропотов: с этими последними действовали посланные гетманом полковники полтавский и компанейский, которых после ухода Булавина с урочища Вороноегетман прикомандировал к майору гвардии князю Долгорукому.[174]174
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение Мазепы 9 мая.


[Закрыть] Полтавский полковник приказал заранее вывести из городков Тора[175]175
  Ныне Торская слобода Купянского уезда при р. Жеребце.


[Закрыть] и Маяков[176]176
  Ныне слобода Изюмского уезда при р. Северском Донце.


[Закрыть] все козацкие семьи в Изюм, чтобы не допустить торских и маяцких Козаков пристать к мятежу.[177]177
  Архив юстиции. Кн. 104. Л. 188.


[Закрыть] У Кривой Луки[178]178
  Ныне слобода Изюмского уезда при р. Северском Донце.


[Закрыть], недалеко от Тора, встретил он идущего Драного, с которым было до пяти тысяч донцов и 1500 запорожцев. Бой был жестокий, продолжался пять часов – три часа дня и два часа ночи – и кончился совершенным поражением мятежников. Драный пал в битве. Многие потонули в Северском Донце. Запорожцы ушли в Бахмут. Шидловский там их осадил. Запорожцы сдавались, прося пощады, но их не слушали и истребили; Бахмут был сожжен.[179]179
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение I. Кн. № 18; отделение II. Кн. № 7. Архив юстиции. Кн. 104.


[Закрыть] Между тем прошел слух, что Булавин сам стоит при урочище Деркуле.[180]180
  Ныне слобода Старобельского уезда при р. Деркуле.


[Закрыть] Против него пошли полковники полтавский и компанейский и вступили в бой с «чатою» (высланным передовым отрядом) в 800 человек. Мятежники были разбиты.[181]181
  Архив юстиции Кн. 104. Л: 250.


[Закрыть] Булавин поспешно ушел к тому отряду Козаков, который он еще прежде из Черкасска отправил к Азову, но там пришел ему конец. Он покусился ворваться в Матросскую и Плотничью слободы, прилегавшие к городу Азову; три часа была жестокая битва против четырех рот солдат; из крепостей Азовской и Петровской гремели пушечные выстрелы. Козаки держались упорно; наконец были прогнаны; 423 из них пало в битве, 400 утонуло во время бегства, 60 попалось в плен. Солдаты овладели одним знаменем, побрали лошадей, достали много панцирей с убитых.[182]182
  Там же. Л. 260.


[Закрыть] Булавин со срамом привел в Черкасск остатки разбитых. Там поднял против него бурю атаман Зерщиков, его единомышленник и вместе соперник. По наущению этого человека козаки стали кричать, что Булавина следует убить за то, что он погубил войско. Булавин, с небольшим кружком верных его советников, убежал в свой курень. Козаки принялись доставать его из куреня. Булавин, защищаясь, успел застрелить двоих из своих врагов, но увидел, что ему никак нельзя отбиться… Его воображению предстали страшные муки казни, которая его ожидала, если бы козаки его взяли и выдали, и он пустил себе в левый висок пулю из пистолета. Козаки переловили его советников, в числе которых был брат Булавина и сын Драного. Их всех посадили на цепь, потом выдали азовскому губернатору Толстому. Тело Булавина отправлено было в Азов: голову отсекли и отдали врачам сохранить ее напоказ, а туловище, уже смердящее, было повешено за ноги на том месте, где происходило нападение на Азов.[183]183
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение I. Кн. № 18 Отделение II. Кн. № 7.


[Закрыть]

Восстание в украинных городах продолжалось еще до конца 1708 года и было угашено князем Долгоруким посредством самых жестоких, бесчеловечных мер. Левенец, Кожуховский и сотники их полков, числом 21, получили в награждение по паре соболей и по объяринному кафтану за победу при Деркуле, подготовившую полное поражение мятежника.[184]184
  Архив юстиции. Кн. 104. Л. 250


[Закрыть] Но Мазепа не совсем одобрительно отозвался о полтавском полковнике.[185]185
  «…А полковник полтавский издревле есть непостоянен и в ближайшем с запорожцами соседстве пребывая, всегда одним духом с запорожцами дышет». (Архив иностранных дел. мая 30. Подлинники. Донесение Мазепы.)


[Закрыть]

В конце мая гетман получил от Ленчинского, польского коронного подскарбия, уведомление, что ему незачем будет идти внутрь Польши. Мазепа сообщал, что, по его соображениям, следует воротиться в Украину и беречься, с одной стороны, внутренних смятений в крае[186]186
  «...Опасно, чтоб в обозе роптание, смятение и бунт непостоянных и малодушных не произошел, или в городах без полковников и сотников но начинали якого бунту». (Там же).


[Закрыть], а с другой – помощи врагам из Турции. Посол гетманский Згура ездил в Бендеры к сераскиру «с комплиментом» и там подлинно узнал, что сторонник Станислава Лещинского, пан Тарло, домогался в Бендерах через сераскира получить от Порты в помощь хотя немного орды.[187]187
  Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Письма Головкина.


[Закрыть] Этот Згура, родом грек, близкий советник Мазепы, впоследствии явился одним из участников измены гетмана, а потому, вероятно, доставляя пугливые реляции, на самом деле ездил к сераскиру вовсе не с такими полезными для царя видами, как о нем показывал гетман в своих донесениях Головкину. Пан Тарло от 9 июня писал гетману письмо, убеждал пристать на сторону шведского короля и Станислава и уверял именем обоих королей, что войско запорожское и весь украинский народ будут оставаться при своих старинных правах и вольностях с приумножением новых, лишь бы только гетман, освободившись от тиранской власти, возвратился к своему наследственному государю и к общей матери – Речи Посполитой.

Мазепа это письмо препроводил к Головкину и испрашивал приказания государя, как ему поступить. Царь приказал гетману дать ответ Тарлу по своему усмотрению. Тогда Мазепа от 23 июля отвечал Тарлу в таком смысле, что невозможно отклонить его, гетмана, от верности своему государю, и притом украинский народ никогда не захочет соединяться с поляками, испытавши от них много несчастий.[188]188
  «…Не могутмене никогда ни стрелы, ни огонь розлучить от любви пресветлейшего всемилостивейшего государя моего, которого святобливым предкам пресветлейшим царем московским и его царскому величеству одиножды во все со всем Войском Запорожским и народом малороссийским веру присягл и оную свято содержати должен есмь по праву совести… напрасный ваш труд, непотребные заводы, ненадежные надежды и ожидания суть; понеже в тих своих вертоглавных действах напрасно чрез толь многие годы трудитеся, ибо первее на земле звезды будут, небо же сохою орано, нежели Украина мела бы когда возвратитися к Короне Польской и народ козацкий, от веков к польскому имеющий ненависть, с Речею Посполитою соединен имел быть; покамест свет стоит светом, не будет козак поляку братом, ожегшися на воде побратимся лядского». (Архив иностранных дел, июль. Подлинники.)


[Закрыть] Мазепа припоминал пану Тарлу, как еще в недавние времена киевский воевода Потоцкий расправлялся с восставшим народом: жолнеры отнимали от матерней груди невинных малюток и втыкали на копья, бросали их в ямы и душили огнем, загоняли в избы женщин и сожигали.[189]189
  «…Без всякой пощады обоего пола и веку пролитая кровь чрез Потоцкого воеводу киевского, который по Украине невинных детей от грудей отнимая жолнерам велел на копья втыкать и в яму побросав огнем душить, женщин в избы загнав жечь». (Там же.)


[Закрыть] Мазепа вспомнил, как принуждали народ к унии, как отдавали жидам-арендаторам право распоряжаться христианскими таинствами.[190]190
  «…Вольный народ к проклятой унии принуждаете, которая не соединяет, а разлучает, вольное отправление веры запрещаете, святыми тайнами, крещением, супружеством жидам водно располагать допущаете и оные тому народу на аренду запродаете, и они, имея в своем управлении тайны, потамест крестить детей и венчать священникам не дозволяли, покамест арендаря не удовольствовано, и часто прилучалося, что тот ехидник з прирождаемой ку христианам ненависти для вящих своих прихотей венчание и детей крещение продолжал, отчего многие дети умерли без крещения…» (Там же.)


[Закрыть] Мазепа говорил, что «золотая вольность», которою так хвастались поляки, превращается у них в «железное самовольство». Мазепа обличал суетность обещаний вольностей малороссийскому народу, когда Станислав, которого поляки называют своим королем, сам не более, как невольник шведского короля. Мазепа объявлял польскому пану, что Украине под царским скипетром вовсе не худо[191]191
  «…Вольные есмы от всех податей, обогачены довольными маетностями, вера святая нас с храбрым народом московским соединяет и церкви Божий повсядневно прибавляются: какой еще вольному народу больше надобно вольности…» (Там же.)


[Закрыть], и потому никакие обещания благ, никакие ласкательства не в силах ни теперь, ни впредь отвести малороссийский народ от русского царя и его наследников.[192]192
  «…Хотя бы оному землю плывущую млеком и медом давали, не прельстят его никакие ласкательства и не отведут не токмо ныне, но и впредь от неосиленного защищения пресветлейшего царского величества всемилостивейшего государя и непобедимых наследников его, в котором себе лучшую часть избра… Того ради не належит того желать, чего получить невозможно…» (Там же.)


[Закрыть] В заключение на просьбу Тарла об отпуске Вольского, присланного к Мазепе от Станислава еще в 1705 г., Мазепа отвечал, что этого человека он не отпустит, потому что он достоин виселицы.

Поступок с письмом Тарла и ответ последнему, присланный в копии Головкину, конечно, должны были показаться московскому правительству новым доказательством непоколебимой верности гетмана и лживости всяких на него доносов. Заметим только, что для нас нет доказательства, что именно такой ответ был в самом деле послан Мазепою, но, во всяком случае, правительство другого не знало. Между тем тогда уже возник и разбирался донос, самый крупный в ряду всех доносов, которые в продолжение гетманства Мазепы сыпались на него так обильно. То было дело Кочубея, окончившееся в то самое время, когда Мазепа вел приведенную нами переписку с Тарлом.

Мазепа и Кочубей, как уже видели мы прежде, были издавна близкими приятелями. Некогда они служили вместе у Дорошенка, потом у Самойловича и вместе выкапывали яму, в которую удалось им свалить Самойловича. После того как Мазепа стал гетманом, несколько лет господствовало между ними согласие; по крайней мере, можно это заключить из того, что гетман сочетал своего племянника Обидовского с дочерью Кочубея Анною и самому Кочубею исходатайствовал у царя жалованные грамоты на маетности. Кочубей был долго в чине генерального писаря, потом сделан был генеральным судьею, что составляло повышение в козацком уряде. Есть отрывочные известия, что между ними бывали временные неудовольствия; сам гетман, после того как уже рассорился с Кочубеем, вспоминал в письме к нему, что в течение 16 лет прощал ему какие-то проступки.[193]193
  Чтения в Императорском московском обществе истории и древностей (далее: Чтения…) 1859 г. Т. I. С. 131.


[Закрыть] Но событие, положившее между ними роковую вражду, наступило в 1704 году.

Мазепа от молодости до глубокой старости был большой женолюбец. Его супруга скончалась в 1702 году. У Кочубея была красивая дочь по имени «Мотря» (Матрена), крестница гетманская. Существуют свидетельства, что Мазепа делал ее родителям предложение, но получил отказ, так как брак между ним и Мотрею был невозможен по уставам церкви. Тот же Мазепа «подговаривал» Мотрю через своего служителя Демьяна,но нам неизвестно – прежде ли таких «подговоров» было сватовство его или же после, и сватать ее он начал только после того, как не успел соблазнить без брака. Как отец Мотри смотрел на сватовство гетмана, показывает то негодование, с каким он относился об этом в своем донесении государю.[194]194
  «…Егда же предаст гробу жену свою, тогда новую изобретает на мя вражду, прельщая мя, устрашая, моля и смертию прещаше, дабы вторую дщерь мою девицу ему же восприемлемую от св. крещения духовную дщерь взяти могл в супружество. Какую диавольским действом возбудити мне печаль, дабы аз явлен бых всея вселенные законопреступный отец и маловерный христианин, како бы желание свое исполнити зело о том мне насилствуя и много шатаяся яве не возмогх». (Чтения… 1859 г. Т. 1. С. 125.)


[Закрыть]

Как бы то ни было, но, по известию Кочубея, 2 декабря 1704 года Мазепа, находясь в Бахмаче, послал своего служителя Демьяна в Батурин к Кочубею со свежею рыбой на гостинец и дал Демьяну тайное поручение предложить Мотре сначала три, потом десять тысяч червонцев с тем, чтоб она пришла к гетману. Мотря не соглашалась. Тогда Демьян от имени своего пана просил у нее прядь ее волос. Через два дня, в день св. Николая, тот же Демьян явился снова и стал подговаривать Мотрю на свидание с гетманом. В огороде ее отцовского двора была дыра в частоколе: туда звали Мотрю для разговора с гетманом… Несколько раз были к ней подобные подсылки. Старый греховодник просил ее прислать ему то рубашку с тела, то монисто с шеи, посылал ей на гостинец какую-то книжечку и бриллиантовый перстень.[195]195
  «Моя сердечная коханая Мотроненько! Поклон мой отдаю вашей милости мое серденько, а при поклоне посылаю в. м. гостинца книжечку и обручик диаментовый, прошу тое завдячне приняти, а мене в любви своей неотменно ховати нем дасть Бог з липшим привитаю. За тим целую уста коралевии, ручки беленькие и все члонки тельца твоего беленкого, моя любенко коханая». (Чтения… 1859 г. Т. 1. Дело Кочубея. Письма Мазепы. С. 127—130.)


[Закрыть]

Между тем положение Мотри в родительском доме стало несносным: ее мать, как из многого видно, была женщина крутого и сурового нрава. Уклоняясь от родительских преследований, Мотря убежала к Мазепе. Родители стали бить тревогу.[196]196
  «Аз же (слова Кочубея) не могий что творити в колокол ударяя, да всяк видит бедство мое». (Там же. Дело Кочубея. С. 125.)


[Закрыть] Мазепа не стерпел укоров Кочубея и отослал Мотрю к родителям с полковником великороссийского полка Анненковым, находившимся при гетманской особе. Впоследствии, в письме к Мотри, просил не гневаться на него за то, что так поступил с ней, иначе ее родители бесславили бы его; сверх того, и он и она не могли бы воздержаться и стали бы жить по-супружески, а за это постигло бы их неблагословение от церкви, и потом она сама бы на него роптала.[197]197
  «…Мое серденько! Зажурилемся почувши от девки такое слово же в. м. за зле на мене маешь и же в. м. при собе не задержалем але одослал до дому. Уважь сама щоб з того выросло. Першая: щоб твои родичи по всем свете розголосили, же взяв у нас дочку у ночи кгвалтом и держит у себе место подложнице. Другая причина же державши в. м. у себе, я бым не могл жадною мерою витримати да и в. м. так же: муселибисьмо из собою жити як малженство кажет, а потом пришло бы неблагословение од церкви и клятва жебы нам с собою не жити. Где ж бы я на тот час подел. И мне б же чрез тое в. м. жаль, щоб есь на-потом на мене не плакала». (Чтения… 1858 г. Т. 1. С. 127.)


[Закрыть] Мазепа сносился с Мотрею через какую-то девку Мелашку[198]198
  «…Посылаю теперь до в. м. Мелашку, щоб о всем розмовилася с в. м.; не стережыся ее не в чем, бо есть верная в. м. и мене во всем». (Там же.)


[Закрыть], писал к Мотре разные нежности, уверял, что никого так не любил, как ее, скорбел о злобе ее родителей и просил не изменяться к нему в любви, сообразно данному ею слову в то время, когда от него выходила, а он вручил ей такой дорогой перстень, которому подобного другого у него не было.[199]199
  «…Сама знаешь як я сердечне шалене люблю в. м.; еще некого на свете не любил так. Мое б то счастье и радость, щоб нехай ехала да жила у мене, тилко ж я уважав який конец с того может бути, а звлаща при такой злости и заедлости твоих родичов. Прошу, моя любенко, не одменяйся не в чом, яко юж не поеднокрот слово свое и рученку дала есь, а я взаемне поки живу буду, тебе незабуду… Припомни тилко слова свои под клятвою мне дание, коли выходила з покою мурованого од мене, коли далем тобе перстень диаментовий, над которий найлепшого найдорогшого у себе не маю, же хочь, сяк хочь так будет, а любовь межи нами не одменится». (Там же.)


[Закрыть] Старого гетмана беспокоило, что Мотря, как он узнал, терпела от своей матери, которую он по этому поводу называл мучительницею.[200]200
  «…Тяжко зафрасовалемся почувши, же тая катувка не перестает в. м. мучити… (в другом письме. – Н. К.) Не маючи ведомости о положению в. м., чи вже перестали в. м. мучити и катовати». (Там же.)


[Закрыть] В другом письме он, сожалея, что не может подробно поговорить с нею, дает ей совет идти в монастырь.[201]201
  «…Тяжко болею на те що сам не могу з в. м. обширне поговорити що за отраду в. м. в теперешнем фрасунку учинити… Коли они проклятии твои тебе цураются, иди в монастырь, а я знатиму шо на той час з в. м. чинити». (Чтения… 1858 г. Т. 1. С. 127)


[Закрыть] Он порывался даже мстить своим врагам, которые его с нею разлучали, и только связывает ему руки не кто иной, как она сама; впрочем, он не станет больше терпеть и учинит своим врагам такое мщение, какое она сама увидит.[202]202
  «…Бодай того Бог з душею розлучить, хто нас разлучает! Знав бы я як над ворогами помститися, тилко ти мине руки звязала…. Прошу и велце мое серденько, яким колвек способом обачься зо мною що маю з в. м. далей чинити, бо юж болт не буду ворогам своим терпети, конечне одомщение учиню, а якое: сама обачиш!..» (Там же.)


[Закрыть] Но видно, что старик замечал уже в Мотре охлаждение к себе, как показывают его письма, в которых он делает ей укоры и припоминает обещания вечной любви.[203]203
  «…Вижу ж в. м. во всем одменилася своею любовию прежнею ко мне. Як собе знает: воля твоя, чини що хочешь! Будеш на потым того жаловати… Моя сердечне коханая, наимильшая. найлюбезнейшая Мотроненько! Вперед смерти на себе сподевався неж такой в сердцу вашом одмени. Спомни тилко на свои слова, спомни на свою присягу, спомни на свои рученки, которые мне не поеднокрот давала, же мене, хоч будеш за мною, хоч не будеш, до смерти любити обещала». (Чтения… 1859 г. Т. 1. с. 129.)


[Закрыть]

Мотря, находясь под строгим надзором родителей, тайком переписывалась с гетманом и в это время доходила до безумия – металась, плевала на отца и мать, а родители приписывали такие выходки влиянию чар.[204]204
  «…Егда не возмог лестию преклонися к обаянию и чародеянию и сотвори действом и обаянием еже дщери моей возбеситися и бегати, на отца и матерь плевати». (Там же. С. 126.)


[Закрыть] Кочубей писал к гетману, не обличал его прямо, а только жаловался на судьбу свою. «Делалось ли подобное с кем-нибудь из тех, которые живали при своих региментарях чиновно и не чиновно! – выражался он. – Горе мне мизерному и всеми заплеванному! Обратилась в грусть надежда моя найти себе в дочери будущую утеху! Омрачился свет очей моих; обошел меня кругом мерзостный студ[205]205
  Т. е. стыд.


[Закрыть]; не могу прямо смотреть людям в лицо; срам и поношение скрывают меня перед ближними и домашними! Всегда с бедною супругою своею плачу от сокрушения».[206]206
  Чтения… 1859 г. Т. 1. С. 131.


[Закрыть] Мазепа отвечал ему, что причиною его неприятностей – велеречивая жена его, на которую надобно бы наложить мундштук, как на лошадь.[207]207
  …Рачий бы належало скаржитися на свою гордую велеречивую жену, которую як вижу не вмееш, чи не можеш повстягнути и предложити тое, же ровний мунштук як на коне так и на кобылы кладут». (Чтения… 1859 г. Т. 1. Дело Кочубея.)


[Закрыть] Он припоминает Варвару великомученицу, убегавшую от злого отца[208]208
  «Утекала св. в-м-ца Варвара пред отцом своим Диоскором не в дом гетманский але в подлейшее местце межи овчари в розселины каменния страха ради смертного». (Там же.)


[Закрыть], советует Кочубею воздержаться от мятежнического духа, угрожает, что чрез его и жены его высокомерие он доживет до какой-нибудь беды.[209]209
  «И если же з Бозского презрения теды и всему дому твоему зготувалася якая пагуба, то не на кого иншого нарекати и плакати тилко на свою и женскую проклятую циху». (Чтения… 1859 г. Т. 1. Дело Кочубея.)


[Закрыть] Кочубей в своем письме к гетману намекнул о блуде; гетман прикинулся, как будто не понимает этого, и отвечал, что блудит, вероятно, сам он, слушая жены своей, сообразно пословице «Где хвост всем заправляет, там головаблудит».[210]210
  «…А що взменкуешь в том своем пашквильном письме, того я не знаю и не розумею, хиба сам блудишь, коли жинки слухаешь, бо посполите мовят: „gdzie ogon rzadzi tarn pewnie glowa bladzi“. (Чтения… 1859 г. Т. 1. С. 131.)


[Закрыть]