Текст книги "Мазепа"

Действительно, отправленные гетманом впоход полковники, бывшие в соумышлении с гетманом, докладывали ему рапортом. что козаки миргородские, прилуцкие и других полковзаволновались и просят, чтоб их не посылали за Десну, потому что великороссияне причиняют их братии всякого рода обиды и утеснения. Подобное настроение Козаков, показывавшее неприязненные отношения к великороссийскому войску, было тогда на руку Мазепе и могло подавать ему надежды, что Карл найдет себе на Украине союзников.

Быстрицкий, отправившись вместе с шведским пленником, представился шведскому королю в селении Паноровке[273]273
  Ныне местечко Стародубского уезда при р. Ревке в 26 верстах от Стародуба.


[Закрыть] на пути от Стародуба к Десне. Отпущенный немедленно назад, он не привозил Мазепе ничего писанного, ни устно сообщал, что король обещал быть к Десне 22 числа в пятницу, когда воротился и Быстрицкпй. 23 числа приехал второпях в Борзну Войнаровскнй и объявил, что вслед за ним едет в Борзну сам Меншиков и прибудет к обеденному времени в воскресение. Сам Войнаровский говорил, что убежал от Меншикова тайно, покинувши и свои возы и прислугу, потому что услыхал, как один офицер немецкого проис-хождения говорил другому офицеру: «Помилуй, Господи, этих людей! Завтра они будут в кандалах». «Я не знаю до сих пор, – говорит передающий события тех дней Орлик, – точно ли слышал это Войнаровский пли Мазепа научил его так говорить, чтоб нас всех оболыцать». Но из письма Меншнкова к царю видно, что Меншиков действительно имел тогда намерение посетить Мазепу.

Гетман, получивши известие, что приедет к нему Меншиков. тотчас «порвался как вихорь», по выражению современника, и поспешил в свой Батурин. За ним поехали бывшие при нем старшины. В Батурин прибыл он в субботу уже поздно, последняя ночь, проведенная Мазепою в своей резиденции, пришла в распоряжениях. Нужно было спустить царского полковника Анненкова, и гетман отправил его к Меншикову с письмом, в котором просил прощения своему племяннику Войнаровскому, ускользнувшему тайно от Меншикова, и называл его поступок легкомысленным. Так-то благовидным образом гетман успел удалить из Батурина царского наблюдателя за своими поступками, не смевшего, разумеется, подозревать ничего дурного за Мазепой.

После того гетман поручил Батурин сердюцкому полковнику Чечелу, арматному[274]274
  Т. е. пушечному, артиллерийскому.


[Закрыть] асаулу Кенигсену, немцу по происхождению, и батуринскому сотнику, по имени Димитрию. С ними военной силы оставлено было в Батурине четыре сердюцких полка (Чечелов, Покотилов, Денисов и Максимов) и часть городовых полков Лубенского, Миргородского и Прилуцкого, которых другая часть уведена была гетманом с собою. Начальные лица, оставляемые в Батурине, уже настроены были к замыслу Мазепы. Гетман наказывал им не сдавать города, если придут русские, отбиваться от них и дождаться шведской помощи; он обнадеживал, что возвратится к ним на выручку скоро и приведет с собою самого шведского короля с его храбрым войском.Утром в воскресенье гетман простился навеки с своим Батурином, переправился через Сейм и в тот же день к вечеру прибыл в Короп[275]275
  Ныне заштатный город Кролевецкого уезда при р. Короле.


[Закрыть], переночевал там с 24 на 25 октября и в понедельник 25 числа переправился через Десну у Оболонья.[276]276
  Ныне местечко Кролевецкого уезда на р. Десне в 38 верстах от Кролевца.


[Закрыть] Козаки были уверены, что гетман по царскому указу ведет их против неприятеля. С Мазепою переправилось войско от четырех до пяти тысяч. Другая часть, от пяти до шести тысяч, оставлена была на левом берегу Десны. Так как иные козацкие полки заранее были разосланы на царскую службу в разные места, то вместо тысяч двадцати готовых и вооруженных, как надеялся Карл по обещаниям от Мазепы, его новый союзник едва мог привесть и четверть обещанного числа. Но и с теми нужно было еще объясняться. Кроме немногих единомышленников, никто ни из старшин, ни из рядовиков не воображал узнать внезапно от своего предводителя, что он ведет их вовсе не на бой с царским неприятелем. После переправы через Десну, двинувшись немного вперед, гетман приказал козакам построиться и начал говорить речь. Тут только гетман объявил своему козачеству, что он ведет его не против короля, а против царя – утеснителя козацкой вольности. Гетман исчислял разные утеснения, которые творил царь на Украине, и как на главное указывал, что он хочет Козаков повернуть в солдаты. Такие слухи давно уже ходили между козаками. Гетман уверял, что, часто беседуя с царем, он выведал все его тайные намерения: хочет он потоптать все вольности и права Украины и ввести московское правительство в крае. Метко было задумано Мазепою затронуть козацкое сердце: боязнь московского правительства и начальствующих лиц великороссийского происхождения вместо туземцев тревожила малороссиян при прежних гетманах и передавалась в поколения.

«Я, – говорил Мазепа, – много раз старался отвратить царя от намерений погибельных для всего народа малороссийского. Но из того не вышло ничего доброго: только я сам подпал его гневу и злобе и не нашел иного способа спасения себе, как обратиться к великодушию шведского короля. Он обязывается уважать наши права и вольности и защищать их против всех тех, которые на них посягают и вперед станут посягать. Братия! Пришла наша пора; воспользуемся представившимся случаем: отомстим москалям за их долговременное насилие над нами, за все совершенные ими жестокости и несправедливости, охраним на будущие времена нашу свободу и права козацкие от их посягательств! Вот когда пришло время свергнуть с себя ненавистное ярмо и сделать нашу Украину страною свободною и ни от кого независимою. Вот к какой будущности я вас всех призываю. Вы, братия, верно достигнете этой цели при вашем мужестве и при содействии шведского короля, который предлагает вам воевать против москалей вместе со шведами».

Речь гетмана прослушана была без ответа. Каждый из не посвященных заранее в замыслы гетмана не смел ему противоречить:каждый думал, что, вероятно, у гетмана есть уже много желающих поступать по его воле, следовательно, открытое противоречие не остановит предприятия, а только может повредить тому, кто станет говорить наперекор предводителю. Поэтому многие, сразу не пожелавшие идти по пути, указываемому гетманом, предпочли, не сопротивляясь ему, улизнуть от него, когда придет удобное время.

Гетман послал обозного Ломиковского и писаря Орлика к начальникам передового шведского поста, состоявшего из двух драгунских полков. Они квартировали в деревне за Орловкою.[277]277
  Ныне местечко Новгородсеверского уезда при р. Убеди в 37 верстах от Новгород-Северска.


[Закрыть] Командирами были Гьельм и Гилленстиерна. Они были изумлены таким неожиданным появлением. Полковник Гьельм решительно не поверил и подозревал неприятельскую уловку. У него в полку служил капитаном один итальянец, который был прежде в русской службе и знал Мазепу лично. Гьельм послал его к козакам узнать наверное, что это значит. Недолго исполнял свое поручение итальянец; он вернулся быстро и донес полковнику, что сам гетман прибыл с ним.

Гьельм принял Мазепу с честью, подобающею высокому званию главы народа и войска, и гетман оставался у шведских полковников до 28 октября. Между тем полковники немедленно дали знать о всем своему королю, которого главная квартира находилась в Горках[278]278
  Ныне местечко Новгородсеверского уезда в 10 верстах от Новгород-Северска по дороге в Сосницу.


[Закрыть], над самою Десною.

Король должен был уже ожидать прихода козацкого гетмана, так как о том предварил его Быстрицкий. Но король еще не доверял искренности человека, так долго и верно служившего своему государю, тем более что королю делались известными универсалы гетмана к малороссийскому народу, писанные напоказ русским и потому не выражавшие расположения к шведам. Это-то и было причиной, что король не торопился переходить Десну, тогда как у Мазепы было желание, чтобы король перешел эту реку прежде, чем гетман объявит себя во всеуслышание на его стороне. Вероятно, гетман рассчитывал, что край, лежащий по левую сторону Десны, ему будет более послушен: жители его в этнографическом смысле были коренные малороссияне, и притом этот край присоединен был с остальною Малороссией к московской державе только при Богдане Хмельницком, тогда как правая сторона Десны в давние времена, еще в XV и в XVI веках, составляла достояние Москвы, и жители ее образовывали переходную народность между великороссийскою и малороссийскою. Очень может быть, что такие соображения побуждали гетмана желать, чтобы шведский король скорее перешел Десну, и тогда уже гетман мог прямо открыться с своим замыслом. Карл, по замечанию современников, сомневался, и потому, достигши Десны, заложил свой стан на ее правом берегу.

Пока извещали шведского короля, Мазепа опять созвал своих Козаков и велел им присягнуть, что вступают в союз со шведами для освобождения Украины от московского ига. Но тут только увидал Мазепа, как мало военной силы приходилось ему представить своему союзнику. Осталось у него, по одним известиям, полторы тысячи человек, по другим – несколько сот, – много до тысячи. Все остальные дали тягу, раскусивши в чем дело и что с ними замышляют творить, не спросивши у них предварительно о желании.

Вечером 28 октября Мазепа приехал к шведскому королю. Гетман представился ему на другой день, 29 октября. Около короля находились тогда знатнейшие вельможи и военачальники; между ними были: канцлер граф Пипер, генерал-квартирмейстер Гилленкрок, верховный судья, два генерал-адъютанта и несколько полковников. С Мазепою внесли два знамени его гетманского достоинства – бунчук и булаву. Мазепа произнес перед королем короткую, но складно составленную речь на латинском языке. В этой речи он просил короля оказать козакам покровительство и благодарил Бога за то, что посылает им избавление от царского рабства. В уважение к летам и к подагрическим страданиям гетмана его пригласили сесть. Король беседовал с ним стоя.

Так велась беседа шведского короля с гетманом до полудня. Шведы с любопытством смотрели на Мазепу и слушали его речи. По известию секретаря Карла XII, перед ними был старик 66 лет от роду, среднего телосложения, худощавый, без бороды, но с усами по польскому обычаю. Вообще, он имел вид важный, но временами проявлял проблески веселого и живого нрава, шутил с очень метким остроумием и развеселял слушателей; в речах его замечали большой такт и много ума. Видно было, что он был человек образованный и превосходно владел латинским языком. Карлу он сразу понравился и был приглашен к королевскому столу вместе с ближайшими к нему особами из генеральных старшин. Для прочих Козаков накрыто было два больших стола и, кроме того, некоторых из них пригласили еще обедать к себе граф Пипер и генерал Реншильд.

После обеда король отошел в свои покои, а за ним Мазепа с бунчуком и булавой; в знак своей покорности королевской воле он положил эти знаки к ногам шведского короля. Наконец гетман простился с королем и сел на коня при звуке труб, на которых заиграли его люди.

Пришло известие, что партия царского войска была выслана схватить Мазепу, не допустив его до переправы через Десну, и овладела несколькими экипажами из его обоза, не успевшими переправиться. Король послал в тот же вечер полковника Дельдорфа с шведскою кавалерией и козаками вниз Десны к Оболонью следить за движениями неприятеля и прикрывать левое крыло войска. От 25 до 30 октября шведская главная квартира продолжала находиться в Горках.

29 числа совершился переход царского войска через Десну. Русские, следуя позади шведов, спешили предупредить переход через Десну своих неприятелей, приказавши задним частям войск жечь на покидаемом берегу жилые местности, в том числе Почеп[279]279
  Ныне местечко Мглинского уезда при р. Судости.


[Закрыть] и Погар[280]280
  Ныне заштатный город Стародубского уезда при той же реке.


[Закрыть]. Русский главнокомандующий Шереметев долго не подозревал Мазепы и в день своего перехода через Десну писал к нему, убеждая послать универсалы по всей Малороссии, чтобы народ не склонялся на «прелестные» шведские универсалы, распущенные по краю.

Между тем в воскресенье, 24 октября, Меншиков, как обещал посетить лично гетмана, отправился в путь; но доехавши до Мены[281]281
  Ныне местечко Сосницкого уезда на р. Мене в 21 версте от Сосницы и в 65 – от Чернигова.


[Закрыть], встретил едущего к нему полковника Анненкова. Тот подал Меншикову письмо от Мазепы и известил, что Мазепа приехал в Батурин. Меншикову не приходилось уже ехать в Борзну, и он сказал Анненкову: «Пошли же скорей нарочного к гетману известить, что я к нему еду». Но вдруг приезжает киевский губернатор, князь Дм. Мих. Голицын, должно быть, он находился где-нибудь вблизи, так как на него возложена была обязанность наблюдать за спокойствием народа в Малороссии Оба военачальника стали догадываться, что происходит что-то недоброе: последние поступки Мазепы заставляли всех, и даже самого царя, призадумываться и приглядываться, хотя ни царь, ни вельможи не решались оскорблять гетмана явными сомнениями.

Меншиков и Голицын переправились в ночь с 24 на 25 число через Десну и быстро покатили в Батурин. В селе Обмачеве, близ Батурина, явился к Меншикову некто Соболевский и объявил за собою слово и дело государево. Его позвали на свидание с Меншиковым в одну сельскую хату.

Он сказал: «Мазепа уехал к шведскому королю, а в Батурине дал приказание, не впускать русских, пока он сам не придет со шведскими силами, если русские придут в большом числе, если же в небольшом, то впустить, но задержать военачальников».

Поразительна была такая весть. Меншиков обошелся ласково с Соболевским, но вполне ему еще не поверил. Оба военачальника поехали далее в Батурин и приехали туда к полудню.

В батуринском подворке оставались русские офицеры и солдаты полка Анненкова. Они объявили, что гетман вчера, в воскресенье, уехал в Короп. Сердюки и батуринские обыватели ушли в замок и заперлись в нем. На стенах стояли вооруженные люди, наведены были пушки. Меншиков отправил Анненкова объясниться с запершимися в осаду.

«Что это значит? – спрашивал Анненков, подъехавши к стенам. – Зачем вы укрепились, будто против неприятеля? Отворите ворота, впустите в город князей и с ними царских ратных людей».

Ему отвечали со стен: «Гетман не велел впускать никого из великороссийских людей, потому что от них делается великое разорение малороссийским людям, и уже немало городов и сел совсем от них пропали».

«Но где же гетман?» – спрашивает Анненков.

Ему отвечали: «Он уехал в Короп, оттуда отправится к царскому войску».

«Злой у них поступок!» – сказали военачальники и отправились в Короп, где надеялись, быть может, застать гетмана.

Доехали они до местечка Новые Млины[282]282
  Ныне местечко Сосницкого уезда при р. Сейме в 15 верстах от Сосницы.


[Закрыть]. Там получили они известие, что Мазепа переправился через Десну под Оболонью.

«Теперь, – сказал Меншиков, – уже ясно, что он отъехал к неприятелю! Вот зачем Войнаровский в прошлую пятницу ночью, не простясь со мною, уехал от меня и с тех пор гетман ко мне не отзывался! Вот зачем, уезжая из Батурина, он никого из русских с собою не взял, а заранее их по сторонам разослал. Иначе нельзя рассуждать о том, как только, что совершенно изменил».

Меншиков отправился в Макошин[283]283
  Ныне село Сосницкого уезда при р. Десне в 13 верстах от Сосницы.


[Закрыть]. Там к нему стали являться сотники и разные козаки из ближних мест, подтверждали известие об отъезде Мазепы к неприятелю, порицали ею поступок и просили ходатайствовать за себя перед царем, так как они вовсе не причастны измене гетмана. Меншиков отправил к царю курьера, извещал о случившемся и подавал совет поскорее «утвердить» простой народ чрез публичное извещение, выставивши на вид все озлобления и тягости, какие чинились народу во время гетманскогоуправления Мазепы, чтобы таким образом народ не склонялся к его «прелестям». Впрочем, ни между полковыми старшинами, ни в простонародья Меншиков не замечал пока ничего дурного.

Понятно, как была должна поразить царя такая новость; ни для кого она не была так неожиданна, как для него, потому что никто, как он, не был так твердо убежден в прямоте и верности к себе Мазепы. Но никакая неожиданность не могла поразить и потрясти царя Петра; он всегда и везде умел найтись и сообразить, что ему в данное время делать. Он получил письмо утром 27 числа в Погребках, а в следующую ночь послал Меншикову такой ответ:

«Мы получили письмо ваше о не чаянном никогда злом случае измены гетманской с великим удивлением. Надлежит трудиться, как бы тому злу забежать и не допустить войску козацкому переправляться через реку Десну по прелести гетманской: немедленно пошли к тем местам, где они, несколько полков драгун, которые бы им помешали. А полковников и старшину вели сколько возможно ласково призывать и говорить им, чтоб они тотчас ехали сюда для избрания нового гетмана. А буде полковник миргородский где поблизости обретается, то прикажи его, сыскав, к нам прислать, обнадежа его милостию нашею, потому что он великий был неприятель Мазепе. И вы немедленно приезжайте».

Ни царь, ни его близкие советники не знали еще, как отзовется отступление гетмана к шведам на малороссийский народ, и потому первое, за что тогда ухватились, было обращаться с малороссиянами ласково, чтобы расположить их к себе и отвратить от гетмана. Царю малобыли известны внутренние отношения в Гетманщине и оттого в письме к Меншнкову, писанном, так сказать, сгоряча, обращается внимание на миргородского полковника, считавшегося врагом гетмана. Никто не подозревал, что этот мнимый враг был одним из первейших участников замысла Мазепы.

В тот же день написан был манифест: царь извещал все войско козацкое, стоявшее у Десны и по иным местам, а равно и все духовные и мирские чины в Малой России, что гетман Мазепа куда-то безвестно пропал и возникает сомнение, нет ли тут неприятельских «факций». Поэтому вменялось в обязанность всем генеральным старшинам и полковникам ч прочим немедленно ехать в царский обоз для совета, а если бы оказалось, что гетман изменил, то и для выбора нового гетмана. Видно было, что царь до такой степени доверял гетману, что и теперь еще сомневался и нс решался заявить, что гетман изменил. Этот манифест разослан был во многих списках по всем полкам с собственноручною царскою подписью, а на обертке было означено приказание рассылать его от сотни до сотни как можно скорее («пилно, пилно»).

На следующий день явился к царю убежавший из Батурина канцелярист Андрей Кандыба и принес царю несомненное известие: гетман с некоторыми генеральными старшинами и полковниками ушел к шведам, а для защиты и Батурине оставил сердюков и Козаков.

Тогда издан был другой манифест, где уже прямо заявлялось, как вполне известное государю: гетман Мазепа, забыв страх Божий и свое крестное целование, отъехал к неприятелю, шведскому королю, по договору, заключенному прежде с ним и с Лещинским, Дабы при их содействии поработить малороссийский край по-прежнему под польское владение и отдать в унию церкви Божия и славные монастыри. Приглашались все старшины генеральные и полковые съезжаться в город Глухов для выбора нового гетмана вольными голосами, сообразно старинным козацким правам.

29 числа октября царь разослал пригласительные письма к полковникам обеих сторон Днепра и к кошевому атаману в Сечу. Царь убеждал всех их отвращаться от «прелестей» изменника, который имеет замысел поработить малороссийский народ полякам и ввести унию, каждого приглашал в Глухов для выбора гетмана, а тех, которые за отступлением настоящих полковников были наказными, заранее давал обещание произвести в настоящие. Тогда же было послано письмо полковнику Чечелу, начальствовавшему в Батурине. Нимало не показывая тени сомнения в верности Чечела, царь указывал впустить в замок один полк великороссийской пехоты для безопасности от неприятеля и обещал скоро сам лично приехать в Батурин.

Тогда же царь написал об отступлении Мазепы к своим любимцам генералам, находившимся в разных сторонах: к Толстому, к Апраксиным, Шереметеву, Долгоруким и другим. В одном из таких писем, к графу Фед. Матв. Апраксину, царь выражался: «Нужда повелевает явити, что учинил новый Иуда Мазепа, ибо 21 год быв в верности, ныне при гробе стал изменник и предатель своего народа. Однако ж Бог правосуден, который таким злым никогда исполнить не допускает своего намерения. Понеже как слышим, что житие его кроме Бога было, то надежда в Боге, что себе вящее зло исходатайствует (чему пособит и кровь Самуйлова) нежели тому, кому зла хотел». Так в первый раз вспомнил русский царь о несчастном Самойловиче, тогда как последний уже успел умереть в ссылке и нищете, а его семейство и родные гибли в угоду ласкаемого царем Мазепы, который только теперь показал себя, чем он был на самом деле.

30 октября приехал в Погребки[284]284
  Ныне село Новгородсеверского уезда при р. Десне.


[Закрыть] Меншиков, и тогда состоялся военный совет, положивший взять Батурин и, в случае сопротивления, истребить его как главный притон силы, неприязненной царю Малороссии. Ранее Меншикова приехал к Батурину князь Дм. Мих. Голицын и послал в замок царский указ. Бывшие там старшины и товарищи дали такой ответ: «Без нового гетмана мы не пустим в замок москалей, а гетмана выбратьнадлежит общими вольными голосами; теперь же, когда неприятель швед стоит в нашей земле, невозможно выбирать гетмана».

К полудню 31 октября прибыл к Батурину Меншиков с великорусскими силами и послал в замок сотника Андрея Марковича. Замок был отовсюду заперт, ворота засыпаны землею, но сотнику дали возможность туда проникнуть, втащивши его по стене. Сперва Маркович подвергся трепке от мятежной толпы и не без труда добился, чтоб его провели к сердюцкому полковнику Чечелу. Кроме Чечела и Фридриха Кенигсена, арматного асаула, которым Мазепа поручил охрану Батурина, там были в те дни влиятельными лицами: Левон Герцик, бывший полтавский полковник, генеральный асаул Гамалея, реент (делопроизводитель) Мазепиной канцелярии, батуринский сотник и батуринский городничий, Маркович от княжеского имени убеждал отворить ворота и впустить царское войско в Батурин. Ему отвечали: «Этого мы не смеем сделать, потому что гетман не приказал».

«Но гетман ваш изменил, переехал к неприятелю, – представлял им Маркович, – Вы же верные подданные люди государя, а князь Меншиков министр нашего государя, так как же можно вам перед ним затворяться?» Ему отвечали: «Мы не смеем без региментарского приказания, а чтоб наш гетман изменил и отъехал к неприятелю, тому поверить мы никак не можем».

Напрасно сотник уговаривал их не прикидываться незнайками, напрасно представлял им доводы, что в царском войске уже все довольно об этом знают, – все убеждения остались безуспешны.

После полудня царские полководцы стали готовить полки к переправе через реку Сейм: там уже прежде были мосты, но перед приходом царских сил осажденные их разметали. Надобно было наводить is исправлять их, как вдруг из замка выставлено было шесть пушек и направлено на царское войско.

Полки двинуты были по берег ниже и поставлены в строй: неизвестно, находили ли там удобнее строить мосты или переходить реку вброд. Но, увидя движение русского войска, из замка выехали пять человек мазепинцев и кричали через реку: «Не ходите, а если пойдете силою, то станем вас бить».

Из царского войска им закричали: «Пусть придут к нам человека два-три на разговор». Но из Батурина отвечали ругательными криками.

Тогда в двух лодках предводители переправили 50 гренадеров на другой берег, и тотчас те батуринцы, которые были высланы из замка с пушками, «с великою тревогою» побежали в город, а русские свободно стали направлять мосты, с тем чтобы перебраться через реку ночью. «Ни малейшей склонности к добру у них не является, и все говорят, что хотят до последнего человека все держаться», – писал Меншиков в донесении своем царю вечером 31 октября.

Наступила ночь. Меншиков помещался в хате, в поселке, находившемся за рекою. Тут явились к нему депутаты из Батурина: они уверяли, что если бы в самом деле гетман изменил государю, то они остаются в прежней верности и готовы впустить царские военные силы в батуринский замок, только просили дать им на размышление три дня сроку. Меншиков понял, что это говорилось «с звычайною политикою» и батуринцы думают выиграть время, пока успеют шведы явиться к ним на выручку. «Довольно с вас времени намыслиться одной ночи до утра», – сказал им Ментиков. Депутаты ушли, дожидаясь, впрочем, письменного ответа.

Наступилo утро. Не получивши письменного ответа, батуринцы стали палить из пушек, и в это время вспыхнул пожар на подворке. иначе на посаде. Это показывало, что, собираясь защищаться и согнавши жителей в замок, мазепинцы готовы стоять до последней капли крови и истребляют жилища около замка, чтобы не дать своим неприятелям там пристанища. Ментиков в виде ответа на их письмо, принесенное ночью, послал к ним письменное предложение. Письмо послано было с каким-то Зажарским. Батуринцы впустили его в замок, собрали раду и хотели читать письмо Меншикова, но тут раздались резкие крики: «Некогда чинить нам отповеди». Против самого Зажарского возбудилась такая злоба. что его чуть-чуть не растерзали в куски, однако удержались от убийства и только выгнали с таким единогласным решительным ответом: «Все здесь помрем, а президиума не пустим».

В ночь на 2 ноября все изменилось. В батуринском замке между козаками была часть Прилуцкого полка; один из полковых старшин, Иван Нос, явился к Меншикову и указал ему тайный способ добыть Батурин. По преданию. Нос указал в батуринской стене незаметную ни для кого калитку, через которую возможно было во время ночи гуськом царским людям проникнуть в замок. Меншиков отрядил туда солдат. Тайный вход был открыт; за первыми, туда вошедшими, последовали другие, а с другой стороны был начат приступ, и батуринцы, отбивавшись в продолжение двух часов, наконец сдались. Осталось еще предание, что когда в Батурине услыхали, что тайный вход открыт, туда поспешила горсть осажденных, предводительствуемая диаконом, с которым неразлучно находилась сто дочь-девица. И отец и дочь погибли в сече.

Петр получил известие о взятии Батурина, находясь уже в Воронеже[285]285
  Ныне большое местечко Глуховского уезда при р. Осаке, в 34 верстах от Глухова, на дороге в Новгород-Северск.


[Закрыть]. Он был чрезвычайно доволен, немедленно благодарил письменно Меншикова и отдавал судьбу взятого города на волю и благоусмотрение победителя: если найдет, что Батурин может отстояться от неприятеля, то оставить в нем гарнизон, в противном случае сжечь его и всю артиллерию постараться скорее увезти оттуда, а также взять с собою булаву, знамена и всю гетманскую канцелярию.

Тогда Батурин был сожжен. Жители от мала до велика подверглись поголовному истреблению, исключая начальных лиц, которых пощадили для казни. Впрочем, многие успели уйти заранее и остаться целыми. Это видно из того, что впоследствии возвращались в Батурин многие обыватели на свои места. Кенигсен, тяжело раненный, думал скрыться, но был схвачен. Чечел успел убежать, но в одном ближайшем селении его узнали козаки и выдали Меншикову. Общие свидетельства единогласно говорят, что над жителями Батурина совершено было самое варварское истребление. Сам Меншиков не писал о том к царю, предоставляя сообщить ему обо всем изустно.

Весть о судьбе гетманской столицы произвела страшный переполох в малороссийском крае. Жители окрестных городков и сел покидали свои жилища, бежали без цели, сами не зная куда, раздавались отчаянные крики: «Москва неистовствует, Москва весь Батурин разорила, всех тамошних людей перебила и малых деток не пожалела!», «Ой, не зарекаймось, братце, в московской крови по колена бродить!» – восклицали в запальчивости слышавшие об этом козаки, а когда кто-нибудь, подслушавши подобные речи, и замечал, что так говорить непристойно, на того накидывались, как на изменника, били, трепали, даже связывали и запирали в погреба. Один из таких, ушедши из рук ревностных патриотов, доносил о том Меншикову, но тот, кого обвиняли, указывал на доносчика, что его сажали в тюрьму за пьянство и буйство, и он теперь в отместку вздумал доносить на других. Впрочем, такие порывы народного негодования скоро улеглись и не принесли большой пользы делу Мазепы.

Отправляясь после своего военного подвига к царю в Глухов, Меншиков, уничтоживши прежде несколько тяжелых пушек, вез с собою часть артиллерии, знаки гетманского достоинства и скованных старшин, из которых один Кенигсен не был довезен до Глухова и умер в Конотопе, где над его трупом совершена была казнь колесования, ожидавшая его живым в Глухове.

После присоединения Мазепы к шведам главная квартира шведская переведена была в Дехтеревку[286]286
  Ныне село Новгородсеверского уезда в 14 верстах от Новгород-Северска.


[Закрыть], за четыре версты ниже Горок, по течению Десны. Оттуда Мазепа отправил письмо к стародубскому полковнику Скоропадскому. Гетман выставлял причины, побудившие его сделать настоящий шаг: издавна враждебная власть московская в последнее время возымела намерение отобрать в свою область малороссийские города, ограбить и выгнать из них обывателей и наполнить их своими войсками. Так поступали москали не только в полках Стародубском, Черниговском и Нежинском, под лживым предлогом будто делают так ради наступления шведов, но и в других, более отдаленных полках, где шведов никак не ожидали. «Нас предостерегли по секрету приятели, что москали хотят прибрать в свои руки гетмана, генеральных старшин, полковников и запровадить в тиранскую неволю, затем всех коза-ков обратить в драгуны, изгладить совершенно со света имя запорожское и поработить навеки весь малороссийский народ». С этой целью Меншиков и Голицын заманивали гетмана в московский обоз. Но гетман, с согласия генеральных особ, полковников и всех старшин войска запорожского, прибегнул к покровительству шведского короля в надежде, что он оборонит малороссийскую их отчизну от тиранского московского ига и не только возвратит козакам отнятые права и вольности, но еще умножит и расширит их, и в этом король дал свое слово и письменное удостоверение. Гетман убеждал Скоропадского в согласии с полковниками переяславским и нежинским искоренить московский гарнизон в Стародубе, а если у него к тому не хватит сил и способа, то убегать в Батурин, стараясь не попасться к московскую неволю. Шведские историки говорят, что стародубский полковник прежде был единомышленником Мазепы в замысле отступить к шведам, но потом отстал от замысла после неудач, понесенных генералом Либекером под Петербургом и стал соображать, что счастие может изменить шведам. В официальных источниках того времени нет черт, которые бы подтверждали шведское известие, но обращение Мазепы к Скоропадскому показывает возможную до некоторой степени справедливость такого известия. Какие побуждения ни руководили бы Скоропадским, но он не сделал никакого шага по желанию гетмана да едва ли бы и мог сделать, если бы на то покусился, будучи со всех сторон окружен великорусскими военными силами.

31 октября шведский король подвинулся еще ниже по Десне к селу Игнатовке[287]287
  Ныне село Кролевецкого уезда при р. Десне.


[Закрыть] и в сопровождении генералов, принца Виртембергского. своего родственника, Аксель-Спарре и своей гвардии наметил место, удобное для переправы через Десну близ села Мезина[288]288
  Ныне село Кролевецкого уезда при р. Десне.


[Закрыть]. Переправа совершилась 4 и 5 ноября, и притом с большим трудом. Русское войско берегло противоположный берег и устроило батареи, с которых палили на готовившихся переходить реку. Это побудило шведов начать переправу там, где русские никак не могли ожидать ее, в месте неудобном. Берег был крут; солдаты и офицеры должны были сползать, а лошадей стаскивать веревками. У подошвы берега, близ реки, шведы наскоро нарубили деревьев, наделали колод, связывали их веревками и на таких плотах переправлялись на другой берег. Первым очутился там отряд генерал-майора Стакельберга, пробиваясь сквозь ряды русских и холодным, и огнестрельным оружием. Установленные на крутом берегу 12 шведских орудий между тем осыпали русских картечью. Это заставило русских отступить, и тогда шведы построили два моста, через которые уже свободно переправилось все их войско. Во время этой переправы Мазепа находился близ короля. 5 ноября день был холодный. Король Карл XII, по своему всегдашнему обычаю, был одет очень легко. Гетман заметил ему: «Вы, государь, надеетесь на свою молодость. Я понимаю, в молодости есть огонь, который греет, но он с летами проходит. И мне когда-то холод был нипочем, а теперь вот, как пришла старость, так нелишнею оказывается и шуба. Ваше величество вынесли уже долговременную войну, от которой немало потерпело и ваше государство, и ваши подданные. Настоящая война может еще затянуться на многие годы. Вашему величеству необходимо сохранять свое здоровье, чтоб вы могли жить еще долгое время для счастия ваших подданных, тогда как Бог пошлет мир».