Электронная библиотека » Николай Костомаров » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Мазепа"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 19:21


Автор книги: Николай Костомаров


Жанр: История, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Ежедневно не менее семи часов в день он разбирал рукописи, копировал или выписывал отдельные тексты, изучал польские и шведские источники, параллельно набрасывая части своей будущей монографии. И так в течение четырех лет. Летом 1881 г. жена Костомарова сообщила Мордовцеву, что она обычно с 12 до 4 часов дня пишет текст «Мазепы» под диктовку мужа, а уже к концу 1882 г. эта работа начала печататься в «Русской беседе»[26]26
  См.: Котляр M. Ф. Микола Iванович Костомаров i його життепис полiтичного авантюриста. – Украiнський iсторичнии журнал. 1988. № 9. С. 139.


[Закрыть]
.

До последнего времени можно было наблюдать хотя и парадоксальное, но трогательное единство в оценке идейных позиций Костомарова советских историографов и зарубежных националистов. Так, в 1967 г. издательство Мичиганского университета выпускает исследование с характерным названием: «Николай Иванович Костомаров: русский историк, украинский националист, славянский федералист» (Popazian Dennis. «Nickolas Ivanovich Kostomarov: russian historian, ukranian nationalist, slavic federalist»), а семью годами раньше выходит в издательстве «Наука» второй том «Очерков истории исторической науки», в котором на с. 146 черным по белому напечатано: «Костомаров вошел в историографию в первую очередь как выразитель взглядов и интересов зарождающегося украинского буржуазно-помещичьего национализма». Поистине крайности сходятся.

Каким же предстает перед нами автор «Мазепы»? Если бы характеристика Костомарова как украинского националиста соответствовала реальности, то мы бы скорее всего в книге увидели в Мазепе идейного борца за «самостийность» Украины, героя-мученика, потерпевшего поражение. Таким его и рисовали действительные националисты, начиная от основоположника националистической украинской историографии В. Б. Антоновича, не говоря уже о далеком от науки Ф. M. Уманце, авторе апологетического писания «Гетман Мазепа» (Спб., 1897), которое было блистательно раскритиковано выдающимся украинским историком XIX в. А. M. Лазаревским[27]27
  Лазаревский А. M. Очерки, заметки и документы по истории Малороссии. Т. 5. Заметки о Мазепе (по поводу книги Ф. M. Уманца «Гетман Мазепа»). Киев, 1899.


[Закрыть]
. Несмотря на это, эстафету Ф. M. Уманца подхватили некоторые современные публицисты.

Но Костомаров рисует совсем иной образ Мазепы. Для Костомарова Мазепа – авантюрист, чуждый всякой национальной идее, готовый служить тем, кто обеспечивает его ненасытное стремление к богатству и власти, и до тех пор, пока это ему, Мазепе, лично выгодно. Он вовсе не предатель украинского народа, ибо никогда не был представителем народных интересов, он предатель вообще, по складу своего характера; и в то же время человек незаурядный – незаурядный в своем умении войти в доверие к «сильным мира сего».

Скинув своего благодетеля – гетмана Самойловича и сев на его место не без помощи могущественного временщика, фаворита царевны Софьи В. В. Голицына, он в благодарность за оказанное покровительство преподнес князю 10000 руб., взятых из конфискованной сокровищницы Самойловича. Пользуясь покровительством князя, Мазепа расправился со всеми, кто был близок к Самойловичу, и заодно с теми, кто, по его мнению, мог бы сыграть с ним такую же шутку, как он с Самойловичем. Когда Софья оказалась в опале, а с нею и Голицын, Мазепа сумел очень быстро войти в доверие к молодому царю Петру I. И это доверие было настолько прочным, что Петр, не раздумывая, отметал поток доносов на Мазепу, хотя многие из них содержали честное изложение фактов о граничащих с изменой действиях Мазепы. Он был изобретателен в своей жестокости, коварен по отношению к своим ближайшим сотрудникам – награждая явно, он тайно порочил их в своих донесениях царю, который принимал, как правило, решения, желательные Мазепе. Так разыгралась трагедия Кочубея, столь памятная каждому, кто прочел поэму «Полтава» А. С. Пушкина.

Мазепа был тонким политиком, но его политика не имела ничего общего с защитой интересов украинского народа, она целиком была направлена на укрепление собственных позиций гетмана, на всемерное обогащение, на ограбление и закрепощение украинских крестьян. Он был беспощаден при подавлении народных восстаний против усиливавшегося крепостнического гнета, яростно защищая интересы украинских феодалов. К моменту своей открытой измены Петру он был самым богатым человеком на Украине, ничуть не уступавшим по своим земельным владениям и количеству крепостных польским магнатам или крупнейшим русским феодалам начала XVIII в. Измена Петру вовсе не была актом покаяния, действием одумавшегося национального героя – это вполне банальное действие азартного игрока, рассчитывавшего погреть руки на показавшейся ему реальной победе Карла XII над Петром. Если бы эта победа не обернулась сокрушительным поражением, то и тогда переход Мазепы на сторону Карла XII и Польши сулил Украине не государственную самостоятельность, а возвращение под иго польской шляхты.

Так что Мазепа был не родоначальником украинской национальной идеи, как об этом громогласно шумят современные апологеты Мазепы, а образчиком той известной категории авантюристов феодальной поры, которые, преследуя свою выгоду, часто меняли своих сюзеренов.

Украинский народ не принимал «своего», с точки зрения современных украинских националистов, «благодетеля». Костомаров пишет, что среди украинцев «всегда было огромное число таких, которые были бы рады, если бы только узнали, что царь его сменяет», и замечает, что когда Мазепа отступил к шведской стороне, неприязненной царю, «тотчас же последовали челобитные, заверявшие о преданности малороссиян московскому престолу, и притом не только из того края, где уже находились великороссийские ратные силы, – подчеркивает он, – но и из таких полков, где их еще не было, – следовательно, нельзя признавать их только действием страха».

Новейшие разыскания советских историков документально подтверждают характеристику Мазепы, данную Костомаровым. Так, М. Ф. Кот-ляр обнаружил в рукописном отделе Ленинградского отделения института истории АН СССР среди бумаг А. Д. Меншикова письмо к нему Мазепы, в котором он настоятельно советует уничтожить Запорожскую Сечь, но сделать это руками русских солдат, так как ему неудобно уничтожить украинское казачество, а царским войскам это можно делать под предлогом необходимости обезопасить южные границы и обеспечить нерушимость мирных договоров с Турцией и Крымским ханом[28]28
  См.: Котляр М. Ф. Указ. соч. С. 137.


[Закрыть]
. Это письмо не имело последствий – то ли потому, что всесильный Меншиков не очень доверял Мазепе (единственный, кстати, в окружении Петра), то ли по какой-то другой причине. Этого документа, очевидно, Костомаров не знал, хотя также писал о яростной ненависти Мазепы к «гультаям» Запорожской Сечи.

В своем исследовании Костомаров по-прежнему остается верен идее славянского единства, союзу славянских народов, вовсе не замалчивая факты насилия царской власти по отношению к Украине. На последних страницах книги Костомаров особенно четко формулирует свое понимание истории взаимоотношений России и Украины: «Нельзя сказать, чтобы в те времена народ малороссийский питал какую-то привязанность к Русской державе и к соединению с „москалями“, напротив, мы на каждом шагу натыкаемся, так сказать, на факты взаимного недружелюбия и даже вражды между двумя русскими народностями. Нельзя сказать также, чтобы народ малороссийский не сознавал своей народной личности и не желал национальной независимости. Много было условий, делавших возможным отпадение малороссиян от верности к русскому царю. И однако вышло не то. Народ инстинктивно почуял ложь в тех призраках свободы, которые ему выставляли. Он уже и прежде лучше самого Петра и его министров раскусил своего гетмана, считал его ляхом, готовым изменить царю с тем, чтоб отдать Украину в рабство Польше. Никакие уверения изменника, никакие лживые обвинения, рассыпаемые им на московские власти, не переменили к нему народной антипатии. Народ инстинктивно видел, что его тянут на гибель, и не пошел туда. Народ остался верен царю, даже не из какой-либо привязанности, не из благоговейного чувства к монарху, а просто оттого, что из двух зол надобно выбрать меньшее. Как бы ни тяжело было ему под гнетом московских властей, но он по опыту знал, что гнет польских панов стал бы для него тяжелее».

Такова та историческая правда, которую сформулировал Костомаров как результат своего исследования. Это написано свыше ста лет тому назад, в обстановке начавшейся эпохи контрреформ. В наши дни эта истина никак не устраивает ни украинских националистов, ни русских горе-патриотов. Но она не может быть опровергнута и не устаревает. А мысль Костомарова, завершающая книгу, даже злободневна. Повторим ее: «Если в те времена, когда действительно поступки московских властей возбуждали в народе возможность стать враждебно к Русской державе, народ этот из инстинктивного чувства остался верен этой державе, то невозможно подозревать что-нибудь подобное теперь, когда эти два народа настолько сблизились и соединились, что их расторжение уже немыслимо в силу освященного опытом сознания обоюдной пользы их соединения».

Предлагаемое читателям сочинение Костомарова является первым в советское время переизданием книги. Правда, «Украiнський iсторичний журнал» начал в 1988 г. со своего восьмого номера перепечатку отдельных глав этой книги. И журнальная публикация, и настоящее издание основываются на тексте, опубликованном в «Собрании сочинений Н. И. Костомарова. Исторические монографии и исследования». Т. 16 (Спб., 1905). В тексте исправлены без оговорок типографские опечатки. В отличие от журнальной публикации, в настоящем издании сохраняются очень важные элементы книги Костомарова: в конце книги публикуется главка «Источники», дающая, как уже говорилось, четкое представление о богатстве и фундаментальности источниковой базы исследования, сохранены краткие изложения содержания, предваряющие каждую главу. Ввиду того что читатель получит подробную характеристику источниковой базы и в связи с полной потерей справочного значения, подстрочные ссылки автора не приводятся. Эти ссылки были двоякого рода: а) указание на местонахождение источника использованного архивного документа, б) прямое цитирование иноязычных источников, текст которых приведен автором в переводе полностью или в пересказе. Эти подстрочные примечания в момент выхода книги являлись важным доказательством научной добросовестности автора и соответствовали правилам издания научной книги. Правомерность отказа от публикации подстрочных примечаний в настоящем издании основывается на том, что все ссылки первой группы потеряли свое справочное значение в связи с реорганизацией системы хранения и, следовательно, перешифровки соответствующих архивных дел. Ссылки же второй группы опускаются потому, что публикатор, тщательно проверив переводы или пересказы документов автором с соответствующими текстами подстрочных ссылок, пришел к выводу об их полной аутентичности при переводе и полном соответствии их содержания при пересказе. Сохранены лишь под цифровыми обозначениями авторские комментарии географического характера. Для того чтобы читатель получил представление о научном оформлении исследования, а также ввиду особого интереса для широкого читателя двенадцатой главы, в которой повествуется о трагедии Кочубея, и изложены реальные исторические факты, получившие художественное воплощение в поэме Пушкина «Полтава», эта глава публикуется со всем научно-справочным аппаратом Костомарова.

Публикатор отказался от попыток интерпретации фактов, изложенных в исследовании Костомарова, ограничившись только необходимыми разъяснениями отдельных терминов и понятий, мало известных или совсем не известных читателю (они даны под звездочками).

Уязвимые стороны концепции Костомарова, особенно касающиеся его оценки народных движений, запорожского казачества, отдельных выдающихся предводителей казачье-крестьянских восстаний, публикатор не счел возможным комментировать, имея в виду, что современную трактовку исторической фигуры И. С. Мазепы и его времени читатель может найти в главе «Измена Мазепы» книги известного советского историка Н. И. Павленко «Петр Великий», вышедшей в издательстве «Мысль» в 1990 г.

Глава первая

Происхождение Мазепы. – Его юность. – Пребывание при польском королевском дворе. – Приключение с Фальбовскими. – Переход Мазепы к козакам. – События в его жизни до избрания в гетманы. – Избрание. – Укрощение своевольств. – Поступок с имуществом Самойловича. – Постройка Новобогородска. – Недовольство запорожцев. – Преследование сторонников Самойловича. – Нерасположение гетмана к митрополиту Гедеону Четвертинскому, его племяннику и некоторым старшинам. – Первый донос на гетмана.


По известию, доставленному в Археографическую комиссию[29]29
  Петербургская Археографическая комиссия учреждена в 1834 г. для публикации документов по истории России.


[Закрыть]
графом Брюэль-Плятером, Иван Степанович Мазепа-Колединский, шляхетного происхождения герба Бонч, родился в 1629 году. Сообщение это имеет вес: граф Брюэль-Плятер – сам владелец архива князей Вишневецких и кроме того всегда находился в сношениях с другими польскими владельцами старинных архивов; но это сообщение, не подтвержденное никакими современными свидетельствами, противоречит шведским известиям тех современников, которые близко видели и знали Мазепу в 1708 году; они говорят, что тогда было ему 64 года от рождения, тогда как ему должно было быть 79 лет, если б он родился в 1629 году. Очень может быть, что оба известия не вполне точны, как это читатель заметит из некоторых черт его жизни.

По общему мнению современников, Мазепа был уроженцем из малороссийского края и увидел впервые Божий свет в селе Мазепинцах, лежащем недалеко от Белой Церкви, на реке Каменке. Это имение пожаловано было в 1572 году королем Сигизмундом-Августом предку Ивана Степановича, шляхтичу Николаю Мазепе-Колединскому, с обязательством отправлять за него службу по староству Белоцерковскому. Сам Иван Степанович, будучи уже гетманом, сообщал в Малороссийский приказ, что у родителей его было двое детей – сын и дочь, и отец отправил сына, т. е. его, Ивана Степановича, на воспитание ко двору Яна-Казимира, где он был «покоевым». Король послал его в числе трех молодых шляхтичей куда-то за границу для образования на три года: король Ян-Казимир имел обыкновение каждый год высылать с этою целью трех молодых людей шляхетского звания на королевский счет. По возвращении из чужих краев в 1659 году мы встречаем Мазепу в качестве королевского придворного с важным поручением к гетману козацкому Ивану Выговскому, а в следующих годах – к гетманам Юрию Хмельницкому и (в 1663 году) к Павлу Тетере.

Видно, что хотя он был еще в молодых летах, но уже пользовался доверием короля, как человек умный и сметливый. Несомненно, в то время он был верен польской власти. Вскоре с ним случились события, побудившие его удалиться от двора королевского и потом вовсе из Польши.

Рассказывают, что этот молодой человек, по своему времени отлично воспитанный, приобрел при королевском дворе светский лоск и притом, одаренный красивой наружностью, имел способность нравиться женщинам; он завел тайную связь с одной госпожой, но муж последней, подметив это, приказал схватить Мазепу, привязать к лошадиному хвосту и пустить в поле; эта лошадь, еще не обученная и приведенная к господину из Украины, очутившись на воле, понеслась с привязанным к ее хвосту человеком в украинские степи. Козаки нашли его полумертвым от боли и голода, привели в чувство, и он, оправившись, остался между козаками. Другой историк, Стебельский, рассказывает тот же анекдот, прибавляя, что господин, с женой которого был в связи Мазепа, раздел его донага, облил дегтем, обсыпал пухом, посадил на дикую лошадь, привязав его к ней веревками, и пустил на произвол судьбы. Подобное излагается и в истории Отвиновского. Это рассказано подробнее и правдоподобнее в записках Паска, служившего разом с Мазепою при дворе Яна-Казимира и сообщающего несколько сведений о молодости Мазепы. По его известиям, в 1661 году Мазепа, находясь при королевском дворе, оговорил перед королем своего товарища Паска, будто последний, по поручению коронного войска, находившегося тогда во вражде с королем, ездил к войску литовскому подущать его против своего государя. Паска арестовали, разобрали дело, оправдали, и король подарил ему 500 червонцев, а Мазепа был временно удален от двора, но скоро опять был допущен. В следующем 1662 году Пасек, на забывая причиненного ему оскорбления и будучи навеселе, ударил Мазепу, Мазепа схватился за оружие. Бывшие при этом свидетелями придворные не приняли сторону Мазепы, потому что не любили и не уважали его: он был «козак» и в их глазах «не слишком-то благородный» (nie bardzo nobilitowany). Драка во дворце, да еще в преддверии покоев, где находился тогда король, считалась большим преступлением, но король, услыхавши об этом, сказал: «Клевета показывается больнее раны. Хорошо еще, что не столкнулись между собою где-нибудь на дороге». Он призвал к себе Паска и Мазепу, приказал им перед своими глазами обняться и простить друг другу взаимные оскорбления.

На следующий 1663 год Мазепа вышел из Польши, по выражению Паска, со срамом. Пасек описывает в таком виде приключение с чужой женой и ревнивым мужем. На Волыни была у Мазепы деревушка, по соседству с ним жил в своем имении какой-то пан, по фамилии Фальбовский. Проживая временно в своей деревне, Мазепа втерся в дом к Фальбовскому, понравился жене его и стал бывать там часто в такое время, когда хозяина не было дома. Домашние слуги донесли пану, что Мазепа и пани Фальбовская пересылаются между собой записками, а при свидании наедине беседуют. Пан Фальбовский, не сказавши ничего жене, попрощался с нею, как будто отправляясь куда-то далеко, и выехал со двора. Отъехавши немного, он остановился на той дороге, по которой, как ему донесли, Мазепа ездил к жене его. Вдруг бежит обычный посланец с запиской от жены к Мазепе – это был тот самый слуга, который открыл пану о связи его жены с Мазепой. Пан Фальбовский взял у слуги женину записку и прочитал в ней любезное приглашение Мазепе с извещением, что муж уехал в далекий путь. Фальбовский возвратил записку посланцу и сказал: «Поезжай и проси ответа. Скажи, что пани приказала скорее!» Слуга поехал далее с запиской, а пан остался ждать на месте, так как до Мазепина двора оттуда не было и двух миль. Исполнивши свое поручение, посланец ворочался назад с ответною запискою Мазепы, в которой было обещаниеприехать тотчас. Немного прошло времени, как едет и сам Мазепа. Встретились, повидались как добрые знакомые. «Куда едете, ваша милость?» – спрашивал пан Фальбовский. Мазепа назвал какое-то иное место. «Ко мне прошу заехать!» – сказал пан Фальбовский. Мазепа отговаривался тем, что ему надобно спешить в названное им место, и при этом заметил: «Да ведь и вы, пане, я вижу, также куда-то едете». Тут пан Фальбовский хватает Мазепу за шиворот, показывает его записку к своей жене и говорит: «А это что?» Мазепа стал ни жив ни мертв. Он уверял, что едет к нему в дом в его отсутствие в первый раз. «Хлоп! – сказал Фальбовский слуге, который недавно возил к Мазепе записку. – Сколько раз этот господин бывал в моем доме без меня?» Служитель отвечал: «Столько раз, сколько у меня волос на голове». Фальбовский сказал Мазепе: «Выбирай теперь себе род смерти!» Мазепа просил не убивать его и во всем признался. Фальбовский приказал ему раздеться донага, посадил на собственном коне без седла, оборотивши лицом к хвосту, а затылком к голове лошади, приказал связать ему руки назад, а ноги подвязать веревками под брюхо лошади, потом велел коня, пылкого по натуре, напугать криком и ударами плети да вдобавок произвести у него над самыми ушами несколько выстрелов. Испуганный конь понесся во всю прыть домой по узкой тропинке, которая шла зарослями посреди шиповника, диких груш и терновых кустов. Даже и тот, кто бы держал поводья в руках, должен был, едучи по этой тропинке, беспрестанно нагибаться и уклоняться от колючих растений, иначе могла задеть его по голове ветка или разодрать платье, а каково то было, говорит описатель, голому, посаженному задом к конской голове, сидеть на коне, когда тот от испуга и боли летел что есть духу!.. Мазепу, когда он выехал из дома, провожало двое или трое служителей, но пан Фальбовский не пустил их с господином, чтоб они не могли спасать его. Конь донес Мазепу до ворот его двора еле живого. Мазепа кричит, зовет сторожа; сторож, послышавши голос хозяина, отворил было ворота, но как увидал на коне пугало, тотчас затворился и спрятался. Мазепа зовет дворню: дворня выглядывает из-за дверей и только крестится. Мазепа уверяет людей, что он их господин, но они ему не верят, и с большим трудом мог он объясниться с ними, пока его впустили во двор, прозябшего и исколотого до крови.

Пасек, личный недоброжелатель Мазепы, говорит, что именно после этого происшествия он покинул навсегда Польшу от стыда. Но летопись Величка, сообщающая между прочим, что Мазепа поступил ко двору Яна-Казимира уже после того, как обучался в Киеве риторике, а потом где-то философии и при своих природных способностях получил всестороннее образование («яко был беглец во всяких речах»), говорит, что Мазепа оставил придворную службу тогда, когда король Ян-Казимир предпринял поход с войском налевую сторону Украины под Глухов и на пути остановился в Белой Церкви, следовательно, в конце 1663 года. Здесь Мазепа отклонился от войска короля и остался при своем старом отце, жившем в своем имении, в селе Мазепинцах. Когда Павло Тетеря, считавшийся с польской стороны козацким гетманом, убежал в Польшу, а козацким предводителем стал Петро Дорошенко, Иван Степанович Мазепа пристал к последнему и тотчас обратил на себя его внимание своими способностями и ловкостью («для своей росторопности и цекавости»). Сперва он сделан был ротмистром гетманской надворной компании, потом получил чин писаря. Будучи у Дорошенка, Мазепа вступил в брак с богатою вдовой Фридрикевич, у которой от первого брака был сын по имени Крыштоф. Брак этот совершился в Корсуне. Нам неизвестно, какое имя носила его жена по родителям, но она была родственница прилуцкому полковнику Горленку.

Дальнейшие события жизни этого человека – его первое прибытие в Переяслав к гетману Самойловичу в качестве посла от Дорошенка, его посылка в Турцию с невольниками, когда он был схвачен на дороге запорожцами, его отправление в Москву, где он, действуя во вред Дорошенку, сумел подделаться в доверие московским боярам, его многолетнее пребывание при гетмане Самойловиче сперва в звании войскового товарища, потом в чине генерального асаула, наконец, его интриги, употребленные им перед всемогущим временщиком князем Василием Васильевичем Голицыным для погубления гетмана Самойловича, – все это изложено в нашем сочинении «Руина», напечатанном в Вестнике Европы в 1879—1880 годах, сочинении, которого непосредственным продолжением должна признаваться настоящая монография.

По низложении Самойловича (20 июля 1687 года) назначен был день 25 июля днем избрания нового гетмана. Накануне, 24 числа июля, перед вечером несколько великорусских полков и стрельцы по приказу князя Голицына двинулись на широкую ровную возвышенность, господствующую над рекою Коломаком близ козацкого стана. Они разбили царский шатер во ста саженях от стана, поставили около шатра стулья и скамьи, а перед самим шатром – небольшой столик, покрытый ковром.

На другой день, 25 июля, около 10 часов утра вышел туда главнокомандующий князь Василий Васильевич Голицын с боярами, а за ними следовали великорусские ратные силы разрядов Рязанского и Новгородского. Разом с ними понесли «клейноты» (знаки гетманского достоинства): бунчук, булаву и царское знамя. Толпы Козаков – конных в 800 человек и пеших в 1200 – приблизились к шатру. Из них вызвано было несколько знатнейших чиновных особ, и они, вслед за боярами, отправились в походную церковь, куда понесли и гетманские «клейноты». В этой церкви совершено было архимандритом, протопопом и священниками непродолжительное молебствие с освящением «клейнотов». После того все вышли из церкви. Клейноты положены были на столе перед шатром, поставили там образ Всемилостивого Спаса, положили крест и Евангелие. Боярин князь Василий Васильевич Голицын стал на скамью и возвестил козакам, что по их челобитью цари и великие государи прислали свой милостивый указ, чтоб Ивану Самойловичу гетманом у них не быть, а на его место избрать другого, кого они, старшины, и все войско излюбят и вольными голосами изберут. Затем была прочтена дьяком царская грамота в таком же смысле.

Козаки крикнули: «Рады за великих государей умирать и кровь свою проливать и в подданстве у них желаем быть вечно».

«Козаки! – сказал Голицын, – по вашему извечному обычаю, изберите себе гетмана вольными голосами, объявите, кого желаете избрать гетманом».

Несколько минут было тихо. Наконец, стоявшие ближе произнесли имя Ивана Мазепы. Они, конечно, знали, что могущественный временщик расположен к нему и желает доставить ему гетманское достоинство. Имя это стало быстро произноситься и по задней толпе. Немногие голоса произнесли было имя обозного, Василия Борковского, но его тотчас заглушили крики: «Мазепа, Мазепа, нехай, буде гетман!» Мазепа, с его изумительным умением влезать всем в душу, успел уже расположить к себе многих, независимо от того, что большая часть готова была признать его гетманом, зная, что того хочет Голицын.

Несколько раз князь Голицын повторял свой вопрос и несколько раз в ответ ему прогремело имя Ивана Мазепы. Затем думный дьяк взошел на скамью и прочел прежде статьи, на которых отдавался Московскому государству гетман Богдан Хмельницкий в Пе-реяславе: эти статьи составляли основной закон, по которому край малороссийский сделался частью русской державы; потом прочитаны были новые статьи: то были царские решения на пункты в челобитной, поданной перед тем козаками. Объявлялось, что новоизбранный гетман со всеми старшинами должен будет подписать эти статьи и сообразно с ними принести присягу на верность. Обозный Борковский, как знатнейшее по чину лицо после гетмана, отвечал от имени целого козачества согласием. Затем старшины подписали предложенные статьи, а новоизбранный гетман перед крестом и Евангелием произнес присягу в знак своего вступления в высокую должность.

После этого совершался обряд, отправлявшийся при избрании каждого гетмана. Государев ближний боярин вручал Мазепе гетманские «клейноты» с приличными изречениями. По окончании обряда все великоруссы двинулись в свой стан, а новоизбранный гетман провожал Голицына и прочих бояр до половины дороги. В один из следующих затем дней новый гетман угощал боярина, всех великорусских начальных лиц и своих старшин. Много было тогда выпито с произнесением заздравных пожеланий, дано было пять залпов из орудий, а по окончании пира одарили 15 знатных особ. 29 июля выступил гетман с козаками и двумя пешими великорусскими полками; сверх того с ним отправился конный полк смоленской шляхты, который для усмирения возникшего в Малороссии своевольства должен был находиться при гетмане до тех нор, пока гетман найдет возможным отпустить его.

Всех новых статей, составлявших прибавление к статьям гетмана Хмельницкого, было 22. Большая часть их повторяет то, что уже постановлялось при избрании прежних гетманов по челобитным от Козаков, всегда добивавшихся сохранения своих вольностей – льгот от всяких податей и повинностей, возлагаемых исключительно на мещан и поспольство[30]30
  Крестьянство.


[Закрыть]
, неподсудности воеводам, права владеть имениями по жалованным грамотам, права вольного избрания гетмана. Гетман не должен был сменять старшин без царского указа, хотя виновных дозволялось ему казнить смертью по своим правам, донося о том государю. Число войск оставлялось на волю рады, но жалованье реестровым[31]31
  Т. е. казакам, записанным в официальном реестре.


[Закрыть]
» по 30 злотых рядовому козаку – полагалось только в комплекте тридцати тысяч. Подтверждалось также содержание полка в 1000 человек для укрощения своевольных, которые, оставя свои работы, назывались козаками и производили в крае шатость и измену, а для охранения гетманской особы в Батурине полагалось быть стрелецкому полку, с тем чтобы гетман выдавал на содержание его хлебный запас. Козаки в своей челобитной домогались и теперь, как бывало при прежних избраниях, дозволения принимать иноземных послов; но правительство отказало, и при этом было присовокуплено: так как с Польшею заключен уже вечный мир[32]32
  «Вечный мир» между Россией и Польшей подписан в Москве в 1686 г.


[Закрыть]
, то гетман и старшины должны смотреть, чтобы жители малороссийского края довольствовались городами, отшедшими в царскую сторону, и отнюдь не вступались бы в те города, которые оставлены по вечному мирному договору под властью польского короля; если же бы с польской стороны оказалась какая-нибудь противность, то гетман и старшины обязаны писать о том к великим государям, но сами не должны нарушать мира с поляками. С крымским ханом русская держава находилась еще в открытой войне и потому малороссийскому правительству вменялось в обязанности по надобности посылать военные силы против татар. Для удержания татарских набегов положено было построить укрепленные города на Днепре против Кодака, на реках: Самаре, Орели и на устьях Берестовой и Орчика, а населять их малороссийскими жителями. Вместе с тем до окончания войны с Крымом запрещалось запорожцам и всем малороссийским жителям вести торговые сношения с татарами. Старшины в своей челобитной просили, чтоб имущество отрешенного Самойловича отдано было в войсковую казну, но правительство решило отдать туда только половину, а другую обратить в казну великого государя.

Гетман с берегов Коломака отправился к Гадячу, и там появлялись к нему владельцы маетностей[33]33
  Имений.


[Закрыть]
и арендаторы с жалобами на буйную чернь, которая многих торговцев и вообще зажиточных людей ограбила, а иных даже и умертвила. Открывалось, что к таким своевольствам получали поспольство те козаки, которые еще до избрания нового гетмана тотчас по отрешении Самойловича ушли из обоза, стоявшего на берегу Коломака. По гетманскому указу полковники и сотники в своих ведомствах принялись ловить своевольных, сажать их в тюрьмы и производить над ними розыски. Тогда в разных полках эти розыски сопровождались большими жестокостями. Тем, которые признаны были главными зачинщиками и возмутителями, ломали руки и ноги, других казнили менее мучительною смертью – отрубали головы или вешали, у иных в наказание отнимали имущество, а некоторых, увлеченных в преступление по неразумению, били палками, выражаясь, что из них выбивали глупость. Наконец, гетман разослал повсюду универсал, которым предоставлял каждому, кто потерпел от кого-либо оскорбление, искать на противнике судом, а не прибегать к самоуправству.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации