Текст книги "Смерть на взлетной полосе"

– Вон оно что, – уже догадываясь, что ничего особенно интересного здесь не узнать, протянул Лев. – Возле кучи, значит.

– Угу, – подтвердил Леха. – Хороший такой. Петрович сразу взял у меня. Обрадовался.

– Понятно. А я подумал, что ты источник какой-нибудь имеешь. Полезный.

– Нет, источника не имею. Так, иногда, если попадется что.

– Что ж, извини, не буду больше задерживать. Значит, не судьба.

– Да, наверное, – проводил грустным взглядом пятьдесят рублей, исчезнувшие в кармане полковника, Леха. – Но ты, если что, заходи. У нас иногда бывает. Иногда попадается что-нибудь интересное.

– Ладно, если что – зайду.

«Это значит, они ему просто под нос подсунули. Чтобы увидел, – идя по улице, с досадой подумал Гуров. – Даже «светиться» не пришлось. Знали, в какое время будет выходить из подъезда, знали, куда пойдет. Знали, что всегда без денег. Такой шанс грех упустить».

Расчет был безошибочный, и это в очередной раз доказывало, что действовал здесь кто-то из местных, очень хорошо знавший все нюансы внутренних взаимоотношений.

Этот Леха – бывший коллега Китаева, и тот по старой памяти наверняка не однажды выручал его. Поэтому вполне логично было предположить, что, обнаружив «компас», пьянчуга отправится по привычному адресу. Впрочем, для верности, видимо, и следили тоже – как-никак бомба. Подобные мероприятия пускать на самотек рискованно. Убедившись, что объект попал по назначению, Лехе предоставили спокойно пропивать полученный полтинник, а Гурову и Китаеву – разбираться с интересным устройством.

Теперь уже сложно было сказать, могла ли бомба сдетонировать от удара, или для того, чтобы произошел взрыв, необходимо было обязательно потянуть за нужный проводок. Но, так или иначе, послание из вражеского лагеря было получено, и полковник не сомневался, что верно понял его смысл.

«Предупреждают, – с усмешкой думал он, вышагивая между домами и деревьями. – Мол, знаем, где ты, и, если захотим, достанем. Ладно. Посмотри, кто первый».

Было уже довольно поздно, но запланированный визит к Вадику Лев все же решил не откладывать. Он был уверен, что за время, пока он общался с Лехой, Китаев уже успел позвонить ему.

От дома Китаева до «кафе» было не так уж далеко, но жилище Ушакова располагалось на значительном расстоянии.

Направляясь к его дому, Гуров, переваривая по дороге недавние впечатления и анализируя происшедшее, вдруг понял, что в деле прослеживается одна довольно интересная закономерность.

«Перед тем как Курбанскому в горло воткнули нож, в вертолете, если не ошибаюсь, произошел взрыв. Предупредить или напугать меня сегодня решили тоже с помощью взрыва. Весьма любопытная тенденция. Это получилось случайно или может что-то означать? Может быть, стремление к «подрывным действиям» является характерной особенностью нашего «тайного друга»? Может, это одна из подсказок, которая поможет его отыскать? Где еще слышал я про взрыв? Помнится, что-то такое было…»

Перебирая в памяти содержание недавних допросов и прочие свои беседы с разными людьми, Лев старался раскопать в этих залежах информации некий намек или фразу, где говорилось о взрывах. Намек был, это он хорошо помнил. Но вот от кого довелось его услышать и по какому поводу, припомнить никак не получалось.

Перебирая события в хронологическом порядке, он наконец дошел до момента своего появления в Покровске.

И тут в воображении возник говорливый шофер Сеня, весь первый день катавший его на черной «Волге» своего начальника.

«…говорят, то ли взорвалось у них там что-то, то ли обрушилось, – возникли в памяти его слова. – А парнишка слабым оказался, взял да и помер».

«Вот оно! – мысленно воскликнул Гуров. – Убийство по неосторожности. Это ведь о нем говорил Сеня. Помнится, еще очень образно выразился. Дескать, шлепнули там какого-то курсантика. Как будто и без того убийств мало. Только, похоже, «шлепнули» слово здесь не совсем подходящее».

Припомнив эту маленькую деталь, полковник инстинктивно почуял, что между тремя смертями, происшедшими на авиабазе, имеется некая скрытая связь.

И в «нечаянной» смерти курсанта, и в четко спланированном убийстве Курбанского присутствовал взрыв. Что касается самоубийства Иванникова, то хотя в этом случае в кабинете ничего не взрывалось, но причины, вызвавшие такое необратимое последствие, могли быть напрямую связаны с Курбанским, следовательно, и эту смерть объединяли со всеми остальными.

«Что тут творится, в этой авиачасти? – в недоумении от своих догадок, поставивших перед новыми загадками, подумал Лев. – Кто этот загадочный «подрывник» и какую роль он играет во всем этом? Он – убийца? Или только орудие в чьих-то умелых руках? И почему именно взрывы? Попроще нельзя было? Кто из технического персонала может иметь подходящую квалификацию, чтобы вот так вот, в легкую, туда и сюда подсовывать бомбы? Или это – своеобразное хобби?»

Припоминая, как выглядело загадочное устройство, которое Леха продал Китаеву, он не мог не отметить, что «компас» был заряжен с большим знанием дела. Учитывая, что от его визита на авиабазу до визита к Китаеву прошло не так уж много времени, можно было предположить, что бомба, скорее всего, была приготовлена заранее.

Для каких целей? Это был еще один вопрос, который пока оставался без ответа.

«Так или иначе, ситуацию с этим убийством по неосторожности нужно будет прояснить, – решил Гуров. – Что именно там произошло? Что взорвалось и что обрушилось? Как знать, возможно, именно этот, на первый взгляд совсем не относящийся к смерти Курбанского случай как раз и поможет найти разгадку».

За размышлениями время в пути прошло незаметно, но когда он подходил к полуразрушенной трехэтажке, где жил Ушаков, на небе уже загорались первые звезды.

– Добрый вечер, – приветливо улыбнулся Гуров открывшему дверь Вадиму. – Юрий Петрович предупреждал вас, что я приду?

– Да, он звонил, – спокойно ответил тот. – Проходите.

Войдя в квартиру, Лев сразу понял, что парень живет не один. В прихожей рядом с мужскими ботинками стояли изящные женские босоножки, за закрытой дверью единственной комнаты негромко работал телевизор. Но за все время разговора, который собеседники проводили на кухне, подруга или жена Вадика так ни разу и не показалась.

– Садитесь, – все с тем же спокойствием предложил Вадим, подвигая полковнику табуретку. – Дядя Юра просил, чтобы я поговорил с вами, но, честно говоря, не представляю, о чем. Я понятия не имею, кто мог убить Курбанского, и не знаю, чем могу помочь отыскать этих убийц.

– Но ведь ты не думаешь, что это сделал Максим? – без церемоний, сразу обращаясь на «ты», спросил Гуров.

– Не знаю, – как-то неопределенно ответил Вадик. – Скорее всего, нет. Но если не он, то кто? Непонятно.

– У них с Курбанским были сильные трения?

– Да, он его регулярно доставал.

– Но, насколько я понял, не его одного. Почему же выделяют именно Максима?

– Не знаю. Наверное, из-за того случая с вертолетом. Курбанский заставил его пилотировать, хотя не имел никакого права. А потом на него же хотел свалить всю вину, утверждая, что Максим по собственной инициативе сел за штурвал, не имея допуска.

– Но ведь в итоге это не удалось. Максим сумел оправдаться, значит, у него не было таких уж сильных причин мстить фактически уже побежденному врагу.

– Не знаю. Лучше спросить у Максима.

– Максим на этот вопрос давно уже ответил. Только никто почему-то не хочет его ответ услышать. Лично я почти уверен в его невиновности. Именно поэтому и хотел поговорить с тобой. Ты работаешь в самой непосредственной близости от высшего начальства, иногда даже контактируешь напрямую. Тебе были известны отношения Курбанского с ближайшим окружением. Неужели в этих отношениях все складывалось так гладко и безоблачно? Что, Курбанский был несправедлив только с «низшими», а со своими замами или начальниками служб становился паинькой? Неужели, кроме Максима Китаева, у него не было врагов?

– Не знаю. Были, наверное. Но об этом никто широко распространяться не будет, сами понимаете.

– Ты числишься в отделе научных разработок. Тебе что-нибудь известно о махинациях Курбанского с финансированием?

Услышав этот вопрос, Вадим быстро и пронзительно взглянул в лицо полковнику и нехотя заговорил:

– Не знаю, что там вам про меня наговорили, но я всего лишь обычный компьютерщик. В «тайны мадридского двора» меня никто не посвящает. Сам я лично ни в каких махинациях не участвовал и соответственно знать об этом ничего не могу. А если кто и участвовал, то мне не докладывал. Так что с этим вопросом вы не по адресу.

– Никто не требует от тебя раскрывать «тайны мадридского двора». – Заметив, что на лице собеседника начинают появляться уже знакомые холодность и отчуждение, Лев старался говорить как можно мягче. – Речь идет лишь об общей тенденции. Слухи, полунамеки. Тайное всегда становится явным. И извини, но я ни за что не поверю, что, целые дни проводя в отделе, варясь, так сказать, в этом соусе, ты ничего не замечал. Я не прошу раскрывать суть финансовых афер Курбанского и готов верить, что ты ее действительно не знаешь. Мне нужно другое. Я хочу знать, с кем бывший командир части взаимодействовал по этому вопросу, и, думаю, эти люди тебе известны. Например, вот этот Арсеньев. Он ведь числится начальником отдела, если не ошибаюсь? Может ли быть такое, чтобы махинации проходили без его участия? Значит, как минимум одна кандидатура у нас уже есть.

– Да нет, вот как раз Арсеньев здесь точно ни при чем, – прерывая логические выкладки Гурова, проговорил Вадик. – Его назначили совсем недавно, когда на должность заступил новый командир. А при Курбанском он был простым инженером и, скорее всего, ни в каких махинациях не участвовал. Как и я. Рядовые трудяги вроде нас на такие «подвиги» не годятся.

– В самом деле? То есть начальником отдела Арсеньева назначил Гремин?

– Нет. Я не это имел в виду. Его назначил Иванников, тот, который пришел сразу после Курбанского. Тот, который застрелился, – понизив голос, добавил Вадим.

После этих слов в разговоре возникла довольно продолжительная пауза. Каждый думал о своем.

Вадим, хмурясь, вспоминал трагический переполох того дня и неоднозначные толки, вызванные чрезвычайным происшествием. Гуров, сопоставляя новую информацию с тем, что уже было ему известно, находил в ней новое подтверждение тому, что внезапная смерть Иванникова, по сути, не была такой уж внезапной.

«То есть, выходит, он убрал нужного Курбанскому человека, – размышлял он. – Начальник подразделения, через которое осуществлялись махинации с деньгами, не мог не участвовать в них, это очевидно. И новый командир, заступив на должность, по-видимому, об этом узнал. Если уж даже рядовой техник Китаев догадывался, тем проще догадаться «главному начальнику». Иванников, бравый служака и человек «самых честных правил», скорее всего, не захотел поощрять подобные «порочащие» проявления. Злоупотребления он пресек, а для пущей гарантии сменил и руководителя отдела, при котором они процветали, так что Курбанский лишился всякой возможности проводить их. Тогда версия о мести «подельников», с которыми он не поделил доходы, отпадает. Зато гораздо рельефнее вырисовывается версия о мести со стороны родственников Иванникова. Он не мог не знать о том, что за человек был его предшественник и какую реакцию с его стороны могут вызвать подобные «ограничительные» действия. Вполне возможно, делился мыслями по этому поводу с кем-то из близких. С супругой, например. И когда случилось непоправимое, она наверняка догадалась, откуда «дует ветер»…

– У Иванникова действительно был такой расстроенный вид, когда ты зашел к нему в тот день? – продолжил разговор Гуров.

– Что? – встрепенулся Вадик, углубившийся в мысли о своем. – А, вы об этом. Да. Очень расстроенный был вид. Расстроенный и какой-то растерянный, я бы сказал.

Непонимающий.

– Получается, что с приходом Иванникова «друзей» у Курбанского в отделе научных разработок не осталось? Больше некому было помогать ему аферы прокручивать?

– Почему не осталось? Остались. Иванников ведь только Скворцова уволил, остальные как работали, так и работают.

– Да, кстати, я как раз хотел спросить. Что это за такой Николай Белавин? Хотел сегодня поговорить с ним, а его на месте не оказалось. Да ладно бы еще просто не оказалось. А то кого ни спросишь, все либо загадками говорят, либо мямлят что-то нечленораздельное. Что там такое с ним?

– Белавин-то? – как-то странно усмехнулся Вадик. – А вот это он и есть – самый верный прихвостень Курбанского. Он и в отделе-то только за счет этого и держался, потому что с начальником дружил. Кроме этого, толку от него никакого не было. Разработчик хренов! – презрительно фыркнул Вадим.

– И куда же он сейчас делся? – спросил Гуров. – Уволился, не в силах пережить потерю любимого начальника?

– Если бы. Там все гораздо интереснее. Под арестом он. В СИЗО «загорает».

– Вот оно как! – изумленно вскинул брови Лев. – Действительно, интересно. И что же произошло?

– Да ничего особенного. Очень любил в игры играть. Вот и доигрался.

– А поконкретнее?

– Куда уж конкретнее. Я ведь сказал уже, он у Курбанского был первый корефан, и все эти пакости и шуточки дурацкие, который тот так любил, очень часто именно Коля для него устраивал. Особенно любили они первое построение. Как поступят новички в часть, самая забавная потеха у них начинается. Даже пари заключали – типа, кто первым в штаны наложит.

– То есть как это? – не понимал Гуров.

– А очень просто. У Коли этого, у него хобби по жизни – пиротехника. Вот он и устраивал здесь шоу. Приветственный салют. Пацаны желторотые первый день в части и без того волнуются. Выстроят их, они, бедные, как лист колышутся, не знают, куда руки девать. А тут в самый неожиданный момент прямо под ухом как бабахнет! Реакция, конечно, у всех разная. Кто просто вздрагивает, а кто послабее, и впрямь может в штаны наложить. Смешно же. Вот так Коля у нас развлекался.

– И никто не останавливал?

– А кому неприятности нужны? Ведь все знали, что его Курбанский прикрывает. Кому жаловаться? Пойдешь ябедничать, так только самому себе проблему сделаешь.

– Но ты, кажется, сказал, что в какой-то момент он все-таки доигрался, этот Коля?

– Да уж. Доигрался, это точно. Как-то он эту взрывчатку свою на козырек заложил. Для полноты эффекта, чтоб слышнее было. Там у нас из здания типа запасный выход, который прямо на летное поле ведет. И построения там обычно рядом проводятся. Прямо под окнами администрации. Вот там он его и пристроил, очередной свой «приветственный салют». А здание старое уже, козырек этот, похоже, на честном слове держался. В общем, когда взорвалась эта хлопушка, конструкция не выдержала и обвалилась. А в этот момент как раз курсантик какой-то опоздавший из подъезда выходил. Спешил на первое свое построение по месту службы. И, выходит, успел, – невесело усмехнулся Вадим.

– Козырек обрушился прямо на него?

– Прямехонько. Хотя, если бы там только козырек был, оно, может, и не так фатально закончилось бы. Но тут получилось, что три фактора сыграли. Во-первых, неожиданность. Он ведь, на плац поспешая, такого не мог предполагать. Во-вторых, звук громкий. Испугался, наверное. Ну и в виде логического завершения крышка эта бетонная прямо на него упала. В результате – летальный исход.

– Убийство по неосторожности? – уже поняв, о чем идет речь, спросил Гуров.

– Да, при расследовании так окрестили. Правда, если бы написали «по предварительному замыслу», тоже не очень бы ошиблись.

– Не повезло.

– Еще как! – сочувственно отозвался Вадик.

– Так, значит, этот Коля сейчас под арестом?

– Теперь да. Сначала вроде пытался отбрыкиваться. Мол, он здесь ни при чем и ничего ни о чем не знает. Но в этот раз уже не получилось. Вся часть знала, кто устраивает эти «шутки». И вместо Коли садиться никто, конечно же, не собирался.

– Все на него показали?

– Само собой. Вот что значит утратить защиту. Как только исчез «талисман» в виде любимого начальника, так и сам он моментально попал под раздачу.

– А что. все это случилось уже после смерти Курбанского? – немного удивленный таким поворотом, спросил Гуров.

– Арест – да. Закрыли его уже после этого убийства. Хотя, можно сказать, почти сразу. Дня через два или через три. На тот момент разбирательство по поводу этой «неосторожности» уже шло. А тут вдруг – убийство. Максима в тот же день забрали. А потом, наверное, подумали и решили на всякий случай и Колю закрыть, чтобы снова чего-нибудь непредвиденного не случилось. Там уж по неосторожности или как, а человека все-таки уработали. С какой стати главный подозреваемый будет на свободе разгуливать? Максима, значит, посадили, а этому гулять можно? Непорядок.

– Побоялись без обвиняемого остаться? – усмехнулся Гуров.

– Наверное. Хотя, конечно, это только догадки. Как они там в действительности размышляли, об этом мне неизвестно. Но Колю закрыли, это факт. И если хотите знать мое мнение – совершенно за дело. По-хорошему, давно пора было его приструнить.

Взглянув на прямоугольник кухонного окна, Гуров обнаружил за ним непроницаемую черноту. Так как ответы на основные вопросы, которые он собирался задать, были уже получены, он поспешил распрощаться.

Глава 6

Выйдя от Ушакова, Лев не стал сразу вызывать такси, а решил пройтись до знакомой остановки перед поворотом на территорию летного городка, подышать свежим воздухом и поразмыслить над интересной информацией, которую сообщил ему Вадим.

«Значит, вот кто у нас здесь главный пиротехник, – думал он, шагая по ночному поселку. – Интересно, интересно. Только не совсем понятно. То, что бомба на злосчастном козырьке над крыльцом – дело рук этого Коли, совершенно понятно. Но доказывает ли это, что он же подсунул и бомбу в вертолет и соответственно причастен к убийству? Не факт. Если верить Вадику, Белавин дружил с Курбанским и даже был в каком-то смысле его протеже. Зачем ему убивать своего патрона? Даже пониженный в должности, Курбанский, похоже, сохранял немалое влияние и во многих случаях наверняка мог оказаться полезен. Тем более если Белавин действительно зависел от него. Кроме того, здесь и еще имеется нестыковочка. Если на момент убийства Курбанского Белавин был еще на свободе и теоретически поучаствовать мог, то, когда Леха принес «компас» в квартиру Китаева, он был уже арестован. Как, спрашивается, мог он проделать все это, находясь в СИЗО? Проследить за мной, узнать, что я нахожусь у Китаева, подсунуть Лехе эту железяку. Нестыковочка».

Теперь, когда главный враг семьи Китаевых был убит, некому было преследовать их, и Гуров не сомневался, что предупреждение в виде начиненного взрывчаткой компаса предназначалось именно ему. Сделать его мог только настоящий убийца Курбанского. Но если предположить, что убийца – Белавин, то на тот момент у него просто не было возможности делать какие бы то ни было предупреждения. Находясь в СИЗО, вообще довольно проблематично делать все, что заблагорассудится.

«Белавин – соучастник? – снова строил догадки полковник. – Тогда он, несомненно, – исполнитель. Но тогда кто заказчик? Иванникова? Хм. Тандем своеобразный. Жена главного конкурента заказывает преданному «прихвостню» убийство любимого шефа. Это ж какая мощная должна быть мотивация. Но, с другой стороны, расчет очень неглупый. Курбанский наверняка доверял Белавину, если так тесно с ним общался. Значит, можно было быть уверенным, что он ничего не заподозрит. Вполне возможно, что идею заставить Максима «тестировать» вертолет подсказал Курбанскому именно Белавин. Они ведь частенько вместе готовили свои забавные «шутки». И с курсантами, да и с Максимом наверняка».

Предположение о том, что Курбанского могла заказать Белавину мечтавшая отомстить за смерть мужа Нелли Иванникова, хотя и выглядело несколько экстравагантно, но многое ставило на свои места.

Оно объясняло столь активное применение взрывотехники, поскольку, по утверждению Вадима, подобные устройства были любимой «игрушкой» Белавина. Оно объясняло тот факт, что преступник заранее знал время и место, где окажется Курбанский.

Этот момент был одним из самых сложных в деле, и до сих пор Гуров не мог объяснить для себя, как убийца мог заранее получить подобную информацию. Но если исполнителем оказывался человек, близкий к Курбанскому, а тем более такой, который периодически участвовал в его «остроумных затеях», ответ на самый сложный вопрос возникал сам собой. Если идея «испытать» Максима принадлежала Курбанскому, он мог ею с Белавиным поделиться. А уж если идея эта была подсказана самим Николаем, тогда не о чем даже говорить. Как мог он не знать, где будет Курбанский, если сам указал ему место?

Кроме того, эта версия прекрасно объясняла и необычайную смелость задуманного.

Находясь в двух шагах от вертолета, каждую минуту рискуя, что кто-нибудь появится на летном поле или заметит его от здания администрации, преступник действовал на грани фола.

Однако, если в роли исполнителя выступал Белавин, прекрасно знавший и внутренний распорядок, и расписание, то риск можно назвать вполне оправданным. Даже если бы его заметили в окрестностях вертолета, у него всегда была возможность оправдаться.

Единственное, что в этой версии выглядело не совсем правдоподобно, – это мотив. Понятно, что у Иванниковой он был достаточно весомым. Но ради чего пошел на это Белавин? Ведь ему фактически пришлось выполнить всю основную «работу».

«Чем она «купила» его? – размышлял Лев. – Деньги? Шантаж? Может, покойный муженек, изучая деятельность отдела научных разработок, накопал что-нибудь интересное не только на своего предшественника? Может быть, в каких-то неприятных случаях замешан был и Белавин? Может, она просто пригрозила ему, и он предпочел лучше разделаться с начальником, чем подставляться самому?»

И тут полковника осенила очередная догадка.

Ведь убийство Курбанского произошло буквально накануне того, как Белавина арестовали. То есть расследование «нечаянной» смерти курсанта на тот момент уже шло. Другими словами, Белавин догадывался, что рано или поздно ему все равно придется перекочевать на нары. Причем за действия, никак не относящиеся к убийству любимого начальника.

Кто может подумать на него? Кому придет в голову, что человек, которого вот-вот должны «закрыть» за одно преступление, решится на глазах у всех совершить второе? Да еще такого характера – отправить на тот свет лучшего друга и любимого босса. Нонсенс, небывальщина! Любой, кто услышит, назовет это полным бредом.

«А вдовушка, похоже, баба не промах, – с удивлением и даже некоторым невольным уважением думал Гуров. – Это надо же так все скомпоновать! Белавин вот-вот сядет совсем за другое, так что на него наверняка не подумают. Между тем Китаев, которого на глазах у всей части регулярно «доставал» Курбанский, имеет для всех очевидный и весомый мотив. Стоит лишь устроить так, чтобы он оказался в нужное время в нужном месте, да немного помочь процессу, и дело в шляпе. Главный враг устранен, исполнитель сидит за другое, и мысль о его участии никому и в голову не придет. Алиби обеспечено. А Максим… А что Максим? Кому он интересен, этот Максим? Для Иванниковой он никто, для Белавина – лишь повод позабавиться. Максим оказался пешкой в большой игре, и, использовав, его просто выбросили за ненадобностью. И забыли.

Расчет очень точный. И очень неглупый. Сейчас, даже если бы сам Белавин пожелал чистосердечно признаться в содеянном, ему, наверное, никто бы и не поверил. А он – единственный, через кого можно выйти на заказчика. Вряд ли Иванникова делилась своими планами еще с кем-то, кроме непосредственного их исполнителя.

Правда, есть еще человек, который подсунул Лехе «компас». Но, в общем-то, это мог сделать кто угодно. Иванникова могла проделать все это через десятые руки, могла найти тысячи объяснений (с этим у нее, кажется, проблем вообще не возникает), и никому бы даже в голову не пришло, что вечерний визит спившегося Лехи к старому технику и убийство бывшего командира части как-то связаны между собой.

Тогда и с мотивом становится понятнее. Совсем необязательно, что это были жесткие причины, типа шантажа. Все могло быть совсем наоборот. Иванникова могла посулить помощь. Нанять хорошего адвоката, проплатить некоторые послабления режима в СИЗО. Нет, с этим Колей нужно поговорить обязательно. Да и не только с ним».

Гуров достал телефон и вызвал такси. За размышлениями он не заметил, как дошел до остановки, и теперь стоял в полном одиночестве, глядя на пустынную ночную дорогу и определяясь с действиями на завтра.

Учитывая последние новости и события, полковнику, несомненно, предстоял непростой день.

На следующее утро Гуров первым делом направился в СИЗО.

Пообщаться с Белавиным он считал задачей первостепенной важности. Именно от того, что скажет ему Николай, зависели дальнейшие его действия. Ведь доказательств пока нет, сплошные догадки. Поэтому во что бы то ни стало надо «расколоть» Белавина. Только он может указать на Иванникову. Доказать участие мадам сложно, но причастность самого Белавина очевидна. Так что выбор у него не такой уж широкий. Либо назвать заказчика, либо самому ответить по полной. Два убийства, одно из которых «неосторожным» никак не назовешь, – это аргумент железобетонный.

Но планам Гурова не суждено было осуществиться.

Приехав в СИЗО и сообщив дежурному, что ему необходимо допросить находящегося здесь Николая Белавина, он получил ответ, что такой давно уже здесь не находится.

– То есть как? – удивленно переспросил Лев. – Его ведь задержали по делу о непредумышленном убийстве.

– Да, задержали, – ответил дежурный, здоровенный детина под два метра ростом. – Задержали и почти сразу же освободили.

– Освободили?!

– То есть, конечно, не совсем освободили, – поспешил исправиться детина. – Изменили меру. Сначала было назначили изолятор, а потом передумали. Присудили домашний арест. Типа – смягчили.

– За хорошее поведение? – саркастически усмехнулся Гуров.

– Не знаю, за что. Мы в эти дела не вмешиваемся, у нас и своих хватает. Нам постановление принесли – мы выполнили. А как там, чего – это пускай у других голова болит.

– Выходит, освободили почти сразу? – никак не мог осмыслить очередную неожиданную новость полковник.

– Да. Недели не просидел. Да какое там недели. Дня три, наверное, побыл здесь и сразу на курортные условия перешел.

– То есть он сейчас находится дома?

– А где же еще? Само собой, дома. И следят за ним, и отмечаться приходит. Все как полагается.

– Ясно. Что ж, спасибо за информацию. Извините, что напрасно побеспокоил, – снова невесело усмехнулся Гуров.

– Обращайтесь.

Прямо из СИЗО Лев отправился в прокуратуру. В связи с открывшимися новыми обстоятельствами он решил поговорить со следователем, у которого находилось дело об убийстве по неосторожности.

С этим вопросом полковник, уже на правах старого знакомого, обратился к Сырникову.

– Нужно выяснить одну подробность, – простодушно улыбаясь, сказал он ему. – Дело, случайно, не у тебя?

– А почему оно должно быть у меня? – настороженно и даже с некоторым испугом посмотрел на него Сырников.

– Да нет, не должно. Просто спросил.

– Этим делом Валера занимается. Петров Валерий, – неуверенно, как бы сомневаясь, стоит ли раскрывать эту тайну, проговорил следователь.

– Валерий Петров? Что ж, прекрасно. А как бы мне переговорить с этим Валерием Петровым? Где он располагается, не подскажешь?

– Да здесь же на этаже, – с видом партизана, сдающего секретную явку, ответил Сырников. – Прямо по коридору пройдете до конца, там его кабинет и будет. Самая последняя дверь.

– Спасибо, Сергей, ты мне снова очень помог. Не знаю, что бы я без тебя и делал, – рассыпался в благодарностях Гуров, стараясь, чтобы хоть на этот раз его молодой коллега не оставался в огорчении.

Последняя дверь прямо по коридору была открыта, и, вежливо постучав, Лев вошел в кабинет.

За столом с компьютером и бумагами сидел средних лет мужчина и что-то писал. Когда дверь открылась, он поднял голову от бумаг и устремил вопросительный взгляд на вошедшего.

– Полковник Гуров, – без лишних предисловий представился тот. – Я провожу дополнительное расследование происшествий на авиабазе.

– А-а, – как-то неопределенно протянул мужчина за столом. – Вы из Москвы?

– Да. А вы – Валерий Петров?

– Он самый. – Мужчина улыбнулся, и от этого лицо его сразу утратило официальность и стало каким-то очень свойским. – Присаживайтесь, – указывая на стул рядом со своим столом, пригласил он. – Вы, наверное, по поводу дела Белавина? Из летчиков у меня больше никого нет.

– А Белавин – летчик?

– Нет, конечно. Это я так для удобства его обозначил. Чтобы проще группировать было.

– Понятно. Да, вы угадали, меня действительно интересует дело Белавина. Могу я ознакомиться с ним?

– Без проблем. Если уж нас начали проверять, то, конечно, изучить нужно все досконально.

В тоне и выражении лица Петрова Гуров заметил едва уловимый оттенок иронии. Это дало ему повод предположить, что перипетии с «изучением» дела Иванникова следователю Петрову не только хорошо известны, но и наверняка во всех деталях обсуждались им со следователем Сырниковым.

«Слава идет впереди полководца, – внутренне усмехаясь, подумал он. – Что ж, нам это только на руку».

– Хотя, если вас интересует что-то конкретное, может быть, проще будет спросить у меня? – предложил Петров. – Дело большое, целый день будете читать.

– Вот как? Что ж, я был бы вам очень обязан. Меня действительно интересуют некоторые конкретные вопросы. Если вы поможете мне сэкономить время, это будет просто отлично.

– Спрашивайте.

– В связи с чем Белавину была изменена мера пресечения?

– А, это… – Петров замолчал, как-то загадочно улыбнулся, затем продолжил: – Да, пожалуй, я должен был догадаться, что вас это заинтересует. Но в целом тут нет ничего необычного. С тех пор как у нас появилась возможность использовать электронные браслеты, такая мера довольно активно применяется. Изоляторы переполнены, и держать там человека, совершившего незначительный проступок, нерационально.

– Убийство – незначительный проступок? – всем видом показывая, насколько удивляет его такая неожиданная трактовка, проговорил Гуров.

Но следователя Петрова удивление полковника не смутило.

– Всякое преступление нужно рассматривать в контексте, – спокойно ответил он. – Убийство непреднамеренное, Белавин раньше не привлекался, противоправных действий за ним не числится. Хотя, конечно, с другой стороны, все это – факторы хотя и необходимые, но недостаточные. Если говорить откровенно, этот домашний арест – в основном заслуга адвоката. Очень активный у него оказался защитник. И умелый.