Текст книги "Исчезнувший"

– Да я уж понял, – обреченно вздохнул Звонников. – От этого дела мне не уйти. Что ж, давайте подумаем, что можно сделать.

В кафе Звонников и Гуров просидели еще с час. Затем оба вышли, и каждый пошел по своим делам. Вернее, каждый пошел в свою сторону, но по одному и тому же делу. Встретиться они договорились не позднее двух часов дня. К этому времени они должны были успеть провести подготовительную работу, подводящую общий план к осуществлению.

Глава 7

Полковник Крячко попадал в передряги не так часто, как могло бы быть при его профессии. Он вообще считал себя везунчиком. Каким бы сложным ни было дело, заканчивалось оно всегда одинаково, как любят писать в книгах и показывать в фильмах: наши победили. Можно сказать, эти слова Крячко считал девизом своей жизни. Наши победили – красиво звучит. Еще неделю назад он лежал на больничной койке, и показания хитроумных приборов пророчили ему если не потерю трудоспособности, то запрет на работу в полиции – уж точно. В какой-то момент он и сам потерял уверенность в том, что выкарабкается. Мечтал об этом, желал этого, но уверенность куда-то ушла.

А потом вдруг все изменилось. Тошнота и головная боль, двадцать четыре часа в сутки преследующие его после черепно-мозговой травмы, внезапно исчезли. Испарились, будто их и не были никогда. Показатели пришли в норму, появился аппетит, настроение подскочило до привычной отметки. И Крячко решил, что все, с него хватит приключений. Впредь никаких необдуманных поступков. С этого момента и до конца дней он действует исключительно в обозначенных уставом рамках. Как он тогда радовался принятому решению. Даже с Гуровым хотел своей радостью поделиться. Да не успел.

Состояние это продлилось ровно три дня, а потом больничная койка стала навевать тоску. Желание вырваться из стен госпиталя назойливой мухой засело в мозгу. И он снова стал мечтать о том, как будет рваться на передовую, лишь бы избавиться от тоски и уныния. А что голова пробита, так это не беда. Залатали и ладно. Голову-то он подставлять под удар больше точно не станет. Не такой он дурак, чтобы дважды на одни и те же грабли наступать.

Как оказалось, полковник Стас Крячко – еще больший дурак, и свидетельством тому служило его теперешнее положение. Незавидное положение, прямо сказать. В настоящий момент Крячко лежал на тонком матрасе, брошенном прямо на сырой земляной пол. Лежал в каком-то сарае, без окон и внутреннего освещения. В полной темноте, одиночестве и с пробитой головой. Боль вернулась после первого удара. Если быть точным, Стас не был уверен, были ли другие удары, так как после первого сразу вырубился. Судя по тому, как ныл мочевой пузырь, вырубился он надолго.

Сейчас он как никогда жалел о том, что не последовал первому порыву и вновь перешел границы дозволенного уставом, составленным специально для таких вот случаев. Головная боль теперь сконцентрировалась где-то в височной области, но ощущение полной беспомощности и расслабленности говорило о том, что в этом участке находится лишь основной источник боли. Все остальные участки болят чуть меньше, но до полного покоя и им далеко.

Ныли правое плечо и рука. Крячко сообразил, что ноют они от долгого лежания. Кровь не поступает, вот тело и затекло. Он попытался изменить положение и с удивлением обнаружил, что руки его связаны за спиной, а одна нога прикована цепью к стене. «Что за хрень такая? – в первый момент Стас даже не разозлился. И не испугался, просто был удивлен или обескуражен, кому как больше нравится. – Меня что, приковали, как цепного пса? Ничего себе дела». О головной боли он тут же забыл, так как обнаружились проблемы посерьезнее.

Мочевой пузырь настоятельно требовал опорожнения, а Крячко ничего не мог с этим поделать. Без помощи рук процедуру эту не выполнить, а дуть в штаны это уж слишком. Кое-как он подтянул ноги к груди. Вернее, грудь к ногам, так как цепь оказалась довольно короткой. Облокотился на стену, отдышался. Стена была шершавая, точно наждачка. Крячко понял, что это слой штукатурки, только наляпан как попало. Выходит, его заперли в кирпичном сарае. Нет, скорее, это был подвал, ведь земляные полы бывают в подвалах? Или в сараях тоже по поводу настила полов не загоняются? Наверняка Крячко не знал.

«Надо каким-то образом обследовать помещение, – сам себе приказал он. – Насколько цепи хватит, но нужно». И начал двигаться вдоль стены, помогая себе руками. Отталкивался от шершавой штукатурки, упирался связанными за спиной ладонями о стену, переносил вес на ноги и передвигал зад сантиметров на десять. Затем двигал ноги и, соответственно, руки. Сколько времени у него на это ушло, Стас не имел ни малейшего представления. Он вообще потерялся во времени. Ночь сейчас или день? Все тот же четверг или уже пятница?

Больше двух дней он на свое пленение не закладывал. За два дня он от обезвоживания так бы ослаб, что про акробатические трюки, которые он сейчас проделывал, можно было бы забыть. А через неделю он бы валялся на тюфяке и даже голову поднять не мог бы. Хотя история знает случаи, когда эти показатели существенно увеличивались.

Помнится, он читал, что в сорок седьмом году один мужик получил черепно-мозговую травму и пролежал без воды и еды в заброшенном неотапливаемом доме целых двадцать дней. Когда его нашли, у него не было дыхания и исчез пульс. А спустя сутки он уже разговаривал. Случай этот, кстати, произошел не в какой-то там загранице, а почти в России, в Республике Киргизия, в городе Фрунзе, ныне переименованном в Бишкек. Вспомнился этот случай Крячко потому, что уж больно исходные данные похожи. Он тоже с пробитой черепушкой, без воды и еды, а холод в подвале напоминает о том, что на дворе не июль.

«Выходит, у меня появился шанс перещеголять того везунчика», – на автомате подумал Стас. Двадцать дней – долгий срок. За двадцать дней Гуров весь Воронеж вдоль и поперек перероет, а его, Крячко, найдет. Только вдруг он уже не в Воронеже? Возможно, его вывезли далеко за пределы города, а может, и области. Тогда дело дрянь. Всю страну не то что за двадцать дней, за двадцать лет не перероешь. Это вам не какой-то там Лихтенштейн, который хоть и числится отдельным государством, населения насчитывает не больше тридцати тысяч. Это Россия, тут непроходимых мест больше, чем блох у дворового пса.

«И как меня угораздило попасть в такую переделку? – задал себе вопрос Крячко и сам же на него ответил: – Да потому, что людей умных не слушаешь, вот как». Закрывать глаза на правду он не любил. Раз уж облажался, так имей мужество это признать, так считал Стас. В этот раз он облажался по-крупному. А случилось все совершенно внезапно. Получив от собачника Пряхина пропуск на территорию закрытого клуба, Крячко никому об этом не сообщил. Не желал выслушивать нотации, вот и поплатился. Да он и сам никак не подготовился к тому, что что-то может пойти не так. Плана «Б» вообще не существовало, а ведь кому, как не оперу из уголовки, знать, что страховочный план должен быть всегда?

От Пряхина он поехал прямиком за город, где располагался клуб. У ворот его остановили дюжие охранники. Обыскивать не обыскивали, но машину загнать за ворота не позволили. Забрали пропуск, усадили в комнате при пункте пропуска, где из всей мебели присутствовал прикрученный к полу стул и смотровое окошко в двери. Прямо как в карцере. Это должно было насторожить опытного опера, но нет. Он сидел на этом идиотском стуле и ждал продолжения.

Продолжение последовало в виде худосочного женоподобного человечка. Он вошел в комнату, где сидел Крячко, вежливо поздоровался и принялся выспрашивать: кто такой, откуда приехал, как узнал об имеющейся вакансии? Про вакансию Крячко ничего известно не было, поэтому он старался отвечать как можно более уклончиво. Раз вакансия, значит, предполагается заработок. Сказал, что деньги очень нужны. Просто позарез. Хотел присочинить историю про больную тетушку, которая умирает от неизлечимой болезни и требует все больше морфина, а злые врачи лимитируют лекарства безбожно, но душещипательной истории от него женоподобный человечек не потребовал. Удовольствовался тем, что деньги, в принципе, всем нужны. И всем позарез.

Он ушел, а Крячко остался сидеть в странной комнате. Просидел так еще с час, а может, и больше. И снова продолжение пришло в своеобразном обличье. Явилась бабища кило под двести, велела следовать за ней. Крячко попытался разговорить ее, но та так на него зыркнула, что желание разговаривать отпало в момент. Бабища отвела его в здание без окон, о котором говорил Пряхин. Крячко ввели в отдельную комнату. Здесь мебели было побольше. Настоящая кровать с постельными принадлежностями, прикроватная тумбочка, платяной шкаф и даже телевизор. Не шибко современный, но в рабочем состоянии. Бабища кинула ему робу ярко-оранжевого цвета, велела переодеться и сказала, что вернется через час. Тогда, мол, и жрачка будет.

Она ушла, но дверь на замок не закрыла. В двери вообще не было замка. Ни снаружи, ни изнутри. Удобств в комнате Крячко не обнаружил, что посчитал хорошим знаком. Теперь будет повод выйти из комнаты и попытаться проникнуть в другие помещения. По нужде, мол, захотел, вот и хожу, ищу.

До возвращения бабищи Крячко смотрел передачу о диких животных. Косуля убегала от стаи волков. Она рвалась изо всех сил, но волки оказались хитрее и выносливее. Загнали косулю в непроходимые заросли и разодрали на куски. Правда, окончания расправы из гуманных соображений не показали, но любой, кто имеет хоть какое-то воображение, с легкостью дорисует недостающие кадры. Крячко стало жаль косулю, и он выключил телевизор.

После того как бабища забрала его одежду, Стас подкрепился принесенным обедом. Ничего особенного, тарелка супа с куриным мясом, гречка с тушенкой и чай, но на вкус вполне сносно. Подкрепившись, выждал минут десять, после чего подошел к двери и выглянул в коридор. В коридор выходило, по меньшей мере, десять дверей. Ни одной таблички, указывающей, где туалет, не было, только наклейки с цифрами. Вспомнив, что Пряхин предостерегал выходить из комнаты раньше, чем пройдет пара часов, он на минуту задумался, а потом мысленно махнул рукой на совет собачника. Что может с ним здесь случиться? В худшем случае, выгонят с территории, и всех проблем.

И Крячко отправился исследовать территорию. Две комнаты по его стороне оказались пусты. В третьей лежал мужик с патлами до плеч. Стас предположил, что не так давно он бомжевал, и бомжевал профессионально. А теперь лежит на белых простынях и тихонько похрапывает. Присутствия постороннего мужик даже не заметил. Следующая дверь оказалась заперта изнутри. «Значит, запираться здесь все-таки не запрещено, – подумал Стас. – Или эта привилегия предусмотрена только для избранных?» В этом еще предстояло разобраться.

Он дошел до следующей комнаты, но дверь открыть не успел. Ухватился за ручку и тут краем глаза уловил движение справа. А когда начал разворачиваться, ему на черепушку опустился какой-то тяжелый предмет. В глазах сразу потемнело, накатила тошнота. «Только бы не блевануть, – промелькнуло в голове. – Захлебнусь собственной рвотой, вот уж поистине позорная смерть». Крячко навалился на стену, но это не помогло. Темная волна надвигалась все быстрее. Он сполз по стене на пол и потерял сознание. Того, кто нанес ему удар, он так и не увидел.

Каким образом он оказался в подвале, Крячко не знал. По всей видимости, тот, кто его ударил, позаботился и о переселении. И вот он, полковник полиции, лежит на сыром полу в идиотской робе и прикованный к стене толстой цепью. Ситуация – хуже не придумаешь. Теперь эти молодчики наверняка уже прошманали машину, нашли и удостоверение, и телефон. Перед самым въездом на территорию клуба Стас опустошил все карманы, сложив их содержимое под коврик в багажнике. Не то чтобы он считал это место суперсекретным, скорее потому, что другого места не придумал, а избавиться от телефона и удостоверения заранее – не подумал.

«Интересно, то, что я являюсь сотрудником правоохранительных органов, каким-то образом на мою судьбу повлияет? – размышлял Крячко. – Ведь не станут же они убивать полковника полиции?» Но тут он вспомнил, что говорил Пряхин о неприязни Рубана к правоохранителям, и уверенность в том, что, найдя удостоверение, они его не тронут, испарилась. «Так глупо все вышло, аж смешно, – продолжал размышлять Крячко. – Телефон мой у них, а ведь я мог взять его с собой. Никто, ни женоподобный человечек, ни бабища с робой, не требовал сдать мобильник. Так какого хрена я его с собой не взял?»

Рассуждать об этом было поздно. В любом случае не наличие или отсутствие телефона привело его в подвал, а неумение ждать. Ведь говорил же Пряхин, выжди время, так нет же, полез на рожон. Хотя и они тоже хороши. Могли сперва спросить, чего ради он по комнатам ходит. Он бы им свою версию про недержание рассказал, может, и поверили бы. Воспоминание о туалете вновь разбудило настоятельную необходимость опорожнить мочевой пузырь. Крячко с утроенным энтузиазмом возобновил обследование стены. Он пытался найти дверь. Ведь как-то его сюда затащили, а раз еще и на цепь посадили, то похитители тоже имели возможность в комнату войти.

В конце концов, руки наткнулись на ступени, ведущие вверх, и Стас понял, что дверь близко. Попытался вскарабкаться наверх, но цепь остановила его примерно на третьей ступеньке. Тогда он напряг последние силы и принялся колотить концом цепи о стену. Дотянуться до двери Стас физически не мог, но и сдаваться не собирался. Бился минут десять, потом выдохся, скатился со ступеней вниз и замер, не в силах доползти до тюфяка.

Наверное, он снова отключился, так как пропустил тот момент, когда открылась дверь. Яркий свет прорвался сквозь дверной проем и ударил по глазам. Крячко невольно застонал, настолько сильными оказались ощущения. Немного привыкнув к свету, он приоткрыл глаза и из-под опущенных ресниц взглянул вверх. В дверях возвышалась мужская фигура. Электрический свет очерчивал силуэт, не давая рассмотреть лицо. Мужчина стоял и молча смотрел на него. Стас тоже не спешил заговаривать с незнакомцем. Так прошло минут пять. Затем свет резко погас, и дверь захлопнулась. Испугавшись, что снова останется один, и тогда мочевой пузырь точно не выдержит, Крячко наплевал на гордость и громко закричал:

– Эй, постой, да погоди ты! Мне отлить нужно!

Повторно дверь открылась не сразу. Крячко трижды пришлось повторить фразу, прежде чем заскрипели дверные петли, и свет снова залил подвальное помещение. На этот раз вместо мощной мужской фигуры в дверях появился щуплый силуэт то ли девушки, то ли парнишки-подростка. «Только не девица, – мысленно простонал Крячко. – Такого унижения я точно не вынесу».

Но это была именно девица. Молоденькая девушка лет шестнадцати. Она спустилась по ступеням, в руках у нее оказался детский горшок. Проворно развязав тесемки, девушка высвободила из брюк гениталии Крячко и подставила горшок. Стас почувствовал такое облегчение, которое перекрыло и стыд, и гнев, и омерзение от происходящего. Затем девица ловко натянула брюки до пупка, завязала тесемки, поднялась по ступеням, и дверь снова захлопнулась.

Попросить девушку задержаться Крячко заставить себя не смог. Плевать ему на то, что с ним будет. Плевать, что упустил шанс узнать хоть что-то о своей участи. Он не станет трепаться с девчонкой, которая видела его в таком неприглядном виде. И все же ему стало полегче. Раз они озаботились тем, чтобы дать ему помочиться, значит, убивать его не собираются. По крайней мере, не сейчас.

«Если в ближайший час принесут еду, значит, дело мое не совсем пропащее, – решил Крячко. – В следующий раз я не упущу возможности выяснить, что задумали эти маньяки». Головная боль вернулась, как только опустел мочевой пузырь. Кое-как он дополз до тюфяка, принял позу эмбриона и занялся единственным доступным занятием: стал ждать.

Ждал, ждал и уснул. Слабость все больше одолевала, и сопротивляться дреме не хватало сил. Стас вытянул ноги, повернулся на живот, чтобы дать отдых затекшим рукам, и отдался на волю Морфея. Проснулся оттого, что кто-то толкал его в бок. Он вздрогнул от неожиданности, но заставил себя замереть и не двигаться. Первой мыслью, промелькнувшей в мозгу, была: все, я слетел с катушек. В пустой комнате, при закрытых дверях, и вдруг такое.

Но с рассудком у Крячко все оказалось в порядке. Просто в то время, пока он спал, в подвал подсадили новых пленников. Следом за ощутимым толчком в бок, к его несказанной радости, послышалась человеческая речь. Голос звучал приглушенно, но отчетливо.

– Эй, приятель, подвинься, – проговорил тот, кто толкал его в бок. – Ты тут не один, а на нас лежанку не предусмотрели.

– Ты кто?

– Конь в пальто, – ответил голос.

– Находишь это смешным?

Сказал это Крячко только для того, чтобы что-то сказать. Удивительно, как сильно люди привязаны к речи. Вот когда тебе приходится по четырнадцать часов поквартирный опрос проводить и задавать раз за разом одни и те же вопросы, тогда тебе кажется, что век бы молчал. А как только ты такой возможности лишаешься, то жизнь готов отдать за возможность поговорить с живым человеком. Парадоксально, но факт.

– Не злись, не поможет, – нежданный сосед легко сдал позиции. – Тебя как зовут?

– Стас, – коротко ответил Крячко.

– Я – Влад, а моего приятеля зовут Геной, только он в отключке, – сообщил Влад. – По «тыкве» настучали.

– За что?

– Чтобы нос не совал куда не следует. А тебя сюда за что?

– Практически за то же самое, только я ничего плохого не замышлял. – Крячко вдруг подумал, что парень этот запросто может оказаться «подсадной уткой», и следует быть начеку.

– Это как? – задал новый вопрос Влад, тем самым насторожив его еще сильнее.

– Туалет искал. Меня в комнату поселили, в которой ни туалета, ни душа. А я им что, Копперфильд? У меня способности сквозь стены проходить нет. И рентгеновским зрением я не обладаю. И вообще, я совершенно обычный человек, и мне непонятно, как я здесь оказался, и как долго меня будут держать на цепи, как дикого зверя?

– Много вопросов задаешь, приятель. Я бы на твоем месте помалкивал, – произнес Влад и, склонившись к самому уху Крячко, добавил: – Тут могут быть камеры.

– Да я ведь так, чисто разговор поддержать. Ну, правда, охота же понять, что я сделал не так, что они взяли и кинули меня в подвал. Человек над физиологией не властен. Это же основной человеческий инстинкт, желать помочиться. Разве у кого-то иначе?

– Так ты, и правда, из-за сортира сюда попал? Вот умора, приятель. Да, не думал я, что у Рубана можно такой прием заработать.

– А ты сам с этим Рубаном знаком? – закинул удочку Крячко.

– На фига мне с ним знакомиться? Он ведь не девица, – заметил Влад. – Но порядки здешние мне хорошо известны. И поверь, ничего хорошего нас троих уже не ждет.

– Это еще почему?

– Да потому что провинились. А с провинившимися здесь разговор короткий: бритвой по шее – и в клетку с питбулями. Что те не доедят, дворовым псам пойдет. – Влад говорил так тихо, что Крячко приходилось напрягать слух.

– Хорош страху нагонять. Может, еще обойдется, – поморщился он. – Вот когда ты сюда приехал, тебя тоже сразу в подвал кинули?

– Да ты что, сдурел? Я первый раз в апартаментах пять дней провел. Пока суть да дело, пока судьи группы определили, они ведь не поодиночке идут. Ну, я отдохнул основательно. В форме был, если ты понимаешь, о чем идет речь. Дело свое сделал, потом бабла получил и отчалил. Я, знаешь ли, рисковать своей шкурой не люблю. Сгреб, что тебе причитается, и делай ноги. Такой у меня девиз, и человек я от этого жизнерадостный.

– Как же тогда ты сюда попал?

– Да по глупости. Друга привел, чтобы и он немного подзаработал. Он ухватился за идею мертвой хваткой, а когда до дела дошло, сдрейфил. Отменил свое участие, даже меня дожидаться не стал и на попутках свалил. Ну, меня и в карцер, только сначала заставили обязательства за друга выполнить. Вот я тогда струхнул. Думал, что Рубан меня в расход пустить решил. Чтоб другим неповадно было.

– И такое здесь постоянно практикуется?

– Случается, – ответил парень. – Особенно, когда у алкоголиков обострение наступает. Нажрутся и к людям пристают: дай денег, дай денег. А когда предложение получат, так радуются, идиоты.

– Почему же им не радоваться? – удивился Стас. – Денег же заработают.

– Ага, на погребальный саван. – На этот раз смех Влада прозвучал невесело. – Ты, видать, тоже в смертники записан? Соболезную, брат.

– Слушай, я никак не догоню, о чем речь идет? – Крячко приблизился к Владу, чтобы голос не повышать. – О каких смертниках и смертях идет речь?

– Да ты что, с луны свалился? Для чего, думаешь, тебя в дом без окон определили?

– Чтобы я ставку сделать мог. Меня тоже друг сюда присватал. Сказал, тут тотализатор на собачьи бои проводят. Я деньжат подкопил и сюда. Думал, срублю по-быстрому бабла и на юга поеду.

– Собачьи-то они собачьи, – задумчиво проговорил Влад. – Только вот тебя сюда как основного участника боя пригласили. На тебя, между прочим, тоже ставки нехилые идут. И тут уж Рубан действует по-честному. Хочешь – на себя ставишь, а хочешь – на противника. Если на себя – азарт выше. Ты же не только за жизнь борешься, но и за бабки свои.

– Хочешь сказать, что против бойцовских псов здесь людей ставят? – опешил Крячко.

– А ты думал, Рубан у нас добрая фея? – снова рассмеялся Влад. – Как же, держи карман шире! Да на твои гроши ему начхать. Ему зрелище для толстосумов устроить нужно. С бомжами проще, но они физически совсем слабые. Бой получается коротким, хоть и кровавым, а клиенты любят, чтобы все было медленно. Кроваво, но медленно. Насладиться чтобы успеть.

– Гонишь! – Крячко в сердцах сплюнул. – Не может такого быть!

– Я сам в таких боях участвовал. Дай руку, я тебе кое-что продемонстрирую.

Не дожидаясь согласия Крячко, Влад нащупал его кисть, подтянул к ней свою ногу и положил на лодыжку. Пальцами Крячко ощутил толстые рубцы, а рядом вмятину, там, где должна была быть икроножная мышца.

– Что это? – не удержался от вопроса Крячко.

– Это, брат, питбуль в действии. В третьем бою он мне в лодыжку вцепился, пропустил я его выпад. А ты ведь слышал, что у питбуля давление челюстей до двадцати атмосфер доходит, и если уж он ухватил добычу, то разжать его челюсти совершенно нереально? Врут, конечно, никаких сверхспособностей у этой породы собак нет, но тогда я так не думал. Вернее, я на себе испытал все эти двадцать атмосфер. И когда челюсти его разжать пытался, сразу во все домыслы поверил.

– И как же ты от него избавился? – спросил Стас.

– Пришлось челюсть сломать. Когда в трех местах кости переломал, он меня и отпустил. Тогда ему уже не до меня было. Выл, как беспородный щенок, – похвастался Влад. – А мне тогда такую офигенную премию выдали, я с полгода ничего не делал, только на диване лежал, пиво посасывал и тупые телешоу смотрел.

– А потом деньги кончились, и ты снова сюда? Да ты просто ненормальный!

– Почему бы и нет? Деньги тут платят хорошие, где я еще столько получу? Без денег жить нельзя, а без мышцы запросто, – пошутил Влад, но Крячко шутку не поддержал.

– Нет, ты точно ненормальный. Я бы на такое никогда не подписался, – заметил он.

– Чего тогда приперся?

– Не знал я, что устроители шоу собрались меня главным героем сделать.

– Теперь знаешь, – невесело произнес Влад.

Разговор сошел на «нет». Влад отполз в дальний угол, предварительно устроив приятеля на единственном матрасе. Крячко сдвинулся на самый край, вздохнул и начал переваривать то, что услышал. А, поразмыслив, понял одно: надо выбираться из этого дурдома, причем как можно быстрее. «Думай, Стас, думай, разработай план, как отсюда свалить», – твердил он себе, но в голову, как нарочно, ни одна идея не приходила. Помимо собственной судьбы, его беспокоила и участь Ольшевского. Что, если он добровольно на такой бой пошел? Он, конечно, не из хилых, но ведь собак до смерти боится. Как можно было согласиться на подобное предложение, когда ты с собаками совсем обращаться не умеешь?

Этот вопрос приводил Крячко в недоумение. Ведь действительно, человек, который боится змей, не пойдет их усмирять? Не пойдет. И на медведя гризли по собственной инициативе не попрет. А все почему? Да потому что у человека, не хуже, чем у животных, чувство самосохранения срабатывает. Но Ольшевскому, по всей видимости, это чувство не знакомо. Атрофировалось. Да еще этот чудик Влад. Нашел способ деньги зарабатывать. Ведь ясно же было с самого начала, что рано или поздно затея до добра не доведет. Но и его чувство самосохранения где-то потерялось. Парадокс за парадоксом. И вопросы плодятся, как мухи летние.

Вот один из них: почему его до сих пор держат в темноте и сырости, если имеют на его счет далеко идущие планы? Разве не должны они позаботиться о его здоровье? Хотят зрелища, значит, должны его форму поддерживать. Но запереть человека в подвале заботой не назовешь. Даже с натяжкой.

– Слушай, а как ты умудрился так много боев провести? У вас здесь что-то вроде секты? – Лица Влада Крячко не видел, но по ощущениям создалось впечатление, что отвечать на этот вопрос он не желает. – Прости, Влад, но я интересуюсь не ради удовольствия, а чтобы легче было решение принять.

– Ты что, каждый раз настраиваешься, чтобы с человеком поговорить? – Влад попал в точку, рассердив на этот раз Крячко основательно.

– Даже если и так, тебе какое дело? – Ответ прозвучал грубо, но Крячко на это было уже наплевать.

– Да никакого, – поспешил самоустраниться Влад. – Вот зарплату получу и свалю отсюда.

– Из клуба или из Воронежа?

– Посмотрим, – ответил Влад и задал вопрос, который мучил его с того момента, как он увидел в подвале незнакомца: – В полицию теперь пойдешь?

– Ты посмотришь, и я посмотрю, – заявил Крячко. – Сейчас не до принципиальности, нужно сначала отсюда как-то выбраться, а уж потом думать, что с этой шарагой делать.

– Выберешься. Вперед ногами.

Бросив фразу, Влад снова замкнулся. Крячко немного помолчал, но вопросы распирали, и он спросил:

– Ты сам местный?

– Местный. С «Машмета».

– Не Пряхин ли тебя сюда присватал?

– Он самый. Знаешь его?

– Еще бы не знать. Я ведь тоже по его милости тут торчу. – Стас даже обрадовался, будто земляка на чужбине встретил. – А ты, случайно, не видел там, в доме без окон, мужика одного? Высокий, светловолосый, крепкий такой, Николай Ольшевский его зовут.

– Нет, не видал.

– И ничего о нем не слышал? Он автомобилями увлекается.

– Слушай, ты что думаешь, мы там, в этом доме, светские беседы по вечерам ведем, что ли? Пойми ты наконец, мы там не люди. Мы – расходный материал, на котором можно нехилые бабки поднять, вот и все. Знаешь, как охранники нас называют? Мясо. Просто мясо. Для их питомцев. Вот у собачек их у каждой кличка есть, и вольер отдельный со всеми собачьими удобствами. И миска всегда кормом полна, а вода не из какого-то вшивого болота, а из родника. Они за псами так ухаживают, как людям не снилось. И нас они в одной комнате для развлечения не собирают, понимаешь ты это? Не видел я твоего придурка Николая. И видеть не желаю.

– Да чего ты так раскипятился? Я ведь просто спросил. – Крячко понял, что парень на грани срыва. Вся его бравада куда-то улетучилась, остались только страх и отчаяние, а они, как известно, помощники хреновые.

– Отвали, – буркнул Влад, – спать охота.

– Скажи хоть, сейчас ночь или день? – Стас не хотел заканчивать разговор на нервной ноте.

– Ночь. Глубокая ночь, – ответил Влад. – Нас часов в двенадцать сюда отволокли, и сидим мы не меньше двух часов, вот и считай.

– А день недели какой?

– Да ты охренел? Совсем потерялся? – Вопрос Влада почему-то развеселил. – День недели! Может, еще год спросишь?

– Год я и без тебя знаю, а со временем действительно беда. Меня сюда в отключке принесли, сколько без сознания провалялся, я без понятия, – объяснил Крячко. – Так что вопрос про день недели очень даже актуален.

– Четверг. Вернее, теперь уже пятница. – Влад тяжело вздохнул и добавил: – У нас в запасе почти двое суток.

– В каком смысле?

– В воскресенье бои, тогда и станет известно, что относительно нас Рубан решил. Возьмут на бой, считай, отделался легким испугом. Если, конечно, тебя псы не покалечат. Но что касается меня, пусть уж псы, чем Рубан.

Крячко заявление комментировать не стал. Он соображал, сколько времени провел в подвале. По часам получалось не так много, а по ощущениям, будто неделю взаперти сидит. На утро пятницы они с Гуровым договорились созвониться. Забеспокоится ли тот, когда Стас не выйдет на связь? Станет ли справки наводить, где его друг завис, почему на звонки не отвечает? А Звонников? С ним разговор еще до полудня четверга состояться должен был. Заподозрил ли капитан что-то неладное или уже забыл о случайном знакомом?

«Лучше бы Гуров забеспокоился. Похоже, он моя единственная надежда на спасение. Тотализатор – это, конечно, круто, но травля людей бойцовскими псами? До этого даже в Москве не додумались. Рубан, видать, мужик непростой. Из беспредельных. Точно в девяностые снова попал. Как такое вообще возможно? На дворе двадцать первый век, Воронеж – не горный аул, а какие дела творятся. Сколько людей прошло через клуб Рубана? А сколько из этих стен не вышло? Нет, надо выбираться. Подтянуть Влада и друга его, разработать план. Если то, что он говорит, правда, дольше суток тянуть нельзя, иначе все втроем пойдем на корм собакам».

Отключка друга Влада, Гены, Крячко беспокоила. Он лежал рядом на тюфяке и за все время, пока тот разговаривал с Владом, ни разу не пошевелился. Что, если уже помер? Лежит бочком к его ногам прижавшись, а сам не дышит давно? Думать об этом не хотелось. Стасу вообще ни о чем не хотелось думать. Он хотел спать. Уснуть, а, проснувшись, понять, что подвал, бойцовские псы, Рубан и пустота вместо мышцы на ноге Влада – не более чем дурной сон. Гену стоило проверить, хотя бы убедиться, что у того все еще прощупывается пульс, но Стас никак не мог заставить себя пошевелиться. Он прижался спиной к холодной стене. В том месте, где спина соприкасалась с шершавой штукатуркой, стена успела нагреться от тепла его тела, и от этого было немного спокойнее. Стоит только сдвинуться с места, и придется снова стену греть. Оно ему надо? Гена – не его забота. Пусть Влад о нем печется. На этой мысли Стас и уснул. Прижавшись спиной к стене, опустив голову на грудь и вытянув ноги вдоль тела незнакомого парня.