Текст книги "Мертвая улика"

– Что, между ними такая большая разница?

– Да, – сказал Крячко, не отрывая взгляда от дороги. – Очень большая.

– И я, по-вашему, хороший человек?

– Напрашиваетесь на комплимент?

– Какой там комплимент? Полчаса назад я похоронила свою мать…

– Извините.

– Ничего.

Крячко нажал на педаль, и машина тронулась. Какое-то время они ехали молча.

– Вот, приехали, – сказала женщина. – Спасибо за то, что довезли. И за дорожную беседу тоже спасибо.

– Если она вам в чем-то помогла, то я только рад, – сказал Стас.

– Вы знаете, помогла, – проговорила женщина. – Отвлекла от дум. Вы же понимаете…

– Да, понимаю.

– Вы не задали мне ни одного вопроса, – сказала Надежда.

– Да, это так, – согласился Крячко.

– И как же быть?

– Сегодня больше не будем продолжать разговор, – ответил Крячко. – Вижу и чувствую, что вам не до моих вопросов. Придется в другой раз. А сейчас у меня к вам есть одна просьба. Мне хотелось бы побывать в вашей квартире. Зайти всего на две-три минуты. Если, конечно, вы позволите.

– Пойдемте, – просто сказала женщина.

– Вы даже не спросили, зачем мне понадобилось посетить вашу квартиру? – удивился Крячко.

– Ну, наверно, чтобы составить мой окончательный психологический портрет. – Надежда едва заметно усмехнулась. – Разве не так?

– В общем, да, – вынужден был признаться Крячко.

Квартира оказалась во всех отношениях обыкновенной. Две комнаты и кухня, обои, стандартная мебель, обычные занавески на окнах. На столике в гостиной лежали несколько журналов. Крячко бегло пролистал один из них. Это был журнал о вязании и прочем рукоделии.

– Любите вязать? – спросил он.

– Пока учусь, – ответила женщина. – И, наверно, когда-нибудь подсяду на это дело основательно. Да оно и хорошо. И отвлекает, и успокаивает. А какие думы при этом думаются!

Крячко хотел что-то ответить, но в это время в дверь позвонили.

– Это, наверно, соседка привела сына, – сказала Надежда. – С собой на кладбище я его не брала. Зачем ему знать о смерти бабушки? Мал еще… – Крячко заметил, как при этих словах у женщины дрогнули губы.

Оказалось, и в самом деле привели сына. Это был чернявый мальчишка лет пяти или шести. Без всякой боязни он посмотрел на Крячко и прошел в комнату. Вслед за ним, переговорив с соседкой, вошла и Надежда.

– А мне тетя Наташа подарила собачку! – сказал мальчишка, обращаясь к матери. – Смотри, какая красивая! Как настоящая! Давай мы ее подарим бабушке, когда опять поедем к ней. В тот раз я подарил ей солдатика, а теперь подарю собачку!

– Конечно, – сказала Надежда и взглянула на Крячко.

И по этому взгляду Станислав почему-то понял окончательно и бесповоротно: никакого отношения к убийству матери женщина не имеет. Точно не имеет. И иметь не может. Потому что убийцы так не смотрят, у них нет и не может быть таких глаз! Уж кого-кого, а убийц в своей жизни Крячко навидался! А следовательно, он, Крячко, непроходимый и безнадежный дурак по причине того, что выдумал версию, будто эта женщина своими или еще чьими-то руками убила свою мать.

– Приезжайте завтра, – сказала Надежда. – Тогда и поговорим…

– Да, в общем, можно считать, что уже поговорили, – признался Крячко и, не прощаясь, выскочил на лестничную площадку.

Пришел в себя он лишь во дворе. И подумал, что ему надо поговорить с бывшим мужем Надежды Серегой Литвиновым. Не для того, чтобы узнать что-нибудь новое о его бывшей жене Надежде, а больше для проформы. Вряд ли этот самый Серега скажет что-нибудь стоящее касательно убийства своей бывшей тещи. Но побеседовать с ним все же надо. Мало ли что… И Крячко пошел в сторону видневшейся невдалеке котельной, где, если верить словоохотливому мужичку, трудился развеселый парень Серега Литвинов.

– Могу я видеть Сергея Литвинова? – спросил Крячко у первого попавшегося в котельной мужчины в рабочем костюме и с какой-то железякой на плече.

Тот, не останавливаясь, молча ткнул пальцем куда-то вдаль: ищи, мол, там. Крячко пошел в указанном направлении и вскоре увидел нескольких мужчин, сидевших кружком и по очереди прихлебывавших что-то из закопченной кружки. «Чифир пьют, – догадался Крячко. – Веселая публика».

– Мужики, – сказал он, обращаясь ко всем разом, – а кто из вас Сергей Литвинов?

– Допустим, я, – лениво отозвался один из мужчин с кудрявыми волосами и кепкой на самом затылке.

– Это хорошо, что ты, – усмехнулся Крячко. – Поговорить надо.

– Мне – с тобой? – улыбнулся Серега, и улыбка у него была озорная и разбойничья.

– Ну да, – спокойно ответил Крячко.

– И кто ж ты есть такой? – еще шире улыбнулся Серега.

Крячко представился.

– Да ты что? – не поверив, весело сказал Серега. – Неужто аж из самой Москвы? И что же – по мою грешную душу? Братва, вы гляньте только, какая мне честь, почет и уважение! За мной из самой столицы! Да только напрасно ты дал такой крюк, вот что я тебе скажу. Потому как чист я перед законом до самого своего донышка. Вот, тружусь… А то, что мы тут по грешному делу чифирим, так это вроде как и не преступление. Потому что нет такого запрета, пить чаек. Или, может, уже появился запрет-то? Может, вы его уже там, в Москве, нарисовали?

– Отойдем в сторону, – сказал Крячко, терпеливо выслушав этот дурашливый монолог.

– Ну, отойдем, коль уж ты просишь, – тоном вальяжного человека согласился Серега.

Они отошли в дальний угол котельной, где валялись ящики и доски.

– Если не боишься испачкать костюмчик, то можешь присесть, – сказал Серега. – Я вот присяду. Ради экономии моих немногочисленных сил.

Крячко с сомнением оглядел грязноватые ящики, но все же также присел на один из них.

– И что? – спросил Серега. – В чем же мой грех перед законом и обществом?

– Да я, в общем, не по твою душу, – задумчиво произнес Крячко. – Бывшую тещу твою убили. Слыхал?

– А, так ты вот по какому вопросу! – скривился Серега. – Как же, слыхал.

– И от кого же?

– Ну… Точно и не скажу. Да оно ведь как бывает? Один сказал, другой подхватил, третий передал. Слухи – они ведь с крыльями. Вот и до меня долетел слушок. Ну, потом-то, конечно, я сбегал к Надюхе… к своей бывшей… Как же не сбегать, коль такие слухи? Все-таки теща, хоть и бывшая. Правда, спрашиваю? Правда, отвечает. Я интересуюсь: а кто, как, где, когда, зачем? А она только плачет да руками разводит. Ну, потом-то я у нее, конечно, выведал кое-какие подробности. Вроде как в стариковском интернате все это случилось. Там она обитала, там ее и того… А уж кто и для чего – откуда мне знать?

– А на похоронах-то почему не был?

– Да я бы, может, и пошел бы… Да только вот смена у меня. Кто же отпустит? Да оно, если разобраться, и хорошо. Потому что не люблю я похороны. В тоску они меня вгоняют. А когда я в тоске, то… – Серега не договорил и махнул рукой.

– Понятно, – улыбнулся Крячко. – Ну и что ты можешь сказать?

– Это о чем же? – удивился Серега.

– Не о чем, а о ком. О бывшей теще.

– Да что тут скажешь? – пожал плечами Серега. – Теща как теща… Да мы, честно сказать, с ней почти и не знались. Тут вот как получилось. Когда мы с Надюхой сошлись, она, то есть теща, в это самое время проживала вместе с нею. А тут – я. Ну, она, теща то есть, и говорит: так, мол, и так, не хочу, говорит, путаться у вас под ногами и мешать вашей семейной жизни. Я лучше, говорит, пойду доживать свой век в доме престарелых. Вот… Ну, Надюха, конечно, да и я тоже замахали руками: в какой такой дом престарелых при живых-то детях? Разве мы тебя гоним или лишаем куска хлеба? Квартирка, конечно, маленькая, но ничего, поместимся! Все же родня! Так что забудь и выкинь эту свою думку насчет богадельни. А она: нет, говорит, все равно пойду, не удержите. А на вас – никакого зла и никакой обиды, потому как я ухожу добровольно. И вскоре отбыла. А квартирку, конечно, оставила нам… То есть переписала на Надюху. Надюха, конечно, махала руками – не желаю, мол, я этой квартирки такой ценой, потому что ведь это что же получается! А получается, будто я выставила родимую мать из дома. А что скажут люди? Им-то не объяснишь… Однако вот все равно ушла, теща-то. Такие вот дела.

– А они между собой ладили?

– Надюха с матерью? Конечно, ладили. Да и как иначе? Люди-то они ничего себе. Хорошие и добрые. Почти каждый день созванивались по телефону, каждые выходные Надюха ездила в дом престарелых навещать, значит, мать. По-людски все было.

– А ты-то ездил?

– Да что я? – усмехнулся Серега, и улыбка у него на этот раз была совсем иной – искренней и горькой. – Я, можно сказать, и не жил-то с Надюхой. Так, чуть больше полугода. Разбежались мы.

– А из-за чего? Извини, конечно, за такой вопрос.

– Да что там… Из-за чего разбежались? Из-за меня, конечно. Из-за моей дурной головы. Загремел я…

– В тюрьму сел, что ли?

– А то куда же? В нее, родимую. На два года. Подрался по пьяному делу. И вот… Ну, Надюха и подала на развод. Не хочу, говорит, жить с уголовником. Да какой я уголовник? Так, дурак… Но она принципиальная. Да оно, может, и правильно. С дураком-то чего маяться? Я ведь, когда пьяный, совсем дурной. Так меня и тянет на всякие подвиги. И никакого с собой сладу… Ну да ты, наверно, знаешь нашего брата, коль из уголовного розыска.

– Знаю.

– Ну и вот. Хотя, с другой стороны, неправильно, что разошлись. У нас-то с Надюхой дите. Сынишка.

– Я видел, – улыбнулся Крячко. – Кудрявый, бойкий. Прямо как ты.

– Так ведь есть в кого! – с гордостью произнес Серега. – Вот я, когда откинулся, и говорю Надюхе: да как же так, ведь наш-то пацаненок, общий! Ты уж, говорю, меня не гони ради такого факта! Как же он будет без отца? А она: лучше, говорит, без отца, чем с таким отцом, как ты. Ну, я, конечно, поначалу на дыбки: не имеешь, говорю, морального права так поступать! И даже поехал в богадельню, к теще. Помоги, говорю, образумь свою дочь. Семья, говорю, рушится, а ведь – дите! Сынишка! Уж как она ее уговаривала – теща Надюху! И при мне, и без меня. Всякими разными словами и оборотами. Но та – нет, и все! Говорит: я, мол, выросла без отца, ну, и он, сынишка, тоже вырастет! Ну, я взял в охапку котомку да и ушел. Такие дела…

– Кстати, – припомнил Крячко. – Выросла без отца… А ты, случайно, не знаешь, куда подевался ее отец?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами Серега. – Да она, можно сказать, ничего на эту тему и не говорила. Намекнула только однажды, что, мол, папаша погиб в морских плаваниях. Так вроде ей сказала теща… ее мама. А она – мне. А больше я ничего и не знаю. Слушай, а как ее убили, тещу-то?

– Ночью, шилом в спину, – сказал Крячко. – Гуляла по саду, и вот…

– Вот те раз! – присвистнул Серега. – Шилом в спину! Да ведь это серьезное дело! Какой-нибудь босяк так не ударит! Босяки, они или каменюкой, или ножом… А тут шило! Убийца, видать, знает толк в таком поганом деле, не иначе…

– Мы тоже так считаем, – согласился Крячко.

– Ну и ну! Шилом в спину, – не мог прийти в себя Серега. – Старушку! Да что ж ему от нее было надобно, этому выродку…

– Пока не знаем, – развел руками Крячко. – Ищем…

– Может, чем-то помочь? – спросил Серега. – Дело-то общее. Как-никак теща, хоть и бывшая.

– А чем ты можешь помочь?

– Ну, чем… Поверчусь промеж блатных, пошуршу и потрещу. Имеются у меня кое-какие ходы и выходы. Скажу, мол, тещу убили. Ищу, мол, гада, чтобы расквитаться. Дело-то святое – так что помогут и подскажут, если знают. Ну, как?

– А что? – поразмыслил Крячко. – Подходяще. Пошурши и потрещи. Только гляди не увлекайся. А то ведь с твоим характером… Выручай потом тебя. Да и не факт, что получится выручить. Так что ты там осторожненько…

– Уж это само собой, – согласился Серега. – Постараюсь быть кротким и смирным, как… – он повертел в воздухе пальцами, потому что не нашел подходящего сравнения. – В общем, понятно. Но только ты не воображай, что завербовал меня в стукачи. Тут я тверд как камень. Это я так, ради общего дела. Все-таки теща. А ее шилом в спину…

– Договорились, – сказал Крячко.

Они обменялись номерами телефонов, пожали друг другу руки, и Крячко поехал в обратный путь – в санаторий.

Глава 14

Тем временем Гуров и Федор Ильич общались с постояльцами дома престарелых. Помочь им в этом деле вызвалась заведующая Галина Никитична.

– Без меня, – сказала она, – они вам вряд ли что-нибудь скажут. Скрытный народ. Старики. К тому же они испугаются.

– Это кого же? – поинтересовался Гуров. – Нас, что ли?

– Не столько вас, сколько убийцу, – пояснила заведующая.

– Какого убийцу? – не понял Гуров.

– Ну, который убил Елизавету Петровну. Дескать, позавчера он убил ее, а завтра – поубивает их всех за то, что они общались с вами, с полицией. А со мной, глядишь, что-нибудь и расскажут. Если, конечно, им есть что рассказать. Только вы скажите, о чем мы будем их расспрашивать.

– Вообще-то, об убийце, – сказал Гуров. – Возможно, он общался со старичками и расспрашивал о Елизавете Петровне. Вот пускай они в этом и сознаются. Кто расспрашивал, когда, сколько раз, какие слова говорил, как выглядел.

– Я не понимаю… – растерянно произнесла Галина Никитична.

– Не понимаете, для чего это нужно? – вздохнул Гуров. – Как вам объяснить… Видите ли, по всем предпосылкам, произошло не совсем обычное убийство.

– Это как? – еще с большей растерянностью произнесла заведующая.

– Уж очень оно напоминает заранее подготовленное. То есть такое впечатление, будто кто-то специально его готовил. Все приготовил и убил старушку…

– Что значит – все приготовил? – спросила заведующая.

– Все заранее выспросил, выведал, разузнал и уже потом… в общем, как-то так. Ну, а коль он выспрашивал и разнюхивал, то не исключено, что именно у старушек. У кого же еще? Кто еще может знать о всех здешних порядках? Кроме того, старушки между собой общаются и, я так думаю, много чего друг о дружке знают.

– Но кому же она была нужна, эта старушка? – с недоумением спросила Галина Никитична. – Старушка как старушка. Как и все…

– Если бы мы это знали, – вздохнул Гуров. – Ну что, начинаем разведку боем?

Но разведка боем ничего, по сути, не дала. Старушки благодаря присутствию Галины Никитичны особо не скрытничали, да и на Гурова и Федора Ильича смотрели с почтением – как-никак самые настоящие следователи, – но ничего путного они так и не рассказали. По их словам, никто в последнее время о Елизавете Петровне не расспрашивал и ее жизнью не интересовался. Может, дедушки что-нибудь знают на этот счет? Вот у них и следует спросить, хотя все они народ ехидный и препротивный, склонный к безобразиям, с ними одни скандалы, потому старушки со стариками, считай, и не общаются, так что спрашивайте, дорогие следователи, у них сами.

– Насчет старичков, – развела руками Галина Никитична, – и я вам не помощница. Тяжелый народ. Так что…

– Ничего страшного, – улыбнулся Гуров. – Справимся. Вот только где их искать?

– Кого где, – неопределенно ответила заведующая. – Кто-то у себя в комнате находится, кто-то, может, гуляет по саду или подался в город… Вообще-то они любят собираться у Матвеича.

– Кто такой?

– Наш дворник. У него имеется свое отдельное помещение, вот они у него и гостят. Со всеми вытекающими последствиями. Конечно, – добавила она, – по-хорошему всю их компанию следовало бы разогнать, но как это сделать? У нас сотрудников почти нет, сплошные сотрудницы. Да и к тому же это их право – собираться в компании. Мы хотим, чтобы все было, как там… – она неопределенно махнула рукой.

– Там – это где? – не понял Федор Ильич.

– За пределами нашего заведения, – пояснила заведующая. – Наши старички, впрочем, выражаются иначе. Они говорят «как на свободе». – Галина Никитична невесело улыбнулась.

– И где же нам найти вашего знаменитого Матвеича? – спросил Гуров.

– Завернете за тот угол и там увидите, – указала заведующая.

Завернув за означенный угол, Гуров и Федор Ильич сразу же увидели апартаменты Матвеича, а вместе с ними и прелюбопытную картину. Дверь в дворницкую была распахнута, внутри помещения виднелись несколько человек, и среди них – тот самый охранник, с которым Гуров и Федор Ильич общались накануне. Охранник доставал из карманов и выставлял на стол бутылки: одну, две, три, четыре…

– Это что ж он делает? – удивился Федор Ильич.

– Как что? Похоже, старички отправляли его за водкой. Он и рад стараться, – ответил Гуров.

– Он что же, у них за курьера? – удивился Федор Ильич. – Хорош охранник!

– А вот мы сейчас это дело разъясним, – сказал Гуров и подошел к старикам. – Здоровы будьте, люди добрые! А тебе, служивый, – он глянул на охранника, – отдельный пламенный привет. Никак решили затеять веселую пирушку? А что, доброе дело. Конечно, если без безобразий. А то ведь бывает и такое… А, служивый? Бывают, говорю, безобразия? Или все у вас тихо да мирно?

Старики, а их было семь человек, ничуть не растерялись при появлении Гурова и Федора Ильича и лишь вопросительно взглянули на охранника: кто, мол, эти двое такие? Охранник сделал испуганное лицо и дотронулся пальцами до своего плеча. Это был известный жест, означавший погоны. То есть эти двое, мол, были при погонах, иначе говоря, из полиции. Старики, опять же, ничуть не смутились от такой жестикуляции охранника: похоже, все они были народом тертым и опытным. Они даже не убрали со стола выпивку, лишь один из стариков презрительно скривил губы и сплюнул.

– Правильная у тебя жестикуляция, служивый, – сказал Гуров. – Как раз оттуда мы и есть.

– И что? – лениво произнес один из стариков, тот, который сплюнул. – Накрыл, говоришь, компанию? Поймал с поличным? Ну, твоя взяла. Арестовывай, изымай пойло. Большое ты дело сделал, начальник. Прижучил старичков за выпивкой. Тут тебе и почет, и фанфары. Медалькой, может быть, наградят.

– А мы, милок, кутузки-то не боимся, – поддержал его другой старик. – Мы с нею знакомы. У нас с нею полюбовные отношения. Мы и здесь-то как в кутузке. Нам везде кутузка. Вся наша жизнь кутузка. Так что нечем нас тебе взять. Вот так.

Гуров на это ничего не ответил и молча присел на какое-то полено. Федор Ильич потоптался и присел рядом на ящик. Какое-то время все молчали. Охранник повздыхал и повернулся, чтобы выйти.

– Подожди, служивый, не уходи, – остановил мужчину Гуров. – Потому как мой разговор будет касаться всех. Помощь мне ваша нужна, отцы. Очень нужна, вот ведь какое дело. Старушку тут у вас недавно убили. Слыхали?

– Ну? – сказал один из стариков, а все остальные молча шевельнулись.

– Вот я и говорю, помощь ваша нужна, – повторил Гуров. – Может, что-нибудь слышали или видели. Или догадываетесь. Ведь это же такое дело – убийство. Оно втихую не бывает. Оно всегда резонанс случается.

Старички еще раз пошевелились, но никто не проронил ни слова.

– Не хотите помочь? – осведомился Гуров. – Что ж… Как знаете. Да только убили-то одну из ваших. Шилом в спину. Подло, если разобраться. Вы-то знаете… А самое-то главное – за что? Ведь старушка. Можно сказать, божье создание. Молчите… Что ж, больше у меня вопросов нет. Можете пить вашу водку. За помин души той самой старушки. А звали ее Елизаветой Петровной. Вот и поднимите ваши стаканы за упокой души рабы Божьей Елизаветы Петровны. Да ну вас…

– А что мы можем сказать? – отозвался один из стариков. – Ничего мы об этом не знаем, а напраслину городить – дело нехорошее. За нее ответ полагается. Так что ты не собачь нас, командир. Ты сперва вникни.

Поднявшийся было со своего места Гуров вздохнул и опять уселся на полено.

– Да я и не собачу, – сказал он. – Мне душегуба найти надо. Вот я и подумал, что, может, вы мне поможете. Вы-то народ опытный…

– Ты, начальник, нас с мокрушниками не равняй! – сказал один из стариков. – У нас тут у всех другая масть.

– Да если бы и были среди нас мокрушники, так что с того? – произнес еще один старик. – Дело-то прошлое. А сейчас… сейчас все мы будто и не люди. Все было, да схлынуло. А ты говоришь, шилом в спину. Это дело молодое. Вот там и ищи.

– Думаете, убил кто-то из молодых? – уточнил Федор Ильич у старика.

– Да уж, понятное дело, не старик. Нам-то за что убивать другого человека? Тем более старушку? Сам подумай.

– Допустим, чтобы забрать у нее деньги. Или, может, какую-нибудь побрякушку… – осторожно предположил Гуров.

– Ведь сучье же дело – старушку в спину! – ощерился один из стариков, тот самый, который сплюнул. – За сук нас держишь, командир?

– Нет, – просто ответил Гуров. – Не держу. А держу я вас за равных себе. Оттого и прошу вашей помощи. У сук бы я помощи не попросил. Знаю я их повадки.

– Ничего мы не ведаем, – сказал старик, помолчав. – Хочешь – верь, а не веришь – дело твое.

– Но вы же, наверно, толковали промеж себя про этот случай? – спросил Гуров.

– И что? – глянул на него старик.

– Так, может, у вас имеются какие-то предположения? Вы народ мудрый.

– Среди наших не ищи, – сказал старик, а остальные старики зашевелились и закивали. – Правильно тут сказали: мы – бывшие люди. Все наши счеты давно сведены, а не сведены – так все равно смысла в них уже нет. За что же тогда убивать?

– Ладно. – Гуров поднялся с полена. – И на том спасибо. А если что не так – извиняйте.

– И вы ступайте, – махнул рукой старик.

– А ты, служивый, следуй за нами, – глянул Гуров на охранника. – С тобой будет отдельный разговор.

Втроем они отошли за угол, прошли еще немного и остановились.

– Значит, – сказал Гуров, с веселым прищуром глядя на охранника, – у тебя здесь помимо службы еще и коммерческие интересы? Доставляешь, стало быть, старичкам водку. Что, выгодное дельце? Сколько берешь поверх цены?

В ответ охранник лишь с виноватым видом вздохнул и махнул рукой.

– Ну да, – с прежним ехидством произнес Гуров. – За долю малую стараешься. А только все одно ведь – нехорошо. Можно сказать, служебное преступление. Ну, а что еще помимо водки ты поставляешь этим милым дедушкам?

– Больше ничего! – поспешно ответил охранник. – Только водку. Да им больше ничего и не нужно. Допустим, наркотики – это не по их части.

– Ну-ну… Так что же мы будем делать? А, служивый?

Охранник ничего не ответил, а лишь развел руками.

– А вот что мы будем делать, – сказал Гуров. – Давай-ка мы заключим с тобой один джентльменский договорчик. Как ты на это смотришь?

– Да вот… – неопределенно выразился охранник.

– А договорчик, стало быть, такой, – сказал Гуров. – Мы с коллегой закрываем глаза на твои коммерческие безобразия и никому ничего не говорим. А ты взамен ответишь нам на несколько вопросов. Но только без обмана, понял? И кроме того, выполнишь одну нашу маленькую просьбу. Договорились?

– Ну…

– Вот и хорошо. Итак, сперва вопросы. Что старички говорят насчет убийства? Ты-то постоянно вертишься среди них, так что должен знать.

– Ничего они не говорят, – пожал плечами охранник. – То есть, конечно, они обсуждали убийство, но ничего конкретного не говорили. Думаю, что они ничего не знают.

– А может, кто-нибудь из них? Как ты думаешь?

– Это убил, что ли? Кто-то из них? Вряд ли… – усомнился охранник. – Так-то они народ тихий. Старики, одним словом. Они даже между собой не дерутся, хотя, бывает, и ссорятся. Но поссорятся и тут же мирятся. Старикам-то что делить? Какие из них убийцы?

– А ты все-таки повнимательнее прислушайся к их беседам и спорам, – сказал Гуров. – Мало ли что… И если вдруг услышишь что-нибудь интересное, то позвони. Запиши-ка мой телефончик и обозначь меня, например, Наташей. Для конспирации. Обозначил? Вот и хорошо. Ну, бывай. И помни: ты помогаешь нам, мы помогаем тебе. И без обмана. Потому что иначе тебя ждут очень большие неприятности.

– Я понял, – заверил охранник. – Все будет как надо.

– Вот и славно, – сказал Гуров. – Да, а звать-то тебя как?

– Геной.

– Ну, бывай, Гена.