Текст книги "Сам себе приговор"

Даже если в дверь постучит полиция.

Глава 7

Чтобы найти точный адрес нотариальной конторы Новинского, Стасу Крячко пришлось не только воспользоваться навигатором в машине, но и прибегнуть к помощи местных алкашей. Их было трое, и они стояли в тесном темном переулке, споря, кому из них куда-то идти. Похоже, идти никто не хотел, а один их трех, невысокий, одетый в длинное щеголеватое пальто, то и дело картинно выбрасывал вперед руку и тряс перед лицом товарищей щепоткой, сложенной из трех пальцев. Видать, он был у них лидером.

Стаса заметили, повернули головы в его сторону и с интересом следили за тем, как он подходит ближе.

– Вечерочек вам, мужики, – широко улыбнулся Стас, нарочно показывая залежалый клочок бумажки со списком продуктов, обнаруженный в кармане. – Помогите, а? Заблудился.

– А ну-ка? – приподнял бровь самый неопрятный. В руке он держал белый пластиковый стаканчик.

– Мне к нотариусу нужно. Вроде где-то рядышком есть контора. Адрес есть, но не соображу, в какую сторону идти.

– Это вам туда, – указал рукой мужик в пальто. – До угла, а дальше налево. Возле подъезда будет вывеска.

– Страшный такой подъезд, не спутаешь, – подтвердил неопрятный.

– Ага. Ладно.

Стас пошел в указанном направлении, стараясь не рассмеяться. Хорошие какие мужики. Позитивные, и путнику помогли. Радость сошла с его лица, когда Крячко увидел подъезд своими глазами. Стас сразу понял, о чем его предупреждали. Для входа в офис в стене дома прорубили отдельный вход, в который вставили обычную стальную дверь, почему-то выкрашенную в кроваво-красный цвет. На уровне глаз был нарисован черный квадрат. Такого уродства Стас еще не видел. Какой нотариус, будучи в своем уме, решится на подобное?

В самом центре черного квадрата обнаружилась металлическая табличка с наименованием конторы и режимом ее работы. Стас нажал на кнопку звонка и постоял, ожидая ответа. Раздался короткий писк, в замке что-то щелкнуло, и Стас зашел внутрь.

За дверью оказалась небольшая прихожая со стойкой-вешалкой в углу. Стас снял куртку, пристроил ее на вешалку и пошел дальше. Коридорчик привел его в комнату ожидания, оказавшуюся очень уютной. Неяркий свет падал на пару велюровых кресел с удобными деревянными подлокотниками. Ботинки мягко пружинили по серому ковролину. Здесь не было никого, и Стас остался стоять в центре комнаты, ожидая хоть какой-то реакции на свое появление.

Наконец послышался звук открывающейся двери, и в комнате появился Новинский. Это был, несомненно, он. Такой же, как на немногочисленных фото, которые Стас нашел в интернете. Брюки, пиджак, белая рубашка с расстегнутой верхней пуговкой и недовольство на лице.

– Вы по записи? – нетерпеливо спросил Новинский.

– Нет, я по делу, – ответил Стас и показал нотариусу служебное удостоверение.

Недовольство на лице Новинского сменила тревога. Нет, он не занервничал. Скорее не предполагал, что его посетит полиция.

– Одну минуту, Станислав Васильевич, – попросил он. – Я сейчас.

– Да-да, конечно, – успокоил его Стас. – А я пока отогреюсь.

Новинский ушел. Стас опустился в кресло и осмотрелся. Стены украшали рамки со всевозможными грамотами и сертификатами. Стас задался вопросом: зачем так показательно уведомлять клиентов о том, что ты прошел тот или иной отрезок своего профессионального пути? Чтобы что? Половина из этих бумажек содержит совершенно непонятные обывателю термины, которые, конечно же, вызывают уважение. Но разобраться в прочитанном смогут далеко не все.

– И снова здравствуйте, – услышал Стас знакомый голос.

Новинский упал в соседнее кресло и с готовностью уставился на сыщика.

– А я думал, мы поговорим в вашем кабинете, – удивился Стас.

– Там, к сожалению, никак не получится. Архивирую документы. Каждый свободный сантиметр занят бумагами. Извините еще раз, – объяснил Новинский. – Но здесь ведь тоже можно.

– Без разницы, – сдался Стас.

– С полицией еще дел не имел, – сразу предупредил нотариус. – Хотя работал с одним из представителей органов внутренних дел. Вернее, с его вдовой.

– Вступала в наследство, наверное?

– Это моя специализация, – ответил Новинский. – Слушаю вас.

– Константин Сергеевич Мальцев. Вам знакомо это имя?

– Мальцев, Мальцев… – забормотал он. – Фамилия точно знакома, а вот имя… А кто он?

– Генеральный директор телеканала «Манго», – напомнил Стас. – Был вашим клиентом.

– Точно! – вытаращил глаза Новинский. – Сразу и не сообразил. У меня этих Мальцевых человек шесть за всю карьеру наберется. Да, ваш Мальцев у меня был.

– Он скончался, вы в курсе?

– Да, конечно. Его вдова уже вступила в наследство. По закону не нужно дожидаться шести месяцев с даты смерти наследодателя.

– Да что вы говорите? – притворно удивился Стас.

– Вот так-то.

В этот момент Новинский занервничал. Со стороны это было не так заметно, но внимание Стаса привлекли руки нотариуса. Он никуда не мог их пристроить: то складывал на груди, то на животе, – но оба этих способа спрятать руки совершенно не подходили, поскольку им мешал выпирающий живот. Новинский пробовал снова и снова, вместо того чтобы принять более удобную позу.

– Боюсь спрашивать, – напрягся он. – С его смертью что-то не так?

– Почему вы так решили?

– Иначе вас бы тут не было.

– О, это только предположения. Кое-что проверяем. Мне нужно знать имена его наследников.

– Так жена же. И дети.

– Поименно, пожалуйста, – попросил Стас.

– Я найду документы. Не хочу быть голословным, – заявил Новинский. – Минуту.

– Будьте так добры.

Очень скоро Новинский вернулся с тонкой папочкой.

– Дела за этот год я, слава богу, держу под рукой, – радостно сообщил он. – Итак. Мальцев Константин Сергеевич… так, так… Вот. Наследников трое: супруга Гнедова Алла Тимофеевна и ее сыновья, Волков Максим Олегович и Мальцев Александр Константинович.

Эти сведения Стаса вполне устроили.

– Многие люди не задумываются о том, что могут умереть в любой момент, – философски произнес Крячко, – поэтому откладывают оформление наследства на потом. Мальцев же занялся этим незадолго до смерти. Похоже, он предчувствовал свой уход. Как думаете? Вам он ничего об этом не говорил?

Новинский развел руками.

– Если честно, мы не были с ним близки настолько, чтобы он изливал душу, – с сожалением в голосе ответил он. – Вы задумывались над тем, что значит для человека пойти и оформить наследство? Я не про сам процесс, а про то, что клиент чувствует в этот момент.

– Не задумывался, – честно ответил Стас.

– А стоило бы. – Лицо нотариуса просветлело. – Потому что это напоминание о том, что и вас когда-то не станет.

– Действительно, – согласился Стас.

– Ну и вот. Некоторые экземпляры приходят ко мне, и давай рассказывать про всю свою жизнь. Они включают на перемотку воспоминания, раскрывают незакрытые гештальты, нашептывают про ошибки, которые мучают их годами. А я что? Я только слушаю. Слушаю, но не вникаю. Потому что я не психотерапевт, а всего лишь тот, кто заверит их последнее слово. Но для них я в какой-то мере бог, отпускающий грехи. Такова человеческая натура. Что касается Мальцева, то он не болтал попусту. Да, приходил ко мне несколько раз, общались мы по-деловому. Про его смерть я узнал от его же супруги. Она позвонила, чтобы проконсультироваться насчет сроков вступления в наследство. Я ей все объяснил. Процедура была произведена в рамках закона.

– И что же он завещал своей семье?

– Вы уже заставили меня нарушить нотариальную тайну, – сказал Новинский.

– Это точно, – согласился Стас. – Но, согласно законодательству, вы имеете на это полное право.

– Какой же закон это утверждает?

– Уголовно-процессуальный кодекс, а вот статью точно не назову, – признался Стас. – Давно в УПК не заглядывал.

– Мне раньше не приходилось иметь дел с полицией, – настороженно произнес Новинский.

– Вы говорили, я помню.

Стас взглянул на настенные часы. Не хотелось бы попасть в автомобильную пробку по пути домой. Новинский заметил его взгляд.

– Мне тоже скоро закрываться, – вспомнил он.

– Да, вы до девяти вечера, я помню.

– Тогда поторопимся.

Он принялся быстро перебирать бумаги в папке.

– Если коротко, то наследники Мальцева получили особняк в элитном поселке в Московской области и ценные бумаги.

– Разрешите взглянуть?

Новинский протянул бумаги Стасу.

– Мальцев завещал супруге и детям довольно крупные денежные суммы, – проговорил он. – Он был очень состоятельным человеком.

– Ту уж не поспоришь, – издал нервный смешок Новинский.

– А что это такое? – Стас показал нотариусу документ. – Еще одно завещание?

– Ой, да, – с облегчением выдохнул Новинский. – Это первый вариант, там опечатка. Его надо было уничтожить, а я забыл. Думал, засунул его куда-то, а оно вон, оказывается, где.

Он протянул руку, но Стас остановил его.

– А оно там, где ему и положено быть, не так ли? Здесь нет опечаток.

– Да ерунда, – попытался оправдаться Новинский.

– Это не старое завещание. Это копия другого завещания, на другое имя. Константин Сергеевич составил его на Бронник Елену Васильевну и на ее детей Алину и Евгения. И оба ребенка… Константиновичи? Как вы это объясните?

– А я должен что-то объяснять? – вздернул брови Новинский. – Вы серьезно?

– Абсолютно.

Тон голоса Стаса заставил Новинского сдать назад. Он больше не разыгрывал удивление.

– Вот об этом вы точно не должны были узнать, – пробормотал он.

– Объясните, Юлий Георгиевич, – попросил Стас. – Вы же не сделали ничего незаконного, верно?

– Нет, не сделал. Но вдова ничего не знает о другом завещании.

– Обещаю, что не побегу ей докладывать.

– Да я уж надеюсь! Вы представляете, что будет, если вдова Мальцева узнает о том, что он не только изменял ей, но и имел от любовницы двух малолетних детей, которые тоже имеют право на его состояние? Это же… Это же конец всему! И моей репутации тоже. – Новинский с кряхтением полез в карман, вынул пачку сигарет и зажигалку Zippo. – Будете?

– Здесь нельзя курить, – отказался Стас.

– А мне можно. Я снимаю это помещение, плачу налоги и слежу за тем, чтобы вентиляция работала исправно. Эту мебель покупал на свои кровные, а ковролин принес из собственного дома. Потолок белил вот этими руками. Да ну, разве вы поймете…

Новинский щелкнул зажигалкой и жадно вдохнул дым.

– Кое-что забыл.

Он снова убежал и вернулся с пепельницей в руке. Рухнул в кресло и заговорил:

– Слушайте страшную историю, если желаете. Сначала Мальцев оформил завещание на Бронник, а уже потом на жену и детей. Как я уже сказал, он обычно был немногословен, но вдруг решил мне объяснить причину составления двух завещаний. Но я не просил его об этом. Видно, его самого совесть заела. Ну или, может, еще чего-то с ним случилось. У него было больное сердце, мне потом Алла Тимофеевна рассказала. Каждый день мог стать для него последним, но он проскрипел еще долго. Думаю, он знал, что его дела плохи, вот и заторопился все устроить при жизни.

Новинский поставил пепельницу на колено, и она подрагивала при каждом его жесте. А руками нотариус махал очень активно.

– Мальцев взял с меня слово, что я ничего не скажу его семье. Я пообещал. За молчание он ничего мне не заплатил, и я еще тогда подумал, что слава богу. Если бы потом меня в чем-то попытались обвинить, то не смогли бы. Я чист, я сделал все так, как захотел клиент. Не хочу иметь никаких проблем. Кстати… Вы прочтите завещание на Елену Бронник еще разок. Вас ничего не смущает?

Стас снова пробежался взглядом по строчкам, но теперь уже более внимательно. Новинский следил за ним и делал мелкие и частые сигаретные затяжки.

– Понятно? – спросил он, когда Стас закончил изучать завещание. – Он завещал своей второй семье сто процентов акций своей телекомпании.

– Получается, что телекомпания, которой владели Мальцевы, теперь принадлежит Елене Бронник?

– Совершенно верно.

– А вдова об этом знает?

– А вот это вопрос очень интересный, – натянуто улыбнулся Новинский. – Возможно. Но к своему завещанию у нее претензий не было. Или они с любовницей как-то договорились, в чем я о-о-очень сомневаюсь.

Он поиграл бровями, многозначительно качнул головой и посмотрел на бумаги, которые Стас держал в руках.

– Могу я спросить? Что вас все-таки привело сюда? – спросил он. – То есть могу я хотя бы немного узнать, что вы ищете? Есть подозрения, что Мальцев умер насильственной смертью? Или как?

– Или как.

– О, я понимаю. Тайна следствия. Ну что ж, видно, мои права заканчиваются там, где удобно полиции. Ладно. Не буду спорить и умолять.

Стас сфотографировал оба завещания на телефон.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – поспешно сказал он, заметив напряженный взгляд Новинского. – Мне всего лишь нужно подтверждение ваших слов, не более.

– Эти фото будут где-то фигурировать? – заволновался Новинский. – Послушайте, но я не давал согласия. Да вообще, так не делается!

– Эти фото я покажу коллеге, – объяснил ему Стас. – Я помню про нотариальную тайну. Спасибо за то, что обо всем рассказали. А дело вот в чем. Младший сын Мальцева скончался этим летом. Суицид. Нужно найти повод, подтолкнувший его к этому. Либо же установить иную причину смерти.

– Он что, сам себя? – Новинский схватился руками за шею, изображая удушающий прием.

– Не будем придумывать, – охладил его пыл Стас. – Расследуем, установим, докажем или опровергнем. Как пойдет. Сейчас о чем-то конкретном говорить рано.

– Думаете, это как-то связано с наследством?

– Все может быть, – ушел от ответа Стас. – Но мы же не будем с вами опускаться до сплетен?

– Ни в коем случае, – поджал губы Новинский.

– Кстати, Елена Бронник знает о том, что ей причитается? Или она не в курсе?

– Ну как же не в курсе? – удивился Новинский. – Знает она об этом. Она тоже вступила в наследство. Взяла в руки завещание и грустно так сказала: «Спасибо, Костя. От нас троих».

– А Костя в это время уже несколько месяцев спал вечным сном, – добавил Стас.

– Царствие ему небесное, – ввернул Новинский.

– Ну что ж, Юлий Георгиевич, – Стас сложил бумаги в папку и вернул ее хозяину. – Еще раз благодарю за помощь. Проверьте, все ли там на месте.

– На месте, на месте.

– Тогда вольно, – улыбнулся Стас.

– Готов служить, – салютовал недокуренной сигаретой Новинский. – И все-таки мне бы хотелось иметь гарантии…

– Они у вас есть, если вы чисты перед законом, – пообещал ему Стас. – До свидания, Юлий Георгиевич.

Уличные фонари в этом районе города работали вполсилы. Стас еще раз посмотрел на удивительной красоты дверь и пожалел, что не расспросил о ней нотариуса. Мужиков, указавших ему дорогу, по пути он не встретил, но там, где они кучковались ранее, обнаружилась пустая винная бутылка с надетым на горлышко пластиковым стаканчиком.

– Странно, что парень, получивший хорошее наследство, совершает самоубийство, – проговорил он вслух. – Молодой, талантливый, богатый. Это могло кому-то очень не понравиться. Но кому?

Это были те редкие выходные, когда у Гурова не было никаких планов. Услышав звук будильника в шесть утра, Лев Иванович некоторое время соображал, что происходит и действительно ли ему нужно на работу. Маша, устав слушать ритмичные попискивания, доносящиеся из телефона мужа, не выдержала. Перекинувшись через супруга, она взяла телефон и отключила противный сигнал, после чего упала на свою половину кровати и зарылась в одеяло.

Гуров попытался уснуть снова, и у него почти получилось. Последнее, что ему снилось, было еще живо в памяти, и он постарался вернуться в тот сон. А снилось ему следующее: он, почему-то одетый только в белый халат, стоял на коленях в приемной своего начальника генерал-майора Петра Николаевича Орлова и стирал в широком розовом тазу телефонный справочник Москвы за 1992 год. Воды в тазике не было, но Гуров усердно растирал страницы одну о другую, стараясь делать это достаточно аккуратно, чтобы не порвать бумагу. Секретарь Орлова, Вера, в это время стояла в открытых дверях и кричала в коридор, что она не будет ждать трамвая, и Гуров был с ней абсолютно согласен.

– Что за херня…

– А нечего было свой драбадан включать, – сонно произнесла Маша.

– Так. Спи, – посоветовал Гуров, откидывая одеяло и вставая с кровати. – Мы с телефоном подаем на развод. Теперь тебе никто не помешает.

Маша не ответила, но Гуров решил, что просто так не отстанет.

– Мань, тебе кофейку сделать? – прожурчал он, стоя в дверях. – Мань?

Маша повернулась и посмотрела на мужа так, что он пожалел о том дне, когда родился. Гуров тут же покинул спальню, на ходу подтягивая домашние штаны, привезенные женой из Италии. Ну разбудил, ну и что? Спи дальше, кто тебе мешает?

Он поставил на огонь воду для кофе, почистил зубы, приготовил бутерброды с сыром и уже собрался идти к жене с повинной, но Маша пришлепала на кухню раньше. Лохматая, в футболке и шортах, невозможно смешная и бесконечно любимая, она с ногами забралась на стул и принялась терзать кусочек сыра, отламывая от него по крошке.

– На.

Гуров поставил перед ней кружку с кофе. Маша втянула носом воздух и поморщилась.

– Молочка бы, Лева.

– Ты ж не любишь с молоком.

– Сегодня я и тебя не люблю, – парировала Мария. – Молоко у нас хоть есть?

– Да, ты же покупала недавно.

– Я ничего не покупала на этой неделе.

Гуров нашел в холодильнике одну порцию сливок. Этого Маше оказалось мало. Тогда Гуров покопался в холодильнике основательнее и увидел еще парочку упаковок. Только после этого жена наконец улыбнулась.

– Какие планы на сегодня? – спросил Гуров, наливая себе кофе.

– Спать, – отрезала Маша. – Сейчас поем – и в постельку.

– Тогда я в магазин. Нам есть нечего.

– Молоко не забудь, – попросила Маша. – Спасибо, Левушка.

Жена не обманула. Позавтракав, она вернулась в спальню. До открытия магазинов был еще час, и Гуров тоже решил прилечь, но сделал это в комнате. Он устроился на диване и размечтался о том, как после покупки продуктов займется чем-то более полезным. Например, можно будет смотаться в строительный магазин за плинтусами. Или заскочить в автомастерскую.

Гурова снова стало клонить в сон. И он бы непременно заснул, если бы не зазвонил телефон.

– Привет, – удивленно протянул Гуров. – Стас, ты чего в такую рань?

Выслушав Крячко, он быстро собрался и вышел из дома. Машина завелась со второго раза, и то с трудом, но прогулку в автомастерскую пришлось отложить. Стас ждал его на Петровке, 38, да не один, а с гостями.

Странно было видеть Елену сидящей на обычном стуле, а не в начальственном кресле. На этот раз она была не у себя, а там, куда по своей воле приходят исключительно на работу. И одета женщина была слишком просто, в обычные синие джинсы и черную куртку. В руках неброская сумочка, на ногах кроссовки. Вместо сложной прически – хвост, и никаких китайских палочек. Гуров вдруг подумал, что никогда не видел Елену при дневном свете, в обычной обстановке. Например, на улице, днем. Раньше ее образ складывался не только из того, как она выглядела и что говорила, но и из атмосферы, царившей вокруг. Важную роль играли освещение, интерьер и даже запахи.

– Чай? – предложил Крячко.

Елена покачала головой.

– А тебе, Лев Иванович?

– Спасибо, Стас, мы с Машей успели позавтракать, – отказался Гуров.

Он снял куртку, сел за свой стол и приготовился слушать. Но Елена молчала, будто ожидая разрешения заговорить.

– Ранний визит, – заметил Стас. – Еще и девяти утра нет.

– Извините, – вскинулась Елена. – Я как-то не подумала…

– Всем почему-то кажется, что мы круглосуточно сидим в засаде, – улыбнулся Крячко.

– Я прошу прощения, – с нажимом произнесла Елена.

– Что случилось, Елена Васильевна? – мягко спросил Гуров.

Длинные пальцы смяли сумочку, стоявшую на коленях. Елена держалась за нее, как за спасательный круг.

– Я знаю, что вы были у нотариуса, – сказала она. – Он позвонил мне вчера вечером и все рассказал.

– Не ошибся я в нем, – вставил Стас. – Потом расскажу.

– Юлий Георгиевич сообщил мне, что к нему приходили из полиции, – продолжила Елена. – И я… я ночью глаз не сомкнула. Утром сразу приехала сюда. Я попросила связаться с вами. Сказала, что это срочно.

– Не волнуйтесь так, – подбодрил ее Гуров. – Работа у нас такая. Срочно значит срочно.

– Да, это действительно очень важно, – Елена умоляюще взглянула на Гурова. – Завещание, касающееся меня и наших детей, Костя решил составить сам. Я… поймите, я была с ним не ради денег. Сама хорошо зарабатываю, но… я полюбила. Человека почти вдвое старше себя, не очень симпатичного, не совсем здорового. И женатого.

Глаза Елены наполнились слезами. Гуров о таком чуде и не мечтал: властная, смелая, своенравная женщина, которая могла одним пинком выставить его из своего кабинета, казалась слабой, усталой и совершенно разбитой. Сидит, плачет. С ума сойти.

– Так уж вышло, – Елена быстро стерла с лица слезы. – Не обращайте внимания. Я просто не выспалась.

– Конечно, конечно, – понимающе сказал Гуров.

– Константин Сергеевич очень обрадовался, когда узнал, что я жду ребенка. А я и сама хотела рожать. Так появилась Алина. Костя тогда сказал, что уже и не мечтал о дочке. А через полтора года на свет появился сын. Второй раз Костя уже был не так сильно рад, но честно сказал, что боится за нас. Переживал за то, какое будущее ждет наших детей, ведь для всех на работе я придумала легенду, что рожала от гражданского мужа. Мы с Костей оба понимали, что Алина и Женя вряд ли увидят родного отца на своем выпускном балу. Да, я все понимала. И Костя понимал, что его сердце может остановиться в любой момент. Но он был счастлив и очень жалел, что так редко может проводить с ними время.

К нотариусу мы пошли вместе, но Костя попросил меня подождать за дверью. Я даже не знала, о чем они там говорили и что решали! Ну а потом просто поставил перед фактом: «Я завещал вам достаточно, ты все узнаешь потом». Помню, что ругала его за это, но он железно стоял на своем. Сердечный приступ случился, когда он был в кабинете один. Я была на больничном, просто дети сильно простудились. Вдруг звонок с работы и страшная новость… После его смерти я даже не знала, как мне себя вести. То есть представьте себе: вы в курсе, что вам что-то завещали, но у вас нет никакого права даже спросить про это! Ужас. Гнедова, которая ничего не знала о нашей связи, неожиданно для меня самой назначает меня на должность Кости. Она решила, что я лучше всего справлюсь, потому что изнутри знаю всю кухню. Я ведь постоянно помогала Константину Сергеевичу, замещала его… Я справилась с новыми обязанностями, но это было очень трудное время.

– И как же вы поступили? – спросил Крячко. – Сами пришли к Новинскому?

– Ни в коем случае. – В голосе Елены послышались ледяные нотки. – Еще чего. Я решила, что никуда не пойду и ничего просить ни у кого не буду.

– Даже если точно знаете, что вы будущая наследница? – не поверил ей Крячко.

– Даже так, – твердо ответила Елена. – Новинский мне сам позвонил. И вот тогда я пришла к нему с чистой совестью.

– Почему это вдруг он решил выйти с вами на связь?

– Его попросил об этом Костя, когда был жив. Нотариус исполнял его волю.

– Итак, вы посетили нотариуса…

Елена открыла сумочку, достала из нее сложенный вчетверо файл.

– Вот завещание Константина Сергеевича на мое имя, – объяснила Бронник. – Я отказываюсь от всего, что он мне оставил.

– Это почему же? – спросил Гуров.

– Чтобы вы не подумали, что я довела Сашу Мальцева до суицида. Мой отказ от завещания будет доказательством.

Это было неожиданно.

– А зачем вам это доказывать? – осторожно спросил Гуров.

– Вы ведь считаете, что это я избавляюсь от других наследников, чтобы все досталось моим детям.

– Нотариальными вопросами мы не занимаемся, – сказал Крячко.

– Я знаю. Но я решила сказать вам, чтобы вы знали о моем решении.

Голова Елены подрагивала, она смотрела прямо перед собой в одну точку, стараясь не проронить ни слезинки. Как же жестоко в этот момент она ломала свою натуру, свое эго!

Гуров поверил ей. И не только потому, что она несла нелогичную чушь: ее умозаключения больше походили на детские фантазии, нежели на хорошо продуманный план. Гуров понял, как трудно переносит Елена все, что произошло, включая смерть Мальцева и смерть его сына; как сложно ей каждый день смотреть в глаза той, которая знать не знает, кого пригрела на груди; как тяжело каждый день осознавать, что ты, с виду такая успешная и красивая, вдруг вляпалась в дерьмо, сломавшее жизнь не только тебе, но и, возможно, твоим маленьким детям. Отсюда и желание сдаться, признаться, отказаться от всего, что ею украдено у других – и немедленно, не дожидаясь понедельника.

На мгновение Гурову показалось, что Елена только пытается быть хорошей, а на самом деле снова играет с ним. Это у нее хорошо получалось несколько лет, так почему бы не использовать свой опыт на полицейских? Но если она решила отказаться от наследства, а не биться за него в судах, то какой смысл ей лгать? Если только она не хотела отвести от себя подозрения…

– То есть вы решили, что вас могут обвинить в смерти Саши Мальцева? – уточнил Гуров.

– Не в прямом смысле, конечно. Но есть ведь статья о доведении до самоубийства? Есть же, я слышала об этом. Но я не доводила Сашу.

– Камеры видеонаблюдения показали, что на Белорусском вокзале между вами и Сашей произошла ссора, – напомнил Гуров. – Что это было?

– Это была не ссора, а расставание, – поправила его Елена. – Это разные вещи. Я сказала ему, что наши отношения нужно заканчивать.

Крячко подошел к чайнику и включил его.

– Утро раннее, разговор у вас интересный, но я бы попросил больше подробностей, – сказал он. – С удовольствием бы послушал. Ведь нас там не было.

Гуров вопросительно посмотрел на Елену.

– Мне не трудно, – согласилась она. – Я скажу все, что знаю.

– В прошлый раз вы угадали имена моих детей, но не пошли дальше. И я не стала вам ничего рассказывать, поскольку считаю, что наши отношения с Костей не имеют ничего общего со смертью Саши. Его смерть меня испугала, очень испугала. Но я не любила этого парня, поймите.

Тогда, на Белорусском вокзале, я попросила Сашу оставить меня в покое. А за день до этого он приехал ко мне на работу, но подниматься не стал, а ждал на улице. Бродил за оградой. Я увидела его, когда выезжала. Он сел в машину, мы поехали в одно место, которое очень любили. В торговом центре рядом с работой располагается фудкорт. Есть там небольшой ресторанчик, не пользующийся особой популярностью. Так вышло, что для нас с Сашей этот ресторан стал знаковым местом. Я часто забегала туда перекусить во время обеденного перерыва, а Саша присоединялся ко мне.

Если вы думаете, что я затащила мальчика в постель, то сильно ошибаетесь. Вот этого как раз между нами и не случилось. Если бы я позволила, то мы оба перешли бы черту. Нельзя было этого допустить. И потом, я все еще помнила о Косте.

Была и другая причина. У Саши все еще была девушка, с которой он жил. Они все еще были вместе. Уходить из квартиры, которую оплачивает его мать, он не собирался – ему просто было некуда деваться. Не хотел возвращаться в общежитие, да и не пустили бы его туда. И дома рядом с матерью он не мог находиться, потому что она вдруг решила сгладить боль утраты при помощи какого-то мужика. Да, Саша мне рассказывал многое.

А девушка… Соня, кажется? Она словно ничего не замечала. Ни того, что он холодно себя ведет с ней, ни отсутствие полноценного общения. Во всяком случае, так объяснял Саша. Но все же я надеялась, что он выберет ее. Или кого-то другого. Мало ли девчонок на свете? Все делала для того, чтобы он прозрел, увидел, насколько мы разные, но он словно ослеп. Мучил себя, мучил меня.

– Он знал о том, что ваши дети по сути являются его братом и сестрой?

– Да вы что! – испугалась Елена. – Этого он знать не мог. Никто не знал. Костя не позволил бы, он хранил эту тайну. Ну и я, конечно. Мы были очень осторожны. Встречались ненадолго, нечасто. Только совместные командировки за границу нас и спасали. Иногда он говорил секретарю, что едет на срочное совещание или на какие-то серьезные переговоры, и она так всем и говорила. Разумеется, я, как его правая рука, должна была делать то же самое. В такие дни мы ехали ко мне домой, отпускали няню и оба делали вид, что у нас все хорошо.

– Вернемся к конфликту между вами и Сашей, – попросил Гуров. – Что произошло накануне вашего расставания?

– Мы поехали в наш любимый ресторан. Саша сказал, что Соня с их общими друзьями уехала на неделю за город. Он тоже собирался, но передумал в последний момент. Хотелось ему остаться в Москве, одному. Без них. Конечно, я была против. Понимала, что ему снесет крышу от этого недолгого глотка свободы, что он не отлипнет от меня. И я уговорила его присоединиться к ним. Даже пообещала утром отвезти на вокзал и посадить на поезд. Ну а то, что было дальше, попало на видеокамеры.

– Разговор-то мы не услышали, – напомнил Гуров.

– А не было его. Я попросила Сашу оставить меня в покое. Он, конечно, чуть ли не в слезы. И вдруг… вдруг сказал, что ненавидит меня. Это были его последние слова.

– Вы знали, что он посещал психолога?

– Знала. Знала и то, что бросил принимать препараты и больше не возвращался к терапии. Упрямый мальчишка, который решил, что ему не нужна помощь.

– Он когда-нибудь угрожал самоубийством? Или просто были мысли об этом?

– Нет.

– Точно?

– Не только не угрожал, но и открыто говорил о том, что суицид не решает проблемы. Он не признавал такой способ борьбы с трудностями. И на вокзале, когда я его отпустила, он послал меня куда подальше, потому что я ему якобы надоела. Скорее всего, он выпалил это со злости, но вы не представляете, каким облегчением было такое услышать. А потом я узнала о его смерти. Алла Тимофеевна перестала выходить на связь, ей срочно пришлось искать замену. Я позвонила ей, конечно. Узнала все подробности и подумала, что здесь что-то не так. Но меня там не было, а следствие установило фактом – самоубийство. Кто знает, что могло быть в его голове в тот момент? Может, он и сделал это.

– То есть вы не стали бы исключать суицид?

– Наверное, да. Сначала я связала его самоубийство с нашим расставанием. Но потом успокоилась и все еще раз тщательно обдумала. Почему он выбрал для самоубийства последний день отдыха? Почему не ушел из жизни сразу, как приехал, пока болела душа? Нет, дело совсем не во мне. С ним случилось что-то еще.

Чайник шумел все громче и громче, но вода в нем так и не закипала.

– Сломался наш «старичок», – вздохнул Крячко. – Давно с нами, пора и на покой.

– А хотите, я вам подарю крутой чайник? – слабо улыбнулась Елена. – Мне презентовали коллеги, а я не могу им пользоваться. Беру тот, который остался от Кости. А? Заберите, а? Он мне не нужен, правда!

Это уже была истерика. Не та, от которой трясутся стены и лопаются барабанные перепонки, а другая – тихая, но очень мощная, лишающая сил и разрывающая человека на части.