Текст книги "Пара жизней про запас"

Сзади неспешно брел пастух Игонька, время от времени лениво помахивая кнутом. Увидев Гурова, он как и в прошлый раз на мгновение замер, а затем медленно попятился назад.

– Послушайте, Игнат, вам еще не надоело валять дурака? – решительно направляясь к нему, строго поинтересовался Гуров.

– Чего вам от меня надо? – Игонька остановился, глядя куда-то в сторону. – Я ничего не видел, ничего не знаю...

– Если вы сейчас же не прекратите играть в молчанку, я буду вынужден задержать вас, как укрывателя и даже пособника преступника, который совершил поджог детского интерната. – Лев заведомо блефовал, но иного способа заставить трусоватого пастуха дать нужную информацию у него не было. – Вы что, хотите поехать со мной и какое-то время провести в следственном изоляторе?

– Нет, ничего я не хочу! Вы не имеете права! Вы... Ну, чего вы хотите от меня? – неожиданно сменил тон Игонька.

– Вы запомнили лицо человека, который при вас снял бороду и парик? Посмотрите, он не мог быть похожим вот на этого? – Гуров достал фото Борзунина и показал его пастуху без какой-либо надежды на положительный результат.

– Так... это... вот он самый и есть! – удивленно воскликнул Игонька. – А вы что, его уже поймали? Это... товарищ-гражданин начальник! А вот за то, что я его опознал, он меня не убьет? Вы меня в случае чего уж как-нибудь прикройте...

– Если бы даже этот человек кого-то и был способен убить, то теперь он этого сделать не сможет в любом случае, – снисходительно заметил Гуров, лишний раз поражаясь робости своего собеседника. – Сегодня ночью он умер, так что можете спать спокойно. Раньше здесь вы его никогда не видели?

– Не припомню... – обрадованный услышанным, Игонька пожал плечами. – Скотину-то он, поди, не держит? Вот оно и дело-то. Хотя... Постойте-ка, как-то раз я его видел. Ага! Я еще удивился, когда он бороду отклеил – морда чем-то знакомая. Он вроде по теликам тут промышлял.

– Ну, хорошо, будем считать, что к вам претензий больше нет. – Лев тоже был очень доволен – он даже не ожидал такой удачи. – Скажите, Игнат, как же вы при своей – не обижайтесь – вовсе не героической натуре рискнули стать пастухом? Ведь эта профессия требует определенной смелости. Вдруг на стадо нападут хищники? У вас же тут, я думаю, волков хватает?

– Волчишек-то? – прищурился Игонька. – Как же не быть – полно их тут. Только, знаете, сейчас они не злые. Это зимой с ними лучше не встречайся. А вот с человеком, скажу я вам, хоть зимой, хоть летом встречаться опасно. Человек, он нынче стал злее любого волка. Проглотит – не подавится.

Кивнув Игоньке на прощание, Гуров направился в сторону автостанции. Конечно, скорее всего, последний автобус в сторону областного центра уже укатил, но там обычно допоздна дежурили «таксовщики», для которых поздний пассажир был желанным подарком – плата в темное время суток возрастала существенно.

Кратчайший путь к автостанции пролегал невдалеке от улицы, на которой находилась та самая гостиница. Лев даже не заметил, как сами ноги повернули в ее сторону, и он через несколько минут стоял у входа. На стук вышла тетя Валя, которая после секундного радостного замешательства только и смогла сказать:

– Батюшки! Какого гостя бог послал!

Поздоровавшись, Гуров уведомил дежурную по гостинице о том, что просто мимоходом зашел проведать свое недавнее временное пристанище. Да и узнать последние районные новости ему тоже не помешало бы.

– Ой, а новостей-то у нас – прям, как в ТАССе! Все только и говорят про вас с Васильичем... Он-то что ж не приехал? Да... У нас тут все, как только тут начали всю эту хрень метлой мести, сразу сказали: спасибо тем двум москвичам, хоть они нашли управу на эту гнусь. Те-то, которых вы тогда тут уму-разуму поучили – все, как будто их тут никогда и не бывало. Конечно, и сейчас всякого хватает, но уж не так, как тогда, что и средь бела дня могли раздеть-разуть...

– А что вы слышали о сегодняшнем пожаре?

– А-а-а... Ну, про это всякое говорят. Он же, этот телевизионщик-то, ну, телемастер, он ненормальный был как мужик. Как бы это сказать? Ну, вроде как бы женщиной себя считал. Ну а под конец и вовсе начал крышей съезжать. Так-то он обычно целыми днями дома сидел, на компьютере клацал. А если где что загорелось – бегом туда. Вот просто стоит и смотрит, смотрит, смотрит... Люди там бегают, вещи выносить помогают, тушат. А ему – хоть бы хны. Он только посмотреть прибегал. Его попервоначалу даже в милицию вызывали – уж не он ли сам и поджег? Ну, как видно, доказать ничего не получалось. А тут, говорят, за несколько дней до пожара в интернате к нему приезжали двое таких крепких битюков. Были у него недолго, а когда выходили, сказали ему напоследок, что, мол, помни – ставка тут больше, чем жизнь. Прямо, как в том военном кине.

– А кто именно видел этих двоих? Кто-то из соседей? – У Гурова появилось ощущение того, что тут может крыться разгадка ко всей этой загадочной истории.

– Вот этого я и не знаю. Дошло-то до меня уже, почитай, через пятые-десятые руки... «Сарафанный телефон», как это у нас называют. А что, это очень важно?

– Это – важнее важного! Большущая к вам просьба: обязательно выясните, кто видел этих двоих. Кстати, а на пожаре у интерната Борзунина кто-нибудь видел?

– Вот! – тетя Валя воздела к потолку указательный палец. – Самое-то и оно, что там его никто и не заметил. Может, где за углом затаился, а может, и вовсе не приходил. Я уж сегодня слышала, что вроде бы это он интернат поджег. Из-за этого и вздернулся-то, что его совесть замучила. Ой, чуть не забыла сказать – вчера вечером вернулись Танюша и Лидочка. Здесь они сейчас. Может, позвать?

– Нет, нет, не стоит... – Гуров повернулся, чтобы уходить. – Привет им от меня большой передайте, и от Станислава тоже. А я пойду...

– Куда это вы пойдете? – выбежав на крыльцо, с радостным возмущением воскликнула Лида. – Что ж к нам-то не заглянули? Как не стыдно?! Ай-яй-яй! А мы слышим – тетя Валя с кем-то тут разговоры ведет. Я бы еще подумала – с кем? А Таня сразу угадала – это, говорит, Лев Иванович. И точно – вы!

– Здравствуйте, Лев Иванович... – выйдя на крыльцо, поздоровалась Таня, с тихим обожанием глядя на Гурова. – Спасибо, что навели в городе порядок. Спасибо, что заглянули к нам.

– Он еще пока не заглянул! – категорично объявила Лида. – Никаких отговорок – идемте к нам пить чай. Есть отличные пирожные. И вообще, что это за мода уезжать поздно вечером?

Несмотря на отговорки, Лида, крепко взяв Гурова за руку, повела его в номер. Таня шла следом, чему-то задумчиво улыбаясь.

За чаем и разговорами полчаса пролетели незаметно. Взглянув на часы, Лев встал, собираясь уходить.

– Уходишь? – неожиданно перейдя на «ты», с лукавой серьезностью спросила Лида. – А может, останешься?

Гуров посмотрел на нее и явственно прочел в глазах недосказанное словами: «Ну, что ж ты к нам так равнодушен? Мы так надеялись на эту встречу...»

– Оставайтесь, – просительно прошептала Таня, коротко из-под ресниц взглянув на Гурова.

– Девчонки, не рвите мне душу на части. – Лев грустно усмехнулся. – Я был бы рад сказать «да», но – увы – я женат. И этим все сказано... Да вообще-то и вы как будто не свободны?

– Ой, одно только название... – Лида безнадежно махнула рукой. – У меня со своим уже давно, как он сам назвал, свободные отношения. Он мне еще года четыре назад объявил, что живем вместе только ради детей, а любит он другую... Нет, он меня не обижает, заботится, жалеет... Он всех жалеет – и нашу кошку, и собаку, и меня с ними заодно. А у Тани муж уже лет пять как в Иркутске работает. Домой приезжает раз в год на две недели. Кто-то его там видел, говорят, уже завел вторую семью. Так что, Лева, с мужиками у нас напряженка. Не прикажешь же считать настоящими мужиками тех пьяных орангутангов, которым вы тогда со Стасом дали хорошего дрозда? Или тех слизняков, что ползают по Демьяновску в поисках бутылки или косячка? Ладно, будем считать, что этого разговора не было. Не неволим, все понимаем. Ты уж только плохо о нас не подумай...

– Ни в коем случае. – Гуров категорично качнул головой. – Вы – мое самое лучшее, самое светлое воспоминание о Демьяновске.

– Ну, и на этом спасибо! – рассмеялась Лида, вставая из-за стола. – Ну, что, Тань, давай проводим гостя. Жаль, такие встречаются реже, чем летом снег. Эх, был бы здесь Стас, он бы тебя уговорил!

Гуров продолжил путь к автостанции уже почти в полной темноте, мысленно коря себя за визит в гостиницу. С одной стороны, он оказался весьма полезен – удалось узнать нечто очень важное по расследуемому делу. К тому же забрезжила возможность установить, с кем незадолго до пожара встречался Борзунин. А вот с другой... Лев чувствовал себя очень неловко из-за того, что так обманул ожидания этих двух, бесспорно, милых, обаятельных женщин. Вдобавок, он боялся себе признаться в том, что ведь был, был тот миг, когда он едва не дрогнул, едва не согласился остаться. Он теперь и сам едва ли мог бы определить, кто ему нравится больше. Конечно, Лиде и Тане было бы нелегко соперничать с блистательной Марией Строевой. Но и в них таилось нечто такое, отчего у него слева в груди временами как-то странно щекотало и начинало сбиваться дыхание...

Как Лев и ожидал, желающие «подкалымить» у автостанции дежурили, несмотря на вечернее время. С ходу наняв более-менее приличную «шестерку», он сел на задний диван и, откинувшись на спинку, буквально заставил себя задремать.

В Москву он прилетел уже за полночь. Наняв такси, отправился домой. Несмотря на глухую ночь, возле его дома было достаточно оживленно. На лавочках, вместо дневного «фейс– контроля» пенсионерок, кучковались молодые парочки. Входя в подъезд, Гуров лишь ностальгически вздохнул, вспомнив давнюю пору своих первых встреч с Марией. Когда Лев, стараясь не греметь ключами, осторожно открыл дверь своей квартиры, в освещенной прихожей он с удивлением увидел Марию. Закутавшись в халат, в тапочках на босую ногу, она стояла, глядя на него с вопросительным укором. Ее взгляд как порыв сильного ветра, сбрасывающий с деревьев осеннюю листву, разом окатил душу, притушив все впечатления минувшего дня. Лев вдруг ощутил, что ему нужна только она одна, и больше никто другой.

– Доброй ночи! Ты что ж не спишь-то, счастье мое? – захлопнув дверь, Лев подошел к жене, намереваясь ее поцеловать.

Но Мария, недовольно нахмурясь, остановила его порыв, сурово отстранившись назад.

– Лев, я не понимаю, что происходит... – В ее голосе где-то там, далеко-далеко, звучали сдерживаемые ею слезы. – Ладно, ты был рядовой опер, во все дыры приходилось быть затычкой. Но сейчас-то почему ты и днями на работе, и ночами? То у вас засада, то у тебя сверхсрочная поездка... Что, нельзя было послать другого?

– Нельзя... – Гуров пожал плечами. – Приходится заниматься такими вопросами, которые другим никак не перепоручить. Да что стряслось-то? Это ты что же, с вечера не спишь, стоишь тут в прихожей?

– Нет, я спала. – Мария отвернулась и медленно пошла в залу. – Но мне приснилось... Вот что именно – не помню, но снился ты. И еще снилась какая-то женщина... Я проснулась словно от толчка и тут услышала, как загудел лифт, а потом раздались твои крадущиеся шаги.

– Ну да... – Лев, сбросив туфли и повесив ветровку, тоже вошел в залу. – Шел на цыпочках, чтобы не разбудить тебя. А что, надо было топать на весь дом?

– Лева, ты после той, первой поездки в этот... как его... Демьяновск? Ну вот, уже тогда ты вернулся немного не такой, как обычно. Что-то там произошло, ты кого-то там встретил. Ты и сейчас вот стоишь, весь аж светишься. Кто она?

– Кто? – Лев тихо рассмеялся и, притянув ее к себе за плечи, прошептал на ухо: – Скажу, но только по секрету. Это очень красивая женщина, необычайно обаятельная, можно сказать, пленительная. Зовут ее – не удивляйся – Мария, она известная актриса...

– Левка, не ври! – Мария попыталась освободиться из его рук, но он ее не отпустил.

– И вообще, знаешь, – в голосе Гурова зазвучали нотки веселого озорства, – мне известен один хороший способ, как доказать женщине, что ее не разлюбил и что она – единственная...

Он протянул руку к выключателю и решительно нажал на клавишу.

Глава 7

Для Станислава Крячко минувший день выдался довольно бурным. Еще когда он только отправился в областной департамент, ведающий «социалкой», с ним начали происходить всевозможные, по его же собственному выражению, заморочки и косяки. Лишь отъехав на своем «мерине» от управления, Стас, говоря официальным языком, едва не стал участником дорожно-транспортного происшествия. Какой-то козел на серой «Шкоде», вне всяких правил перестраиваясь из ряда в ряд, чуть не своротил переднее крыло «Мерседесу» и лихо загалопировал вдоль улицы, нахально прорвавшись вперед.

Этой борзоты Стас никак не мог стерпеть и, забыв обо всем на свете, ринулся в погоню. Хозяин «Шкоды», вовремя уловив его маневр и как бы даже обрадовавшись этому, начал отчаянно удирать, кидаясь с полосы на полосу, выскакивая даже на встречную, подрезая и притирая всех подряд. Впрочем, его боевого задора хватило лишь до поры, когда он осознал: уйти от преследователя ему не удастся. С этого момента «Шкода» повела себя испуганно и крайне нервно.

Несколько раз, едва не ткнувшись в слоноподобных «Лендкрузеров» и «Лендроверов», «Шкода» метнулась в первый попавшийся переулок, надеясь затеряться в лабиринте дворов. Но «мерин» словно привязанный мчался следом, не отставая ни на шаг. Увидев впереди себя тупик, хозяин «Шкоды» резко затормозил на обочине и спешно перепрыгнул на пассажирское место. Несмотря на тонированные стекла машины-беглянки, Крячко заметил этот маневр и понял, что именно тот задумал. Собственно говоря, так и оказалось на самом деле. Когда Стас открыл водительскую дверь, на пассажирском кресле увидел юнца нагловатого вида, как он сразу же понял, из «зажравшихся», который с ходу заявил ломким, щенячьим баском:

– Это не я! Меня похитили – насильно увезли в моей машине. Я все время сидел на этом месте и ничего не мог поделать. А преступник только что скрылся.

– Водительские права и документы на машину! Быстро! – потребовал Крячко.

– А ты кто такой? Гаишник, что ль? – пренебрежительно хмыкнул юнец.

– Когда ты узнаешь, кто я такой, долго будешь штаны отстирывать. И знаешь почему? – Станислав не спеша достал и развернул удостоверение. – Твоя машина копия той, на которой совсем недавно было совершено тяжкое преступление. Документы!

Он еще в самом начале заметил сходство этой машины с нужной им «Шкодой», но, к его огорчению, в ее номере не было ни единой восьмерки. И тем не менее уязвленный вызывающим тоном юнца, он решил того как следует проучить, объявив эту «Шкоду» в числе подозреваемых. Юнец, несколько скиснув, достал из кармана синенький ПТС и ламинированный техпаспорт на имя некоего Глатского Вениамина Михайловича. Судя по году рождения, указанному в техпаспорте, он явно не был хозяином машины.

– Водительские права, автогражданка? – хмуро потребовал Крячко. – Что, не имеешь? А машина чья?

– Папашкина... – недовольно кривясь, выдавил Глатский– младший.

– Та-а-к, значит, ездим, нарушая правила, без документов, да еще на разыскиваемой машине... – многозначительно констатировал он. – Ну, тогда будем вызывать госавтоинспекцию и экспертов для осмотра автомобиля.

– Ну и вызывай! – с мелкой, озлобленной мстительностью, нервно и отрывисто заговорил юнец. – А я сейчас попрошу приехать батю. Мы тогда еще посмотрим, кто из нас будет отстирывать штаны. Ты знаешь, кто мой батя?

– Плевать мне на то, кто твой батя. – Стас, окончательно вышедший из себя, еле сдерживался, чтобы не выдернуть ремень и не всыпать этому «крутому митрофанушке» столько, сколько тот заслуживал.

– Бать, это я, Джексон. Тут меня какой-то мент повязал, шьет дело, будто твоя машина в чем-то замешана... – достав дорогой мобильник, демонстративно громко, голосом типичного ябеды объявил юнец. – Да не знаю, чё он ко мне привязался. Да вот, тут он рядом стоит, вызывает гаишников и какую-то группу. Ага, ща... На, возьми, с тобой батя будет говорить, – он вышел из кабины и самодовольно протянул Стасу свой телефон.

– Не мельтеши... – отмахнулся Крячко, объясняя гаишникам, где именно он находится.

Затем он связался с судмедэкспертом Дроздовым и попросил того прислать специалиста по автотранспорту, чтобы тот как следует, детально обследовал «Шкоду». И лишь после этого взял мобильник юнца.

– Да, слушаю, – небрежно бросил он.

– Это говорит депутат Государственной думы Глатский, – величественно выдала трубка сытый, начальственный голос человека, не привыкшего к каким-либо возражениям. – Что там произошло? На каком основании задержан мой сын?

– А это говорит полковник Крячко, Главное управление уголовного розыска. На каком основании, говорите? Оснований предостаточно... – Стас говорил чуточку даже скучающим голосом. – Опасное вождение на повышенной скорости, причем без водительского удостоверения, создание целого ряда аварийных ситуаций. Вы в курсе, что ваш сын водит машину, не имея на это никакого права?

– Ну, так что, это повод, чтобы задерживать ребенка и оказывать на него психологическое давление? И, кстати, что там за дело, о котором говорил Евгений?

– Ваша машина – копия той, которую видели на месте очень серьезного происшествия. – Крячко внешне был спокоен и даже безмятежен, хотя внутри все кипело и бушевало – он на дух не переносил людей такого сорта, которых именовал коротко и жестко – «жлобы». – Пока никто ничего не шьет, но с учетом сложившихся обстоятельств она будет обследована экспертом. Вопросы еще будут?

– Слушай, полковник, с огнем играешь! Я сейчас же выезжаю со своей охраной, и, когда буду на месте, ты о многом пожалеешь! – свирепо рявкнул голос из трубки, что на Станислава ровным счетом не произвело никакого впечатления.

– Мне, господин депутат, «тыкать» не надо – мы свиней вместе не пасли, – с явной издевкой в голосе парировал Станислав. – Впрочем, я бы с таким не то что свиней пасти, на одном бы гектаре не сел по нужде. Это во-первых. А во-вторых, как говорит мой лучший друг, не пугай ежа голой жопой. Что, хочешь привезти с собой кодлу охранников? Добро. Тогда я сейчас же вызываю группу спецназа, которая тебя вместе с твоими мордоворотами прямо здесь положит в грязь. Ну что, какие будут предложения?

– Я сейчас приеду... Передайте телефон Евгению, – уже совсем другим тоном угрюмо проворчала трубка.

Сникший юнец, даже не предполагавший, что кто-то может не испугаться его отца, объяснил Глатскому-старшему, как ехать к этому тупику. Прохаживаясь взад-вперед, Станислав неспешно закурил.

– Вам сколько нужно? – неожиданно спросил Евгений, тоже доставая сигарету.

Лоск с него уже сошел, и он выглядел заметно озабоченным.

– Чего? – от неожиданности Крячко даже не понял, что именно тот имеет в виду. – А, денег, что ль? – рассмеялся он.

– Да. Мы могли бы этот вопрос уладить, – Евгений чуть нервно стряхнул пепел.

– Мальчик, как же мало ты понял в этой жизни! – Стас покачал головой. – Ты что, всерьез полагаешь, что все на свете измеряется деньгами? Знаешь, это большое заблуждение тех, кто привык иметь дело с продажными холуями. Да, есть они и в нашей среде. И немало. Но мне о деньгах можно не говорить. И не потому, что я какой-то там святой. Нет. Просто я себя считаю человеком, а не тем, кто продает себя, будь то на панели или думской трибуне.

– Что вы имеете в виду? – недовольно насупившись, вскинулся Евгений.

– Вот сейчас со мной говорил твой отец. Как я понял, он людей презирает и не ставит ни во что. Люди для него – быдло. Но в Думе с трибуны он говорит правильные слова о проблемах простого народа, о благе государства и общества... То есть на людях он говорит совсем не то, что думает на самом деле. Проще говоря, лицемерит. А для чего? Чтобы иметь депутатский мандат, доступ к рычагам власти и возможность зарабатывать огромные деньги. Ну и как это можно назвать? По мне вон тот простой дворник – человек гораздо более достойный, чем те, кто лицемерит на трибунах, потому что он честно выполняет свою работу и продает свой труд, а не душу.

– Ой, да слышал я это много раз! А положи перед любым мешок баксов – хрен откажется. Вот сейчас валялся бы здесь брюлик каратов на сто... Вы что, пнули бы его ногой и прошли мимо?

– Не знаю... Бриллиантов пока не находил. А вот несколько лет назад здесь, в Москве, один мастер по швейным машинам, человек небогатый, взялся как-то починить старинный «Зингер». И надо же такому – нашел в ящике машинки тайничок, в котором была спрятана бриллиантовая брошь. Хозяйка о ней ничего не знала. Он мог бы взять драгоценность себе, и никто бы ничего не заподозрил. Но он отдал ее хозяйке. – Стас пожал плечами. – Почему? Объяснять слишком долго, да, боюсь, ты этого и не поймешь. Или не поверишь. Ведь так же?

В этот момент в проулке одновременно показались машина гаишников и «десятка», на которой прибыл эксперт. Вкратце объяснив ситуацию, Стас примирительно добавил:

– Ладно, ребята, давайте оформим задержание просто как езду без прав, с учетом отсутствия тяжких последствий.

Пожав плечами, капитан госавтоинспекции сел писать протокол. Когда по его требованию Евгений отошел к своей машине за личными документами, капитан, улучив момент, негромко поинтересовался:

– Разрулили сами? Что, пообещал компенсировать моральный ущерб?

– Нет... – Стас чуть улыбнулся. – Просто пацан вроде еще не до конца испорченный, думаю, кое-что до ума уже дошло. Зачем усугублять?

– Не уверен... – капитан скептически покрутил головой. – Такие ничего не понимают. Знаю я его папашу. Этого можно было и на пол-лимона раскрутить. Ну, это дело ваше...

Эксперт тем временем быстро сверил рисунок протектора «Шкоды» с найденным на месте происшествия. Рисунки были схожи, но все же отличались друг от друга. Чисто формально осмотрев салон, при помощи кисточек и салфеточек взяв какие-то пробы, эксперт отбыл.

Едва «десятка» главка скрылась за углом, раздался шум моторов, и со скрежетом тормозов в проулок влетели два черных «Лексуса». Из переднего важно выбрался высокий тип с короткой стрижкой и резкими чертами угловатого лица, на котором застыла брюзгливо-желчная мина. Следом за ним показался худоватый, остроносый типчик с кейсом в руках. «Адвоката притащил с собой...» – догадался Станислав. Из второго «Лексуса» выбрались двое двухметровых верзил, которые с холодноватым безразличием кашалотов, заплывших в дельфинью лагуну, взирали на происходящее.

– Ну и кто тут этот самый полковник Крючко? – высокомерно поинтересовался Глатский, пренебрежительно окинув взглядом Стаса, стоящего у машины гаишников в своей неизменно потертой кожанке.

– Моя фамилия – КрЯчко. – Стас демонстративно повернулся в сторону прибывших, уперев руки в бока и вызывающе глядя на Глатского. – Кроме того, прошу запомнить, что я не «этот самый», а «тот самый» полковник, который уже не одного зарвавшегося хвастуна, в том числе и с депутатским мандатом, отправил на нары. Так что, если у вас есть что сказать, я готов выслушать.

– Евгений, он к тебе применял какое-либо физическое воздействие? – депутат столь же демонстративно проигнорировал сказанное Стасом, переключив свое внимание на сына.

– Женя, он вас хватал за руки, пытался причинить боль или каким-то иным образом э-э-э... угрожал вам? – суетливо залебезил адвокат с егозливо-заискивающими нотками в голосе.

Капитан, заполняя бумаги, с любопытством посмотрел на Евгения, явно ожидая от того слезливо-жалобной кляузы. Тот, поймав его взгляд и, словно поняв, что тот о нем думает, неожиданно выдал нечто иное:

– Да нет, все нормально... Никто меня не трогал, никто не угрожал. В принципе, мы уже сами тут все разрулили...

– А, вы уже определились... – депутат с многозначительной ухмылкой посмотрел на Крячко.

– Нет, ты меня неправильно понял. – Евгению, судя по всему, стало неловко за своего отца. – Не в том смысле. Просто, по-людски, без бабок, без откатов. Я, наверно, зря тебя вызвал...

Глатский услышанным, судя по его лицу, остался очень недоволен. Растерянным выглядел и адвокат.

– Постойте, постойте, Евгений, вас он, возможно, запугал? Вы не бойтесь, здесь все мы, при нас он не посмеет...

– Я же ясно сказал – все в порядке! – уже начиная нервничать, сердито ответил подросток.

– Хм... – Глатский-старший, похоже, не знал, как же быть дальше. – Ну а вы что там рисуете? Со сколькими нулями? – спросил он у капитана.

– Минималка... – тот со сдержанной улыбкой посмотрел на депутата. – Оформили как езду без водительских прав по безлюдной улице.

Улыбка капитана добила Глатского окончательно.

– Леня, – бросил он через плечо, – «Шкоду» отгони в гараж. А ты едешь со мной. Поговорим дома... – многозначительно добавил он в адрес сына.

Когда «Лексусы» скрылись за поворотом, капитан сочувственно заметил:

– Ох, и попортит он вам крови – помяните мое слово. Такие добра не понимают. Вы, кстати, знаете, как его за глаза зовут подчиненные? Живоглотский.

Выехав из проулка, Стас вновь влился в поток машин, прикидывая маршрут, по которому удобнее было бы добраться до нужного департамента, поскольку в пылу погони он ушел от первоначального направления довольно-таки далеко. Чтобы поскорее стереть из памяти все недавние негативы, он включил радио и, пробежав по Fm-радиостанциям, неожиданно на одной из частот услышал мощные раскаты органа. Исполнялась знаменитая кантата Баха. Стасу, довольно равнодушному к классической музыке, это творение гениального немца нравилось независимо от погоды и личного настроения.

– Молодец, Иоганн Себастьян! – удовлетворенно отметил Стас. – А ну-ка, потешим твоим музоном честной народ!

Он включил приемник на полную громкость, и звук органа, вырвавшись через открытые окна «мерина», заглушил примитивное буханье попсы, вылетающее из сабуферов соседних машин. Их хозяева с удивлением оглядывались на странного водилу, который, чему-то нахально улыбаясь, стремительно мчался под музыку Баха, обгоняя и «чайников», и «шумахеров».

Найдя нужное ведомство, Станислав поднялся по ступенькам к стеклянному вестибюлю и, показав охраннику служебное удостоверение, вошел внутрь. Здесь, в царстве немного чопорных офисных костюмов, он казался задиристым, одичавшим котом, попавшим на выставку забалованных хозяевами, приглаженных котиков и кошечек. Выяснив у проходившей мимо барышни в элегантном костюмчике-сеточке, не столько скрывавшем, сколько подчеркивавшем ее женственное своеобразие, где находится кадровая служба, он, игнорируя лифт, легко запрыгал по ступенькам лестницы, покрытой ковровой дорожкой.

Сотрудница, к которой его поочередно отфутболили все сотрудники отдела кадровой службы, долго не могла понять, чего же хочет этот, совершенно нецивилизованного вида крепыш в потертой кожанке. Наконец сообразив, в чем дело, она достала какую-то папку, из которой извлекла отпечатанный на принтере лист бумаги, где значилось четыре фамилии.

– Ага... – Стас издал довольное хмыканье. – Вот это-то мне и нужно... Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас?

Он разглядывал список с видом биатлониста, ищущего мушкой на мишени общеизвестное «яблочко». Это зрелище привело сотрудницу отдела в состояние тревожного волнения.

– А-а... К ним у милиции есть какие-то вопросы? – решилась спросить она.

– А? Что? Ах, да... Есть, есть... – Крячко с многозначительным видом покачал головой. – А у вас служебные характеристики на этих людей имеются?

– Конечно... – продолжая волноваться, сотрудница достала скросшиватели, в которых разыскала среди уймы подшитых бумаг отпечатанные на принтере листы с кратеньким текстом. Пробежав его глазами, Станислав пренебрежительно фыркнул:

– Блин, характеристики-то все на одно лицо, как в «Семнадцати мгновениях»: «Истинный ариец, характер нордический, стойкий...» Это не характеристики, а халтура. Ну, хорошо, предположим, что они и в самом деле объективны. Итак, первый по списку, а, значит, и главный претендент на место директора дома инвалидов некто Лысов. Вопрос о его назначении еще не рассматривался?

– Нет, он взял самоотвод и попросил вывести его из резерва. Да вообще-то пока еще никто и не ставит вопрос о назначении нового директора.

– То есть прежнего с должности не снимают? – чуть удивился Крячко.

– Ну, вначале было такое мнение. Но к руководству департамента поступило коллективное письмо от обитателей дома инвалидов, в котором они просили оставить Кононенко директором. Поэтому, скорее всего, он и останется на этой должности.

Задушевно распростившись с впечатлительной сотрудницей, Стас покинул кабинет и, прыгая через ступеньку, направился вниз. Он даже не подозревал, как долго после его ухода та время от времени бросала взгляды в сторону двери, словно ожидая, что на пороге кабинета вновь появится этот с виду неотесанный, грубоватый, но тем не менее довольно-таки обаятельный сыщик.

Времени до вечера было еще предостаточно, и Крячко решил распорядиться им рачительно. Он вернулся в управление и обзвонил райотделы, куда направлялись ориентировки на серые «Шкоды» с восьмеркой в номере. Большинство окончательных результатов еще не имело, но три района, где машин для проверки было всего ничего, результаты проверки алиби их владельцев уже имели. В одном районе все три «Шкоды» были «чистыми» – их владельцы имели железное алиби. А вот в двух других по одной машине, нуждающейся в более пристальной проверке, обнаружилось. Местные штабисты, с которыми общался Крячко, о хозяевах машин рассказать смогли немногое. Об одном сообщили, что это предприниматель, помешанный на инопланетянах, другой оказался философом без постоянного места работы, который несколько лет назад состоял в одной из группировок экстремистского толка. Взяв их адреса и контактные телефоны, Стас после короткого обеда в ближнем кафе отправился на своем отдохнувшем «мерине» к философу-экс– экстремисту.

Тот проживал в Балашихе, в однокомнатной квартире старой девятиэтажки. Через час езды он подрулил к дому, возле которого, несмотря на начавший моросить мелкий осенний дождь, под зонтиками в плащах-дождевиках сидели две старушки миролюбивого вида. Станислав прикинул, в котором из подъездов может обитать обладатель квартиры номер пятьдесят. Старушки, до того обсуждавшие что-то архиважное, разом замолчали и обратили свои взоры в его сторону. Выйдя из машины, Крячко направился прямо к ним. Он решил начать, с так сказать, предварительной рекогносцировки, выяснив у старушек все, что только можно, о жильце пятидесятой квартиры. Станислав изобразил улыбку «а-ля Бельмондо» в роли «Великолепного» и, поприветствовав собеседниц, вежливо поинтересовался, не знают ли те Родакова Павла Яновича. Старушки переглянулись, и одна из них, с синим зонтом в белый горошек, сдержанно известила, что таковой им известен, но тут же задала встречный вопрос: