Текст книги "Сталин. Охота на «Медведя»"

– Ползают, как дохлые мухи! Плетюганов им надо всыпать, может, тогда зашевелятся! – зло бросил Люшков.

Надсмотрщики будто услышали его и принялись стегать плетьми несчастных корейцев и китайцев. Со строительной площадки донеслись стоны и ругань. Деревянный каркас вырвался из ослабевших рук, рухнул на землю и рассыпался.

– Вот так с ними и работать, – пробормотал Того.

– М-да, с такими темпами до конца света не закончить, – констатировал Люшков.

– Господа, я, кажется, нашел выход, – неуверенно произнес Того и пояснил: – А что, если часть элементов макета изготовлять на фабрике, потом завозить сюда и монтировать!

– Интересная мысль! – ухватился за нее Угаки.

– Но опасная! – предостерег Такеока.

– И в чем ее опасность, Сабуро?

– В том, Хироси, что необычный вид конструкции привлечет внимание подпольщиков и советских агентов. Так мы можем расшифровать объект, а с ним и саму операцию.

– М-да, тоже не выход, – признал Угаки, и его лицо снова помрачнело.

– Ну почему не выход! – возразил Люшков и предложил: – А если изготовление узлов разнести по разным мастерским Харбина?

– А что, господа, это интересно! – поддержал его Такеока.

– Согласен, – присоединился к ним Угаки и выставил условие: – Прежде чем начать работы, необходимо установить сколько таких мастерских и чем в них дышат.

– Это займет не больше недели, – предположил Люшков.

– Даже меньше, если подключить нашу контрразведку, – подтвердил Такеока и обратился к Того. – Капитан, а что ты делаешь с теми, кто не способен работать?

– Мертвых хороним, а больных и травмированных возвращаем в основной лагерь!

– Не пойдет! – отрезал Такеока. – Они подлежат ликвидации на месте! За эти ворота живым никто не должен выйти!

– Как?! – воскликнул Того, и его лицо покрыла мертвенная бледность.

Такеока переглянулся с Угаки и с усмешкой сказал:

– Тебе, капитан, это не грозит.

Того нервно сглотнул и испуганно захлопал глазами. Угаки рассмеялся и, потрепав его по плечу, заметил:

– Не бойся, капитан, наш друг Сабуро большой шутник.

Такеока хмыкнул и многозначительно произнес:

– Да, капитан, посмеемся вместе, если вовремя закончишь работы.

– Я, я… – пытался что-то сказать Того.

Но его уже никто не слушал. Угаки, вслед за ним Такеока и Люшков спустились со смотровой площадки и направились к машине.

– Сабуро, с этой размазней надо что-то делать, – на ходу бросил Угаки.

– Да, – согласился Такеока и заверил: – В ближайшие дни найду ему замену.

– Все, едем. Здесь смотреть больше нечего. Надеюсь, генерал Янагита на месте.

– Да, он ждет нашего доклада, – подтвердил Такеока.

Не удостоив своим вниманием потерянно топтавшегося в грязи капитана Того, они сели в машину и выехали в Харбин. Генерал Янагита находился в своем кабинете и, отложив все дела, принял их незамедлительно. Угаки, не задерживая его внимания на частностях, доложил о ходе и проблемах в подготовке операции «Охота на «Медведя». Выступивший вслед за ним Такеока основной акцент сделал на мероприятиях по контрразведывательной защите замысла операции и внедрении легенды ее прикрытия. Последним предоставили слово Люшкову. Тот был краток: сообщил о завершении работы по подбору кандидатов в группу боевиков и в заключение предложил перед их переброской в СССР провести проверку надежности в боевых условиях. Янигата принял предложение и снова возвратился к самому больному вопросу – вводу в строй объекта «Z» и сохранению втайне его предназначения.

Замена капитана Того на более энергичного и деятельного не решала проблемы, свои права диктовала непогода. Выход из положения Янагита видел в том, чтобы общую группу разбить на пятерки и начать с ними индивидуальную работу на загородных базах японской военной миссии и контрразведки Дулепова. Угаки поддержал генерала и пошел дальше, предложил определиться с составом передовой разведывательной группы и после завершения ее подготовки перебросить в СССР под Мацесту. Янагита согласился и утвердил дополнение к плану операции «Охота на «Медведя».

С того дня Угаки, Такеока и Люшков приступили к его выполнению. На объекте «Z» еще продолжались работы, а передовая группа разведки под командованием ротмистра Бердника завершила подготовку к выполнению задания. Последнее слово оставалось за погодой. Угаки и Люшков ждали, когда встанет Амур. А она продолжала капризничать, заморозки сменялись слякотью и только в конце первой декады ударили морозы. 12 декабря реку сковал лед. В ночь на 13-е группа Бердника благополучно переправились на советский берег, где ее встретил резидент Каймадо. 14 декабря в японскую военную миссию в Харбине поступила радиограмма. В ней Каймадо сообщал об успешной легализации группы и ее выходе на маршрут. Позже, 16 декабря на связь вышел сам Бердник и доложил: «…Нахожусь в Новосибирске, для зашифровки сменил документы прикрытия и совершил пересадку». После этого связь с ним прервалась.

В штабе операции «Охота на «Медведя» воцарилось уныние. Угаки и Люшкова терзались тем, что Бердник мог рассказать чекистам, если живым попал в их руки. Слабым утешением им служило то, что он и остальные участники группы не знали о конечной цели и месте проведения операции. Страхуясь от провала, Угаки и Люшков ограничились только тем, что поставили группе Бердника задачу: добраться до портового города Туапсе, там осесть и заняться сбором информации о перемещении военных и специальных грузов по железной дороге и через морской порт. Но даже это могло подсветить перед чекистами истинную цель операции «Охота на «Медведя».

Внеочередная радиограмма Каймадо развеяла опасения Янагиты, Угаки и Люшкова. В ней он сообщил о гибели Бердника и двух других боевиков в перестрелке с сотрудниками милиции на вокзале Новосибирска. После этого Угаки и Люшков с утроенной энергией принялись наверстывать упущенное, занялись доукомплектованием группы. Времени на проверку кандидатов не оставалось, и они обратились за помощью к Дулепову. Тот за несколько дней нашел им подходящую замену, за каждым из кандидатов был длинный послужной список преступлений, совершенных против советской власти. Ни Угаки, ни Люшкову и в голову не приходило, что среди них мог оказаться советский агент. Более того, они рассматривали Денди как потенциального руководителя одной из разведгрупп.

После беседы с Дулеповым, а потом Люшковым он не стал ждать установленного дня явки и инициативно, по способу срочной связи вышел на Дервиша. Тот назначил встречу на вечер на явочной квартире. Денди, как всегда, был точен и пришел минута в минуту. По его взволнованному лицу резидент догадался: произошло нечто чрезвычайное, и не ошибся. Забыв поздороваться, Денди с порога выпалил:

– Саныч, эти негодяи затевают серьезный теракт!

– Погоди, погоди, Николай Сергеевич, успокойся, садись, поужинаем, а затем поговорим, – предложил Дервиш.

– Не до ужина, Саныч! – отказался Денди и спросил: – Помнишь, ты ориентировал меня на поиск Люшкова?

– Да, и что?

– Так вот, утром я говорил с ним, как сейчас с тобой.

– Да ты что?! – не мог поверить своим ушам Дервиш.

– И, думаешь, где?

– Давай, давай выкладывай!

– В кабинете Дулепова.

– У Дулепова?! – насторожился Дервиш. – А этой сволочи что от тебя надо?

– Сначала он и Люшков несли всякую хрень, ту, что пишут в «Новом пути». Потом вещали про последние дни большевиков и закончили тем, что предложили мне вступить в ряды борцов с ними.

– Вступить? Так ты и так в тех рядах ил и у них сомнения? – в голосе Дервиша зазвучала тревога.

– Если бы сомневались, то не пригласили бы, тут дело в другом.

– Николай Сергеевич, не томи, что предложили?

– Как сказал Люшков – избавить Россию от сатаны.

– Чего, чего? Какого еще сатаны?

– Люшков не назвал, но, похоже, они собираются ликвидировать кого-то из советских вождей.

– Ликвидировать? С чего ты взял?

– За участие в теракте обещали 9 тысяч долларов.

– Ничего себе! – удивился Дервиш, в следующее мгновение на его лице сменилась целая гамма чувства. Страшась поверить в свою догадку, он обронил: – Неужели, мерзавцы, нацелились на товарища Сталина? Нет, такого не может быть! У Дулепова на это мозгов не хватит!

– У него нет, а у Люшкова вполне, если до генерала дослужился, то башка варит!

– Так ты согласился?

– Нет, конечно, – после затянувшейся паузы ответил Денди, а в его глазах заскакали лукавые чертики.

Дервиш не заметил их и с горечью обронил:

– А жаль, очень жаль.

– Да погоди жалеть, Саныч. Я же не попка постовая, а какой-никакой начальник, поэтому поторговался.

Дервиш просветлел лицом и не мог сдержать радости.

– Ай да молодец, Николай Сергеевич!

– И торговался не зря, сверху они положили еще тысячу долларов, – не без гордости сообщил Денди.

– Отличная зашифровка!

– Так, что, Саныч, все идет как надо. Завтра в спецлагере начинается подготовка.

– Где он находится?

– Под Харбином, больше Люшков ничего не сказал.

– На сколько недель рассчитана подготовка?

– Не знаю.

– Возможность выбраться в город будет?

– Люшков обещал раз в неделю отпускать домой.

– Будет отпускать или не будет, а способ связи надо искать.

– Я уже над этим думал.

– Молодец! А пока, Николай Сергеевич, постарайся собрать информацию о лагере, составе группы террористов и на кого конкретно нацелился Люшков.

– Сделаю все, что смогу! – заверил Денди.

– Вот и договорились, – завершил явку Дервиш.

После такого сообщения Денди ему стало не до ужина. Оно не походило на информационную наживку, подброшенную японской спецслужбой и рассчитанную на то, чтобы на нее клюнула резидентура. Подтверждение тому он получил на явке с агентом Сая. Тот раскрыл имя того, кто стоял за спиной Люшкова, им оказался сотрудник военной разведки майор Хироси Угаки. Но это было еще не все, Сая указал место, где располагался лагерь, – южный пригород Харбина. Получив такую информационную бомбу, Дервиш немедленно доложил в Москву.

Глава 5

«Дервиш – Центру.

№ 3183

28.11.38 г.

По перепроверенным оперативным данным, японская военщина и контрреволюционная белогвардейщина, потерпев сокрушительное поражение в боях с Красной армией у озера Хасан, не отказались от своих враждебных замыслов. По информации наших источников Сая и Денди, военной разведкой – 2-м отделом штаба Квантунской армии, жандармским управлением и белогвардейской контрразведкой полковника Дулепова разработан план террористического акт против Вождя мирового пролетариата и руководителя Советского государства товарища Сталина. Активную роль в нем играет предатель – бывший начальник УНКВД по Дальневосточному краю Генрих Люшков.

В настоящее время контрразведкой Дулепова ведется подбор участников в состав террористической группы. Одновременно в пригороде Харбина, в обстановке строжайшей секретности ведется строительство макета объекта, на котором планируется совершение теракта. Саю и Денди поручено получить схему объекта, собрать данные на террористов, а также установить сроки и место проведения теракта».

Информация, поступившая на Лубянку от Дервиша, не имела цены и требовала незамедлительных решений. Их пришлось принимать новому главе НКВД – Лаврентию Берии. Его предшественник – «верный, железный сталинский нарком» – Николай Ежов на поверку оказался не таким уж верным и не таким уж железным. 25 ноября 1938 года он был перемещен на должность наркома водного транспорта СССР. На свободе Ежову оставалось «плавать» всего пять месяцев. Сталин раскладывал очередной кадровый пасьянс, и искал место для бывшего главы НКВД в новом антисоветском заговоре.

Сменщик Ежова – земляк Вождя, Лаврентий Берия, – заступив на пост, принялся энергично разбирать чудовищные завалы из липовых, шитых белыми нитками дел на «шпионов, террористов, вредителей и прочего антисоветского элемента», состряпанных Ежовым и его подручными. После пересмотра следственных материалов специальной комиссий при наркоме НКВД, из тюрем и лагерей вышли на свободу около 200 000 оклеветанных и ошельмованных, в том числе чудом выжившие сотрудники госбезопасности. Но это произошло позже в первой половине 1939 года. А в те последние ноябрьские дни 1938 года Берию больше всего занимала смертельная угроза жизни Вождя, исходившей от японской спецслужбы. Был выходной день, но он не стал медлить с докладом и обратился к Сталину с просьбой о личной встрече.

Вождь отдыхал на Ближней даче, в Кунцево, однако, согласился принять. Это был первый для Берии официальный прием в качестве наркома и на него он отправлялся не с пустыми руками, а с настоящей информационной бомбой. Вождю угрожала не жалкая кучка ренегатов, боявшихся собственной тени и сбежавших от безжалостного меча НКВД в Париж, не троцкисты, превращавшиеся в лагерную пыль, ни, тем более, доморощенные террористы, сотнями плодившиеся в воспаленном воображении Ежова. Угроза исходила от разведки могущественного государства – Японии.

Закончив разговор со Сталиным, Берия опустил телефонную трубку на аппарат и несколько секунд оставался недвижим. Вопрос Вождя: «Лаврентий, ты, что собрался испортить мне аппетит?» – породил смятение в душе Берии. Он клял себя за то, что не вовремя высунулся с докладом, с тяжелым сердцем сложил в портфель донесение харбинской резидентуры, подумав, добавил к нему сообщения резидентов из Берлина, Лондона и Женевы; они содержали ценную информацию об обстановке в Западной Европе после оккупации Чехословакии войсками вермахта, а также ходатайство о реабилитации группы бывших сотрудников разведки и выехал на Ближнюю дачу.

Под стать настроению была и погода, она окончательно испортилась. Промозглая осень никак не хотела сдавать свои права зиме, она не торопилась с приходом и примерялась легкими ночным заморозками. Моросивший с утра дождь сменился снежной крупой. Она дробно молотила по машине и горохом рассыпалась по обледеневшему шоссе. Водитель, чертыхаясь, вынужден был снижать скорость на поворотах. Берия не обращал внимания на непогоду и ломал голову над тем, с чего начать доклад, чтобы снова не попасть впросак, и остановился на донесениях европейских резидентур. Реакция Сталина на них была предсказуема, а дальше он решил действовать по ситуации.

Скрип тормозов заставил Берию встрепенуться. Впереди возникла зеленая стена из металлического забора. Створки ворот медленно раздвинулись, в проеме возникли двое с автоматами наперевес. Проверив документы, они пропустили машину внутрь. Водитель проехал к парадному подъезду Ближней дачи и остановился. Берия распахнул дверцу и, как пловец перед прыжком в воду, глубоко вдохнув, ступил на ступеньку крыльца. Навстречу ему вышел начальник личной охраны Сталина – Николай Власик. На его открытом лице гуляла добродушная улыбка. Берия приободрился, обменявшись с ним коротким рукопожатием, поинтересовался:

– Как настроение у Иосифа Виссарионовича?

– Хорошее, Лаврентий Павлович.

– Он один?

– Да, ждет вас и распорядился приготовить завтрак на двоих.

Это служило хорошим знаком и добавило уверенности Берии. В приемную он вошел твердым шагом, сдал дежурному пистолет и осторожно приоткрыл дверь в гостиную-столовую. Сталин занимал место за столом и читал газету, увидев Берию, отложил ее в сторону и энергично махнул рукой.

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! – повеселевшим голосом произнес нарком.

– Здравствуй, Лаврентий, – ответил Сталин, поднялся из-за стола, прошел навстречу и, пожав руку, добродушно произнес: – Ты вовремя, составь компанию.

– Спасибо, товарищ Сталин, я сыт, – вежливо отказался Берия.

– Но я-то голодный, а сытый голодного не разумеет.

Помявшись, Берия занял место за столом. Официантка подала ему блюда: омлет и поджаренные тосты. Сталин потянулся к глиняному кувшину с вином, похлопал по пузатому боку, и в его голосе зазвучали теплые нотки:

– Спасибо землякам, не забывают. Прислали посылку: вино с первого урожая и мандарины с первого сбора.

Разлив вино по бокалам, он предложил тост:

– За землю, которая дает крепость этому вину, а нам силу!

Берия присоединился к нему. Выпив, они закусили. Сталин снова наполнил бокалы. И здесь Берия осмелился взять на себя инициативу, встал и, прокашлявшись, попросил разрешения:

– Иосиф Виссарионович, позвольте поднять тост?

– Тост?

– Да! За великого сына Грузии…

– Погоди, погоди, Лаврентий! – остановил его Сталин, в его усах зазмеилась ухмылка и с сарказмом заметил: – Ты совершаешь ошибку.

– Я? Ошибку?! – Берия изменился в лице и осипшим голосом спросил: – Какую, товарищ Сталин?

– Большую.

– Извините, я же от чистого сердца. Я…

– Э-э, Лаврентий, скоро на пятый десяток пойдешь, а простой вещи не понимаешь: надо пить не за начальника, а вместе с начальником. Так что тебе повезло.

На лице Берии за одно мгновение сменилась целая гамма чувств. Он с трудом вымучил из себя улыбку. Сталин хмыкнул и, выпив вино, принялся за омлет. Берия вяло грыз тост и гадал, что последует дальше. За столом на несколько минут воцарилось молчание. Покончив с омлетом, Сталин запил его минеральной водой «Лагидзе», которую ему доставляли из Грузии, вытер губы салфеткой и затем спросил:

– Так о какой важной информации ты хотел сообщить?

– Она отражает позицию Лондона, Парижа и Берлина после оккупации фашистами Чехословакии. Из нее следует, что Гитлер на этом не успокоится, а Чемберлен и дальше будет ему потакать, – пояснил Берия, открыл портфель и зашуршал документами.

– Успокоится? Как же! – с ожесточением произнес Сталин. – Что Гитлер, что Чемберлен – одним миром мазаны! Международный империализм намерен использовать Гитлера как таран, чтобы сокрушить СССР, но у него ничего не выйдет.

– Один раз, в 1918 году, они уже пробовали и получили по зубам от советской власти, – поддакнул Берия.

– Да, получили, но не успокоились. Англичане и американцы – эти повивальные бабки фашизма – спят и видят, чтобы похоронить СССР! Еще не успела земля осесть на могилах жертв Первой мировой войны, а чернила – высохнуть под Версальским договором, как они начали готовить новый поход против нас. В 1924 году предоставили Германии кредит на 24 миллиарда марок!

– А сегодня, по данным наших резидентур, только из одной Америки в Германии работает свыше 60 компаний. Их участие позволило ей выйти на первое место в мире по темпам развития производства. По ряду вооружений их выпуск, по сравнению с 1933 годом, когда фашисты пришли к власти, вырос в 6 раз.

– В своей ненависти к нам, империалисты Запада, натравливая на нас Гитлера, не ведают того, что бешеный пес, сорвавшись с цепи, больнее всего кусает хозяина.

– Уже укусил Австрию и Чехословакию.

– Э-э, это еще цветочки, ягодки все впереди – большая война в Европе.

– И, похоже, ее не остановить.

– А шанс был, 17 марта, когда мы предложили Англии и Франции заключить тройственный союз, чтобы задушить фашизм в зародыше. Но сговор Чемберлена с Гитлером в Мюнхене окончательно похоронил его.

– Неужели Чемберлен, не понимает, что подачки в виде Австрии и Чехословакии не остановят Гитлера. Завтра он может наброситься на Англию.

– Сто раз был прав Ленин, когда говорил: капиталисты готовы продать нам веревку, на которой мы их повесим. Сегодня они продали ее Гитлеру. А он, почувствовав запах большой крови, уже не остановится, – заключил Сталин.

– Ваш вывод, Иосиф Виссарионович, подтверждают разведдонесения наших резидентур в Западной Европе, – заметил Берия и, посчитав, что наступил подходящий момент для того, ради чего он попросил о приеме, открыл замки на портфеле и положил на стол сообщения резидентов.

Сталин, вооружившись красным карандашом, склонился над ними, наиболее важные места подчеркивал и делал пометки на полях. Берия не спускал с него глаз и пытался по лицу угадать реакцию, но оно было непроницаемо. Дочитав до конца последнее донесение – лондонской ризидентуры, Сталин поднял голову, пытливо посмотрел на Берию, тот невольно подтянулся и спросил:

– Серьезная информация и вовремя поступила, но, я так понимаю, ты, Лаврентий, не только с этим приехал?

– Совершенно верно, Иосиф Виссарионович, вы как в воду смотрите, – подтвердил Берия.

– Нет, Лаврентий, гораздо глубже. Что еще у тебя?

– Из харбинской резидентуры поступили очень тревожные данные. Они… – Берия, старательно подбирая слова, решился сказать: – Они имеют самое прямое отношение к вам, товарищ Сталин.

– Да?! И какое же?

– После провала военной авантюры под Хасаном японцы в сговоре с белогвардейском отребьем готовят на вас покушение.

– Покушение! Отребье! Лаврентий, ты не с того начинаешь службу в новой должности! – раздражено бросил Сталина. – Мне хватило одного Ежова. Тому повсюду мерещились террористы и заговорщики.

Лицо наркома пошло красными пятнами, пенсне сползло на кончик носа, но он все-таки заявил:

– Товарищ Сталин, теракт – это не плод моего воображения! За его подготовкой стоит изменник Люшков.

– Люшков?!

– Да, информация достоверная.

– Вот же, мерзавец, все ему неймется! Когда же вы, наконец, придавите эту гадину?!

– На этот раз негодяй не уйдет от расплаты. Харбинская резидентура в ближайшее время будет усилена опытными сотрудниками и они доведут дело до конца, – оправдывался Берия.

– Меры? Усилены? А что толку? Он как гадил, так и продолжает гадить!

– Товарищ Сталин, теперь появилась реальная возможность не только покончить с Люшковым, но и сковать враждебную деятельность японцев, если вы, конечно, позволите НКВД… – Берия замялся.

– Использовать меня в игре, – понял с полуслова Сталин.

– Нет, что вы, товарищ Сталин! Какие могут быть тут игры!

– Лаврентий, игра стоит свеч, если противник играет по твоим правилам.

– А он будет играть по ним!

– Откуда такая уверенность?

– В составе группы террористов находится опытный агент харбинской резидентуры.

– Опытный, говоришь? – повторил Сталин и задумался.

Прошла секунда, другая. Пауза затягивалась. Берия с нетерпением ждал ответа и не спускал глаз с Вождя. А тот не замечал ни наркома, ни документов и находился во власти воспоминаний. Его лицо просветлело, и в глазах заплясали лукавые чертики. В нем проснулся, казалось бы, оставшийся навсегда в прошлом дерзкий абрек «Коба». Его эксы в начале века на пароходе «Цесаревич Георгий», в тифлисском, батумском банках потрясали весь Кавказ и были не проходящей головной болью для полиции, а в народной молве обрастали легендами и мифами. Тепло воспоминаний согрело Сталина, и на щеках проступил легкий румянец. Подмигнув Берии, он объявил:

– А что, Лаврентий, я не прочь тряхнуть стариной! Может получиться очень даже занятная игра! Риск, как говорится, благородное дело!

– Товарищ Сталин, риск будет полностью исключен! – поклялся Берия и, помявшись, уточнил: – Если вы, конечно, разрешите использовать двойника.

– Двойника? – в глазах Вождя промелькнула тень, а в голосе появился холодок. – Лаврентий, а ты с двойником ничего не напутаешь?

Берия изменился в лице. Сталин похлопал его по плечу и с усмешкой произнес:

– Шутка, Лаврентий.

Но его глаза говорили другое. Берия поежился и заверил:

– Товарищ Сталин, я понимаю всю ответственность, лежащую на мне. Каждый шаг в операции будет согласован с вами.

– Хорошо, Лаврентий, я тебе верю. Но, как говорил Железный Феликс, верю, но проверю. Иди, работай!

– Есть, – принял к исполнению Берия и направился к двери.

Сталин, проводив его долгим взглядом, подумал: «Кажется, с хитроумным менгрелом я не ошибся. Ты не чета слюнтяю Ягоде и костолому Ежову. Ты и черта объегоришь, но не меня. Хватка у тебя бульдожья, да и умом Бог не обидел. Вот только где ты его набрался? В глухом горном абхазском селе? Но как?» – задался он этими вопросами и обратился к справке, подготовленной Поскребышевым на новоиспеченного наркома НКВД…

17 марта 1899 года в отдаленном горном селе Мерхеули Сухумского округа Кутаисской губернии, в крестьянской семье переселенцев из Менгрелии – Павла Берии и Марты Джакелии, родился мальчик. Родители назвали его Лаврентием – «увенчанный лаврами». Назвав его так, они и не предполагали, какого рода лавры увенчают их сына. Тем более они не могли знать, сколь яркое и неоднозначное будущее ждет кроху – будущее Генерального комиссара государственной безопасности, маршала Советского Союза, Героя Социалистического Труда, «отца» советской ядерной бомбы и организатора одной из самых эффективных спецслужб мира.

С рождением Лаврика казалось, что для семьи Берии все несчастья остались позади. Их дом нельзя было назвать полной чашей, но и нищета не смотрела на гостя со всех углов. Щедрая абхазская земля дала им не только кров, но и надежду на лучшее будущее. Но это только казалось, над семьей словно довлел злой рок. Первый муж Марты рано ушел из жизни, и она осталась одна с тремя детьми на руках. Спас их от беспросветной нужды ее брат, взявший ребят на воспитание в свою семью. Второй брак Марты с Павлом Берией также оказался неудачным. В двухлетнем возрасте от оспы скончался первенец, а дочь после тяжелой болезни потеряла слух и речь. Из всех Берия только к Лаврентию судьба проявила благосклонность, наделив его любознательным умом, крепкой памятью и отменным здоровьем.

Умная, волевая Марта оценила способности сына как дар Божий и жертвовала всем ради того, чтобы вывести его в люди. Мир оказался не без добрых людей, ей помогали односельчане – кто деньгами, кто продуктами. Юный Лаврентий не разочаровал ни мать, ни друзей семьи, в 1906 году без труда поступил в сухумское высшее начальное училище и в 1915 году закончил его с отличием. В свои неполные 16 лет он обнаружил способности к рисованию, математике, проявил твердый характер и, что было удивительно для сельского паренька, тонкий вкус.

Будучи еще подростком, Берия понял, что трудом праведным не нажить палат каменных, тем более, не сделать быстрой и блестящей карьеры. Амбиции подвигли его на смелый шаг. Провинциальный Сухум, где утро начиналось с чашки кофе, жаркий полдень проходил в ленивой дреме и бесцельном трепе все за той же чашкой кофе, а вечер завершался вальяжной прогулкой по приморской набережной, был не тем местом, где можно было добиться успеха. И тогда Лаврентий дерзнул отправиться в Баку. В те годы город представлял собой индустриальный и интеллектуальный центр всего Кавказа. В нем энергичные и хваткие быстро делали миллионные состояния и стремительно поднимались по карьерной лестнице.

По приезду в Баку Лаврентий поступил в среднее механико-строительное техническое училище и одновременно занимался подработкой. Смышленого юношу, в руках которого горело дело, подрядчики охотно брали в поднаем. Стремясь к успеху, Лаврентий не забывал про мать и сестру. Встав на ноги, он перевез их к себе. Казалось бы, перед семьей Берии открывались новые и обнадеживающие перспективы. Но их определяли не его деловая хватка, знания и природные способности, а обстоятельства, не подвластные воле человека. Некогда могущественная Российская империя доживала свои последние дни. Революционные идеи, будоражившие юные умы, завладели и Берией. Он сблизился с членами марксистского кружка, в марте 1917 года вступил в партию большевиков РСДРП(б) и принял активное участие в пропагандистской деятельности среди бакинских рабочих. Соратники по партии оценили не только его ораторские способности, но и скрупулезность – ему доверили кассу кружка.

В 1917 году революционные вихри смели старую – самодержавную, а затем и новую – власть Временного правительства сначала в Петербурге, а затем и в Баку. Мелкие хищники – десятки партий и мировые акулы – Германия, Англия и Турция повели войну не на жизнь, а на смерть за главное богатство Азербайджана – бакинскую нефть. О ее ожесточенности ежедневно говорили обезглавленные, изуродованные тела десятками, всплывавшие в водах Каспийского моря и ожесточенные ночные перестрелки. Большевики, оказавшись в меньшинстве, ушли в глубокое подполье. Лаврентий, смертельно рискуя, остался на легальном положении, и не просто остался, а по заданию партии внедрился во вражескую контрразведку. Проявив смелость и находчивость, он успешно справился с ним.

В 1920 году в Азербайджане установилась советская власть. Ее представитель на Кавказе – видный большевик Сергей Киров по достоинству оценил разведывательные способности молодого большевика Берии и решил использовать его для организации подпольной работы в Грузии. В апреле по нелегальному каналу Берия проник в Тифлис и занялся созданием большевистских подпольных структур. Меньшевистская контрразведка не дала ему развернуться; среди грузинских подпольщиков действовали ее провокаторы, Берию и ряд членов ЦК РСДРП(б) Грузии арестовали и выдворили за пределы республики. Но это не остановило его, в мае того же года он возобновил подпольно-разведывательную деятельность на ее территории, но снова был арестован и после короткой отсидки в камере смертников Кутаисской тюрьмы выслан в Азербайджан.

В Баку Берию ждала важная должность управляющего делами ЦК КП(б) Азербайджана. Занимаясь партийно-хозяйственными делами, он одновременно учился в бакинском политехническом институте. В апреле 1921 года по предложению Кирова Берия был направлен на службу в органы госбезопасности в качестве заместителя начальника секретно-оперативного отделения ЧК Азербайджана. Уже на первом году для молодого чекиста она могла закончиться плачевно, коллеги по работе обвинили его в превышении полномочий и фальсификации дел. На этот раз вмешательство другого влиятельного члена ЦК ВКП(б) Анастаса Микояна, спасло Берию от наказания. Более того, он получил высокое назначение, стал заместителем председателя ЧК Азербайджан, последующие десять лет прослужил в органах госбезопасности и сделал блестящую карьеру.

После назначения на должность заместителя председателя Закавказской ГПУ Берия без труда подмял под себя ее руководителя – Станислава Реденса. Тот часто заглядывал в стакан и не проходил мимо хорошенькой юбки. Но не это сгубило Реденса, а отсутствие умения колебаться с генеральной линией ЦК ВКП(б) и товарища Сталина, которого в избытке хватало у Берии. Заняв кресло председателя Закавказской ГПУ, он развернулся в полную силу и в короткие сроки выкорчевал последние остатки оппозиции. На Лубянке оценили его работу и ввели в состав коллегии ОГПУ СССР.

Однако одного этого Берии было уже мало. С непомерными амбициями и неукротимой энергией ему стало тесно в кресле главного чекиста Закавказья. Он стал поглядывать на место местного партийного вождя, но на то требовалась воля Сталина. Путь к нему Берия принялся искать через земляков: члена политбюро ЦК ВКП(б) Серго Орджоникидзе и главу совнаркома Республики Абхазии Нестора Лакобу, находившихся на короткой ноге с Вождем.

В 1929 году на озере Рица они подвели перспективного чекиста к Сталину. Но тот не воспринял их протеже. В широченных галифе, худой, нескладный, в пенсне, постоянно сползшем на кончик птичьего носа, Берия выглядел нелепо и не произвел впечатления. Казалось бы, он мог навсегда забыть о дальнейшей карьере, но помог случай. Любимец Вождя Лакоба насмерть разругался с 1-м секретарем Закавказского крайкома ВКП(б) Иваном Орахелашвили. И тогда, чтобы ослабить позиции Орахелашвили, он предпринял еще одну попытку через Сталина пропихнуть Берию на должность 2-го секретаря крайкома. На этот раз Лакоба зашел к Вождю с другой стороны. В октябре 1931 года, когда тот приехал на отдых в Абхазию и остановился на госдаче «Холодная речка», близь Гагры, он вместе с Ворошиловым отправился к нему в гости и прихватил с собой Берию.