Текст книги "Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели"

Полученное мной задание не такое простое. Изучаю металл, который есть на складе, проектирую несколько вариантов. Один – трудный в изготовлении, другой – слишком тяжелый, третий – хлипкий в эксплуатации. Кстати, одно из незыблемых правил Чернопятова: делать так, чтобы было удобно людям, которые будут потом работать на объекте. Обычно «мастера», построившие «козью морду», оправдываются: «А так нарисовано в проекте (вариант – забито в смете)!». Чернопятов эти возражения гневно отметает:

– Вы для себя лично так бы сделали???

Думать днем и вечером – некогда. Мало-помалу появляется привычка думать до утреннего подъема… Некий – надцатый вариант кажется сносным. Проверяю. Нет, очень много резки, а это – лишнее коробление, не только работа. А если резать лист поперек? Проверяю размеры: получится, если… Изменяю конструкцию. Теперь, вроде, ничего. Мое изделие получилось проще грибов, любой усомнится, что для этого надо что-то еще соображать. К прямоугольному листу снизу приварены два уголка – ограничители по ширине бетонного сливного канала. Сверху такие же уголки приварены поперек – для подъема и жесткости. Изготовляю образец, показываю Дмитрию Николаевичу (дальше – ДН). Он только спрашивает:

– Почему уголки приварены ребром? Приварить уголок полкой же удобнее!. Объясняю: так в несколько раз больше прочность и жесткость щита в целом.

– А почему приварено точками? Прочнее ведь сплошной шов?

Доказываю: прочности более чем достаточно: точки равноценны болтам через 50 мм, а это очень много. А сплошной шов покоробит всю конструкцию. ДН – строитель и не понимает меня. С интересом выслушивает минутный курс по теории сварочных напряжений, затем говорит:

– Молодец. Действуй. Когда сделаешь все щиты?

Обещаю сделать за два дня, но прошу снять с меня окраску: надо строить без чертежей угольный бункер в котельной. ДН говорит «Хорошо». Я уверен, что действительно будет хорошо, что он не забудет того, что обещал, и через два дня изготовленные моей бригадой щиты кто-то будет красить…

Кстати, ДН по настоящему интересуется не только сваркой, но и любыми техническими новинками и достижениями, в этом мне придется убедиться позже. Сейчас я ему показываю удивительный образец творчества, и мы оба смеемся. Это – тяжелая рама для выравнивания дороги трактором, изготовленная плотником. Стальные балки – двутавры соединены «в лапу», как бревна деревянного сруба, затем тщательно обварены…

Время уплотняется еще больше, говорят, во Владивостоке уже заливают в цистерны мазут для нашей базы, и она просто обязана быть готовой к приему топлива. Это чувствуется по рангам приезжающего начальства. Сначала приезжает начальник УМР полковник Сурмач. Сергей Емельянович быстро приводит в чувство Журида: часть наших работ зависла из-за строительной неготовности. Сурмач запросто обеспечивает для строителей помощь ЗабВО из Читы: округ немедленно присылает тяжелую технику: бульдозер и кран…

Затем приезжает главный инженер московского главка – Главвоенмормотажупра – полковник Васильев. Это осанистый человек, таким я себе представлял купцов первой гильдии. У него роскошная рыжая борода лопатой и голубые глаза. Васильев не слезает с линий связи с Москвой и Владивостоком на телеграфе почты в Новой и с ВЧ-связи в Чите. К нам немедленно начинают поступать оборудование и приборы, которых напрасно ожидали на стройке уже несколько лет. Мы лихорадочно устанавливаем и подключаем их к кабелям и успевшим заржаветь трубам…

Стоит уже настоящая зима с морозами до 40 градусов, хотя снега очень мало. Особые объекты – котельная и насосные, некоторые офицеры там и ночуют, тем более – в наших комнатах – очень «не жарко». Любая наружная работа стает проблемой, и везде жгут костры, чтобы хоть немного обогреть людей. Но стройка стремительно «зачищает хвосты», чтобы база вскоре заработала…

Канареечка галку родила

Потому, что без воды

Ни туды, и ни сюды…

(Из очень смешной песни)

База не может работать без своего сердца – котельной, которая должна дать тепло и большую электроэнергию, способную вращать огромные насосы. Сейчас государственная сеть еле обеспечивает нужды стройки и городка.

Котельная же не может жить без воды. На комплексе водоснабжения почти все уже «закруглено». Он находится в полутора километрах от котельной, на возвышенности. Там мощный глубинный насос добывает воду с неведомых горизонтов и наполняет ею тысячекубовый резервуар, спрятанный под землю, чтобы вода не замерзла. Я видел этот резервуар еще открытым, вскоре после приезда на Новую. Удивился, что резервуар бетонный: бетон ведь пропускает воду. В ответ на мои «почему» Иван мне нехотя ответил, что резервуар «торкретирован». Бедный Иван еще не знал, что на таком ответе я не успокоюсь. А когда узнал, то ему пришлось выжать из себя дополнительно все сведения о торкретировании, когда жидкий расширяющийся цемент специальной пушкой под большим давлением заполняет все поры днища и стенок…

Согласно упомянутому Постановлению Партии и правительства об экономии металла, трубопровод от резервуара к котельной был выполнен из асбоцементных труб диаметром 100 мм. Широченная траншея глубиной 4 метра (глубина промерзания в Забайкалье – более трех метров!) тянулась к котельной через весь городок; на дне траншеи сиротливо смотрелась серенькая трубочка с муфтами на резиновых уплотнениях. После испытаний трубопровода на плотность и прочность (опрессовки) солдаты стройбата слегка присыпали его песочком – материалом тоже дефицитным.

Приближалась годовщина Октябрьской революции, а огромный ров сильно усложнял передвижение людей и транспорта по стройке и городку. Да и вообще – его давно надо было закрыть: стояли уже крепкие морозы. Операцию «засыпка» возглавил сам замполит стройбата. Его руководство состояло из двух слов: «давай!» и «быстрее!». Работал бульдозер, сваливая в траншею крупные глыбы смерзшейся земли. Дело было сделано быстро; руководитель работ занялся наглядной агитацией – по основной специальности. О трубе на какое-то время забыли, а именно там была зарыта чрезвычайно наглядная агитация…

На котельной все работы в результате героического штурма близились к концу; пора было подавать воду и запускать котлы.

Открыли задвижки полнехонького резервуара, и вода ринулась по трубе вниз к котельной. Через несколько минут она туда пришла. Струя оказалась мутной, но все присутствующие сошлись на том, что это промывается трубопровод и дальше все будет лучше. Однако дальше все начали задумываться: грязь не убывала, а сила струи стала совсем слабенькой. Раздумья прекратил прибежавший «гонец из Пизы»: он сказал, что рядом с большим складом бочек открылся фонтан. Все устремились туда. Из-под мерзлой земли метра на три бил большой фонтан. Вода, растекаясь, подмывала угол склада, а на периферии уже образовала каток. Фонтан «работал» примерно посредине трассы резервуар – котельная.

На Журида жалко было смотреть. Однако он распорядился перекрыть воду и начать раскопку трубопровода. Целый взвод солдат под нетерпеливыми взглядами начальства начал яростно долбить мерзлый грунт…

Не дай вам Бог, когда-нибудь копать вручную мерзлую землю: это гораздо труднее, чем долбить бетон и гранит. Земля не колется, лопата ее не берет, а лом заходит в землю на миллиметры даже при сильном ударе… Через пару часов адской работы кирками солдаты углубились в землю сантиметров на 10. Оставалось «всего» 3,9 метра. Кто-то соображает: грунт надо оттаивать. Приносят дров, разжигают костер, рискуя спалить склад рядом. Через час под углями костра земля оттаивает. Ее быстро выбирают глубиной на штык лопаты; дальше опять несокрушимая мерзлота. Да и выкопали всего узенькую ямку; с такой шириной на 4 метра не углубиться. Надо разводить настоящий костер! Привозят машину дров. К утру героический труд двух смен солдат дает «плод»: труба отрыта!

Внимательный осмотр показывает: труба, к величайшему сожалению, – цела. Вода пришла издалека, просочившись параллельно трубе, через рыхлости в траншее. Здесь она просто вышла наружу, найдя еще одну рыхлость – вертикальную. Что дохленькая асбоцементная труба, экономии для проложенная вместо стальной, просто перебита или раздавлена, – теперь нет никаких сомнений… Как далеко находится место повреждения – неизвестно. Надо от этой точки идти вверх, чтобы найти разбитую трубу…

Собирается «форум» для решения наших извечных вопросов: «кто виноват?» и «что делать?». Обсуждаются даже фантастические предложения: пробросить временный стальной трубопровод, взорвать траншею над асбоцементным трубопроводом. Чтобы вода не замерзла во временном трубопроводе – греть тысячекубовую емкость до кипятка и т. д. Любые такие идеи сразу увядают при холоде ниже 30–45 градусов: на пути к котельной вода замерзнет. Да и нагреть огромный резервуар невозможно: электроэнергии не хватает на самое необходимое…

Принимается решение: а) искать дефект водовода, он должен быть близко; б) вместо прожорливых котлов ДКВР временно использовать для выработки пара котел локомобиля, которому воды надо мало. Воду доставлять машинами, для чего…

Уже через пару часов мои матросы начинают выполнять эти «для чего»: в котельной мы сооружаем бак на 5 тысяч литров и эстакаду для водовозок возле котельной: вода должна сливаться самотеком. Я конструирую и «леплю» все эти сооружения из имеющихся материалов. Сварки – уйма. Слава Богу, теперь у меня уже несколько сварщиков, которые работают быстро и без дефектов… Сроки – очень жесткие: из Владивостока к нам уже идет мазут.

Мазут, оказывается, – черный

Отнюдь не принимай почетных гостей в разорванном халате!

(К. П. № 25)

Эстакада для слива воды из водовозок вскоре обрастает ледяными наростами и становится похожей на айсберг. Так же обрастают льдом грузовики с открытыми баками в кузове, которые доставляют воду с недалекой насосной. Взвод стройбатовцев скалывает лед и посыпает песочком въезд на эстакаду, оббивает лед с автомашин. День и ночь горят костры на трассе водовода, там работает в две смены целая рота. За сутки каторжного труда, который и не снился каторжанам-рудокопам недалекого Нерчинска, выполняется всего метра полтора проходки. И оголенная труба в траншее по-прежнему цела. Дефект – где-то выше по течению…

Надежда обнаружить поврежденную трубу тает вместе с понижением температуры. Забегая вперед, скажу, что разбитая труба находилась метрах в двухстах выше фонтана. Чтобы добраться до нее понадобился целый эшелон дров и несколько месяцев каторжного труда десятков людей.

Героическая работа «водовозов» дает плоды. Котел локомобиля, наконец, ожил и даже выдал на-гора гудок, но какой-то хилый и неуверенный. Зато громко и нагло заревел паровоз, подавая на эстакаду пяток цистерн с мазутом, остальные стояли рядом в очереди. Морозовские кадры, давно не работавшие и очень привыкшие к «расслабленному состоянию», без всякого понятия толкутся возле цистерн. Начальник приемки, капитан, с трудом взбирается на цистерну и не может открыть люк. Люк открывает мой Пронин: он все-таки очень ловкий и сильный парень. Капитан сует в люк термометр полностью, затем вытаскивает его и обиженно заявляет:

– А он черный… и ничего не видно!

Отыскивают и подают ему тряпку. Температура мазута оказывается минус 20 градусов. При таком «градусе» сливать мазут невозможно. Его надо сначала разогреть прямо в цистерне. В толщу мазута должны быть погружены специальные перфорированные трубки-иглы, в которые через резиновые рукава подается острый (очень горячий) пар. Пар нагревает мазут, но, конденсируясь, добавляет в него воду, что не очень хорошо. Поэтому – греть надо быстро. Морозовские орлы неумело и долго начинают выяснять, что и куда надо опускать, и где и что крутить. Чернопятов, сначала молча наблюдавший всю эту бестолковщину, берет штурвал на себя, и неумехи начинают бегать быстрее и совершать некие осмысленные действия. Иглы погружаются в цистерну. Открывается пар.

А дальше начинается непонятное. Ничего не происходит, пар почему-то не проходит, резиновый шланг быстро остывает. Вытаскивают иглу из мазута, – из нее ничего не истекает, как ни крути вентиль пара. Игла просто замерзла в холодном мазуте, и лед закупорил все отверстия… Слабенький котел локомобиля дает мало пара. К иглам доходит уже почти конденсат, который там сразу же и замерзает…

«Созидательный труд» замирает. Все офицеры эксплуатации смотрят на Чернопятова, ожидая распоряжений не от своего обленившегося начальства, а только от него. ДН минуту размышляет, переспрашивает марку мазута. Мазут – флотский, достаточно жидкий при низких температурах. Чернопятов принимает решение: сливать мазут без подогрева. Под нижними люками цистерн открывают «мои» щиты, – вот почему они должны быть легкими! Из открытых люков цистерн в канал лениво выползают струи мазута и неспешно движутся к сливной горловине нулевой емкости, зарытой внизу под землей. На дне емкости (резервуара) смонтированы паровые калориферы. Они разогреют мазут до жидкого состояния, и мощные центробежные насосы почти мгновенно «выплюнут» несчастные 500 кубометров мазута в резервуары хранения…

Пока все происходит по-задуманному, несмотря на осложнения. Цистерны, хоть медленно, но опорожняются, нулевая емкость спустя несколько часов наполняется до горловины. По требованию ДН на котле максимально поднимают давление-температуру, проверяется и дополнительно утепляется канал паропровода к емкости. Открываем пар и контрольный краник на обратной трубе, чтобы увидеть, когда кончится конденсат и начнет идти пар. Ожидаем сначала 5, затем – 10 минут. Ничего не происходит, из открытого крана не выходит ничего…

Дмитрий Николаевич требует чертежи нулевой емкости. Ужасная истина открывается сразу. На выходе батареи калориферов отводящая конденсат трубка сначала поднимается вверх, затем выходит в канал. Это значит, что образующийся конденсат не мог стекать свободно, пока им не заполнятся все калориферы до верхней точки обратной трубы. И времени этого заполнения вполне хватило, чтобы первые порции конденсата успели замерзнуть, перекрыв трубу; затем без движения замерзло уже все…

– Какой идиот это проектировал? – снимая очки, устало спрашивает сам себя Чернопятов. Но Иван, посмотрев на чертеж, четко докладывает:

– ГИП (главный инженер проекта) – Шумаков, Дальвоенморпроект, город Владивосток.

– Немедленно этого ГИПа надо высвистать сюда, пусть расхлебывает, что натворил! – свирепеет Чернопятов. – А вы, – обращается он к Маклакову и ко мне, – думайте, что можно сделать!

Думать есть о чем, расхлебывать – тоже есть что. Под землей находится 500 кубометров застывшего мазута. Чтобы его откачать – надо разогреть. Чтобы разогреть, надо переделать систему подогрева. А чтобы переделать систему – надо откачать мазут…

Время близится к 23 часам. Понурив головы, мы отправляемся пить «100 чаев»: привычка, знаете ли, – вторая натура…

Проектные страдания (частушки)

Мой наган семизарядный,

В реку брошу я тебя.

Ты зачем осечку делал,

Когда резали меня?

(Детская песенка)

Мы с Иваном напряженно думаем. Лучшее из придуманного – вычерпать «нулевку» ведрами. Неясно – куда сливать и как доставить в резервуар. На стройке все напряженно работают головой или руками. Стоит неподвижно только дело: нет воды и пара, но полно неподвижного холодного мазута, не крутятся насосы, простаивают неразгруженные цистерны…

Приезжает Шумаков из Дальвоенморпроекта. Во главе с ДН наша делегация приходит к нему в местную гостиницу. «Маститый ГИП» встречает нас высокомерно, он очень недоволен, что его потревожили и заставили выехать в такую дыру:

– Ну что вы тут еще натворили? В чем не можете разобраться?

Через полчаса разговора на тему «кто виноват» спесь с него начисто слетает: злополучная «загогулина» с контруклоном, разрушившая систему нагрева нулевой емкости, красуется на подписанных им чертежах. Он будет вынужден подписать акт о «техническом ляпе» Дальвоенморпроекта вообще и собственном – в частности, который привел к тяжелым последствиям на базе.

Начинаем второй раунд переговоров уже на тему «что делать». Нам, чтобы исправить положение, немедленно нужны чертежи новой работоспособной системы подогрева нулевого резервуара. Я уже сформулировал общие требования к ней: а) никаких обратных уклонов (контруклонов); б) увеличить число калориферов в 1,5–2 раза; в) греть не все 500 кубов мазута и стены емкости, а только ту часть, которая идет к насосам.

При обсуждении моей эскизной схемы размещения калориферов обнаруживаем, что «маститый Главный Инженер Проекта» не понимает простейших вещей. Долго доказываю ему, что один калорифер имеет такое же сопротивление для пара, как четыре, но соединенных параллельно – последовательно…

Ликбез затягивается. Шумаков, наконец, заявляет, что ему для создания такого проекта нужно 3 месяца и штат сотрудников, которые могут работать только дома – во Владивостоке… Мы настаиваем на немедленной выдаче проектных решений, хотя бы в черновом, эскизном виде. За нами стоит бездействующая база и полковник Васильев, который может в Москве весьма испортить жизнь Дальвоенморпроекту и лично – ГИПу. Понимая это, Шумаков невнятно блеет, что он изучит вопрос и будет думать… Удивительные ГИПы «произрастают» в Морпроектах!

Чернопятов уже понимает, что наше светило проектной мысли ничего не соображает и ничего не решит. После ухода от Шумакова он задумчиво говорит мне:

– Давай, Николай Трофимович, рисуй. Тебе же и делать…

Я давно уже подозревал, что такая фраза будет произнесена. В голове крутятся совершенно несовместимые мысли. Что, дурак несусветный, опять выпендрился? Тебе больше всех надо? Опять стаешь «любимчиком командира», который будет тебя бросать во все «горячие» места, как было на сахарном заводе? Зачем пренебрег мудрой морской заповедью «не давай умных советов начальству, а то тебя же заставят их исполнять»? Вот теперь и вертись, идиот одержимый, вкалывай, – хочешь-не хочешь! Давай, груздь, полезай в кузовок!

А вот и противоположные мысли. «Если не ты, то кто»? Ты же не глупый пингвин, который «робко прячет тело жирное в утесы», когда надо выложиться? Не только Горького, – Карла Маркса вспоминаю, который нам поведал, что только тот достигает сияющих вершин чего-то там, «кто без устали карабкается» туда по очень неудобным и очень каменистым тропам…

Наверное, все проще: я близко узнал и очень «зауважал» своего командира – Дмитрия Николаевича Чернопятова, и мне не хочется валять дурака. Да уже и «не можется»…

Продолжаю работать. Рисовать чертежи – негде и некогда. Если я также и «исполнитель», то достаточно будет только эскизов. Размещаю максимум калориферов в два этажа в двух дугах, расходящихся от всасывающего отверстия насоса. Никаких контруклонов: самая низшая точка системы лежит выше уровня обратной трубы. Это означает, что калориферы (регистры) надо поднять, чтобы конденсат свободно вытекал, не заполняя все сечение трубы. Дальше. Нельзя сразу нагревать весь мазут. Нагретый мазут сразу поднимается вверх, а трубы калориферов непрерывно охлаждаются поступающим снизу холодным. Насос откачивает мазут снизу, поэтому его нельзя запустить, пока не нагреется весь объем. Это долго и неразумно: горячий мазут вверху тоже быстро отдает тепло крыше емкости. Надо одеть всю систему калориферов в непроницаемый кожух, открытый только по двум торцам. Только туда будет заходить холодный мазут. Он будет нагреваться все сильнее по мере продвижения к всасывающему входу насоса.

Четко сформулировать идеи – это гораздо больше, чем половина дела. Регистров у нас заготовлено достаточно, их размеры известны. Размеры кожуха, где это возможно, выбираю такими, чтобы меньше резать имеющиеся на складе листы.

Со всеми подходами-отходами все проектирование укладывается в два дня, не считая ночных размышлений. Все чертежи от руки, но почти в масштабе, – выполнены на нескольких листах школьной тетради «в клеточку». Детали – только самые важные.

Обсуждаем проект с Иваном. Общую концепцию мы формировали вместе, а вот по деталям он вносит ряд замечаний. Кое-что изменяю, упрощаю: свежий взгляд всегда полезен.

Уже вместе идем к ДН. Он задает короткие вопросы, остается доволен ответами и выносит короткое решение:

– Действуйте.

Нулевая жизнь

Судьба – индейка, жизнь – копейка.

(Что-то народное)

Основное решение уже есть. Будет ли оно успешным – не знает никто, даже автор, который всего лишь «надеется». А вот до «действий» – еще далековато: надо сначала удалить из «нулевика» – нулевого резервуара – полтысячи тонн застывшего мазута.

Я не помню сейчас, кому принадлежит идея – попробовать откачать нулевую емкость зачистным насосом, не нагревая мазут. О маленьком плунжерном насосе в большой насосной под землей все забыли. Его обнаружили случайно; он был подключен к трубам и энергопитанию. Насос этот предназначен для откачки в резервуар остатков мазута из больших трубопроводов.

Включаем насос. Крутится двигатель, зубчатая передача, плунжер начинает бегать туда – сюда. Приоткрываем вентиль на входе. Насос засасывает мазут, слышно, как напрягается электродвигатель. Насос качает мазут, ура! Мы с Иваном чуть не пускаемся в пляс, пожимаем друг другу руки. Очевидно, испугавшись наших воплей, насос заклинивает. Двигатель гудит, не в силах преодолеть сопротивление плунжера. Радость слетает с нас мгновенно. Теперь, даже при закрытом вентиле впуска, двигатель не может провернуть насос. Ломиком проворачиваем шестерни в такое положение, когда усилие минимально. При закрытом вентиле насос запускается. Беда состоит в том, что так он ничего не качает. Приоткрываем входной вентиль. Двигатель опять напрягается и через пару минут опять ревет в заторможенном состоянии. Уясняем: если впускать мазут понемножку, только слегка приоткрыв вентиль, то насос качать может. Часа два подбираем это «слегка», чтобы насос работал. Вот насос работает уже пять минут, десять…

Мы уже снова готовы радоваться: качает, хоть и «чайной ложечкой»! И тут насос просто отключается, уже без всякого гудения. Двигатель и провода горячие, напряжение отключил тепловой автомат. Иван электричества не любит и с ужасом смотрит, как я снимаю крышку щита и включаю пускатель доской, валявшейся на полу. Все работает опять: двигатель натужно гудит, но вертит насос. Все же приходится чуть-чуть зажать вентиль впуска: пожар на насосной, находящейся почти под нулевой емкостью, заполненной мазутом, нас бы сильно огорчил…

Спустя несколько часов мы с Иваном приобретаем драгоценный опыт общения с насосом. Только мы понимаем, чего он хочет, – по звуку и температуре двигателя, по особенностям урчания плунжера и даже по миганию лампочки под потолком. Таких уникальных специалистов заменять нельзя: последствия будут не очень веселыми! Мы с Иваном, сменяя друг друга, стоим двухсуточную непрерывную вахту.

Это просто чудо: мы не сожгли ни двигатель, ни насосную, не сломали насос и перекачали в большой резервуар 500 кубометров совершенно холодного мазута!

Я теперь получаю возможность в темном подземелье, покрытом мазутом и снабженным единственным маленьким люком в потолке, реализовать свой эпохальный проект. Дмитрий Николаевич и Иван стоят на нулевике, но не суетятся и не мешают: все, что можно, уже сделано. Со мной бригада матросов и куча техники, кабелей, шлангов. Работают на малых оборотах два САКа, в стороне лежат кислородные баллоны. Сварена прочная стальная лестница. Рядом лежат новые калориферы и стальные листы для кожуха…

Луч фонарика высвечивает в пятиметровой черной глубине такой же черный скелет размороженных регистров, черные стены и тускло поблескивающие мазутные лужи на черном же днище… Мы уже готовы десантироваться в преисподнюю, но ДН, заглянув туда, вдруг требует официального признания безопасных условий работы: мазут ведь выделяет пары легких фракций, даже бензина. Пусть пожарник базы проверит наш железобетонный мешок и выдаст допуск – разрешение на работы. Иван приводит пожарника – молодого лейтенанта из части Морозова. Он с опаской заглядывает в черную дыру: видно, что он не знает, как можно проверить объект на взрывобезопасность. Под нашими нетерпеливыми взглядами он зажигает спичку и, сожалея, что длина его руки не достигает хотя бы нескольких метров, отклонив голову, приближает огонек к краю черной дыры люка. Догорающую спичку он заботливо отбрасывает подальше от люка…

– Объект не взрывоопасный, – заключает лейтенант. – Можно работать!

Смеются даже матросы. Я сообщаю лейтенанту, что температура сварочной дуги – шесть тысяч градусов, а нефтепродукты при контакте с кислородом образуют взрывчатые смеси. Глаза его удивленно округляются: если они это и проходили в училище, то данную лекцию он просто проспал. Но продолжать эксперименты по взрывобезопасности он явно не желает и подтверждает свое заключение. Тогда я провожу свое испытание: отогнав всех, – направляю факел зажженного резака прямо в горловину.

Преисподняя не взрывается. Мы тут же наполняем ее собой, кабелями, металлом и освещением. С пожарного лейтенанта берем обещание: немедленно доставить нам несколько пенных огнетушителей из помещений.

– Лучше – углекислотных, – советует лейтенант с остатками прежнего апломба.

– А чем мы будем дышать, когда потушим пожар? – простой этот вопрос заставляет его вспомнить, что вытесненный углекислотным огнетушителем кислород поддерживает не только вредное горение, но и саму жизнь…

Работать мы начинаем с опаской. Особенно страшно резать кислородом промазученные, разорванные льдом, трубы. Вентиляция – только через люк в потолке, на треть заполненный кабелями и шлангами. Резчикам приказываю очень экономно расходовать кислород: его избыток в нашем бетонно-мазутном мешке более чем вреден.

Вскоре мы забываем о всякой опасности, тем более – когда начинаем работать с чистым металлом. Наше черное пространство теперь заполнено дымом и копотью. Зато – постепенно согревается, и работать стает легче. Хуже тем, кто наверху: там мороз под 40 градусов. «Верхними» командует Иван. Они вытаскивают через люк вырезанные конструкции, подают новые, поддерживают работу САКов, меняют кислородные баллоны…

… Штурм продолжается непрерывно, днем и ночью, двое суток. Матросы по очереди ходят в столовую. Там Квасов договорился, что они будут питаться, не переодеваясь: некогда. Некоторых матросов отправляю на отдых, их сменяют другие. Не меняются только два сварщика: Богомолов и Кудра. Они теперь лучшие друзья и заботливо помогают друг другу. Кудра – маленький, поэтому он варит все стыки у самого днища и в узких местах, куда тяжелей добраться более крупному Богомолову. Дмитрия Николаевича мы с Иваном просто прогоняем: в единственной шинели ему, очень крупному мужику, в «банку» от мазута забираться нельзя, а наверху – очень холодно…

Я из этой «банки» практически не вылезаю. Термос с чаем, какие-то бутерброды и даже котлеты мне опускают периодически Иван и Квасов.

Система калориферов готова. Тщательно проверяем все уклоны: «контриков» – нет. Делаем временную врезку и испытываем систему воздухом. Ни единой течи. Я показываю своим ребятам большой палец: они горды своей работой, а я горжусь своими мастерами. Быстро закрываем листами оставшиеся для контроля проемы в кожухе, завариваем их. Здесь можно расслабиться: герметичность не нужна, мазут будет со всех сторон. Убираем все из нулевой емкости, я прошу открыть пар. Через минуту из контрольного краника сливной трубы вне нулевика начинает хлестать конденсат, затем – пар. Мне радостно об этом кричит Маклаков. Калориферы уже раскалены, но в нулевике температура почти не меняется: тепло удерживает кожух вокруг калориферов. Ради этого и старались…

Матросы убирают освещение. Предпоследним из теплого нулевика вылезаю я, последней – вытаскивают лестницу. Люк закрывают: не лето. Меня слегка пошатывает. Ослепляет яркое солнце, тридцатиградусный мороз почти не чувствуется. Замерзший «в сосульку» Иван сообщает, что сегодня, пятого декабря, праздник – День Сталинской конституции, и что ради этого великого праздника он погнал свой грузовик без номеров за спиртным. Водки там, конечно, нет, годовые лимиты на «сучок» магазин выбрал еще в начале года. Но Иван выделил «средствА» на закупку дорогущих ликеров «Шартрез» или «Бенедиктин», которые уже давно пылятся на полке магазина из-за неплатежеспособности туземцев. У нас текут слюнки от предвкушения божественной продукции средневековых монахов…

Обескураженный гонец сообщает, что все раритеты уже раскуплены, и он на свой страх и риск взял две бутылки мятного ликера, – больше ничего не было. Мы, обрадованные ростом покупательной способности советского народа, начинаем наливать в стаканы доставленную зеленую жидкость. Увы, она уже совсем не жидкость, и не хочет вылезать из насиженного места. Проволочным крючком вытягиваем из бутылки нечто тягучее и зеленое. Пить это тоже нельзя, ложек у нас нет. Кое-как слизываем со стакана «нечто», затем дружно начинаем плеваться невыразимо мерзким концентратом мяты…

Согревает нас одна единственная мысль: Дальвоенморпроект, в лице своего ГИПа товарища Шумакова, усиленно трудится над проектом переделки нулевой емкости!