Текст книги "Мертвое озеро"

Беззаботное красивое лицо щеголеватого господина по мере созерцания озера стало чем-то омрачаться; он, как бы сделав усилие над собой, тяжело вздохнул, тряхнул головой и проговорил:

– Как хорошо и в то же время грустно здесь. Недаром это озеро называется Мертвым. И только одни дети, у которых еще нет никаких упреков, могут быть здесь веселы, как эти дикарки.

И он снова впал в задумчивость. Вдруг осока вдали зашелестила, и лодка выскользнула на гладкую поверхность воды. Худощавая цыганка гребла и пела, а ее подруга стоя правила веслом.

Над ее головой надувался, как белое полотно, парус.

Щеголеватый господин, любуясь ею, кивал дружески головой и махал платком на прощанье. Лодка неслась быстро, оставляя за собой на воде резкий след, как будто мощные руки управляли веслами.

Лодка стала уменьшаться, фигура стоявшей цыганки слилась, только надувшееся полотно над головой ее резко отделялось. Скоро лодка совершенно исчезла за осоками, но голос худощавой цыганки был еще явственно слышен; наконец и он затих; тогда озеро снова приняло свою величественную тишину и как бы опять навеяло грусть на щеголеватого господина.

Глава XXXIX

На другое утро, в тот же самый час, как накануне, на берегу озера, у ската горы, спал щеголеватый господин. Туалет его на этот раз был гораздо удобнее и проще.

Вокруг была та же величественно-печальная тишина, нарушаемая тем же плеском рыб в озере, и так же ослепительно играло солнце на поверхности вод.

Привязанная к дереву лошадь, вся в мыле, зорко озиралась кругом и как бы в остервенении стучала зубами о мундштук.

Вдали, около берега, в осоке, показалось легкое колебание, оно приближалось, и шелест травы замер вблизи от спящего. Лошадь поводила ушами и смотрела на осоку, из-за которой через несколько минут показались две смуглые головки молодых цыганок, которые, разводя руками осоку, осторожно двигали лодку к самому берегу и, улыбаясь, глядели на спящего.

– Я тебе говорила, что он здесь, – шепотом говорила худощавая цыганка.

Подруга ее, приложив палец к губам, произнесла: «тс!»

– Он спит.

– Да может проснуться.

– Посмотри, Люба, как лошадь страшно глядит на нас, – говорила худощавая цыганка.

На что Люба отвечала:

– Да, хорошенькая лошадь.

– Лучше твоей!

– Ну так и есть! вот выдумала! – обидчиво сказала Люба.

Худощавая цыганка засмеялась, зажав себе рот.

И лодка скрылась в осоке. Но через минуту она снова показалась на том же месте, и цыганки делали выразительные жесты друг другу. Веселости своей, казалось, худощавая цыганка никак не могла победить, и подруга ее серьезно сказала:

– Ты уж его разбудишь.

– Ну так что же? чего нам его бояться?

– Нехорошо: он подумает, что мы для него приехали.

– Ах! отвяжем его лошадь: пусть она убежит в лес, – говорила худощавая цыганка.

– И, нет! зачем! он, может быть, ее любит, а лошадь не ружье, – наставительно сказала Люба.

– Да потому, что ты то сама сделала, – с упреком заметила худощавая цыганка.

– Ну, что за глупости! Возьми всё у меня из вещей, только не трогай мою Стрелку. И если бы кто ее пустил к озеру одну, уж я бы!..

И лицо говорившей приняло грозное выражение.

– Поплакала бы – вот и всё! – заметила ее подруга. И, забирая в руку осоки и двигая лодку, она сказала:

– Выйдем на берег!

– Нет! – решительно отвечала Люба.

С минуту цыганки ничего не говорили и смотрели на спящего.

– А знаешь ли, Стеша, не оставить ли ему наше молоко? – спросила Люба.

– Это зачем? Я лучше его в озеро вылью, – отвечала Стеша.

– А он, может быть, устал, есть хочет. Проснется, найдет молоко и хлеб, то-то будет ломать себе голову, как оно тут очутилось. Поставим.

И лицо Любы покрылось краской.

– Я лягушку пущу ему туда: пусть свежее молоко будет, – смеясь, сказала худощавая цыганка.

– Стеша! – сердито заметила ее подруга и надулась.

Стеша ласково сказала после минутного молчания:

– Ну, коли хочешь, так я поставлю.

– Пойдем вместе.

И они осторожно вышли на берег. Люба несла кувшин с молоком и кусок хлеба. Они тихо крались и невдалеке от спящего поставили молоко. Сделав это, они не убежали, а внимательно глядели на спящего, который в самом деле мог бы поразить всякого своей красотой. Спящий вдруг вскочил на ноги и прямо кинулся к озеру, говоря:

– Ага! попались, попались теперь!

Цыганки, дрожа от страху и бледнея, с ужасом смотрели, как он с необыкновенной легкостью вытащил лодку на берег и потом, возвращаясь к ним, язвительно сказал:

– Ну, мои пленницы.

Худощавая цыганка с криком пустилась бежать в лес; но подруга ее осталась на том же месте. Испуг исчез с ее лица; она гордо смотрела на приближение щеголеватого господина, который был поражен такой переменой в ней и сказал:

– Ты не так труслива, как твоя приятельница.

– Спусти лодку в воду! – повелительно сказала девушка.

– Ого! да ты не как моя пленница говоришь со мной, а как будто я твой слуга.

– Спусти лодку! – горячась, повторила девушка.

– Не хочу! – смеясь, отвечал щеголеватый господин.

Девушка что-то положила себе в рот и пронзительно свистнула.

Щеголеватый господин зажал уши, а лошадь заржала.

– Это что? – спросил щеголеватый господин.

Девушка указала ему вдаль, откуда послышался такой же свист, только слабее, на что девушка еще два раза свистнула.

Щеголеватый господин недоверчиво огляделся кругом и потом спросил цыганку:

– Кого ты зовешь?

– Брата.

– Зачем?

– Чтоб он втащил лодку опять в озеро.

– Да я бы это и без него мог сделать; я пошутил с вами только… Ты ведь вчера испортила мое ружье?

– Я боялась, что ты застрелишь нас, – улыбаясь, отвечала девушка.

И, маня свою подругу, она прибавила:

– Стеша, иди сюда, не бойся!

Худощавая цыганка подошла к говорящим и, как бы спрятавшись за свою подругу, положила голову ей на плечо и лукаво смотрела на щеголеватого господина, который с минуту видимо любовался девушками. Лица их, так близкие в эту минуту одно к другому, представляли совершенную противоположность характеров.

– Вы не сестры? – спросил щеголеватый господин.

– Нет, сестры, – отвечала Стеша.

И, обвив талию подруги своими худощавыми руками, она сильнее прижалась своей темно-красной щечкой к нежной щеке Любы.

Щеголеватый господин и девушки продолжали глядеть друг на друга. Как вдруг худощавая цыганка, протянув руку к озеру, сказала радостно своей подруге:

– Смотри, вон, вон он едет.

Щеголеватый господин повернул голову и увидал на озере небольшую точку. Он сказал:

– Это ваш брат? а большой он?

– С тебя! – смеясь, отвечала худощавая цыганка и, подсев к молоку, стала завтракать.

Щеголеватый господин вполголоса сказал Любе, которая, как бы устав стоять, опустилась на траву.

– Ты ведь принесла мне это молоко? У тебя доброе сердце: ты…

– А у тебя злое! – с грустью перебила его Люба.

– Это отчего ты так думаешь?

– Зачем же ты притворился спящим?

– Чтоб ты вышла на берег! – едва слышно проговорил щеголеватый господин.

Девушка сконфузилась и быстро отвернула от него голову.

– Тебя зовут Любой? да за что же ты сердишься? – продолжал вполголоса щеголеватый господин, стараясь заглянуть в лицо девушки, которое пылало, как он мог заметить по одной щеке.

– Вон брат едет! – сказала она, не повертывая головы.

– Сколько тебе лет, Люба?

– Я не знаю! – улыбаясь отвечала девушка.

– Кто же знает? она?

И щеголеватый господин указал на Стешу, которая, кажется, старалась скорее всё выпить и съесть и, смеясь, сказала:

– Сейчас! ты есть хочешь?

– Нет, я хочу знать, сколько ей лет? – отвечал щеголеватый господин, указывая на Любу.

– Ей шестнад… двадцать, сорок, – громко засмеясь, проговорила худощавая цыганка, перешептываясь с своей подругой, которая грозила ей.

Щеголеватый господин обидчиво сказал:

– Ну хорошо, хорошо… я всё разузнаю об вас.

– Узнавай! об нас нигде никто ничего не скажет, – отвечала худощавая цыганка.

– Почему?

– Оттого, что мы не здешние.

– Откуда же вы?

– Издалека-далека!

– Стеша, вон Иша едет, – перебила Люба и, встав, начала махать платком, который она сняла с плеч.

– Ах, какие у тебя беленькие и хорошенькие плечи и как твоя шея загорела! – воскликнул щеголеватый господин.

Девушка вспыхнула, проворно завернулась в платок и руками стала манить сидящего в лодке, которая быстро неслась к тому месту, где они стояли. На берег вышел цыган лет двадцати, высокий и стройный. Несмотря на свою матовую бледность, тонкие усы и мрачность взгляда, он имел поразительное сходство с худощавой цыганкой, зато ровно ничего общего не было в нем с ее подругой.

Костюм цыгана состоял из белой рубашки, ворот которой был расстегнут, а рукава засучены выше локтя. Суконные темные панталоны, тоже поднятые на четверть, открывали босые его ноги. Густые слегка вьющиеся волосы стояли все кверху, как бы заменяя шапку. Он, казалось, был поражен присутствием щеголеватого господина и вопросительно смотрел на всех.

Щеголеватый господин приподнял немного фуражку, на что цыган кивнул небрежно головой.

Худощавая цыганка подскочила к нему, с жаром стала говорить по-цыгански и указала на лодку. Цыган мрачно окинул щеголеватого господина с ног до головы и, втащив лодку в воду, искоса поглядывал на щеголеватого господина. Усевшись на траву, он углубился в распутывание леса от удочки, которую он вынул из кармана. Худощавая цыганка, как бы поддразнивая щеголеватого господина, стоя в лодке, покачивалась из стороны в сторону. А подруга ее кормила хлебом лошадь.

Глаза щеголеватого господина перебегали от одного лица на другое. В этом положении прошло несколько минут. Щеголеватый господин вынул из кармана сигары и, закурив одну, предложил цыгану, который с радостью взял сигару и, закуривши, пробормотал:

– Я их очень люблю.

– Это твои сестры? – садясь возле него, спросил щеголеватый господин.

Цыган, с наслаждением затягиваясь сигарой, как трубкой, кивнул головой.

– Она вот на вас не похожа? – заметил щеголеватый господин, указывая на девушку, кормившую его лошадь.

Но цыган ничего не отвечал; он, казалось, весь погрузился в сигару. Затянувшись и выпустив дым, он провожал его такими глазами, как будто сожалел о нем и снова хотел втянуть его в рот.

Щеголеватый господин, видя, что сосед его так занялся, встал, подошел к лошади и сказал девушке:

– Смотри, чтоб не укусила.

– Нет, она добрая! – лаская лошадь, сказала девушка, и, обратясь к цыгану, она прибавила:– Иша, посмотри-ка, какая лошадка.

Цыган подошел и, оглядывая ее с ног до головы, спросил:

– Дорогая?

– Как видишь, дешева не может быть, – отвечал щеголеватый господин, трепля по красивой шее лошадь. – Если умеешь ездить на этом седле, так попробуй ее.

Цыган поспешно докурил сигару, не выпуская, а глотая дым, и очутился на лошади, которую девушки отвязали.

– О, да ты славный конюх! – заметил щеголеватый господин, подавая поводья цыгану и крича на лошадь свою, которая как бы сердилась, что на нее посадили такого седока, и не двигалась с места.

Цыганка и щеголеватый господин стали поодаль, смотря на цыгана, который заставлял лошадь идти; но она по-прежнему вертелась на одном месте.

– Ты дай ей шпоры! с левой!., так!.. Легче поводья, смотри, чтоб не сбросила тебя! – кричал щеголеватый господин, следя за цыганом, который, как бы обидясь его замечанием, ударил своими босыми ногами в бока лошади. Она взвилась на дыбы и бросилась в сторону, – цыган очутился на земле, лошадь остановилась и сердито била копытом об землю.

Цыганка сначала вскрикнула, но, завидев цыгана, вскочившего на ноги, засмеялась. Однако ж цыган недолго был на ногах: страшно побледнев, он снова упал на землю. Девушка с плачем кинулась к нему. Цыган лежал как мертвый.

– Он убит, он убит! – ломая руки, кричали девушки.

– Полноте! это ему от сигар дурно: они очень крепкие, – сказал щеголеватый господин.

И, взяв цыгана на руки, как самую легкую ношу, он принес его к воде, где смочил ему голову и лицо, и, глядя на него, весело сказал перепуганным и плачущим девушкам:

– Смотрите: вот он вздохнул.

Цыган, точно, открыл глаза и с удивлением остановил их на щеголеватом господине. И, как бы опомнясь, он вырвался из его рук и, злобно глядя на него, сказал:

– Зачем ты подсмеялся надо мной?

– С чего ты взял? Я не ожидал, что ты был так слаб.

– Нет, ты знал, что твоя лошадь сбрасывает, – задыхаясь, сказал цыган.

– Да тут не лошадь, а сигары виноваты. Ведь я не знал, что ты от крепкого табаку падаешь в обморок, – отвечал щеголеватый господин.

– Он, верно, ничего не ел с утра, – заметила худощавая цыганка.

– Он всегда так: коли ловит рыбу или охотится, то в рот ничего не возьмет, – подхватила ее подруга и с чувством продолжала, обращаясь к цыгану: – Он тебя на руках принес оттуда сюда.

Это, казалось, сильно обидело цыгана, и он сказал:

– Я бы хотел посмотреть, как бы он теперь до меня дотронулся.

– Вот как! Ну что горячишься? Разве я не могу сладить с тобой? – насмешливо сказал щеголеватый господин.

– Ну, попробуй! давай бороться: кто кого сильнее?

И цыган расправлял руки. Худощавая цыганка весело вскрикнула; но на лице ее подруги показалась досада, и она тихо шепнула щеголеватому господину:

– Не борись с ним: он уронит тебя.

– Посмотрим! – отвечал щеголеватый господин и, сбросив с себя сюртучок, улыбаясь, сказал: – Я готов, только с условием: никаких хитростей, а сила против силы; и кто упадет, не должен обижаться.

Цыган только улыбнулся, и они очутились в объятиях друг друга и не двигались с места. Девушки тревожно следили за борьбой, которая продолжалась долго. Лица борющихся побагровели; пот катился с них крупными каплями; они тяжело дышали. Ни одного слова не было произнесено ни ими, ни зрительницами. Наконец цыган был пригнут к земле, и щеголеватый господин так глядел на него, как будто у его ног лежал враг, победа над которым дает ему бессмертную славу. Худощавая цыганка залилась смехом, а подруга ее с удивлением смотрела на оживленное борьбой лицо победителя.

Цыган встал с земли с потупленными глазами. Худощавая цыганка каталась на траве от смеху и закричала ему:

– Как ты грохнулся! Ну-ка, хвастайся теперь своей силой!

– Стеша, перестань! – заметила с упреком ее подруга. Но худощавая цыганка, как бы охваченная непреодолимым весельем, оглашала лес звонким хохотом, и лес так же шумно вторил ей; прыгая перед цыганом, она строгала палец о палец и делала ему носы. Цыган, озлобленный своей неудачей, кинулся к Стеше. Она пустилась бежать; но цыган догнал ее и, схватив за руку, завертел и толкнул так, что она упала на землю. Исполнив всё это с изумительной быстротой, бледный, дико озираясь, остановился он над своей жертвой. Стеша стонала, обливаясь слезами, держась за голову, которою ударилась об дерево.

Всё это сделалось так быстро, что ни подруга Стеши, ни щеголеватый господин не могли опомниться и защитить девушку от цыгана, раздраженного ее насмешками. И только тогда, как Стеша была уже повержена на землю, они кинулись к ней. А мрачный цыган медленно отошел от нее.

Щеголеватый господин осмотрел голову цыганки: она слегка была ранена. Он, намочив свой носовой платок, обвязал ее голову и, грозя цыгану, сказал:

– Я тебя, дикий зверь, проучу так обходиться с ними!

Раздраженный дикарь вздрогнул, заскрежетал зубами и, сжав кулаки, кинулся на него, но был сильным и хладнокровным ударом отброшен назад.

Худощавая цыганка сквозь слезы, но всё-таки засмеялась и крикнула:

– Хорошенько его!

Но в ту же минуту взгляд ее упал на цыгана, – она страшно вскрикнула и закрыла лицо руками. Подруга ее повернула голову на крик и кинулась к щеголеватому господину. Став близко к нему, она смело ждала цыгана, который с ножом в руке бежал к своему противнику. Но шаги его постепенно уменьшались, и наконец он остановился, потупив глаза, после того как они встретились с глазами девушки, которая полным гнева и презрения голосом сказала ему:

– Подай нож!

– Зачем они меня обижают? – отчаянным голосом отвечал цыган.

Девушка ничего не отвечала и повторила:

– Подай нож! Уж сколько раз я тебе говорила, чтоб ты не смел его носить с собой. – И, подойдя к цыгану, она взяла нож из его рук и, с ловкостью бросив его далеко в озеро, сказала:– Я хочу домой! Иди в мою лодку.

Цыган, бросив мрачный взгляд на щеголеватого господина, медленно пошел к лодке, а девушка, обратись к щеголеватому господину, тихо сказала:

– Не ходи сюда больше: он сердится.

– Спасибо тебе, моя спасительница; я никогда не забуду твоей смелости, – и, понизив голос, он продолжал: – Я завтра очень рано буду здесь; приходи… одна только.

– Зачем одна я приду?

– Потому что твоя компания или очень смешлива, или очень мрачна.

– Нет, я больше никогда не приду сюда ни одна и ни с кем, – отвечала девушка.

– Мне будет очень скучно. Я сегодня для тебя приехал, – печально сказал щеголеватый господин.

Девушка вся вспыхнула, быстро повернула голову и нетвердым голосом прошептала: «Прощай!» Щеголеватый господин остановил ее за руку и тихим, гармоническим голосом сказал:

– Скажи, скажи, Люба, ты придешь?

Девушка, вздрогнув, вырвала руку и побежала к лодке, где ее ждали цыган с сестрой, которые продолжали ссориться между собой.

Лодка быстро выехала из осоки на гладкую поверхность озера, и Люба, сидя в ней, дружески кивала головой оставшемуся на берегу. Цыган правил лодкой, Стеша гребла. Лодка шла неровно, потому что голова гребца тоже поминутно повертывалась к берегу. Щеголеватый господин, стоя на берегу, делал прощальные жесты и долго следил за лодкой. Когда лица сидящих в ней стали сливаться, он запел какой-то романс на итальянском языке. Голос его был силен, метода пения – необыкновенно приятная.

Лодка остановилась и потом быстро понеслась снова к берегу. Певец снова мог различать лица сидящих в ней. Люба встала; худощавая цыганка, вынув весла, повернулась совершенно к берегу. Голова цыгана выглядывала из-за плеча Любы, и он тихо правил веслом. Когда певец заключил свое пение энергической нотой, сидящие в лодке стали посылать ему выразительные жесты, и лодка медленно продолжала прежний свой путь.

Глава XL

На другой день, рано утром, лодка уже была на озере. В ней сидела одна Люба, которая с трудом правила двумя веслами, поминутно отдыхая и часто поглядывая на свои раскрасневшиеся и даже слегка припухшие руки. Подъехав к скату горы, девушка долго смотрела на берег; в ее лице появилось тоскливое выражение; она скрылась с своей лодкой в осоку.

Через час послышался конский топот из лесу, и щеголеватый господин, осторожно спускаясь по скату, что-то напевал, глядя на озеро. Осока зашевелилась, и смуглая головка выглянула.

– А-а-а! это ты! – радостно воскликнул щеголеватый господин, быстро соскочил с лошади и кинулся к девушке, которая пугливо спряталась.

– Ну полно, выходи из лодки! – говорил нетерпеливо щеголеватый господин.

Девушка раздвинула осоку и, улыбаясь, выглянув, сказала:

– Я приехала слушать тебя.

– Ну выходи: я спою тебе.

– Нет, я буду слушать в лодке.

– Отчего же ты не хочешь выйти на берег?

– Так!

– Почему же ты боишься меня?

– Чего мне бояться! пой же.

– Не хочу: выходи!

– Я не выйду, я сказала, что не выйду! – разгорячась, говорила девушка.

– Так я петь не буду! – с досадою отвечал щеголеватый господин.

– Прощай!

И девушка стала отъезжать от берега.

– А если так, то я вплавь догоню тебя, – сказал щеголеватый господин.

И, сняв с себя сюртук, он подбежал к самой воде.

– Ради бога, не делай этого: ты утонешь! – умоляющим голосом воскликнула девушка и остановила свою лодку.

– Почему ты думаешь, что я утону? я плаваю хорошо; да и ты опять спасешь меня.

– Ах нет! ты не знаешь, сколько погибло в этом озере, и никто, кроме вот того, кого ты видел вчера, – моего брата, – никто из здешних жителей ни за что не пойдет в воду.

– А я, я готов броситься в это страшное озеро, чтоб хоть ближе посмотреть на тебя.

И щеголеватый господин сделал движение вперед, как бы готовясь исполнить свое намерение.

– Стой, нет! я лучше выйду! – поспешно закричала девушка.

И лодка подъехала к берегу, где ждал щеголеватый господин, протянув свои руки, чтоб высадить ее; но девушка отказалась от его помощи, говоря:

– Я сама; оставь меня.

Она ловко прыгнула на берег и осталась на том же месте.

– Ну что же, пойдем сядем! – сказал щеголеватый господин, оглядывая девушку, и воскликнул: – Боже, какая ты сегодня нарядная! и как идет к тебе белое платье!

Наряд девушки весь состоял из белого платья, кисейной пелеринки и длинных распущенных кос, на которых у головы было приколото по розе.

– Ну что же ты стоишь? неужели в самом деле ты боишься меня? – обидчиво спросил щеголеватый господин.

– Я… нет… мне страшно! – чуть не плача, отвечала девушка.

– Отчего же тебе страшно! – мягким голосом спросил щеголеватый господин и, взяв девушку за руку, прибавил: – В самом деле, у тебя руки как лед!

Девушка, вспыхнув, вырвала свою руку и строго сказала:

– Ну пой же!

– Я тогда только могу петь, если увижу на твоем личике такую же улыбку, как вчера, – отвечал щеголеватый господин.

Девушка улыбнулась, и он, упав перед ней на колени, пропел страстный речитатив по-итальянски. Сначала девушка в испуге отскочила, но потом весело сказала:

– Вчерашнюю, вчерашнюю.

– Ты сядь и не бойся меня; я спою тебе всё, что ты хочешь.

И щеголеватый господин указал девушке место возле себя.

После минутного размышления она робко опустилась на траву и, не подымая глаз, сказала:

– Кто ты такой?

– Я… я странствующий певец.

Девушка поглядела пристально на щеголеватого господина и, покачивая головой, сказала:

– Я видала их: они не похожи на тебя.

– Да ты, верно, видела актеров; я, точно, на них не похож. Но ты скажи мне, кто ты такая? не может быть, чтобы ты была сестра твоих вчерашних…

– Ну пой же! – с упреком перебила его девушка.

– Право, не могу: сядь ближе! – воскликнул щеголеватый господин.

Девушка придвинулась слегка.

Опять раздались звуки, полные гармонии, и удивительно, как были они выразительны в утреннем воздухе, посреди величественной тишины мрачной природы!

Девушка напряженно слушала пение; даже слезы выступили у нее на глазах. Она полна была восторга. И когда певец замолк, она, как бы утомленная, сильно вздохнула и с чувством сказала:

– Я бы целый день слушала, – и ласкающим голосом прибавила: – Выучи меня петь так же, как ты поешь.

Щеголеватый господин улыбнулся, любуясь девушкой, которая, вскочив, побежала к берегу.

– Куда же ты? куда? – кинувшись за ней, спросил ее щеголеватый господин.

– Я выну гитару из лодки, – отвечала девушка.

Через минуту щеголеватый господин настраивал гитару. И, как бы одушевясь ею, он запел стройным голосом, не спуская глаз с девушки, которая то улыбалась, то хмурила брови. Глаза у нее горели, грудь высоко подымалась. Она, казалось, не могла оторвать своих глаз от лица поющего.

– Красивая и милая моя дикарка! честью клянусь, я в жизнь свою не встречал женщины, у которой в глазах было бы столько детства и в то же время страсти! – поющим, нежным голосом проговорил щеголеватый господин, и девушка не успела очнуться, как губы певца очутились на смуглой и горячей ее щеке. Девушка вспыхнула, потом побледнела и, закрыв лицо руками, горько заплакала.

Щеголеватый господин был сконфужен кротким гневом оскорбленной девушки и молил у нее прощенья.

Девушка, отняв руки от лица и подавляя слезы, с грустью сказала:

– Я больше не приду сюда.

– Ну прости меня, я виноват; я теперь только понял, что я сделал; даю тебе честное и благородное слово, никогда ничего подобного не сделаю, – с жаром говорил щеголеватый господин.

Девушка, тяжело вздохнув, недоверчиво покачала головой и, встав, молча взяла свою гитару; потом, кивнув ему головой, она тихо пошла к лодке.

– Люба! – воскликнул растроганным голосом щеголеватый господин.

Девушка повернула голову и улыбнулась. Певец стоял на коленях и, сложив руки на груди, сказал:

– Если ты меня не простишь, я простою целый день так, я брошусь с горя в озеро.

Девушка побледнела как полотно, так что щеголеватый господин сам испугался и покорно глядел на нее; окинув озеро кругом, она таинственно произнесла:

– Не надо никогда этого говорить.

– Чего ты испугалась? – с участием спросил щеголеватый господин и, улыбаясь, прибавил: – Я пошутил только.

– Не надо так шутить здесь! – строго сказала девушка, и, кивнув ему головой, она прибавила: – Я завтра, может быть, увижу тебя.

– Где? здесь? – радостно спросил щеголеватый господин.

– Нет! – садясь в лодку, отвечала девушка.

– Где же?

– Не скажу!

– Значит, ты меня обманешь?

– Я никого не обманываю и тебя тоже не буду!

Сказав это, девушка отъехала от берега, а щеголеватый господин запел.

Девушка, погрозив ему, стала грести, но скоро остановилась и слушала его, и когда он кончил петь, она кивнула дружески ему головой, закричала: «Прощай!» – и стала грести; но щеголеватый господин опять запел. Лодка снова остановилась, и так лодка не скоро скрылась от глаз певца, который уныло возвратился к скату горы. Когда лодка совершенно исчезла, певец, растянувшись на траве, стал смотреть на небо и что-то думал. Он долго так лежал; наконец глаза его закрылись, и он крепко заснул. Он пробудился от легкого щекотания по щеке. То была ветка от сучка, которым кто-то махал над ним. Он привстал и увидел сидящую в головах его худощавую цыганку.

– А-а-а! – произнес щеголеватый господин, протирая глаза.

Цыганка улыбнулась и сказала:

– Я давно здесь… и как ты спишь крепко!

– А разве не надо спать здесь? – спросил щеголеватый господин, и, оглядываясь кругом, как бы ища кого-то, он прибавил: – Ты одна?

– Одна; а что?

Щеголеватый господин не отвечал.

– Хочешь есть? – спросила цыганка после некоторого молчания.

– Ты разве привезла с собой что-нибудь?

– Да!

И цыганка принесла узел, в котором были яйцы, молоко и хлеб, и разложила их на траве.

Щеголеватый господин взял за плечо цыганку, которая с силой толкнула его в грудь и резко сказала:

– Не трогай меня, а не то я всё брошу в озеро.

– Не сердись; дай мне поесть: я очень проголодался.

И они, болтая, стали есть. После завтрака цыганка весело сказала:

– А ты и завтра приедешь сюда?

– А что?

– Я бы тоже принесла завтрак.

– Спасибо! Хорошо, я приду и завтра.

Цыганка стала смеяться.

– Чему ты смеешься?

– Мне весело! – отвечала цыганка.

– Ну сделай так, чтоб и мне было весело, как тебе.

– Да как же я это сделаю?

– Давай бегать, и если я догоню…

– Не хочу! – вскакивая, перебила цыганка и пустилась бежать.

Щеголеватый господин за ней.

И они стали бегать. Цыганка ловко пряталась за деревья и наконец обманом успела достичь берега и кинулась в лодку и с невероятной быстротой выехала из осоки и торжествующим голосом сказала:

– Ну, теперь поймай меня.

Щеголеватый господин подбежал к берегу, погрозил ей и сказал:

– Ты думаешь, что увернулась от меня, а тут-то я еще скорее тебя поймаю.

– Не посмеешь: озеро страшное!

– А смотри! – крикнул щеголеватый господин.

И он очутился в воде и поплыл за лодкой, на которой с силою гребла цыганка. Они отплыли далеко от берега; плывущий сказал:

– Однако я устал!

– Так плыви скорее назад! – пугливо отвечала цыганка и сама стала грести к берегу.

– Я забыл снять сюртук, а то бы сколько хочешь проплыл.

Когда они вышли на берег, щеголеватый господин, встряхивая с себя воду, сказал:

– У-у-у! какая холодная вода! и точно: я заметил, что в озере есть омуты, так и тянут книзу.

– И сколько их, да еще у самых берегов! А кто не знает этого озера, доплывет к берегу и думает, что земля, – встанет, да провалится. Здесь да у дома только можно подойти к озеру, а то всё болото, – ораторствовала цыганка, пока выкупавшийся выжимал свой сюртук.

– Однако я озяб, – сказал он, – поеду скорее верхом, так согреюсь.

И щеголеватый господин свистнул. Лошадь, щипавшая траву невдалеке, прискакала к нему.

– Так ты едешь? – с расстановкой спросила цыганка.

– Да; а что?

– Так… а завтра? – спросила цыганка после некоторого молчания.

– Приеду, приеду; а ты будешь?

– Да!

– Ну, прощай!

И щеголеватый господин сел на лошадь и поскакал в лес, сказав:

– До завтра.

Цыганка пробежала несколько времени за лошадью, как бы желая что-то сказать уезжавшему, но вдруг остановилась и, озираясь кругом, тихим шагом возвратилась на то место, где они сидели; медленно опустясь на траву, она склонила голову на грудь и впала в глубокую задумчивость, вертя в руках батистовый платок, который она то складывала, то развертывала. Цыганка так была погружена в какие-то размышления, что не замечала, как солнце жгло ее шею, руки и голову.

Пронзительный свист с озера вывел ее из задумчивости. Она улыбнулась, вглянула на солнце и, сев в лодку, быстро понеслась по озеру, громко распевая какую-то унылую песню. Другая лодка, выехавшая из осоки, догнала ее; в ней был цыган с рыбными снарядами.

– Где ты была? – спросил он ее.

– В лесу.

– Одна?

– Да!

– А его не было сегодня?

– Нет!

– Я так узнал, кто он такой!

– Кто, кто? – с живостью спросила цыганка.

– Здешний барин, недавно приехал только.

Цыганка засмеялась.

– Не веришь? ей-богу! – говорил цыган.

И лодки разъехались. Цыганы весело заливались, распевая удалую цыганскую песню.