Текст книги "Христианская альтернатива революционным потрясениям в России. Избранные сочинения 1904–1907 годов"

Война или мир? боевой или мирный прогресс? что полезнее для человечества?[13]13
  Печатается по изданию: Неплюев Н. Н. Война или мир? Боевой или мирный прогресс? Что полезнее для человечества?: Публичная лекция для неверующих. Санкт-Петербург: тип. и лит. В. А. Тиханова, 1904. 32 с.


[Закрыть]
Публичная лекция для неверующих 3 ноября 1904 года

С вами говорит человек верующий, но не пугайтесь того. Вера моя не мешает мне ни любить вас, ни уважать человеческую личность вашу. Никакого насилия я над вами не замышляю, хотя бы в форме грубо оскорбительного отношения к вашему свободомыслию, к законным требованиям вашего разума, огульного отрицания вашей правоты; хотя бы даже в форме наивной надежды в краткой беседе обратить вас из неверия в веру мою.

Более того, вера моя требует от меня такой степени любви к вам, что потребностью этой любви является справедливое к вам отношение, доброжелательное понимание ваших побуждений и ваших целей, искреннее желание найти точки соприкосновения с вами и достигнуть единомыслия и единодушия во всём, в чём возможно, без измены вере, правде и добру.

Слова «вера» и «неверие» – только буква, кличка, в которую могут быть вложены самые разнообразные содержания. Как между верующими, так и между неверующими есть люди глупые и умные, злые и добрые, честные и нечестные, скотоподобные и богоподобные. И вера, и неверие, проходя через призму души, окрашиваются разно, до такой степени разно, что люди одной клички могут совершенно не понимать друг друга, говорить на совершенно противоположных языках и люди разных кличек могут оказаться в высокой степени единомысленными и единодушными между собою.

Кроме перечисленных разрядов есть и между верующими, и между неверующими люди рутины, люди малой энергии, люди не творящие разумно жизнь, а пассивно отдающиеся общему течению, «заеденные» той средой, в которой они вращаются. Такие люди способны по недостатку силы воли, по лени духовной говорить глупости и жить глупо, не будучи глупыми, исповедовать злые теории и делать зло, не будучи злыми, выражать несправедливые суждения и уживаться с подлостью до попустительства, до соучастия, не сознавая себя подлецами и во всём остальном не будучи ими, просто по рутине, малодушно отступая перед трудностями тех реформ, которых потребовало бы более разумное и честное отношение к жизни, как в области своего внутреннего «я», так и в области семейных, социальных и политических отношений.

Конечно, к людям глупым, злым и нечестным, будь они верующие или неверующие, обращаться с краткой беседой, наивно воображая, что можно так легко исцелить их от тупого фанатизма, превратить из злых волков в кротких овечек и из представителей эгоизма в героев чести, готовых пострадать за правду, – и глупо, и бесцельно.

Обращаюсь к вам – умные, добрые и честные, с возвышенным образом мыслей и благородными, честными стремлениями. Самое большее – вместе с вами обращаюсь к людям рутины, к людям слабой воли, плывущим за общим течением, тяготясь рутиной, желая просвета. К вам я обращаюсь сознательно со словами: «дорогие братья и сёстры», словами, которые для меня – такая святыня, что я не могу легкомысленно употреблять их. К вам я обращаюсь с этим словом любви, имея основание надеяться во многом найти братьев в вас, неверующих, во многом быть признанным братом вами, оставаясь верующим, ни одним словом не только не изменив вере моей, но и не погрешив перед нею.

Близко знакомый с настроением умов и сердец не только нашей русской интеллигенции, но и большинства народов Западной Европы, я знаю, какую вражду питают не только фанатики веры к неверующим, но и многие неверующие к вере, к самой идее о Боге – Творце мира, индивидуальном Высшем Разуме, индивидуальной Высшей Любви мира. Знаю, что для этой вражды есть разумное основание, до того вера оклеветана самими верующими, их складом ума и симпатий, их укладом жизни. Знаю, что есть между неверующими люди умные и добрые, с возвышенным образом мыслей и благородными стремлениями, которые не только во имя разума, но и по требованиям разума отвергают те нелепые, вредные для человечества суеверия, которые слишком многими выдаются за веру; именно из любви к человечеству они боятся тех пут, которые стремятся наложить на разум, боятся тех грубых насилий, которыми, как железными цепями, стремятся сковать свободу жизни, и всё это во имя веры, будто бы по требованиям её. Знаю, что люди с возвышенным образом мыслей боятся веры как врага всякой возвышенности, всякого благородства, всякой правды, всякой свободы, всякой радости. Знаю, что люди благородных стремлений боятся веры как тормоза для оразумления жизни, для благоденствия человечества, для всякого прогресса в направлении торжества свободы, равенства и братства, для торжества красоты, поэзии и счастья земной жизни человечества.

И опять, и опять повторяю, мы, верующие, сделали слишком много, чтобы оклеветать веру, внушить к ней такое недоверие, навязать по отношению к ней такие предубеждения. Мы, верующие, так во многом виновны в деле искажения правды веры, что не нам судить неверующих, как бы со своей стороны они ни были виновны в других направлениях.

Как бы то ни было, исторический факт налицо: вера и неверие стоят друг против друга, как два враждебных лагеря, самое дело прогресса приняло характер не мирного дружного созидания, а ожесточённой борьбы, ожесточённой и ожесточающей. Вся жизнь современного человечества имеет характер вооружённого мира. Вооружённый мир непрочен – он слишком дорого стоит, чтобы враждующие стороны не стремились при первой возможности заставить противника возместить эти расходы, а если можно, то и капитулировать, без чего не имели бы никакого смысла ни дорогостоящее вооружение, ни утомительная борьба. И вот всё чаще и чаще этот непрочный мир нарушается. В пылу борьбы обе стороны фанатизируются, доходят до слепой несправедливости, до слепой ненависти друг к другу. Не остаётся более никаких объединяющих начал, никакого желания прийти к соглашению, даже только понять друг друга, нет и никакого выхода из этого ада непрестанной грубой борьбы, прогрессивного ожесточения и твёрдой решимости во что бы то ни стало победить противника, а не стать друзьями из врагов путём мирного и прочного соглашения.

Крайняя степень ожесточения проявляется всё чаще и чаще и всё в больших и в больших размерах во всех областях духовной, семейной, социальной, трудовой, политической, церковной и международной жизни. Если мне скажут: «Когда же было лучше?» – я отвечу: «Всегда было много зла, но никогда ещё зло не было столь вменяемо человечеству, никогда ещё оно не принимало таких опасных размеров». Всегда была анархия в умах и сердцах людей: анархия недомыслия, злобы, грубого эгоизма, гордости, корысти и самодурства. Не будем ошибаться, в период бессознательности, когда человечество в громадном большинстве своих представителей являло тип скотоподобных существ, пьяных жизнью и не сознающих своё звероподобие, несомненно они были более извинительны в своей невменяемости, чем мы. Не будем ошибаться. Несомненно и то, что когда в период звероподобия порядок поддерживали мерами страха и насилия, когда анархию самодурства повадно было проявлять только немногим, это представляло меньшую опасность, чем теперь, когда все убеждены в своём неотъемлемом праве проявлять свободу своей индивидуальности без всякого отношения к её нравственному достоинству и анархия умов и сердец может проявляться не небольшой кучкой олигархов, а миллионами самодуров, считающих для себя невыносимым стеснением всякий порядок, всякую организацию.

Есть логика вещей и явлений, абсолютно обязательная для человечества, отступление от которой непременно отразится ошибкой в практике жизни человечества, как свободное отрицание того, что «2 × 2 = 4», неминуемо отразится крупными ошибками во всяких математических вычислениях.

Человечество горячо и искренно желает для себя свободы, доразвилось умственно до нравственной обязательности разумного и сознательного к себе и жизни своей отношения. То, что было логично и извинительно в то время, когда пьяные жизнью звероподобные существа стремились к свободе в смысле свободы для немногих проявлять своё самодурство над многими, становится совершенно нелогичным и неизвинительным теперь, когда человечество умственно развилось до требования свободы для всех. Если тогда борьба за господство немногих над многими, вооружённый мир всех, были явлениями логичными, нормальными и неизбежными, теперь ожесточающая борьба является анахронизмом.

Свобода всех невозможна без дисциплины любви, когда из любви не желают злоупотреблять своей свободой, становятся способными на сознательное и разумное самоограничение, становятся способными на добровольную дисциплину любви. Только при этих условиях возможно упразднение всяких мер репрессии и насилия без ущерба для самой свободы всех и мирного благоденствия человечества.

Это простая логика, такая же аксиома, как «2 x 2 = 4». Горе человечеству, если оно в своих планах и надеждах на лучшее будущее проявит непонимание этой азбуки, этой таблицы умножения жизни. Оно докажет свою безграмотность, своё постыдное невежество, и в результате получится позорный провал на экзамене жизни. Более того, человечество очень больно за то само себя высечет.

Борьба ожесточает умы и сердца. Борьба не способствует преуспеянию мира и любви, не воспитывает к привычкам любви и тем является тормозом для истинной свободы. В разгаре борьбы невозможно воспитать себя к дисциплине любви – устойчивой, логичной и последовательной. Кто близко знает состояние умов, сердец и жизни на Западе в результате победоносной борьбы за так называемые свободные учреждения, тому известно, как мало свободы под этой личиной свободы, какими новыми формами насилия заменены прежние формы и какие дикие проявления самодурства, какая степень беспомощности от самых грубых проявлений этого самодурства являются в результате ослабления дисциплины страха без наличности добровольной дисциплины любви.

Скандальная, изысканная грубость взаимных отношений между представителями разных партий не только в обыденной жизни, но даже и в парламентах и на конгрессах – явление всем известное. Что сказать о возрастающей грубости и неразборчивости на средства в разгар ожесточённой борьбы социальной, экономической, политической и международной! Всё признаётся извинительным, всякая несправедливость, всякое насилие, всякая подлость возводятся в добродетель, в доблесть под предлогом «здравого понимания своих интересов» и «остроумной ловкости» в борьбе с противниками.

По этому пути человечество быстрыми шагами идёт, опьянённое жаждой свободы, понимаемой в смысле права на проявление самодурства, совершенно чуждое добрых навыков добровольной дисциплины любви, к кровавому потопу анархии.

Многие начинают инстинктивно чувствовать ненормальность и громадную опасность для блага человечества такого положения вещей. Многие, как верующие, так и неверующие, начинают тяготиться этим состоянием хронической войны, начинают умом и сердцем сознавать желательность перейти от ожесточающей борьбы к мирному созиданию добра, сойти с пути боевого прогресса на путь мирного прогресса, перестать враждовать и ненавидеть, понять друг друга, договориться, вступить, если возможно, на путь мирного единения с теми, против которых боролись гораздо больше, чем заботились об осуществлении в жизни правды девизов, начертанных на тех знамёнах, за честь которых так ожесточённо и подчас так бесчестно борются.

На этот новый, высоко симпатичный путь мира и единения начинают становиться многие представители молодого поколения, многие представители учащейся молодёжи, становятся и представители веры, слишком долго полагавшие ревность свою в борьбе против неверия на место сознательного отношения к вере и честного исповедания веры практикой жизни своей. Вступают на этот путь и представители неверующей интеллигенции, полагавшие так долго ревность свою в глумлении над верой и огульном отрицании, вместо того, чтобы сознательно отнестись к вере, сознательно принять или отвергнуть её. На этот путь вступают многочисленные международные организации, какова Лига мира[14]14
  В XIX веке в Европе образовались многочисленные общества мира, ставящие своей целью содействие предотвращению военных, национальных и конфессиональных конфликтов и укреплению мира. См. сноску 27 на с. 366 наст. изд.


[Закрыть], начинают вступать официально правительства народов в области международных отношений, заключая конвенции о мирном разрешении конфликтов.

Всё это, однако, только первые робкие шаги среди самоуверенной, торжествующей проповеди ненависти и борьбы, самоуверенной, торжествующей грубой бойни борьбы за существование, борьбы национальной, борьбы религиозной, борьбы социальной, борьбы экономической, борьбы политической, борьбы, борьбы, борьбы, без просвета, без конца!

Быстрым темпом идёт жизнь человечества. Представители злобы и борьбы многочисленны, самоуверенны и опытны на злых путях своих. Представители мира и любви сравнительно малочисленны, робки и неопытны на новом для них добром пути. Их сила в единении и стройной организации. Необходимо, чтобы они поняли друг друга, протянули друг другу руки, вступили в союз между собой поверх всех разделяющих их преград в форме предубеждений религиозных, национальных и социальных. Борьба вызывает борьбу, озлобление вызывает озлобление, безумие родит безумие в гораздо большей степени, чем любовь вызывает любовь, мир – замиряет и разум излечивает от безумия. Необходимо торопиться. Скоро будет слишком поздно. Ураган злобы и борьбы, как лёгкую соломинку, унесёт редкие попытки заменить борьбу мирным единением в братолюбии, если попытки друзей мира и любви не примут характер вполне сознательный с определённой программой мирного прогресса, с определённой программой стройной организации добра в жизни на началах мира и любви, в тесном единении со всеми представителями мира и любви.

Будучи убеждённым поборником мирного прогресса, имея определённую программу созидания жизни на началах мира и любви, я чувствую как насущную потребность совести нравственную обязанность по мере сил способствовать этому единению, этому тесному сплочению между всеми желающими мирного единения на пользу торжества мира и любви в жизни. Особенно много предубеждений накопилось между верующими и неверующими. Эта беседа и является попыткой рассеять предубеждения неверующих против веры, поколебать недоверие по отношению к верующим доброй воли, сделать возможным для представителей мира и любви среди неверующих вполне сознательное доброжелательство, вполне сознательное доверие, вполне сознательное стремление тесного единения с ними на пользу общего дела мира и любви. Пусть поймут друг друга и оценят по достоинству все люди умные и добрые, с возвышенным складом ума и благородными стремлениями, будь они верующими или неверующими. Пусть представители рутины, как веры, так и неверия, стряхнут с себя робость ума и сердца, убедившись, что могут справедливо отнестись друг к другу, не изменяя своим убеждениям, могут полюбить друг друга, не изменяя тем своим знамёнам, могут содействовать друг другу в общем деле торжества мира и любви, оставаясь верными своим. Пусть верующие поймут, что неверие в букву бытия Божьего при вере в правду мира и любви лучше веры в букву бытия Божьего при отрицании этого животворящего духа самого существа Бога Живого. Пусть они поймут, что вера в торжество любви, разума, мира, правды и добра есть вера в царство, силу и славу Бога Живого и не побоятся назвать братьями, братски посочувствовать и по-братски поддержать этих братьев по животворящему духу веры их. Пусть и неверующие со своей стороны поймут, что вера в бытие Бога Живого, Высшего Разума и Высшей Любви мира, не может быть помехой для верности принципам мира и любви, разумности и благоденствия, более того, придаёт разумный, вечный смысл и любви, и разуму, и братолюбию, и миролюбию, даёт такое разумное основание для оптимизма, для убеждения в конечной победе любви и добра, какого без этой веры иметь нельзя. Пусть они поймут, что честные и сознательные последователи этой веры не могут быть врагами человечества, не могут быть опасными для бесконечного мирного прогресса его, более того, не могут быть неверными в любви и не сознавать как высшую обязанность, налагаемую на них верою их, самоотверженно работать на торжество мира и любви, мирного прогресса и мирного благоденствия человечества.

Итак, если мне удастся поколебать предубеждение против веры и внушить доброжелательное доверие к сознательным и честным представителям веры, я буду считать цель мою достигнутой и одно из крепких средостений, мешающих мирному единению между разумными, добрыми и честными людьми, разрушенным во благо дела мира и любви, во благо мирного прогресса и мирного благоденствия человечества.

Постараюсь быть возможно кратким, чтобы не утомить вас.

Если не верить ни в бытие индивидуального Бога, ни в загробную жизнь, тем более не верить и в возможность какого бы то ни было откровения, нельзя задаваться внеземными целями, нельзя и разумно признавать возможность познания человечеством абсолютной истины бытия. Все вопросы жизни сводятся к жизни земной, ставятся в рамки земного; стремление к познанию абсолютной истины и мировой правды заменяется вполне логично стремлением возможно лучше изучить экономию земного мира, познать законы природы, подчинить себе природу и, властвуя над ней, обеспечить человечеству благоденствие мирной и беспечальной жизни.

Именно с этой точки зрения я и буду говорить о вере и верующих, чтобы говорить о ней на одном языке с неверующими, быть для них понятным и убедительным, стараясь доказать им, что вера полезна для человечества и люди разумные и честные из числа верующих – друзья, а не враги всеобщего блага. Если это так, если путём веры можно достигнуть высшего блага, какого может пожелать для себя человечество, если разумные и честные из числа верующих имеют в самой вере своей совершенно определенную программу мирного прогресса для человечества, очевидно жить мирно, любя друг друга и радуясь успехам, достигаемым во благо человечества, лучше, нежели враждовать друг с другом, затрачивать громадную энергию на вооружённый мир между собою и быть разъединёнными, стремясь разными путями к одной общей цели – ко благу человечества (верующие говорят: «яко на небеси, тако и на земли»).

Относясь к жизни человечества разумно, нельзя не признать, что ломать прекрасное, тёплое, удобное здание, вместо того, чтобы смахнуть со стен его пыль и вымести из него накопившийся мусор – непрактично. Когда это здание не нам принадлежит, есть люди, готовые защищать это здание, и люди эти имеют закон, требующий от них содержать это здание в чистоте и в нём вести жизнь разумную и добрую, требовать, чтобы это здание было разрушено, и идти на драку с защищающими это здание вместо того, чтобы, на основании их же законов, требовать от них смахнуть пыль, вымести сор и не бесчинствовать, приобретает сверх непрактичности ещё худший характер: отрицания свободы во имя свободы, неразумного и недоброго отношения к части человечества во имя прав разума и блага человечества. Именно такое прекрасное, тёплое и удобное здание для жизни верующих представляет из себя церковь. Много пыли насело на стены, много мусора накопилось внутри здания: неуютно, холодно и грязно живут многие в этом запущенном здании. Что же разумнее: желать разрушения этого здания на головы живущих в нём после ожесточённой борьбы со всеми невыгодами и ужасами грубой бойни или мирного преображения этого здания в то, чем оно и должно быть по мысли и уставам, положенным в его основание, путём обращения к разуму и совести верующих, путём сочувствия и нравственного содействия тем из верующих, в которых совесть пробудилась, разум заговорил, к тем, которые без всяких внешних побуждений сами требуют очищения здания и самообуздания бесчинствующих в нём.

Всё дело в том, чтобы доказать, что здание действительно само по себе прекрасное, тёплое и удобное для жизни той части человечества, которая в нем жить хочет, что уставы, положенные в основание здания, согласны с высшими запросами разумного блага для человечества.

Обыкновенно веру противополагают свободомыслию, подразумевая под этим, что она противоречит самым законным требованиям разума и потому является насилием над свободой мысли. Конечно, есть свобода и свобода. Есть свобода попять, что «2 x 2 = 4», и есть свобода отрицать, что «2 x 2 = 4». Первая свобода есть свобода разумная, вторая – свобода самодурства. Никогда и пи в чём вера не была для меня не только насилием над разумной свободой мысли моей, она даже никогда не была стеснением этой свободы. Напротив, именно в вере я нашёл удовлетворяющие мой разум ответы на все те вопросы ума, на которые наука никакого ответа мне не давала, и тем дала мысли моей крылья, вознёсшие её за пределы жизни земной, дала мысли моей свободу в таких областях, которые ей оставались бы совершенно недоступными в пределах узкой клетки земного бытия. Для меня именно вера и есть свободомыслие.

Не слепое доверие какому бы то ни было авторитету, не рутина жизни, меня окружающей, не вынужденное подчинение законам страны сделало меня верующим. Вера всегда была для меня потребностью разума и любви именно потому, что она наиболее разумно отвечала на все высшие запросы разума моего, что она же наиболее и наилучше удовлетворяла и все высшие стремления, все самые насущные потребности сердца моего, любви моей. Для меня высшая доказательность правды веры – её соответствие с высшей правдой самой природы моей, разума моего, любви моей.

Вера говорит мне, что начало и конец всего – Бог Живой, Высшая Любовь, Высший Разум мира, Всеведущий, Всемогущий Творец всего сущего.

Есть ли в этом хоть тень насилия над разумом моим? Для моего разума, напротив, – это солнце, прогоняющее мрак, со всех сторон окутывающий земное бытие. Наука научает меня понимать, что не может быть явления без причины. Для разума моего не было бы почвы под ногами, если бы земля и жизнь земная оставались для меня этим явлением без причины, так как небытие, пустота не есть удовлетворяющая разум мой причина для зарождения бытия, для зарождения материального мира из этой пустоты, для зарождения жизни из материи, для зарождения меня, разумного и любящего, из низших форм растений и животных. Только вера в разумного и любящего Творца даёт разумный ответ на вопрос о первопричине бытия, даёт разумное основание для оптимизма надежды на то, что и конечные цели бытия имеют разумный и благой смысл, даёт разумное основание оптимизму уверенности, что эти разумные и благие конечные цели будут достигнуты, даёт разумный, вечный смысл самому разуму нашему, самой любви нашей, самому стремлению человечества к высшему и лучшему.

Если всё это не убеждает вас в смысле обращения вас из неверия в веру, на что я и не рассчитываю, не сомневаюсь, что это убеждает вас в том, что вера эта не может быть помехой для разумного отношения к жизни, не может быть и тормозом на пути ко благу человечества, напротив, требует разумной деятельности в этом направлении и самое это стремление оразумливает, что, следовательно, вера в этой части своей полезна для человечества, способствует разумному стремлению к мирному прогрессу.

Вера говорит далее, что любовь занимает в самом существе Бога Живого, Творца мира, место первое, что Бог есть любовь, что именно это первенствующее значение любви определяет собой святость Божью, Его неизменность, вечную правду воли любви Его, определяет собой и полную гармонию между разумом и любовью в Нём, так как Высшая Любовь, оставаясь собой, не может без любви относиться к разуму, не может отрицать права его, быть опасной для него. Это гармоничное сочетание царственной любви, указывающей благие цели стремлений и деятельности, и разума, указывающего, как верный друг любви, разумные пути для достижения целей, намеченных любовью, порождает мудрость. Именно разумная любовь Божья, мудрость Его и стала первопричиной творения – объекта любви, вызванного к жизни для блаженства вечного причастия жизни Творца, Его любви, Его мудрости, Его славы мудрого и благого Всемогущества.

Тут мы подходим к одному из самых мучительных и таинственных вопросов жизни, к вопросу о добре и зле, к вопросу о силе добра и зла, к роковому вопросу о разумных основаниях для надежды на конечное торжество добра и счастья.

Надо ли говорить о том, как шатки те мерила, которые даёт для определения добра и зла наука, как мало убедительны гипотезы, строящиеся на научных основаниях для решения вопроса о том, можно ли ожидать конечного торжества правды, добра и счастья, можно ли разумно утешаться надеждой на это грядущее торжество, можно ли самоотверженно созидать это будущее благоденствие грядущих поколений, делая из себя пьедестал их благополучия, когда смерть признаётся концом всякого реального существования, индивидуального бытия и мировая прочность самой планеты, на которой приютились эфемериды человечества, имеет большие научные основания быть под подозрением.

В настоящее время в результате если не полной научной возмужалости, то во всяком случае научной юности, сменившей собой более наивные эпохи научного детства и научного отрочества, человечество более склонно отвечать на все эти вопросы отрицательно, проповедовать высшую правду, витающую «по ту сторону добра и зла», признавать всякое самоотвержение за наивное недомыслие людей «старого поведения» и призывать к наслаждению земными благами, без сентиментальной помехи каких-либо нравственных теорий, как и следует поступать «сверхчеловеку», свободному от всяких предрассудков презираемой им толпы, свободного и от всяких пут, каковыми в настоящее время признаются и любовь, и жалость, и кротость, и великодушие.

Вот как отвечает на эти вопросы вера, удовлетворяя тем мою свободную мысль в бесконечно большей степени.

Добро, по учению веры, есть единомыслие с Высшим Разумом мира, единодушие с Высшей Любовью. Зло – не что иное, как свобода от Бога, свобода от единомыслия и единодушия с Богом Живым. Не свобода – зло, а именно – свобода от Бога. Свобода сама по себе – добро, основа нравственного достоинства творения,, без чего не было бы и разумного основания для Бога Живого любить эти куклы, заведённые на добро, а именно в причастии любви Творца и заключается вечное блаженство, разумная и благая конечная цель самого творения.

Свобода предполагает возможность уклонения от единомыслия и единодушия с Творцом. Всякое уклонение от единомыслия с Высшим Разумом мира не может не быть неразумно, глупо, как не может не быть таковым свободное отрицание того, что «2 x 2 = 4». Всякое уклонение от единодушия с Высшей Любовью не может не быть злобою, не вести к разладу, не нарушать гармонию, не ставить нас вне блаженной гармонии царства Божьего, того, что в мире является достоянием Его, добровольно, по свободному изволению разума и любви, оставаясь достоянием Высшего Разума и Высшей Любви, в состоянии полной гармонии единомыслия с Высшим Разумом и единодушия с Высшей Любовью.

Итак, зло – не что иное, как свобода от Бога, свобода испытать неразумие, неправду, скорбь и страдание свободы от гармонии царства Божьего, от причастия славы благого и мудрого Всемогущества.

Сила добра в том, что, способное быть по образу и подобию Творца разумным и любящим, творение не стало всемогущим, как не стало само источником этих сил, а может быть только причастником всемогущества путём благодатного общения с Единым Источником любви, разума и всемогущества.

По учению веры, земная жизнь не имеет самодовлеющего значения. Она есть место свободы от Бога, где свободно, без подавляющего видения силы и славы Божьей, можно не только избирать свой путь, быть достоянием Божьим или отстаивать свою свободу от Него, но даже совсем отрицать самое бытие Его, свободно проявлять свою враждебность ко всему Божьему Вместе с человеком дана свобода от Бога и всей природе. Творец не царствует здесь, не направляет всё во благо всем, как Он это делает в Царстве Своём. Вот почему природа на земле действует как машина, которая много ломает и давит, во многом проявляя отсутствие разумности и любви, характерных только для Царства Высшей Любви и Высшего Разума, невозможных при свободе от Бога и Царства Его.

Очень характерно, что человечество, горячо стремясь к свободен высоко оценивая её, возмущается тем, что Бог в творении Своём допустил свободу от Себя, считают существование зла в мире основанием для отрицания бытия благого и разумного Творца. Не менее характерно и то, что во имя свободы и разума протестуют против свободы Высшего Разума, давая свободу от Себя, не дать всемогущества, что было бы неразумным делом созидания царства и силы зла на место спасительного опыта временного испытания зла на свободе от царства добра. Точно так же во имя логики требуют, чтобы Высший Разум нелогично, на свободе от Себя, навязывал Свои благодеяния и тем обманывал, внушая убеждение, что разумная жизнь и прочное счастье возможны при свободе от единомыслия с Высшим Разумом и единодушия с Высшей Любовью, вне причастия блаженной и мудрой гармонии царства силы и славы благого и мудрого Всемогущества.

Все эти ответы более удовлетворяют разум мой, чем всё, что в этом направлении предлагает мне человеческая философия, окрыляют мою свободную мысль, а не насилуют её, ни в чём не входят в коллизию с законными требованиями разума моего.

И в этой части своей вера не может быть признана вами опасной для свободы разума и благоденствия человечества. Напротив, давая твёрдое основание для определения добра и зла, для уверенности в могуществе добра и несомненности конечного торжества его, она оразумливает и жизнь, и смерть, даёт ключ к уразумению временного, кажущегося торжества зла в мире земном, даёт разумное основание не впадать в отчаяние, терпеливо переносить скорби и страдания жизни, сознавать разумный смысл самоограничений и самопожертвования на пути верности любви, миру и добру

Заметим возвышающее, облагораживающее значение для человека разумной основы веры в вечное, непреходящее, мировое значение добра и конечное торжество его. Без этой веры во что превращается терпение? В малодушную, бессрочную уживчивость со злом. Во что обращается самая любовь к жизни? В неразумное грубо-эгоистичное пристрастие к самому процессу жизни, пока она – радость и несмотря на все ужасы горя и страданий тех, очень многих, для которых она не есть радость или перестала быть ею. Во что обращается самая любовь к человечеству без разумного основания верить в его способность достигнуть идеала святости, мудрости и красоты? В проституцию покладистой уживчивости со всяким злом, со всяким безумием и безобразием!

Знаю, что люди, воображающие себя неверующими, твёрдо верят в конечное торжество добра, в его царство, силу и славу его, в то же время отрицая букву бытия Божия. Они верят в торжество добра, несмотря на своё неверие, отрицая букву, на самом деле верят в животворящий дух Бога Живого, верят в царство, силу и славу добра – верят в царство, силу и славу Бога Живого. Для меня они – верующие, более верующие, чем те, которые, веруя в букву Бытия Божия, не верят в царство, силу и славу добра, отрицая тем животворящий дух веры своей. Разумное основание верить в торжество добра даёт, однако, только вера и в животворящий дух, и в самую букву бытия Бога Живого – Всемогущего Добра, от Которого всё произошло, к Которому всё добровольно и сознательно должно вернуться.