Текст книги "Христианская альтернатива революционным потрясениям в России. Избранные сочинения 1904–1907 годов"

За одно это все друзья человечества должны высоко ценить веру, желать торжества её и оказывать нравственную поддержку разумным и честным подвижникам её.

Научая нас понимать, что этот земной мир – только временное отлучение от вечного царства добра, «долина плача и печали», скорбного опыта жизни на свободе от Бога и что смерть для тех, кто, наученный этим скорбным опытом, стал алчущим и жаждущим Божьей правды устойчивой любви, мудрости и святости, не есть конец и уничтожение, а, напротив, является началом лучшей жизни, вера научает нас понимать, что мы и здесь, в жизни земной, не пылинка, затерянная в громаде мироздания, обречённая на беспомощность неравной борьбы с неразумными стихиями. Любовь Творца и здесь не покидает нас. Во всякое время Он слышит призыв наш, видит сокровенные мысли и чувства наши. Во всякое время Господь готов дать нам благодатные силы любви и разумения, как только может это сделать без насилия над нами. Он Единый Источник благодатных сил – Источник неистощимый. Он щедро даёт благодать алчущим и жаждущим благодати, и даже тем, кто отрицает букву бытия Его. Тех, кто алчет и жаждет быть достоянием Его, Он делает избранниками Своими, через них призывая всех вернуться к общению любви с Ним, через них осуществляя правду воли, правду любви Своей на земле, «яко на небеси». Таким образом водворяется царство Божие внутри человека и вскисает закваска Церкви Его на земле.

Во всякое время Творец может вмешаться в дела земли, по Своему усмотрению, как опытный механик, создав машину, во всякое время остаётся хозяином её, может пустить её в ход, может и приостановить её действие. Верующие называют это чудесами, неверующие отрицают самую возможность этих явлений, самое допущение возможности их считают насилием над разумом.

Изучая науки под руководством учителей и профессоров большей частью неверующих, я поражался количеством нормальных чудес, ими констатируемых под кличкой естественных явлений, тщательно классифицируемых и совершенно для них самих непонятных, несмотря на данные им клички. Допустить наличность чудесного, непонятного, не поддающегося человеческому опыту, сверхчувственного, привходящего в мир земной из мира неземного, для меня не только не противоречит разуму моему, но является, напротив, потребностью разума моего, как естественное явление взаимодействие миров и мудрого Промысла Творца даже и о той части творения Его, которая переживает опыт свободы от Него, насколько забота любви Его может проявляться без насилия, не нарушая свободу тех, кто не желает быть достоянием Его.

Мир земной так непонятен для меня без внеземных целей, так призрачен для меня в своей непрочности, изменчивости и уничтожаемости, всё в нём гниёт, стареется и умирает, что вечный мир устойчивой любви, разума и красоты бесконечно более реален, бесконечно более разумная правда, бесконечно более родное и понятное для разума моего и любви моей. Всякое соприкосновение с ним бесконечно дорого для меня, вот почему я не мог проглядеть чудесное и много чудесного пережил и испытал. Всё христианское Откровение для меня – осязаемое чудо. Осязаемое чудо из чудес – Тот, Кто принёс на землю полноту Откровения, Кто был Един Свят на земле, Единый Учитель для всех, Свет от Света Небесного, Спаситель мира и Вечный Глава Церкви – Христос Иисус.

Если вы не верите в мир незримый и в возможность общения с ним, не верите в возможность чудес, не верите и в возможность чуда благодатной помощи свыше, признайте, что для блага человечества имеет высокую ценность вера, дающая разумные основания для твёрдого убеждения в неизбежность конечного торжества добра, придающая самому добру непреходящий, вечный смысл, дающая уверенность в возможности чудесного притока благодатных сил и чудесной помощи на пути созидания добра, налагая тем самым и соответствующие нравственные обязанности.

Что же поведал миру Тот, Которого весь христианский мир признаёт Сыном Бога Живого и Вечным Главой Церкви, верность Которому и добровольное повиновение заветам Которого абсолютно обязательны для всех, желающих иметь право называть себя христианами?

Как на высшие заповеди Откровения, те, в которых заключён весь закон и всё, что говорили избранники Божии, Он указал на заповеди о любвик Богу и к ближнему, любви разумной— «всем разумением», любви живой, нежной и деятельной — «всем сердцем», любви верной и последовательной — «всею крепостию»[15]15
  См.: Мк 12:30.


[Закрыть]. Все заповеди ветхозаветные Он объединил в одну «заповедь новую» – любви самоотверженной, не отступающей ни перед какими страданиями, до смерти крестной, «как Я возлюбил вас», и прибавил: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»[16]16
  См.: Ин 13:35.


[Закрыть].

В этом всё христианство, в этом и вполне определённая программа созидания добра в жизни, вполне определённая программа мирного прогресса в направлении мирного благоденствия человечества на земле, до степени верного отображения вечного блаженства: «да будет воля Твоя на земли, яко на небеси»[17]17
  См.: Мф 6:10, Лк 11:2.


[Закрыть].

В этом признание прав человека в бесконечно большей степени, чем права эти когда-либо признавались за собою самим человечеством. В этом такая степень признания прав свободы, равенства и братства, братства умов, братства сердец, братства жизни во всех областях её, которая превышает всё, что сознавало желательным для себя человечество, не говоря о том, что оно в этом направлении достигало в практике жизни.

В верховной заповеди о разумной любви заключается требование высшего умственного и нравственного развития для всего человечества, требование быть логичными и последовательными в любви, стройно организовать всю жизнь во всей её целокупности, все отношения и все роды труда на единой христианской основе «веры, действующей любовью» – разумной любви, мира и тесного единения в братолюбии.

Чего же большего и лучшего могут желать для человечества искренние друзья его?! В чём они могут во имя блага человечества протестовать против этой программы мирного прогресса?! Не очевидно ли, что человечеству выгоднее достигать путями мира и единения, нежели путями борьбы и вражды, того, что будучи добром, должно быть – и только и может быть – достигаемо добрыми путями.

Все те, кто, называясь христианами, проповедуют мрак, застой, злобу и насилие, не признают для себя обязательным быть логичными и последовательными в разумной любви и честно осуществлять христианскую правду мира, любви и братства в жизни, – домашние враги Церкви, крамольники, не признающие высшего авторитета Вечного Главы Церкви, христиане-самозванцы, накопившие пыль и мусор, за которыми более не видят красоты здания, бесчинствующие на лоне христианства, как «торгующие», изгнанные из храма Христом, за то, что они обращали его «в вертеп разбойников»[18]18
  См.: Мф 21:12–13, Мк 11:15,17, Лк 19:45–46.


[Закрыть], выдавая преступные и позорные нестроения жизни своей за нормальный уклад жизни по вере.

Пора всем людям доброй воли разобраться во всём этом, сознательно отнестись к вере и Церкви, изгоняя торгующих из храма вервиями сознательного отношения к вере и жизненной правде её, не требуя разрушения прекрасного, высоко полезного для блага человечества здания храма, а оказывая всякое содействие, всякую нравственную поддержку тем, кто хочет очистить это святое здание от пыли и мусора, от торгующих в нём и обращающих его в вертеп разбойников.

Вам говорит один из тех, для которых вера вразумила жизнь, сделала насущной потребностью любви стать на путь мирного прогресса, мирного созидания, мирного благоденствия жизни на началах сознательной веры и братолюбия. Любовь заставила меня не других пересуживать, враждуя с ними за то, что они не так думают, чувствуют и живут, как мне хочется, а осуществлять правду любви в самом себе и собственной жизни, потребовала от меня начать с изгнания торгующих, «обращающих в вертеп разбойников», из храма собственного ума, из храма собственного сердца, из храма собственной жизни. Это было не трудно и не больно, а было радостью омовения ума и сердца от всего, что тяготило и загрязняло их, как пыль и сор. То же я испытал и при очищении храма личной жизни моей. Вера дала мне силу быть логичным и последовательным на этом пути, сознание, что всё может Господь в немощи моей, если я возьму на себя с верой и любовью крест честного отношения к правде Его и честного осуществления этой правды в жизни.

В результате простой логики веры и любви получилось Трудовое братство, на лоне которого люди, дисциплинированные любовью, способны осуществлять в жизни своей такую степень свободы, равенства и братства, до которой далеко рутине жизни, нас окружающей, достигли такого мирного благоденствия, до которого ещё дальше безбрежному морю нищеты, грубой борьбы за существование, страданий и скорбей, каким является окружающая нас жизнь для столь многих побеждённых в жизненной битве.

Все роды труда облагорожены, уравнены в своём достоинстве. С тяжёлого физического труда снято проклятие презренности и невыгодности. На лоне братства нет побуждения к той развращающей погоне за положениями более лёгкими и приятными, в то же время и более выгодными и почётными, которая вне братства вызывает наиболее вражды, зависти, ожесточения, нечестных интриг и жестоких козней под именем стремления «выйти в люди» или «сделать карьеру».

Не может быть здоров живой организм, составленный из больных клеток. У общественного, у государственного организма в настоящее время нет здоровых клеток: ни приходы, ни крестьянские общества, ни сословия, ни общественные классы, ни города, ни села, ни даже семья не могут быть названы такими здоровыми, живыми клетками общественного организма. В них нет самых существенных признаков живой и здоровой клетки. Всё это механические агломераты человеческой пыли. Цемент любви, единомыслия и единодушия, общих убеждений, общих стремлений и общих идеалов не связывает их в живые клетки, органически объединённые одной общей жизнью. Человечество распылено отсутствием любви, желанием свободы друг от друга. Для блага человечества, для блага каждого народа, желающего быть живым, здоровым организмом, а не пылью, способной быть только на время искусственно спрессованной в непрочные комки, необходимо создать здоровые живые клетки, без которых не может существовать и живой, здоровый общественный организм.

Трудовое братство наше представляет из себя опыт создания такой здоровой и живой клетки. Опыт, пережитый нами на пути созидания этой здоровой живой общественной клетки, опыт подчас тяжёлый и скорбный, как муки рождения всякого живого существа, был пережит в нас всем человечеством, может стать его опытом, его достоянием, если захотят им воспользоваться, относясь к нему вдумчиво и доброжелательно.

Посвятив себя на дело любви, мира и единения, для нас было особенно тяжёлой скорбью всякое проявление вражды, недоверия и недоброжелательности со стороны представителей окружающего нас общества. Много самых разнообразных причин выставляли основанием и оправданием такого к нам отношения. Между прочим, одной из таких причин было и недоверие к основе веры в деле нашем, предубеждение против верующих вообще и к нам, как таковым.

Это заставило нас понять, более того, выстрадать понимание того, как много накопилось недоразумений, как много взаимного непонимания между людьми умными и добрыми, между людьми, которые легко могут и, следовательно, нравственно обязаны понять друг друга и оказать друг другу нравственную поддержку. Это заставило нас понять и то, как много затраченной энергии, как много драгоценного жизненного опыта теряется для многих поколений человечества из-за этих недоразумений и предубеждений, вызывая презрительное равнодушие и даже враждебность к таким явлениям жизни, которые могли бы стать драгоценным вкладом в общую сокровищницу человечества, быть драгоценным опытом для него, предотвратить повторение роковых ошибок, оберечь его от многих ненужных страданий.

Если всё сказанное мной послужит к выяснению прискорбных недоразумений между людьми умными и добрыми, из числа верующих и неверующих, поколеблет предубеждения против веры, оклеветанной торгующими в храме христианства и образующими его в вертеп разбойников, создаст из дела нашего братства соединительную черту между Церковью и неверующими друзьями человечества и даст возможность многим воспользоваться опытом жизни нашей во благо человечеству на дело созидания живой и здоровой клетки общественного организма, цель моя будет достигнута и я почувствую себя вполне удовлетворённым.

Дорогие братья и дорогие сёстры по человечеству, по делу мира и единения в братолюбия! Станем выше всех накопившихся недоразумений и предубеждений, протянем друг другу руки не только без недоброжелательности, но и без всякого недоверия друг к другу. В единении сила! Соединимся дружно на дело мирного прогресса, во благо человечеству. Пусть станет лозунгом нашим: долой борьба и вражда! Путём мирного прогресса – к мирному благоденствию!

Н. Неплюев

Воздвиженск

3 ноября 1904 г.

Открытое письмо к учащейся молодёжи[19]19
  Печатается по изданию: Неплюев Н.Н. Открытое письмо кучащейся молодёжи: Отдельные оттиски из журнала «Церковный голос» за 1906 г. Санкт-Петербург: Синод, тип., 1906. 43 с.


[Закрыть]

Дорогие товарищи!

С вами говорит человек, называющий вас товарищами не потому, что состоит теперь гимназистом или студентом, не потому, что разделяет современные взгляды и симпатии большинства из вас. С вами говорит человек, приближающийся к могиле, имеющий право назвать вас товарищами потому, что пять лет был студентом петербургского университета[20]20
  Николай Неплюев учился на юридическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета в 1870–1875 годы.


[Закрыть]и около трёх лет вольнослушателем Петровской академии [21]21
  В 1878–1880 годы Николай Неплюев был вольнослушателем Петровской земледельческой академии (ныне – Тимирязевская сельскохозяйственная академия).


[Закрыть], человек, имеющий право искренно назвать вас дорогими потому, что искренно желает вам добра и болеет за вас сердцем. Прочтите терпеливо и без предубеждения обращённое к вам слово старого товарища, это – слово искреннего доброжелательства и жизненного опыта. Многое было мною не только пережито, но и выстрадано. Этим опытом пережитого и выстраданного я хочу с вами поделиться, чувствуя, что не исполнил бы нравственного долга пред вами, если бы этого не сделал. Мною много напечатано. Во всех моих сочинениях я говорю на языке веры. Знаю, что этот язык для большинства из вас чужой, непонятный язык, и потому буду говорить с вами на языке жизненного опыта, обращаясь к вашему человеческому уму и к вашему человеческому сердцу.

Желая предотвратить возможность недоразумений, спешу предупредить вас, что я «верующий» не в рутинном смысле этого слова, что вера моя для меня не успокоение совести и не побуждение к бездеятельности в этой жизни, в расчёте на лучшую жизнь за гробом; вера моя – не только утешение в скорбях, а наибольшее и наилучшее удовлетворение всех высших потребностей ума и сердца моего, требует от меня разумной деятельности на благо общее и даёт мне совершенно определённую программу упорядочения жизни на началах широкой свободы добра, справедливого равенства и реального честного братства жизни и труда: одним словом, даёт мне совершенно определённую программу мирного прогресса человечества по пути к прочному мирному благоденствию народов.

Это ручается вам и за то, что я не консерватор, отстаивающий вековую рутину политического и социального строя, не оппортунист, приглашающий мириться со злом под предлогом несвоевременности добра, и не «буржуй», как вы выражаетесь, из своекорыстных расчётов не желающий лучшего будущего для человечества и не сочувствующий «освободительным движениям», способным созидать это лучшее будущее.

Что это так, я доказал на деле, всей жизнью своей, каждым словом моих сочинений и всей моей деятельностью. Мой «демократизм» я доказал не на словах только, а тем, что слил мою жизнь с жизнью простого русского народа в той форме, в которой по совести считал это наиболее полезным для него: воспитывал детей народа, любя их как собственных детей, и предлагая желающим из них стать братьями моими на всю жизнь и в самом полном смысле этого слова, какой дала мне понять искренняя братская любовь к ним.

Мою преданность истинному «освободительному движению» я доказал тогда, когда ещё эти слова никем не употреблялись, действовать в этом направлении не было модой, не могло быть увлечением общим течением или вынужденной уступкой общественному мнению. Вся моя деятельность, основанная на самостоятельном убеждении, сознательной вере и насущной потребности любящего сердца, имела несомненный характер освободительного движения, освобождая умы и сердца от рутинных предрассудков, призывая на путь широкой свободы добра и реального братства в жизни и труде по свободному изволению любви, без всякого принуждения и насилия над кем бы то ни было. Во всём, что я предлагал, я был неизменно верен идее свободы, и то освободительное движение, на которое я работал и на которое давно призывал, ни в чём не погрешало против права свободы и не посягало ни на чьи права.

Так называемый «аграрный вопрос» был давно решён мною тогда, когда этот вопрос в печати совсем не поднимался, и решён мной в такой мере, в какой не решаются его поставить в своих программах партии, наиболее желающие заручиться сочувствием народных масс: я просто отказался от личной семьи, отказался передать мои права крупного землевладельца прямым наследникам моего имени, моего имущества и моих исключительных прав. Крупных землевладельцев в лице моей личной семьи я заменил трудовой общиной в лице Трудового братства, не первыми встречными, не мелкими собственниками, отличающимися только количеством своего имущества от собственников крупных, что совсем не решает никакого вопроса, ни аграрного, ни социального, а только и может быть временным паллиативом, годным не для прочного устроения мирного благоденствия страны, а только для самообмана слабых умов и подкупа столь же слабоумного общественного мнения, – а трудовой общиной людей, одушевлённых высоким идеалом самоотверженного, бескорыстного труда на пользу общую, дисциплинированных любовью, способных пользоваться братской свободой, не злоупотребляя ею, трудовой общиной, представляющей из себя здоровую, живую клетку общественного организма, ту живую, здоровую клетку, без которой никакой живой организм ни быть здоровым, ни даже вообще жить не может, трудовой общиной, в которой по самой сути её могут жить и действовать только здоровые общественные элементы, представители истинной свободы, способные на свободное созидание и неспособные покушаться на чью-либо чужую свободу и совершать какие-либо насилия над чужой личностью и чужим имуществом. Этому Трудовому братству я передал при жизни моей в собственность всё моё имущество без всякого выкупа, обеспечив возможность существования центрального Трудового братства с двумя сельскохозяйственными школами, мужской и женской, и после моей смерти материальную возможность учреждать неограниченное число отделений Трудового братства, имеющих стать самостоятельными трудовыми братствами, как в России, так и в других странах.

Вы видите, что вы не имеете основания смотреть на меня как на суеверного мистика, утешающего себя и других в деле духовной проституции и покладистой уживчивости со злом земной жизни надеждами на добро жизни загробной, ни как консерватора, принципиально враждебного всякому освободительному движению и всякому прогрессу в направлении лучшего будущего для человечества, ни как на «буржуя», цепко держащегося за своё добро, не желающего ни с кем делиться своим достоянием и, напротив, желающего всех эксплуатировать в свою пользу и обирать ради собственного обогащения.

Все это даёт мне право надеяться, что вы не отнесетёсь ко мне с предвзятым недоброжелательством, согласитесь меня выслушать и выслушаете меня внимательно, честно, по совести проверив сказанное мной, приняв то, что будет в словах моих убедительно для ума и сердца вашего.

Рутине жизни, тому, что развращало умы и сердца, тому, что делало силу зла в жизни, я настолько не сочувствовал, что заслужил репутацию пессимиста, упорно призывая к лучшему и, следовательно, твёрдо веря в возможность этого лучшего будущего для человечества. В сочинениях моих я беспощадно клеймил зло рутины жизни, давно предсказывал неизбежность того озлобления, той грубой братоубийственной борьбы, в которые мы теперь погружены. Моих доводов не опровергали, а голословно говорили, что я преувеличиваю. Так и моей программы мирного прогресса не опровергали, не заменяли иной программой свободного созидания мирного благоденствия, а просто её замалчивали, как нечто не стоящее внимания, одни – мирясь с рутиной и желая бессрочного коснения в ней, другие – веруя во всемогущество буквы законов и учреждений, стремясь добиться «либеральных законов» и «свободных учреждений» для людей, не способных пользоваться свободой, не злоупотребляя ею, третьи – предпочитая во имя свободы призывать к насилию, отрицающему право свободы за другими, требуя её лишь для себя. Все отвергали мою программу, не желая личного самоусовершенствования, без которого я не признаю возможным и никакого улучшения жизни. Все твёрдо решили, что человечество надо брать таким, каким оно есть, что оно может оставаться гордым, злым, корыстным, беспринципным и распущенным, что дело не в том, чтобы человечество стало лучшим, а только в том, чтобы оно, так или иначе, «устроилось». Одни понимают это «устроение» человечества в смысле «обуздания», внешнего порядка и «благочиния», внедряемых путём политических и социальных «намордников», другие – ещё более наивно: в смысле широкой свободы проявления этих скотоподобных индивидуальностей! Все дружно решили, что всё дело в формах политической и социальной жизни, а не в характере «свободно самоопределяющихся индивидуальностей». Именно с этой точки зрения все дружно, консерваторы, либералы и радикалы, отвергали, или, вернее сказать, игнорировали мою программу и самую возможность самоусовершенствования совместно с соответствующим ему прогрессом жизни, признавали ненужной утопией. Так продолжают смотреть на мою программу упорядочения жизни и бесконечного мирного прогресса для человечества даже и теперь, когда я не на словах, а на деле доказал возможность быстрого духовного перерождения для человечества и соответственно тому такого мирного благоденствия, на которое очевидно неспособно громадное большинство наших современников. Факт духовного перерождения обыкновенных крестьянских детей в культурных людей, сознательно и самоотверженно, разумно устрояющих свою жизнь на совершенно новых началах, облагораживающих всю их жизнь, все роды труда и все отношения, и это в результате всего пяти лет воспитания в нашей сельскохозяйственной школе, налицо, отрицать его невозможно. От него отделываются, давая этим облагороженным и возвышенным человеческим индивидуальностям насмешливое название «новой породы людей», или ещё более бессмысленную кличку «неплюевцев». Факт существования Трудового братства и недосягаемого для окружающего общества мирного благоденствия на лоне его тоже налицо, как и то, что результаты эти достигнуты при самых неблагоприятных условиях, тоже в очень короткий срок. И от этого факта, отрицать и игнорировать который нельзя, отделываются, называя наше Трудовое братство «оазисом», совершенно нелепо утверждая, что то, что осуществлено у нас, не может быть осуществлено другими и в других местах, не может быть принято как общая программа упорядочения жизни путём мирного прогресса в направлении мирного благоденствия народов.

Больно видеть так настойчиво отвергаемым, как нечто не заслуживающее внимания, то, что дороже жизни, чему отдана вся жизнь, что путём больших скорбей и трудов достигнуто, доказано, осуществлено. Много лет я переживал эту скорбь; ясно видел, что нужно для человечества, громко указывал на зло, предлагал определённую программу исправления зла, доказывал на деле, опытом жизни, возможность осуществления предлагаемой мною программы, наглядную благотворность практических результатов её и имел скорбь видеть, что все мои слова остаются «гласом вопиющего в пустыне», что опыт жизни моей отвергается, как «несбыточная утопия»; имел скорбь присутствовать при явном для меня легкомысленном стремлении человечества в пропасть анархии, в бессмысленный и жестокий хаос свободы разнузданности скотоподобных индивидуальностей. И больно, и страшно, и бесконечно жалко, стыдно было присутствовать при разыгрывании человечеством, с видом озабоченной деловитости самоуверенных и самодовольно практических дельцов, жалкой комедии музыкантов из басни Крылова, серьёзно озабоченных тем, как по-новому рассесться, не умея додуматься до того, что надо перестать быть ослом, козлом и косолапым мишкой, называя «несбыточной утопией» всякую программу упорядочения жизни, требующую прежде всего перестать быть скотоподобными.

И вот громко заговорила сама жизнь, такими яркими и грозными фактами, что сами факты эти бесконечно красноречивее меня доказывают основательность моих взглядов и моей оценки той рутины, которая логично привела к ныне переживаемому. Эти факты жизни превзошли самую пессимистичную оценку людей и жизненных явлений, самые пессимистичные мои предсказания. Казалось бы, я имею основание радоваться, дожив до столь ярких доказательств правоты моих взглядов, даже злорадствовать, видя, в какое нелепое, комичное положение попали те, которые находили утопичной, недостаточно практичной и потому не стоящей их внимания предлагаемую мною программу мирного созидания добра в жизни и презрительно игнорировали все мои предупреждения и предсказания! Но это не так.

Происходящее не радует меня, и ничего доброго я не ожидаю от того «освободительного движения», которым так многие из вас увлекаются. Самый факт освободительного движения от рутины жизни я признаю вполне законным и желательным явлением, вполне совпадающим с моими личными убеждениями, с делом всей моей жизни. Факт – буква, характер факта – его животворящий дух. Характер современного освободительного движения и отношение к нему всех слоёв русского общества таков, что я жалею, что дожил до этого позорного времени, что самые слова «освободительное движение» стали отвратительными для меня, – синонимом глупости и подлости, клеймо которых горит на всей современной жизнедействительности, что мне страшно, до смерти скорбно и стыдно за вас, представителей учащейся молодёжи, надежду страны, за вас, дорогие товарищи, как и за все слои русского общества, без исключения, при виде того, какие чувства внушает к себе это освободительное движение, и как к нему относятся. Всегда я видел язвы русского общества, но, всё же, питал бы к ним более любви и уважения, если бы не знал, каким освободительным движением могут увлечься мои соотечественники, и как могут отнестись к этому освободительному движению и друзья, и враги его.

Более того, сознательно и по совести я предпочитаю прежнюю рутину, со всеми её ненавистными для меня пороками, современному освободительному движению, затмившему нравственной чудовищностью своей все самые отвратительные пороки той вековой рутины, против которой оно ополчилось. Сознательно и по совести я предпочитаю моих упорных врагов, самых худших представителей той рутины, против которой я всю жизнь боролся, – тем главарям освободительного движения, которые выступили их обличителями, судьями и палачами. Всё относительно в этом мире. Представители рутины жизни казались мне чудовищными врагами всякой разумности и всякого блага в жизни, теперь они кажутся мне разумными и добрыми, справедливыми и честными по сравнению с теми, кто выступил их обличителями, кто хочет их устранить, чтобы собой их заменить!

У меня в оценке людей и жизненных явлений иное мерило, чем у вас, – вера моя и идеал веры моей. Не будем ошибаться, разница между нами только в том, что для меня вера расширяет мои земные представления до полной гармонии мировой жизни, до стройного согласования правды и добра земной жизни с внеземным пониманием первопричины бытия и конечных целей мира, с вечной правдой и вечным добром. Правда и добро для меня, верующего, и для вас, неверующих, одни и те же, для меня они – мировая реальность, для вас они – беспочвенный мистицизм, а всё же, никакой иной правды, кроме той же мистической правды, вы не придумаете и никакого иного добра, кроме всё того же мистического добра – вы не знаете.

Для вас, как и для меня, добро – то, что ставит общее счастье выше своекорыстных расчётов, что объединяет в одну разумную мирную гармонию, что приводит к общему мирному благоденствию, что гарантирует свободу всех достигать этого добра, осуществлять это добро. Не верю, чтобы вы согласились не признать этой правды добра, если она не затемнена для вас партийными софизмами и слепой страстью низких инстинктов злобы, мстительности и желания осилить во что бы то ни стало политических врагов ваших, как не верю и тому, чтобы вы при тех же обстоятельствах могли бы хладнокровно принизить себя до признания правдой и добром – неразумного, лжи, несправедливости, клеветы, коварства, подлости, корыстного себялюбия, распыления злобы, грубой борьбы, хаотического беспорядка жизни и отношений, широкой свободы зла и беспорядка, при полном отсутствии свободы добра и порядка.

Отнесёмся же трезво, с точки зрения этого общего для нас понимания правды и кривды, добра и зла, как к рутине жизни, подготовившей позорное настоящее, так и к современному освободительному движению, чтобы трезво ответить себе на вопрос о том, лучше ли оно прежней рутины и обещает ли для человечества лучшее, пока оно остаётся верным своему специфическому характеру Отнесёмся трезво и к тому, кто же лучше: представители прежней рутины или представители ополчившегося против них освободительного движения? Отнесёмся одинаково трезво критически к тем и другим, к тому и другому жизненному явлению, чтобы самостоятельно и сознательно избрать дорогу правды и добра, не оставаясь в яме рутины и не идя слепо вослед руководителей освободительного движения, может быть, в худшую яму широкой свободы зла, широкой свободы проявления злой индивидуальности необузданных скотоподобных существ, полагающих свою свободу в бесправии всех, в полном отсутствии свободы от них добра и добрых. Может быть, вы и согласитесь со мной, что единственная польза, какую можно ожидать от современного освободительного движения, – невозможность дальнейшего коснения в позоре вековой рутины, когда на опыте изведают и невозможность коснеть ещё в большем позоре грубой оргии освободительного движения, как его теперь понимают.

Многое я находил неразумным в рутине жизни. Неразумно было в ней то, что не подготовляли миллионов русского народа к способности быть свободными, не злоупотребляя свободой, а предпочитали обуздывать злую волю, воображая, что могут бессрочно обуздывать её, ничего не делая для того, чтобы и интеллигенция страны представляла из себя волю добрую по свободному изволению ума и сердца. Неразумно было то, что не подготовляли лучшего будущего для России разумным воспитанием воли к добру ни в каких школах, ни в низших, ни в средних, ни в высших, ни в «светских», ни в «духовных». Неразумно было стране, составленной из множества разнородных национальностей, поддерживать государственное единство исключительно мерами принудительными, не только не заботясь о том, чтобы внушить любовь к России всем её составным частям, а, напротив, всё делая для того, чтобы внушить к ней ненависть. Неразумно было признавать устоями русской государственности православное христианство, ничего не делая для организации жизни на основах веры, для воспитания народа в сознательной вере, для выяснения определённой программы мирного прогресса в направлении созидания мирного благоденствия страны по логике веры; признавать основой государственной жизни самодержавие «Божьей милостью» и не заботиться о том, чтобы сановники были людьми Божьими, признающими для себя обязательной конституцию правды Божией, правды Высшей Любви и Высшего Разума мира; признавать основой государственности «народность» и ничего не делать для того, чтобы все народы, населяющие Россию, могли объединиться в чувстве сознательной любви и сознательного уважения к русской господствующей и объединяющей народности. Неразумно было желать мира, порядка и благоденствия страны, во имя этих принципов предъявлять требования и в то же время мириться с религиозной, социальной и политической рутиной, основанной на хронической экономической борьбе, религиозном и политическом индифферентизме, от которого один шаг до вражды и борьбы по отношению к этой «чуждой» церкви и «чуждому» правительству.