Текст книги "Город без войны"

Буйство в квартире продолжалось почти до самого утра – Сашка слышал пьяные голоса, короткие драки, смех. Потом все уснули кто где, и он тоже смог закрыть глаза.

13

Утром Кеша разбудил Сашку, немилосердно дёргая за воротник.

– Вставай, задрыга! Общий сбор объявили, наверное, боёвка будет!

– Какая боёвка, мне же домой…

– Скорее, Олег разберётся, кому куда, – Кеша натянул форму и стал какой-то взрослый и непривычный. – Шевелись, разлёгся, как трупак!

Сашка тоже надел форму и сунулся в комнату Олега. Тот доставал из ящика стола какие-то списки.

– Олег, я сегодня домой собирался!

– Домой? – Олег подумал. – Я на тебя пайку на месяц получил. Так что сегодня тебе надо присутствовать. А когда эта ерунда закончится, сразу уйдёшь. Только на боёвке не сильно высовывайся, а то ещё пристрелят напоследок.

Сашка хотел что-то сказать, но понял, что бесполезно…

– Бежим на запад, – объяснил по дороге Кеша. – Помнишь, я тебе говорил: там немного места расчищено, типа плаца, и дорога есть. Туда майоры на тачках могут подъехать. Сейчас получим задание и оружие. Если хорошая боёвка, денег нехило дают, может, даже по сотне на брата!

Площадка когда-то была широкой дорогой, возле неё сохранилось несколько кирпичных трёхэтажек, одна из них – выкрашенная в чёрный цвет. На табличке у входа золотой краской было выведено: «Штаб военизированной службы обороны „Штурм“». Вокруг штаба были разбиты клумбы с уже засохшими цветами. На площадку стекались массы штурмовиков в тёмной одежде. Некоторые выглядели даже щеголевато в аккуратной форме, у других форма казалась заношенной, выцветшей, несколько групп появились на площадке в рваных куртках неопределённо-серого цвета.

– Это всякие отбросы, – пояснил Кеша. – Бухают по-страшному. Таких, бывает, спецотряд подчищает…

К площадке подкатил новенький синий джип. Оттуда вылез маленький невзрачный человечек с усиками и бородкой. Одет он был в чёрный костюм из кожи, фуражку и превосходные сапоги. На груди у него болтались медали. Сопровождали его здоровенные майоры с автоматами и несколько крепких мужчин в штатских костюмах. «Не голодают», – отметил про себя Сашка.

– Видел? – прокомментировал Кеша. – Это и есть Тоффельт. Говорят, от простого штурмовика дослужился до генерала. Мужик просто чума, речи нормальные толкает, сейчас послушаешь. Он только гвардию не любит, я слышал, его из Корпуса со свистом вышвырнули.

Штурмовики поспешно выстроились на площадке, всего их было человек восемьсот. Рядом с Витькиной бригадой оказались бригады Серёги Волкова и громадного смуглого парня с длинными нечёсаными волосами.

– Это Горилла Тим, – продолжал трепаться Кеша. – Он одной рукой три кирпича сразу ломает, а однажды ворону живую разорвал пополам. Вот с таким дружбу водить полезно!

Тем временем Тоффельт вошёл в здание штаба и появился на балконе третьего этажа. Встал, глядя на толпу из-под густых бровей. Все как по команде затихли.

– Защитники нашего города! – голос патрона был негромкий и вкрадчивый. – Настали тревожные времена. Чуждые нашей культуре секты заполонили окраины. Эти секты ведут разлагающий образ жизни, опасный для нас. Разве мы можем выйти на улицу, не опасаясь за себя? Разве мы не боимся за своих матерей? Разве мы не боимся за своих подруг? Вы можете не обращать внимания на мои слова! Пусть! – Тоффельт говорил уже громче. – Но эти сектанты придут к вам и вырвут ваше сердце! Вы были голодны! Вы мучились от холода и страха! У вас не было денег, чтобы кормить семью, чтобы купить себе хорошую одежду!

– Да-а-а! – раздалось на площади.

– Вы знаете, кто виноват во всём этом? Я скажу вам! Проклятые сатанисты и хиппи – вот наши враги! Они опасны для города! Они опасны для свободы! Они опасны для нас! Они предали нас! Они не хотят нашей победы и проповедуют мир! Мы пойдём и разорим их отвратительное логово! Все они умрут!

– Да-а-а! – кричала толпа.

– Надрать им задницу! – заорал Витька.

– Однажды утром мы выйдем на улицу и вдохнём полной грудью! Мы увидим чистое небо! Мы услышим песни победы! И тогда мы узнаем счастье! Мир будет нашим, и никаких выродков в нём не останется!

– Да-а-а!

– Мы очищаем город от всякого сброда! Мы чистильщики! Мы штурмовое братство – самое свирепое братство на свете!

– Да-а-а!

– Если я струшу – я сдохну! – Тоффельт свесился с балкона и посмотрел на толпу. Взгляд его стал дик и ужасен.

– Сдохну! – радостно закричали штурмовики.

– Если струсит мой друг – он сдохнет!

– Сдохнет!

– Кто за, покажите мне руки! – Тоффельт перешёл на громкий крик, голова его дрожала от напряжения, ноздри раздувались.

– Да-а-а! – орали все, поднимая руки.

– Да-а-а! – Сашка сообразил, что он тянет руки и кричит вместе с другими.

Рядом орал Витька. На губах его выступила пена, глаза закатились, и в крике своём он казался совершенно невменяемым.

– Берите оружие, и приступим! Майоры расскажут каждой бригаде, кого им убивать! И очистка города начнётся! А после каждый получит по тридцать марок!

– Ура-а-а! – раздался дружный рёв толпы.

– За дело, ребята! – Тоффельт вскинул над собой сжатый кулак и ушёл.

На площади творилось нечто невообразимое: парни продолжали что-то орать, глядя на уже пустой балкон. Потом ринулись в разные стороны, каждый к своему командору, – и Сашка понял, что его могут затоптать.

– Клёво! – Кеша волочил Сашку за собой. – Вставим этим тварям!

Сашка бежал за другом, ещё не понимая, что они сейчас должны будут делать. Он ничего не имел против хиппи, лично ему они ничем не угрожали. У одной из трёхэтажек пришедший в себя Витька раздал бригаде оружие: автоматы и гранаты.

– А гранаты зачем? – спросил Сашка.

– В подвалы стучаться, – злорадно пояснил Шиз. – Увидишь, что в подвале хипаны логово свили, – кидай.

Сашка сунул гранату за пояс, перебросил автомат за плечо и отошёл.

– Ну, – крикнул Кеша, – айда к магазину! Помнишь, мимо проходили? Они там жируют, твари непуганые! Хныка летом заловили – отметелили, как тряпку. Отомстим за другана!

Но Витька повёл отряд в другой район. Там находился притон «Злых хиппи», который необходимо было вычистить.

– Там человек сорок, – сообщил Витька. – В основном девки, так что надолго это не затянется.

– Что с девками будем делать? – спросил Женька Коньков. – Неужели грохать?

– Конечно, грохать! В девках самое зло! – пояснил Шиз. – Мы должны помочь их мятущимся душам обрести покой.

– Витька шутит, – добавил Олег. – Если сдаются, то в плен брать. Их потом пустынникам продадут или «Красным братьям» на плантации.

Сашка мрачно молчал всю дорогу. Вдохновение от речи Тоффельта схлынуло, и происходящее перестало ему нравиться. На окраинах стало очень шумно. То и дело где-то гремели перестрелки, рвались гранаты. По мере приближения к притону перестрелка становилась слышнее: где-то рядом строчил пулемёт.

– Хорошая у хипанов пушка, – произнёс Кеша со знанием дела. – С броневика сняли!

– Там уже бригада Гориллы, – заметил Олег.

– На чердаке двухэтажки засел хипан с пулемётом! – выкрикнул подбежавший парень из бригады Тима. – Там у них как бы крепость. Надо гранатомёт.

– Есть гранатомёт, – сказал Олег. – Что ещё?

– А ничего, – продолжил парень, – мы хранилище быстро взяли – там только один старикан сторожил, ему Тим так вмазал, что тот дуба дал. Потом побежали в общагу. Общага у них маленькая, в один этаж. Там мужики зачуханные, и бабы тоже такие. Тим заходит – первого хрясь, зубы на пол, второго бац! Там мы, короче, позабавились. Остальных заперли в подвале. Они, наверное, до сих пор ничего не поняли, такие тормознутые. А вот в клуб уже не прорвались – нас засекли, кричат: «Чего надо?», а Силос наш, тупица, шарах туда из гранатомёта. Они очухались. Кричат нам: «Псы, свиньи, нас не возьмёте», – и давай из пулемёта шпарить.

– А Тим где? – спросил Олег.

– Он в общаге.

– Ещё чего-нибудь есть?

– У них ещё типа магазин за общагой сразу, только мы пока туда не полезли, надо сначала здесь разобраться.

– Командор берёт гранатомёт и вместе с Янсеном идёт к Горилле, – скомандовал Олег. – Я, Лёва и Коньков полезем на развалины, пощупаем их с юга. Ерхов идёт в хранилище и оттуда прикрывает нам задницу. Бери пару гранат, и если там есть подвал, то постучись.

Сашка пожал плечами и пошёл куда сказано. Пулемёт, молчавший некоторое время, снова ожил, из развалин донеслись автоматные очереди. Потом прогремел взрыв, и пулемёт замолк.

Хранилище оказалось зданием с одним подъездом. У двери лежал человек с пробитой головой. Наверное, сторож. Сашка перешагнул через труп и, хрустя стеклом побитых лампочек, зашёл в подъезд. Подвала не было. Пахло сыростью.

Сашка немного потоптался на месте и нерешительно направился вверх по лестнице. Отворив дверь, прошёлся вдоль по коридору и, наконец, подняв автомат, заглянул в одну из комнат. Окна были плотно заколочены. В углу лежало несколько матерчатых тюков. Чуть в стороне виднелись пианино с выломанными клавишами и шкаф с какими-то железками. Сашка пошёл дальше. В других комнатах также ничего существенного не обнаружилось: футболки со знаками «пацифик» на полпуза, куртки с надписями «Мир и дружба», прочая ерунда. Тут же лежали различные радиодетали, куски железа, цветочные горшки и много шприцев – одноразовых и стеклянных… В конце концов Сашка присел на тюк в комнате с единственным открытым окном. Стрельба практически прекратилась. И тут в коридоре послышался чуть слышный шорох.

Подняв автомат, Сашка осторожно подошёл к двери. Там кто-то крался. Сашка, открыв дверь плечом и не глядя, дал очередь, как их учили, – на уровне груди предполагаемого противника. Раздался громкий плач. Плакал мальчишка лет семи, лежащий на полу у самой двери. «Промахнулся, – облегчённо вздохнул Сашка. – Совсем сдурел. А если бы свой кто шёл?» Он медленно вышел к пацану и наклонился над ним.

– Пожалуйста, дяденька, не убивайте! – крикнул тот, сжавшись.

– Тебе чего здесь? Ты, что ли, хиппи? – спросил Сашка, но ребёнок твердил только одно: «Не убивайте».

– Да на кой ты мне сдался! – Сашка поднял пацана за ворот грязного свитера и собрался втолкнуть в комнату, но тут на лестнице послышался громкий топот.

– Стой, – закричал Сашка, – застрелю!

– Свои, скотина! – раздался в ответ голос Лёвы.

Сашка опустил автомат.

– Какого хрена ты тут застрял? Мы уже закончили! – Рыжий появился в конце коридора и, увидев пацана, спросил: – Это что за дохляк?

– Не знаю. Наверное, его к пленным надо.

– К пленным… – Лёва подошёл совсем близко. Выглядел он странно – будто выпил или накурился перед боёвкой. – Лев пленных не берёт!

Сашка с ужасом увидел, как рыжий прицеливается, и крикнул:

– Ты что!

Но Лёва не шутил. Пацан упал на пол и, закрыв голову руками, завизжал.

– Стой! – Сашка вцепился в автомат, отводя его дуло в сторону. – Стой, урод!

Они боролись не больше минуты – то Лёва опять прицеливался, то Сашка направлял дуло в сторону. Наконец раздался выстрел, и наступила давящая тишина.

– Может, и тебя замочить? – идиотски хохотнул Лёва. – А я замочу, я таких, как ты, маменькиных сосунков знаешь сколько… И спишем на хипанов.

Сашка медленно поднял свой автомат и дал очередь. Потом ещё одну. Лёву отбросило в сторону – на обломки кирпича в углу коридора. Сашка перевёл «калашников» на одиночные, подошёл к лежащему Лёве и выстрелил ещё один раз – в голову. Потом бросил автомат на Лёвино тело. У подъезда послышались голоса: разговаривали Олег с Кешей. Сашка метнулся в комнату и выпрыгнул в окно. Никого из ребят поблизости не было. Только в клубе хиппи раздавались нечеловеческие крики. Да ещё, существуя не то в реальности, не то лишь в Сашкином сознании, звучал над развалинами Витькин «аум-м-м»…

14

Весть о победе как будто гналась вслед за Сашкой. Он бежал от этой победы как от чумы, но то тут, то там слышались крики «ура», хохот, стрельба в воздух. Потом он был пойман незнакомыми парнями в чёрной форме с тёмными пятнами на рукавах. Ему орали в лицо: «Победа!» – а он вырывался и снова бежал. Бежал от этой победы, победы над злом, которое сейчас лежало в коридоре хранилища в луже крови. Победы над злом, которым якобы были эти несчастные хипаны, ныне безжалостно добиваемые Гориллой Тимом. Спрятаться было некуда, оставалось только убегать…

Недалеко от выхода из развалин Сашка поскользнулся и упал. «Может, и тебя замочить?» – снова и снова хохотало рядом. Зачем? Зачем было убивать хипанов? Зачем было убивать Лёву? Кому это было нужно? Зло победило зло? «Кузница героев… Если я струшу – я сдохну… Проклятые хиппи и сатанисты! Дяденька, не убивайте!» С неба посыпалась мелкая снежная крупа. Налетел ветер и закрутил вокруг Сашки белую спираль, словно стараясь спрятать его ото всех. Он вжимался в землю и понимал, что сходит с ума. Вокруг грохотал невозможной силы звук. Вокруг неслись чьи-то крики и его собственный крик. «Аум-м-м». – «Там всего человек сорок». – «Ты теперь наёмник и станешь стрелять куда прикажут!» – «Мама! Мамочка! Где ты?! Спаси меня! Я буду вести себя хорошо! Я буду…»

– Эй, братан! Тебя подстрелили?

Сашка с трудом поднял голову.

– У тебя все ноги в крови! – над Сашкой возвышался усатый мужик в штурмовой форме с нашивкой «Спецотряд». – Я думал, хипаны ранили.

– Нет… Я убил… – сказал Сашка.

Мужик внимательно осмотрел его и улыбнулся.

– Работа у нас такая, братан.

Боец спецотряда ушёл. Сашка поднялся. Он действительно был в грязи, штукатурке и Лёвиной крови. Мрачно посмотрев туда, где штурмовики праздновали победу, двинулся прочь.

В центре снег посыпал сильнее. Белая крупа падала на грязь и сама превращалась в грязь. Этот закон был самым справедливым на свете: нельзя оставаться белым в грязи. Ещё больше замешивая снег и грязь сапогами, поскальзываясь и проваливаясь в лужи, Сашка направлялся домой. Туда, где мама. Уже было безразлично, что она скажет. Пусть испугается, поплачет, осудит. Потом всё равно простит. Прохожие смотрели на него с удивлением, ненавистью, страхом, расступались в стороны, переходили на другую сторону дороги. Прохожие жили в другом мире, таком же грязном, но по-своему уютном. Они мало что знали о сегодняшней боёвке. Мама, наверное, тоже ничего не знает.

Памятник воину на площади Свободы, заснеженный и безмолвный, гордо смотрел на север, отвернувшись от развалин. У этого воина было героическое прошлое. Он не убивал детей, он не унижался перед «Красными братьями», не воровал. Он побеждал в честном бою, за это его и воссоздали в камне. Сашка вскинул руку в приветствии кадетов. Памятник посмотрел грозно и не ответил.

Идти оставалось совсем недолго. Дойдя до угла своего дома, Сашка остановился. В окне их комнаты горел свет. Сашка стоял и смотрел, почему-то ожидая, что вот-вот мама выглянет и увидит его. Потом подбежал соседский кот, который узнавал Сашку безошибочно и тут же принимался тереть спину об его ноги. Кот недоверчиво нюхнул чёрные форменные штаны, заляпанные грязью и кровью, и поспешно скрылся в подъезде. Сашка вошёл за ним.

В подъезде было мрачно и тихо. Тётя Лиза снимала с подоконника горшки с цветами.

– Здравствуйте, – тихо сказал Сашка.

– Сашенька! – горшок с пыльной традесканцией щёлкнул об пол и разбился. – Саша, нашёлся! Ты не ранен? Где ты пропадал? – Ещё множество обязательных женских вопросов понеслось Сашке в спину, но он пошёл к себе, на второй этаж. Дверь открыл незнакомый молодой человек в утеплённой тельняшке. За его спиной Сашка увидел чужое зеркало, чужую полочку для обуви и толстую рыжую собаку.

– Тебе чего? – спросил парень.

– Мне? – Сашка тупо помотал головой. – А я…

– Саша, – осторожно сказала из-за спины тётя Лиза, – пойдём к нам.

Потом он сидел на кухне, на большом мягком диване, и будто сквозь вату в ушах слушал, что рассказывает ему дядя Витя:

– Все думали, ты навсегда исчез. Позавчера и похоронили. Не хотел по телефону говорить…

Сашка смотрел на треснувшую чашку на столе и глотал слёзы. Тётя Лиза обнимала его и покачивала, как ребёнка. «Это я виноват, – подумал он. – Я долго не звонил».

Он вымылся в душе, застирал форму, поел – куски странно застревали в горле, – и тётя Лиза отвела его в маленькую комнатушку, переделанную из кладовки. Там помещался только узкий диванчик. Сашка упал на него, уткнулся в домашнюю с цветочным узорчиком подушку и продолжал плакать.

– Что теперь будем делать? – говорила за стеной тётя Лиза. Дядя Витя отвечал глухо и неразборчиво. «Что со мной делать… – Сашка ещё больше сжался. – Какая теперь разница…»

Когда за окном уже стемнело, а Сашка лежал тихо, отрешённо разглядывая узор на обоях, в комнату вошёл дядя Витя.

– Пойдём, парень, в твою квартиру сходим.

– Зачем? – почти с ужасом спросил Сашка.

– У них вещи ваши, возьмёшь чего надо.

– А кто они? – Сашка вытер остатки слёз рукавом.

– Не знаю. Их позавчера вечером вселили. И вот что: я бы рад тебе предложить пожить у нас, да не могу. То тобой полиция интересуется, то Контора, сам понимаешь… Тем более что ты, я так понял, штурмовик?

Сашка кивнул.

– Вот видишь… Что-то я не слышал о том, чтобы там нормальные парни жили. Там человеком не станешь. А станешь убийцей. Я в этом уверен. Хочешь совет? Уходи оттуда, пока не поздно. Куда угодно уходи. Слышишь?

– Да. Спасибо за совет, – Сашка отвернулся, – пойдёмте туда, к нам…

В комнате многое изменилось, но некоторые вещи так и стояли на своих местах: Сашка старался не смотреть на привычную мебель, часы на стене, светлые квадраты на обоях, где раньше висели фотографии.

– Там всё в углу, в кладовке, – сказал парень, сын новых хозяев.

Сашка сел на корточки перед их с мамой вещами: имущества было немного, две небольшие коробки. Посидел не двигаясь, потом осторожно приоткрыл одну. Сверху лежала всякая ерунда: учебники, книжки про шпионов и рыцарей, альбом с корабликами. Сашка поморщился, вытряхнул содержимое на пол, нашёл замшевый кошелёк с деньгами, пересчитал – двадцать четыре марки и ещё мелочь, – сунул всё в карман. Из альбома выпала пачка фотографий. Сашка хотел убрать их не глядя, но не смог. Рассматривал пожелтевшие снимки: мама с папой молодые, свадьба, он сам в забавной детской колясочке, он в первом классе – лопоухий из-за короткой стрижки, с большими блестящими пуговицами на гимназической форме… Тогда у него выпали два передних зуба, и на все просьбы фотографа улыбнуться Сашка только сердито хмурился. Потом фотографии их класса, а вот и Корпус – парадная рота на плацу, они с Ильёй в первой шеренге. Сашка собрал карточки, сложил на дно коробки, закидал книжками. Во второй коробке лежала одежда. Сашка снял с гвоздя на стене свой рюкзак – значит, мама нашла его под кроватью, разобрала и поняла, что сын куда-то собирался, – сунул туда тёплое, подумал, положил то, из чего вырос. «Хныку», – решил, будто точно собрался назад в развалины. Когда поднимался, задел локтем небольшой пакет на полочке у стены; на пол посыпались его пузырьки с реактивами, вывалился окаменевший зуб. Сашка постоял молча, потом снова сел, вытер навернувшиеся слёзы, собрал всё в пакет, а зуб положил в карман.

В комнате парень включил магнитофон, полилась медленная музыка. Сашка встал, затянул рюкзак, прошёл в коридор. Дядя Витя ждал на лестничной площадке.

– Собрался? – спросил он. – А остальное?

– Мне всё равно.

– Скоро ночь, ты ведь не собираешься уходить прямо сейчас?

«Он будет рад, если я уйду», – понял Сашка. Очень захотелось уйти как можно быстрее, но вышла тётя Лиза, что-то заговорила, повела к себе. Сашка послушался.

Больше к нему не заходили. Он промаялся всю ночь, то засыпая, то вскакивая в холодном поту. Мысли крутились вокруг одного: «Это я виноват. От меня только зло». Едва рассвело, Сашка выскользнул из комнаты и, не попрощавшись, ушёл. На улице потеплело, снег таял, и под ногами чавкало серое месиво. Мимо Сашки проехал автомобиль, обдав его талой грязью, но он даже не заметил этого. Ему казалось, что надо быстрее вернуться в развалины. Здесь, в центре, не осталось никого, кому он был бы необходим. А там? Там его, вероятнее всего, сдадут спецотряду и расстреляют. И, может быть, так будет лучше. И для него, и для всех остальных… Зачем он вообще живёт? Чтобы по указке какого-то полоумного вояки кидаться с автоматом на людей?

На мешках в подъезде высотки лежал Гога, парень из бригады Уксуса.

– Присаживайся, – сказал он добродушно. – Я слышал, ты своего угрохал? Бывает.

Сашка молча сел.

– Хочешь выпить? – участливо спросил Гога. – Когда холодно и погано – лучше выпить. – Гога достал из брезентовой куртки с надписью «ANARCHIA» початую бутыль. – Трофейная бормотуха. Может, проглотить трудно, зато потом ништяк, – пояснил он, разливая в маленькие деревянные стаканы противно пахнущую жидкость. – Наш командор разрешает греться, он правильный. Ну, давай за нас.

Бормотуха оказалась тошнотворно гадкой на вкус и обожгла горло. Сашка, сделав несколько глотков, закашлялся, на глазах выступили слёзы.

– Ну-ну, не кашляй. Мочишь пацанов профессионально, косорыловку тоже надо пить по-штурмовому. Мы не хипаны какие, а настоящие волки развалин. Понял? Мы теперь хозяева.

Они помолчали. Гога оценивающе посмотрел в бутылку, быстро отхлебнул из горла и спрятал её обратно в куртку.

– Но ты Лёвку всё же реально уделал. Ваши парни, что его хоронить уносили, чуть не обрыгались. А этот, в шлеме, Кеша, сразу с копыт свалился… Глотай ещё…

Бормотуха очень быстро дошла до Сашки. Руки стали непослушными, по ногам побежали мурашки.

– Я ведь не хотел убивать, – схватил он Гогу за рукав. – Он пацана застрелил. В упор, из автомата. Тот ему ничего не делал, просил не стрелять!

– Это же боёвка, – спокойно сказал парень. – На боёвке можно. А ты не прав. Тем более Лёвка нарковал. Он бы и сам сдох от передоза. Просто тебе Лёвка не нравился… Вот если я тебе сейчас не понравлюсь, ты меня убьёшь?

– Не знаю.

– Ну и дурак.

Сашка слабо покрутил головой: стены вокруг расплывались, потолок покачивался. Показалось, будто мешки плавно стекают куда-то вниз. Гога продолжал говорить что-то о том, что своих мочить нельзя, иначе никаких своих не напасёшься, что у Сашки теперь будут проблемы с начальством. Потом откуда-то из темноты появились Олег с Волком, за ними маячил бледный Кеша.

– Никак ты? – мрачно спросил Волк.

– А мы тебя искали, – добавил Олег. – Подлянку ты нам сделал. Убил своего и смылся. Да ещё автомат кинул. Мы еле от спецуры отвертелись. Сдать бы тебя им…

Волк подошёл к Сашке и, схватив за грудки, рывком поставил его на ноги.

– Ты долбаный псих, твой дом – дурка! Чего ты вообще вернулся? Думаешь, опять простим? Шёл бы к предкам. Кто там они у тебя: алкоголики, наркоши, шизики?

– Заткнись! – сказал Сашка. – Не смей говорить так про моих родителей. Они хорошие люди. А ты… А вы все – убийцы, просто убийцы. Никакие не солдаты…

– Чё? – переспросил Олег.

– Мальчик считает, – пояснил ему Волк, – что мы быдло, а он не такой. Чистый и белый. А я ещё с ним нормально говорил.

Он разжал пальцы, и Сашка, не удержавшись на ногах, упал на мешки.

– Ты, пацан, не понимаешь, на что нарываешься, – Олег сильно ударил Сашку ногой в грудь. – Тебя всей бригадой пинать надо…

Дыхание у Сашки перехватило. «Пусть убьют», – подумал он. Олег бил его, стараясь попасть в живот, а Сашка почти не закрывался.

– Ладно, Олег, хватит, – донёсся наконец голос Волка, – сдохнет ещё. Хватит Лёвы.

Волк и Олег ушли, остались Кеша и Гога. Сашка лежал, желая только одного – умереть. Болело всё, особенно живот, куда так старательно метил Олег.

– Легко отделался, – сказал Гога. – Уксус бы точно убил.

– Пойдём, Санёк, в комнату, – вздохнул Кеша, всё это время стоявший в стороне. – Ты подняться можешь?

Сашка молчал. Тогда Кеша с Гогой с трудом подняли его.

– Там рюкзак, – прошептал Сашка.

Кеша, ухватив одной рукой рюкзак, другой придерживая Сашку, поковылял по лестнице.

– Ты правильно сделал, – сказал он. – Если бы ты тоже на них полез, убили бы точно, а синяки заживут, куда они денутся!

«Лев Линдман» – среди чёрных и цветных пятен разглядел Сашка надпись на стене рядом с их квартирой. Рядом почудилась другая: «Александр Ерхов». Потом надпись исчезла, слившись с беспорядочными серыми пятнами…

– Всё нормально, – послышался голос Кеши. – Это Олег сгоряча. Потом остынет, и всё будет как раньше. Тебе повезло, что по лицу не били. Мне вон Олег как в глаз засветил, так я несколько дней плохо видел!

«У них это нормально. То есть не у них, а у нас, – Сашка укрылся своим простреленным одеялом. – Почему я думаю о них со стороны? Теперь я – тоже они. И бежать мне больше некуда…»