Текст книги "Жизнь у края могилы"

5 июля

Шел очередной день в аду, а костлявая старуха с косой все никак не хотела меня забирать. Поганые, унылые и серые дни сменялись такими же днями, но я чувствовал ее. Ее глумливый хриплый смех преследовал меня постоянно. И днем и ночью. Но вот замаха косы никак не было. Мне казалось, что я схожу с ума, кружась в этом постоянном бреду: не просыхая, выпивать все, что только пьется, работая из последних сил на гребаной автомойке. И все же решительного замаха косы в ее костлявых руках пока не было. Она ходила вокруг меня, преследовала, следила, я это чувствовал всем своим нутром. Но эта старая стерва никак не хотела выполнять свою работу. Потому что сука знала, что если она обхватит меня своими холодными руками за горло и утащит за собой, то все мои мученья в этом сером и невыносимо притворном мире закончатся и ей просто-напросто будет скучно без меня. Ей будет не найти второго такого: больного на всю голову и не только, идиота, пьяницу, дебошира, развратника. Ей было очень интересно наблюдать за мной. А я за счет слабости характера всячески потакал ей, в том числе и сегодня. Сегодня был на редкость светлый теплый денек. Ну просто полная мразота для меня, а я во второй раз не смог нажать на курок и увеличить процент свинца в своем организме. И без этого я чувствовал себя крайне погано, так еще и это. Свинца в голове мне явно не хватало. Даже вши в собачьей промежности были лучшего о себе мнения, чем я. Швырнув пистолет на пол, я открыл очередную бутылку вина и развалился на кровать. Ночью сон ко мне не заходил, не пришел он и сейчас. Поэтому я решил растрясти не много свое бренное тельце и пройтись по ночному городу. Так я собрался прогуляться по ночному городу.

У выхода из облезлого подъезда меня встретили проржавевшие до дыр мусорные баки, в которые я на днях изливал свои желудочные соки, смешанные с кровью возвращаясь с работы. Не то чтобы я не добежал до дома, а просто умирающему человеку уже совсем наплевать на манеры приличия. Теперь на переполненном мусором баке одиноко лежали приспущенные временем тусклые воздушные шарики. Нет, они конечно же были цветные, но тусклые. И даже дело не в том, что на дворе была ночь. Нет. Просто всегда каким бы не был праздник у него есть одна неизменная во все времена особенность – он всегда предательски заканчивается. И вот у кого-то закончился очередной. Всегда и все в этой жизни имеет конец. И это очень грустно. Я медленно, ссутулившись, двинул между дворов, не стараясь прийти в какое-то конкретное место. Просто слоняться по ночам, потягивая сигарету за сигаретой и выпивая, – это было мое. Я крепче сжал бутылку виски. Ноги несли меня вдоль оживленной дороги. Людей там было не много. В основном только замерзшие шлюхи, не очень умело выдающие себя за запоздавших с работы стахановцев в коротких джинсовых юбках с распустившейся бахромой и колготках в сеточку. Но эти бабочки, наверняка, были именно стахановцами из мира проституции, потому что стояли они тут постоянно. Причем всегда одни и те же. Для человека, страдающего бессонницей, гуляющего по ночам и видящего их каждый день, мне казалось, что они спят днем прямо на рабочем месте – в черной, полностью тонированной машине, которая всегда стояла недалеко от их точки и выглядывала капотом из тени темного двора. Возможно, эти сударыни и не плохие люди, но джинсовые шорты делали из них наимерзейших селекционизированных блядей. Я все ближе и ближе подбирался к этой стайке ночных бабочек. Они оживленно о чем-то щебетали друг с другом, столпившись в кружок, и, переминаясь с ноги на ногу пытались, согреться.

 
                                          * * *
 

Отойдя от своего района уже очень далеко, я стал понимать, что в общем-то заблудился. Но переживаний по этому поводу особо не было. Такое очень часто со мной случалось. Гуляя по пьяни, я время от времени попадал в незнакомый район и выход находил только на следующий день, утром, будучи в диком бодуне. И, похоже, теперь была аналогичная ситуация. Я продолжил свой путь в неизвестность, машин уже совсем не было, и несмотря на то, что ночь была летняя, холодок начинал забираться под все слои моей одежды, и тело понемногу подмерзало. К тому же, поняв, что заблудился, я сделал последний глоток из бутылки. Пора было найти место, где можно провести эту не самую плохую ночь. Как правило, когда я не мог найти дорогу домой, я искал ближайший кабак и всю ночь кирял там в беспамятстве до самого утра. Благо, пока рак не дал метастазы в печень, она работала нормально. Да даже если она начала давать сбой, то обязанностей по обработке алкоголя у нее не убавилось бы.

Как на зло ноги предательски завели меня в спальный район и никаким кабаком тут и не пахло. Я неспешно брел по пустынной ночной улиц, е и компанию мне составлял только одинокий полумесяц. Я во весь голос напевал слова песенки:

 
Yeah, yeah, my shit’s fucked up.
It has to happen to the best of us.
The rich folks suffer like the rest of us,
It’ll happen to you.
 

Но кроме меня эти проникающие в душу слова никто не мог слышать. Других строчек я не знал. Мне, неучу, стоило больших трудов, чтобы запомнить хотя бы эти, и я считал это своей большой интеллектуальной победой. А это, пожалуй, чего-то да стоит.

Заворачивая за угол белесой хрущевки и в очередной раз начиная с начала эти четыре строчки, прямо перед собой, на счастье, я увидел маленький магазинчик. Он был совсем небольшой. Про такие, как правило, говорят, что они старшие братья ларьков, и в таких, как правило, продают бухло по ночам, в обход закона, малолеткам и синюшным, цирозным забулдыгам. Пора было закупиться вином, а лучше чем-то по крепче, потому что уже становилось прохладно и мурашки начинали приплясывать по моему больному телу. Тем более, что бутылка, с которой я выдвинулся из дома в это путешествие, закончилась уже два часа назад. У входа в этот магазинчик стояла небольшая грузовая машина, из недр которой молодой, но уже сгорбившийся от тяжелой работы паренек разгружал привезенный товар. В основном, это был алкоголь. Деньги у меня были, но платить сегодня мне совсем не хотелось. Умирающие от рака не должны никому платить за выпивку. Только Харону. Ну или кто там у них за провожатого? Я хотел было двинуться прямиком к нему. Но в этот момент понял что не смогу. Удушающий приступ рвоты мгновенно скрутил меня, тело самопроизвольно согнулось, освобождая свое чрево от неугодной склизкой массы, и я повалился, как мешок с дерьмом, на четвереньки.

«Ах ты падла!» – в перевыве между приступами рвоты проорал я невзирая на открытые форточки и сладкий сон местных жителей.

Стоящего на четвереньках, меня полоскало под окнами дома еще минут десять, пока усталый молодой паренек медленно и с неохотой таскал одну коробку за другой. Желчная жидкость растекалась, пачкая мои руки, которые в этот момент с животной силой вцепились в ледяную землю, и оставляла на утро неприятный подарок жителям первых этажей. Я уже не понимал, сколько прошло времени, когда рвота прекратилась и содержимое моего желудка на какое-то время иссякло. Я почти обессиленно сел на землю рядом со своими соками и, выплюнув остатки рвоты изо рта, трясущимися руками достал пачку сигарет и жадно затянулся. Казалось, что, вдыхая дым я заполняю им те пустоты, которые образовались во мне.

 
                                          * * *
 

Со временем каждый новый приступ дается мне все тяжелее и тяжелее. Было бы очень погано умирать вот так: лежа непонятно где, в вонючей луже своей рвоты, перемешанной с кровью. Мне представилось, как если бы этот приступ не прекратился и все тут и закончилось. Я бы лежал лицом вниз в крови и рвоте. Жители дома проснувшись утром охренели бы от вони, выглянув в окно. Какая-нибудь женушка сразу же начала бы кудахтать и винить во всем мужской род, при этом приговаривая своему муженьку, что нормальных мужиков не осталось, а тот и подавно спился и закончит так же, как и я. Мое тело пролежало бы до вечера. Кому охота возиться с алкашом? А ведь все подумают именно так. И когда трупный запах станет уже совсем невыносимым, кто-то, наверное, вызвал бы скорую и меня наконец увезли бы. А затем похоронили бы вместе с бомжами в одной могиле, а деньги, выделенные на мои похороны, стали бы кирпичиком в доме какого-нибудь проворовавшегося чиновника, получившего очередной откат.

От холодной стены дома я продрог еще больше, грязные в рвоте руки дрожали, и тело начинало сотрясаться от холода. Нужно было чем-то срочно согреться. Грузовая машина находилась через дорогу, и паренька давно не было видно. Я наскоро вытер руки об стену дома и, кое-как став на ноги, бегом пересек улицу, попутно инстинктивно оглядываясь по сторонам. Обогнув машину, заглянул в глубины распахнутых настежь дверей кузова. Там стояла куча каких-то коробок, которые были наполнены доверху пакетами с крупами, были еще коробки со сладостями, но все это не то. И вот на глаза мне попались два ящика с бутылками. В них были вино и коньяк. Снова оглядевшись и прислушавшись, не возвращается ли грузчик, я с трудом завалился в грузовик и распластался на спине рядом с коробками. Сразу же пожалел об этом, потому что этот пример демонстрации скалолазания путем закидывания ноги и взбирания в кузов на высоту чуть больше одного метра дался мне катастрофически тяжело. Напоминали о себе последствия недавнего приступа. И вот уже через пару минут я иду дальше, оставляя за спиной спящие дома, с двумя бутылками вина и двумя бутылками коньяка. Наверное, пареньку попадет за то, что не доглядел, и, как это часто бывает, всю эту недостачу спишут на него, вычтут из его и без того небольшой заработной платы. Он принесет своей семье, если таковая имеется, крохи, но мне было абсолютно плевать на его зарплату, на него и тем более его семью. И совесть в этот момент так же, как и в предыдущие моменты преступлений, угодливо спала. Настроение было поднято удачной наживой, но время было далеко за полночь, а какой-нибудь приветливый кабак так и не попадался на пути. Ноги уже начинали уставать от многочасовой ходьбы, да и с четырьмя бутылками, распиханными по карманам заблеванной толстовки, идти было крайне неудобно. Окончательно потеряв надежду найти в этом убогом спальном районе хоть какой-то маломальский кабак, пусть даже и без блядей, я сошел с дороги и свернул во дворы, попутно уходя в ночной сумрак от замелькавшей на горизонте машины полиции. Надо было искать место в подъезде. Эмоциональный подъем от столь удачной кражи стал падать от мысли, что придется спать в чужом, незнакомом и, возможно, холодном подъезде.

 
                                          * * *
 

Есть у меня одна привычка – я никогда не выхожу из дома без инструментов. В данном случае мне помогли специальные мастер-ключи. Перебрав парочку, я вошел в подъезд. Сразу же меня окатило волной приятного теплого воздуха. Это был обычный подъезд панельной многоэтажки, каких миллионы. И такой же был у меня. Я вошел в приличный на вид лифт и, отшатнувшись, вылетел обратно. Там было зеркало! Ненавижу зеркала. Я так привык к тому, что у себя дома я их всех поразбивал после того, как рак дал метастазы на кожу. Увидев свое отражение, с каждым мгновением походящее на все больший ужас, я ломанулся вверх по лестнице. Прибывая в шоке от увиденного в зеркале, я на бегу трясущимися руками стал доставать сигарету и пытался с жадностью затянулся. Поднялся кое-как, задыхаясь, на последний этаж. То ли алкоголь так повлиял, то ли метастазы рака уже перекинулись на мозг, но пока я поднимался, мне показалось, что я поднимаюсь на лифте в рай и, добегая последний лестничный пролет, я пытался побороть в себе невыносимое желание прыгнуть руками вперед на лестничную клетку и, свернувшись калачиком, зарыдать, как раненая собака. Как же меня все заебало! Слабохарактерная болезнь, которая не в силах меня убить, слабохарактерный я, который не может найти в себе силы наполнить свою голову свинцом. Сверху на меня смотрел люк, который вел на крышу, но мне уже было все равно. Не нужно быть психологом или психиатром, чтобы понять, что мое психическое состояние было критическим. Добежав до самого верхнего пролета, я не смог устоять перед своими желаниями и повалился на грязную лестничную клетку. Слезы хлынули из глаз, и тело забилось в судорожном плаче. Лежа в холодном подъезде и завывая, как скулящая от боли дворовая собака, я совершенно не обращал внимание на то, что меня может кто-то услышать из жильцов. Я даже не заметил, как прорыв сметающего все вокруг стресса быстро усыпил меня. Проснулся. Все тело болело. Взгляд туманный. Судя по темноте в подъездных окнах, пролежал я на грязной лестничной клетке недолго. Я потихоньку начал встать на ноги. Вначале на четвереньки. Мысли путались, и снова тошнило. После моей недолгой отключки стало немного легче. Будто часть кома, который был в груди, куда-то делась. Продолжая стоять на четвереньках по середине лестничной клетки, я заметил, что изо рта капает слюна. Не став ее убирать, я пополз к перилам и с неимоверным усилием встал на ноги. Надо мной снова навис люк, ведущий на крышу. Его неприкосновенность охранял огромный амбарный замок. Я сдался…

16 июля

Не особо как-то ладилось с девушками еще до того, как мне поставили смертельный диагноз. А тут еще и метастазы на кожу. Это такая стервотная штука, ох, сука стервотная! Твоя кожа похожа на жопу, вывернутую наизнанку и изрядно пожеванную бродячими собаками. Ну вот как таким знакомиться с девушками? А вот совсем никак. После нескольких неудачных знакомств на улице, когда девушки попросту, окинув взглядом мою поганую кожу, в ужасе шарахались и убегали, я оставил эти жалки потуги. Да уж, те еще сучки. Но ничего не поделаешь.

Мне уже далеко за тридцать, потрахаться так и не довелось, а одной суходрочкой сыт не будешь. Но вот перед смертью я решил, что пора натрахаться вдоволь и неважно, как и с кем. Хоть с пьяной бомжихой под забором.

И вот в очередной раз подхожу я к ее дому – старой прогнившей насквозь, как и я сам, хрущевке. Иду на очередную встречу с Оксаной, как ее обычно называли. Я же ее ласково звал Окси. Помню первый раз, когда я к ней пришел, меня дважды чуть не стошнило. Нет, совсем не от рака желудка, а от ее вида. Стою я, значит, у входной двери, предварительно позвонив в дверь. Открылась. И тут у меня аж жопа вспотела. Стоит передо мной туша килограммов сто, в каком-то то ли обсосанном, то ли обосраном халате, и смачно жрет огромный бутерброд с ветчиной и салатом, которые падают на пыльные зайчики на паркете. Ебать-копать. И эту свинину-ебанину мне предстоит сейчас трахать? Послушай, старая, чуть ли не плача взмолился я старухе с косой, которая, наверняка, была где-то рядом и глумливо посмеивалась надо мной, беднягой. Может лучше сразу меня того… уложишь в могилу, а то у меня на такую даже под виагрой и водкой не встанет. А если она захочет секса со мной, то я не смогу остановить ее при всем желании. Это будет чистого вида изнасилование. Мужчины. Свиньей. Изнасилование молодого щуплого, хилого, к тому же неизлечимо больного, паренька сорокалетней страшной толстой теткой. Ох, костлявая, забери меня прямо сейчас до того, пока я не переступил порог этого гадюшника и не был раздавлен этим монстром в позе наездницы. Но так получилось, что старуха решила изрядно поглумиться.

«Я, наверное, ошибся дверью», – вяло и совсем неубедительно пролепетал я, пытаясь разглядеть плитку на полу лестничной клетки времен Хрущева.

«Нет. Ты по адресу. Давай заходи!» – прокуренным громким басом прогремела она на весь подъезд.

Может быть, мне, конечно, показалось, но вроде бы стены немного зашатались. Тут я понял, что пути назад у меня нет. В какой-то момент мне захотелось бросить в эту проститутку все деньги, которые у меня были, и бежать от нее куда глаза глядят. Но не тут-то было. Я был тем еще ссыклом.

«Ну давай, заходи уже!» – более нервозно сказала она и, схватив меня за руку, силком втащила к себе в квартиру.

То ли ей сильно нужны были деньги, то ли она испытывала удовольствие от секса с ребятами и мужчинами мелкой комплекции. Не знаю. Дверь захлопнулась со звуком срабатывающей мышеловки.

«В душ!» – рявкнула она голосом изрядно поддатого армейского старшины и указала на дверь рядом со мной кривым пальцем, похожим на огромную сардельку.

И ради этой туши я еще должен мыться? Но спорить с ней мне совсем не хотелось. И я, покорно скинув рюкзак в прихожей и быстро стянув в себя кроссовки, поплелся в ванну. Обычная совковая ванная, совмещенная с туалетом с покрывшимся слоем грязи писающим мальчиком на двери. Минут десять я мыл свои причиндалы в ржавой ванне. А потом вытирался уже мокрым полотенцем. То ли она сама только что из душа, то ли ее предыдущий ебарь оказался порасторопнее меня и свалил только что. Полотенце было настолько мокрое, что я мог бы и не вытираться.

14 августа

Раздался телефонный звонок. Проснулся. Я даже и не заметил, как вчера уснул: не снимая джинсов и толстой кофты, прикрывшись одеялом, в обнимку с бутылкой вина, которое разлилось на постель. Не плохо так получилось. Но звук голосящего на всю мою халупу телефона начинал надоедать.

«Слушаю», – прохрипел я, спросонья не открывая глаз.

«Добрый день. Деньги поступили на наш счет. Все хорошо. Просто прекрасно. Мы бы хотели пригласить Вас в наш центр», – раздался бодрый голос молодой девушки.

И тут я окончательно проснулся.

«Меня?» – удивленно и очень быстро трезвея, выпалил я в трубку.

«Ну да, Вас… А Вы не хотите?» – девушка явно была обескуражена моим ответом.

Я молчал.

«Просто нам показалось, что было бы неплохо, если бы наши больные детки увидели, кто их спасает», – с надеждой выложила последний свой козырь моя молодая собеседница.

«Спасают врачи, я не спасаю», – сухо и даже с вызовом ответил я.

«Ну как же, перечисленные вами деньги пойдут на оплату долгов детского дома, ремонта, улучшение качества жизни, оплату лечения этих деток», – она продолжила спорить со мной.

Я молчал.

«В общем, в пятницу мы Вас ждем», – сказала она, тем самым поставив меня перед фактом.

«Хорошо, я подумаю», – без эмоций ответил я. А про себя подумал: «Ах, ты стерва!».

Денег от краденых машин на прожитье хватало сполна: я не расходовал даже и десяти процентов от получаемой прибыли. И пару месяцев назад идея перевести оставшиеся деньги (а это было несколько десятков миллионов) в помощь детскому дому была не плохой идеей. Все лучше, чем государству. Но вот пересекаться с самими работниками и тем более с детьми мне совсем не хотелось. Эти было бы слишком. Не такого спасителя они должны увидеть. Совсем не меня. Человека не в болячках, не алкаша, а прилично выглядящего, веселого, не умирающего.

Этот телефонный звонок застал меня врасплох, и просто не прийти уже не получится.

Я же чувствовал, что недолго мне осталось. Совсем недолго. Жизнь утекала от меня, словно песок сквозь пальцы. Я лежал в кровати, не понимая, что мне с этим делать и как поступить. Мне хотелось остаться для этих мальчишек и девчонок без родителей добрым волшебником, незнакомцем, подарившим шанс на новую жизнь. Не думаю, что их воодушевит мысль о том, что их спасает умирающий уродливый пьяница и развратник.

Но если уж я решил быть там, то надо хотя бы выглядеть прилично, а не так, как сейчас. Мои джинсы уже давно распустились снизу, а на коленке зияла огромная дыра. Да и кофта была не лучше: вся драная, в грязи, в винных пятнах и остатках рвоты. Не лучший вид для доброго волшебника. Встав с кровати, я взглянул под нее нащупал руками несколько пачек денег, скрепленных резинкой, и распихал их по карманам.

«Думаю, что хватит», – вслух подтвердил я свои мысли.

Через пять минут я уже ехал на такси в сторону Рублевки. Таксист отчего-то странно косился на меня и что-то бурчал себе под нос на не известном мне языке. Еще бы! От меня воняло, как от блохастой псины. Из-за болячек я уже давно перестал мыться, потому что это приносило мне ужасные боли. Машина остановилась у элитного банного комплекса. Я вошел, а водитель пулей помчался от меня с открытыми окнами. Меня вполне приветливо встретил большой дворик, на совесть выполненный в старославянском стиле времен Ярослава Мудрого. В истории я ничего не понимал, но почему-то мне представился именно этот период. Казалось, что вот-вот из-за угла бревенчатых домов выйдет бравая дружина крепких молодцев-богатырей в кольчугах и пойдет на смертный бой с игом поганым. Но меня таким вычурным старославянским убранством уже давно не удивить. Тут все, как с людьми. Издалека кажется, что все выглядит прилично: хорошая отделка, фасад и убранство – а вот как подходишь ближе, понимаешь, что отделка никакая, фасад весь потрескался, а внутреннего убранства вообще нет. Все, как с людьми.

Весь двор состоял из нескольких бревенчатых домиков, между которыми сновали официанты, кальянщики и какие-то девицы в коротких платьях, в профессии которых любому, кто их встретил бы, сомневаться не приходилось. Ко мне подошла девушка в белой накрахмаленной рубашке, от которой резало глаза, с глубоким декольте и в короткой юбке. В домиках сидел весь свет столицы – уважаемые, достойные люди.

«Добрый день. Вам что-то подсказать?» – она приблизилась и сразу же отшатнулась

«Я бы хотел в бане посидеть. Попариться, побриться, привести себя в порядок», – честно сказал я и немного отошел в сторону, чтобы хоть как-то уменьшить уровень моего благоухания.

В этот момент ребята, появившиеся из неоткуда и похожие на охранников в строгих черных костюмах, двинулись в мою сторону. Меня в вполне могли выгнать отсюда взашей да к тому же еще и по почкам настучать для профилактики. И они были бы правы. Она окинула меня оценивающим взглядом и изрядно поморщилась от поганого запаха, который от меня исходил. Наверное, я был похож на ублюдка Толика с автомойки. Но поразмыслив и предположив, что раз уж я сам пришел мыться, значит, не безнадежен, она молча провела рукой, приглашая пройти во внутрь двора. Мы шли. Молча. Я старался держаться от нее в стороне, чтобы не мучать эту молодую особу запахом потных, не мытых гениталий и всего остального. Она явно пожалела, что подошла ко мне, но такая у нее работа.

«Сейчас свободен этот дом», – сказала она, и я поскорее вошел внутрь бревенчатой избы.

Я зашел в небольшой домик. Меня вполне приветливо встретила комната, очень аутентичная, хоть и была сделана по-новому. По левую руку стояла бутафорская печь, окрашенная в белую побелку. На ней была лежанка скорее всего для плотских утех в необычном месте. А справа расположился огромный дубовый стол в оккупации таких же дубовых стульев, расставленных вокруг.

«На сколько хотите остаться?» – спросила девушка, стоя на пороге дома, а я в это время уселся на один из дубовых стульев.

«До завтра», – и я вытащил несколько зеленых купюр.

«Оу, простите, но мы не принимаем доллары», – замахала руками моя провожатая.

«А столько?» – я добавил еще несколько купюр сотнями.

«Ну, вы пока проходите, я поговорю с администратором», – и она покинула меня, оставив наедине с тяжелой миссией – помыться.

Я прошел дальше по дому, проводя пальцами по столу, в следующую комнату в поисках сауны. Кафель был прохладный. Выставил температуру на панели приборов на полную.

Раздался телефонный звонок. Но звонил не мой сотовый. А стационарный, висящий на стене, бордового цвета с кнопками на самой трубке. Такие обычно ставят в дешевых гостиницах и на ресепшенах в офисах, где руководство не понимает, что ресепшен – это первое впечатление для клиентов.

«Бля-я-я… ну я только разделся, чего еще-то!..» – положив мочалку, шампунь и мыло обратно на дубовую лавку с яйцами наперевес, я вернулся в предбанник к телефону.

«Слушаю», – недовольно сказал я.

«Добрый день, не желаете скрасить Ваш отдых?» – в трубке раздался голос крайне сильно похожий на голос девушки, которая меня встречала и провожала.

«Пускай приходит через час. Внешность мне особо не важна. Цена тоже», – понимая к чему идет речь, я ослабил руку, выпустив трубку, и она повисла, монотонно раскачиваясь на скрученном в кольца проводе.

Конечно же, у меня были на девушку совсем другие планы. И действительно, я знал, что мое тело настолько уродливо, что она скорее утопится в этой самой сауне, чем захочет со мной трахаться.

Наконец залез в небольшой бассейн. Кожа опасливо растянулась на боках и местами закровила.

«Ох-х-х», – вырвалось у меня произвольно на весь дом.

Зубы стиснулись под натиском боли, и ногти впились в ладони. Мытье само по себе не доставляет много проблем. Но у меня это заняло почти весь этот час. От смывания с себя мыльной пены после очередного елозинья мочалкой по телу меня отвлек стук в дверь. Легкий. Непринужденный.

«Открыто!» – крикнул я, и мое тело содрогнулось от того, что в перед тем, как крикнуть, я рефлекторно набрал полную грудь воздуха, и разодранная мочалкой кожа разошлась в некоторых местах.

Послышался стук каблуков. Я придвинул к себе побольше пены, чтобы девушка, увидев мои болячки, не сбежала сразу проверяться ко всем врачам мира, пытаясь понять, не подцепила ли она такую же холеру. У меня на нее были очень большие планы.

«Здравствуй, дорогой», – полетели в мою сторону шаблонное приветствие и картонная улыбка проститутки.

«Привет», – получила она в ответку такой же шаблонный ответ.

Невольно оглядел ее, чуть ли не прожигая насквозь. Это была не какая-то привокзальная сифилисная шлюха, а приличного вида девушка, брюнетка в коротком синем платье, которое очень кстати подчеркивало ее упругие бедра. Оно было больше похоже на японское кимоно, или как оно там называется. Было даже немного странным, как же она передвигалась пешком. Жемчужные серьги выдавали в ней более тонкую натуру, чем натура продажной девушки, трахающейся во всеми подряд за деньги или за иные блага и кайфы. Просто мечта юного посетителя порносайтов. Это мясо смотрелось очень даже неплохо. Я боялся посмотреть на ее лицо. Было опасение, что после знакомства с ее утонченным стилем одежды и бижутерии ее лицо меня разочарует выстрелом в голову. Но этого не произошло. Она смотрела на меня слегка натянутой улыбкой, пытаясь произвести приятное впечатление, и в банном аромате чувствовался запах ее неловкости.

«Познакомимся или сразу к делу?» – прощебетала бабочка и по-хозяйски уселась на дубовый стул, положив ногу на ногу, обнажив при этом данные обворожительные части своего тела.

«А смысл? Давай к делу!» – отчеканил я, при этом заныривая в пену по шею.

«Классика – десять, минет, резинки – еще плюс пять и столько же анал», – выпалила девица голосом консультанта в магазине зазубренный ценник.

«А что, если я тебе предложу нечто необычное?» – я начал подводить разговор ближе к продуктивному руслу.

«BDSM – двойная оплата. Ты хочешь рабыню или чтобы тебя отымели страпоном?» – без капли стеснения, заламывания пальцев и покраснения на щеках выдала юная голубоглазая нимфа.

«Профессионалка», – про себя подумал я и парировал: «Нет, я совсем не об этом. Мне нужно, чтобы мы с тобой поехали в магазин, кое-что купили, а потом выпили».

«Только и всего? И что же мы будем покупать?» – окончательно сбитая с толку ответила мне девушка, посмотрев на меня, как на маньяка с психическими расстройствами. предлагавшего ей есть детей и заниматься некрофилией.

«Костюм», – коротко и ясно ответил я, отгоняя от своего лица горы мягкой пены для ванны.

«Хм…» – сказала она задумавшись, потирая подбородок пальцами с французским маникюром.

Как будто ей ни разу кроме секса никто и ничего больше не предлагал.

«Ну я даже не знаю… Меня, наверное, не отпустят отсюда. Да и как оплачивать это время?» – пошла в отказ девушка.

«А если ты принесешь им это? Так отпустят?» – и я указал более-менее свободной от болячек рукой на столик, на котором лежала толстенная пачка зеленых купюр.

«Ну если так, то, думаю, да!» – радостно ответила фея и даже вскочила с дубового стула от наплыва эмоций.

«Ну так что?» – воодушевленно добавила она, готовая сразу же выбирать костюм из меха белого медведя хоть на северном полюсе.

«Отнеси им это и возвращайся», – я не до конца понимал, кому именно им, но мне казалось, она все знает.

Наверное, я предположил, что всем этим шалавным балаганом заведует какой-то толстый хер в дорогом костюме, похожий на свинью в парике, которому время от времени, когда тот изрядно прибухнет, эти девицы отсасывают его старый вонючий хер. Она подскочила к столу, быстро схватила толстую пачку 100-долларовых купюр, засунула их в розовую сумочку и, глухо стуча каблуками по деревянному полу, вылетела вон из бревенчатой избы. А я в это время удрученно продолжил надраивать свое бренное тело, уже изрядно запачканное в крови.

Она впорхнула обратно в дом, окрыляемая иностранной валютой и удовлетворенным желанием быстрой наживы уже через пять минут. Было понятно, что от этой пачки долларов она получила немалый процент.

«Отвернись, пожалуйста, я выйду. Мне нужно переодеться», – сказал я ей и сразу же нашел на ее лице тень непонимания.

Чтобы как-то разбавить неловкую паузу и сделать так, чтобы сударыня чувствовала себя более комфортно, я завел разговор.

«Понимаю. Все мужчины, наверное, не стесняются перед тобой. А вот я стесняюсь. Не потому что первый раз с девушкой. А потому что все мое тело покрыто болячками».

«Это незаразно», – сразу спешно добавил я, увидев, как девушка заметно дернулась, но не отвернулась от меня.

Она была привязана ко мне зелеными купюрами.

«Нам с тобой предстоит большое дело. Ты поможешь мне выбрать костюм», – продолжил я, кое-как вылезая из бассейна и пытаясь найти в пакете, который я приволок с собой, свои относительно чистые вещи.

Наконец я их нашел, оделся, и мы двинулись прочь из этого привлекательного блядюшника. Не знаю, о чем она подумала, когда я выложил ей цель нашей поездки. Возможно, представила, что я хочу трахнуть ее в примерочной кабинке. Почему бы и нет? Но захочет ли она? Не знаю. Впрочем, в тот момент меня это не сильно волновало: можно было бы и обойтись без ее длинный стройных ног и упругой попки, которой коктейльного платья было явно мало.

«Ты умеешь водить машину?» – спросил я, выходя за пределы банного комплекса, свою спутницу, которая до сих пор была для меня незнакомкой.

По пути нам встретилось несколько бабочек, перебегающих из домика в домик. Охрана уже смотрела на меня не так пристально, а девушка, встречающая гостей, широко улыбалась нам своей притворной, резиновой улыбкой, провожая меня и мою спутницу, как провожают дорогих гостей.

«Права есть», – отрапортовала ночная бабочка, следуя за мной, как преданная собачка.