Текст книги "Любовные драмы русских поэтов"

«Я помню чудное мгновенье…»

А вот увлечение Анной Керн не стало тайной, а напротив, широко известно, благодаря блистательному романсу, написанному Михаилом Глинкой на знаменитое посвящение «Я помню чудное мгновенье», сделанное Пушкиным этой необычайно красивой женщине.

С Анной Керн Пушкин познакомился в 1819 году в доме президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки Алексея Николаевича Оленина. Пушкину было двадцать лет, племяннице Оленина Анне – девятнадцать.

Вот как она сама вспоминала об этом знакомстве: «На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие. В чаду такого очарования мудрено было видеть, кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина».

Пушкин подошел к Анне, державшей в руках корзину с цветами. Подошел вместе с братом Анны Александром Полтарацким и был поражен ее красотой. Вот уж поистине «чудное мгновение». Перед ним действительно предстал «гений чистой красоты». Но в тот момент Пушкин неосторожно пошутил, и Анна покинула зал.

Однако Пушкин продолжал оказывать знаки внимания. Анна Керн вспоминала: «За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: “Можно ли быть такой хорошенькой!” Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: “Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?”

Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. “Ну, как же ты теперь, Пушкин?” – спросил брат. “Я раздумал, – ответил поэт, – я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины”».

После вечера Пушкин вышел на улицу вслед за Анной и, по ее словам, когда уезжали они с братом, «Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами».

Стихотворение, ставшее впоследствии романсом, родилось позже…

 
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты.
Как мимолетное виденье.
Как гений чистой красоты.
 
 
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты.
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
 
 
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
 
 
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
 

Пушкин знал, что Анна Петровна Керн уже замужем и замужество ее неудачно. Она происходила из родовитой, богатой семьи. Дед по материнской линии, Иван Петрович Вульф, был вначале орловским губернатором, а затем – сенатором. Отец Петр Маркович Полторацкий дослужился до чина надворного советника, имел на полтавщине богатые земельные угодья.

Дед Анны по отцовской линии, Марк Полторацкий, принадлежал к старинному малороссийскому казацкому роду. Огромную роль в его судьбе сыграл Алексей Григорьевич Разумовский, который приехал в Малороссию подбирать певцов для дворцовой хоровой капеллы. Сам Разумовский в юности своей тоже был «подобран» для таковой же цели еще в царствование Анны Ионовны. Его привезли в Санкт-Петербург и подарили Елизавете Петровне, у которой при ее малом дворе тоже была своя хоровая капелла. Ну а дальнейшая судьба его хорошо известна…

И вот позднее Разумовский выбрал для хора молодого казака Марка Полторацкого и пригласил его в столицу. У деда Анны Петровны был завидный баритон. Вскоре его отправили учиться в Италию, а когда возвратился, сделали дирижером. В конце концов он вырос до чина управляющего Придворной певческой капеллы, был произведен в действительные статские советники. Это производство давало право на потомственное дворянство. Марк Полторацкий был необыкновенно плодовит. 22 ребенка было у него. Анна Керн родилась в семье его младшего сына Петра, который вышел в отставку поручиком и стал предводителем дворянства в Лубнах.

Анна вспоминала об отце: «Он был выше всех на голову, и его все уважали. Он своим умом и образованием обаятельно действовал на простодушных лубенцев и снискал их любовь».

Детские, отроческие и юные годы Анна Петровна провела в Лубнах, где помогала родителям в обучении и воспитании брата и сестер, прожила до замужества, учила брата и сестер. Она блистала на балах своею красотой. Одним словом, по ее же собственному отзыву, «вела жизнь довольно пошлую, как и большинство провинциальных барышень».

Впрочем, слово «пошлую» в данном случае имеет совершенно особое значение – пошлую от скуки, от бездействия, ибо обучение брата и сестер она не считала сколь-нибудь важным делом. Иное дело книги… Она вспоминала: «Несмотря на постоянные веселости, обеды и балы, в которых я участвовала, мне удавалось удовлетворять свои страсти к чтению, развившиеся во мне с пяти лет. В куклы никогда не играла и очень была счастлива участвовать в домашних работах».

Мать, Екатерина Ивановна, в девичестве Вульф, была доброй и мягкой и во всем повиновалась мужу. Поэтому все вопросы относительно Анны решал отец.

На беду Анны отец был дружен с соседом по имению в Лубнах дивизионным генералом Ермолаем Федоровичем Керном. Керну уже исполнилось пятьдесят два года. И вот этому генералу приглянулась семнадцатилетняя в ту пору Анна. Разница 33 года! Но, увы, в ту пору это значения не имело. И не считалось предосудительным выдать юную девушку за человека, который много старше ее. К тому же 52 года – можно сказать, расцвет сил, по крайней мере, по мнению отца Анны.

И вот сделано предложение. Никого не волновало то, что жених был полной противоположностью Анны. До мозга костей военный, он относился к военным не высокого интеллекта, коих, конечно, было немало в русской армии, а скорее представлял собой сколок с Грибоедовского Скалозуба. Анна же знала четыре европейских языка, прекрасно музицировала, с детства много читала и скорее была девушкой, описанной в Словенских вечерах первым русским романистом Василием Нарежным.

Чтение книг развивало ум, а потому Анна могла вполне участвовать даже во взрослых разговорах, и участвовать на равных. И вот ей достался муж, который с удовольствием бы повторил Скалозубовскую фразу: «А чтобы сразу зло пресечь, собрать все книги бы да сжечь».

Конечно, вполне возможна теоретически любовь юной девушки и к человеку, возраста почтенного. Разница тут может и не играть никакой роли – мы знаем много примеров такой любви. И не надо далеко ходить за такими примерами, достаточно вспомнить хотя бы необыкновенную, самоотверженную любовь Анны Сниткиной к Федору Михайловичу Достоевскому. Тут и замужество было по любви, и любовь свою Анна Григорьевна пронесла через всю жизнь.

Но генерал Керн был далеко не Достоевским, и Анна Петровна в «Воспоминаниях о детстве» так рассказала о знакомстве с генералом:

«В Лубнах стоял Егерский полк. Все офицеры были моими поклонниками и даже полковой командир, старик Экельн. Дивизионным командиром дивизии, в которой был этот полк, был Керн. Он познакомился с нами и стал за мною ухаживать… Этот доблестный генерал так мне был противен, что я не могла говорить с ним. Имея виды на него, батюшка отказывал всем просившим у него моей руки и пришел в неописанный восторг, когда услышал, что герой ста сражений восхотел посвататься за меня и искал случая объясниться со мною. Когда об этом сказали мне, то я велела ему отвечать, что я готова выслушать его объяснение, лишь бы недолго и немного разговаривал, и что я решилась выйти за него в угождение отцу и матери, которые сильно желали этого. Передательницу генеральских желаний я спросила: “А буду я его любить, когда сделаюсь его женою?”, и она ответила: “Разумеется…” Когда нас свели, и он меня спросил: “Не противен ли я Вам”, – я отвечала нет и убежала, а он пошел к родителям и сделался женихом. Его поселили в нашем доме. Меня заставляли почаще бывать у него в комнате. Раз я принудила себя войти к нему, когда он сидел с другом своим, майором, у стола, что-то писал и плакал. Я спросила его, что он пишет, и он показал мне написанные им стихи:

 
Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах…
 

Я сказала: “Да, знаю. Это старая песня”. А он мне ответил: “Я покажу, что она будет не “старая”… и я убежала. Он пожаловался, и меня распекали”».

«От любезничаний генеральских меня тошнило, я с трудом заставляла себя говорить с ним и быть учтивою, а родители все пели похвалы ему… Я знала, что судьба моя решена родителями, и не видела возможности изменить их решение… Я венчалась с Керном 8 января 1817 года в соборе. Все восхищались, многие завидовали…»

В дневнике Анна Петровна записала:

«Его невозможно любить – мне даже не дано утешения уважать его; скажу прямо – я почти ненавижу его».

Но, тем не менее, свадьба состоялась.

Анна Петровна не чуралась мужского общества и после замужества, тем более даже намека на любовь к мужу у нее не было.

В 1817 году в Полтаве был устроен пышный бал. Бал особенный. В Полтаву приехал Император Александр I. Он провел смотр 3-го пехотного корпуса, которым командовал генерал Остен-Сакен.

Анна Петровна была приглашена на бал – как-никак она уже была супругой дивизионного генерала. Ее представили императору. Она поведала в воспоминаниях о впечатлении своем: «Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом! Он заговорил, и я была на седьмом небе и от ласковости этих речей, и от снисходительности к моим детским понятиям и взглядам!

Я возвратилась домой такая счастливая и восторженная, рассказала мужу весь разговор с царем и умоляла устроить мне возможность еще раз взглянуть на него, что он и исполнил. …По городу ходили слухи, вероятно несправедливые, что будто Император спрашивал, где наша квартира, и хотел сделать визит… Потом много толковали, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву… Может быть, это сходство повлияло на расположение Императора к такой неловкой и робкой тогда провинциалке!

Я не была влюблена… я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нем не было ни задней мысли о том, чтобы получить милости посредством благосклонного внимания Царя, – ничего, ничего подобного… Все любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой!»

В 1818 году Анна родила дочь, которую назвали Екатериной. И вот спустя год после того как она стала молодой мамой, произошла ее первая встреча с Пушкиным.

Та встреча в доме Олениных стала действительно мимолетным видением и поначалу ни к чему не привела. Пушкин сам признавался в этом: «И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты». Анна же, напротив, имея пристрастие к чтению, не могла пройти мимо творчества Пушкина. Она зачитывалась его стихами. И не скрывала этого. В конце концов, Пушкину сообщил о столь необыкновенном внимании к его произведениям сосед Анны по поместьям Аркадий Родзянко. Пушкин был с ним в приятельских отношениях.

В 1825 году Пушкин находился в ссылке, в своем имении в Михайловском. И вдруг он узнал, что в июне месяце Анна Петровна приехала в соседнее с Михайловским Тригорское, имение ее тетки Прасковьи Александровны Осиповой.

Она ушла от мужа. И, возможно, не случайно приехала в тетке. Она хотела увидеть своего литературного кумира, и конечно же вспоминала, что при первой их встрече произвела него впечатление. Вскоре произошло свидание. Анна Петровна так вспоминала о нем: «В течение шести лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностью читала “Кавказский пленник”, “Бахчисарайский фонтан”, “Разбойники”, и первую главу “Онегина”. Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания в доме тетки моей, в Тригорском, в 1825 году, в июне месяце. Мы сидели за обедом. Как вдруг вошел Пушкин. Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость была видна в его движениях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг сблизиться; он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, – и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту… Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи… Однажды он явился в Тригорское со своею большою черною книгою, на полях которой были начерчены ножки и головки, и сказал, что он принес ее для меня. Вскоре мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих “Цыган”. Впервые мы слышали эту чудную поэму, и я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу… Я была в упоении как от текучих стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности… он имел голос певучий, мелодический и, как он говорил про Овидия в своих “Цыганах”, “и голос шуму вод подобный”. Через несколько дней после этого чтения тетушка предложила нам всем после ужина прогулку в Михайловское…

Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад, “приют задумчивых дриад”, с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать… На другой день я должна была уехать в Ригу вместе с сестрою Анною Николаевной Вульф. Он пришел утром и на прощание принес мне экземпляр 2-й главы “Онегина”, в неразрезанных листках, между копий я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги с его стихами: “Я помню чудное мгновенье…”

Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять: что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю. Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих Северных Цветах».

Давнее юношеское увлечение, минутное увлечение, выросло в любовь. Пушкин не скрывал своего чувства. Этой любви посвящены строки его стихотворения, ставшего знаменитым романсом. Страстные, вдохновенные строки говорят о любви:

 
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
 
 
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
 

Директор Пушкинского дома Николай Николаевич Скатов, автор книги о Пушкине «Русский гений», написал об этом стихотворении: «…Никто ни до, ни после Пушкина уже не создал в русской поэзии ничего подобного пушкинскому образу любви… Любви – в зародыше, в развитии, в становлении, в изжитости, любви в разнообразнейших состояниях».

Сам Пушкин так писал об Анне Керн: «Хотите знать, что такое г-жа К…? – она изящна; она все понимает; легко огорчается и так же легко утешается; у нее робкие манеры и смелые поступки, – но при этом она чудо как привлекательна».

А в письме к кузине Анны Петровны, к Анне Вульф, признавался: «Каждую ночь я гуляю в своем саду и говорю себе: здесь была она… камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе подле увядшего гелиотропа. Наконец я много пишу стихов. Все это, если хотите, крепко похоже на любовь, но божусь вам, что о ней и помину нет».

Но что же произошло потом? Неужели прошла любовь? А вот у Анны Петровны зародилось сильное чувство. Приехав после окончательного разрыва с мужем в Петербург, она остановилась у его родителей, которые приняли ее как родную. Отец Пушкина благоволил к ней, сестра нашла в ней подругу, а младший брат поэта Лев Сергеевич посвящал стихи.

Но что же сам Александр Сергеевич? Об этом история умалчивает. Возможно, вложив все свои чувства, всю свою страсть в великолепное, непревзойденное стихотворение, он потерял интерес к предмету недавнего искрометного своего обожания. Увы, так случается с людьми творческими. И не только в поэзии, но и в прозе. Не раз так случалось у Тургенева, когда с завершением работы над романом исчезала «лихорадка любви», которая била его в момент замысла и творения первых глав.

Интересны письма Пушкина к Анне Петровне: «Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? Очень он мне нужен – разве у хорошеньких женщин должен быть характер? Главное – это глаза, зубы, ручки и ножки… Как поживает ваш супруг? Надеюсь, у него был основательный припадок подагры через день после вашего приезда? Если бы вы знали, какое отвращение испытываю я к этому человеку!..Умоляю вас, божественная, пишите мне, любите меня».

Анна Петровна вскоре поняла, что Пушкин не создан для долгой и преданной любви: «Живо воспринимая добро, Пушкин, однако, как мне кажется, не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта больше, чем истинное и глубокое чувство, им внушенное».

Вспоминала она и о встрече с Пушкиным в 1827 году: «Именины праздновал он в доме родителей, в семейном кругу, и был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его любезности. На другой день… я предложила ему прокатиться в лодке. Он согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в Тригорском».

А вот воспоминания о встрече спустя год: «Мы вместе с Александром Сергеевичем имели поручение от его матери Надежды Осиповны принять и благословить образом и хлебом новобрачных Павлищева и сестру Пушкина Ольгу. Несмотря на озабоченность, Пушкин и на это раз был очень нежен, ласков со мною».

Женитьба Пушкина была ударом для Анны Петровны. Она еще некоторое время не теряла надежд, зная, сколько безразлично творчество поэта его семье. Она-то с искренним восторгом встречала все, что написано им. Но, увы, Пушкин продолжал называть ее «прекрасной дамой», но не более того.

«Глаза Олениной моей!»

В 1928 году Пушкин решил жениться. Ему уже было двадцать девять лет. Он так объяснял свое решение: «Мне тридцать лет, нормальный человек в это время женится». Да, ему шел тридцатый год, а семьи так еще и не создал. Впрочем, в России тех лет это не было чем-то исключительным. Это девицам нужно было успеть выйти замуж как можно раньше. Мужчины не спешили предлагать свою руку и сердце.

Так кто же избранница?

В те годы президент Академии художеств, директор публичной библиотеки, археолог и историк, член Государственного совета Алексей Николаевич Оленин устраивал у себя на даче в Приютино под Петербургом заседание литературных кружков, которые получили название оленинских.

Пушкин стал посещать заседания этих кружков сразу после окончания лицея, с 1817 года. В доме Олениных бывали в ту пору выдающиеся люди, там можно было встретить Василия Андреевича Жуковского, Ивана Андреевича Крылова, Адама Мицкевича, Н. Гнедича…

Здесь, в доме Олениных, Пушкин познакомился с Анной Керн. Ну а дочь хозяина дома, тоже Анна, была в то время еще ребенком. Она родилась в 1809 году. Затем Пушкин был отправлен в ссылку, и вновь оказался на занятиях кружка лишь в 1827 году.

Но с Анной Олениной он впервые после ссылки встретился на одном из балов в Санкт-Петербурге. Причем удивительно то, что она сама решилась пригласить его на танец, пользуясь тем, что была знакома с ним раньше.

Пушкин был поражен замечательным превращением маленькой Аннет в очаровательную восемнадцатилетнюю девушку. А потом он снова стал бывать у Олениных. Обстановка там была проста. Все гости – кружковцы – были предоставлены себе и вольны были проводить время по личным желаниям. Разумеется, все они собирались на встречи, ради которых и приезжали в Приютино. Хозяин дома даже специально завел ферму, в которой было 17 коров. Но и этого не хватало, чтобы обеспечить всех гостей свежими молочными лакомствами.

У Олениных было пятеро детей. Анна – самая младшая. В 17 лет она стала фрейлиной двора. В доме у Олениных она встречала знаменитейших людей своего времени, а потому хоть Пушкин в 1827 году и стал достаточно широко известным поэтом, особого впечатления это на нее не произвело, хотя она зачитывалась его произведениями, написанными в минувшие годы в том числе и в ссылке. Но ей приходилось общаться со многими знаменитыми писателями и поэтами, которые оказывали ей внимание с детских лет, а композитор Михаил Глинка даже учил ее музыке.

Первое время она не задумывалась над сутью отношений с Пушкиным, хотя он с каждым днем проявлял к ней все более внимания, и внимание это становилось весьма красноречивым. Но вот полились стихотворения. «Ты и Вы», вполне возможно, было одним из первых, если не первым:

 
Пустое «Вы» сердечным «ты»
Она обмолвясь заменила,
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою;
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
 

Внучка Анны Ольга Николаевна Оом впоследствии писала: «Анна Алексеевна тщательно берегла альбомы с автографами и рисунками Пушкина… Под некоторыми стихотворениями Пушкина Анной Алексеевной были сделаны пометки. Так под “Ты и Вы” было написано: “А.А. ошиблась, говоря Пушкину “ты”, и на следующее воскресенье он привез эти стихи”.

То есть, Анна во время разговора оговорилась – они еще не перешли на «ты», а она сказала Пушкину «ты». А потом он написал как бы ответ на стихи Петра Андреевича Вяземского «Черные очи», своего близкого друга, с которым переписывался с большим удовольствием и переписку с которым критик Д.П. Мирский назвал «сокровищницей остроумия, тонкой критики и хорошего русского языка».

Вяземский посвятил стихотворение «Черные очи» Александре Осиповне Россет (Смирновой):

 
Южные звезды! Черные очи!
Неба чужого огни!
Вас ли встречают взоры мои
На́ небе хладном бледной полночи?
 
 
Юга созвездье! Сердца зенит!
Сердце, любуяся вами,
Южною негой, южными снами
Бьется, томится, кипит.
 
 
Тайным восторгом сердце объято,
В вашем сгорая огне;
Звуков Петрарки, песней Торквато
Ищешь в немой глубине.
 
 
Тщетны порывы! Глухи напевы!
В сердце нет песней, увы!
Южные очи северной девы,
Нежных и страстных, как вы!
 

Итак, «Ее глаза» (в ответ на стихи князя Вяземского):

 
Она мила – скажу меж нами —
Придворных витязей гроза,
И можно с южными звездами
Сравнить, особенно стихами,
Ее черкесские глаза.
Она владеет ими смело,
Они горят огня живей;
Но, сам признайся, то ли дело
Глаза Олениной моей!
Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты!..
Потупит их с улыбкой Леля —
В них скромных граций торжество;
Поднимет – ангел Рафаэля
Так созерцает божество.
 

«Глаза Олениной моей» – красноречивое признание… 1828 год. Пушкин серьезно задумывается о женитьбе!

Пушкин сделал предложение, но получил отказ. Много лет спустя Анна Алексеевна так объяснила этот отказ племяннику: «Пушкин был вертопрах, не имел никакого положения в обществе и, наконец, не был богат».

Это, разумеется, было решение родителей. Но как реагировала на него сама Анна Оленина? Вот как считает директор Пушкинского дома, член-корреспондент Николай Скатов: «Оленина не любила Пушкина, она была влюблена в другого человека. Что, согласитесь, достаточно существенно. Кроме этого как матушка Анны Елизавета Марковна, так и батюшка Алексей Николаевич относились к Пушкину настороженно. Хотя цену поэту старший Оленин знал. Что происходило с Пушкиным на самом деле? Да, он примеривался к судьбе, прикидывал. Его все время одолевали сомнения. Он рассуждал: “Мне тридцать лет, нормальный человек в это время женится”. Конечно, у него были романтические увлечения. Но встретил ту единственную, которой сказал, что женится или на ней, или не женится никогда».

С горечью написал Пушкин в сентябре того же года своему другу Вяземскому, причем написал со значением, со скрытым смыслом: «Я пустился в свет, потому что бесприютен». «Бесприютен», оттого что ему было отказано в праве посещения оленинских встреч в Приютино.

Но писатели и поэты таких обид не прощают, и ведь есть оружие, которое помогает воздать должное обидчикам. И в декабре 1829 года в восьмой главе «Евгения Онегина» Пушкин упоминает Анну Оленину в образе Лизы Лосиной, которая

 
…так жеманна, так мала,
Так неопрятна, так писклива,
Что поневоле каждый гость
Предполагал в ней ум и злость.
 

А в черновом варианте даже прямо указано имя Анны Олениной:

 
Annette Olenine тут была,
Уж так жеманна, так мала!..
Так бестолкова, так писклива,
Что вся была в отца и мать…
 

Сам же Оленин представлен, как «пролаз, о двух ногах нулек горбатый…». Ну что ж, случается, что литераторы выписывают своих обидчиков в разных вариантах, быть может, даже для того, чтобы успокоиться, вылить на бумагу свои обиды и раздражения, ну а потом, потом уж решить, оставлять ли это в окончательном варианте, который будет представлен на суд читателей.

Эти строки, скорее всего, писались для себя, может быть, для обретения внутреннего равновесия. Не потому ли они не вошли в окончательный вариант «Евгения Онегина»?

Кстати, Ф.Ф. Вигель указывал, что Оленин, «как все служащие в Петербурге быть должны, искателен в сильных при дворе и чрезвычайно уступчив в сношениях с ними».

Окончательный текст, который можно найти в современных изданиях, выглядит так:

 
Тут был Проласов, заслуживший
Известность низостью души,
Во всех альбомах притупивший,
St.-Priest, твои карандаши;
В дверях другой диктатор бальный
Стоял картинкою журнальной,
Румян, как вербный херувим,
Затянут, нем и недвижим,
И путешественник залетный,
Перекрахмаленный нахал,
В гостях улыбку возбуждал
Своей осанкою заботной,
И молча обмененный взор
Ему был общий приговор.
 

Обиды обидами, но душа поэта была настроена на иное. Стихотворение «Я вас любил» можно поставить в один ряд со знаменитым «Я помню чудное мгновенье», посвященным Анне Керн. «Я вас любил» посвящено Анне Олениной! И не только оно. Но и «Что в имени тебе моем?»:

 
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
 

Или вот, «Давно прошедшее. 1833 год»:

 
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
 
 
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я…
 

И даже в стихотворении, посвященном городу, проскальзывает тоска по былому, по своим чувствам:

 
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит —
Все же мне вас жаль немножко,
Потому что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой.
 

Анна Оленина так прокомментировала это стихотворение в своем дневнике. Причем комментарий написала от третьего лица: «Среди особенностей поэта была та, что он питал страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что предпочитает их даже красоте. Анета соединяла с посредственной внешностью две вещи: у нее были глаза, которые порой бывали хороши, порой глупы. Но ее нога была действительно очень мала, и почти никто из ее подруг не мог надеть ее туфель».