Текст книги "Елизавета Петровна в любви и борьбе за власть"

Трагедия в церкви

Подготовка к венчанию шла полным ходом. Венчаться молодым предстояло в православном храме и по православному обряду.

Утром в назначенный день Елизавету Петровну разбудили пушечные выстрелы. Свадебный кортеж стоял у дворца. Великолепная свита сопровождала жениха и невесту.

Священник уже ждал молодых. Отворились двери, и Карл Август с Елизаветой ступили в храм.

Всё шло по порядку. Жених с невестой замерли перед алтарём. Священник уже направился к молодым. Ещё немного – и должен был начаться обряд венчания двадцатилетнего Карла и восемнадцатилетней Елизаветы. Оба молодые, красивые, на лицах – радость, они светились счастьем.

Шаг, ещё один… И вдруг Елизавета ощутила, как стала слабеть рука жениха, которой он поддерживал её. Он сделал ещё пару шагов, лицо побледнело.

Что с ним? Елизавета в волнении посмотрела на Карла. Он ещё держался на ногах, но что-то было не так. Она уже готова была поддержать его…

Лейб-медик Иоганн Лесток, личный врач Елизаветы Петровны, сопровождавший кортеж, подбежал к замершей посреди церкви паре. Карл бессильно опустился на руки медика. Лесток едва удержал его от падения на пол.

– Уведите невесту, – крикнул Лесток. – Скорее уведите.

Склонился над Карлом, взяв холодеющую руку, чтобы нащупать пульс, но биение сердца не ощущалось. Жених был мёртв.

Замешательство в свите сменилось ужасом. Кто-то усмотрел в этом что-то мистическое, кто-то – руку Провидения.

Но что же случилось на самом деле? Подействовал на европейца суровый петербургский климат? Но ведь он не заболел, он был весел и охотно участвовал в празднествах, которые начались ещё до венчания. Кто-то сразу сделал вывод, что принца погубило безудержное российское пьянство. Но позвольте, российское пьянство было слишком молодо по сравнению с европейским. Русских людей ещё пока только-только приобщали к этому поганому пойлу, являвшемуся на самом деле второй ступенькой в иерархии наркотиков, поскольку самым первым, начальным было, конечно, курево, равно как и хмельное зелье, внедрённое в Россию величайшим живодёром и «преобразователем».

Лишь недавно наконец стали опровергаться бредни о том, что Русь веками пила и курила. В. Мединский в книге «Мифы о России», в томе первом, в главе «Вино и ритуал» указал: «На Руси нет ритуалов, связанных с вином. Не нужно было пить, принимая клятву верности феодалу или получая надел. Выполняя религиозные обряды, язычники в невероятных масштабах поедали мясо жертвенного вепря. Само слово “жрец”, предполагают, прямо происходит от слова “жрать”. Но пить мёд или пиво при совершении ритуалов было не нужно. Никакой опьяняющий напиток не становился для славянина священным. А для греков и римлян вино было священным. В дохристианской, а позднее и в христианской европейской и других культурах обрядовые и религиозные ритуалы неразрывно связаны с вином и виноделием. Так что, господа западноевропейцы, извольте на себя обратить обвинения в пьянстве».

Тело несостоявшегося жениха было отправлено морем в Любекский собор и погребено в епископской капелле (рядом с отцом).

Горе сблизило Елизавету Петровну и Иоганну Елизавету. В траурные дни они были постоянно вместе. А когда сестра ушедшего в мир иной жениха уехала в Любек, Елизавете стало совсем одиноко.

Любила ли она? Можно смело ответить: да. В её сердце сохранились самые добрые чувства ко столь внезапно покинувшему этот мир жениху. Но о том в соответствующей главе.

Здесь же можно сказать только одно: трагедия, а смерть жениха перед венчанием была, конечно, для невесты трагедией, стала как бы своеобразным знаком. Елизавета Петровна решила, что ей суждено остаться незамужней, хотя обета она никакого не давала, и это позволило в своё время совершить некие тайные действа, о которых речь тоже пойдёт далее.

Но как же быть по-настоящему красивой девице, да ещё царских кровей, когда вокруг столько знатных мужчин – и красавцев, и отважных воинов, и политиков для выбора?

Об этом будет рассказано в последующих главах.

Ошибка всесильного временщика

На царскую семью действительно обрушивались беды, одна за другой. Дочь царя Ивана Анна Иоанновна овдовела вскоре после свадьбы, но царь Пётр тем не менее, несмотря на её робкие протесты, выпроводил её в Курляндию против воли. Царевича Алексея Петровича ликвидировал сам царственный папаша-живодёр. У Елизаветы Петровны и вовсе жених умер во время венчания. Не сложилась жизнь И у сестры Анны Петровны. Она писала Елизавете, что Карл Фридрих запил. Повлиял, видимо, отъезд из России, где он надеялся прочно обосноваться.

Смерть отца, смерть матери, горькая доля сестры – всё это лишало душевного равновесия. В этот период Елизавета особенно сблизилась со своим племянником. Отрок-император Пётр Второй старался утешить тётку, относился к ней с особым трепетом. Это заметили царедворцы.

После некоторого перерыва, связанного с неудачным сватовством, а затем и смертью жениха, сильные мира сего снова стали поговаривать – особенно, конечно, враги Меншикова, – что неплохо бы устроить брак тётки с племянником. Это, мол, значительно упрочит российский престол.

Меншиков вновь оказался в сложном положении. Над его планами нависла угроза. Надо было действовать решительно и твёрдо, а главное – быстро.

Прежде всего он объявил себя генералиссимусом и встал во главе русской армии. Теперь против него выступать кому бы ни было стало сложно. А он продолжал исполнение замысла. Как бы желая лучше опекать юного Петра, увёз его в свой дворец, где и поселил, оказывая на людях все необходимые почести, но тайно ограничив свободу, а особенно встречи с тёткой Елизаветой. Кроме того, спешно обручил Петра со своей дочерью.

Пётр некоторое время терпел. Но Меншиков не учёл, что отрок-император обладал сильным характером. Некоторое время удавалось занимать его охотой, которую тот очень любил. Выросший в сиротстве, Пётр был очень привязан к своей родной сестре Наталье. Меншиков же и с ней, действуя весьма опрометчиво, ограничил всякие его контакты.

Когда Пётр заговаривал о том, что хотел бы повидать сестру, получал отказы под разными предлогами. Один раз не получилось, второй раз не получилось… И вдруг, к удивлению Меншикова, Пётр подал голос и со всей властностью, даже, как сообщил один из современников, топнув ногой, повелел:

– Немедленно отвезите меня к моей сестре Наталье.

Меншиков не сразу нашёл, что сказать. Решил сослаться на необходимость учебных занятий.

– Государь! Вам некогда разъезжать по гостям. Вам надобно заниматься уроками!

Вот так. На охоту и развлечения есть время, а к сестре поехать – нет. Пётр заявил:

– Никаких учителей, пока не повидаю сестру!

Сказано было твёрдо.

У сестры Натальи, несмотря что ей едва исполнилось двенадцать лет, был свой особняк и свой малый двор.

Помешать встрече Меншиков не смог, ведь Пётр хоть и под опекой, но император. К тому же всё происходило под недремлющим оком его противников, к примеру гофмейстера двора князя Алексея Петровича Долгорукова, члена Верховного тайного совета, сенатора, Рюриковича в XXV колене.

К сестре пришлось отвезти. А тут и Долгоруков постарался использовать то, что Пётр вырвался из заточения. Он тоже был вхож к Наталье Алексеевне. Когда Пётр приехал, напомнил о своём сыне Иване ещё в бытность Петра царевичем, пожалованном гоф-юнкером. Пётр II тут же сделал Ивана сначала камергером, а затем и обер-камергером. Отец и сын Долгоруковы стали потихоньку восстанавливать юного императора против Меншикова. У Долгорукова были свои цели, ведь И у него росла дочь, которая могла стать царицей.

Портрет царевны Натальи Алексеевны. Художник И. Н. Никитин

Схватка у трона достигла наивысшего напряжения.

Самому Меншикову было не до того, чтобы учить Петра Второго. Некоторые биографы полагают, что Алексашка и сам ничему не учился. Во всяком случае, ни одного документа, написанного им лично, не сохранилось, на основании чего и сделан вывод о его полной неграмотности. Но учить-то надо, тем более на учёбу всегда можно свалить необходимость в ограничении свобод.

В учителя выбрал выходца из Вестфалии вице-канцлера Остермана, возвысившегося при Петре Первом. Вот тут и допустил первую ошибку. Остерман взялся за дело со всей ответственностью, хотя главной его целью было не обучение императора, а свержение Меншикова. Тем не менее план обучения отличался продуманностью.

Сам вице-канцлер отметил такие задачи:

«Читать историю и вкратце главнейшие случаи прежних времён, перемены, приращение и умаление разных государств, причины тому, а особливо добродетели правителей древних с воспоследовавшею потом пользою и славою представлять. И таким образом можно во время полугода пройти Ассирийскую, Персидскую, Греческую и Римскую монархии до самых новых времён, и можно к тому пользоваться автором первой части исторических дел Яганом Гибнером, а для приискивания – так называемым Билдерзаалом… Новую историю трактовать и в оной по приводу г. Пуфендорфа новое деяние каждого, и особливо пограничных государств, представлять и в прочем известие о правительствующей фамилии каждого государства, интересе, форме правительства, силе и слабости помалу подавать… Географию отчасти по глобусу, отчасти по ландкартам показывать, и к тому употреблять краткое описание Гибнерово… Математические операции, арифметика, геометрия и прочие математические части и искусств из механики, оптики и проч.».

Учитывая, что император ещё не вышел из отроческих лет, включались в план и развлечения: игра в бильярд, охота, обучение танцам и участие в балах. Устанавливался и строгий распорядок занятий:

«В понедельник пополудни, от 2 до 3-го часа, учиться, а потом солдат учить; пополудни вторник и четверг – с собаки на поле; пополудни в среду – солдат обучать; пополудни в пятницу – с птицами ездить; пополудни в субботу – музыкою и танцованием; пополудни в воскресенье – в летний дом и в тамошние огороды».

Ну и разумеется, предусматривалось участие в мероприятиях государственных, в частности дважды в неделю – по средам и пятницам – предполагалось посещение заседаний Верховного тайного совета.

Но поскольку самому Петру это было совершенно не интересно, он побывал лишь на одном заседании 21 июня 1727 года и больше не пожелал, и никто не настаивал, а бумаги, которые ему представляли, даже не просматривал.

Меншиков же не сразу понял, что, назначив в учителя Петру Остермана, допустил большую ошибку. Остерман вёл двойную игру. Он тут же стал подговаривать Елизавету Петровну свергнуть Меншикова. Наметив цель, он шёл к ней с оглядкой, неторопливо, и всегда добивался своего. Внешне демонстрируя лояльность к Меншикову, он втайне готовил удар в спину. Именно ему пришло в голову возобновить попытки женить Петра Алексеевича на Елизавете Петровне. Это становилось тем более реальным, чем более Меншиков ожесточал контроль за каждым шагом Петра.

Не впрямую, а аккуратно, намёками, Остерман заставлял отрока-императора задумываться над тем, по какому такому праву временщик командовал им. Да, Пётр совсем юн и под опекой, но он государь! Рассказал Остерман Петру и о том, кто повинен в пытках его отца, царевича Алексея Петровича, кто виновен в его смерти. Конечно, по словам Остермана, это прежде всего Меншиков.

Настрой настроем, но в руках у временщика была сила, и сила большая. Даже армия подчинялась ему. Просто так не возьмёшь, а вот если женить на цесаревне Елизавете, другое дело.

Но на пути снова стала церковь. Известно, что по православным канонам не только браки, но и любые близкие отношения между родственниками почитаются большим грехом. А тут родство слишком близкое. Все попытки поженить тётку с племянником отбивались.

Казалось, ситуация безвыходная. И тут помог случай. Что такое случай, мы уже говорили…

Всё вышло словно по заказу. Серьёзно болел Меншиков и раньше. В 1719 году, как считают биографы, именно болезнь спасла его от виселицы. Дело в том, что Петру Первому представили материалы о воровстве его любимца. Царь готов был казнить Алексашку. И вероятно, казнил бы, да тут болезнь скрутила провинившегося любимца. Царь, узнав о состоянии его, сменил гнев на милость и сделал всё, чтобы его вылечить. А потом как-то и отошёл от гнева.

И вот спустя годы, в критический для него момент борьбы за власть, Меншиков почувствовал сильные недомогания, знакомые по 1719 году. Не помогла русская баня, которой в ту пору лечились многие, причём нередко излечивались.

Лефорт оставил заметки по поводу болезни:

«Кроме харканья кровью, сильно ослаблявшего Меншикова, с ним бывает каждодневная лихорадка, заставляющая за него бояться. Припадки этой лихорадки были так сильны, пароксизмы повторялись так часто, что она перешла в постоянную. В ночь с девятого на десятое число с ним случился такой сильный припадок, что уже думали о его смерти».

А Пётр Второй тем временем, освободившись от ненавистной опеки, стал встречаться и с родной сестрой Натальей, за ум и сдержанность прозванной Минервой, и с тёткой Елизаветой, прозванной Венерой. В компании оказался и Иван Долгоруков.

И. А. Долгоруков. Неизвестный художник

Сергей Соловьёв писал о том времени:

«Елизавете Петровне было 17 лет; она останавливала взоры всех своей стройностью, круглым, чрезвычайно миловидным личиком, голубыми глазами, прекрасным цветом лица; весёлая, живая, беззаботная, чем отличалась от своей серьёзной сестры Анны Петровны, Елизавета была душой молодого общества, которому хотелось повеселиться; смеху не было конца, когда Елизавета станет представлять кого-нибудь, на что она была мастерица; доставалось и людям близким… Три тяжёлых удара – смерть матери, смерть жениха и отъезд сестры – надолго ли набросили тень на весёлое существо Елизаветы; по крайней мере, мы видим её спутницей Петра Второго и встречаем данные о сильной привязанности его к ней».

Пётр Второй был влюблён в свою красавицу тётку довольно сильно. Ну что ж, отроки часто влюбляются в девушек постарше себя. А тут ведь к тому и взрослые подталкивали. Да и сестра Наталья была на стороне намечающейся связи. И Остерман советовал, а Наталья нашёптывала, что Остермана надо слушать, поскольку он хороший и добрый человек.

Болезнь скрутила столь сильно, что Меншиков полностью потерял все нити управления. Многое изменилось за то время, пока он был прикован к постели. Встав на ноги, сразу попытался вернуть утраченные позиции. Но при первом же действии, направленном вразрез с волей императора, получил резкий ответ, причём ответ в присутствии знати:

– Или я император, или он?

Разумеется, все царедворцы чуть не хором заявили:

– Вы и только вы, ваше императорское величество.

У Меншикова мороз по коже. Понял он, что даже соратники некоторые и то переметнулись на сторону его врагов.

Надо было смириться, изменить своё отношение, попробовать постепенно вернуть хотя бы малую толику былой власти, но подвела алчность.

Как раз в то время цех петербургских каменщиков поднёс Петру Второму 9000 рублей. Сумма по тем временам гигантская. Пётр же решил подарить деньги любимой сестре Наталье, которая хоть и была старше всего на год, но в делах хозяйственных весьма преуспела.

Едва курьер отправился к Наталье, об этом даре кто-то из слуг сообщил Меншикову. Тот пришёл в негодование. Такие деньги уплывали! На всё то, что принадлежало императору, он давно уже наложил свои воровские лапы.

Что делать? Решил вернуть деньги. Собрал верных и преданных слуг и бросился в погоню.

Курьера догнал неподалёку от дворца Натальи Алексеевны. Деньги отобрал. Курьер не сопротивлялся. Кто он против всесильного временщика? Правда, поспешил в царский дворец и сообщил императору о нападении и изъятии денег.

Пётр был взбешён до крайности. И действительно, как это можно столь нагло выступать против воли императора?

– Объясните, по какому праву вы отняли у курьера деньги? – сурово спросил Пётр.

Меншиков, почувствовав вкус наживы, потерял разум. Нагло заявил:

– Я найду этим деньгам лучшее применение! А вы слишком молоды, чтобы распоряжаться такими суммами.

Петра особенно взбесило то, что деньги даже не государственные, даже не из казны, а лично ему подаренные. Как же так? Почему ему не дают распорядиться подарком?

Тут уж выражений не выбирал:

– Как ты смел остановить моего курьера? Как смел забрать деньги, которые я послал своей сестре? Это что, бунт?

Меншиков был удивлён, но ещё не осознал до конца, что нужно немедленно сменить поведение, нужно извиниться, бить челом и так далее. Он так ещё и не понял, что перед ним не мальчишка, а государь великой державы.

Повернулся и вышел вон, надменно вышел, сделав вид, что рассержен и обижен на императора и не считает нужным говорить с ним.

Пётр постепенно успокоился. Он ещё не стремился карать, он, видимо, посчитал, что выговора Меншикову будет достаточно.

Тем не менее Пётр под влиянием и своей тётки Елизаветы и сестры Натальи стал охладевать к Марии Меншиковой, и Меншиков, заметив это, напомнил, что он обручён с его дочерью и она его невеста. На это юный император ответил:

– Ласки излишни. Я не намерен жениться ранее двадцати пяти лет!

А вскоре повелел перевезти из дворца Меншикова все свои вещи и отдал распоряжение без его личной подписи казённые деньги никому не выдавать.

Деньги же, отнятые Меншиковым у курьера, велел у него забрать. Тот вынужден был их отдать. В тот момент присвоить их возможности не было, а потому решил выждать более удобный момент.

Пётр повелел снова послать деньги сестре Наталье Алексеевне, и курьер во второй раз поскакал к ней.

Вот тут Меншиков и совершил следующую, уже роковую ошибку. Он снова ринулся за курьером, снова догнал его и забрал деньги.

Правда, временщик всё же попытался как-то сгладить случившееся и 3 сентября 1727 года пригласил императора на освящение церкви.

Но когда Петру привезли приглашение, тот осведомился, направлено ли подобное его тётке Елизавете Петровне. Оказалось, что её Меншиков не пригласил.

Император велел дать ответ, что на праздник не приедет.

А 8 сентября 1727 года Меншиков по его приказу был арестован, причём Пётр повелел назначить следственную комиссию Верховного тайного совета, выводы работы которой были вполне предсказуемы. Меншикова обвинили в злоупотреблениях и казнокрадстве. Суда не было. Немедля отправили в ссылку, в его имение – крепость Раненбург. В свержении временщика были заинтересованы и Остерман, и весь клан Долгоруковых, которые в данном случае оказались в союзе с ним.

Император, оскорблённый открытым неповиновением и хамством, подписал указ о лишении Меншикова титулов, имущества и наград. Но врагов сброшенного с пьедестала временщика не устраивало то, что находится он пока не так далеко от столицы. Через некоторое время они добились отправки его в Берёзов Сибирской губернии.

Меншиков в Березове. Художник В. И. Суриков

Дорога была дальней и в ту пору долгой. Жена Меншикова, княгиня Дарья Михайловна, не перенесла её и скончалась в 1728 году в 12 верстах от Казани. Ненадолго пережил её и сам Меншиков. Когда эпидемия оспы, разразившаяся в Сибири, добралась до Берёзова, закончился и его жизненный путь. Некогда всесильный временщик умер 12 ноября 1729 года, словно исполнив предречённое им самому себе: «С простой жизни начинал, простой жизнью и закончу».

Жестокая борьба у трона русских царей набирала обороты.

Краткий век Петра Второго

После падения Меншикова на первые роли вышли Долгоруковы. Но вскоре и им пришлось понервничать. Узнав о ссылке Алексашки, Евдокия Лопухина, первая супруга царя-плотника, бабушка отрока-императора, написала ему:

«Державнейший император, любезнейший внук! Хотя давно желание моё было не токмо поздравить ваше величество с восприятием престола, но паче вас видеть, но по несчастию моему по сие число не сподобилась, понеже князь Меншиков, не допустя до вашего величества, послал меня за караулом к Москве. А ныне уведомилась, что за свои противности к вашему величеству отлучен от вас; и тако приемлю смелость к вам писать и поздравить. Притом прошу, если ваше величество к Москве вскоре быть не изволите, дабы мне повелели быть к себе, чтоб мне по горячности крови видеть вас и сестру вашу, мою любезную внуку, прежде кончины моей».

Внук откликнулся и стал собираться в Москву, несмотря на протесты Долгоруковых. Переезд наметил на конец 1727 года.

Что можно было ожидать Долгоруковым? Полной перемены власти? Бабушка-то вполне могла стать правительницей при несовершеннолетнем внуке. Тут было о чём подумать и Елизавете Петровне. Как-то повернётся её судьба? Евдокия Лопухина и весь её род никак не мог быть расположен к её матери и всей родне Марты Скавронской, превратившейся по случаю в русскую императрицу.

Тем не менее Елизавета Петровна в начале января 1728 года отправилась вместе с державным племянником в Москву. Правда, тот по дороге заболел и две недели отлёживался в Твери. Немудрено. Дороги в ту пору были такие, что фактически дорогами их и не назовёшь.

Великая княжна Ольга Николаевна, дочь императора Николая Первого, в своих воспоминаниях так рассказала о дороге, которая была между Санкт-Петербургом и Москвой аж сто лет спустя:

«В августе 1826 года нас отправили в Москву с флигель-адъютантом Василием Перовским. Поездка продолжалась девять дней. Мне было в то время четыре года, и впечатление от неё осталось самое пёстрое. Шоссе не существовало, только одни просёлочные дороги с брусьями с правой стороны, воткнутыми просто в песок. Так мы тогда путешествовали!»

Это, напомню, было сто лет спустя. Ясно, что в 1728 году дороги были не лучше. Собственно, их так же и не было.

4 февраля 1728 года юный император торжественно въехал в Москву, а 25 февраля венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля.

Тут уж Долгоруковы проявили себя в полной мере. Князья Василий Лукич и Алексей Григорьевич были назначены членами Верховного тайного совета, сын Алексея Григорьевича Иван стал обер-камергером.

В те дни произошло и ещё одно событие, которое в дальнейшем сильно повлияло на судьбу России. Пришло сообщение, что у тётки императора Анны Петровны, старшей сестры Елизаветы, родился сын, которого назвали замысловато – Карл Пётр Ульрих.

Москву сотрясли праздничные мероприятия по этому поводу. Пётр встретился и со своей бабушкой Евдокией Лопухиной. По поводу взаимоотношений сведения разные. Одни утверждали, что Пётр любил бабушку, другие – то, что он был к ней равнодушен.

В разгар пребывания двора в Москве умерла старшая сестра Петра, Наталья, которой едва исполнилось 14 лет. Император тяжело переживал утрату.

В Москве император делами не занимался, отдав всё на откуп Долгоруковым. Долгоруковы хоть и порицали иногда его за это, но в то же время радовались тому, что не мешает им править страной. А вот другие члены Верховного тайного совета – Апраксин, Головкин и Голицын – были крайне обеспокоены таковым обстоятельством, поскольку видели, что всё это на руку Долгорукову и Остерману.

А Петру Второму в Москве понравилось, и он фактически вернул туда столицу, несмотря на доводы того же Остермана, которому был по душе европеизированный Санкт-Петербург. Каких только аргументов не приводил! Мол, и город специально построен, и учреждения там заведены правительственные, и флот может пострадать, если окажется вдали от столицы. Пётр отвечал: «Когда нужда потребует употребить корабли, то я пойду в море; но я не намерен гулять по нём, как дедушка».

В стране всё разваливалось, поскольку власть ослабла. Даже церковь сотрясли раздоры. Оставшееся после петровских репрессий истинно православное духовенство даже попыталось восстановить патриаршество. А в противовес действовал вице-президент Святейшего синода Феофан Прокопович. Он пытался добить православие и свернуть церковь к лютеранству и кальвинизму.

Никому не было дела до страны. Один старатель о выдаче замуж дочери пал, так появился другой. Иван Долгоруков осенью 1729 года представил императору свою сестру княжну Екатерину. И если дочери Меншикова никак не тронули сердце императора, то Екатерина Долгорукова сразу приглянулась ему. Было ей уже 17 лет. Пора замуж. 19 ноября Пётр уже безо всякого давления объявил о своём намерении жениться на Екатерине. А 30 ноября состоялось обручение. На обряде Долгоруковы сияли. Они оказались в шаге от полной власти в России. И тут произошло событие, признанное современниками мистическим.

Завершился обряд. Московская знать, собравшаяся в церкви, вышла вслед за Петром и Екатериной, чтобы проводить их. Отрока-императора и невесту ждали украшенные дворцовые кареты. Ехать предстояло пока врозь. Таков порядок. Первой тронулась карета Петра, а уже за ней карета Екатерины Долгоруковой.

Что произошло, не сразу все поняли. Видимо кучер резко взял с места и не справился со своей задачей. Кони резво понесли кареты, и она зацепилась за стойку ворот. Удар был настолько сильным, что золочёная корона сорвалась с головы Екатерины Долгоруковой, выпала в раскрывшуюся дверь и оказалась в глубокой луже на обочине. Всплеск воды смешался со вздохом ужаса, вырвавшимся из праздничной толпы, обступившей дворец.

Корону тут же подняли, очистили от грязи, старательно протёрли и подали невесте. Карета двинулась дальше.

Многие посчитали случившееся знаком судьбы. Да вот только что делать, не ведали, да и о чём говорит этот знак, не понимали.

Е. А. Долгорукова. Старинная гравюра

Долгоруковы же намеренно не придали значения случившемуся. До свадьбы, назначенной на 19 января 1730 года, оставалось недолго.

Между тем недавний союзник Долгоруковых Остерман, понимая, что после свадьбы и неминуемого возвышения Долгоруковых станет ненужным, добился тайной встречи с Петром и стал отговаривать его от свадьбы.

Причём на эту встречу предусмотрительно пригласил и Елизавету Петровну. Та пожаловалась на дурное к ней отношение Долгоруковых. Пётр возмутился. Ведь он требовал, чтобы они оказывали внимание его любимой тётке. Удалось ли вызвать колебания у Петра относительно невесты, сказать трудно, потому что у него просто не оставалось времени для каких-либо размышлений.

У Провидения были свои планы на всё происходящее. Незадолго до свадьбы, в праздник Богоявления, 6 января 1730 года, в Москве был сильный мороз. Тем не менее Остерман и Миних, устроившие парад на Москве-реке в честь водосвятия, привлекли на него и Петра. Московское духовенство с крестами и хоругвями явилось на берег реки. Пётр живо принимал участие в празднестве.

Трудно сказать, что произошло. И действительно ли была простуда. Но вечером Пётр метался в бреду, сражённый болезнью. Врачи сразу не смогли определить диагноз. Некоторые современники полагали, что они приняли оспу за горячку. А болезнь скрутила не на шутку. Император пал в забытьё.

Когда стало ясно, что дела плохи и свадьба не состоится, Иван Долгоруков, который, как всем было известно, прекрасно умел копировать почерк своего царственного друга, написал завещание от имени умирающего, по которому престол передавался Екатерине Долгоруковой. Это была последняя попытка завладеть властью.

Но, во-первых, все знали о способности Ивана подделывать почерк, а во-вторых, наследником престола всё-таки должен быть представитель династии Романовых. Верховный тайный совет фальшивку не принял. Иван Долгоруков был наказан…

У Долгоруковых осталась лишь слабая надежда на то, что император справится с болезнью. Впрочем, не много могли в ту пору лекари, которые к тому же были сплошь иноземцами. Отсюда и такой разброс в диагнозах, когда речь шла о смерти русских самодержцев.

Генерал-майор Пруссии Христофор Герман Манштейн, который находился на русской службе с 1736 по 1744 год, в своих «Записках о России…» отметил: «17-го января император заболел оспою. Невежество врачей, принявших оспу за горячку, и излишняя живость самого государя были причиной его смерти. Он открыл у себя окно в то время, когда оспа стала высыпать; она скрылась, и затем последовала смерть 29-го января по старому стилю, похитив государя в цвете лет».

А случилось, по преданию, это так…

В час ночи на 19 января 1730 года император, долго пребывавший в забытьи, неожиданно пришёл в себя.

Долгоруковы были обрадованы, да преждевременно. Пётр тут же распорядился: «Закладывайте лошадей. Я поеду к сестре Наталье».

Все замерли в оцепенении. Ведь Натальи уже не было в живых, и Пётр давно оплакал её. Он уже жил как бы в потустороннем мире.

Ещё несколько минут, и лекари объявили о том, что остановилось сердце.

Что же это был за император? Тот же прусский генерал Манштейн писал: «По причине нежного возраста покойного государя трудно определить, каков был его характер. Впрочем, общий голос говорил, что сердце у него было доброе, ум живой и проницательный и отличная память».

И далее отметил: «Царствование Петра Второго продолжалось только два года и девять месяцев; и несмотря на то что государь этот умер в очень молодых летах, весь народ много жалел о нём. Русские старого времени находили в нём государя по душе, оттого что он, выехав из Петербурга, перевёл их в Москву. Вся Россия до сих пор считает его царствование самым счастливым временем из последних ста лет. Государство находилось в мире со всеми соседями; служить в войсках никого не принуждали, так что каждый мог спокойно наслаждаться своим добром и даже умножать его. За исключением некоторых вельмож, завистливо смотревших на могущество Долгоруких, вся нация была довольна; радость отражалась на всех лицах; государственная казна обогащалась, и Москва начинала поправляться от разорения, причинённого ей пристрастием Петра Первого к Петербургу. Только армия да флот приходили в упадок и погибли бы, вероятно, вконец, если бы царствование это продолжалось в этом виде ещё несколько лет».

Никто не ожидал столь быстрой кончины 14-летнего императора. Царедворцы пришли в оцепенение, на какое-то время забыв вражду. Мужской род Романовых пресёкся. Настало время жестокой борьбы за власть, которая сулила много крови.