Текст книги "Злачное место"

Но меня скорее напрягало не это, а то, что скукотища там была смертная. Ты же знаешь, – обернулся он к Старому, – в реанимации, как и в пожарных, как и в спецназе каком-нибудь, – привыкаешь к адреналину, без него потом как без наркотика, да и есть это в общем-то тот же вид наркомании. Кто в горы лезет, кто на Север едет, кто на байке каком-нибудь голову сламывает – а все для того, чтоб наркотик тот заполучить. Да и деквалифицируешься без практики быстро. Колюня наш уж на что крутой анест был, а «ушли» его в главные врачи – и все, через два года «потух», надо было, помню, наркозик небольшой дать, а у него руки дрожат. А тут кто чем занимается: кто строит, кто машины варит, кто на морфов охотится. Один я мозоль на пузе ращу. Так что я и рад оказался, когда ко мне одного охранника бабаевского приволокли – он совсем доходной был, подстрелили его где-то. Ну я и давай по старой памяти изгаляться – подключичку ему ставить, гормоны-растворы. Мне ж там цельный реанимационный зал оборудовали, все, чего заказал, – все привезли, в двух экземплярах. А на ту беду у Бабаева приступ случился. Его ко мне волокут, а я там над охранником его колдую. Бергман даже не говорил мне ничего – просто стрельнул парню в голову и со стола сбросил. Как тряпку ненужную. «…Ваш пациент, доктор, не он…» – с горечью передразнил он кого-то невидимого. Вот после этого случая я и решил свалить.

Как-то резко понял, что если дальше останусь тут с ними, сам на них похож стану. Ну и свалил, вернее, попытался. Бергман у Бабаева не зря начальником охраны хлеб ел и все мои намерения «просчитал» еще тогда, когда с пистолетом в руке над телом своего подчиненного в том зале стоял. О чем мне и сообщил, почти ласково, перед тем как коленную чашечку мне сломать. Если подумать – Бабаев тогда на риск пошел: пока у меня нога заживала, он без реаниматолога вынужден был обходиться. Ну хозяину, чтобы псы боялись да службу верно несли, иногда приходится рисковать. Да и быстро все на мне зажило, а ходить, вернее, ковылять научился – вот и ладушки, готов лепила к труду и обороне, а что стоять ему больно, так не хрен от хорошего хозяина бегать, порядочных людей не спать заставлять. Я вот раньше думал: как это раб в Древнем Риме жил? А выяснил – ничё, нормально так, привыкаешь, о тебе заботятся, берегут, стараются не сильно покалечить, ежели что… Потихоньку и сам начинаешь считать себя рабом, хозяину обязанным…

Раз в полгода ездили мы в большой осмотр – Бабаев справедливо считал, что без хозяйского глаза на местах может беспорядок учиниться. Два раза с ним мы съездили – нормально прокатило. А на третий – Наследникам попались.

– «Трижды рожденным»? – хмуро спросил Крысолов.

– Им, яти иху…

– А Наследники – они кто? Серега что-то говорил такое, да я не понял тогда, – смущаясь, спросил Артем.

Самовар уже закипел, и Дмитрий заварил в громадном, не меньше трех литров, заварном чайнике зеленый чай. Крысолов, правда, попросил себе кофе, «если есть», и Дмитрий, молча кивнув, достал откуда-то из сейфа невскрытую вакуумную упаковку. Крысолов стал было отнекиваться, говоря, что на большее, чем какую-нибудь растворимую бурду, и не рассчитывал, но Дмитрий, лишь улыбнувшись губами, одним ловким движением ножа взрезал брикет. Оттуда пошел такой одуряющий запах, что Старый смущенно крякнул и тоже попросил себе «потом» налить. Зеленый чай прогнал сонливость. Он чем-то походил на тот, что у них в деревне пили, – разве что в их, деревенском, трав было побольше – отец и чабрец мешал, и зверобой, и мелиссу. Как-то он там…

– …Секта это, – вернул его обратно голос Крысолова. Артем смутился: вопрос задал, а сам поплыл, как малек. – После Хрени чего только люди не понапридумали себе, ну впрочем, как и всегда. И меньших поводов хватало. А тут такое: цельный Песец! Самый натуральный, без подмесу! В Питере уже на первой неделе людоеды появились, причем с обоснованием. От них потом, кстати, и нелюди пошли.

– Не, нелюди – это еще в Бурковской вотчине, – не согласился с ним Старый.

– Ну… может… А Наследники – это те, кто до Хрени всякими болячками страдал, особенно вирусными, а их не так мало оказалось. Тут тебе и вирусный гепатит, и бешенство – этих-то, конечно, совсем мало было, но были. А главное – спидяные. Тех-то оказалось куда как с избытком. И отнюдь не все из них были педерастами большинство как раз обыкновенные люди, хотя, конечно, и эти там были, и нарики… Где-то на Урале у них там центр был, типа реабилитационный, учили их к этой жизни приспосабливаться, под патронатом не то мормонов, не то иеговистов, не то каких-то еще сайентологов – из самой Амеурыки. И как все удачно легло – после Хрени те, кто был до нее обречен, оказались спасены: чудо, не иначе! От зомби тоже отбились – второе чудо! Ну а третье, вернее, первое чудо – ясен пень, то, что пошли они «Единственно Верным Путем», потому и уцелели, когда весь остальной мир в зомбинско-сатанинских лапах корчился. Что самое смешное – их заправилы, которые всем там руководили, со Штатами связь держали, да и по Интернету эта новость одной из первых проскочила, – те, кто их в «Russia» отправлял, зомбанулись в первые же дни, всей своей камарильей. Да только что это секте – быстро объявили, что они были отступники и лжеучителя. Секте же что: им на сто восемьдесят градусов развернуться – как два пальца об асфальт. А в Библии чего хошь найти можно, если захотеть, и как угодно это обосновать. А они мало что Библию – еще и Коран за уши притянули, и даже, по-моему, что-то из восточных религий. Бывшие нарики и так очень психообработке поддаются, если, конечно, окончательно мозг не проширяли, только потому, что воздействию наркоты уже подвержены были, а значит, равно одинаково из них можно сделать и ревностных баптистов, и добрых католиков, и буддистов, и сатанистов.

– В тех же Штатах не зря тех, кто калипсоловый наркоз получил – хоть бы и с целью анестезиологического пособия при аппендиците, – ни в ЦРУ, ни в ФБР уже не брали, как подвергнувшихся воздействию наркотических препаратов, – вмешался умолкший Дмитрий, и Старый согласно кивнул.

– Ну а при умелом использовании нейролингвистического программирования… а, да, ну короче, хорошо они говорить умели, понятно? Да и наркотики те же никто не отменял, тем более что использование их стало в разы безопаснее. В общем, быстро там организовалась община, да еще и оружием они разжились. Дисциплину установили – будь здоров! Заодно спасение выживших организовали, снабжение – в общем-то, для любой секты дело не то что привычное, а цель жизни, можно сказать, отчего так здорово и получалось у них все… да и сейчас получается. Вербовка новых членов пошла – а чего не вербануться, если тут поят-кормят-защищают? А самое главное – вера-то у большинства вполне себе искренняя была – вчера дочь твоя при смерти лежала, врачи-суки нос воротили: «…Безнадежная… пересадка печени только и поможет… в Германии… сто сорок тысяч евро…» А вот братья сказали – «они наследят Землю», и «отвергнутый камень – во главу угла будет положен», – и точно: те, кто отвергал, вон друг дружку доедают. И сильные и богатые, а доча – вот, здоровенькая, и не болит у нее ничего, и желтуха пропала – печень вообще быстро восстанавливается, если поражающий фактор убрать. Соответственно и алкоголики «исцелились», и нарики, кто полегче. Ну и пропаганда – дело великое, особенно когда можно каждый случай исцеления, и не только от вирусных заболеваний (а они пошли скопом после Хрени), приписывать себе и трубить об этом на всех перекрестках, тем паче когда люди на фоне Всего Этого чуда жаждут. Главное, критерий отбора четкий: кто помер – не уверовал до конца. На таком фоне вера самая что ни на есть подлинная получается. Люди потом за эту веру готовы были на смерть с песнями идти, а какая разница: «Трижды спасенный на Земле – в четвертый раз на небе оживет!» А то, что народу поначалу немного, так не беда. Мухаммед тоже с кучкой начинал, а Халифат построил – о-го-го! И, между прочим, с мечом в руке, а Христос как учит – продай все и купи меч, вон почитай сам, если брату не веришь. Ну и как следствие – все, кто не с нами, – против нас, естественно. Во-первых – Пути не познали, во-вторых – Благодать в виде вируса СПИДа на них не почила. А единожды рожденный – кто для нас, братья? – да тот же зомбак, только недомертвый еще. Только гниль зомбака видна всем, а этих – лишь просветленным…

Страшное дело, когда люди веря начинают жизнь свою и других перекраивать… Ну а там, где успех, там всегда найдутся и последователи, причем, как всегда, на первые места вылезли не те, кто больше всех верил, а те, кто и на всемирном пожарище руки погреть захотел. А тех, кто верил, – в солдаты, в рабочие, в пушечное мясо. С Урала их, правда, подвыперли, и довольно быстро, так они южнее ушли. («Кусок, когда скитался, с ними сталкивался, тоже к себе звали», – кивнул Старый.) Ну а воевать: тот же Мухаммед из пастухов свое войско сделал – и ничего вышло. А к Наследникам много всякого народу прилипать начало, и в том числе и воевавших, и с оружием. И вот в эту работу набиравшего ход механизма как горсть песка швырнули – весть пришла: в секретной лаборатории вакцину от вируса зомбячьего нашли. А с какой целью? Да ясно с какой – чтобы доча твоя ненаглядная опять на койке с раздутым животом желтая лежала, а ты сам от Благодати загнулся. Им, недомертвым, всех в мертвые перевести надо. И что мы сделаем с такими людьми, сестры-братья?.. – Дмитрий говорил уже не столько с Артемом, сколько с самим собой, явно вспоминая что-то.

Они тогда на «Арзамас-16» собирались идти, – тихо продолжил он, – про вакцину уже тогда слухи ходили: первые партии сделали еще в конце первого года Хрени – естественно, вакцина была «сырая». Первые испытания, как ни секретили, все равно, просочилось наружу, что кое-кто из «добровольцев» – на приговоренных к смерти вакцину испытывали, с обещанием в случае успеха сохранить жизнь – вместо приобретения иммунитета к «шестерке», зомбанулся спустя несколько суток. Вирус оказался недостаточно ослабленным. В общем, повторилась та же история, что и с нашей больницей, только на более высоком уровне. Если человек хочет во что-то верить, без анализа своей веры, он не то что арзамасскую лабораторию – всю планету взорвет. И с улыбкой на губах. А тут… В общем, мы тогда на самый край бабаевских владений забрались. Остановились в одной деревеньке, а ее Наследники уже несколько месяцев окучивали. И вот, незаметно так, нарисовались незаметные же люди – без камуфляжа и прочих прибамбасов, без оружия даже, и предложили Бабаеву: «Путем пойдешь?»

Тот, даром что феодал, а смикитил сразу – увиливать стал: да я бы с радостью, да вот погодить бы… Назад вернусь, уж тогда… Так, может, материально поможешь, брат недорожденный? В деле Пути-то?.. И вот тут он впервые за не знаю уж сколько лет ошибку совершил – жаба его задавила. Пожалел своих «хаммеров» и бэтээра. Вот отдай он все, чисто со стрелковкой останься, а даже и без нее, купил бы, или отобрал, или пообещал бы кому чего потом – живым бы ведь вышел тогда, наверное… нет, юлить начал: ах, дорога, ах, зомбаки, ах, морфы. Последний хрен без соли доедаю… Что интересно, ума на то, чтобы сразу на хрен не послать, хватило. А вот на то, чтобы сообразить, что за людишки с ним вежливо разговаривают, – уже нет… сильно на нем сказалось то время, когда он полновластным королем ходил. Когда никто ему ни в чем не мог противустать… А он с ними попробовал по правилам своего, добедового, времени сыграть, когда он олигархом всего лишь был… те покивали, согласились и ушли. А уже через десять минут после их ухода на нас и налетели. Первую волну-то бабаевские опричники в момент срубили, да пока недобитых зомбаков отстреливали, с тыла основные силы Наследников и ударили. Первые – отвлекающие были. А попробуй на них не отвлечься, если на тебя шеренга бежит, от живота стреляя, а от криков: «Четвертый! Четвертый! Четвертый!» – в ушах звенит едва ли не больше, чем от стрельбы. Охрана у Бабаева была, я ж говорил, неплохая, да и у Наследников ребята оказались не хуже. Ну а дальше разговор короткий: Бабаева – зомбакам на корм, всем остальным, кто в живых остался, – быстро-быстро выбирать: или с Наследниками идти, недорождение искупать, или – вон ваш хозяин, можете к нему присоединяться. Главное, знали уже ведь откуда-то, что, если позвоночник сломать, зомбирование наступает не сразу, даже если человека заживо жрут.

– Это из Штатов пришло, а у них, видать, сохранились с ними контакты кой-какие, – уверенно сказал Крысолов.

– Не знаю, но картинку эту до сих пор помню. – Дмитрий как-то передернул плечами и умолк на несколько секунд.

– Ну а дальше – рабу хозяина сменить проще простого. Я и не сопротивлялся даже, произнес формулу про пророков и предвозвестников Пути, лично спастись обещал, за что братьев и поблагодарил, – на том мое обращение и закончилось. Охранники тоже как один записались: пример больно уж наглядный был. Может, Бергман бы отказался, думаю, да его во время боя убили. Что интересно, кое-кто из бабаевских думал, что вот сейчас – скажу, а потом – убегу, да и наплюю на все это… Точно, как, наверное, и многие из власовцев думали, перед строем в концлагере выходя: сейчас мяса поем, а потом уж… А потом до конца войны вместе с фашистами воевали – ну недосуг все как-то убежать, завтра, может. Или послезавтра. Здесь первый шаг важен и они сделали его, когда смотрели, как Бабаеву ноги объедают. А чтобы не задумываться сильно потом, кто ты был и где ты теперь, некоторые такими ярыми последователями Пути стали – только держись! Ну проще оно женщин да детей стрелять, если сам себя убедил, что так надо для Пути, которого ты раньше не понимал, а теперь вот проникся… Сразу на «шешнашку» они не пошли, готовились. Нас всех, новообращенных, в лагерь загнали, километров двадцать оттуда был у них. Ну и подготовка там была – я такого и представить не мог: чуть ли не круглосуточные тренировки вперемешку с проповедями.

– А Бабаева, что ж, так и не хватился никто? – с недоверием спросил Крысолов.

– Отчего ж, хватились, – усмехнулся Дмитрий, – сам-то я не был там, а слухи доходили: приезжали, разбирались – а нет Бабаева. Был, ясное дело, был, немножко погостил и во-о-н туда укатили они все. И пропали, говорите? Ай, жаль, какой же человек был! Понятное дело, если бы хорошенько поспрошать, да просто расследовать это дело, как раньше, – и выяснилось бы все. Да только как Бабаев исчез, за его наследство и перегрызлись все в один момент. Быстренько его область на три удела раскололась, в каждом по своему клану, причем в одном из уделов князьком стал паренек, шибко сочувствующий Наследникам. Так что мыслишка у меня имеется до сих пор: точно ли случайно Бабаев тогда в той деревеньке оказался? И как это они так быстро его придавили – уж не потому ли, что заранее знали, к чему дело идет, ну или прийти может?

Опять же толком никто и не знал ведь, куда хозяин делся: может, с девками на дальнем хуторе от дел решил отдохнуть, – а грызня уже пошла. Как по сигналу какому. Ладно, это все без меня происходило, а я тогда у Наследников «Курс молодого неофита» проходил. Там среди них кого только не обреталось – и врач был один. Узнали они, что я тоже доктор, да еще и реаниматолог, головами покивали, хоть и не совсем дело так уж нужное, – Путем ходящие смерти не боятся, – но все же и не бесполезное совсем: каждый делу Пути должен в полной мере послужить. И если нужно еще в скорбях здесь помучиться – надо, значит, так. Опять же «просветленным» надо за собой людей вести, Письмена толковать, недорожденных обращать – дел, короче, выше крыши, а кадров мало, да и не может быть их много – не каждый может «просветленным» стать, ох, не каждый… Ясное дело – «просветленных» и спасать надо в первую очередь, дабы без пастухов волки стадо не расхитили. Ну плюс и увечья мои сгодились, хоть и не в полной мере, а почила на мне Благодать, так что достоин я оказался «просветленных» лечить, а заодно, смену себе готовить. В общем, хоть по полигонам меня не гоняли, а сутки забиты были до предела – с пяти утра, как встал на чтение Письмен, так до полуночи хрен ляжешь. Лечи-учи. Каждые четыре недели – группа курсантов, которых я должен научить правильно оказывать первую медицинскую помощь. В конце цикла – обязательная госприемка, с показом, в почти боевой ситуации, правильности наложения жгута, повязок, правильности транспортировки – ну все, короче, по правилам военно-полевой хирургии.

– А «почти боевой» – это как? – удивился Старый.

– «Почти» – это значит, что кое-кто из недорожденных, кто упорно сомнения какие испытывает, колеблется, проверен может быть, точно ли тот камень он, что во главе угла лежит. На любое ли испытание готов? Камень ведь крепок. Что ему, камню, сделается от перелома бедра, скажем? А заодно и братьям курсантам помощь будет, а мы их проверим, точно ли умеют они шину накладывать. Не дрожат ли ручки-то, как бинтик вяжется, не забыл ли валик в подмышку заложить… Ну а кто совсем провинился – тому испытание построже надо. Вот хорошо бы его в комнате одного оставить и, скажем, вскрыть ему артерию плечевую или бедренную, а через минуту-другую в эту комнату курсанта запустить, со жгутом в руках. А потом закрыть их, на полчасика так, для пущей надежности… Главное, зайцев при этом убивается – в лодке деда Мазая столько не сидело. Если выживет человек после такого – с колебаниями у него резко как-то прекращается, и Путем он идет строго прямо, не отклоняясь ни на миллиметр. Ну а не выживет – вот тебе и Высшая Справедливость рассудила: отделились зерна от плевел. Заодно и нерадивого курсанта на переподготовку отправлять не надо – все оценки ему свежеиспеченный зомбак проставит: зубами на теле. Опять же какой наглядный пример пользы знаний подается всем будущим курсантам. Ну и мне – стимул для большего рвения, потому как за каждого недовыученного курсанта платить надо. Это, значит, соблазнился я чем-то. А что в Письменах сказано: «…У соблазнившегося – да отнимется». Ну а что отнимать, то «просветленные» знают. Насчет меня они так решили: за каждого такого «недоделанного» курсанта – пальчик надо отнять. Главное, говорю им, гадам: «Вы хоть с левой начните!» – улыбаются только, с-суки… Правда, я только мизинец потерял тогда.

Старый удивленно глянул на руку Дмитрия, и тот пояснил:

– Не, это потом уже, когда они лабораторию разгромили, ну и их, соответственно, к ногтю прижали. А так – за все пять выпусков – только один мизинец: хороший результат подготовки, я считаю. И вот только когда я свой палец отдельно от себя на столе увидал, дошло до меня наконец-то: меня и дальше будут по частям резать, жечь, ломать – не эти, так другие – до тех самых пор, пока я не готов буду за свою свободу драться и умереть, если потребуется. Удивительно, что мне так много времени на это понадобилось: больше года уже Хрень шла, а я только-только допер, что виновник всех моих бед не зомбаки, не вирус, не Наследники или князья удельные, а сам я. Самое интересное, я понял, что и до Хрени в точно таком же положении был – когда на кухне за рюмахой на маленькую зарплату жаловался, на засилье бандитов, на олигархов всесильных и ментов продажных. И решил я, что надоело мне это все. В общем, потихоньку я громче всех орать стал на собраниях их. Насчет «просветленных» я сразу понял, что мне с ними не выгорит: те бы мне оружие хрен доверили, даже если бы я самолично на Пути верстовые столбы поставил аж до самого Нирво-рая.

Был там у меня курсантик один, паренек – вроде него возрастом. – Он кивнул на Артема. – Я его сразу выделил: если бы его в студенты-медики – замечательный из него лекарь бы получился. Ну сам знаешь, есть такие ребятишки: на лету схватывают, ты их учишь – и сердце радуется. И смотрю, он тоже мне в рот смотрит, а самое главное – нравится ему учиться. И одновременно с этим – насчет Пути – упертый уже до предела. У него за месяц до Хрени – полиомиелит развился: завезли к нам работяги из Средней Азии то, что при Союзе забыли настолько прочно, что даже нам с тобой в институте лишь по учебникам клинику учить пришлось. Если бы не вирус – быть бы ему, в лучшем случае, калекой в коляске – все к тому шло у мальчонки из семьи технички. Он мне сам говорил: «Молился я сутки напролет», – и надо же было так совпасть: не православный наш батюшка ему в то время подвернулся, не католики-баптисты даже – Наследнички в его больнице объявились. Аккурат за сутки до Хрени. То есть тогда они не Наследники были, да какая разница шестнадцатилетнему парню, прикованному к кровати, если вскоре после молитвы брата он начинает чувствовать ноги, которые до того колодками лежали, а еще через день он ходить может и на своих ногах к машине идет, на которой за ним братья приехали от зомбей спасать, в которых все твои неверующие друзья по палате обернулись. Ну плюс обработка – рассказывает он мне о Пути, а у самого глаза как фары-галогенки горят.

А талантливый человек талантлив во всем – на нем это лишний раз подтвердилось: Письмена эти долбаные, неизвестно кем писанные, на память страницами целыми цитировал. А уж стрелял: хоть из пистолета, хоть из винтовки, хоть из чего – снайпер, одно слово. Он вроде в секцию какую-то стрелковую ходил до Песца. Я к нему и подкатился – типа, вот бы и мне подучиться, а то война придет, а я Путь не защищу. Пару фраз специально для него выучил, из Письмен его любимых. Он и поверил мне, втихаря «макарова» принес, этого самого вот. – Дмитрий кивнул на кобуру, пристегнутую прочным кожаным ремешком к его поясу. – После занятий оставался со мной, типа дополнительные знания желает обрести. Он вообще учиться любил, так что никто ничего и не заподозрил. Я немного с оружием уже у Бабаева научился обращаться, когда с ним катался, показывали мне охранники его, ну а Олежек меня вообще поднатаскал. Сначала на «пустом» стволе он меня дрессировал, потом и на стрельбище – уж не знаю как, но договорился он с кем-то, а ему много чего доверяли, особенно после того как он, глазом не моргнув, целой семье головы поотрубал, за неверие. Он меня с левой руки стрелять и научил… Ну а тут и поход на «шешнашку» созрел.

– Как тогда никто не сообразил, куда они нацелились? – недоуменно почесал затылок Старый.

– А у них там как у кочевников из Великой степи было – вот ходят слухи, вот готовится что-то, но до поры до времени тихо, пока гонец со стрелой, или чем там еще, не прискакал. Вот тогда сразу все роды и колена поднялись – и на Киев, на Константинополь там, – ну или на «шешнашку». А с учетом того, что у Наследников, считай, все во врагах ходили, попробуй пойми, к кому они собрались, – пожал плечами Крысолов. – Разведка, конечно, работала и у вояк, и у людей Анзора, и в самой «шешнашке», только, как и перед Второй мировой, кто-то думал отсидеться, кто-то даже рад тому, что на соседа нападут. А кто-то прикидывал даже, как с этого себе кусок урвать можно. Попытки объединиться были, но так все через задницу шло – короче, опомнились, только когда вертушки Наследников с воздуха лабораторию крошить начали. Где они эти «Ми-24» взяли, до сих пор не знаю.

– С Украины. Наколку им кто-то дал на эту базу – она типа перевалочного пункта была, через нее вертушки с Белоруссии, с ремонтного завода из-под Орши, на Ближний Восток шли, и как раз перед Хренью туда две машины загнали. Персонала там было немного, никто оттуда не ушел, так и зомбанулись там все. Ну а потом забылось как-то про базу эту, пока Наследники про нее не пронюхали, уж не знаю откуда, – пояснил Дмитрий.

– Скорее всего, кто-то из летунов уцелел, а потом к Наследникам прилепился, – предположил Старый, и Крысолов задумчиво кивнул.

Откуда-то снизу донесся приглушенный выстрел. Крысолов, Старый и даже Артем привычно напряглись, но Дмитрий даже ухом не повел.

– Зомбанулась-таки бабушка, а может, ваш, на операции… Хотя вроде не должен бы. Ну не судьба, значится. Вот все думаю стенки чем-нибудь обить, чтобы не так слышно было, а руки все не доходят, – пожаловался он Старому.

Дверь в ординаторскую открылась, и в комнату заглянула та самая девчонка, Варька.

– Здравствуйте, – кивнула она всем. – Дмитрий Васильевич, я там все уже, в 17.40 бабушку констатировала. На операции тоже все нормально, хорошая анестезия получилась. А можно мы два часа, как положено, выдерживать не будем, а то там «скорая» на деревню отъезжает, машины не будет, а у Тарасовны спина болит? А так бы до морга довезли…

Дмитрий поморщился:

– Сама же говоришь: «положено»… – Но, по-видимому, раздобрев от коньяка, великодушно махнул рукой: – Ладно, полчаса подержите – успеваете? (Варька обрадованно махнула русой челкой) – и вывозите. Тело только в ящик положите, и крышку завинтите, а то будет, как в прошлом месяце, когда там зомбокрысак объявился, – крикнул он ей вдогонку. – И, это, скажи на кухне: пусть пирожков принесут.

– …рошо! – донеслось из-за двери.

– Столько всего после Хрени пришлось нового придумывать, – пожаловался Дмитрий Старому. – Вот с телом тоже: раньше покойника можно было в деревянный ящик положить – и все, защита от обычных крыс, если только не оголодали они совершенно зверски, была вполне достаточной. Обыкновенная крыса себе до корней стачивать резцы не станет. А зомбокрыс – с легкостью. Сутки напролет будет грызть, лишь бы до корма добраться. И даже с дератизацией этой: раньше почем зря эту отраву везде клали, а в морге – так особенно, чтобы не погрызли крыски покойничка-то. А сейчас – потравить живых крыс, чтобы заполучить куда более опасных мертвых? С другой стороны, они медлительные, их уничтожить проще, лишь бы зомбокрыс не морфировал. Ну слава богу еще, что они сами додумались своих мертвых кончать, а то, при их численности и распространенности, и из людей бы никто не уцелел.

– Ну не зря же одно из самых умных млекопитающих… Нет, я всегда знал, что крыса – умная тварь. Не зря они в церквях лампадки с маслом выпивали, хвост в них окуная и подруге давая слизывать. Но чтобы вот так вот, чувствуя близкую смерть, не забиваться в угол, а наоборот, не противиться, пока твои товарищи у тебя, еще живой, лапы отгрызают, – чтобы ты после смерти никого не могла догнать…

– Так они и раньше жертвенностью отличались, еще когда одна крыса пробовала незнакомую пищу, чтобы своей возможной смертью уберечь всех остальных. Вот как они ее выбирали – по жребию, что ли? Почему все остальные терпеливо ждали, пока камикадзе не сдохнет или не выживет? Мы с ними на планете бок о бок миллионы лет живем, теснее, чем с собаками, а знаем о них куда меньше, чем о каких-нибудь нематодах. Да, кстати, а ты знал про это? – Старый быстро рассказал Дмитрию о «лесных санитарах».

Тот кивнул:

– Говорили мне местные, а я и по крысам это видел: выводили они своих дохляков то на людей, то на кошек. Сама, зараза, порскнет в сторону, а зомбак врагу достается…

Дверь открылась, и внесли пирожки. Артем и Крысолов, правда, чего-то от них отказались, а вот Дмитрий и Старый – ничего, умяли за милую душу, прихлебывая кто чай, кто кофе.

– …Да. Так вот, нас с запада бросили – во второй волне… ну собственно, бросили не меня, я в тылу был, типа вроде отдельный медбат. Я ж говорю, к Наследникам кого только не примазалось, в том числе и профессиональных военных, причем реально повоевавших, а не просиживавших штаны в академиях. Так что нормально у них было и с тактикой, и с обеспечением, без чего ни одной войны не выиграть. А вот со стратегией они все же просчитались. Не учли они, что так долго защитники продержатся, что к ним сможет помощь подойти… Опять же бандюкам доверились, а у тех закон бандитский: пока ты на коне – мы с тобой. Ну а как ясно стало, что зажали Наследников-то и шандец реальный им наступает, те их и кинули. Слиняли по-тихому в кусты – и вся любовь.

– Мы там тоже были, – кивнул головой Крысолов, – только мы с севера тогда подошли, вместе с «огневиками». Ну из «Пламени». Еле-еле успели, только все равно из защитников «шешнашки» уцелела разве только четверть. Один из вертолетов сам на город свалился – летун, видать, не из лучших был, а второй «огневики» из ПЗРК[4]4
  Переносной зенитно-ракетный комплекс.


[Закрыть] сбили. Ребята после того, что там увидали, – ой, лютые были.

– Могли бы еще тогда встретиться, – качнул головой Дмитрий, – даже не знаю, было бы это для меня лучше – могли бы под горячую руку тоже того, «четвернуть».

– Наследникам тогда крепко по зубам дали, половину вожаков их в «долгий танец» отправили, они после того куда как тише стали, – проговорил Крысолов. – Вот только к добру или худу? Так-то они в открытую себя заявляли, а теперь по углам ютятся, исподтишка норовят. Вроде и центра единого нет у них, а все же откуда-то координируются, сволочи. Особенно там, где власти надежной нет, – там и шебуршатся. Прошлой осенью весточка пришла: где-то возле Саратова плотину на водохранилище прорвало, три анклава – как корова языком. А стали разбираться – так взорвали плотину-то. И слухи пошли в окрестных поселках гулять: скверну смыло, ну и все прочее про третье рождение и Путь. Сидят где-то, гады. А ты как уцелел-то, я ж говорю – ребята лютовали?

– Нас тогда минометами накрыло, – ответил Дмитрий. – Осколком мне второй пальчик отхватило, как нарочно. Ну и шандарахнуло взрывной волной. Отключился я на ненадолго. Очнулся – стреляют рядом. Мне туда и на хрен бы надо, да сзади палатка наша армейская горит, барахло мое медицинское, а у меня об огне, ну не самые лучшие воспоминания, да и не пройти там было. Так что давай я в другую сторону пробираться, от пожара подальше. Подобрался ближе, гляжу, Олежек мой из пулемета строчит. Меня увидел, заулыбался: «Ой, хорошо, что вы живой, коробку с лентой принесите, прут они сильно!» «Хорошо, Олежек, – говорю, – сейчас…» – и с левой руки ему в голову. Как учил он меня… А сам в сторону, глянул только, куда он стрелял: человек десять он там точно положил – я ж говорю, талантливый был. В суматохе я и ушел тогда как-то. Мелькнула было мысль, подождать там тех, с кем Наследники сцепились, да только столько раз уж я обжигался, причем в самом прямом смысле, что не захотелось мне ни с кем: ни с белыми, ни с красными. Вот с тех пор я один, как волк какой. Ни с кем, ни против кого не иду, но живым меня теперь ни одна тварь не возьмет. Ни рабом, ни слугой, – а понял я, что всю жизнь свою кем-то из двоих и был все время… Я этого в общем-то никому еще не рассказывал, как сюда вышел. Сегодня вот только: вас увидел – и выговориться захотелось.