Текст книги "Асы нелегальной разведки"

Родился он 23 сентября 1900 года в Риге. Участник революции, Гражданской войны. В 1929 году направлялся на нелегальную работу за кордон, где работал до 1936 года.

В период Отечественной войны неоднократно выезжал на фронт для выполнения специальных заданий. Награждён орденом Красного Знамени и двумя орденами Красной Звезды. В 46 лет уволен из органов КГБ в звании подполковника. Дружба «Абелей» длилась долго. Скорее всего, Рудольф знал, что Вильям находился в США, т. к. они встречались, когда Вилли приезжал в отпуск. Но о провале Фишера и о том, что он выдал себя за Абеля, Рудольфу узнать было не суждено. Рудольф Иоганнович Абель скоропостижно скончался в 1955 году, так никогда и не узнав, что его имя вошло прочно в историю разведки.

А теперь снова возвратимся к Хейханену.

Р. Хейханен, известный также как Юджин Маки, или Вик, родился 14 мая 1920 года в д. Каскисаари под Ленинградом. Карел по национальности. В 1939 году с началом советско-финской войны его мобилизовали и направили для работы в НКВД. По окончании курсов подготовки переводчиков он был прикомандирован к оперативной группе, действовавшей на оккупированной в ходе войны финской территории, в качестве переводчика.

По окончании финской войны он был направлен в Карелию, где работал в качестве переводчика, а затем и кадрового сотрудника в территориальных органах НКВД.

В 1948 году Хейханена вызвали в Москву. Он был принят заместителем начальника ПГУ МГБ полковником А.М. Коротковым. В результате принятого решения Хейханен был направлен в Эстонию, где проходил профессиональную подготовку. По завершении подготовки – он снова в Москве, и ему сообщили о предстоящей командировке в США. После дополнительной спецподготовки его поставили в известность, что он направляется в Нью-Йорк радистом резидентуры связи и помощником нелегального резидента, действующего под псевдонимом «Марк». В США Хейханен прибыл 20 октября 1952 года с паспортом на имя гражданина США Юджина Маки. Летом 1953 года Хейханен поставил сигнал резиденту «Марку», что готов встретиться с ним по известному ему варианту связи.

Первая встреча «Марка» с Хейханеном (оперативный псевдоним «Вик») состоялась по условиям связи.

К началу 1955 года Хейханен не проявил себя в работе должным образом. Как пишет бывший начальник Фишера Д.П. Тарасов, «Вик оказался слабым человеком. Четыре года, проведенные в Америке, оказали на него пагубное влияние. Падение Вика началось с малого, с обыкновенной рюмки спиртного, пристрастие к которому постепенно переросло в постоянную потребность. Вследствие чего он и стал испытывать нехватку денег, залезать в карман государства, тратя на личные нужды служебные деньги. Вскоре он присвоил 5000 долларов. Эта сумма предназначалась для передачи Элен Собел – жене Нортона Собела, осужденного по делу Розенбергов (“атомный шпионаж”). Получив от “Марка” деньги, Хейханен присвоил их, сказав Фишеру, что передал указанную сумму Элен и велел тратить их разумно».

Пьянство Хейханена стало привлекать к нему внимание соседей по квартире. В дополнение ко всему за управление автомобилем в нетрезвом состоянии он был лишён прав на управление автотранспортом.

Во время своего отпуска в СССР в 1956 году «Марк» поставил перед своим руководством вопрос об отзыве Хейханена из США.

Весной 1957 года Хейханен отбывает в отпуск в СССР. По прибытии в Париж 1 мая по телефону он связался с сотрудником нашей резидентуры. На состоявшейся на следующей день встрече был определён дальнейший маршрут следования Хейханена. Через два дня Хейханен имел «визуальную встречу» в городе с сотрудником резидентуры. По предварительной договорённости Хейханен был без шляпы и держал в руках газету. Это означало, что на следующий день он отбывает самолётом в Западный Берлин, а оттуда уже из аэропорта ГДР «Шёнефельд» в Москву.

Однако на следующий день Хейханен отправился не в Западный Берлин, а в американское посольство в Париже, где заявил, что он сотрудник внешней разведки КГБ в звании подполковника, и попросил политическое убежище.

В доказательство своих слов он продемонстрировал полую монету-контейнер для микрофильмов и заявил, что работал помощником нелегального резидента КГБ в Нью-Йорке по имени «Марк».

После обстоятельного допроса американцы отправили предателя самолётом в Нью-Йорк «ловить» нелегала советской разведки «Марка».

Хейханен сообщил американцам, что «Марк» – нелегальный резидент советской разведки. У него есть студия на Фултон-стрит, 252.

Ну а что же с предателем Хейханеном было дальше?

17 февраля 1964 года в «Нью-Йорк джорнел америкэн» и других американских газетах появилось сообщение о том, что Хейханен погиб в автомобильной катастрофе. Представители ЦРУ утверждали, что он умер естественной смертью. Но в городе Нью-Гэмпшир, где проживал предатель, никаких следов его смерти не обнаружено, а в том месте, где, по сообщениям печати, произошла автокатастрофа, никаких дорожно-транспортных происшествий в тот день зафиксировано не было. По всей вероятности, американцы просто-напросто убрали его, так как он им был больше не нужен. А так просто ЦРУ никому деньги не платит.

Итак, после того, как Хейханен всё же кое-что о «Марке» выдал американцам, последние приступили к его розыску и поимке.

На розыск «Марка» директор ФБР (Федеральное бюро расследований США. – Авт.) Гувер выделил крупные силы и лучших специалистов. Установить место проживания «Марка» оказалось не так просто. Тем не менее Хейханен вспомнил место, где «Марк» попросил его подождать, когда ходил «куда-то» за фотоматериалами. Это место, по мнению предателя, находилось недалеко от работы или жилья разведчика-нелегала.

Сыщики приступили к работе. Проверив большинство помещений и различных офисов в окружении и расспросив жителей микрорайона, агенты ФБР пришли наконец к дому № 252 по Фултон-стрит в Нью-Йорке. В этом доме на пятом этаже оказалась студия Эмиля Р. Гольдфуса. Но студия оказалась закрытой. От жильцов фэбээровцам удалось узнать, что Гольдфуса они не видели с конца апреля.

За домом № 252 ФБР установило скрытое круглосуточное наблюдение. Розыск продолжался с максимальным использованием всех имеющихся сил и средств.

А в это время, выполняя задание Центра, «Марк» уже находился во Флориде в Дейтон-Бич, жил в отеле, выдавая себя за Мартина Коллинза. Отсюда в случае опасности он должен был бежать из США. Находился он там уже 18 дней. Принимать радиограммы на имевшийся там радиоприёмник оказалось невозможным. Кое-как ему удалось принять лишь одну радиограмму, где сообщалось о встрече с «Виком» в Париже, откуда он должен был проследовать дальше по известному маршруту. Это обстоятельство успокоило Вильяма Генриховича. Он счёл, что обстановка нормализовалась, решил вернуться в Нью-Йорк и до получения дальнейших указаний Центра не появляться в своей квартире, а жить в отеле под фамилией Коллинза.

Прибыв в Нью-Йорк, не имея связи с Центром, он решил понаблюдать со стороны за своим домом, посмотреть, всё ли там спокойно. В квартире находился радиоприёмник, который ему был нужен, и необходимо было уничтожить материалы, находившиеся в тайнике, которые могли дать контрразведке зацепку, чтобы выйти на другие дела резидентуры, неизвестные Хейханену.

Первое наблюдение показало, что в районе дома обстановка спокойная. Но разведчик решил не торопиться. Прошло ещё три недели. Он информировал Центр о своём возвращении в Нью-Йорк, но получить ответ из-за помех в эфире, несмотря на все усилия, так и не смог.

После этого вечером он снова появился у своего дома и, улучив удобный момент, незаметно вошёл в подъезд. Осторожно вошёл в квартиру. Убедившись, что всё здесь на месте, не включая свет, взял свой портативный радиоприёмник и, соблюдая меры предосторожности, вышел быстро на улицу. На маршруте к отелю «Латам», в котором он остановился, разведчик проверился. Всё было спокойно.

На другой день он решил проверить тайник, находившийся в ателье под деревянной лестницей. В тайнике хранились плёнки с несколькими письмами от семьи, почтовые адреса для связи с Центром, а также шифрованные записи установочных данных ряда источников, условия связи с ними, шифровальные блокноты.

Он вновь незаметно вошёл в квартиру. Свет не включал. В тайнике всё было цело. Выложив документы на стол, он вспомнил, что в письменном столе должна лежать метрика на Коллинза, по данным которого он проживал в отеле «Латам». «Марк» стал рыться в ящике и нечаянно смахнул со стола контейнер, где хранились плёнки с письмами от семьи. Пошарив безуспешно в темноте на полу, он, понаблюдав из окна за улицей и не заметив ничего подозрительного, включил свет. «Марк» тут же нашёл контейнер и через пару минут выключил свет.

Вернувшись в отель, он уничтожил записи, по которым можно было выйти на работавших с ним людей, сохранив лишь условия встречи на случай выезда из США, контейнер с плёнкой, где были письма от семьи, текущие шифровальные блокноты и программу радиопередач. В случае ареста уликовых материалов было достаточно, но самое важное он сделал – уничтожил следы, по которым ФБР могло выйти на работавших с ним людей.

Вечером состоялся очередной радиосеанс связи. Несмотря на то, что раньше радиоприёмник принимал передачи безотказно, на этот раз сигналы проходили плохо из-за сильных радиопомех. Расшифровать полученную очередную радиограмму полностью не представилось возможным. Страдая от усталости, в третьем часу ночи «Марк» решил ложиться спать.

Около семи часов утра в дверь раздался стук, в комнату ворвались агенты ФБР, и разведчику объявили, что он арестован.

При этом сказали: «Полковник, мы знаем, кто вы на самом деле и чем занимаетесь. Мы предлагаем вам сотрудничать с нами, в противном случае вас ждёт тюрьма».

«Марк» сразу понял, что его сдал Хейханен. Воспользовавшись тем, что ему разрешили надеть брюки и рубашку и позволили выйти в туалет, он изорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз шифрблокноты и бумагу с записью вчерашней радиограммы, которые находились в заднем кармане брюк. Однако некоторые улики всё же попали в руки контрразведки.

Фэбээровцы настойчиво требовали согласия на сотрудничество. Однако «Марк» только разводил руками и повторял, что здесь произошла какая-то ошибка.

Ничего не добившись, сотрудники ФБР передали арестованного чиновникам отдела службы иммиграции и натурализации. В нью-йоркском отделении этой службы «Марка» сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. Через несколько часов его в наручниках доставили в аэропорт и на самолёте доставили в г. Макаллен, штат Техас. Здесь его сразу поместили в одиночную камеру.

На другой день после прибытия начался допрос. Следователь потребовал рассказать, кто он такой, когда прибыл в США, по каким документам проживал в Нью-Йорке и чем занимался в США. Вначале «Марк» наотрез отказался давать какие-либо показания. Он заявил, что согласно уголовно-процессуальному кодексу Соединенных Штатов обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Однако настойчивость сотрудников ФБР, их угрозы и даже попытка побоев убедили его в том, что нужно придумать какую-то приемлемую легенду и последовательно её придерживаться.

Разведчик опасался, что американская контрразведка может начать оперативную игру с Центром от его имени. О его аресте в Центре пока не знают, о предательстве Хейханена тоже вряд ли известно. «Вик» может выйти в эфир и сообщить, что заболел, поэтому вернулся в США, и начать направлять радиограммы от имени резидента в Центр.

«Марк» понимал, что для предотвращения возможной провокации со стороны ФБР есть только один путь – дать знать Центру о своём аресте сотрудниками ФБР.

Он хорошо представлял, что показания предателя и захваченные ФБР уликовые материалы будут служить достаточно убедительными аргументами в любой инстанции, в том числе и судебной, чтобы свидетельствовать, что арестованный является советским разведчиком. Однако признаваться в этом нельзя, это решение было твёрдым. Но как всё же сообщить в Центр?

И у него созревает решение признать себя выходцем из России, который в числе перемещённых лиц попал в Германию, там в разрушенном доме нашёл клад в несколько тысяч долларов, купил себе фальшивый паспорт и прибыл в США. Выступить он решил под фамилией Рудольфа Ивановича Абеля, своего старого товарища и сослуживца.

Такая легенда, по мнению разведчика, позволила бы обратиться за защитой в советское посольство, поскольку он мог претендовать на советское гражданство. А это, как он считал, будет сигналом для Центра о его аресте.

Через некоторое время «Марк» сообщил следователям, что готов рассказать о себе, и подготовил письменное обращение в советское посольство. Интенсивные допросы продолжались целый месяц. Следователи ФБР всё время старались любыми способами склонить разведчика к сотрудничеству с контрразведкой. Убедившись, что «Марк» не пойдёт на предательство, поставили его в известность, что передают дело в судебные инстанции, что после этого хода назад уже не будет и что его ожидает длительный срок заключения, а возможно, и смертная казнь. Бумагу в посольство согласились направить, но скептически заявили: «Вы теперь КГБ не нужны, они постараются откреститься от вас».

В реальности с обращением в посольство произошло то, чем пугали агенты ФБР. Ответ был таков: «Рудольф Иванович Абель посольству не известен, и в числе советских граждан не числится».

Вместе с тем факт обращения арестованного в советское посольство лишил ФБР возможности предпринимать какие-либо шаги оперативного характера, полагая, что советская разведка уже осведомлена об аресте её сотрудника.

…Условия содержания в тюрьмах – нью-йоркской окружной и федеральной исправительной в г. Атланта – были тяжёлые, – рассказывал Р. Абель. Состав заключенных был разным, но преобладали уголовники. Ссоры и драки, употребление наркотиков, которые непонятно как доставлялись в тюремные помещения, отравляли обстановку, делали её невыносимой для большинства заключенных.

Вильям Генрихович провёл в таких условиях четыре с лишним года, но ни разу не пожаловался на плохое содержание. Он обладал способностью находить себе занятие в любой обстановке. Его ум находился всегда в постоянном поиске увлекавших его идей. То он занимался решением математических задач, то составлением кроссвордов. На уголовников Вилли никогда не жаловался адвокату. Он умел находить с ними общий язык. Одного из них он обучал французскому языку.

Но спецслужбы не оставляли в покое разведчика. С одной стороны, они действовали через администрацию тюрьмы, с другой – через самого адвоката. Донован профессионально и добросовестно выполнял обязанности защитника, но никогда не упускал возможности в критических ситуациях напомнить, что подзащитный упускает свой шанс, отказываясь от сотрудничества с американскими спецслужбами. Иногда такие беседы принимали форму нажима. Но каждый раз нелегал отвергал эти домогательства, действуя при этом с большим достоинством и тактом.

Мероприятия по вызволению Фишера из американской тюрьмы были начаты в октябре 1957 года. Сотрудники центрального аппарата внешней разведки старались подобрать оптимальный вариант, который позволил бы начать переговоры с американцами.

Важным моментом был подбор подходящего кандидата или кандидатов для обмена. Американцы скептически относились к тому, что в СССР найдётся равнозначный кандидат.

Итальянский журнал «Темпо» в феврале – марте 1958 года поместил интервью своего корреспондента с заместителем генерального прокурора США Томпкинсом, который следующим образом охарактеризовал положение: «Это был противник большого масштаба, гений в своей профессии, – отметил он. – В течение десяти лет он смог не только прожить незамеченным и не обратить на себя внимание, не вызвать к себе подозрения, но сумел даже приобрести симпатии к себе и установить много дружеских связей. Это, несомненно, наиболее важный и самый способный советский агент, который когда-либо попадал в наши руки с 1917 года. В своей профессии – это исключительный человек во всех отношениях. Арест Абеля – дело большого значения. Для подготовки агента с такими способностями требуются годы и годы, может быть, десять лет, а может быть, двадцать. Его сила воли и выдержка таковы, что если бы мне пришлось написать учебник о поведении секретного агента, я не мог бы посоветовать ничего другого, как имитировать Абеля. Это человек, пожертвовавший всем ради выполнения своей миссии, который полностью перевоплотился в свою роль. Для русских он, несомненно, незаменим. Поэтому я не думаю, чтобы он был обменен на кого-нибудь, поскольку тем самым мы преподнесли бы русским огромный подарок».

В ходе судебного процесса по делу разведчика-нелегала Вильяма Фишера его защищал американский адвокат, высочайший профессионал Джеймс Донован. Чисто по-человечески между ними сложились, можно сказать, неплохие отношения.

Характеризуя Р. Абеля, адвокат Дж. Донован сказал, в частности, следующее:

«Абель – культурный человек, великолепно подготовленный как для той работы, которой он занимался, так и для любой другой. Он свободно говорил по-английски, прекрасно ориентировался в американских идиоматических выражениях, знал ещё пять языков, имел специальность инженера-электронщика, был знаком с химией и ядерной физикой. Рудольф Абель – человек, обладающий чувством юмора. Как личность его просто нельзя не любить…»

Во время отбывания срока заключения в тюрьме у Абеля состоялось личное свидание с шефом Центрального разведывательного управления (ЦРУ. – Авт.) США Алленом Даллесом, который, попрощавшись с Абелем и обращаясь к адвокату Джеймсу Доновану, мечтательно сказал: «Я хотел бы, чтобы мы имели трёх-четырёх таких людей, как Рудольф Абель, в городе Москве».

Между тем проработка вопроса о вызволении Абеля из тюремных застенков продолжалась.

Как уже известно, 1 мая 1960 года в районе Свердловска (ныне Екатеринбург) был сбит американский самолёт-разведчик У-2, который пересёк южную границу СССР и летел в сторону Норвегии на высоте более 20 км. До конечной точки – городка Боде в Норвегии – ему предстояло пролететь над чужой территорией около 6000 километров. Где-то над Челябинском автопилот вышел из строя. Но Пауэрс не собирался возвращаться. Произвёл запланированную съёмку над секретным, как у него было отмечено, объектом, это был действительно сверхзакрытый Челябинск-40, и повернул на Свердловск. Безнаказанность опьяняла. Пауэрс и не предполагал, что советские радары вели У-2 ещё от Пянджа в Таджикистане. Но дальше Свердловска Пауэрсу лететь было не суждено. Он был сбит зенитной ракетой.

Но остался жив, приземлившись на парашюте. 9 апреля 1960 года один У-2 безнаказанно пролетел над советской территорией от Норвегии до Ирана, отснял Капустин Яр, Байконур, ещё один ракетный полигон. Но его сбить не смогли, так как данный тип самолёта летел на высоте 20–22 километра.

1 мая 1960 года сотруднику ЦРУ Гарри Пауэрсу надлежало пролететь с аэродрома в Пешаваре (Пакистан) через район Свердловска в Норвегию. Пауэрса снабдили, как это было принято, пакетом «для подкупа», в котором находились семь с половиной тысяч рублей, лиры, франки, марки, две пары золотых часов и два женских золотых кольца. Лётчик-шпион получил и ещё один, особый предмет – в маленькой коробочке находилась иголка с ядом «на всякий случай».

В 8 часов 55 минут по московскому времени самолёт У-2 с лётчиком Пауэрсом был сбит ракетой одной из зенитно-ракетных частей Противовоздушной обороны страны (ПВО).

В Вашингтоне, ничего не зная о том, что произошло в действительности (самолёт У-2 не прибыл в Норвегию), полагали: самолёт уничтожен, лётчик погиб. Подождали 5 дней. Москва ничего не сообщала.

5 мая представитель государственного департамента США заявил, что самолёт У-2, принадлежавший НАСА и проводивший метеорологические исследования вблизи турецко-советской границы, в результате потери пилотом сознания из-за кислородного голодания сбился с курса и, управляемый автопилотом, залетел в воздушное пространство СССР.

И вдруг, как гром среди ясного неба, сообщение из Москвы: «Советское правительство сделало заявление о том, что пилот сбитого самолёта У-2 находится в Москве, дал показания, и что в распоряжении советских властей имеются вещественные доказательства шпионского характера полёта Гарри Пауэрса на самолёте У-2».

Пауэрс – летчик-шпион США

«Нью-Йорк таймс» тут же заявила: «Ещё никогда в истории дипломатии американское правительство не попадало в более нелепое положение, чем с полётом самолёта У-2».

17 августа 1960 года состоялся суд над Г. Пауэрсом. В зале среди зрителей находились его родители, жена и тёща в сопровождении двух врачей и трёх адвокатов. СССР выдал визы и нескольким официальным сотрудникам ЦРУ. Пусть смотрят и слушают.

Пауэрс признал себя виновным, хотя утверждал, что он не шпион, а всего лишь военный лётчик, нанятый для выполнения задания.

Лётчику-шпиону Пауэрсу угрожала смертная казнь, но казнить его не собирались. Он мог ещё пригодиться! Ему вынесли довольно-таки мягкий по тем временам приговор – 10 лет лишения свободы.

Вернувшись к себе на родину в США, его жена Барбара и родители стали умолять президента страны, чтобы тот сделал всё возможное для вызволения лётчика Пауэрса. Это также совпало с желанием нашей страны.

10 февраля 1962 года Пауэрс был обменян на осуждённого в США советского разведчика-нелегала Рудольфа Абеля. По возвращении в США Пауэрс развёлся с женой Барбарой (она сильно увлеклась алкоголем). Женился на Клавдии Повни, психологе ЦРУ. В свою очередь ЦРУ, признав Пауэрса своим сотрудником, выплатило ему жалованье за время, проведённое им в тюрьме в СССР.

Став гражданским лётчиком, Пауэрс перешёл на вертолёт, работал в транспортной службе, регулировал движение в районе Лос-Анджелеса. Над экс-шпионом подсмеивались, шутили: уж тут-то его не собьют!

Он разбился сам. 1 августа 1977 года в баке его вертолёта вдруг закончилось горючее. Как такое могло случиться с опытным пилотом? Подозревали и самоубийство, и покушение, однако склонились к наипростейшему объяснению: Пауэрса подвела небрежность, отправившая на тот свет и находившегося с ним в кабине телеоператора. Вертолёт разбился над спортивным полем, по печальной иронии судьбы находившимся в трёх милях от завода «Локхид», где был создан У-2.

Лётчик Пауэрс был неудачником и умер им же. В историю Гарри Пауэрс вошёл из-за злополучного полёта над СССР да благодаря обмену на Р. Абеля.

Итак, обмен Р. Абеля на Гарри Пауэрса состоялся. Р. Абель снова в Москве. После лечения и отдыха уже на Родине он вернулся к работе в Центральном аппарате внешней разведки, передавая богатый опыт молодым чекистам-разведчикам.

После освобождения из тюрьмы Рудольф Иванович прожил немногим более девяти лет.

Помню, как-то летом 1970 года я встретился с Р. Абелем в нашей поликлинике в Варсонофьевском переулке. Он стоял на лестничной площадке и курил свой любимый «Беломор». Я подошёл, поздоровался с Рудольфом Ивановичем за руку и сказал: «Рудольф Иванович, вы всё ещё покуриваете. А может быть, стоило бы подумать, как бросить эту, как принято говорить, дурную привычку?» «Да вы знаете, дорогой коллега, – ответил нелегал, – я живу по принципу: копчёное мясо ведь, как известно, дольше сохраняется, – и приятно засмеялся. – Да и наш отечественный “Беломор” для меня родней всяких там “Мальборо” и пр.».

Мне остаётся только добавить, что скончался Р.И. Абель от рака лёгкого в Онкологическом центре в Москве.

Несколько слов по обмену Абеля. 10 февраля 1962 года произошёл обмен. Он состоялся в Берлине на мосту Альтглинике-брюкке.

Сам В. Фишер следующим образом описывает события, которые предшествовали обмену:

«Был вечер 6 февраля, мы уже сидели запертые в камере. Подошёл надзиратель и сказал: “Абель, возьмите вещи. Идите вниз”. Он подождал, пока я кончил сборы. Много времени они не заняли…

Внизу, когда мы вышли из блока камер, меня отвели в комнату дежурного. Там был начальник тюрьмы.

– Вам надо поехать в Нью-Йорк.

…Около двух часов ночи я уже был в самолёте, а в пять утра меня принимал дежурный по тюрьме в Нью-Йорке. Через день, 8 февраля, в 15 часов, меня снова одели и вывели из тюрьмы. На улице у входа в тюрьму меня встретил Уилкинсон, бывший начальником тюрьмы в Атланте во время моего пребывания там.

Мы сели в машину, там оказалось ещё несколько человек, и в сопровождении второй машины направились в путь…

Отъехав от Нью-Йорка примерно километров сто, прибыли на аэродром, по всем признакам военный. У ворот произошла небольшая заминка – Уилкинсон позвонил кому-то по телефону, а затем наши машины подъехали к четырёхмоторному самолёту.

Уже темнело, и, когда мы поднялись в воздух и легли на курс, появились звёзды. Я посмотрел в иллюминатор, нашёл Большую и Малую Медведицу, Полярную звезду и определил курс: мы летим примерно на 17 градусов к востоку от севера – следовательно, в направлении Европы.

Я знал, что большая дуга из Нью-Йорка на Северную Европу проходит в этом направлении, и, когда Уилкинсон спросил меня, имею ли я представление о цели полёта, я ему так и ответил: “На Европу”.

Он был несколько удивлён, но, когда я показал ему на звёзды, он понял, откуда мне было это известно…

В Берлине мы приземлились на аэродроме Темпельхоф, где нас ждали какие-то люди с машинами. Проехав недолго по городу, мы прибыли к зданию оккупационных войск США. Тут же меня повели в подвальное помещение. Было совершенно ясно, что дело шло к обмену».

Долгожданный обмен произошёл утром 10 февраля 1962 года. Вильям Генрихович тут же попал в объятия друзей и коллег, которые принимали участие в этом деле. Затем его привезли на служебную виллу в пригород Берлина Карлсхорст, где его ждали Елена Степановна и дочь Эвелина.

Состоялась товарищеская встреча. Был оглашён не один тост. В конце встречи Вильям Генрихович сказал: «Я испытываю чувства человека, попавшего “с корабля на бал”. И радостно и волнующе, и непривычно, непривычно до такой степени, что даже от бокала лёгкого сухого вина неимоверно кружится голова. Откровенно говоря, я как во сне. Произошёл такой разительный контраст обстановки, что даже трудно поверить в случившееся. “Корабль”, на котором мне пришлось находиться без малого пять лет, как вы знаете, имеет прозаическое название – каторжная тюрьма министерства юстиции в городе Атланта. Там я старался делать всё возможное для того, чтобы не уронить чести и достоинства советского человека, до конца выполнить свой служебный долг».

В Москве Вильяма Генриховича приняли руководители Комитета государственной безопасности и внешней разведки. Председатель КГБ огласил Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении разведчика-нелегала орденом Красного Знамени и приказы о награждении его знаком «Почётный сотрудник госбезопасности» и назначении на должность начальника отдела.

После лечения и отдыха Фишер приступил к работе. Помимо оперативных дел Вильяму Генриховичу приходилось много выступать в чекистских коллективах центрального аппарата и местных органов, а также на предприятиях, в школах и даже в сельских районах. Интерес к личности этого человека был очень велик. Почти десять лет после освобождения из тюрьмы Фишер оставался на службе в разведке, отдавая знания и опыт молодым сотрудникам.

Но пришла беда. 15 ноября 1971 года Вильяма Генриховича Фишера не стало. Он скончался в клинике онкологии после непродолжительной болезни, симптомы которой дали о себе знать лишь в самое последнее время.

Вильям Генрихович прожил 68 лет. Это был человек с большими разносторонними способностями. Джеймс Донован о нём сказал следующее: «Это уникальный человек. Он говорил со мной об атомной энергии, как если бы он был лучшим другом Эйнштейна. Абель знал живопись, фотодело, ювелирное искусство, электронику, химию».

К этому надо добавить, что он был хорошим музыкантом, лингвистом, прекрасно знал юриспруденцию и литературу.

Особым увлечением была живопись. Ей он отдал львиную долю свободного времени. Им были написаны сотни картин, репродукции некоторых из них стали известны широкой публике.

11 июля 2003 года выдающемуся советскому разведчику-нелегалу Вильяму Генриховичу Фишеру исполнилось бы ровно 100 лет. К сожалению, здоровье его оказалось серьёзно подорванным из-за невероятных трудностей работы в качестве главы нелегальной резидентуры советской внешней разведки в США (с 1948 по 1957 г.) и проблем, связанных с последующим арестом и пятилетним пребыванием в американской каторжной тюрьме.

Кстати, так не сумев доказать ни одного факта причастности Абеля к шпионской деятельности, Федеральный суд Восточного округа Нью-Йорка 15 ноября 1957 года приговорил разведчика к 30 годам заключения.

Длительная безупречная служба Вильяма Генриховича в рядах сотрудников внешней разведки, отмеченная высокими государственными наградами, его мужество и стойкость, беззаветная преданность Отечеству и сегодня являются достойным примером. Даже бывшие противники Абеля – Фишера были вынуждены признать, что он являет собой абсолютно безупречный образ разведчика-нелегала, гордиться которым могла бы любая страна. И нам, ныне здравствующим его соотечественникам и будущим поколениям россиян, остаётся хранить о нем благодарную, светлую память. Его имя сохранится в памяти не только разведчиков, но и всех людей, которым дороги интересы нашего Отечества.

В.Г. Фишер награждён орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, знаком «Почётный сотрудник госбезопасности» и многими медалями.

Следует сказать ещё несколько слов об одном обстоятельстве.

Долгополов Николай Михайлович встречался с приёмной дочерью Вильяма Генриховича Лидией Борисовной Боярской, которая рассказала ему о последних днях жизни Вильяма Генриховича. Вот что по этому поводу пишет Николай Михайлович в своей книге «Абель – Фишер», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ в 2010 г.:

«8 октября 1971 года к Эвуне (младшая дочь Фишера – Эвелина) на день рождения приехали на дачу гости. Я тоже была там и даже не заметила, чтобы с дядей Вилли происходило что-то неладное. Был он, как всегда, приветлив, ни на что не жаловался. Тут и собранность, и воля железная. Через несколько дней ему стало плохо, и его положили в онкологическую больницу.

А за день до смерти, 14 ноября, мы с Эвуней дежурили в его палате. Дядя Вилли лежал в палате один и около него постоянно находился сотрудник из разведки. Дядя Вилли был без сознания, состояние его было ужасное. Судя по всему, его мучили ужасные сны. Нам казалось, что это были моменты ареста, допроса, суда… Он всё время метался, стонал, хватался за голову и порывался встать на ноги. Даже упал на пол, и мы не смогли его удержать. В сознание он так и не пришёл».