Текст книги "Цветы к сентябрю"

Особое внимание отец уделил овощам и фруктам. В основном, почему-то зелёным яблокам и маринованным огурцам. Эти позиции он представил в самых разнообразных вариантах. Консервированных огурцов было великое множество: всяческих размеров и калибров, изготовленных в разных странах. Мне очень понравились совсем маленькие, величиной с половину пальца огурчики, которые носили интересное и незнакомое мне название «корнишоны». Яблоки также находились в многочисленных упаковках, в одной они были нарезаны ломтиками и плавали в полупрозрачной тягучей жидкости, напоминающей фруктовое желе.

«Что и говорить, папа знает мои вкусы, – подумала я и ощутила во рту обилие слюны. – Только зачем всего столько? Здесь хватит на целую роту! Да, мне одной придётся долго с этим управляться!».

Внезапно заныли височные кости, и перед глазами вновь появилась чёрная, старинной кладки стена, на которой, словно змея, извивалась тёмная трещина. Через несколько секунд стена начала бледнеть и стала похожа на мглистую дымку, которую я уже видела ранее. Я ещё сильнее смежила веки, представляя, что в этом тумане сейчас что-то или кто-то появится…

Но… Память не торопилась ко мне возвращаться. В этой призрачной, сотканной из тканей потусторонних миров пелене, я не увидела ровным счётом ничего. Зато услышала голоса. Мужской и женский.

– Ник, зачем ты столько тратишь на продукты? – спрашивала женщина.

– О каких деньгах ты говоришь? – отвечал ей мужской голос. – Это ты называешь тратой? Поверь, милая, статья расходов на питание совершенно не влияет на формирование нашего бюджета!

– Но ты столько всего привозишь! Я не поверю, что это дёшево стоит!

– Это не может стоить дорого, потому что это – не прихоть. В первую очередь мне необходимо, чтобы ты хорошо питалась! Чтобы потом ты родила мне прекрасного здорового ребёнка, Дж…

Скрипнула входная дверь. Сизый болотный дым исчез. В образовавшемся проёме появилось улыбающееся лицо Полли.

– Здравствуйте, – протарахтела она.

Я рассеянно кивнула и попыталась улыбнуться. Голоса все ещё приятным мелодичным эхом отдавались в голове.

Ник!

Какое до боли знакомое имя! Ну да, я же произносила его во сне! Николас, а сокращённо – Ник. Кого же так звали? Моего мужа? Скорее всего… Кто, кроме него мог ещё так проявить заботу обо мне, покупая продукты сумками, и кому я должны была родить ребёнка? Не отцу же… Он бы так и сказал: «Крепкого, здорового внука». Кстати, а как зовут моего папу? Ведь я так его об этом и не спросила…

Он остановился, когда я назвала его Николасом…

Нет… по-моему, он говорил…, как-то иначе… Или нет? Почему я не могу вспомнить? Неужели опять амнезия? По-моему, он всё-таки говорил… Но… я, я… ОПЯТЬ забыла его имя… Не может быть…

– Сегодня вы какая-то загадочная, – усмехнулась Полли. – Наверное, ждёте, не дождётесь, когда приедет ваш отец?

– Наверное, – вздохнула я.

– Приедет, приедет, – напустив на себя важный вид, – успокоила меня сиделка. – Если пообещал, то сделает. Наверняка, вчера у него было много дел…

Она неожиданно умолкла. Поймав её взгляд, я увидела, что она с изумлением смотрит на груду цветных пакетов и диковинных баночек.

– Кстати, я прошу вас составить мне компанию, – я указала рукой на продукты. – Поверьте, это – от чистого сердца.

– Нет, что вы, что вы! – она замахала руками. – Я уже завтракала, да и нам не положено! Нет, нет! Вы кушайте на здоровье, вам же надо поправляться!

– Полли! – я встала с кровати, твёрдым шагом приблизилась к ней и крепко взяла под локоть. – Я приглашаю вас ещё раз позавтракать, на этот раз со мной! И прошу мне не отказывать, иначе я расстроюсь, и у меня поднимется давление!

Не обращая внимания на протесты, я подвела её к кровати, усадила на стул, а сама уселась напротив.

– По-моему, это сок, – предположила я, беря увесистый бумажный пакет. – Да, точно, вот и апельсин нарисован.

Я потянулась за пластиковыми стаканами.

– Начнём с него. И прошу вас, Полли, не смейте мне возражать.

– Я уже не возражаю, – женщина скромно улыбнулась. – Ваш папа, похоже, вас очень любит, смотрите, сколько он вам всего накупил! И причём, это стоит немалых денег, сразу видно, что приобреталось в дорогом магазине…

– В дорогом магазине? – подозрительно переспросила я.

– Ну, что в недешёвом, это точно, – поправилась Полли. – Поверьте, я крайне редко, но всё-таки захожу туда. Мало ли, гости или ещё что-нибудь…

– А где вы обычно покупаете продукты?

– Самый приемлемый для меня вариант – это уличные торговцы. У них намного дешевле, а с некоторыми даже можно поторговаться.

– Ник, – задумчиво произнесла я. – Он тратил на продукты слишком много денег… Значит, он тоже покупал их в дорогих магазинах…

Что это такое? Совпадение?

Нет, это просто смешно. Мало ли людей отовариваются в шикарных супермаркетах? Взять хотя бы моего отца… Судя по одежде – он не бедный человек… Хотя… Откуда у учёного столько денег, он же не бизнесмен… Правда, он сам говорил, что его эксперименты неплохо финансировались… Ерунда какая-то… Я становлюсь чересчур подозрительной. Это почти что годовалая болезнь даёт знать о себе…

– Что вы сказали? – участливо спросила Полли.

– Так, – я тоскливо посмотрела в окно. Начинался дождь. – Просто мысли вслух.

– Наверное, это грустные мысли?

– Скорее всего, да.

– Ну, не стоит отчаиваться, Джина. Жизнь постепенно налаживается, скоро уже приедет ваш отец, посидите, поговорите…

– Кстати, который час?

– Половина одиннадцатого.

– Странно. Скоро обеденный перерыв, а его всё нет…

– Но он же – мужчина деловой, следовательно, занятый. Я думаю, как освободится, сразу же появится здесь.

Какие у него могут быть дела в нашем времени?

– Да, конечно, конечно…

Мы сделали бутерброды, и какое-то время сосредоточенно жевали.

– Полли, – я нарушила затянувшееся молчание. – Вы случайно не знаете, как зовут моего отца?

– Случайно… нет, – рука женщины с надкушенным канапе остановилась на полпути ко рту. – Ой, правда, я не знаю… Мне сразу представили его, как вашего папу…

– Мм-да-а, – только и смогла произнести я.

– Да вы не волнуйтесь так, – Полли отложила в сторону недоеденный бутерброд и поднялась со стула. Очевидно, выражение моего лица в тот момент сильно изменилось. – Я сейчас сбегаю вниз, на «ресепшн» и все узнаю!

– Не стоит беспокоиться, Полли, – я вяло улыбнулась и махнула рукой. – Это я так, к слову спросила…

– Никакое это не беспокойство, – упрямо заявила женщина. – Честно говоря, мне и самой интересно!

Она смахнула с халата галетные крошки и выскользнула за дверь. Я понимала, что теперь её уже не остановить.

Странно, подумала я.

Как все это, однако, странно. Человек приходит сюда не в первый раз, и никто не удосуживается спросить его имя. Тем более, вся больница знает о том, что со мной случилось и сколько времени я здесь нахожусь… Может быть, опять совпадение? Глупое, ничтожное совпадение… Просто Полли об этом никто ни сказал… В принципе, кто она такая?

Обычная сиделка.

Нет, врачи наверняка знают многое о моем отце. И как его зовут, и…

Щёлкнул дверной замок. В палату протиснулась запыхавшаяся, слегка бледная Полли. Отдуваясь, она уселась на табурет передо мной.

– Довольно странная история, – сказала она, переведя дух и отхлебнув сока. – На «ресепшене» на этого человека нет никаких данных. Это меня больше всего и поразило – все пропуска выписывают они. Оставался ещё один вариант – ваш отец договорился напрямую с нашим главным. Естественно, тот мне ничего не сказал, на эту тему он даже не стал бы со мной разговаривать. Но я знаю его секретаршу Марту много лет. Поэтому я пошла прямо к ней и без всяких обиняков спросила… о вашем отце.

– И?.. – у меня перехватило дыхание.

– Самое интересное, что она тоже не знает его фамилию, она… В общем, она слышала только его имя, да и то, можно сказать, мимоходом…

– Имя! – утробно простонала я. – Как его имя?

– Николас… – испуганно моргнув, ответила женщина.

20 августа. Вечер

Самое противное сегодня – то, что мой отец меня так и не навестил, а самое гадкое, что он даже не позвонил. Честно говоря, я не знаю, что делать. Полли не отходит от меня ни на шаг.

21 августа

Он всё-таки появился!

Это было так неожиданно, что я чуть не сошла с ума. Он вбежал, нет, влетел, нет, ворвался в палату, точно ураган! И сразу же бросился меня целовать. Я так растерялась, что продолжала сидеть на кровати, словно китайский болванчик, с опущенными руками и кукольным, восковым лицом.

– Девочка моя! – горячо шептал он, осыпая моё лицо поцелуями. – Прости меня! Прости за то, что я заставил тебя так долго ждать! Прости за то, что вчера я не приехал и не позвонил! Прости за то, что я невольно подарил тебе целые сутки внезапного одиночества!

В какой-то момент у меня промелькнула мысль, что уж слишком с большим пылом он это делает, появилось ощущение, что сейчас он извиняется передо мной, не как отец перед дочерью, а как мужчина перед любимой женщиной…

Но… как оно появилось, так и исчезло. Он взял в ладони моё лицо и долго-долго всматривался в глаза.

– Ты не сердишься на своего непутёвого отца? – чуть слышно прошептал он. – У меня действительно навалилось столько дел, что не было ни одной свободной минутки.

Какие у него могут быть дела в нашем времени?..

– Я верю тебе, папа, – почти беззвучно прошептала я. – И поэтому нисколько на тебя не сержусь. Правда, нисколечко…

Я услышала, как мой голос дрогнул и между мною и отцом упал мутный, полупрозрачный занавес. По правой щеке пробежала тонкая горячая струйка.

– Не плачь, Джина, – отец прижал мою голову к своей груди и ласково погладил по волосам. Рука у него была большая, тёплая, и на удивление нежная. По моему телу пробежал лёгкий электрический разряд.

– Не плачь, Джина, – повторил он. – Теперь, я думаю, подобного больше не произойдёт. По крайней мере, я постараюсь. Не грусти, дочка, всё будет хорошо.

– Я тоже на это надеюсь, – всё ещё всхлипывая, пробормотала я. Слегка отстранившись, отец хитро мне подмигнул.

– Знаешь, – произнёс он тоном заговорщика, – у меня для тебя кое-что есть…

– Что? – я слегка улыбнулась.

– Закрой глаза, – я немедленно повиновалась. – Так. Теперь вытяни руки вперёд.

– И что бы ни произошло, глаза не открывай, пока я тебя об этом не попрошу!

Когда он произнёс последнюю фразу, мне показалось, что я уловила в его голосе оттенок грусти и, одновременно, фальши. Показалось мне также и другое – я уже где-то, когда-то слышала точно такую же фразу, произнесённую точно таким же голосом. Но осмыслить всего этого я не успела. Я почувствовала прикосновение его тёплой руки, которая что-то надевала на палец.

– Открой глаза, – услышала я.

Медленно и осторожно я сделала то, что он просил. На безымянном пальце правой руки красовалось миниатюрное колечко в форме ажурных спиралевидных переплетений, изгибы которых были украшены бриллиантовой крошкой.

– Какая прелесть! – едва лишь смогла выдохнуть я и только тут поняла, что почти год не видела ювелирных украшений.

– Нравится? – спросил отец.

– Очень! – я широко улыбнулась.

– Носи на здоровье!

Если бы я не была так ошеломлена и восхищена, я бы сумела заметить, как он пристально разглядывал моё лицо, словно чего-то ждал. Но в тот момент мне было не до того.

– Спасибо, папа, – прошептала я. – Только зачем так тратиться? Оно, наверное, жутко дорогое…

– Это неважно, дочка, – отец улыбнулся. – Для кого-то ведь я работаю. Ты – единственная, кто остался у меня в этом мире, поэтому, неужели я не смогу позволить себе купить то, что, на мой взгляд, должно тебе понравиться?

Я не нашлась, что сказать.

– Думаю, что смогу, – он сам ответил на свой вопрос. – Поэтому давай договоримся на будущее – больше подобных разговоров быть не должно. Мне они совсем не нравятся…

Он внезапно замолчал и опустил глаза. Мне подумалось, что его и раньше часто этим донимали. Только вот кто? Наверное, всё-таки я.

– Хорошо, папа, – я смиренно потупилась. – Договорились. Больше мы этой темы не касаемся.

– Как твоё здоровье? – отец перевёл разговор на другую тему.

– Говорят, неплохо. Восьмого сентября соберётся консилиум, он будет решать вопрос о моем окончательном излечении и, конечно, выписке! Это было бы здорово! Как раз к моему дню рождения!

– Да, – отец странно улыбнулся – если всё будет хорошо, то мы сможем отметить этот праздник вдвоём.

– А ты думаешь, что-то может нам помешать?

– Нет, я так не думаю, – он запустил пальцы правой руки в волосы и провёл ими вверх. – Всё должно быть просто чудесно.

Где-то я уже видела этот жест! Память попыталась дать мне шанс восстановить очередной эпизод прошлой жизни, но воспользоваться им я не смогла.

Не успела, потому что вспомнила о другом.

– Папа, в прошлый раз ты хотел мне что-то рассказать, – напомнила я.

– Конечно, – откликнулся он. – Мы остановились на том, как ты побывала в прошлом во второй раз.

– Нет, – я капризно наморщила нос. – Я хотела узнать, был ли у меня муж?

Я капризно наморщила свой хорошенький носик…

– До этого мы постепенно дойдём, – взгляд его посерьёзнел. – Давай лучше всё по порядку.

– Хорошо, – согласилась я. – Если тебе так удобнее…

– Удобнее, – быстро кивнул он. Мы немного помолчали.

– Итак, ты вернулась из прошлого во второй раз и, судя по всему, провела время там с большей пользой, чем в первый. По крайней мере, я это заметил и уже начал готовить твой третий переброс…

Но…как говорится, всё всегда хорошо не бывает. Неожиданно правительство перестаёт финансировать мои исследования. С этого и начинается цепь неудач и последующих проблем. Мне не хватает исходного материала. В кредитах отказывают – нет подходящего гаранта. Ты чувствуешь моё настроение – как специально, чуть ли не каждый день заводишь разговор о том, что тебе надо снова вернуться. В конце концов, я сдаюсь и говорю тебе правду. Перед этим я внимательно просматриваю свои расчёты. Да, так оно и есть. Возможность повторить эксперимент имеется у меня ещё один раз, от силы – два. Но за благополучный исход последнего я не ручаюсь.

Ты, как всегда, упряма, ты полностью переняла мой характер. В результате я снова сдаюсь и перебрасываю тебя в третий раз. Снова на тысячу лет назад. Ты возвращаешься оттуда бесконечно подавленная, практически не отвечаешь на мои вопросы, целыми часами сидишь и смотришь в окно, молчишь, иногда плачешь. А за окном – осень, та осень, с приходом которой ты вкусила печаль. Печаль затянувшейся паузы перед нашим с тобой расставанием…

Боже, это было невыносимо!

Он быстрыми шагами пересёк комнату, опустился на одно колено и спрятал лицо в моих ладонях. Судорожно дёрнулось сердце, в руках вспыхнул нестерпимый жар, и мне опять показалось, что этот жест – нечто большее, чем попытка отца найти успокоение в руках дочери. Но, уже в следующий момент, повинуясь бессознательному желанию, я осторожно высвободила одну из рук и запустила пальцы в его густую, начинающую седеть шевелюру. Мне почудилось, что он тоже вздрогнул и чтобы скрыть это движение, ещё сильнее прижал ладонь моей руки к своим губам.

Казалось, исчезло всё, что нас до этого окружало. Мы оказались в темной и тягучей субстанции, обволакивающей со всех сторон. Не было больше ничего вокруг, не было больше никого вообще. Сейчас нам никто не был нужен. Два живых существа, берущие своё начало от Сотворения мира, остались, наконец-то, наедине. И в этот момент они не хотели никого видеть и слышать.

Возможно ли такое в отношениях между родителями и детьми? Уместно ли подобное подсознательное влечение к противоположному полу с физиологической точки зрения?

Кто знает…

Наверное, да…

По крайней мере, мне так казалось. Ведь не могла же я себе признаться, что в тот момент видела в Николасе не отца, а своего мужчину, который был у меня и раньше, где-то в прошлой жизни, потом исчез и вот, появился вновь…

Отец отнял губы от моей руки, поднял голову и посмотрел на меня долгим, утомлённым взглядом. Я моргнула, пелена наваждения исчезла, и только тогда я осознала, что мы снова находимся в реальном мире.

– Это было невыносимо, – беззвучно повторили его губы.

– Я представляю, – мой голос неожиданно сделался глухим, как предгрозовой рокот грома.

Я тут же постаралась откашляться.

– Я понимаю твоё состояние, папа. Когда тебя не было, я испытывала то же самое.

Он ещё раз пристально посмотрел мне в глаза, потом медленно поднялся и наклонился надо мной – такой большой, внушительный, необъятный…. И вдруг резким движением подхватил меня на руки, от чего перехватило дыхание, и сердце бешено заколотилось в предвкушении долгожданного и волнительного…

Я почувствовала вблизи его запах, не тот аромат дорогой парфюмерии, который невидимым шлейфом окутал всю палату, а запах настоящего мужчины – томящий своим ожиданием поскорее принадлежать ему. И моё тело содрогнулось в предвкушении предстоящего…

Отец улыбнулся, сел на стул и опустил меня к себе на колени. Не знаю почему, но я не стала убирать рук с его шеи, но обвила её ещё сильнее и положила голову на крепкое, неподвластное возрасту плечо. И мне сразу стало так хорошо, как не было уже долгие месяцы.

– Вот так ты очень любила делать, когда была совсем маленькой, – шёпотом произнёс он. – Если не возражаешь, давай посидим, помолчим и помечтаем – неважно о чем. Может быть, этот момент успокоения тоже поможет твоей памяти открыть ещё одну страницу книги, которую она запечатала сургучом.

И в нас вошла тишина. Холодная, безжалостная, пронзительно-серая, которая заставила сжаться моё сердце и пронеслась по телу стремительной, прохладной волной.

Тишина, которая пыталась помочь мне вспомнить.

Тишина, которая пыталась помочь осознать вспыхнувшие во мне чувства.

Тишина, которая пыталась помочь понять…

И её плоский, отливающий тусклой поверхностью, клинок, разрезал мою и без того исстрадавшуюся душу на несколько частей. Потом аккуратно подцепил их своим острием и опустил в высокие, цилиндрической формы банки, наполненные темной тягучей массой. Я сразу поняла, что окружена субстанцией начала. Начала мужского и женского, существовавшего только в связи друг с другом, отдельно от всех остальных. Субстанцией, которая была уже не такой густой, потому что её разбавили насыщенным раствором тишины.

– Джина! – мне показалось, что шёпот отца раздался внутри меня. – Джина, к сожалению, мне пора…

– Уже?.. – разочарованно прошептала я.

– Да. Я приду завтра. Все складывается не так уж и плохо. Надо подождать несколько дней, а потом мы будем вместе всю оставшуюся жизнь.

– Правда? – я почувствовала, как моё лицо приняло наивное детское выражение ожидания давно обещанной игрушки.

– Правда, – его губы прикоснулись к моему виску, и я растворилась в этом поцелуе.

– Завтра, – прошептал он, опуская меня на кровать.

– Завтра, – блаженно улыбаясь, прошептала я.

– Завтра, – прошептала уже ставшая светлой и похожей на обычный воздух субстанция тишины.

21 августа

Я так и не поняла – спала я сегодня ночью или нет. Порой мне казалось, что я всё-таки проваливаюсь в тёмную бездну – медленно и мучительно, распластавшись всем телом, словно погружаюсь в тихий холодный омут. Меня начинают преследовать непонятные яркие видения, и я чувствую, как невольно становлюсь действующим лицом кинопьесы потустороннего синематографа. И вдруг – неожиданный, резкий толчок. Мои мышцы судорожно сокращаются, я открываю глаза и вижу – театр теней уже уехал, так и не взяв меня с собой.

За окном притаилась печальная тихая осень. Она дышит на стекла прохладным, пахнущим прелой листвой воздухом и скребётся тонкими, сморщенными коготками голых ветвей деревьев. Я не хочу её впускать, не хочу соприкасаться с ней, потому как знаю, что осень несёт в себе лишь ожидание и горечь несостоявшейся встречи. А я уже устала ждать.

Я закрываю глаза и поворачиваюсь на бок. Мягкий кокон забвения моментально обволакивает меня с головы до ног, баюкает и нашёптывает строчки из сценария следующего фильма. Я слышу звон колокольчиков, скрип деревянных колёс, фырканье лошадей и уже знаю, что маленький, забытый мною театр возвращается вновь.

Внутренний импульс напоминает, что следует снова открыть глаза, и я это делаю. Взгляд упирается в квадратное, идеально натянутое белое полотно и только спустя несколько секунд я начинаю понимать, что это – больничный потолок. Печальная осень что-то бормочет и настойчиво ковыряет оконные рамы.

Но не так-то просто меня провести.

Я твёрдо знаю, что если сейчас закрою глаза, то снова услышу звон знакомых бубенчиков.

Вот только зачем они мне? Какое представление могут показать эти тени, в какой следующий фильм пригласят они меня на главную роль? Может, это будет картина о моём отце? Хотелось бы, хотя, наверное, всё-таки нет, – я уже не хочу, чтобы роль моего папы исполняла какая-то тень… А посему самое лучшее сейчас – посмотреть, как торопится войти в дом все та же печальная осень…

В общем, когда окончательно рассвело, я поняла, что абсолютно не выспалась, жутко измучалась и устала. Полли, которая навестила меня по обыкновению утром, сразу это заметила.

– Приснился скверный сон? – спросила она вместо того, чтобы начать отчитывать меня, как обычно.

– Угу, – угрюмо пробормотала я.

– Это всё от излишнего перевозбуждения, – философски пояснила Полли. – Оно и понятно – слишком много впечатлений обрушилось на вас в последнее время. Ничего, я думаю, все постепенно войдёт в свою колею. Кстати, сегодня утром я видела результаты предварительных анализов – они весьма недурны. Так что, есть все основания полагать, что тесты на консилиуме пройдут без сучка и задоринки.

– Вы так думаете? – с надеждой спросила я.

– И не только я, – она многозначительно подняла кверху указательный палец и понизила голос до шёпота, – многие так считают, поверьте, до меня периодически всё же доходят обрывки кое-какой информации…

– Хорошо, если так, – улыбнулась я и откинулась на спинку кровати.

– Моё мнение, – назидательно произнесла Полли, – вам уже давным-давно пора вставать, миссис Джина. Ваш отец может появиться здесь с минуты на минуту, а вы ещё даже не умыты и совершенно не прибраны.

Она шутливо погрозила мне пальцем.

– Непорядок!

Все мои последующие действия были подобны пуле, вылетавшей из охотничьего ружья. Полли сидела на стуле, наблюдая, как я ношусь миме неё, и ехидно усмехалась.

– Такое впечатление, что вы ожидаете не своего отца, а любимого мужчину, – неожиданно сказала она.

Я остановилась, как вкопанная.

– Почему вы так сказали?

– Что? – не поняла сиделка.

Она, естественно, не обратила внимания на свои слова.

– Почему… Почему вы сказали… что… я могу… любить его?

– Не знаю… – Полли растерянно захлопала глазами. – Просто… Просто мне так показалось… Вы забегали, как молодая девушка, которая собирается на первое свидание…

– А я, что – старая? – тоскливо выдохнула я.

– Нет, – Полли поняла, что сказала не то и нервно заёрзала на стуле. – Никакая вы не старая, Джина, конечно, и совсем молоденькой вас не назовёшь… Девушкой, я бы хотела добавить… Просто молодая женщина. Да!

Когда он отправил меня в прошлое, мне было девятнадцать лет…

Глаза её заблестели, выход из неудобного положения был найден.

– Приятная молодая женщина! – скороговоркой выпалила она.

– Которая может влюбиться в своего отца! – скептически закончила я.

– Не понимаю, Джина! – пробормотала Полли. – Почему вас так задели мои слова?

– Нет, – я почувствовала, как внезапно заболела голова и потёрла пальцами виски. – Не то, чтобы задели, нет… здесь совсем другое. Послушайте, Полли, мне надо с вами поговорить!

Я уселась на кровать напротив неё. Полли участливо кивнула.

– Я не знаю, что со мной происходит, – начала я дрожащим голосом. Полли кивнула мне ещё раз, и я почувствовала себя увереннее.

– Я не могу понять, почему этот человек вызывает во мне такие противоречивые чувства… С одной стороны я действительно верю, что он – мой отец, а с другой… Когда он прикасается, мне кажется, что родитель сделал бы не так…

– Ничего страшного, – сиделка улыбнулась. – Я уже говорила, вы – молодая и довольно привлекательная особа, естественно у вас был муж, а, следовательно, семейная, сексуальная жизнь. – А теперь уже год, как вы ничего этого не получаете. Гормоны же вырабатываются постоянно. Их уже накопилось слишком много за все это время. Поэтому вы так и реагируете на прикосновения МУЖЧИНЫ, неважно, кто он, ваш отец или нет.

– Это я всё понимаю, – я с досадой махнула рукой. – Возможно, вы правы. Но мне кажется, здесь дело совсем в другом. У меня такое ощущение, что мне знакомо это прикосновение, причём, хорошо известно, раньше оно повторялось много раз…

– Вы хотите сказать, что отец до этого к вам ни разу ТАК не прикасался?

– подозрительно прищурив глаза, перебила сиделка.

– Нет… – я сделала глубокий выдох. – Я не об этом. Естественно, папа дотрагивался до меня, ведь он меня очень любит! Но у меня такое чувство, что подобное делал какой-то другой мужчина!

– И опять ничего удивительного! – Полли сделала строгое «учительское» лицо и поправила очки на переносице. – Ведь у вас был муж, и ваш отец этого не отрицает!

– Тогда почему, когда прикасается папа, мне кажется, что это делает муж? – в отчаянии воскликнула я.

В палате повисла пауза.

– Я не сексопатолог, – пробурчала Полли. – И не психиатр. Увы, объяснить я этого не могу. Но, если хотите, то спрошу у врачей, в нашей клинике есть неплохие специалисты…

– Нет!!! – истерически взвизгнула я.

– Что с вами? – Полли строго посмотрела на меня поверх очков. – Ну, нет, так нет, зачем так кричать?

– Пусть это останется между нами, – прошептала я.

– Хорошо, – Полли хлопнула руками по коленям и поднялась. – Честно говоря, не нравится мне сложившаяся ситуация. У вас с этими встречами нервы совсем расшатались. Боюсь, как бы ни стало хуже. До консилиума остались считанные дни…

Она ещё раз внимательно посмотрела мне в глаза, потом неопределённо пожала плечами и пошла к входной двери. Взявшись за ручку, она мгновение помедлила, потом снова повернулась ко мне.

– Скажите мне честно, Джина, – задумчиво произнесла она. – Чего вы боитесь?

– Узнать правду, – сама не знаю почему, ответила я.

21 августа. Вечер

В течение дня отец так и не появился. Странно, но в этот раз я не так остро ощущала, что мне его не хватает. Дневной разговор с Полли мало-мальски привёл мои мысли в порядок, заставил меня начать разбираться в себе. Хотя, с другой стороны, как я могу это сделать, когда толком ничего не помню? Когда на улице стемнело, я забросила эту бесполезную затею.

На душе удивительно спокойно. Если папа не приехал – значит, так надо. Если не позвонил – значит, не смог дозвониться. Да! Абсолютно верно! Сегодня же выходной день, врачей в клинике почти нет, вот медсестры и треплются без устали по телефону! Так что ничего страшного, завтра он придёт обязательно. И ещё мне кажется, что я услышу от него нечто очень важное.

22 августа

С утра на улице шёл мелкий, моросящий дождь. Я глядела на запотевшие стекла, усеянные мелкой сеточкой, бегущих вниз струек, и думала о том, насколько непонятно все устроено в жизни. Ещё день назад я была готова рычать и метаться из угла в угол, словно раненая волчица, ожидая появления своего отца. А сейчас я просто смотрю на причудливый полупрозрачный узор и не могу понять, что со мной происходит. То ли я действительно успокоилась, то ли просто устала так рьяно ждать. Хотя, может быть, ещё на моё душевное состояние оказало влияние подаренное папой кольцо.

Наверное, всё-таки успокоилась – когда за спиной щёлкнул дверной замок, я знала, что это – отец и продолжала, не оборачиваясь, смотреть в окно. Я услышала, как он остановился и поняла, что он растерялся. По-видимому, не ожидал, что я так отреагирую на его появление.

– Здравствуй, папа, – тихо сказала я.

– Здравствуй, дочка, – он, наконец, решился и сделал несколько шагов в мою сторону. – Что-то случилось?

– Нет, – так же тихо ответила я. – Со мной всё в порядке. Просто, в очередной раз я решила посмотреть, что делает за окном печальная осень.

Я почувствовала, как его руки легли мне на плечи, и губы прикоснулись к моему затылку.

– Ты просто устала, Джина, – шёпот прошелестел нежным воркованием голубя. – Устала жить в ожидании. Вчера опять навалилось столько дел… Я пробовал дозвониться несколько раз, но внизу телефон был все время занят…

– Не оправдывайся, пап, – я тяжело вздохнула. – Я всё прекрасно понимаю.

Он медленно развернул меня к себе, и в первый раз я увидела близко его лицо. Нет, он ещё совсем не старый, и кожа довольно гладкая и упругая, несмотря на сеточку морщин возле глаз.

Только вот шрам… Он делает его старше. Ужасный след какого-то жуткого происшествия…

– Папа, – в мимолётном порыве я дотронулась рукой до его обезображенной щеки. – Откуда у тебя этот шрам?

– Попал в одну неприятную историю, – улыбнулся он. – Я тебе как-нибудь потом расскажу.

– Ты слишком многое откладываешь на «потом», – укоризненно прошептала я.

– А куда торопиться? – отец слегка отстранил меня, но рук с плеч не убрал. – Джина, пойми, у тебя сейчас такое состояние, что лучше обо всем узнавать постепенно. Организм ещё слишком слаб. Скоро тебя выпишут, и у нас будет возможность проводить вдвоём гораздо больше времени.

– Хорошо, – я сделала шаг назад, освободившись от его объятий. – Ты должен поступать, как считаешь нужным. Что ты мне расскажешь сегодня?

– Ты какая-то странная, – было видно, что он занервничал.

– Нет, папа, просто настроение непонятное. Давай не будем терять времени – у нас его и так постоянно не хватает. Ты опять начнёшь собираться и торопиться на самом интересном месте.

– Давай, – согласился он.

Я опустилась на кровать и жестом указала ему на табурет. Он немного постоял, над чем-то сосредоточенно размышляя, потом рассеяно засунул руки в карманы пальто, посмотрел на меня долгим, загадочным взглядом и таинственно улыбнулся.

– Я совсем забыл, что у меня для тебя есть подарок.

Он извлёк из кармана маленькую цветную коробочку и протянул мне.

– Что это? – изумилась я.

– Открой, – в уголках глаз вновь появилась знакомая сеточка. – И всё поймёшь сама.

Я почувствовала, как на лице появляется радостная улыбка идиотки, но обращать на неё внимания было некогда. Я быстро вскрыла упаковку и вытряхнула содержимое.

На раскрытую ладонь выпал новенький сотовый телефон. Я видела подобные много раз по телевизору.

– Ты умеешь им пользоваться? – спросил отец, и я покачала головой. – Давай покажу…

Когда с обучением было покончено, отец удовлетворённо хмыкнул, отошёл к окну и достал сигарету.

– Теперь, я думаю, проблема связи отпадает, – он выпустил изо рта голубоватую струйку дыма. – А то я вчера, честно говоря…

– Большое спасибо, папа, – прошептала я. – А мне разрешат его иметь при себе?