Текст книги "Касьянов год"
Автор книги: Николай Свечин
Жанр: Исторические детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Уж не в первый раз Спиридон отличается, – вставил Северин Янович. – Я вошел к полицмейстеру с ходатайством о награде. Лучший в отделении.
– Нет слов, – уважительно сказал питерец. – Видно сокола по полету. А про мое дело не забыли, Спиридон Федорович? Или вам не до него было?
– Насчет Афонасопуло? Нет, не забыл. Я его товарища нашел, который за комиссионные клиентов приводил.
– Клиентов?
– Да, тех, кто хотел банк обмишурить.
– Вот это любопытно, – обрадовался сыщик. – Кто он? Как мне с ним побеседовать?
– Сейчас. Уф! Извините, Алексей Николаевич, никак не отойду. Давно на меня с ножами не кидались…
Асланов поежился, по его сильному телу словно прошла судорога. А потом он привычно ухмыльнулся:
– Фамилия у комиссионера смешная – Финкель-Князин-Победоносцев.
– Что, тройная?
– Ага.
– Встречал я раз человека с тройной фамилией, но то был Голенищев-Кутузов-Толстой. А тут какой-то Финкель. Не жирно ему? Кто он?
– Надзиратель в Первом реальном училище, это на Трехсвятительской. Еще он… как уж там? Ктитор. И учитель пения.
– То есть мелкая сошка?
– Мельче некуда.
– Поедем к нему.
– Зачем? Он сам сюда придет к четырем часам, как уроки закончатся.
– Очень хорошо. Мне еще с одним человеком надо поговорить.
– С Гершко Кутиком? – снова ухмыльнулся надзиратель. – А этого я вызвал на пять.
– Да вы опасный человек, Спиридон Федорович. Мысли читаете.
– Сыщик сыщика завсегда поймет. Еще, помните, вы мне поручали агентуру пошевелить?
– Помню. Что, есть новости?
– Кое-что удалось выяснить. Давайте ближе к ночи съездим в один притон – там мой человек за порядком смотрит. Он с никольскими бандами хорошо знаком, должен просветить.
Лыков приступил к допросам свидетелей. Сперва он поговорил с обладателем тройной фамилии. Маленький напыщенный человек начал с истории своего рода. По его словам выходило, что Финкель-Князин-Победоносцевы чуть ли не родня австрийскому императору. Питерец недолго слушал эти сказки. Он перебил ктитора и велел рассказать про Афонасопуло.
– А чего говорить-то? Ну, игрок он и есть игрок. Карты любил, а еще ипподром.
– Ипподром?
– Да, в Печерске на Эспланадной площади. В главной беседке принимаются взаимные заклады[16]16
Взаимные заклады – тотализатор.
[Закрыть]. Десять рублей билет.
– И как играл ваш приятель? Везло ему или наоборот?
– В последний-то раз повезло, – сообщил ктитор. – Перед тем как ему пропасть, Платон Иванович три тыщи сорвал.
– И что же, он с этим выигрышем в Никольскую слободу поплыл, в «Венецию»?
– Этого я достоверно не знаю. Мог в «Венецию», в картишки пробросить. А мог и снова на ипподром. Он, когда ему везло, упорный делался. Играл до потери сознания, да.
Лыков покосился на Асланова. Тот незаметно кивнул ему: понятно, выясним. Новость была важной. Если оценщик шлялся по злачным местам при деньгах, его могли приткнуть не в Никольской слободе, а в самом Киеве. Тогда это уже другой расклад.
– Вы на скачках вместе бывали? – продолжил допрос надворный советник.
– Когда как.
– Что там делал Афонасопуло? С кем общался, имел ли знакомства среди жокеев? Куда потом шел?
– Если проигрывал, то сразу домой, на Лабораторную. А если удача ему, то к женщине.
– К женщине? – хором спросили сыщики. – К какой?
– Не знаю, – открестился Победоносцев. – Дважды только такое и случалось. Мы вместе спускались на Бессарабку по «собачьей тропе». А внизу расходились. Я шел налево, к себе на Жандармскую. А Платон Иванович сворачивал в Рогнединскую. Где-то там его пассия живет. Он говорил – вдова.
– Что за собачья тропа? – спросил Лыков у надзирателя.
– Короткая дорога из Печерска вниз, на площадь Богдана Хмельницкого, именуемую Бессарабкой.
– А почему так называется?
– Да она неустроенная. И опасная, между прочим. Карманы проверят только так.
– Мы потому и ходили вдвоем, – вставил Победоносцев. – Один-то я туда не суюсь.
– Хорошо. Теперь расскажите, что за гешефт у вас был с Афонасопуло? Вы ему клиентов поставляли?
– Ну, иногда…
– Что за люди?
– Да застройщики. Домик надо улучшить, или ссуду в банке перехватить. Под залог имущества дают охотнее. Вот они и просили Платона Ивановича расценить как следует.
– И он не отказывал?
Ктитор посмотрел на питерца с недоумением:
– Кто же в таком деле откажет? Оценщиков много, к другому уйдут.
– Но, говорят, при управе есть присяжные ценовщики, которые и оценивают имущество для налогообложения…
– Есть, и что?
– Зачем тогда нанимать кого-то еще? – уточнил питерец. – Взять их цифру и ее предъявить в банк.
– Ах, вы вон в каком смысле? – осклабился Победоносцев. – Так я вам поясню. Присяжные ценовщики – большие жулики и за малую мзду сведут стоимость вашего жилья почти что к нулю. По вашей просьбе. Так обычно в Киеве и поступают к пятнадцатому апреля. А для залога в банке нужны другие цифры, будто бы у вас дворец. Ну, здесь и приглашаются подходящие люди…
– И какой банк вы с Платоном Иванычем надували?
– Да разные. Изволите ли знать, все служащие в этих банках между собой знакомы и в таких делах друг дружке помогают. За куртаж.
Родственник австрийского императора ушел, а пришел Кутик. Этот оказался рыжим и развязным. Он не добавил ничего нового. Домовладелец признал расписку и вынул из кармана свой экземпляр. Рыжий подтвердил, что указанная в них сумма – двести рублей – является взяткой. Афонасопуло «решал вопросы» в нескольких банках, а Кутику требовалась ссуда. Гершко Абрамович скулил, что вот, деньги отданы, а теперь и спросить не с кого. Смерть оценщика ничего для него не значила: это было просто неудачное коммерческое вложение…
В десятом часу вечера Лыков с Аслановым в закрытой пролетке отправились на Подол. По дороге питерец попробовал разговорить местного сыщика:
– Сильно у вас тут шалят?
– В большом городе всегда шалят. А Киев немаленький. Опять же, много пришлых людей. Среди них, конечно, не только злочинцы. Но сброд, всякая сволочь норовит почему-то остаться здесь.
– Где всего опаснее?
– В Никольской слободе. Там грантовщик на грантовщике сидит и барыгой погоняет.
– А Бессарабка спокойнее?
Надзиратель ухмыльнулся в своей манере:
– Бесписьменных[17]17
Бесписьменный – человек без документов или с документами, но без прописки.
[Закрыть] мы, верно, там больше, чем в других местах, забираем. Подкалывателей шайки две-три…
– Подкалывателей? Это что за птицы?
– Ну, которые с ножами ходят и норовят ими ткнуть кого попало.
– Понял. В Риге их называют ножевики. Но это мелкая шпанка, они благородных стараются не задевать.
– Я их потому и в расчет не беру, – пояснил татарин. – Убить такого человека, как Афонасопуло, – тут серьезные ребята нужны.
– И где их искать?
– Серьезные в городе предпочитают не жить. Разве что в Кукушкиной даче, когда тепло.
– Что за дача?
– Ну это лишь называется так. Местность под садами, ближе к Днепру.
– Спиридон Федорович, под какими садами?
– Под Городским и Мариинским. Вы в парке на обрыве были, видами любовались?
– Конечно. Там всегда полно гуляк.
– Вот. Вниз-то и не смотрели, да? А там эти… как уж? террасы называются?
– Уступы? Да, террасы.
– О них и речь. Их пять или шесть на разной высоте. Большие! Пока сам туда не спустишься, и не поймешь, сколько там места. Но лучше не спускаться.
– Настолько опасно?
– У-у! Сам я был там лишь два раза, с облавой. Один-то раз мы их гоняли, а второй – они нас. Еле ноги унесли.
– Даже так? – поразился надворный советник.
– Их человек сто оказалось. С ножами и дубинами. Костры жгли и кашу варили. Землянки там у них, бабы с детьми – деревня, да и только. Разбойничья деревня. Притон. В центре Киева!
– Вас прогнали, и вы не вернулись?
– Голова дороже. К тому же смысла особого нету. Ну возьмем мы войско и спустимся опять на те уступы. А грантовщики сядут в лодки и уплывут, только их и видели. Лодки у них всегда наготове.
– Значит, если нашего оценщика приткнули они, то искать убийц бесполезно?
– А как? – удивился надзиратель. – Агентуры у нас там нет. Она в Кукушкиной даче и невозможна. Даже если при Афонасопуло были часы или порт-папирос, то и это ничего не даст. Мы не знаем ни номера часов, ни примет папиросника. Положим, поймали подозрительный заклад в ломбарде. И каким образом мы докажем, что вещи с убитого?
– Но с бандитами Никольской слободы проще? Там у вас есть внутреннее осведомление?
– В самой-то слободе тоже нет. Но они плавают в город, здесь гуляют, сбрасывают краденое, девок берут. Вот в среде, которая их, так сказать, обслуживает, у нас есть осведы. На них наша надежда.
– Давайте пройдемся по всем версиям. Бессарабку мы отметаем потому, что тамошние парни мелко плавают для убийства. Кукушкину дачу – потому, что туда нет ходу. Правильно?
– Так точно.
– Никольская у нас первая на подозрении, и сейчас мы едем выяснять насчет ее шаек. А где еще в Киеве прячутся лихие люди?
– Да полно таких мест, Алексей Николаич. Все окраины кишат сволочью. В той же Кадетской роще беглые прячутся. Даже на арестантских огородах позади тюремного замка. В Протасовом яру притон на притоне. В Кирилловке то же самое. А уж дальний край Брест-Литовского шоссе…
– И там есть люди, промышляющие убийствами?
– Да. Не всякий их обитатель, конечно. Но имеется пара серьезных хороводов[18]18
Хоровод – банда (жарг.).
[Закрыть]. У Филиппа Гута банда в дюжину человек, у Данилы Криворука не меньше. А самый опасный – Ефим Корба. Этот работает с двумя братьями, чужих не берет.
– Корба мог приткнуть нашего оценщика?
– Маловероятно. Но чего в жизни не бывает?
– Расскажите о нем подробнее.
– Да мы и не знаем никаких подробностей. Трое, все отчаянные. Агентура их боится и молчит. Ефим масалка…
– Масалка? Это что значит?
– Масалка на киевском уголовном арго означает военный, солдат. Ефим дезертир, сбежал из сто тридцать второго Бендерского полка. После того, как проломил голову взводному унтер-офицеру. Другие два брата-акробата тоже хороши: ограбили купца в Святошине, попались, сбежали из-под стражи и уже два года как в розыске.
– Живут в Киеве, и вы их не можете поймать?
Асланов нахмурился:
– Не можем.
– Но почему? Три головореза, приметы известны… Они же где-то ночуют, пьют-едят, сбывают добычу. Мать-отца навещают.
– В сам город банда Корбы не суется. По ночам разве. Матери с отцом у них нет давно. Бабы есть, подменные, за них не ухватишься: сегодня с одной, завтра с другой. Поступили сведения, что Ефиму принадлежит публичный дом за Глубочицей, сейчас мы их проверяем. Но вообще они серьезные ребята, на каторгу не хотят. Эх, намучаемся мы еще с ними… Северьяныч говорил про девять убитых, так это было в прошлом. А нынче все хуже. Только май, а уже пятеро жмуриков. Что будет к декабрю? Касьянов год, будь он неладен…
Лыков не в первый раз слышал жалобы на то, что год неудачный. В народе не любят високосные годы и считают их дурными. Вот и крымский татарин туда же, в русское суеверие. Касьян Немилостивый, Касьян Завистник, Касьян Кривой. Чем не угодил православным святой Кассиан Римлянин?
За разговорами они приехали. Трактир «Веники» стоял на углу Межигорской и Еленовской. Задворки Подола, дальше гавань с пакгаузами и бесчисленные заводы. Тихое место, как раз для притона.
Фурман был, видимо, знакомый Асланова. Он высадил седоков за углом и быстро отъехал. Надзиратель уверенно повел столичного гостя в боковую калитку. Через минуту они уже входили в комнату без окон. Посреди красовался стол, застланный чистой скатертью и уставленный закусками. Над ними возвышалась бутылка рябиновой. У стенки тихо шипел самовар: сыщиков ждали.
Приборов было три. Спиридон Федорович по-хозяйски налил себе водки, покосился на Лыкова. Тот отрицательно мотнул головой: пока не хочу. Тут же дверь распахнулась, и вошел мужчина. Круглолицый, с торчащими усами, он удивительным образом напоминал моржа. Взгляд умный, оценивающий.
– Доброго дня, гості довгоочікувані! Ласкаво просимо!
Надзиратель представил его начальству:
– Аким Харитонович Дудка, владелец «Веников». И дружественный закону человек, скажем так. А это чиновник особых поручений Департамента полиции надворный советник Лыков.
– Алексей Николаевич, – назвался сыщик и протянул трактирщику руку.
– Дуже приємно. У вас, мабуть, справа важлива? Якщо з Петербургу приїхали.
Асланов повелительным жестом усадил всех за стол. Придвинулся к хозяину и начал рассказывать. Он говорил не спеша, четко выговаривая слова, так, чтобы собеседник лучше запомнил:
– Был такой Афонасопуло, Платон Иваныч. Служил оценщиком в Киевском частном коммерческом банке. Из благородных.
Дудка про себя повторил фамилию и кивнул – валяй дальше.
– Недавно его труп нашли застрявшим в пароходном колесе. А до этого несчастья успел господин Афонасопуло накатать кучу писем. Сначала полицмейстеру да губернатору; те молчок. Тогда он написал министру финансов Витте.
– Про що листи?
– Будто бы Меринг – знаешь такого? – крадет деньги из своего банка. И вкладывает в строительство. Оценщика заставляет завышать цену заклада, чтобы больше своровать. А стройка будто бы неудачная, кредиты не вернутся, все это мошенничество.
Трактирщик снова кивнул. Надзиратель продолжил:
– Меринг женат на дочери Витте. Не родной, приемной, но это тоже сильно. И министр послал сюда господина Лыкова разведать: правда ли здесь аферизм? Тот приехал, а писателя нашего в колесе нашли. Подозрительно.
– Ага. Що потрібно від мене?
– Я подумал на никольских. Афонасопуло был игрок, часто плавал на тот берег, дулся в карты в «Венеции»…
Дудка опять покачал головой, на этот раз осуждающе.
– …И подозреваю я в нападении Созонта Безшкурного.
– Чому його?
– Самый сильный. Простому подкалывателю мокрый грант[19]19
Мокрый грант – ограбление с убийством (жарг.).
[Закрыть] не по чину. А тут сложили благородного, и концы в воду. Смело.
– Так, схоже на Созонта. Все?
– Нет. Сегодня появилась еще одна ниточка. Оказывается, игрок не только зеленое поле любил, но и скаковое. Недавно сорвал куш, три тысячи.
– Великі гроші.
– О чем и речь. Жил он на Лабораторной, баба у него где-то на Рогнединской.
– Могли кукушкінські…
– Теперь все.
Дудка разлил водку по рюмкам (Лыков не стал возражать), поднял свою и сказал:
– Будьмо.
Все чокнулись и принялись закусывать. Алексей Николаевич отведал горячей ветчины – вкусно. Хозяин выставил все самое лучшее.
– Отже, я маю рознюхати двi речi: нiкольских i хто мiг приткнути благородного на горi. Так?
– Да, – впервые заговорил питерец. – Безшкурный к вам заходит?
– Дуже рідко. Обережний, намагається на правий берег не з’являтися…
– И как же вы разнюхаете?
«Морж» отставил рюмку и хитро сощурился:
– Не вперше. Созонт – птах важний. Але є маленькі пташки, прилітають і співають, дурненькі. Ось вони нам і потрібні.
– То есть? – спросил Лыков, хотя уже догадался, что имел в виду хозяин трактира.
– Сюда ходять грантовщики з лiвого берега. Не бояться, знають, що полiцiя куплена. Так вони думають, дурнi. Отже, у Нiкольской слободi чотири або п’ять зграй, може, i бiльше. Вiд Созонта люди нiчого не скажуть. Про своi справи всяк промовчить. А ось про iнших говорять охоче. У мене тут зразок клубу. Збираються чолов’яги i пересуджують. Усi новини сюди течуть. Якщо Безскурний узяв великий дуван, про це стане вiдимо. Хлопцi одне одному бовкне, а я й на вус намотаю.
Тут Асланов счел нужным перевести:
– Сюда ходят грантовщики с того берега. Не боятся, знают, что здесь полиция куплена. Так они думают, дураки. Вот. В Никольской слободе четыре или пять шаек, может, и больше. От Созонта люди ничего не скажут. О своих делах всякий промолчит. А вот об чужих говорят охотно. У него здесь навроде клуба. Сходятся людишки и судачат. Все новости сюда поступают. Ежели Безшкурный взял хороший дуван, об том станет известно. Люди друг дружке сболтнут, а он подслушает.
– Понятно.
На этом служебные разговоры закончились. Гости стали собираться. Надворный советник полез за бумажником, но Дудка с Аслановым лишь посмеялись.
Сыщики вышли на улицу через ту же заднюю калитку. Было уже совсем темно, вокруг ни одного фонаря. Надзиратель тихо свистнул. Подъехала пролетка, взяла седоков и тут же рванула. Спиридон Федорович, не дожидаясь расспросов, сам принялся рассказывать:
– Полезный человек, башка. В молодости был басаманщиком[20]20
Басаманщик – то же, что и бугайщик: вор, подбрасывающий жертве кошелек и потом обкрадывающий ее в момент обыска, якобы в поисках пропажи.
[Закрыть], потому для уголовных свой. Я взял его на скупке краденого. Пустяк дело: отобрали бы патент на торговлю спиртным, и штраф в придачу. Но Аким Харитоныч – мужик жадный, до денег охочий. Как это ему горилкой не торговать? Дохода не будет. И он согласился стать осведомителем.
– Сколько вы ему платите?
– Нисколько. Даже еще угощаюсь на его счет, как сегодня.
– И проходит?
– Так точно. Акиму не деньги нужны, а защита. И не от уголовных, а от пристава с околоточным, ха-ха-ха!
Смех у надзирателя был неприятный – так, наверное, веселятся волки в лесу. Но дело свое сыщик безусловно знал. Лыков все больше поражался: выдающийся специалист, давно он таких не видел.
– Доили они его?
– Да, у нас в Киеве без этого не обходится. Жалование в полиции сами слышали какое. Того же несчастного околоточного можно понять. Знаете, сколько у него бумаг в год проходит?
– Догадываюсь, – лаконично ответил питерец.
– Вы догадываетесь, а мы с полицмейстером подсчитали, когда готовили новые штаты для Госсовета. Восемь тысяч!
– Не может быть…
– Точно вам говорю. В среднем околоточный пропускает через себя в течение года восемь тысяч документов. По двадцать штук в день, считая выходные и неприсутственные дни. Запросы, отношения, жалобы, протоколы… Это же канцелярию надо иметь. А он един как перст.
– И как же справляются надзиратели?
– Заводят при себе письмоводителя. Иначе нельзя. Выгонят со службы.
– Но как оформить такого помощника? Должности же нет в штате.
– Никак не оформить. Надзиратели доплачивают из своего кармана.
– При жаловании в тридцать рублей? Еще и содержат письмоводителя?
– Ну, там не тридцать, с наградными выходит пятьдесят… Платят ему столько же, сколько получают сами. Откуда берутся средства, вы понимаете…
Лыков помолчал, обдумывая услышанное. Полицейский чин нанимает канцеляриста и содержит его на свой счет. Единственное, что ему остается, – это взять разницу с обывателя.
– А если без письмоводителя, тогда амба, – продолжил рассказ Асланов. – Начальство у нас такое: сдохни, но чтобы канцелярия была в порядке. Можешь жуликов вовсе не ловить, только на запросы вовремя отвечай. Вот наш брат околоточный и выкручивается. Владельцев лавок и трактирных заведений облагает данью. От таких поборов я и освободил Дудку. Уголовные решили, что тот ловкач и купил весь участок. Ходят к нему без опаски. Карты, домино, бабы – все он им поставляет…
Лыков сменил тему:
– Безшкурный – это кличка?
– Никак нет, фамилия. Владелец ее «иван», единственный в Дарнице. Другие мазы пожиже будут. Вот я и рассудил, что приткнуть благородного сподручнее всего именно ему. Но агентуры в Никольской слободе у меня нет. Да и ни у кого нет. Там народ дикий, узнают про такое – живьем зажарят. Поэтому мои надежды только на Акима. Ежели он не справится, догадка останется лишь догадкой…
– А если Афонасопуло приткнули другие грантовщики? С Кукушкиной дачи или с Демиевки?
– У меня на связи человек тридцать, – вполголоса стал рассказывать Асланов. – И в Демиевке есть барыга, и в Шулявке с Лукьяновкой. Содержательницы публичных домов, их коты, половые в уголовных трактирах. А еще воры.
– И воры?
– Куда ж без них? Иначе будешь слеп и глух, а я люблю знать все. Так что, Алексей Николаевич, подождем. Я удочки повсюду забросил, которая да клюнет.
– Кстати, Спиридон Федорович, надо бы отыскать ту вдову на Рогнединской улице. Помните?
– Я, ваше высокоблагородие, ничего не забываю. Рогнединская короткая, всего шесть домов. Найдем.
Пролетка между тем поднялась в гору, и лошади теперь трусили по Крещатику. Вот-вот погасят фонари, на улицы выйдут шлюхи и налетчики.
– Вас в номера?
– Нет, высадите возле хорошего кафе, хочу прогуляться. Последний на сегодня вопрос, Спиридон Федорович. Утром я познакомился со вторым надзирателем сыскного отделения, Красовским. Какого вы о нем мнения?
– Умный, наблюдательный, знает город. Единственно, не умеет ладить с людьми.
– В каком смысле?
– А вот в каком. Взял бы он Дудку на скупке краденого и лишил бы патента. В исправительное отделение бы засадил. По закону, вроде так и положено. А я Акимку оставил на свободе – и получил первосортного осведа.
– Ясно.
– Боюсь, не все вам ясно, Алексей Николаевич. Помните, я рассказывал про то, как околоточные себе письмоводителей заводят? Так вот, и у меня он есть. Плачу ему из своего кармана. А откуда беру на это деньги, вы лучше меня не спрашивайте.
– Я и не спрашиваю.
– Вот и не спрашивайте! Зато у меня раскрываемость всех выше в отделении, и жулики боятся Асланова как огня. А Красовского нет. Северьяныч с Цихоцким довольны, сам губернатор меня знает…
Надворный советник простился с надзирателем на углу Анненковской. Выпил кофе, прогулялся по Крещатику и свернул на Фундуклевскую. Ему было над чем подумать. Старая проблема: как работать с агентурой. Каждый решает ее по-своему. Опасность заиграться велика здесь, как нигде. Заиграться и стать заложником собственных осведов. А наиболее лихие сами делаются уголовными, не снимая при этом полицейский мундир. Такие случаи бывали. Степень близости между осведомителем и сыщиком известна лишь им двоим. Даже в платежной расписке стоит не фамилия, а кличка. У трактирщика Акима Дудки, наверное, кличка Морж…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?