Текст книги "Ничего важнее нет, когда приходит к человеку человек"

Немецкие летчики без всякой необходимости бомбили деревню. Кидали бомбы для острастки, а может норму бомба – вылетов выполняли, вместо самолета – вылетов, как, например, в Советах выполняют план по тонно – километрам. Скорее же всего, как считает Николай, немцы совершали разведку боем, соединяя разведку с тренировкой молодых лётчиков.

Очередные налёты самолёты с крестами на крыльях стали совершать на райцентр. Жители Пещёрска прячутся, где могут, красноармейцам же запрещено покидать линию обороны. Из окопов пару раз выстрелили из винтовки. На этом сопротивление защитников прекратилось – стрелять из винтовок по самолётам, всё равно, что стрелять из рогаток по медведям.

Только – только жители деревни приучили себя стоически переносить стрессовое состояние, вызванное бомбёжкой, как наступила пугающая тишина. Воспользовавшись затишьем, дочь Зина отправилась к подруге и ровеснице Оле, сестре Тани.

Чтобы ни о чём стороннем не думать, чтобы в голову не лезли пугающие мысли, Анна занялась готовкой драников, любимой еды детей. Натёрла картофеля, добавила муки, два яйца и щепотку соды. Посолила, и на большой чугунной сковороде напекла большую миску картофельных блинов. Отправила Максима звать Полю в гости.

Поля с радостью согласилась. Она уже позабыла, когда в последний раз сама делала «тертуны», а тут готовое лакомство – как отказаться?

– Валя, Лиля, одевайтесь, идём к бабушке в гости, – обратилась Поля к дочерям, натягивая тёплую кофту на маленькую Инну. Гурьбой отправились в дом, в котором обосновались родители. Не доходя до дома, почуяли вкусный запах блинов, испечённых на топлёном сале.

По очереди обняв дочь и внучек, Анна поинтересовалась: – Поля, ты «чевой – то» Костю не взяла?

Валя и Лиля, обойдя бабушку, приблизились к столу, схватили из миски по дранику и, не садясь за стол, принялась жадно глотать блины.

Поля собралась было сделать им замечание, что без разрешения пристроились к столу, но увидев, как её мама, глядя на девочек, умильно улыбается, передумала.

На вопрос матери запоздало ответила: – Он так сладко спит, будить не захотела. Мы побудем у вас недолго, поедим драников и сразу домой.

– Тады, ладно, хотя время такое, что лучше ребенка одного не оставлять. Зайдёт в дом посторонний, обидит дитя, не боишься? – О чём ты толкуешь, конечно, побаиваюсь, но чужаков в деревне нет, надеюсь, обойдётся.

Сняли обувь, сели за общий стол в гостиной – раздались выстрелы со стороны райцентра. В ответ забухало от Смоленского большака.

– Странно, не слышно гула самолетов, что же так сильно ухает и взрывается? – побледнев, поинтересовалась Поля у отца.

– От райцентра пушка стреляет. Посмотрел в северное окно, – а от шоссе немецкие танки. – Глядите сюда, – освободил место женщинам, – в кустах видны танковые башни и дым от выстрелов пушек. Слышите рёв танковых двигателей? – обратился к женщинам Максим. И пояснил: – Бьют по обороне райцентра…

Близкий удар, сопровождаемый ужасным грохотом, прервал фразу Максима. Удар потряс дом. На столе подскочила посуда. Женщины испуганно отскочили от окна.

– Кому – то в дом попало, – предположил Максим. – И совсем близко. Не в наш ли?

Анна всполошилась: – Беги, Полюшка, беги, доченька! Беги к сыну: «Кабы, не случилось чаво!». Близёхонько стукнуло…

Стрельба прекратилась, и Поля в панике выскочила на улицу. Как говорится: – «Здорово у ворот Егорова, а у наших – то ворот всё идет наоборот». Вот уж в точку сказано. Не узнала Поля «собственного» дома. – «Батюшки – светы», – изумлённо всплеснула руками.

С восточной стороны из середины стены выломаны три бревна. Выбило так, что один конец валяется на земле, а другой держится в зарубке венцов. Боится Поля войти в дом, ожидая худшего. Смотрит на примчавшегося вслед за ней папу, ожидая, чтобы он первым вошёл. Папа отвернулся от её взгляда, давая возможность ей первой переступить порог.

Стоит Поля, телом окаменев, ногами ватными. В голове мелькнуло: «Зачем ребёнка оставила, Иван убьёт».

Стоять, тупо смотря на входную дверь, не имеет смысла. Перекрестившись, медленно переступая ватными ногами, вошла и ужаснулась увиденному бедламу. На полу валяются: доски, щепки, куски материи, обрывки бумаги, кирпичи, – словно Мамай прошёл. От входных дверей видна часть обстановки Светелки, уже не заслоняемая переборкой: пол завален битым кирпичом вперемешку со стеклом, кирпичная красная пыль «украшает» покрывала на кроватях.

На подгибающихся ногах, заглянула Поля в Светелку, со страхом приблизилась к люльке и заплакала от счастья. Костя, ее мальчик – кровиночка, увидев мать, раскрыл беззубый рот в улыбке. Поля чего угодно ожидала, только не этого: марля, закрывающая качку, упала вниз под тяжестью битого стекла, не сделав на Косте ни единой царапины, не причинив вреда.

Глядя на плачущую дочь, медленно приблизился отец, со страхом заглянул в качку и облегчённо вздохнув, обнял дочь. И тоже заплакал.

Ввалилась запыхавшаяся мать с девочками и ближайшими соседями. Увидев, в слезах отца и дочь, остановились в отдалении, не решаясь приблизиться. С горестно склонёнными головами стояли до тех пор, пока Поля не повернулась в их сторону и, улыбнувшись, не успокоила: – Всё в порядке. Не стойте столбом, начинайте помогать!

Принялись за освобождение Костика, аккуратно снимая осколки и восхищенно приговаривая: – Ну, счастливчик, ну и везунчик! Лежит, улыбается, как ни в чём не бывало: у – тю – тю – ту – ту!

Освободив ребёнка из стеклянного плена, шустро принялись за приведение комнат в состояние, пригодное для жилья. Вынесли на улицу обломки досок, обрывки бумаги, битый кирпич.

– Как же тебе, Поля, повезло, – погладил Максим дочь по спине, – снаряд попал в окно, вышиб раму, разворотил угол печки и переборку, выломал бревна из стены, прошёл по косой от окна…. и не взорвался. На войне подобный случай может быть один на тысячу. Вот он и выпал Косте. Все будет хорошо у вас. Поставь свечечку перед образами. А насчёт ремонта, доченька не беспокойся. Приведу дом в порядок. Много сил не потребуется: вдвоём с Николаем поставим брёвна на место. Николай мне не откажет.

Поля послушалась отца и зажгла две свечки перед иконкой Божьей матери в серебряном окладе, не пострадавшей от снаряда, даже не упавшей от удара в печь и брёвна.

Забрав сына и дочерей, отправилась жить к родителям.

Два дня ушло на исправление разрушений – помогли Николай и соседи. К Николаю идти с просьбой не пришлось, сам предложил помощь. Брёвна подняли, рычагами и топорами поставили на место. Изнутри обклеили сохранившимися газетами. Исправили печь и восстановили перегородку.

Один из танковых снарядов повредил трансформатор в Пещерке, от которого тянутся электрические провода в Вежнево – деревня погрузилась в темноту. Вернувшись в «свой» дом, Поля нашла в прихожей керосиновую лампу, заправила керосином. Городской житель, она отвыкла от слабого освещения, но это всё же лучше, чем сидеть в темноте.

Фронтовой гул западнее Вязьмы перешёл в сплошной грозный грохот, не умолкающий ни днём, ни ночью. Сведущие люди сообщили, что бои идут недалеко, в Ржевско – Вяземском лесу.

Деревня, как мышь под мешком с крупой, затаилась в ожидании не прошеных гостей, которые хуже татарина, даже самого злого. Что дальше произойдёт, чего ожидать? В том, что враг появится, ни у кого не осталось сомнений. Пещёрские и вяземские начальники, которые до войны без приглашения наведывались в деревню, что – то проверяли, чего – то вынюхивали, не без умысла ругали и увозили людей в райцентр, собрания никчемные проводили, указания давали – пропали без следа, оставив сельчан без надсмотра, бросив на произвол судьбы и божьего проведения. Из начальства один Николай вместе со всеми пятый месяц несёт крест ожидания крутых перемен в жизни колхозников. Никому помочь не может, но присутствие его успокаивает – какой – никакой, а руководитель: свой, деревенский, к тому же партийный.

Никто не командует Николаем, и Николай не принимает решений, не распоряжается людьми. Какие могут быть распоряжения, когда осталось ждать всего ничего. Придут немцы, найдётся человек, сообщит, кому следует, что он член партии – пощады не будет. Вернутся «товарищи», узнают, что остался служить врагу, накажут за пособничество. Как не крути, а ни те, ни другие к людям жалости, не имея, отыграются на Николае.

Самое лучшее, что в такое неопределённое время можно придумать, это ничего не делать и надеяться, что «Бог не выдаст, свинья не съест», положиться всецело на русское правило – авось пронесёт и победа будут за нами, поскольку наше дело правое.

Крестьяне бояться отлучаться из деревни, дальше околицы не ходят – не те времена настали, чтобы даже на короткое время покидать место обитания. Но каким – то непонятным образом слухи просачиваются и люди в курсе происходящих событиях за пределами деревни. На слух определяют марку пролетающих немецких самолётов. Безошибочно отличают Хейнкель 111 от Юнкерса 86 – высотного среднего бомбардировщика.

Окопавшийся в Пещёрске батальон Красной армии ждёт наступления немцев со стороны Вежнево, поскольку первые танковые выстрелы раздались от большака.

Первая атака немцев с севера благополучно отбита – достаточно было сделать несколько выстрелов из пушки – сорокапятки вдоль дороги Пещёрск – Вежнево. Попав в танк, не подбили его, но врага напугали и заставили отступить. Красноармейцы зря радовались лёгкой победе, вселившей надежду в их сердца на благополучный исход последующих боёв. Немецкие танки появились возле райцентра не с севера, а с юга, откуда их не ждали. Враг пришёл по лесной дороге со стороны Юхнова, на которой не выставили даже банального поста слежения.

Спаслись немногие: побросав оружие, убежавшие в лес. Остальные сдались, здраво рассудив, что «против лома нет приёма, если нет другого лома». Оставив в райцентре тыловое подразделение, войска танковой Группы армий Центр продолжили движение на Вязьму.

Пещёрск – относительно небольшой населенный пункт, но для вежневцев он значит больше, чем Вязьма. Посёлок и деревня имеют давние дружеские, родственные, торговые и деловые связи. Деревенский люд посещал посёлок ежедневно: отоваривался в магазинах продуктами и промтоварами, навещал друзей и родственников, ходил по делам в сельхозконтору, райком, райсовет, загс.

Основные продукты, а также товары первой необходимости в райцентре имелись. Чего не могли приобрести в Пещёрске, доставали в Вязьме или в Москве. Для выезда из райцентра чаще пользовались поездом, чем автобусом.

Чтобы сесть на автобус, необходимо до остановки на Смоленском большаке добираться пешком или на подводе, на поезд же садятся на станции в самом райцентре, что удобно.

Бомбёжка и пережитый от неё ужас, смягчили обиду деревенских жителей на Красную армию, пытавшуюся сжечь деревню, народ уже готов её простить. В разговорах проскальзывает сожаление, что красноармейцы не смогли отстоять райцентр, не задержали немцев, отдали Пещёрск без боя. С другой стороны, рады, что жители райцентра не пострадали. Родственники, посетившие деревню, поделились новостью – немцы появились, обойдя с юга – запада вежневские поля по лесной дороге, которую не каждый местный знает. Пользовались ею, в основном, грибники и ягодники. Не зря над районом целыми днями висела «рама». Досконально изучив местность, немцы не стали тратить людские силы и ресурсы на удары в лоб, воспользовались лесной, мало наезженной незащищённой дорогой.

На постой устроились основательно. Районные здания: райисполком, райком, райсуд, райотдел милиции заняла военная администрация оккупационных войск. Районную больницу отвели под военный госпиталь. В райкоме открыли управу. Школу занимать не стали, пообещав открыть учебное заведение после наведения порядка.

Крепкие на вид дома освободили от жителей, но не выбросили их на улицу, а переселили в другое жильё, уплотнив. Ведут себя по отношению к местному населению относительно вежливо – не обращают на них внимания. Мародёрства и насилия пока нет, но развитие событий население ожидает с опаской. На ночь запирают двери.

Гражданское делопроизводство возложила на себя управа из местных жителей – повылезали тёмные личности, предложившие услуги. Вновь кто был никем, стал всем. Немцы в местные дела не вмешиваются.

На столбах и домах расклеены объявления. Комендант райцентра приказал всем коммунистам прийти в комендатуру и стать на добровольный учёт. Не ставшие на учёт будут подвергнуты мерам административного наказания.

Объявлен набор добровольцев на службу в отряды охраны правопорядка, а проще, в полицаи. Набирают мужчин от шестнадцати лет без ограничения. Вооружают старыми русскими винтовками и повязками с надписью «полицай». Обещают платить

Танки вошли в Вязьму без боя. Отдохнув и заправившись в городе, ударная группа танковых и механизированных дивизий двинулись на Гжатск. Понадобилось всего несколько часов, чтобы прорвать оборону советской армии, стоящую заслоном в районе Гжатска. На следующий день сходу прошли оборону следующей советской армии, пытавшейся преградить путь немецкому катку в Можайске.

На востоке наступило затишье, а на западе продолжаются бои. По большаку мимо деревни пошли нескончаемые колонны пленных красноармейцев. Вид у солдат ужасный. Грязные, в оборванном обмундировании, многие без ремней и пилоток. Большинство ранено. Некоторые идут сами, других поддерживают. Идут, с трудом переставляя ноги, понурившись.

Всего полгода назад ходили они бравым строем по плацу, на полигонах азартно кололи штыками соломенное чучело, отрабатывая психическую атаку на воображаемого врага. Проведя учебную отработку удара, под назидание командира взвода, напоминавшего слова Александра Суворова, что «Пуля дура – штык молодец», шли принимать «рубон» с энтузиазмом исполняя «Советский военный марш», написанный Лебедевым – Кумачом и переложенный на музыку братьями Покрасс: /Если завтра война,/ /Если враг нападёт,/ /Если тёмная сила нагрянет,/ /Как один человек,/ /Весь советский народ/ /За советскую Родину встанет/… /В целом мире нигде/ /Нету силы такой,/ /Чтобы нашу страну сокрушила./ /С нами Сталин родной,/ /И железной рукой/ /Нас к победе ведёт Ворошилов./

Как же так получилось, что «Непобедимая и легендарная, познавшая радость побед» многомиллионная армия, вооружённая революционными идеями построения коммунизма, разбита, и красноармейцев, как рабов позорных, под дулами винтовок, гонят в плен?

Не сговариваясь, хозяйки собрали продукты, пришли к шоссе и принялись раздавать узелки с хлебом, варёным картофелем, бутылками молока. В первую очередь старались обеспечить едой раненых. Если солдаты несли раненого, клали еду на носилки, чтобы и носильщики и раненый могли подкрепиться. Несут, в основном, раненых в форме с кубарями.

Отпали последние сомнения в скором прибытии немцев в Вежнево. Пока их нет, воспользовавшись моментом, Поля уговорила отца сходить к Николаю.

Николай живёт один – хозяйственные дела приучили его без нужды ни с кем не делиться своими заботами. Грустно пьёт чай. Его сын офицер, воюет на фронте. Сведений о нём нет. Дочь замужем, живёт в Киеве, два месяца как перестала писать. Максима и Николая общие проблемы с детьми ещё более сблизили. Младший сын Максима Василий воюет, известий от него нет. Как нет ни слуху, ни духу и от старшего сына Паши, работающего на оборонном заводе в Куйбышеве.

Поговорили о детях, их нелёгкой военной судьбе. – Да не крути ты, Максим, не ходи вокруг да около, говори, что надо, – не выдержал тяжёлого разговора Николай.

– Дочка послала, – почему – то смутился Максим. – У неё четверо детей, кормить чем – то надо, а у меня на них запасы не приготовлены. Не поможешь картошкой. На первое время – мешочек. – Чего мало просишь, мне не жалко, бери хоть всю, пока безвластие. Немцы придут, скажут, что это их урожай. Сам бери и народу передай, особенно тем, кто бедно живёт, у кого нет запасов, чтобы подсуетились. И не только картошку, но и морковь, свёклу…. Дед Романов по старости в колхозе не работал, картошки со своего огорода на зиму ему не хватит, лично помоги. Линя с дочкой без кормильца живут….

Возьми колхозную лошадь, развези по дворам…. Хотелось бы мне помочь тебе, но я светиться не хочу – мало ли как оно повернётся в дальнейшем. – А ты, как? Тебе привезти? – От пары мешков, не откажусь, на зиму запасы не делал, надеялся на волю военкомата. Считал себя ещё не старым, приготовился идти воевать, а оно вон как получилось, забыли про меня. Но сейчас речь не об этом. Ты мне завези с десяток мешков овса. Возьми из старых запасов в сарае – стоянки лошадей. Если немцы не позарятся на «старушку» и оставят её мне, лошадка пригодится. Закончишь работу, поставь её в мой сарай…. Всё ж будет под приглядом.

Максим вышел от Николая, и тут до него дошло, почему попросив картошки, смутился: Поля не работала в колхозе и общественный картофель ей на трудодни не положен.

Взяв, в помощники двух взрослых мальчишек, Максим сделал несколько ходок. Отвёз четыре мешка картошки и по мешку свёклы и моркови Поле, по три мешка картофеля Николаю и деду Романову, два мешка Лине Даниловой. Закинул морковь и свёклу.

Линя не ожидала подобного подарка и не знала, чем и как отблагодарить Максима. Предложила: – Не выпьешь, Максим, стаканчик. У меня припрятан самогон…. Брать самогон у нищей семьи, которая еле – еле концы с концами сводит, Максим не решился и соврал: – Ты же знаешь, как моя баба к выпивке относится…. Станет пилить….

– Ну, поешь хоть «яешницы», мигом на шкварках сготовлю. Печь топится. Пяток яиц выдюжишь? – Пяток выдюжу, но не больше, – не стал Максим привередничать. – Тогда «сидай» за стол, я мигом.

Молва быстро разнесла по деревне новость: «Николай разрешил брать колхозный картофель и другие овощи».

Слово «разрешил» – магическое слово. Услышав его, перестают значить другие слова, ограничивающие широкое толкование разрешения: откуда брать, что брать, сколько брать…

Самые нетерпеливые, не дожидаясь транспорта, по двое, по трое ломанулись в овощехранилище и потащили на себе мешки с овощами, сколько было по силам. Сделав несколько ходок, забили чуланы. Остановились, когда Николай лично закрыл ворота на замок и резко потребовал: – Хватит!

Занятия в школе отменены, и подростки не знают, куда деть освободившееся время, не знают, чем заняться. Энергия молодости и привычка жить в коллективе сбивает в стаю. Не сговариваясь, потянулись к дому Полины, не возражавшей против их присутствия. Расселись на лавках поближе к печке. Хозяйка обнесла молодёжь семечками, и они принялись лузгать, сосредоточенно сплёвывая лузгу на бумажку, чтобы не сорить на пол.

Подтянулись взрослые. Разговор вертится вокруг основных тем: немцы, колхозы, вера. Единодушно сошлись в одном: – Немцы, цивилизованные люди и не коммунисты. В Германии колхозов нет, придя в деревню, колхозы отменят, и народ заживёт прежней жизнью с частной собственностью. Само собой, разрешат верование. Жить станет легче. Хотя нутром понимают – чужой хрен своего хрена не слаще!

Николай в разговор не вступает. Тяжелую думу думает председатель колхоза. По партийной дисциплине, против своей воли, стал председателем. Придут немцы, что им про него скажут колхозники? Что с ним сделают немцы? Команды уезжать не было, а самовольно оставлять колхозников сам не захотел.

Отдалённая стрельба с западной стороны, усилилась до такой степени, что превратилась в сплошной гул. Война идёт не возле её дома, но Полина всё – таки подошла к окну. Постояла, ничего не увидела интересного и вернулась к плите.

Стукнула входная дверь. – Ты как себя чувствуешь? – войдя в комнату, спросила Тася. Вместо ответа Поля пробормотала: – Всё грохочет, всё грохочет, всё гудит, – с ожесточением помешивая картофельное пюре в кастрюле. – Отец сказал, немцы хозяйничают уже в Можайске.

– Это не новость, об этом все знают. – Что же тогда продолжает так сильно грохотать? – Чтобы дети не слышали, тяжело вздохнув, Тася прошептала: – По секрету мне сообщили: немцы добивают в лесном массиве окружённые советские войска перед Вязьмой. Называют цифру в восемьсот тысяч.

– Сколько? – переспросила Поля, от изумления перестав помешивать варево в стоящей на горячей плите кастрюле. Варево пролилось на плиту, запахло палёным.

– Восемьсот тысяч, а может и больше, точно не знает никто. – Ох – хо – хо, как много, – горестно покачала головой Поля, и сказала утвердительно: – Значит и мой младший Вася там. Стараясь сдержать слёзы, сморкнулась в фартук, вытерла потное лицо, раскрасневшееся от близости к горячей плите. Посмотрела на плиту, затем в кастрюлю, увидела лопающиеся пузыри в пюре, сняла приготовленную еду и стала яростно отдирать от плиты горелые ошмётки.

Старики, не выдержав напряженного ожидания новых событий, собрались за оградой, откуда в просвет между кустами просматривается тракт. Молчат, лишь глаза их энергично живут, провожая проходящие по смоленскому большаку колонны танков, колёсного транспорта, пехоты…, пленных. Шум движения многочисленных колонн ночью не стихает.