Текст книги "Ничего важнее нет, когда приходит к человеку человек"

Деревенскую молодёжь воспитали на других песнях и примерах из жизни. Воспитали рассказами родителей, бабушек и дедушек о бесчинствах красноармейцев в гражданскую, о слезах при раскулачивании, нищете и бесправном положении в колхозе. Отношение к вождю не переросло в обожание. Потому прошли мимо портретов и бюстов Сталина как мимо неодушевлённых предметов, не имеющих к ним прямого отношения – накрепко запомнив совет родителей: «Не создай себе кумира». Отличный, мудрый совет, помогающий жить с незапятнанной душой при различных жизненных коллизиях.

Партия и комсомол не смогли привить бациллу болезни с тем, чтобы они сейчас сходили с ума и взывали: /В умилении великом,/ /Одолев в коленях дрожь,/ /Постоим пред твоим ликом,/ /И пойдём, куда пошлёшь!/ /Без тебя мы жить устали,/ /Жить хотим, как жили встарь;/ /Приходи, товарищ Сталин,/ /Наш советский государь!/

Дождавшись тишины в кинозале, переводчик приступил к чтению директивы, подписанной Начальником штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтелем, «О правилах поведения немецких солдат и офицеров Вермахта на оккупированной территории Восточных земель». Его основные положения, названные «Об отношении гражданского населения к Германским войскам» гласят.

«До замирения покоренных областей, ограничить подсудность рамками, необходимыми для выполнения своей основной задачи. Это будет возможно лишь в том случае, если войска сами беспощадно будут себя ограждать от всякого рода угроз со стороны гражданского населения. Соответственно этому для района «Барбаросса» устанавливаются следующие правила. Преступления враждебных гражданских лиц впредь до дальнейших распоряжений изымаются из подсудности военных и военно – полевых судов….

Партизаны должны беспощадно уничтожаться войсками в бою или при преследовании. Всякие иные нападения враждебных гражданских лиц на вооруженные силы, входящих в их состав лиц и обслуживающий войска персонал должны подавляться войсками на месте с применением самых крайних мер для уничтожения нападающего….

Об отношении к преступлениям, совершённым военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к местному населению.

Возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок. При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в тысяча девятьсот восемнадцатом году и последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал – социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл.

Поэтому судебный начальник должен тщательно разобраться, необходимо ли в подобных случаях возбуждение дисциплинарного или судебного преследования. Судебный начальник предписывает судебное рассмотрение дела лишь в том случае, если это требуется по соображениям поддержания воинской дисциплины и обеспечения безопасности войск. Это относится к тяжелым проступкам, связанным с половой распущенностью, с проявлением преступных наклонностей, или к проступкам, могущим привести к разложению войск. Не подлежат, как правило, смягчению приговоры за бессмысленное уничтожение помещений и запасов или других трофеев во вред собственным войскам….

Чтобы приказ был более доступен гражданам, поясняю.

Солдатам Вермахта запрещается принуждение женщин к половой связи, отбирать у местных жителей пропитание, одежду…. Все операции с продуктами питания разрешается осуществлять только посредством денежного эквивалента – немецкими рейхсмарками. Русские денежные знаки на оккупированной территории отменяются.

На оккупированной территории солдатам Вермахта запрещается насилие над местным населением, если население проявляет лояльность к военнослужащим и обслуживающему персоналу, ну и так далее.

Внимательно выслушав ту часть, где говорится о мерах наказания немецких солдат за невыполнение приказа, – жители облегчённо вздохнули. Оккупанты, похоже, дадут им пожить спокойно, без насилия.

Переводчик продолжил чтение. Долго, монотонно читает другой приказ, перечисляющий меры наказания жителей деревни за противодействие законным требованиям властей оккупационных войск: отказа от выполнения приказов командования, отказа от выполнения трудовой повинности, не соблюдения правил поведения, воровства немецкого военного и другого имущества….

Закончив читать, переводчик обратился к мужчинам и женщинам, сидящим в зале:

– Прошу назвать фамилии коммунистов и комсомольцев, проживающих в вашей деревне, чтобы провести с ними профилактические беседы. Уловка с беседами не прокатила, бабы наперебой загалдели, стараясь втолковать тому, что в деревне ни комсомольцев, ни коммунистов нет.

Николай и комсомольская молодёжь вздохнули с облегчением: не выдали их!

Комендант понятливо усмехнулся, после перевода ему ответа жителей деревни, и приказал приступать к выбору старосты и председателя колхоза, которые возьмут на себя всю полноту гражданской власти и трудовой повинности в колхозе, который комендант предложил переименовать в колхоз «Заветы Гитлера».

Крестьяне на обе должности предложили Николая, объяснив кандидатуру доверием к честному человеку. Николай сделал попытку отказаться, сославшись на то, что устал, что пора отдохнуть: возраст, нервы ни к чёрту.

Людей не переубедил. Зная его с положительной стороны: не обижал при советах, заботился о людях – не обидит и при немцах – будь они неладны со своим колхозом – уговорили его, и он вынужден был принять должность.

Комендант утвердил кандидатуру Николая на обе должности, показал ему пустое помещение в правлении, отведённое ему под кабинет и тут же приказал приступать к своим обязанностям и формировать отряд полиции из местного мужского населения, для охраны и поддержанию общественного порядка.

Вручил Николаю круглую печать, бланки документов, чистые листы бумаги, чернила и ручку, толстую тетрадь, повязки с надписью «Полицай». Разрешил забрать лишнюю советскую пишущую машинку. Вызвав двух солдат, приказал им принести трофейные красноармейские винтовки с поясами и патронташами.

Солдаты занесли в помещение оружие и патроны, и староста приступил к выполнению новых обязанностей.

Основной контингент «молодых мужчин», оставшийся в деревне – мальчишки четырнадцати – пятнадцати лет. Не самому же ходить по домам и приглашать подобных «мужчин»? Это будет выглядеть крайне несолидно, потеряет авторитет.

Решил испытать компетентность коменданта в принятии решений, и заодно самому определиться в линии поведения с новым руководителем. У коменданта находился переводчик. Николай обратился к переводчику с просьбой помочь в вопросе прикрепления за ним солдата для выполнения сложных поручений старосты.

Переводчик переговорил с капитаном, и тот приказал выделить солдата для постоянной работы порученцем. Николай тут же отправил солдата с заданием обойти дома и собрать мужчин, начиная с четырнадцатилетнего возраста.

В общей сложности пришло тридцать «мужчин». Николай отобрал из них двадцать шесть человек, выглядевших взрослыми, и приступил к формированию отряда полицаев. Организовал две группы по двенадцати человек, с тем расчётом, чтобы каждая группа имела в своём составе шесть двоек. Тогда каждая двойка один раз за двое суток сможет дежурить по четыре часа.

Двух свободных парней оставил себе в помощь на случай подмены и для выполнения особых поручений. Раздал повязки, русские трофейные трёхлинейки и по подсумку патронов. Поскольку никто от него не требовал представлять отчёт, оставшийся боезапас спрятал в шкаф, посчитав, что запас карман не тянет.

Составил график выхода на дежурство и приказал первой смене приступать к охране деревни от непрошеных гостей, патрулируя единственную улицу.

Парни, получившие винтовку с примкнутым штыком, торчащим над головой, почувствовали мужскую гордость и радость от обладания боевым оружием. Мужик, даже несовершеннолетний, есть мужик. Мужика от сотворения мира тянет к орудию убийства, будь то камень, праща, лук или винтовка. Повязка с надписью «Полицай» и оружие возвышают их в глазах односельчан. С гордо поднятой головой проходят мимо окон, в которые смотрят восхищённые девичьи глаза.

В честь прибытия гостей и установления нового порядка колхозником предоставили однодневный отдых.

Офицеры обустраиваются, а Николай продолжает трудиться: назначил бригадиров, звеньевых…, все знакомые известные на деревне имена.

Ожидания жителей в отмене колхозов, накрылись «вяземской» – так в Вежнево называют самодельной вязки варежки.

Пользуясь выходным днём, сердобольный народ собрал продуктовые узелки и отправился большой компанией к большаку, чтобы передать еду и погоревать, глядя на проходящие длинные колонны советских военнопленных. За бабами увязались молодые немецкие солдаты – захотелось посмотреть на дело рук родного Вермахта.

Подошло время обеда. Как все европейцы, да, наверно, и русские, немцы не прочь использовать в качестве лакомства яйца, курятину, коровье молоко. То ли действительно, солдаты Вермахта боятся нарушить приказ Кейтеля, то ли следуют установке офицеров подразделения, но на грабёж их не потянуло.

До революции Вежнево считалось богатой деревней. Деревенские хозяева, за редким исключением, имели лошадей, коров, овец, кур и гусей и на вяземском рынке постоянное торговое место.

Сады ломились от фруктов. В Вязьму и в Москву возами отправляли груши, яблоки, сливы, варенье из смороды и крыжовника, малины….

В тридцатых годах сады обложили налогом, фруктовые деревья и все садовые кустарники крестьяне вырубили – налог оказался неподъёмным.

При создании колхозов хозяйства остались без крупного рогатого скота. Даже когда колхоз окреп, редкие хозяева обзавелись коровами. В основном удовольствовались козами и свиньями. Кур за мясо никто не считает, держат их ради яиц.

Язык не поворачивается назвать деревню богатой. Половина жителей держит свиней, но почти все держат кур или гусей. Треть жителей обходятся козами. Коров имеют всего четыре хозяйки.

Немцы с трудом, но объяснили женщинам, чтобы им приготовили обед. Солдаты прошли не только Европу, но и значительную часть европейской территории Советского Союза, обиходные русские слова заучили. Без акцента произносят: мамка, дай, яйки, моляко, курка….

В каждом дворе, где поставлены на проживание и пропитание солдаты, оживление. Компании из двух или трёх военных проверяют сараи, рассматривают подсобные хозяйства крестьян, сравнивают со своим в Германии. У кого увидели кур, покупают яйца, расплачиваясь марками, или совершают обмен на консервированное мясо. Женщины марки берут неохотно, а консервированное мясо, каши с мясом и плитки шоколада – с удовольствием. Банки с мясом американского производства женщины увидели впервые и решили не отказываться от нового вида пищи.

Из труб повалил дым – затопили печи. Готовят варево оккупантам. Не сговариваясь, на первое варят суп или щи с курицей. На второе картофель отварной. К картофелю положили бочковые солёные огурцы и квашеную капусту. Отдельно, исключительно для незваных гостей, сварили яйца, положили перед ними… и оплошали. Долго не могли понять, какого рожна им ещё нужно, пока солдаты сами не показали, как нужно есть яйца. Нашли на кухне пятидесятиграммовые стаканчики, поставили в него яйцо, ошелушили верхушку, посолили яйцо и чайной ложечкой принялись выковыривать содержимое.

Хозяйки плюются, и чтобы немцы не слышали, ругаются: – Вот же нерусь, всё не по – русски. Яйца из стакана едят. Ещё ложкой «внутре» ковыряются, чтоб вам! Что в яйце ищут, басурмане?

Перед принятием пищи постояльцы выкладывают на стол сухпай: шоколадки, плиточки сухого хлеба, которые в России называют сухарями; соль, с началом войны, ставшая у жителей деревни дефицитом. А то, что имеется, решили поберечь.

Сами немцы шоколадки едят редко, они им надоели, угощают лакомством детей, а если нет детей – хозяек.

Охранный взвод Группе Эрде построился длинной цепочкой возле полевой кухни, терпеливо ожидая армейского обеда.

Припустил мерзкий дождь: льёт и льёт с неба, выглядевшего как низко подвешенное, без прорех одеяло, из тёмных тяжёлых туч. Погода испортилась, и, похоже, надолго.

Полный приказ Начальника штаба Кейтеля оперативно расклеен на столбах калиток, чтобы жители знали, как вести себя в оккупации. На другом столбе калитки, чтобы до всех быстрее дошло, и врагов боялись, прикреплён приказ коменданта, запрещающий действия жителей, направленные против немецких войск. После каждого запрещающего пункта наказание одно – расстрел. Не хочешь, да будешь всего бояться. Если врага боишься, значит, уважаешь.

Выходные дни под новой властью народ проводит в соответствии со своими наработанными привычками. Заводила Татьяна пришла к Николаю и попросила его сходить к коменданту и получить разрешение на посиделки. Николай отправился с опаской, но как ни странно, комендант не стал препятствовать, лишь предупредил, чтобы не шумели и криком не раздражали солдат.

Изба Поли – излюбленное место встречи людей удовлетворяющих информационный голод, и бесед со знакомыми и соседями в неформальной обстановке.

Деревенская молодёжь, включая отдыхающих полицаев, впервые с приходом немцев собралась в полном составе. Как мотыльки, летят на огонёк в тёмное время суток, так и взрослые не в состоянии усидеть с думами наедине, потянулись на свет керосиновой лампы. Согнали с лавок молодых и те вынуждены были расположиться прямо на полу. Общий разговор не клеится, какой – то стопор сработал и замкнул рот на замок – сторожатся прибытия незваных гостей: не может такого быть, чтобы немцы не пришли проверить собрание.

Никто не приходит с проверкой, и разговор оживился, разбившись по интересам. Громко стараются не разговаривать; изредка кто – то несмело засмеётся.

Тася, рассказывая на ухо соседке, повысила голос, и все замолчали, слушая её. Не обратив внимания на установившуюся тишину, Тася продолжает: – Он мне: гыр, гыр, гыр; гыр, гыр, гыр, – лопочет по – своему и угрожает, показывая ложку. Всё битьте, битьте – тычет ложку в нос. Здорово я перепугалась. Поняла, что, если не покормлю, начнёт бить. Накормила мужиков, старший успокоился, перестал повторять, что будет бить. Подобрел, даже представился, назвав своё имя. Его зовут Данка.

– Чего, чего? Тётя Тася, ты сказала, зовут его Данка? Я не ослышалась? – переспросила Татьяна и во весь голос расхохоталась. Все глаза уставились на Татьяну: – Что с ней стряслось, зачем смеётся ненормальная девчонка над женщиной много старше её?

– Ты чего подслушиваешь, – обиделась Тася. Поля встала на защиту подруги: – Татьяна, она старше тебя, некрасиво над ней смеяться, тем более что ничего смешного нет!

Татьяна сконфузилась и решила объясниться. – Тётя Тася, не обижайтесь, я засмеялась оттого, что Вы не поняли немецких слов. Он Вам не угрожал, он показывал ложку, чтобы Вы покормили, и добавлял «Битте» – пожалуйста! Бить он Вас не собирался. Поев, как вежливый человек, поблагодарил, сказав: – Данке – спасибо! Тася густо покраснела и пробормотала: – Придётся немецкий язык учить, хотя и старовата я для учёбы.

Собирались на работу вяло, тратили время на поиски лопат, топоров и ломов. Через полчаса вышли на улицу и сбились в кучу. Увидев Николая с офицером, идущим в их сторону, решили дождаться начальства.

– В чём дело, первым начал возмущаться председатель, почему стоим? Начало работы в восемь, а скоро десять часов! Я не потерплю подобного разгильдяйства, шагом марш по объектам. Посмотрев на злое лицо Николая, и услышав от офицера «Гут», подтверждающего правоту слов председателя, «немецкие» колхозники под проливным дождём, вяло переставляя ноги, отправились трудиться, ворча: – Получил должность от немцев, и тут же стал выслуживаться!

Приступили к выполнению задания: засыпают воронки, образованные бомбёжкой, глубокие ямы на дорогах, выбитых транспортом; убирают мусор и сбитые ветки деревьев.

Максиму и конюху председатель определил отдельный фронт работ – возить песок из котлована, откуда деревенские мастера брали материал для приготовления раствора, требующегося при кладке печей, обмазки стен под штукатурку. Грузят и возят песок под аккомпанемент отдалённого грохота артиллерийских и танковых пушек.

Оставшись вдвоём, Максим спросил: – Ты чего взъелся на нас? Самому – то не противно? – Не обращай внимания на мои слова, – попросил Николай, – и другим скажи, что так надо, чтобы немцы не контролировали. – А, – только и смог сказать Максим, – тогда понятно, а я уж грешным делом подумал….

Николай трудится вместе со всеми, чтобы помочь землякам, облегчить им опостылевшую колхозную жизнь. С тяжёлым душевным сопротивлением даётся им каждый выход на работу; горбатиться на чужую власть душа протестует. Привычку Николая никуда не деть – следит за добросовестным выполнением заданий. Не для того, чтобы выслужиться, а просто по крестьянской тяге к порядку, въевшегося в него.

В конце недели лейтенант и переводчик пришли проверить качество выполненных работ. Походили по дороге, потоптались по свежему песку. Аккуратно пересекли поле, стараясь не топтать озимые всходы, осмотрели засыпанную воронку, дальше не пошли. Вернувшись на дорогу, офицер поблагодарил старосту, сказав, что молодцы, и залопотал по – своему, давая задание на следующий день. Офицер ушёл, а переводчик остался. Передал старосте задание на завтра, чтобы колхозников загрузить работой.

– Господин офицер, обратился Николай к переводчику, – попросите лейтенанта, чтобы он говорил помедленнее. Я немецкий понимаю, но не всегда успеваю перевести. Тогда мы сможем общаться без переводчика.

– Передам. Спасибо, что сказали, теперь у меня появится свободное время для выполнения других дел: приходится переводить документы с русского.

Вечером к Алексеевым постучали. Открыв дверь, хозяин удивился, увидев двоих родственников, постоянно проживающих в райцентре. Ничего умнее придумать не смог, как спросить: – Как вы здесь оказались?

– Так и оказались, пришли в гости! Не рад? У нас ввели пропуска, и теперь можем ходить куда угодно, в любое время. – Рад, рад, проходите, если не боитесь – у меня на постое двое солдат.

– У нас тоже стоят, но они к нам относятся нормально. За неделю ни одного конфликта не было. Мы к ним не лезем, они нас не трогают. Выпивку им поставили, подружились. Пьют не хуже русских, только подливай. Плохо, что маленькими дозами пьют. Пока их напоили, сами уже лыка не вязали.

Двоюродные братья Алексеевы выставили на стол две бутылки самогонки, хозяин принёс стаканы, его жена закуску. Перед тем как начать застолье, хозяин поинтересовался у родственников: – Немцев позовём? Старший брат взял на себя инициативу: – Зови! Веселее будет, продолжим изучать немецкий язык. Я уже несколько слов знаю. Когда постучишь, они ответят: «Я!». Значит, «Да», а не он. Смело открывай и приглашай: «битте, тринкен шнапс». Сразу выскочат. Выскочили в одежде по – домашнему, в брюках и нательной рубахе.

Новости по деревне распространяются быстро. Проведав о гостях, заглянули к Алексееву соседские мужики, увеличив компанию. Жена добавила посуды. Сама за стол садиться отказалась, как её не уговаривали братья.

Алексеев выпив первую рюмку, предложил: – Гости не будут возражать, если я приглашу нашего старосту? Он лопочет по – ихнему, поможет общаться. Возражений не последовало. Алексеев привёл не одного, а двоих – у Николая сидел лейтенант. Таким неожиданным образом, подружились русские и немцы, совместно выпивая.

Мужики любой национальности, выпив, развязывают языки, начинают откровенничать. Гости делятся последними новостями, услышанные ими от других. Первая новость, которая очень заинтересовала народ, в Сычёвском и Тумановском районах появились партизанские отряды. Вторая новость, ставшая уже и не новостью, продолжается зачистка советских войск в окружении под Вязьмой. Называют цифру потерь красноармейцев в миллион двести тысяч.

Николай поинтересовался у братьев, как их выпустили из райцентра. Те показали официальные пропуска, подтвержденные печатью и подписью старосты Пещёрска. Похожими бланками и печатью снабжён Николай. На следующий день к старосте обратились Алексеев с женой с просьбой выдать им разрешающий документ на посещение родственников, проживающих в Пещёрке, чтобы нанести ответный визит.

Очистив землю от кусков рваного металла, крестьяне приступили к доставке навоза на земли, отведённые под овощные культуры. С лета возле конного двора в Пещёрске оставались горы навоза. Председатель, при содействии переводчика, добился разрешения на вывоз удобрений. Зная, что на въезде в посёлок установлены военные патрули, Николай воспользовался правом старосты и обеспечил возчиков необходимыми документами на выполнение полевых работ.

Началась жизнь под врагом, жизнь, измеряемая работой в колхозе, выполнением заданий немецкого командования, поездками, по необходимости, в ближайшие населённые пункты.

Приняв ужин, солдаты и офицеры, за время, проведённое на войне, привыкли личное время проводить в коллективе, тянутся в компании. Собираются в клубе. Заводят патефон, проигрывают пластинки – слушают русские песни в исполнении Марка Бернеса, Леонида Утёсова, Людмилы Руслановой, Лидии Шульженко – пластинки оставила в своём кабинете заведующая клубом, чтобы не таскать домой.

Под русскую мелодию выпивают пару – тройку кружек пива в пивном заведении, которое по приказу коменданта, переделали из подсобного помещения, выкинув из него декорации, сломанные столы и стулья. В комнате установили стойку, привезли бочки с пивом, кружки…. Снабдили помещение столами и стульями, поручили военному повару вечерами обслуживать барную стойку, и веселье понеслось.

Местные шутники тут же окрестили немецкую пивнушку «Мутный глаз». Что за свадьба без цветов – пьянка, да и всё; что за веселье без женщин – пьянка, да и всё! Привезли из города четырёх смазливых женщин, по – внешнему виду, смахивающих на жриц любви. Поселили в отдельном доме, отселив хозяев. Девицы вечерами исполняют немецкие песни, а по ночам отрабатывают гонорары.

В перерывах певички подсаживаются к столикам, выпивают пива или лёгкого вина, и слушают солдатские песни о великом фюрере и Лили Марлен….

Всё как в России. Чем жесточе сатрап, чем кровожаднее, тем больше красивых песен о нём слагают. Если при царе Николае на коронации погибло, не по его вине, несколько тысяч человек, в народе прозвали его «Кровавым». Сталин уничтожил миллионы своих сограждан, о нём слагают песни, поют хвалебные оды. Родители и дети, до которых не дотянулись жестокие методы построения коммунизма; дети родителей, погибших от голода, расстрелянных или замученных в лагерях, называют его отцом родным, вождём….

Русский народ перепутал берега: называет родным отцом грузина, бывшего «медвежатника» Джугашвили, опустошавшего банковские сейфы. Часть «вырученных» воровских средств, Джугашвили отсылал в Швейцарию Ленину на партийные нужды. Ленин никакими деньгами не брезговал, выпускал на них газету «Искру» со статьями, направленными на подрыв государственных устоев собственной страны.

Австрийского ефрейтора, недоучившегося художника, Гитлера, созданная Ремом националистическая партия, вынесла на вершину власти. По примеру Сталина Гитлер принялся очищать нацию от «врагов», отправляя в лагеря неугодных немцев, пацифистов, коммунистов и евреев.

Когда начались гонения на определённые группы людей, тут же повылезали на божий свет поэты, складывающие хвалебные песни о Гитлере, называя его не иначе, как «мой любимый вождь», «мой фюрер», «лидер нации».

Сталин устроил народу России тридцать седьмой год, отправив в могилу целые пласты людей. По примеру Сталина, взяв за основу Варфоломеевскую ночь, когда католики вырезали гугенотов, Гитлер в своей стране устроил Хрустальную ночь. В Хрустальную ночь или, как её ещё называют, Ночь длинных ножей, было сожжено более двухсот синагог, разбито и ограблено несколько тысяч мелких магазинов и предприятий, убиты тысячи евреев, отправлено в концлагеря более тридцати тысяч….

На головы жителей Фатерлянда широким нескончаемым потоком из всех средств массовой информации полилась пропаганда непревзойдённости вождя, его гениальности, его чуткости к заботам нации. За несколько месяцев промывания мозгов немцы полюбили фюрера, стали искренне считать его человеком, посланным с небес, чтобы сделать Германию счастливой и уверенной в лучезарном будущем. Светлое будущее обязательно наступит, когда Гитлер повергнет в прах всех врагов, мешающих немцам развиваться материально и духовно.

Мир Германии заполнили патриотические песни. Ганс Бауман написал стихи «Ветхие кости дрожат», и вся нация полюбила на государственных коллективных встречах исполнять песню: /Обветшавший мир дрожит,/ /Чувствует войны пожар,/ /Но не страшит нас это пламя/ / – Оно сулит нам возрожденье./ /Мы будем продвигаться дальше,/ /Пока в осколки всё не обратим,/ / – Германия сегодня стала нашей,/ /А завтра нашим станет целый мир./

Почти как в Советах поют коммунисты и комсомольцы: /Весь мир насилья мы разрушим до основанья,/ /А затем – мы наш, мы новый мир построим/….

Офицеры, выпив первый бокал пива, как привилегированная каста, начинают застолье исполнением песни о фюрере, с говорящим названием: «Призыв к фюреру»: – /Фюрер нам возносит знамя,/ /Знамя славы и свободы./ /Знамя то – для нас святыня./ /Веди же фюрер нас вперёд…/.

Солдатам Вермахта крепко вбили в голову долг перед Родиной, и они не прочь под пиво, обнявшись и раскачиваясь, спеть «Песню долга»: – /Знамени слава, символу слава,/ /Слава их создателю фюреру./ /Слава всем, кто за них погиб,/ /Строго следуя их заветам./ /Враг не дремлет день и ночь,/ /Сохраним же наше знамя;/ /Победим или погибнем —/ /Знамя будет гордо реять!/

Солдаты и офицеры на службе в Вермахте, делают общее дело, и есть у них объединяющая песня, которую в середине вечера, после употребления приличной дозы пива, исполняют совместно. Песня патриотическая и называется патриотично: «Победим или погибнем».

Перед закрытием заведения застолье заканчивается исполнением шуточно – любовной песни Шульце о Лили Марлен, вызывающей ностальгию по прекрасной довоенной жизни: /У ворот казармы,/ /Перед большой стеной,/ /Столб стоит фонарный,/ /Словно часовой./ /Ты приходи ко мне туда./ /Мы постоим у фонаря,/ /С тобой, Лили Марлен./ /Лили Марлен, Лили Марлен, Лили Марлен!/

В доме Таси живут трое. Рикус Хайнц и Макс Ельзер парни по двадцати пяти лет, из одного городка, знают друг друга давно и на войне держатся рядом, стараясь не расставаться. В разговоре часто смеются, вспоминая интересные моменты из гражданской жизни. Третий постоялец – Ханс Тругот на два года старше Таси. В тот же день, как поселился, вызвался помогать по хозяйству. Человек из немецкой провинции, привычный к сельскому труду, не может сидеть без дела: таскает воду из колодца, заносит в дом дрова из сарая, растапливает печь, смотрит за топкой, подкидывает дрова.

Разговор с взрослыми деревенскими жителями у молодых немецких солдат не складывается. А парням и девушкам родители не позволяют своевольничать с непрошеными гостями – по деревенским правилам не принято отвлекать гостей пустыми разговорами.

Большинство солдат имеют возраст, не превышающий двадцати двух – двадцати пяти лет, люди энергичные, тянущиеся к развлечениям. Основное место, где можно хоть как – то развлечься – клуб. В клубе смотрят художественные кино и кинохронику, слушают выступления офицеров о текущем моменте на фронтах Вермахта.

После массовых мероприятий долго не расходятся: крутят пластинки, развлекаются русскими песнями, обсуждают победную поступь армий Вермахта, назначают срок падения Москвы и, соответственно, окончания войны, делятся полученным впечатлением от проживания в русской деревне.

В компании товарищей рассказывают об увиденных или подсмотренных деревенских обычаях.

Говорит Эндель Райс. – Мне пришлось воевать в Европе, и я знаком с укладом жизни бельгийцев, поляков, прибалтов, но скажу вам, русские обычаями ни на кого не похожи.

Дом отапливается большой кирпичной печью многофункционального назначения: обогревает комнаты, используется как тёплое место для сидения, как лежанка, и в качестве помывочного сооружения. Печная лавка для сидения расположена в нижней части, а лежанка устроена наверху печи. На лежанке свободно располагаются трое детей или двое взрослых. Чаще всего на ночь забираются на лежанку пожилые люди, которым в силу возраста требуется тепло.

В деревне не предусмотрены бани. Отсутствуют ванные комнаты или сауны, как в Финляндии. Посчитал вначале, что русские люди вообще не моются, и ошибся. Взрослые и дети моются в печке. Поэтому печи у них очень большие, занимают половину комнаты.

Над плитой, на которой готовится пища, выполнен большой полукруглый свод, таких размеров, чтобы в нём разместится взрослый человек, сидящий на коленях.

Я живу вместе с Берндтом Роделером в доме фрау Гали с мальчиком пяти и дочерью десяти лет. Однажды пришлось нам наблюдать, как фрау готовит баню детям. Натопив печь, поставила на плиту два ведра холодной воды. Вскипятила воду, сняла вёдра. Выгребла из топки угли, уменьшив жар, несколько раз окатила плиту холодной водой. Пар рванул из пода с полукруглым сводом, как вздыбленная земля после взрыва пехотной гранаты. Дождавшись, когда плита перестала шипеть, постелила толстую подстилку, называемую рядном, поставила на неё большой таз. Вылила в таз литровую кружку холодной воды, разбавила горячей, попробовала рукой, осталась довольной.

Раздела ребёнка, посадила мальчишку в большой таз. Тот сел, поджав под себя ноги. Женщина несколько раз окатила его тёплой водой, намылила, смыла мыло, укутала ребёнка в чистое полотенце и отнесла к койке, где ему заранее приготовила сменку. Надела чистое бельё. Вынесла грязную воду, принесла чистое полотенце, положила на скамейку, стоящую возле печи, комплект чистой девичьей одежды. Налила тёплой воды в тазик и предложила мыться дочери. Чтобы не смущать её, отправила нас в комнату, закрыла вход на кухню и никого не пускала, пока дочь не вышла.

– А меня поразило то, что ни в доме, ни на улице нет туалетов. В любую погоду ходят по нужде в закрытое деревянной крышкой ведро или прямо на огород; не пользуются специальной бумагой. Вместо подтирочной бумаги применяют газету, предварительно прочитав написанный текст. Ведро, его зовут странным словом «помойным», наполнив, выливают на огород вместо удобрения, – вступил в разговор Миля Фриц.