Текст книги "Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!"

Чем дальше Рузвельт отъезжал от Новой Англии, тем больше в выборе тем для выступлений он полагался на местных политиков. Это завело его далеко. Примерно за год до того, как салон-вагон Рузвельта вкатился на вокзал города Сентрейлия, штат Вашингтон, он был потрясен кровавым преступлением. Громилы из «американского легиона» напали на клуб профсоюза рабочих лесной промышленности. В стычке были убитые с обеих сторон; бывший фронтовик У. Эверест был схвачен полицией и посажен в тюрьму.

Ночью толпа линчевателей вытащила Эвереста из тюрьмы, кастрировала его и повесила на мосту. Еще живой Эверест пытался схватиться за край моста, ему каблуками раздробили пальцы, а затем он был освещен прожекторами и расстрелян. Суд, естественно, нашел виновными в кровопролитии профсоюзных руководителей в Сентрейлии. Они были осуждены на различные сроки тюремного заключения – от 25 до 40 лет каждый. Бесчинства легионеров в маленьком городке вызвали гневную реакцию. Ряд профсоюзов, включая крупнейший объединенный профсоюз горняков, в знак протеста исключили легионеров из своих рядов.

В конце августа 1920 года, выступая в Сентрейлии, ФДР указал, что рассматривает приезд в этот город как «паломничество к могилам героев-мучеников «американского легиона», отдавших свои жизни за святое дело американизма». С большим пафосом ФДР заявил: «Их жертва приковала внимание нации к ужасающей внутренней угрозе американским институтам. Их смерть не напрасна, ибо она подняла патриотов великой нации на борьбу за то, чтобы очистить страну от чужеземных анархистов, преступных синдикалистов и тому подобных антиамериканцев. Здесь, в присутствии покойных, почитаемых вами, я клянусь перед нацией, что мы преисполнены решимости продолжить эту патриотическую работу, чтобы от края до края наша земля горела под ногами тех, кто пытается силой уничтожить конституцию и американские институты».

Как бы не реагировали местные убийцы, сентенции ФДР вызывали, мягко говоря, недоумение.

Вновь и вновь на протяжении своего турне ФДР обращался к Лиге Наций. Он объяснял, просвещал и прямо требовал голосовать за демократов, дабы США могли вступить в Лигу. Лига, говорил ФДР, необходима для того, чтобы обеспечить Соединенным Штатам руководство миром. Без США Лига может превратиться в «священный союз», направленный против Соединенных Штатов. С США она будет служить «бастионом против распространения революционных идей из России», она даст возможность избегнуть «красного флага». Пытаясь довести до сознания обывателей значение создания Лиги Наций, ФДР сравнивал ее с пожарной командой. «Но команде нужен начальник, и США будут им».

Усилия Ф. Рузвельта в кампании 1920 года пропали даром для партии. Избиратели охотно приветствовали его лично, он определенно нравился, особенно женщинам, впервые в истории США получившим право голоса и принявшим участие в выборах. Но 6 ноября 1920 г. Гардинг получил 16 152 220 голосов против 9 147 533, отданных Коксу.

ФДР не впал в отчаяние, сообщив С. Эрли: «Благодарение богу, мы еще сравнительно молоды!» Одному из своих друзей, Л. Велу, Ф. Рузвельт писал после выборов: «Я боюсь лишь одного: старая реакционная клика так поведет дело, что многие либералы станут радикалами и это громадное большинство приведет к крайнему смятению в стране. Мы можем лишь надеяться, что этого не случится»⁴. ФДР оказался более проницательным, чем толпы республиканских лидеров, заполнивших Вашингтон. Другому своему стороннику, Т. Лингу, ФДР загадочно заметил: «Том, нашим годом будет 1932 год». Вероятнее всего, то были слова утешения в дополнение к золотым запонкам со своими инициалами, которые ФДР преподнес каждому из ближайших соратников в память о минувшей избирательной кампании. Больше он ничем не мог вознаградить их. ФДР стал частным лицом.

II

Отечество из рук Дэниелса вознаградило Рузвельта серебряной чашей. Благодарность Уолл-стрит была более ощутимой: коллега по яхт-клубу бостонский миллионер Ван-Лир Блэк предложил ФДР занять место вице-президента и директора нью-йоркского отделения «Фиделити энд депозит компани оф Мэриленд», Бродвей, 120. Эта третья по величине в США финансовая корпорация занималась обеспечением поручительств при выпуске акций: она проверяла платежеспособность клиентов, их надежность и т. д. Последующие восемь лет, вплоть до избрания губернатором штата Нью-Йорк, Рузвельт занимал этот пост с окладом 25 тыс. долл. в год, что ровно в пять раз превышало его содержание в бытность заместителем морского министра.

Одновременно вместе с Т. Эмметом и Л. Марвином ФДР учредил юридическую фирму, разместившуюся в доме № 52 по Уолл-стрит. «Я рад вновь вернуться к настоящей работе, – пишет он Ф. Франкфуртеру. – Оба вида деятельности, по-видимому, прекрасно дополняют друг друга». Уже в конце ноября 1920 года служащие морского министерства изумленно поднимали брови, встретив в коридоре Рузвельта. Он явился в министерство по делам нефтяной компании «Ингланд ойл корпорейшн». Всего за год перед этим заместитель морского министра Франклин Д. Рузвельт добился подписания крупных контрактов на поставку нефти флоту этой компанией, обещавшей более низкие цены. В действительности нефть стала продаваться флоту даже дороже, чем другими поставщиками. Дэниелс послал Франклина объясниться с новым заместителем морского министра Вудбери, который куда как нелюбезно обошелся со своим предшественником. В министерстве знали, что, домогаясь контракта для «Ингланд ойл корпорейшн», ФДР хлопотал за своих друзей, да и сам, хотя точные данные на этот счет отсутствуют, был материально заинтересован в ее преуспевании. Беседа с Вудбери не удовлетворила ФДР. Он коротко выругался после нее в адрес преемника: «Мошенник и тупица!»

7 января 1921 г. Ф.Рузвельта удостоили высшей чести на Уолл-стрит. Был дан приветственный банкет, отмечавший вступление «молодого капиталиста», как теперь именовал себя ФДР, в круг избранных финансовых тузов. Основную речь держал президент федеральной резервной системы У. Гардинг. На обеде были издатель «Нью-Йорк таймс» А. Огс, один из руководителей «Юнайтед Стейтс стил» Э. Стеттиниус, президент «Дженерал электрик» О. Юнг, В. Виллард из «Пенсилвания рейлроуд» и прочие некоронованные короли Америки.

В новом качестве Ф. Рузвельт укрепил свое положение в различных организациях и получил приглашение занять новые посты. Он был членом наблюдательного совета Гарвардского университета, президентом морского клуба, председателем клуба бойскаутов Большого Нью-Йорка, находился среди основателей Фонда Вудро Вильсона, вошел в комитет помощи странам Ближнего Востока, был избран членом совета Американского географического общества и т. д.

Не была забыта и политика – он уже давно утратил славу «бунтаря» в партийной организации демократов в штате Нью-Йорк. Теперь он проповедовал: в единстве – сила, разумеется, под руководством Ч. Мэрфи. Ф. Рузвельт определенно готовился выставить на выборах 1922 года свою кандидатуру в сенат от штата Нью-Йорк.

III

В начале августа 1921 года Блэк предложил Рузвельтам отвезти их на своей яхте в Кампобелло. В густом тумане Франклин мастерски привел яхту к цели, но был крайне истощен трудным плаванием. На следующий день ловили рыбу с яхты.

Франклин потерял равновесие и упал в воду Хотя он пробыл в воде несколько мгновений, страшный парализующий холод сковал тело. Его быстро вытащили, но он долго не мог прийти в себя, сотрясаясь от непроизвольной дрожи.

С утра 10 августа Франклин со старшими сыновьями катался по заливу в своей маленькой яхте «Вирео». Они заметили лесной пожар на одном из островков и сошли на берег, чтобы потушить его. Несколько часов в дыму, задыхаясь и кашляя, Франклин с сыновьями боролись с огнем. Наконец он был погашен. Пошатываясь от усталости, почерневшие от дыма, с ожогами и ссадинами, они стояли на пожарище. ФДР тут же заявил, что лучший способ восстановить силы – купание в холодной воде. Сказано – сделано, а затем в мокрых купальных костюмах – домой. Там ждала свежая почта. Франклин настолько устал, что не захотел переодеться, а уселся за газеты. Он чувствовал сильное недомогание и после раннего ужина отправился спать. На другой день состояние ухудшилось. Франклин с трудом встал, волоча левую ногу. Поднялась температура. Встревоженная Элеонора вызвала доктора, тот поставил диагноз – сильная простуда – и уложил в постель.

12 августа Франклин уже не мог встать. Болело все тело, к вечеру отказались служить ноги. Он был парализован по грудь и даже не мог взять в руку карандаш. Срочно приехал Хоу, он нашел Франклина в тяжелой депрессии. Едва сдерживая слезы, Луи сидел на кровати больного, массируя его ноги и спину, а Франклин механически повторял все одну и ту же фразу: «Я не знаю, что со мной случилось, Луи, просто не знаю». Элеонора и Хоу стали искать опытного врача, оказалось, что поблизости отдыхал знаменитый диагност д-р У. Кин из Филадельфии.

Почтенный седовласый врач осмотрел больного и нашел тромбоз сосудов нижней части туловища. Он порекомендовал усиленный массаж, а через два дня прислал счет за визит – 600 долларов! Массаж причинял Франклину невыносимые страдания и лишь ухудшил течение болезни. Много лет спустя ФДР признался своим близким, что в первые дни болезни он был на грани отчаяния: бог покинул его. Наконец он утешился мыслью о том, что провидение нанесло удар, но оставило его в живых для неизвестной цели. 25 августа другой врач поставил диагноз – детский паралич, полиомиелит.

Сара приехала из Европы и 1 сентября навестила сына. На другой день она писала брату: «Я немедленно прошла к мужественному, улыбающемуся, прекрасному сыну. Он сказал: «Я рад видеть тебя, мамочка, и подготовился к встрече». Он сам побрился и, кажется, полон интереса к жизни. Ниже пояса вообще не может двигаться. Его ноги нужно все время передвигать, так как они болят, если находятся долго в одном положении. Он и Элеонора решили сохранять бодрость, в доме царит атмосфера довольства, я последовала их достойному примеру…»

Луи Хоу в первую очередь думал о том, как бы заболевание ФДР не отразилось на его политической карьере. Франклин разделял тревогу Хоу и даже в самые тяжелые недели болезни продолжал политическую переписку, как будто ничего не произошло. Но больного нужно было перевезти в Нью-Йорк. Хоу сумел так погрузить носилки с Франклином в поезд через окно, что толпа, собравшаяся проводить ФДР, смогла найти его, когда он уже удобно устроился у окна. Зеваки собственными глазами убедились, что больной вовсе не плох. В Нью-Йорке ФДР поместили в больницу, а Хоу передал в печать сообщение, что легкий паралич лишил подвижности ноги Франклина до колен. Между тем как раз в это время врачи серьезно опасались, что ФДР никогда не сможет даже сидеть.

Упрямец Хоу делал это не потому, что хотел поддержать больного, читавшего газеты. Хоу ни за что не хотел расстаться со своей мечтой – видеть ФДР президентом США. Он отклонил предложение занять высокооплачиваемый пост в частной фирме и посвятил себя целиком заботе об инвалиде. «Будь я проклят, но Франклин будет президентом, с ногами или без ног», – твердил он.

Мать, потрясенная болезнью сына, предприняла решительную попытку овладеть своим сокровищем. Беспомощность Франклина влила в энергичную женщину новые силы. Сначала мягкими уговорами, а затем хитроумнейшими маневрами она пыталась вырвать Франклина из опостылевшего ей политического Нью-Йорка и запрятать в тихом Гайд-парке. Она знала, что сын любит родной дом. Сара не уставала повторять, что уже сделала уступки: еще в 1915 году перестроила дом в Гайд-парке по желанию сына.

Тогда Франклин очень гордился тем, что сам был архитектором. Дом почти удвоился в размерах, к его южной части была пристроена библиотека, наполненная любимыми вещами Франклина. В числе реликвий стоял стол, за которым В. Вильсон составлял различные проекты Лиги Наций. Все, что собрал и чем дорожил Франклин – книги, старые рукописи, касавшиеся флота, картины маринистов и коллекция марок, – находилось в Гайд-парке. Сара постоянно напоминала об этом. Наконец, она пыталась уверить Франклина, что пора кончать с «демократизмом» – водиться с политиканами без роду и племени, а нужно вернуться в круг, где достойно прожил и спокойно закончил жизнь незабвенный отец.

Бороться с Сарой было трудно, и едва ли Хоу один справился бы с ней, если бы не Элеонора. Они противопоставили Саре единый фронт, считая, что с уходом от дел Франклин уйдет из жизни. Хоу и Элеонора трепетно верили, что работа – лучшее лекарство против недуга. Усилия Сары выжить Хоу из дома ФДР успеха не имели. А она сделала все, даже убедила 15-летнюю Анну, что несправедливо ей, девушке, занимать небольшую комнату на четвертом этаже, в то время как отвратительный Хоу обосновался в отличном помещении на третьем с ванной, которая ему вовсе ни к чему. Попытка Анны объясниться с матерью кончилась только слезами дочери. Несчастье с Франклином сблизило Хоу и Элеонору. Теперь и она разглядела его драгоценные качества, в первую очередь беспредельную преданность Ф. Рузвельту.

Хотя Хоу и были присущи лучшие человеческие качества, он все же рассматривал семью Рузвельтов под углом зрения своей основной цели – сделать ФДР президентом. Если временно возможности Франклина как политика ограничены, тогда почему не попробовать на этом поприще Элеонору, чтобы имя Рузвельтов никогда не исчезало с политического горизонта, размышлял Хоу. Ион взялся делать политика из Элеоноры. Под руководством Хоу с ней произошла удивительная метаморфоза, хотя ученичество под его порой деспотической рукой было вовсе не легким.

Еще в 1917 году она впервые вышла за рамки семейных дел, занявшись организацией столовых для солдат. Зимой 1920/21 года Элеонора начала изучать стенографию, училась печатать на машинке и водить автомобиль, а также компенсировала недостатки прошлого воспитания – она стала готовить. Хоу приучал ее появляться на людях, в президиумах различных собраний организаций демократической партии штата Нью-Йорк и, наконец, публично выступать. Хоу обычно садился за спиной Элеоноры. После первых выступлений Хоу говорил ей в своей дружески грубоватой манере: «Вы были ужасны. Ведь не было ничего смешного, тогда почему вы хихикали? Говорите ровнее, и, ради бога, прекратите глупое хихиканье!»

Элеонора поначалу плохо владела собой на трибуне, иной раз заливалась истерическим смехом перед аудиторией. К 1924 году, однако, ее обучение вчерне завершилось: она заняла видное место в кругах женщин-избирательниц, поддерживавших демократическую партию. Стратегически маневр Хоу был блестящим: через Элеонору Франклин стал известен половине избирателей – женщинам; как подступиться к ним – политические будды Америки точно не знали, ведь женщины только-только получили право голоса.

В эти годы вокруг ФДР сложился кружок доверенных помощников, в котором верховодил, разумеется, Хоу. Элеонора постепенно становилась глазами и ушами ФДР, рассматривая это как служение делу, но никак не проявление супружеских чувств. С 1918 года супруги спали в разных комнатах. Она не могла простить. С. Эрли и М. Макинтайр, сопровождавшие Рузвельта в предвыборной кампании 1920 года, были по-прежнему привязаны к нему. Хоу, чтобы подбодрить больного, организовал «Клуб золотых запонок» в память о подарке, преподнесенном ФДР своим сотрудникам в 1920 году. Они ежегодно собирались в Доме Рузвельтов в день его рождения. И совершенно незаменимой оказалась Мисси, Марджери Лихэнд, привлекательная женщина, ставшая личным секретарем Ф. Рузвельта. Она была на двадцать лет моложе ФДР.

IV

Франклин очень скоро осознал, что его поразил тяжкий недуг, справиться с ним можно, только мобилизовав всю волю. Доктор Р. Макинтайр, впоследствии врач в Белом доме, говорил: «Никто никогда не видел, чтобы он распускался». В феврале 1922 года ФДР наложили на ноги от бедра до ступни стальные ортопедические приборы весом примерно по два с половиной килограмма каждый. С ними, опираясь на костыли, он пытался заново научиться ходить. Жалкое, душераздирающее зрелище: он мог стоять только с посторонней помощью.

Во дворе около дома были сделаны поручни, и Франклин часами тренировался. Опираясь на руки и волоча ноги, он кое-как передвигался. Нетерпение сжигало его, усиленные упражнения грозили причинить больным ногам больше вреда, чем пользы. Правда, бесконечные физические тренировки необычайно развили грудь и руки. ФДР стал выглядеть выше пояса настоящим атлетом.

Врачи настоятельно рекомендовали для восстановления подвижности плавание. И он многие часы проводил в воде, повторяя: «Вода вовлекла меня в это дело, вода выведет меня из него». В Гайд-парке был сооружен бассейн. ФДР каждодневно обследовал ноги, пытаясь найти в них хоть искру жизни. Теперь он превосходно изучил анатомию, мог часами объяснять роль каждого мускула и испытывал громадную радость, когда, как ему казалось, он ощущал легкую дрожь в кончиках пальцев. Хотя он теперь не мог играть в гольф, своим друзьям каждый год ФДР обещал и, наверное, верил, что «на следующий год» обыграет их. О некогда любимом Кампобелло ФДР больше не упоминал и побывал там вновь лишь в середине 30-х годов.

При каждом удобном случае он пытался показать, что справился с болезнью. Но то, что наполняло законной гордостью сердце больного, а ФДР был таковым, вызывало уважение, смешанное с очевидным ужасом, здоровых людей. Жена одного из знакомых Рузвельтов оставила правдивое описание успехов ФДР в борьбе с болезнью: «По два-три часа он передвигался, опираясь на поручни, установленные во дворе. Он налегал на поручень, рука на руку, говорил, смеялся, волоча за собой ноги… Как-то вечером Франклин и Элеонора навестили нас. Двое мужчин внесли его в кресле и подвинули к столу. Он попросил их не возвращаться раньше 9.30. Мы решили, что он проведет вечер, сидя в столовой. Когда обед окончился, Франклин отодвинулся с креслом и сказал: «Смотрите, как я переберусь в другую комнату». Он опустился на пол и на четвереньках стал передвигаться, опираясь на руки и колени. Он сам забрался в другое кресло».

Целебным свойствам солнца ФДР верил больше, чем бесконечным патентованным средствам, которыми пичкали его врачи и которые рекомендовали доброжелатели. В 1923 году из Англии ФДР прислали еще один «чудодейственный эликсир». Франклин нашел, что с него достаточно. Он пишет одному из своих врачей: «Быть может, эликсир сделан из гланд обезьяны или высушенных глаз вымершего трехпалого носорога. Вы, доктора, несомненно, имеете воображение! Но почему вы еще не догадались дистиллировать останки фараона Тутанхамона? Такая сыворотка поможет некоторым нашим общим друзьям восстановить свои силы! А я еду во Флориду, и пусть мною займется природа, старая мать-природа!» Сначала на своей яхте, а затем на большой яхте «Ларуко», купленной на паях с Дж Лоуренсом, также страдавшим болезнью ног, ФДР предпринимает длительные летние путешествия по Мексиканскому заливу.

Три года подряд, с 1924 по 1926, «Ларуко» летом бороздила теплые воды у берегов Флориды. На борту яхты был установлен морской ритуал, «адмирал» Ф. Рузвельт вел судовой журнал и т. д. Он обычно избегал курортов, особенно Майами, предпочитая приставать в безлюдных местах. На яхте неделями проводили время гости, среди них бывали и колоритные фигуры. Президент АФТ У. Грин, «очаровательная пара», как назвал их ФДР, – сэр Освальд и леди Мосли из Англии. В те годы Мосли еще не был лидером британских фашистов. Франклин поддерживал веселье на борту, но ему стоило громадных трудов казаться беспечным и счастливым. По словам Мисси, бывали дни, когда Франклин только к полудню, преодолев приступ депрессии, выползал на палубу с широкой вынужденной улыбкой.

Толпа гостей на борту яхты – вежливая тогда уловка друзей, а позднее биографов ФДР. По большей части они были на борту вдвоем – Франклин и Мисси. В 1925–1928 годах ФДР из 208 недель 116 не жил дома. Из последних – 4 недели он был с Элеонорой, 2 – с матерью, а 110 – в обществе Мисси. В них входит плавание на яхте. Более двух лет, тяжелых, когда он размышлял, как быть, мучительно старался стать на ноги. Она была больше чем только любовница – добрый друг⁵.

«Ларуко» требовала денег, и ФДР понял, что содержать яхту ему не по средствам. Продать ее не удавалось. Проблему разрешил свирепый ураган в сентябре 1926 года – яхта была сорвана с якоря и обрела вечную стоянку в сосновом лесу в нескольких милях от берега.

Сочетание воды, солнца и Мисси принесло пользу. Уже летом 1924 года Франклин мог стоять без посторонней помощи по плечи в воде. Осенью 1924 года Дж Пибоди обратил его внимание на заброшенный курорт – Уорм-Спрингс (Горячие Ключи) на юге США, в штате Джорджия, принадлежавший семье Пибоди. Там, на склоне холма поблизости от Сосновой Горы, били горячие минеральные источники, наполнявшие небольшой бассейн. Франклин приехал в Уорм-Спрингс. Местечко оказалось запущенным: полуразвалившаяся гостиница, несколько домишек. Ни одного медика в округе. Вода действительно оказалась чудесной. Насыщенная минеральными солями, она легко поддерживала тело, придавала необычайную бодрость. Уже через месяц лечения по собственной системе – многочасовые купания и солнечные ванны – ФДР заметно поздоровел, впервые с августа 1921 года он почувствовал ступни ног.

Досужие газетчики, прослышав об исцелении, роем слетелись в Уорм-Спрингс и опубликовали подробные статьи, в которых со значительными преувеличениями рассказывалось, как Рузвельт «выплавывает себе здоровье» в теплом бассейне. Ранней весной 1925 года ФДР вновь приехал в Уорм-Спрингс. Безлюдного местечка как не бывало – десятки парализованных людей, мужчин и женщин, заполняли естественный бассейн. ФДР, по существу первый исследователь целебных вод, принял живейшее участие в их устройстве и лечении. Он охотно показывал больным упражнения в воде, разработанные им самим, и больные послушно следовали его указаниям. Уорм-Спрингс ожил. В 1926 году по инициативе ФДР группа врачей-специалистов тщательно изучила пригодность Уорм-Спрингса как курорта для больных, перенесших полиомиелит, и вынесла положительное заключение.

В Уорм-Спрингсе закипела работа. ФДР не только взял на себя функции «главного врача», под его руководством местечко быстро преображалось. «Я даю бесплатные советы, – писал он, – архитектору и инженеру-планировщику по поводу переноса строений, сооружения дорог, посадки деревьев и модернизации отеля. Мы (т. е. компания плюс ФДР. – Н. Я.) разрабатываем новую систему водоснабжения, планы посадок, устройство пруда для рыбной ловли, а завтра проводим организационное собрание клуба Сосновой Горы, который объединит танцевальный зал, зал для чаепития, местечки для пикников и гольфа и различных видов спорта как в помещении, так и на свежем воздухе».

ФДР переполнял энтузиазм по поводу возможностей Уорм-Спрингса, и он начал переговоры о приобретении источников с прилегавшим участком земли. Требовалось около 200 тыс. долл. Хотя в 1927 году ФДР унаследовал от двоюродного брата 100 тыс. долл., покупка требовала большей части его личного состояния. В первый и единственный раз в жизни Элеонора заговорила с Франклином о деньгах. Она боялась, что на этой покупке он может потерять все и они не сумеют дать сыновьям образование. Франклин заверил жену, что Уорм-Спрингс – перспективное дело, а если их и постигнет банкротство, «то мамочка наверняка позаботится о детях». 1 февраля 1927 г. Уорм-Спрингс перешел в руки «Джорджия Уорм-Спрингс фаундейшн», организованной ФДР. Был подобран медицинский персонал курорта, устроена лечебница, и уже до конца года там прошли курс 150 больных.

Уорм-Спрингс стал вторым домом Ф. Рузвельта. Он прикупил ферму в районе Сосновой Горы, имевшую около 600 гектаров. Там ФДР занялся разведением скота и любимым делом – лесопосадками. В 1932 году был закончен новый дом семьи Рузвельтов, потом получивший название «маленького Белого дома». ФДР горячо полюбил Уорм-Спрингс и в последующие годы провел в нем много времени. Он находил здесь отдых и обретал душевное равновесие, однако его заветная мечта – научиться вновь ходить – так и не осуществилась. Лечебные свойства источников оказались не безграничными.

Болезнь произвела глубокие изменения в психическом складе Ф. Рузвельта. Нельзя сказать, чтобы он стал другим человеком, но как сильно развившиеся руки в какой-то степени компенсировали немощь ног, так и физическая неподвижность дала могучий толчок интеллекту. Один из ранних биографов ФДР, Э. Линдли, по-видимому, схватил суть проблемы. Еще в 1931 году Э. Линдли писал: «Он вскоре обнаружил, что неспособность передвигаться таит в себе и выгоды, которые со временем стали необычайно ценными. Он раньше всегда беспокойно работал – часто вскакивал с места, метался туда и сюда просто из-за избытка физической энергии. Он всегда любил энергичные физические движения и, наделенный необыкновенными жизненными силами, редко уставал. Теперь, когда он был прикован к месту, вся энергия по необходимости сосредоточилась на работе, которой он занимался. Частично освобожденный от суеты, он полностью избавился от многих мелких раздражителей и нервного напряжения, что больше всего изматывает в городской жизни. Он имел отличный предлог не делать того, чего ему не хотелось, и в то же время не мог прибегнуть к обычной человеческой уловке – бежать от трудной проблемы. Приходили к нему, он не тратил сил на посещение различных совещаний»⁶.

В эти годы ФДР много читал, особенно книги по истории Америки. Элеонора взяла на себя труд подбирать необходимую литературу. Результаты оказались поразительными. Если книга по-настоящему заинтересовывала мужа, она отыскивала автора и приглашала домой. Беседы с авторами проясняли их идеи, и, по-видимому, ФДР черпал у них многое. По поводу этого сложилась легенда – ФДР-де много размышлял и в эти годы стал чуть ли не политическим философом. Большое упрощение. Прав американский историк Р. Хофштадтер, высмеявший миф о ФДР-философе, сострадавшем униженным и оскорбленным. Хофштадтер заключил: «Для любого с происхождением и характером Рузвельта обращение к серьезным занятиям социальными науками или неортодоксальным взглядам было бы невероятно… Он мыслил эмпирически, жил эмоциями и был прагматиком». Это подтвердило неудачное знакомство ФДР с богиней истории Клио.

В середине 20-х годов он решил написать обширный трактат – историю Соединенных Штатов. Франклин находил, что все прочитанные им исторические сочинения страдали главным недостатком – в них не было центральной идеи, не освещалась эволюция американской нации, которая двигалась в определенном, пока неясном для него направлении.

ФДР начал писать. Времени ушло масса. Он не продвинулся дальше первых исследователей Американского континента. К своему разочарованию, он обнаружил, что совершенно не имеет писательского дара, и разумно остановился на четырнадцатой странице. Сохранившийся отрывок, испещренный бесчисленными исправлениями, – доказательство большой работоспособности и прискорбное свидетельство неспособности к связному рассказу.