Текст книги "Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны"

Во многом поворотным с точки зрения разработки подходов к изучению «человеческого измерения» Первой мировой войны стал 1977 год. Именно тогда вышло фундаментальное исследование французского историка Ж.-Ж. Беккера, посвященное реакции французского общества на начало Первой мировой войны[45]45
  Becker J.-J. 1914: Comment les Franqais sont entres dans la guerre. Paris, 1977.


[Закрыть]. С этого момента изучение «человеческого измерения» войны становится полноправным и независимым направлением в западной историографии. Опираясь на широкий массив архивных документов и материалов прессы, Ж.-Ж. Беккер продемонстрировал сложность и неоднозначность отношения французов к разразившейся войне, поставил вопрос о разнице в восприятии событий лета 1914 года представителями различных социальных, политических, возрастных групп. Он решительно выступил против традиционной точки зрения, согласно которой патриотический подъем, энтузиазм были основными формами реакции обществ на начало Первой мировой войны[46]46
  Taylor A. J.P. Illustrated History of the First World War. New York, 1964. P. 19; Ferro M. The Great War 1914–1918. London: Routledge, 1973. P. 8; Marwick A. War and Social Change in the Twentieth Century. P. 80.


[Закрыть]. По мнению Ж.-Ж. Беккера, война явилась для подавляющего большинства людей той эпохи полной неожиданностью и вызвала в первую очередь чувства подавленности, страха и тревоги[47]47
  Becker J.-J. Op. cit. P. 259.


[Закрыть].

Комплекс вопросов, связанных с реакцией людей «поколения 1914 года» на мировую войну и «человеческим» измерением этого конфликта, стал предметом оживленных дискуссий в 1980—1990-х годах. В работах этого периода был подробно освещен широкий круг проблем: влияние внутриполитических и социальных конфликтов на мировоззрение людей той эпохи, значение гонки вооружений и экономических факторов в определении взглядов правящих кругов, отношение к войне различных социальных, политических, гендерных и возрастных групп населения; много внимания уделено изучению особенностей пропаганды военного времени и мобилизации общественных настроений[48]48
  Idem. La population franqaise face a l’entree en guerre. // Les Societes europeennes et la guerre de 1914–1918. Paris, 1990; Keiger J.F.V. Britain’s “Union Sacree” in 1914 // Les Societes europeennes et la guerre de 1914–1918. Paris, 1990; Herrmann D.G. The Arming of Europe and the Making of the First World War. Princeton, 1996; Stevenson D. Armaments and the Coming of War: Europe, 1904–1914. London, 1996; Leed E.J. No Man’s Land. Combat and Identity in World War I. Cambridge, 1979; Fussell P. The Great War and Modern Memory. Oxford, 1979; Stevenson J. British Society, 1914–1945. London, 1984; Stromberg R. N. Redemption by War. The Intellectuals and 1914. Lawrence, 1982; Bond B. War and Society in Europe, 1870–1970. Bungay, 1984; Liddle P. H. Voices of War. London, 1988; Sanders M.L., Taylor P. M. British Propaganda during the First World War, 1914–1918. London, 1982; Mayeur J.-M. La vie politique sous la Troisieme Republique. Paris, 1984; MacKenzie J.M. Propaganda and Empire. The manipulation of British Public Opinion, 1880–1960. Manchester, 1985; Sweet D. The Domestic Scene: Parliament and People // Home Fires and Foreign Fields. London, 1985; Bourne J. M. Britain and the Great War, 1914–1918. New York, 1989; Montant J.-C. L’organization centrale des services d’informations et de propaganda du Quai d’Orsay pendant la Grande guerre. // Les societes europeennes et la guerre de 1914–1918. Paris, 1990; Robert J.-L. The Image of Profiteer // Winter J. M., Robert J.-L. Capital Cities at War. Paris, London, Berlin, 1914–1919. Cambridge, 1997; Gullace N.F. Sexual Violence and Family Honor: British Propaganda and International Law during the First World War // American Historical Review. 1997, June. Vol. 102. № 3; Audoin-Rouzeau S. Children and Primary Schools of France, 1914–1918 // State, Society and Mobilization in Europe during the First World War. Cambridge, 1997.


[Закрыть]. Одновременно обнаружилась тенденция к своего рода «нормализации» и «банализации» социального и психологического опыта 1914 года[49]49
  Gregory A. The Last Great War: British Society and the First World War. Cambridge, 2014; Winter J. M. The Experience of World War I. Edinburg, 1988; Winter J. M., Baggett B. 1914—18: Le grand bouleversement. Paris, 1997; Schor R. La France dans la Premiere guerre mondiale. Paris, 1997.


[Закрыть]. Так, Дж. М. Уинтер пишет, что ничего необычного в реакции населения стран Антанты на начало войны не было, и, например, наплыв добровольцев в армию в Англии полностью объяснялся традиционным комплексом причин: стремлением к приключениям, престижем военной формы, перспективой неплохого заработка, альтруизмом[50]50
  Winter J. M. The Experience of World War I. P. 118.


[Закрыть]. Говоря о ситуации в континентальных странах, Дж. М. Уинтер пишет, что призыв в армию там являлся привычным явлением и то, что он прошел успешно, следовательно, не показатель популярности войны, а результат обыденности этого явления[51]51
  Ibid. P. 165–166.


[Закрыть]. Но вряд ли стоит говорить, что призыв в армию в мирное время сильно отличается от призыва во время войны.

Отмеченная выше тенденция получила дальнейшее развитие в новейших исследованиях. Всё чаще начинает ставиться под вопрос сам факт существования патриотического подъема как широкого общественного настроения[52]52
  Хейстингс M. Первая мировая война. Катастрофа 1914 года. М.: 2014; Verhey J. The Spirit of 1914: Militarism, Myth, and Mobilization in Germany. Cambridge: Cambridge University Press, 2006; Loez A. 14–18. Les refus de la guerre. Une histoire des mutins. Paris, 2010; Idem. La Grande guerre. Paris, 2010; Mulligan W. The Origins of the First World War. Cambridge, 2010.


[Закрыть]. Историки начинают писать о «мифе 1914 года». Большой резонанс имела монография Дж. Вери, посвященная реакции населения Германии на начало войны. Дж. Вери трактует различные функциональные проявления патриотического подъема в Германии (митинги, шествия, пение гимна) как формы карнавальной культуры и традиции[53]53
  Verhey J. Op. cit. P. 24–25.


[Закрыть]. Начало войны, по его мнению, стало моментом, когда перестали действовать традиционные социальные ограничители, люди могли позволить себе то, что было обычно запрещено, осуждалось обществом как нарушение порядка и приличий, и в этом отношении напоминало карнавал. Таким образом, энтузиазм 1914 года имел лишь косвенное отношение к войне: это была возможность выпустить пар, пошуметь, попеть песни, почувствовать себя частью коллектива[54]54
  Ibid. P.97—112.


[Закрыть]. По мнению Дж. Вери, энтузиазм 1914 года там, где он был зафиксирован, вовсе не обязательно носил милитаристский или патриотический характер.

Подобный подход представляется интересным в методологическом плане, так как ставит совершенно новый вопрос: а что на самом деле скрывается за манифестациями и митингами, отмеченными в великих державах в начале войны? Однако концепция Дж. Вери чревата искажением оценки связи начала военных действий с мировоззрением современников. Если видеть в энтузиазме, подъеме общественных настроений в 1914 году лишь возбуждение от переживания значительных событий, радость временного освобождения от гнета социальных условностей и ограничений[55]55
  Verhey J. Op. cit.


[Закрыть], то теряется понимание более глубокой социальной и психологической обусловленности «феномена 1914 года».

Можно отчасти согласиться с отечественным исследователем А. И. Миллером, который пишет о формировании «обслуживающего Европейское Сообщество исторического мифа о европейском единстве»[56]56
  Миллер А. И. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]. Это, возможно, излишне категоричное утверждение верно в том отношении, что тенденция к «нормализации» опыта 1914 года действительно ведет к сглаживанию противоречий между европейскими государствами накануне Первой мировой войны, нивелированию роли национализма в формировании мотивации ее рядовых участников. Война предстает лишь как следствие политических просчетов, дипломатической игры европейских кабинетов, в лучшем случае – как результат специфического мировоззрения лидеров великих держав[57]57
  Clark C. The Sleepwalkers. How Europe Went to War in 1914. New York, 2014.


[Закрыть]. Что же касается широких слоев населения, то их реакция оказывается при таком подходе исключительно пассивной, конформистской. Отрицается существование или сколько-нибудь широкое распространение сознательной и деятельной поддержки современниками начала войны.

В отечественной историографии периодом активного изучения «человеческого измерения» Первой мировой войны стали конец 1990-х – 2000-е годы.[58]58
  Костриков С.П. Россия в Первой мировой войне. М., 2000; Бахтурина А. Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914–1917 гг.). М., 2004; Кострикова Е.Г. Российский МИД в борьбе за европейское общественное мнение в годы Первой мировой войны // Россия в XIX–XX веках. Материалы II Научных чтений памяти профессора В. И. Бовыкина. М., 2002; Она же. Российское общество и внешняя политика накануне Первой мировой войны, 1908–1914. М., 2007; Иванов А. И. Первая мировая война в русской литературе 1914–1918 гг. Тамбов, 2005; Хмелевская Ю. Ю. Британия в 1914–1918 гг.: инструментализация предвоенного социально-психологического опыта «немилитаристской» нации // Война и общество (к 90-летию начала Первой мировой войны). Материалы межвузовской научной конференции. Самара, 10–11 декабря 2004 г. Самара, 2005; Сдвижков Д. А. Идеи ненасилия в образованных слоях Германии и России накануне Первой мировой войны // Ненасилие как мировоззрение и образ жизни (исторический ракурс). М., 2000.


[Закрыть]. Стабильно растет число диссертационных исследований, посвященных этой проблематике[59]59
  Акопов А. А. Формирование образа врага на страницах газеты «Северокавказский край» в годы Первой мировой войны.: Дисс… канд. ист. наук. Пятигорск, 2008; Белогурова Т.А. Отражение общественных настроений в российской периодической печати 1914 – февраля 1917 гг.: Дисс…. канд. ист. наук. Брянск, 2006; Сенокосов А. Г. Англия и Антанта: на пути к военно-политическому союзу (1907–1914).: Дисс… канд. ист. наук. М., 2005; Забелина Н.Ю. Враги и союзники в восприятии британцев в годы Первой мировой войны.: Дисс… канд. ист. наук. М., 2011; Смирнова И. В. Морально-психологическое состояние британских солдат на Западном фронте в 1914–1918 гг.: Дисс… канд. ист. наук. М., 2011; Цыкалов Д. Е. Проблема «Россия и Запад» в отечественной публицистике периода Первой мировой войны: июль 1914 – февраль 1917 г.: Дисс… канд. ист. наук. Волгоград, 2003; Эйдук Д.В. «Образ врага» и перспективы войны в русской периодической печати в 1914–1915 гг.: по материалам газеты «Утро России».: Дисс… канд. ист. наук. СПб., 2008.


[Закрыть]. Появился целый ряд сборников статей и монографий, подготовленных Российской ассоциацией историков Первой мировой войны и Институтом всеобщей истории Российской академии наук[60]60
  Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории. М., 1994; Первая мировая война: пролог XX века. М., 1998; Мировые войны XX в. В 4 кн. Кн. 2. Первая мировая война: документы и материалы. М., 2002; Мировые войны XX в. В 4 кн. Кн 1. Первая мировая война. М., 2005; Война и общество в XX в. Кн. 1. Война и общество накануне и в период Первой мировой войны М., 2008; Белова И. Б. Первая мировая война и российская провинция, 1914 – февраль 1917 гг. М., 2011.


[Закрыть]. О морально-психологической атмосфере в европейских обществах накануне Первой мировой войны пишут, с опорой на донесения русских военных агентов, Е.Ю. Сергеев и Ар. А. Улунян[61]61
  Сергеев Е.Ю., Улунян Ар. А. Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах. М., 2003.


[Закрыть]. Много внимания изучению реакции населения стран Антанты на события Первой мировой войны, анализу патриотического подъема и консенсуса, установившихся в этих странах, уделяют А. В. Ревякин[62]62
  Ревякин А. В. Франция: «Священное единение» // Мировые войны XX века. В 4 кн. Кн. 1. Первая мировая война. М., 2005; Он же. Война и интеллигенция во Франции // Первая мировая война. Пролог XX века. М., 1998; Он же. Французский национализм и Первая мировая война // Война и общество в XX веке. В 3 кн. Кн. 1. М. 2008.


[Закрыть], Б. И. Колоницкий[63]63
  Колоницкий Б. И. «Трагическая эротика». Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010.


[Закрыть], А.Ю. Прокопов[64]64
  Прокопов А.Ю. Британская империя: общество и вызовы войны // Мировые войны XX в. В 4 кн. Кн. 1. М., 2005; Он же. Война и вопросы социально-политического развития Великобритании // Война и общество в XX веке. В 3 кн. Кн. 1. М. 2008.


[Закрыть], С. В. Тютюкин[65]65
  Тютюкин С. В. Патриотический подъем в начале войны // Мировые войны XX в. В 4 кн. Кн.1. Первая мировая война. М., 2005; Он же. Россия: от Великой войны – к Великой революции // Война и общество в XX веке. В 3 кн. Кн. 1. М. 2008.


[Закрыть], Е.С. Сенявская[66]66
  Сенявская Е. С. Противники России в войнах XX в.: эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006.


[Закрыть], В. В. Миронов[67]67
  Сенявская E.C., Миронов В. В. Человек на войне: «свои» и «чужие» // Мировые войны XX в. В 4 кн. Кн.1. Первая мировая война. М., 2002.


[Закрыть], С. Н. Базанов[68]68
  Базанов C.H. Патриотический подъем в российском обществе в начале Первой мировой войны // Патриотизм – духовный стержень народов России. М., 2006.


[Закрыть]. К 100-летию со дня начала Первой мировой войны было опубликовано фундаментальное исследование, подготовленное сотрудниками исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова «Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации»[69]69
  Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации / Под ред. Л. С. Белоусова и A.C. Маныкина. М., 2014.


[Закрыть]. В российской науке указанная проблематика является сравнительно новым, молодым направлением исследований, в котором еще не сложилось четко оформленных школ. Внимание ученых привлекают вопросы политической культуры правящей элиты империи Романовых, государственной идеологии и национальной политики, партийной борьбы и менталитета самых широких слоев населения[70]70
  Морозова Н.В., Назарова Т. П. Эволюция «образа врага в сознании русского общества в годы Первой мировой войны (по материалам центральной печати). Волгоград, 2015; Соловьёв C.A. Развитие государственно-монополистического капитализма в Англии в годы Первой мировой войны. М., 1985; Куликов C.B. Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка. (1914–1917). Рязань, 2004; Чертищев А. В. Политические партии России и массовое политическое сознание действующей русской армии в годы Первой мировой войны. (Июль 1914 – март 1918). М., 2006; Лавринович Д.С. Либерально-консервативная оппозиция в России: формирование и борьба за власть, 1912 – март 1917 гг. Могилёв, 2006; Алексеева И. В. Последнее десятилетие Российской империи: Дума, царизм и союзники России по Антанте, 1907–1917. М., 2009; Гайда Ф. А. Либеральная оппозиция на путях к власти. (1914 – весна 1917). М., 2003; Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию (1907–1917). М., 2003; Романова Е.В. Путь к войне: развитие англо-германского конфликта. 1898–1914. М., 2008.


[Закрыть].

С точки зрения изучения последней проблемы отдельного упоминания заслуживают работы О. С. Поршневой[71]71
  Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат в России в период Первой мировой войны (1914 – март 1918 г.). Екатеринбург, 2000; Она же. Российский крестьянин в Первой мировой войне (1914 – февраль 1917) // Человек и война (война как явление культуры). М., 2001; Она же. «Настроение 1914 года» в России как феномен истории и историографии // Российская история. 2010. № 2. С. 185–199.


[Закрыть]. На базе широкого привлечения архивных источников, в том числе региональных, она воссоздает сложную картину отношения российских крестьян и рабочих к разразившейся войне[72]72
  Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат в России в период Первой мировой войны (1914 – март 1918 г.). Екатеринбург, 2000. С. 106–166.


[Закрыть]. Выводы О. С. Поршневой имеют большое значение для темы данного исследования, поскольку позволяют оценить границы патриотического подъема в Российской империи, его эмоциональное и функциональное проявления в городе и деревне.

Таким образом, отмеченные дискуссии вокруг самого факта существования патриотического подъема в начале войны недвусмысленно говорят о необходимости дальнейшего изучения данной проблемы, а сравнительный анализ опыта трех стран позволяет сделать это на качественно новом уровне. Только через сравнение и сопоставление социально-психологического опыта населения великих держав, в данном случае – стран Антанты, – в начале Первой мировой войны можно приблизиться к пониманию природы так называемого «настроения 1914 года», ответить на вопрос о сущности и масштабах патриотического подъема в рассматриваемый период. Для этого представляется необходимым рассмотреть несколько взаимосвязанных сюжетов: проанализировать процесс складывания общественного консенсуса по вопросу о войне в странах Антанты; выявить общие тенденции в этом процессе и его специфические черты в каждой из рассматриваемых стран; изучить роль средств массовой информации в поддержании патриотического подъема; проанализировать ключевые сюжеты, мотивы и образы пропаганды; проследить внутреннюю эволюцию отношения населения к войне в 1914 – первой половине 1915 года.

В заключение хотелось бы сказать, что предпринятое исследование представляет интерес не только как чисто историческое; оно затрагивает целый комплекс проблем, связанных с определением места и роли социальных и идеологических факторов в формировании внешнеполитических курсов государств и определении специфики международных отношений в тот или иной период времени, который не только не потерял своей значимости в настоящий момент, но и, наоборот, начинает привлекать всё большее внимание политологов и ученых-международников. Изучение под этим ракурсом событий, связанных с началом Первой мировой войны, открывает перспективы для углубления и совершенствования методологии исследований современных международных отношений.

Глава I
Общественный консенсус как основа патриотического подъема: страны Антанты во время Июльского кризиса
1914 года

§ 1. Реакция правительств и населения стран Антанты на начало Июльского кризиса 1914 года

Событиям Июльского кризиса, ставшего непосредственным прологом новой войны, и реакции на них современников посвящено необозримое количество работ как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Тем не менее, споры о степени вины и роли той или иной великой европейской державы в развязывании Первой мировой войны не утихают до сих пор. Как ни парадоксально, одной из причин этих споров является не недостаток исторических источников, дошедших до нас с тех времен, а, наоборот, их изобилие. В них содержатся крайне противоречивые свидетельства и оценки, позволяющие при желании обосновать практически любую теорию. Эта ситуация, очевидно, чревата скатыванием исторических исследований в эпистемологический релятивизм. Данное обстоятельство настоятельно диктует применение в современных исторических исследованиях, посвященных проблемам Первой мировой войны, новых междисциплинарных методологических подходов, требует осмысления событий той эпохи с точки зрения их включенности в более широкий исторический контекст.

Последние предвоенные годы характеризовались нарастанием напряженности и конфликтности в отношениях между противостоящими группировками великих европейских держав. Во всех странах шла активная подготовка к будущей войне, выражавшаяся в тот момент в принятии специальных военных бюджетов, утверждении новых военных программ, направленных на перевооружение армий, увеличение их численности и усиление резервов[73]73
  Красноречивую картину нарастания напряженности в Европе накануне Первой мировой войны рисуют донесения русских военных агентов, об этом см. подробнее: Сергеев Е.Ю., Улунян Ар. А. Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах. М., 2003.


[Закрыть]. Вехами в этом процессе могут послужить военные законы в Германии, Франции и России, принятые в 1912 году[74]74
  Herrmann D.G. The Arming of Europe and the Making of the First World War. Princeton, 1996. P. 174; Luntinen P. French Information on the Russian War Plans, 1880–1914. Helsinki, 1984. P. 192.


[Закрыть]; избрание Р. Пуанкаре президентом Франции в 1913 году, которое отразило утверждение во французской правящей элите курса на жесткое противодействие внешнеполитическим устремлениям Германии[75]75
  Евдокимова H. П., Виватенко С. В. Раймон Пуанкаре – президент Франции. СПб., 2006. С. 168–170; McMillan J. The Way It Was, 1914–1934. London, 1979. P. 17; Mulligan W. The Origins of the First World War. Cambridge, 2010. P. 147.


[Закрыть],[76]76
  Именно так воспринималось избрание Р. Пуанкаре русскими дипломатами и правыми средствами массовой информации. См. например: Архив внешней политики Российской империи [Далее – АВПРИ]. Ф. 133. Оп. 470. Д. 120. 1913 г. Л. 4;Новое время. 1913, 5 (18) января. С. 4; Московские ведомости. 1913, 13 (26) января. С. 1.


[Закрыть]; ярким доказательством последнего вывода служит принятие во Франции нового военного закона в том же 1913 году как ответной меры на увеличение германского военного бюджета[77]77
  Антюхина-Московченко В. И. История Франции, 1870–1918. М., 1963. С. 613; Тарле Е.В. Европа в эпоху империализма. 1871–1919. М., 1928. С. 231.


[Закрыть].

В странах Антанты все эти военные приготовления сопровождались информационно-пропагандистскими кампаниями в их поддержку на страницах ведущих средств массовой информации[78]78
  Новое время. 1913, 8 (21) февраля. С. 3; Московские ведомости. 1913, 24 января (6 февраля). С. 1; Le Figaro. 1913, 9 Fev. Р. 1; Le Temps. 1913,11 Fev. P. 1; Ibid. 1913, 15Fev. P. 1; Ibid. 1913,16 Fev. P. 1; The Times. 1913, 20 Feb. P. 7.


[Закрыть]. Эти кампании имели кумулятивный эффект, приводя к постепенному утверждению (по крайней мере, в среде политических и интеллектуальных элит) мысли о неизбежности скорой общеевропейской войны, начало которой всё чаще связывалось с 1914 годом[79]79
  Так, в газете «Новое время» в статье «Новый взрыв германского милитаризма» от 8 (21) февраля 1913 г. отмечалось: «1914 год уже давно указывался как год, угрожающий Европе общей войной (по совокупности той конъюнктуры, которую в этом году представят соперничающие морские и военные программы)». Новое время. 1913, 8 (21) февраля. С. 3.


[Закрыть]. Примером таких кампаний могут послужить полемика во французской печати вокруг нового военного закона в 1913 году[80]80
  Le Temps. 1913, 21 Fev. Р. 1; Ibid. 1913, 23 Fev. P. 1; Ibid. 1913, 26 Fev. P. 1; Ibid. 1913, 28 Fev. P. 1; Ibid. 1913, 7—28 Mars. P. 2; Le Matin. 1913, 21 Fev. P. 3; Ibid, 1913, 28 Fev. P. 1; Ibid. 1913, 6—31 Mars. P. 3; Le Figaro. 1913, 16 Fev. P. 2; Ibid. 1913, 25 Fev. P. 1;
  Ibid. 1913, 3—25 Mars. Р. 1; Юдин Н.В. Полемика во французской печати вокруг закона о трехлетней воинской службе 1913 г.: к вопросу об общественных настроениях во Франции накануне Первой мировой войны // Per Aspera… Вып. 3. М., 2011. С 155–168; Michon G. La preparation a la guerre. La Loi de trois ans, 1910–1914. Paris, 1935. P.137–138.


[Закрыть] и русско-германская «газетная война» 1914 года[81]81
  АВПРИ. Ф. 139. On. 476.1914 г. Д. 587. Л.124–133,152 158; Новое время. 1914, 24 февраля (9 марта). C. 4; Там же. 1914, 27 февраля (12 марта). С. 4; Там же. 1914,1 (14) марта. С. 4; Московские ведомости. 1914,16 (29) марта. С. 1; Le Temps. 1914, 23 Fev. Р. 2; Ibid. 1914, 7 Mars. P. 1; Ibid. 1915, 15 Mars. P. 1; Ibid. 1914, 21 Mars. P. 1; Le Figaro. 1914, 7 Mars. P. 2; Le Matin. 1914,12 Mars. P. 1; Le Petit Parisien. 1914, 7 Mars. P. 1; The Times. 1914, 10 March. P. 7; Ibid. 1914, 12 March. P. 5; Ibid. 1914, 16 March. P. 9; The Fortnightly Review. Vol. 95. 1914, March. P. 618; The Economist. Vol. 78. 1914, 21 March. P. 702; The Contemporary Review. Vol. 105. 1914, April. P. 571–572; Сергеев Е.Ю., Улунян Ар. A. Указ. соч. C. 323.


[Закрыть], непосредственным поводом к началу которой послужила статья в одной из авторитетных немецких газет («Кёльнише цайтунг») о необходимости превентивного удара Германии и Австро-Венгрии по России, призванного обезопасить их от неизбежной, по мнению газеты, агрессии с ее стороны. Хотелось бы особенно подчеркнуть, что в рассматриваемый период никто не делал секрета из того, против кого ведутся описанные выше военные приготовления. Наоборот, угроза со стороны Германии представлялась крупнейшими средствами массовой информации в России и во Франции как своего рода аксиома[82]82
  Новое время. 1914, 16 (29) апреля. С. 4; Там же. 1914, 23 апреля (6 мая). С. 4; Московские ведомости. 1914,14 (27) мая. С. 1; Там же. 1914,15 (28) мая. С. 1.


[Закрыть]. Можно заключить, что, по крайней мере, с точки зрения пропаганды, образ будущего врага получил в указанных странах вполне конкретное наполнение и определение.

Впрочем, эти газетные кампании одновременно ярко продемонстрировали как неоднородность общественного мнения в рассматриваемых странах, так и проблемы, существовавшие во взаимоотношениях между партнерами по Антанте. Например, скандал вокруг отправки в Турцию германской военной миссии во главе с генералом Лиманом фон Сандерсом осенью 1913 года наглядно показал, что Восточный вопрос продолжал отравлять отношения между Россией и ее западными партнерами по Антанте и накануне Первой мировой войны. Англия и Франция отнюдь не желали усиления позиций России в Турции, с подозрением относились к любым ее предложениям, касавшимся расстановки сил на Балканах и в зоне проливов, и потому не спешили оказывать ей дипломатическую поддержку в противодействии германским внешнеполитическим инициативам[83]83
  Новое время. 1913,12 (25) ноября. С. 3; Там же. 1913,13 (26) ноября. С. 3; Там же. 1913, 14 (27) ноября. С. 4; Там же. 1913, 20 ноября (3 декабря). С. 4; Там же. 1913,
  6 (19) декабря. С. 5; Там же. 1913, 10 (23) декабря. С. 4; Там же. 1913, 29 декабря (1914, 11 января). С. 4; Там же. 1913, 30 декабря (1914,12 января). С. 4; Там же. 1914, 9 (22) января. С. 3; Le Temps. 1913, 26 Nov. Р. 2; Ibid. 1913,1 Dec. P. 2; Ibid. 1913, 20 Dec. P. 1; Ibid. 1914,4 Jan. P. 1; Ibid. 1914, 23 Jan. P. 1; Ibid. 1914, 29 Jan. P. 1; The Times. 1913, 29 Nov. P. 7; Ibid. 1913, 2 Dec. P. 7; Bestuzhev I. V. Russian Foreign Policy, February – June 1914 // 1914: The Coming of the First World War. New York, 1966. P. 92.


[Закрыть]. Не меньшую проблему для сторонников укрепления

Антанты в тот период представляла весьма двусмысленная позиция Англии[84]84
  Политика Англии в отношении стран Антанты накануне Первой мировой войны подробно проанализирована в диссертационном исследовании А. Г. Сенокосова: Сенокосов А. Г. Англия и Антанта: на пути к военно-политическому союзу (1907–1914).: Дисс…. канд. ист. наук. М., 2005.


[Закрыть]. Откровенное нежелание английского правительства связывать себя формальными военными обязательствами с партнерами по Антанте вызывало вопросы о ее возможных действиях в случае начала общеевропейской войны как в самой Англии, так и в континентальных державах[85]85
  Новое время. 1913, 23 января (5 февраля). С. 5; The Times. 1913, 30 Jan. Р. 5; The Fortnightly Review. Vol. 93. 1913, Jan. P. 32–35; Neilson К. E. Wishful Thinking: The Foreign Office and Russia, 1907–1917 // Shadow and Substance in British Foreign Policy, 1895–1939. Edmonton, 1984. P. 158.


[Закрыть]. Это беспокойство лишь усилилось после провала попытки добиться от Англии заключения военного союза в ходе визита английской королевской четы во Францию весной 1914 года, приуроченного к 10-летнему юбилею англо-французской Антанты[86]86
  Archives du Ministere des affaires etrangeres [Далее – АМАЕ]. Correspondance politique et commerciale, 1896–1918. Nouvelle serie. Grande Bretagne. Vol. 22. P. 265–267; АВПРИ. Ф. 139. On. 476. 1914 г. Д. 587. Л. 233–237, 244; Там же. Ф. 133. On. 470.1914. Д. 323/327. Л. 15; Новое время. 1914, И (24) апреля. С. 4; Там же. 1914,12 (25) апреля. С. 4; Le Temps. 1914, 8 Avril. Р. 1; Ibid. 1914, 22 Avril. P. 1; Ibid. 1914, 25 Avr. P. 1; Ibid. 1914, 25 Mai. P. 1; Le Figaro. 1914, 24 Avril. P. 1; The Times. 1914, 8 Apr. P.9.


[Закрыть].

Далеко не в последнюю очередь к проведению подобной осторожной политики в отношении Антанты английское правительство (у власти в тот момент находился либеральный кабинет, возглавлявшийся Г. Асквитом) принуждала позиция, занятая частью либералов и лейбористами, а также симпатизировавшими им средствами массовой информации. Они осуждали увеличение военных расходов, выступали против каких бы то ни было формальных обязательств в отношении континентальных партнеров по Антанте[87]87
  AMAE. Correspondance politique et commerciale, 1896–1918. Nouvelle serie. Grande Bretagne. Vol. 22. P. 165–166, 174–176; The Contemporary Review. Vol. 105. 1914, June. P. 868–869.


[Закрыть]. Подобное сдерживающее влияние оказывали на свое правительство и французские социалисты. Во время обсуждения законопроекта о трехлетней воинской службе они открыто выступили против курса на подготовку к войне и обострение отношений с Германией, противопоставив им пацифистские и интернационалистские лозунги[88]88
  Archives nationales [Далее – AN]. F. 7.13335. Contre les armements, contre la loi de 3 ans, contre tout militarisme. Mai 1913; Ibid. Laisant C.-A. Contre la loi des trois ans; Ibid. F. 7.13336. La Bataille Syndicaliste. 1913, 7 Mars; Ibid. 1913, 9 Mars; Ibid. 1913, 18 Mars; L’Humanite. 1913, 24 Fev. P. 1; Ibid. 1913, 25 Fev. P. 1; Ibid. 1914, 3 Mars. P. 1; Ibid. 1913,4 Mars. P. 1; Ibid. 1913, 6 Mars. P. 1; Ibid. 1913,13 Mars. P. 1; Ibid. 1913,15 Mars. P. 1.


[Закрыть]. Полемика в прессе показала, что накануне войны их взгляды разделялись не только политически активными организованными рабочими, но и многими представителями интеллектуальной элиты страны, проникали в армию[89]89
  AN. F. 7.13335. Paris. 1913, 26 Mars; Ibid. 1913, 8 Avril; Ibid. 1913, 20 Mai; Ibid. 1913, 24 Mai; Ibid. 1913, 27 Mai; L’Humanite. 1913,13 Mars. P. 1.


[Закрыть]. С позицией социалистов приходилось считаться: в 1914 году в Палате депутатов левые партии имели 268 мест из 602[90]90
  Антюхина-Московченко В. И. Указ. соч. С. 403.


[Закрыть]. Интересно отметить, что в России в тот момент курс на укрепление сотрудничества с партнерами по Антанте и противодействие Германии подвергался критике лишь со стороны крайне правых политиков. Умеренно-консервативное и либеральное большинство Государственной думы[91]91
  Партийно-фракционный состав IV Государственной думы выглядел следующим образом: из 442 мест правые получили 65, националисты и умеренно правые – 120, октябристы – 98, прогрессисты – 48, кадеты – 59, национальные группы – 21, трудовики – 10, социал-демократы – 14, беспартийные – 7. (Эти цифры дает советский историк Ф. И. Калинычев в монографии «Государственная дума в России». М., 1957. С. 489). Аналогичные данные приводит в своей работе современный исследователь Д. С. Лавринович, который пишет, что в IV Государственной думе в зависимости от ситуации формировалось два блока: правоцентристский, объединявший 283 депутата, и левоцентристский из 226 депутатов. (Лавринович Д. С. Либеральноконсервативная оппозиция в России: формирование и борьба за власть, 1912 – март 1917 гг. Могилёв, 2006. С. 29–34).


[Закрыть]в целом поддерживало этот курс, более того, русский МИД часто становился объектом критики за недостаточную активность в этом направлении[92]92
  Новое время. 1913,13 (26) ноября. С. 3; Там же. 1913, 6 (19) декабря. С. 5; Там же. 10 (23) декабря. С. 4; Там же. 1913, 29 декабря (1914, И января). С. 4.


[Закрыть].

В целом же приходится констатировать, что даже взгляды представителей правящих элит в странах Антанты накануне Июльского кризиса отличались противоречивостью и разнородностью, основывались на разном понимании государственных интересов; даже применительно к политическим элитам не представляется возможным говорить о некоем едином общественном мнении по вопросам внешней политики. Тем более нельзя говорить о нем в масштабах всего общества, какую бы страну Антанты мы ни взяли. Так, если для политических и интеллектуальных элит были характерны вполне устоявшиеся представления о возможности скорой общеевропейской войны (вне зависимости от отношения к подобной перспективе), то широкие слои городских и сельских обывателей, как правило, мало интересовались перипетиями международных отношений и были поглощены внутриполитическими и социальными проблемами, они плохо представляли себе опасность сложившейся накануне Первой мировой войны международной обстановки[93]93
  АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467.1914 г. Д. 323/327. Л. 9.


[Закрыть]. В этом состоянии внутренней раздробленности общества стран Антанты встретили Июльский кризис 1914 года.

Поводом к началу Июльского кризиса стало убийство австрийского наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги герцогини Софии Гогенберг 28 июня 1914 года в боснийском городе Сараево сербским националистом Гаврилой Принципом. Это событие вызвало самый широкий резонанс в европейских обществах. 29 июня газеты Антанты вышли под огромными заголовками, извещавшими об убийстве. Портреты погибших, некрологи, статьи и многочисленные телеграммы заполнили страницы средств массовой информации[94]94
  Le Temps. 1914, 30 Juin. Р. 1; Le Figaro. 1914, 29 Juin. P. 1–2; Ibid. 1914, 30 Juin. P. 1–2; Le Petit Parisien. 1914, 29 Juin. P. 1; Le Matin. 1914, 29 Juin. P. 1; The Times. 1914, 29 June. P. 8; Ibid. 1914, 30 June. P. 9; The Annual Register. A Review of Public Events at Home and Abroad. For the Year 1914. London, 1915. P. 138.


[Закрыть]. Все газеты без исключения признали покушение страшным преступлением[95]95
  Hale O.J. Publicity and Diplomacy, with Special Reference to England and Germany. London, 1940. P. 446.


[Закрыть]. Французские газеты «Le Temps» и «Le Matin» напоминали своим читателям о тяжких испытаниях, выпавших на долю австрийского императора Франца Иосифа, и выразили уверенность, что симпатии всего мира сейчас находятся на стороне императора[96]96
  Le Temps. 1914, 30 Juin. P. 1; Le Matin. 1914, 29 Juin. P. 1.


[Закрыть].

Однако, выразив сочувствие Францу Иосифу, пресса очень скоро занялась обсуждением возможных последствий покушения. В этой связи большую обеспокоенность российских и французских газет вызывали сообщения о росте антисербских настроений в Двуединой монархии и неспособность ее властей пресечь на своей территории погромы сербских кварталов[97]97
  АВПРИ. Ф. 139. On. 476. 1914 г. Д. 588. Л. 2; Le Temps. 1914, 1–8 Juil; Сазонов C. Д. Воспоминания. Мн., 2002. C. 164–165.


[Закрыть]. В России и Франции печать практически единодушно встала на сторону Сербии, отстаивая идею о ее непричастности к организации покушения[98]98
  Carroll M. E. French Public Opinion and Foreign Affairs. London, 1931. P. 286.


[Закрыть]. «Le Temps» подчеркивала, что «ни правительство Сербии, ни сербский народ не могут ни в какой степени быть признаны виновными в трагедии Австро-Венгрии»[99]99
  Le Temps. 1914, 2 Juil. Р. 2.


[Закрыть]. С решительным осуждением антисербских погромов также выступили «Le Figaro»[100]100
  Le Figaro. 1914,1 Juil. P. 2; Ibid. 1914, 4 Juil. P. 2.


[Закрыть] и «Le Matin»[101]101
  Le Matin. 1914, 30 Juin. P. 1; Ibid. 1914, 5 Juil. P. 1.


[Закрыть]. Последняя с тревогой отмечала, что австрийская пресса всё более открыто стремится приписать убийство эрцгерцога сербскому правительству. «Le Temps» решительно отметала подобные теории: «В тот момент, когда Сербия делает всё возможное, чтобы наладить отношения с Австрией, было бы совершенно абсурдно предполагать, что она [Сербия] может одобрять или извинять сараевское убийство. Совсем напротив, если бы этого убийства не произошло, это было бы именно в интересах Сербии. К несчастью, сербское правительство не могло ничего сделать, чтобы предотвратить покушение, учитывая тот факт, что оно было совершено австрийскими подданными»[102]102
  Le Temps. 1914, 8 Juil. P. 2.


[Закрыть]. Английские журналисты, в отличие от их русских и французских коллег, отнюдь не стремились выступить в поддержку Сербии. Наоборот, как либеральные, так и многие консервативные издания открыто встали на сторону Австро-Венгрии, обвиняя сербское правительство в организации покушения[103]103
  Steiner Z. S. Britain and the Origins of the First World War. Basingstoke, 1977. P. 220.


[Закрыть].

Интересно отметить, что буквально через несколько дней после убийства в Сараево в печати появились первые слухи о готовящемся ультиматуме Австро-Венгрии с требованием проведения расследования на территории Сербии с участием австрийских сыщиков[104]104
  Le Temps. 1914, 2 Juil. P. 1; Новое время. 1914, 1 (14) июля. С. 4; Сазонов С. Д. Воспоминания. Мн., 2002. С. 164.


[Закрыть]. Тем не менее, не следует преувеличивать ажиотаж или тревогу антантовской прессы в связи с сараевским покушением. Сообщения об убийстве Франца Фердинанда очень скоро сошли с первых полос газет, будучи оттесненным внутриполитическими проблемами и светскими скандалами. Успокоению способствовала также сдержанная позиция Австро-Венгрии, которая не выступила сразу с дипломатическим демаршем против Сербии; надежда, что 84-летний Франц Иосиф не захочет омрачать последние годы своего правления европейской войной[105]105
  Сазонов С. Д. Указ. соч. С. 165.


[Закрыть]. Так, «Le Figaro» писала, что личное вмешательство Франца Иосифа в австро-сербский конфликт с целью его скорейшего мирного разрешения совершенно развеяло опасения о возможном разрыве отношений между двумя государствами[106]106
  Le Figaro. 1914, 7 Juil. Р. 2.


[Закрыть].

Во Франции общество в тот момент было сосредоточено на перипетиях суда над Г. Кайо, женой бывшего министра финансов Ж. Кайо, убившей редактора «Le Figaro» Г. Кальметта за то, что тот развернул травлю ее мужа на страницах своей газеты и грозился предать огласке его частную переписку. Новости об этом процессе оттеснили сообщения о сараевском убийстве с первых полос газет[107]107
  Carroll М. Е. Op. cit. Р. 288; Hale О. J. Op. cit. Р. 446..


[Закрыть]. В Англии внимание прессы и общества было приковано к назревавшему вооруженному конфликту в Ирландии в связи с обсуждением закона о гомруле[108]108
  Hale О. J. Op. cit. Р. 446; Keiger J.F. V. Britain’s “Union Sacree” in 1914 // Les Societes europeennes et la guerre de 1914–1918. Paris, 1990. P. 40; Nomicos E. V., North R. C. International Crisis: The Outbreak of World War I. London, 1976. P. 44.


[Закрыть]. В этом отношении можно согласиться с категоричным заявлением Дж. Ф. В. Кейгера, что Июльского кризиса в современном его понимании для людей того периода просто не существовало[109]109
  Keiger J.F.V. France and the Origins of the First World War. London, 1983. P. 145.


[Закрыть]. Действительно, если обратиться к изучению публикаций в антантовской прессе, остается только констатировать, что события международной жизни в июле 1914 года отнюдь не находились в центре внимания современников[110]110
  Joll J. The Origins of the First World War. New York, 1984. P. 172.


[Закрыть].

Да, новость о сараевском убийстве подняла продажи газет, но она не воспринималась как некое судьбоносное или роковое событие. Пресса стран Антанты вовсе не пыталась подготовить общественное мнение к перспективе скорой войны из-за этого покушения. Тревожные публикации, в которых подчеркивалась опасность сложившейся ситуации на Балканах, были немногочисленны и в июле 1914 года не выходили на первые полосы газет. Люди к тому моменту привыкли к сообщениям об убийствах венценосных особ, и те не воспринимались как нечто из ряда вон выходящее, а кризисы на Балканах представлялись чуть ли не как постоянный элемент политического ландшафта.

Свидетельствами успокоения антантовских политиков могут послужить отъезд русского министра иностранных дел С.Д. Сазонова в свое загородное имение на короткий отпуск в середине июля 1914 года и прибытие в Петербург с официальным визитом президента Франции Р. Пуанкаре 20–23 июля. Именно так восприняли поездку Р. Пуанкаре средства массовой информации в странах Антанты, их логика понятна: существуй угроза кризиса, визит был бы, несомненно, отложен. Это событие, вполне естественно, привлекло особое внимание газет Франции и России[111]111
  Новое время. 1914, 5 (18) июля. С. 4; Там же. 1914, 9 (22) июля. С. 3; Le Temps. 1914, 21 Juil.P. 1.


[Закрыть]. Самым подробным образом освещались все детали торжеств, приуроченных к высокому визиту: состав русской и французской эскадр, встречи президента, балы, обеды[112]112
  Подробнее об этом см.: Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 31–44.


[Закрыть]. Целиком приводились речи и тосты, произнесенные Р. Пуанкаре и Николаем II, в которых прославлялось прошлое русско-французского союза, говорилось о его нынешних силе и значении[113]113
  АВПРИ. Ф. 139. Оп. 476. 1914 г. Д. 588. Л. 7, 10, 72–73; Новое время. 1914, 8 (21) июля. С. 1–2; Там же. 1914, 9 (22) июля. С. 3; Там же. 1914, 10 (23) июля. С. 3; Le Temps. 1914, 21 Juil. Р. 1; Ibid. 1914, 22 Juil. P. 1; Ibid. 1914, 23 Juil. P. 1.


[Закрыть]. Русские газеты не преминули подчеркнуть, что военная мощь русско-французского союза служит лучшей гарантией мира в Европе и должна оказывать отрезвляющее воздействие на «австрийских шовинистов»[114]114
  АВПРИ. Ф. 139. On. 476.1914 г. Д. 588. Л. 10.


[Закрыть].

По-своему освещала обстоятельства визита французского президента в Россию «The Times». Основное внимание газета уделяла даже не столько официальной части визита, сколько антимилитаристским демонстрациям и забастовкам, которыми рабочие встретили приезд Р. Пуанкаре. Отмечалось, что 23 июля столкновения продолжались в различных частях Петербурга до полуночи, и что, несмотря на применение властями оружия, требовались еще более жесткие меры для прекращения «анархии и хулиганских действий»[115]115
  The Times. 1914, 24 Jul. P. 7.


[Закрыть]. Очень показательно, что в этот период английская официозная газета целиком встала на сторону царского правительства, с одной стороны, выступая за более жесткие меры в отношении забастовщиков, а с другой – выражая удивление «терпимостью, проявленной правительством в отношении нарушителей общественного порядка»[116]116
  Ibid.


[Закрыть]. «The Times» была одним из наиболее последовательных сторонников укрепления Антанты и стремилась по возможности улучшить образ Российской империи в глазах английского общества.

На фоне успокоительных настроений и публикаций, возобладавших к концу июля 1914 года в странах Антанты, поступившее 24 июля в средства массовой информации известие об австрийском ультиматуме Сербии произвело эффект разорвавшейся бомбы[117]117
  АВПРИ. Ф. 133. On. 470.1914 г. Д. 10. Л. 7; Hale O. J. Op. cit. P. 450.


[Закрыть]. При этом в реакции газет и журналов на новое обострение международной ситуации как в капле воды отразились все отмеченные выше проблемы во взаимоотношениях между членами Антанты и особенности внутриполитической обстановки в каждой отдельно взятой стране. Так, практически единодушное и самое резкое осуждение встретил австрийский демарш в русской прессе. Большинство газет считали военное вмешательство Российской империи в австро-сербский конфликт не только возможным, но и необходимым, подчеркивая, что она может рассчитывать на полную поддержку со стороны Франции[118]118
  АВПРИ. Ф. 139. Оп. 476.1914 г. Д. 588. Л. 12–13.


[Закрыть]. В считавшейся официозной газете «Новое время» была опубликована статья, звучавшая как самое настоящее предупреждение Австрии: «Русское правительство ясно сознает, что австрийский ультиматум Сербии направлен собственно против России. И Россия отвечает на него не только словами, но и должными действиями. Сербия, подвергшаяся беззаконному нападению, не останется одинокой. Возмутителям мира придется иметь дело не только с Сербией, но и с Россией»[119]119
  Новое время. 1914,12 (25) июля. С. 2.


[Закрыть]. Воинственностью отличалась и реакция «Московских Ведомостей»: «Наступил последний час! Австрия должна оглянуться на пройденный путь: каждая война кончилась для нее печально и новая должна кончиться катастрофой за то, что она – виновница тех бедствий, которые обрушатся на народы Европы»[120]120
  Московские ведомости. 1914,13 (26) июля. С. 1.


[Закрыть]. В этой статье прямо говорилось, что единственным и неизбежным последствием австрийской ноты будет общеевропейская война. Единственным диссонансом прозвучала статья в либеральной газете «Речь». 25 июля она подчеркивала, что России и Франции не стоит рассчитывать на военную помощь со стороны Англии и им следует воздержаться «от каких бы то ни было поощрений по адресу Сербии»[121]121
  АВПРИ. Ф. 139. Оп. 476.1914 г. Д. 588. Л. 13.


[Закрыть].

На стороне Сербии решительно выступила французская официозная пресса[122]122
  Carroll М. Е. Op. cit. Р. 296–297..


[Закрыть]. «Le Temps» подчеркивала совершенно недопустимый тон австрийского ультиматума и беспрецедентный характер требований, в нем предъявленных[123]123
  Le Temps. 1914, 25 Juil. Р. 1; Ibid. 1914, 26 Juil. P. 1.


[Закрыть]. Газета также выражала уверенность, что Россия не оставит Сербию в столь трудный для нее час. Пространной статьей отреагировала на известие об австрийском ультиматуме «Le Figaro». Крайнее возмущение газеты вызывали тон и формулировки австрийской ноты, а особенно тот факт, что обвинения в организации сараевского покушения, по мнению французской газеты, выдвигались не просто в адрес сербского правительства, которое могло уйти в отставку, а лично против короля Сербии[124]124
  Le Figaro. 1914, 25 Juil. R 1.


[Закрыть]. Со всей отчетливостью опасность сложившейся ситуации обрисовывала на своих страницах «Le Matin». По ее мнению, новый международный кризис требовал решительного вмешательства всех великих держав, концертной дипломатии, но Австрия выбрала такой момент для своего ультиматума, когда Антанта фактически парализована: президент Франции находится за пределами своей страны, а Англия балансирует на грани гражданской войны. Единственный шанс на мирное урегулирование конфликта в этой обстановке «Le Matin» видела в мирных инициативах России[125]125
  Le Matin. 1914, 25 Juil. P. 1.


[Закрыть]. Вообще же французская официозная и консервативная пресса, равно как и русская, с самого момента опубликования ультиматума выступала за жесткую политику в отношении Германии и Австро-Венгрии, считая согласованное и решительное выступление стран Антанты на стороне Сербии единственным способом сохранить европейский мир.

Что касается Англии, то посол в Лондоне А. К. Бенкендорф констатировал раскол в английской печати по отношению к австро-сербскому конфликту[126]126
  АВПРИ. Ф. 133. On. 470.1914 г. Д. 10. Л. 7.


[Закрыть]. Радикальные и либеральные газеты, прежде всего «The Standard» и «The Manchester Guardian», решительно встали на сторону Австро-Венгрии и заявили, что Сербия должна подчиниться всем предъявленным требованиям[127]127
  Там же. Ф. 139. On. 476.1914 г. Д. 588. Л. 76–77.


[Закрыть]. «The Standard» писала: «…симпатии Англии на стороне Австрии, которая страдает от сербского упрямства»[128]128
  Там же. Л. 77.


[Закрыть]. Иную позицию заняли консервативные газеты («The Times», «The Morning Post»), взывавшие к вмешательству великих держав в этот конфликт и требовавшие соблюдения норм международного права[129]129
  Там же. Л. 77; Ф. 133. Оп. 470.1914 г. Д. 10. Л. 7.


[Закрыть]. О впечатлении, произведенном ультиматумом в странах Антанты, писала «The Times». В статье «Угроза Европе» отмечалось, что, по мнению осведомленных английских дипломатов, международная ситуация в тот момент была гораздо более опасной, чем во время Боснийского кризиса 1908–1909 годов или Балканских войн 1912–1913 годов[130]130
  The Times. 1914, 25 Jul. Р. 9.


[Закрыть]. Приводилась также точка зрения французских политиков, которые выражали сомнение в возможности локализовать австро-сербский конфликт[131]131
  Ibid.


[Закрыть].

26 июля пришло известие, что Австрия не приняла ответ Сербии. Несмотря на это, в печати продолжался поиск путей выхода из кризиса, мирного решения проблемы. Задержка в три дня с момента истечения срока действия австрийского ультиматума и до объявления 28 июля 1914 года войны Австро-Венгрией Сербии породила в печати стран Антанты надежды если не на сохранение мира на Балканах, то, по крайней мере, на локализацию конфликта.

26—27 июля российские газеты еще продолжали в весьма резких выражениях комментировать ситуацию вокруг австро-сербского конфликта. Некоторые из них («Свет», «Колокол», «Петербургский курьер», «Утро России») призывали правительство проявить твердость и в случае необходимости применить силу для защиты Сербии, рассчитывая при этом на полную и единодушную поддержку всего населения империи[132]132
  АВПРИ. Ф. 139. Оп. 476.1914 г. Д. 588. Л. 14–17.


[Закрыть]. «Новое время» приходило к выводу, что за действиями Австро-Венгрии стоит Германия, и что только от Германии зависит мирное разрешение этого конфликта: «Германскому императору достаточно сказать два слова, и австро-венгерская дипломатия возьмет свою словесную ноту обратно»[133]133
  Новое время. 1914,13 (26) июля. С. 4.


[Закрыть]. Газета писала, что отказ Германии повлиять на своего союзника чреват самыми тяжелыми последствиями. Вновь подчеркивалось, что в случае агрессии Австро-Венгрии против Сербии, Россия не останется в стороне, а это повлечет за собой вступление в войну Германии, Франции и, может быть, Англии. В заключение, «Новое время» задавалось вопросом, стоит ли мир на пороге общеевропейской войны, и писало: «Ответ на этот основной вопрос, волнующий общественное мнение, надо искать в Берлине»[134]134
  Там же. 1914,13 (26) июля. С. 4.


[Закрыть]. Провинциальные издания не отставали от столичных и требовали от царского правительства проявить твердость и, «в случае необходимости, с мечом выйти на защиту своих сербских братьев»[135]135
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 470.1914 г. Д. 10. Л. 13.


[Закрыть].