Текст книги "Привет! Это я… (не оставляй меня снова одну…)"

Наша улица

Если повернуть направо, вниз, то там, посередине бугристого холма, живут Хелле и «все эти».

ДОМ, в котором живут ХЕЛЛЕ И «ВСЕ ЭТИ»

Хелле и «все эти» живут в жёлтом деревянном доме. От нашей террасы до террасы Хелле можно добежать за 27 секунд (мы замеряли время). Перед домом большая площадка для выгула собак. (У мамы Хелле три ОГРОМЕННЫЕ собаки!) Чтобы подойти ко входу в дом, нужно пересечь эту площадку. Но ещё можно пройти через террасу. Моя мама, когда ходит к маме Хелле, так и делает – она боится собак. Я тоже чаще всего хожу через террасу. (Не потому, что боюсь собак. НЕТ! Я не боюсь НИЧЕГО! Просто через террасу ближе.)

Там, где холм Крокклейва переходит в ровное место, стоит большой и дряхлый Зелёный дом. Это деревянный дом зелёного цвета, краска на нём совсем облупилась. Идёшь мимо него левее и дальше, до конца нашей дороги, и приходишь к нашему дому. Тут живём мы.

Наш дом

Я, мама и папа (и Эрленд) – все мы живём в красном деревянном доме с большим садом. Дом довольно старый. Наш участок спускается почти до самого фьорда. У нас никогда не было домашних животных. Только золотые рыбки. Обычно у нас живут четыре рыбки, по одной на каждого. Когда рыбок меньше четырёх – значит, какая-то из них умерла. (Золотые рыбки – такие домашние животные, которые живут недолго, поэтому нет смысла к ним СЛИШКОМ сильно привязываться.)

Ещё у нас есть новая терраса. Папа построил её прошлым летом. Мама там иногда загорает. СОВСЕМ БЕЗ ОДЕЖДЫ!!!

– Здесь, кроме нас, никого нет, – говорит она, – поэтому просто здорово, что можно погреть на солнце свою бледную спину (конечно, мама говорит другое слово).

(Мне не очень нравится, когда мама говорит о своей попе. Я этого НЕ ПОНИМАЮ! А если кто-нибудь придёт? Если кто-нибудь из моего класса увидит мамину попу?! Тогда я УМРУ!)

Если ты поедешь не к нам, а дальше и правее, мимо Зелёного дома, то попадёшь на Станцию.

Станция

Ты думаешь, что это железнодорожная станция? Ошибаешься. Это здание, где находятся лаборатории и конторы. Станция расположилась на набережной, прямо на берегу фьорда. Там проводят исследования: изучают рыбу, загрязнение среды и всё такое. В вестибюле Станции – вход в лифт и ещё кресло на колёсиках, оно только для гостей. Сзади на спинке кресла написано белыми буквами: «ГОСТИ». (Я вот думаю, часто ли там бывают гости, которым нужно такое кресло и у которых нет своего. На чём же они до Станции добираются? Во всяком случае, я никогда не видела ни одного такого гостя. И сегодня тоже таких нет.)

Папа считает, что я, Хелле и Эрленд для Станции никакие не гости. Но мы всё равно там играем – с креслом и лифтом. Один раз понажимали в лифте столько кнопок, что он застрял между этажами! Пришлось нажать на аварийную кнопку, пришёл папа и помог нам выбраться. Он сильно сердился. Потребовал, чтобы мы пообещали, что никогда больше не будем играть в лифте. Ну мы пообещали. А за спиной держали пальцы крестиком. Это значит, что мы по-прежнему МОЖЕМ играть в лифте – ИНОГДА, если больше НЕЧЕМ заняться. Но это секрет. Внизу нам почти никогда не попадаются люди, так что можно рискнуть.

До недавнего времени папа работал на Станции. Следил за тем, чтобы всё было в порядке: менял лампочки, проверял по вечерам, все ли двери заперты, и так далее. Мама Хелле и сейчас там работает. Её не уволили, потому что она работает дольше, чем наш папа. Она изучает рыбу. (Теперь она и другие «рыбные» сотрудники должны сами менять лампочки и запирать двери.)

Если тебе вообще не нужно на Крокклейва и ты поедешь дальше, на край города, то попадёшь на причал. Оттуда ходит паром. Каждый раз, когда мы едем в гости к Бабушке, мы переплываем через фьорд на пароме.

Нашу семью нельзя назвать очень религиозной. Мама, насколько я знаю, помнит только одну фразу из одного-единственного псалма. Она поёт её в одно и то же время в одном и том же месте:

 
когда мы в машине
едем к Бабушке,
за рулём папа
и мы должны успеть на паром.
 

Мама тогда хватается за ручку дверцы и поёт: «Ближе к Тебе, мой Господь». Папа сбрасывает скорость, и мы опаздываем. Но это даже здорово, потому что, пока мы ждём следующего рейса, нам с Эрленд покупают мороженое. (Иногда такое и зимой случается.)

Бабушка

Моя Бабушка «живёт на батарейках». У неё кардиостимулятор. Я пощупала её батарейку – она круглая, как большая пиратская монета, и находится под кожей возле бабушкиного левого плеча (на той стороне, где сердце). Бабушка называет её «электрозажигалкой». Она сказала мне, что, если сердце остановится, стимулятор его снова запустит. Я ответила, что, значит, она может жить вечно! Но бабушка возразила – нет, не может, потому что её тело стареет и изнашивается. А мне кажется, что бабушкино тело в очень приличном состоянии. Ведь она всегда выглядит одинаково. Нет – всё-таки до того как Бабушка поздоровается с Господом, или с Дедушкой, или ещё с кем, пройдёт довольно много времени!

Если в нотах ошибка, я не виновата. Виновата мама – она мне помогала записывать этот отрывок.

Папа-домохозяйка

Дорогой дневник!

Когда я вернулась из школы, папа уже заменил все лампочки в доме на энергосберегающие – такие лампы висят у них на Станции, – так что весь дом теперь голубой. Ужасно яркий свет! Сменив лампочки, папа вдруг гораздо лучше, чем раньше, увидел всю нашу пыль и остаток дня посвятил вытиранию пыли. И как же обрадовалась мама, придя с работы! Мамы вообще очень странные. Достаточно стереть немного пыли, и они безумно рады! Я бы, например, очень обрадовалась, если бы мне подарили новый велосипед, или красное пальто, как у Иселин, или что-нибудь в этом роде. Вряд ли я бы умирала от счастья, если бы кто-то взял и вытер пыль.

А ещё папа наловчился готовить к обеду особую «папину кашу». В общем-то каша эта – вполне ничего. (Она готовится из остатков наших обедов, найденных в холодильнике… Сегодня был рис, смешанный с кусочками котлет, сосисок, картошки, лука и моркови, плюс соус для поджарки, плюс гарнир – гороховое пюре). И ещё у нас был десерт – сегодня, в середине недели! Иногда папа готовит наш с Эрленд САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ десерт – домашний шоколадный пудинг с покупным ванильным соусом. (Особенно я люблю корочку, которая образуется на пудинге сверху.)

В общем, это очень приятно, что папа сидит дома!

После обеда я, как обычно, пошла на Платформу и встретилась с Хелле. Было темно и довольно холодно, и шпионить было не за кем. И тогда мы пошли к Хелле, шпионить за её братом, но у них все сели обедать. Хорошо, что я уже поела и мне не пришлось сидеть за столом рядом со Стианом.

Разборки

В доме у Хелле очень шумно – гораздо шумнее, чем у нас. В основном из-за того, что дурень Стиан всё время врубает у себя в комнате громкую музыку.

Стиан без конца слушает записи группы DumDum Boys или что-нибудь в этом роде. Это древняя рок-группа, 80-х годов. Музыкальные вкусы у Стиана – просто отстой! Я имею в виду, что он любит старьё. Эй, 80-е, где вы там? Каменный век! Как насчёт чего-нибудь поновее? Посовременнее? Того, что живёт и существует сегодня? Не-е-ет! Ни за что! Это не для Стиана-Глупиана! Он будет торчать в своей комнате и слушать допотопную музыку!

Хелле пошла в туалет, а я – в комнату к Стиану.

– Привет, Стиан! Ты опять слушаешь этих своих «глупых-глупых парней»?[1]1
  Dum по-норвежски «глупый». – Прим. пер.


[Закрыть] Ты пластинку раздобыл или что? Как там у них: «Привет! Это я-а-а, не оставляй меня-а-а!»

Стиан не отвечает. (Игнорирует меня.)

– Ты ещё и глухой, – почти кричу я, поскольку он молчит. – Тогда прибавь звук ещё немного.

– Пошли отсюда, Ода, – говорит неожиданно возникшая у двери Хелле и берёт меня за руку. – Оставь, ну его!

Хелле тянет меня по коридору в свою комнату.

– Пока-пока, дум-дум, глупый-глупый, самый-глупый! – успеваю прокричать я в коридоре, прежде чем Хелле притворяет за нами дверь.

Стиан

Стиан, старший брат Хелле и суперкретин, старше меня на два года, четыре месяца и несколько дней. Но в нём гораздо больше детского, и к тому же он настоящий недоумок! С утра до вечера сидит в своей комнате и ботанит. Иногда играет на гитаре: гитару ему подарили в позапрошлом году на Рождество. Каждую неделю он ходит на занятия по игре на гитаре. Но пока он ещё играет так себе, и я ему регулярно об этом сообщаю. (Честность – лучшая политика. И дольше всего помнится!) И ещё Стиан иногда играет с НАМИ! Не знаю, не знаю, кто ещё из учащихся СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ станет играть с малявками. Ну, с теми, которые младше. Может, у него нет другой компании? А может, в школе его никто не любит?

– Что бы нам такое придумать? – спрашиваю я у Хелле.

До нас по-прежнему долетает грохот и лязг пещерной музыки из комнаты Стиана. «Мне совсем не нужен ответ, я звоню на автоответчик», – поёт солист. Дурость какая! Не получишь ты никакого ответа от телефонного автоответчика! С ним ведь не поговоришь!

Что бы всё-таки придумать?

– Не знаю, – говорит Хелле. – Может, порисуем?

– Нет, – отвечаю я. – Не могу я сейчас рисовать.

– Пошли на улицу, на санках покатаемся.

– Не-а… Может, пошпионим за твоим братом?

– А давай спросим, может, нам разрешат печь кексы? – предлагает Хелле.

– Давай, но только потом. Пошли помучаем Стиана, чуть-чуть. А потом будем печь. Твой братец сидит к нам спиной, по уши в своей дурацкой музыке и всё такое – он просто напрашивается на какой-нибудь прикол!

– Ну хорошо, хорошо. Но потом спросим насчёт кексов. Мама купила шоколад, так что мы сделаем шоколадные кексы с шоколадными кусочками внутри! – говорит Хелле.

Десять любимых вещей

1 Шпионить!!!

2 Быть вместе с Хелле!

3 Печь шоколадные кексы

4 Облизывать миску от шоколадного теста

5 Облизывать формочку от кекса

6 Серые подушечки для завтрака (если их нет, то коричневые, и уж в последнюю очередь белые, если нет выбора и не осталось ни одной серой или коричневой…)

7 Салат из креветок – без креветок!

8 Рисовать

9Кидаться снежками в Зелёный дом

10……………….. (прямо сейчас не могу ничего вспомнить, потом допишу.)

Сегодня Хелле решительно настроена печь. Начнём чуть позже, после того как… И если разрешат. А пока мы крадёмся по коридору по направлению к комнате жертвы. У двери останавливаемся и подглядываем – Стиан, как обычно, сидит у пульта в дальнем углу комнаты. Музыка так грохочет, что он нас не слышит. Как раз сейчас можно без проблем напасть на него сзади, но мы только немного пошпионим – есть надежда, что он так и не заметит нашего присутствия.

И тут Хелле фыркнула! Мы отскакиваем от двери, замираем и стоим так с минуту, на случай, если он услышал. Потом снова заглядываем. В животе щекотно. Это так клёво – шпионить за кем-нибудь! Стиан по-прежнему сидит, по уши увязнув в музыке. Он вообще нас не слышит.

«Все так рады – почему-у? Всё никак я не пойму-у!» – голосит рок-певец.

Хелле пробирается в комнату Стиана. Вот она уже посередине, в двух метрах от брата, стоит, крутит попой в такт музыке и строит рожи. Я зажимаю ладонями рот, изо всех сил сдерживая смех.

Хелле потихоньку пятится к выходу, всё время проверяя, не видит ли её Стиан. Она прямо вся сияет от гордости – какая она ловкая!.. Удалось! Она уже почти у двери. Необнаруженная! (Если только не споткнётся, не чихнёт и т. д., но, скорее всего, она ничего этого не сделает.)

Тут я замечаю, что Стиан кивает в такт музыке – никогда за ним этого не замечала. Чуть-чуть, почти незаметно кивает, чудик такой! Хелле уже в дверях – и тут на меня что-то находит:

– ЭЙ, СТИАН, У ТЕБЯ НЕТ ЧУВСТВА РИТМА! Не в склад, не в лад! – кричу я во весь голос и мчусь по коридору. Врываюсь в комнату Хелле и с грохотом захлопываю за собой дверь. Через секунду влетает Хелле. Вид у неё растерянный.

– ДУРЫ НЕНОРМАЛЬНЫЕ! – кричит Стиан. Слышно, как он со стуком захлопывает свою дверь и прибавляет громкость.

– Зачем ты заорала? – спрашивает Хелле.

– Сама не знаю, – отвечаю я, иду к двери и открываю её.

– НАМ НАПЛЕВАТЬ! ЗАТО У НАС ЕСТЬ ЧУВСТВО РИТМА! – кричу я в сторону комнаты Стиана. – И у нас хороший музыкальный вкус! – Я снова со всей силы захлопываю дверь.

– Если бы ты не помешала, у меня бы всё получилось, – надувшись, говорит Хелле.

– Знаю. Ты такая ловкая, просто класс! – отвечаю я и улыбаюсь ей. Но она всё равно дуется.

– Ах так? Хелле у нас надутый шарик? – Я легонько её толкаю и снова ей улыбаюсь. Но она не хочет на меня смотреть.

– Ну что, очень сильно надутый шарик? – Я опять её толкаю.

– Не-а, – говорит Хелле.

– Да-а, – говорю я.

– Нетушки!

– Датушки! – я гляжу на неё до тех пор, пока она не сдаётся. Смотрит на меня и не может не улыбнуться.

– Не-е-а-а! – Хелле смеётся, толкает меня и опрокидывает на кровать.

– Да-а! – отвечаю я, и мы снова друзья.

– Ну, пойдём спросим насчёт кексов. Можно нам печь или нет! Вроде бы твоя мама купила шоколад? – говорю я и спрыгиваю с кровати.

– Да, идём! – радостно говорит Хелле и тоже соскакивает с кровати.

Кексы

Мы входим в гостиную.

– Это кошмар какой-то, как вы сегодня хлопаете дверьми, – говорит мама Хелле, оторвавшись от книги.

– Это Стиан, – отвечает Хелле.

– У него переходный возраст. Созревание, – говорю я и вижу, что мама Хелле еле сдерживает улыбку.

– Ма-а-а-ма-а-а! – тянет Хелле сладким, как сироп, голоском.

– Что тако-о-о-е? – спрашивает мама.

– Мамочка, можно мы будем так добры-ы-ы-ы и испечём шоколадные кексики?

– Можно ли, чтобы вы были так добры? – мама улыбается. – Ну хорошо, можно. Только во время готовки вы съедаете по одному кексу, а остальное оставим на «после обеда». О’кей?

– Йес-с-с! Спасибо, мамулька! – Хелле шлёт матери воздушный поцелуй, мы влетаем в кухню и начинаем!..

Когда запах от свежеиспечённых кексов просачивается во все углы дома, в кухню по лестнице, волоча ноги, спускается Глупый Стиан.

– До обеда – по одному кексу каждому! – объявляю я, помахивая указательным пальцем.

Стиан тупо на меня смотрит и берёт четыре кекса!

– Эй! – кричу я. Но, прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, Стиан выпускает из коридора собак, даёт каждой по кексу, а последний съедает сам. За один укус.

– Нельзя! Не имеешь права! – кричит Хелле.

– Как там у вас дела? – кричит мама Хелле из гостиной. – Пахнет хорошо!

– Каждому по одному! – передразнивает нас Стиан, довольный собой.

Он глядит прямо на меня и глупо улыбается. Я внезапно чувствую, какая здесь жарища (оно и понятно: мы ведь пекли кексы!), отбегаю подальше от него и распахиваю настежь окно.

Дорогой дневник!

Стиан – король недоумков, просто дубина!!!!!!! И музыку любит просто КОШМАРНУЮ! И волосы – ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО! Всё, что он делает, – это смех! Он ничего не может!

На гитаре играет – ОБХОХОЧЕШЬСЯ! У него совсем нет чувства ритма. И ещё – у него НЕТ ДРУЗЕЙ (насколько я знаю), и подружки тоже нет. НИ ОДНОЙ ДЕВОЧКИ, КОТОРАЯ В НЕГО ВЛЮБЛЕНА. НЕТ У НЕГО ТАКИХ, И НИКОГДА НЕ БУДЕТ. У Стиана никогда не будет подружки, потому что он весь такой унылый и мрачный!

Вот ТАК вот!

Настоящий «дум-дум-бой»! Ха-ха!

Переписка

Чтобы попасть в свою комнату, мне нужно пройти через комнату Эрленд. Слава богу, что не наоборот! Если бы Эрленд всё время ходила через мою комнату, я бы точно рехнулась.

Иду к себе, чтобы лечь спать, и вижу, что Эрленд снова натянула верёвку между нашими кроватями. (На длинной верёвке, переброшенной через ножки кроватей и спинки стульев, прикрепляется корзинка. Она ездит туда-сюда, и мы, лёжа в постели, можем посылать в ней друг другу записки.) Слышимость в доме очень хорошая, и, если мы разговариваем или громко шепчемся после отбоя, мама с папой слышат нас внизу в гостиной.

Раньше мы всегда пользовались этой связью, но теперь…

– Эрленд! Кто тебе разрешил входить в мою комнату? – строго спрашиваю я. – Ты что, всё ещё забавляешься детскими писульками?

Я делаю движение, чтобы сорвать верёвку, но, передумав, ложусь в постель. Шорох. Это по моему столбику шуршит и ползёт верёвка, и вскоре, раскачиваясь на повороте, через открытую дверь въезжает и приближается ко мне маленькая корзинка.

Мне, собственно, совсем неинтересно, но ради Эрленд – так уж и быть – я вытаскиваю и разворачиваю бумажку. Там красивым «плетёным» почерком Эрленд написано следующее:

(Учитель сказал, что Эрленд пишет красивее, чем кто-либо в её классе, а может, и во всех параллельных тоже. Эрленд гордится своим кружевным почерком. А у меня почерк ужасный. Мама всегда говорит, что ничего в моих каракулях не понимает, и ещё она удивляется, как это я ухитряюсь так хорошо рисовать и при этом так плохо писать. Я пишу так неразборчиво, что меня даже родная мама не понимает… Ну да, Эрленд пишет лучше, но это единственное, что она делает лучше меня!)

Хотя всю эту возню с записками я нахожу совершенно детской и покончила с ней давным-давно, всё же любопытно, что же такое «очень-очень важное» имеет в виду сестра. Поэтому на обороте я пишу:

складываю бумажку, опускаю в корзинку и дёргаю за верёвку. Слышно, как Эрленд энергично, рывками перетягивает послание в свою комнату. Вскоре корзинка снова у меня. Мне ужасно интересно, что же в этой записке такого важного. Разворачиваю и читаю:

– О-О-О, КАКАЯ ЖЕ ТЫ ПРОТИВНАЯ! – кричу я сестре и слышу её довольное фырканье под одеялом.

Конечно, по лестнице тут же поднимается папа. Эрленд делает вид, что спит. Даже притворно всхрапывает! Врунья и притворщица! Папа смотрит на меня, подняв брови.

– Ты всё ещё не спишь? – удручённо спрашивает он и морщит лоб. – По-прежнему занимаешься этой писаниной? Ода, прекрати и не мешай сестре спать.

– Это не я, это Эрленд!

Папа долго смотрит на «спящую» Эрленд, а та по-прежнему притворно храпит.

– Она притворяется! – возмущаюсь я.

– Сейчас же погаси свет и спи. Завтра вам рано вставать! – строго говорит папа и закрывает дверь.

– Это несправедливо! – кричу я в закрытую дверь.

Всегда, всегда я виновата!

Эрленд перестаёт храпеть и хихикает под одеялом.

– Эрле, это и тебя тоже касается, – раздаётся папин голос с лестницы, и в соседней комнате наступает тишина. Сестра притихла, как мышь.

У тебя от ног пахнет!

Лапша домашняя

Дорогой дневник!

С того момента, как папа потерял работу, в доме стало и лучше, и хуже одновременно. У мамы с папой всё время прекрасное настроение – и это хорошо. Они такие весёлые! Но именно поэтому они то и дело целуются и обнимаются – и это ужасно!

Зато папа стал готовить самые разные блюда, новые и интересные, чего он раньше не делал. И это здорово! (По крайней мере, здорово было вначале.) Он запал на итальянскую кухню.

– Подумать только, что у нас в семье есть такой замечательный повар! А мы и не знали! – говорит мама и ЦЕЛУЕТ папу. (Уй-й-й!)

К завтраку папа нарезает маленькие кусочки хлеба и поджаривает их в тостере, потом укладывает на гренки слоями следующее: помидорчик, репчатый лук, моцареллу и рукколу. Эти бутерброды он называет «брускетта» и говорит, что так едят в Италии.

А на обед мы каждый день, почти ВСЮ НЕДЕЛЮ, едим «домашнюю лапшу»! (Кроме субботы, когда у нас была каша.)

Я подчёркиваю: эта лапша делается дома! Вот что главное. Однажды папа принёс домой машинку для изготовления лапши. Из муки, воды и масла папа делает тесто и раскатывает его, всё тоньше и тоньше (как для пельменей). Наконец он пропускает лист теста через машинку и получает дли-и-инные верёвочки настоящих спагетти – они вылезают из дырочек с другой стороны! Вообще-то зрелище довольно забавное! Потом папа развешивает длинные шпагаты-спагетти по всей кухне, чтобы они подсохли перед варкой.

С каждым днём у папы это получается всё лучше – руку набил. Но уже скоро захочется чего-нибудь другого! Не знала, что такое возможно, но мне УЖАСНО надоели спагетти. ТЕРПЕТЬ ИХ НЕ МОГУ!

Милый Боженька, пошли мне завтра на обед что-нибудь вместо лапши!

На прогулку

Я стою перед дверью у террасы Хелле и «всех этих». Мы идём выгуливать собак.

Сегодня я пошла к Хелле прямо из школы, так что могла у неё и пообедать – хотя бы один разок без лапши. Но у них на обед были макароны по-флотски! Мне не удалось избежать макаронных изделий, к тому же пришлось сидеть за одним столом со Стианом… (Двойное наказание! Ну чем я его заслужила?)

Пока я стою у двери в ожидании прогулки, в гостиную входит Стиан и включает телевизор.

– Эй, ты уже перестал хлопать дверьми? А со своей дряхлой рок-группой покончил? Такие ма-а-альчики! Всё поют про то, как лепить ангелов из снега и всё такое для милых деток, – я нарочно говорю так тихо, что его мама точно не разберёт ничего из другой комнаты.

Стиан делает вид, что не слышит. Но я-то вижу по его лицу – всё он прекрасно слышит! (Я вообще-то намного круче Стиана. Хотя он и старше и ходит в среднюю школу, он такой трус, что никогда не ответит и не даст сдачи.)

– Ну всё, пошли! – кричит Хелле. Она выходит из-за угла и выводит собак на поводках.

Мы идём через Лесок, а собаки несутся, тащат нас за собой, и тут на дороге возникает Эрленд. Она вопит, чтобы её подождали, и на ходу натягивает варежки и шапку.

– Ода, папа сказал, чтобы я шла гулять с вами! Они с мамой идут в магазин!

– О гос-с-споди! Ну давай, пошли. Шевелись!

Вот так всегда. Она обязательно должна гулять с нами!

Я ненароком оборачиваюсь в сторону дома Хелле, и что я вижу? Вижу Стиана в окне!

– Что это с твоим братцем? – спрашиваю я у Хелле. – Он торчит у окна и ГЛАЗЕЕТ на нас!

– А, не обращай внимания. Он иногда чудит. Сейчас особенно. Совсем съехал.

– Ага, понятно, – говорю я и киваю. – Переходный возраст.