Текст книги "Привет, это я! Суперлето (Лето когда ВСЕ пошло кувырком)"

Разговор

Урок проходит слишком быстро. И вдруг наступает перемена. Все собираются выбежать из класса, но Каллестад говорит громко, перекрикивая шум:

– Девочки, останьтесь!

Я думаю, я была в классе весь урок и меня это не касается, поэтому иду к дверям.

– Ты тоже, Ода, – слышу я голос Каллестада, не успев выйти.

Черт.

Я стою у дверей, а Каллестад говорит, что все должны сесть на свои места, и мне приходится пойти и сесть обратно за парту. Кто-то из мальчишек стоит в дверях, разглядывая нас с любопытством.

– Вон, мальчики, и закройте дверь! – говорит Каллестад, и тогда мальчишки убирают головы и закрывают двери.

Девочки сидят тихо как мышки.

Каллестад оглядывает класс и всех нас. Потом немного откидывается на стуле и говорит:

– Ну вот, теперь остались только мы. Так что же случилось?

Все молчат.

– Что-то точно случилось, – говорит Каллестад.

По-прежнему все тихо.

– Иселин? – окликает Каллестад и смотрит на Иселин.

Тогда Иселин громко всхлипывает, прячет лицо в ладонях, опускает голову на парту и плачет. И ТУТ в классе поднимается шум. Все девочки говорят, почти кричат, хором, перебивая друг друга, о том, что «бедная Иселин», и «она влюбилась», и «это любовная тоска, правда же?», и что-то там об Альфи, и что «Ода сказала…», и все в этом роде. Вообще невозможно понять, что они там говорят.

– По очереди! – просит Каллестад громко, и все перестают разговаривать, только смотрят друг на друга.

Анника откашливается. И говорит. (Конечно.)

– Ну, в общем, все дело в Иселин. У нее любовная тоска, потому что она так ужасно влюблена в одного мальчика в классе…

И, как только Анника произносит это, все девочки смотрят на меня, точнее, на парту Альфи, которая стоит пустая рядом с моей. Или они смотрят и туда, и туда. (В любом случае это не очень-то приятно…)

– Ага, – говорит Каллестад.

– Да, – продолжает Анника, – а еще в классе есть другой человек, девочка, которая, как нам кажется, пытается все испортить и сделать плохо Иселин! Потому что этот человек, эта девочка, хочет его себе! Просто из вредности.

Я в шоке. Смотрю на Аннику. (Все остальные девчонки смотрят по-прежнему на меня.) Я поверить не могу, что она несет! Что это они себе придумали!!!

Каллестад отвечает не сразу. Кажется, он думает. Он смотрит на Аннику, которая смотрит на меня. Учитель тоже смотрит на меня, на Иселин, на всех остальных. Он старается не вздыхать, но, клянусь, я слышала легкий вздох.

– Девочки, – говорит Каллестад, – я понимаю, для всех вас сейчас может быть непростое время. Вы становитесь подростками, вы влюбляетесь, гормоны бушуют, так бывает. Но я не думаю, что какая-нибудь девочка в вашем классе пытается «украсть» мальчика просто из вредности. Не верю.

– Но… – начинает Анника, но учитель перебивает ее.

– Мне кажется, вам надо просто поговорить, – продолжает он. – Думаю, вы сами найдете выход. На перемене или после уроков. Не забывайте, что бывает, несколько человек влюбляются в одного и того же, а тот, в кого влюбились, должен выбрать кого-то одного. Или никого. И так бывает. Или кого-то совсем-совсем другого. А еще влюбленность может пройти так же быстро, как наступила. А бывает, чувства длятся долго. По-разному бывает. Но сейчас вы такие юные, девочки, и наверняка будете влюбляться еще много-много раз в течение жизни. Вот увидите.

Все смотрят на Каллестада. Иселин подняла голову с парты. Она тихонько всхлипывает. Вытирает слезы рукавом свитера. Мне кажется, Каллестад не просто учитель: он очень умный учитель и умный взрослый мужчина. Я не знала, что он так много знает о любви. И кажется, на самом деле он знает гораздо больше, чем нам рассказывает.

Он ведь сказал, что мы не можем сами решать, кого нам любить, и что это может пройти, и что мы можем влюбиться в кого-то совсем-совсем другого. Это просто удивительно. И очень умно. Например, я была влюблена в Стиана, но это длилось совсем недолго. Теперь я влюблена в Альфи. (Это, мне кажется, не пройдет…)

Каллестад встает и тихонько прогоняет нас из класса со словами:

– С этим вы прекрасно разберетесь сами. Просто поговорите друг с другом, и все выяснится. Потому что, если у кого-то несчастная любовь, это совершенно нормально. И это не в последний раз. Ну, давайте выходите, вам надо прогуляться, пока не прозвенел звонок.

И только мы успеваем выйти на школьный двор, как действительно звенит звонок. Мне повезло, не пришлось ни с кем разговаривать, по крайней мере сейчас…

«Да»

Однако я сильно ошибалась, думая, что смогу избегать девчонок весь день. Нам нужно репетировать спектакль. Репетициями руководит Ларсен, а не Каллестад. А Ларсен не говорила, что мы можем обсуждать наши дела на переменах или после уроков. Она вообще не знает, что происходит. И она не такая строгая: мы делаем почти все, что захотим.

А Анника и остальные девчонки больше всего хотят поговорить со мной.

– Ода, надо с тобой поговорить, – говорит Анника, когда в очередной раз оказывается передо мной. (Я зажата в углу спортзала, а Анника и ее «телохранители» окружают меня полукругом.)

– Ну, – говорю я.

– Мы не верим, что Альфи сказал «нет», – говорит Анника.

– Не верите? – повторяю я.

– Ты его ВООБЩЕ спросила? – настаивает Анника.

– Да-а-а-а-а… – говорю я, но слышу сама, что мое «да» звучит не очень убедительно…

И я ВИЖУ, что Анника тоже услышала. Она слышала, какое было необычное «да».

– Ты его спрашивала, будет ли он вместе с Иселин? – уточняет она напрямик. – Ты спросила, есть ли у нее шанс?

Я не отвечаю. Я ЗНАЮ: они увидят, что я вру, если я буду врать.

– Ты спросила его, Ода? – повторяет Анника.

Она смотрит на меня внимательно. И чем менее уверенно себя чувствую я, тем более уверенной становится она, так мне кажется. Сейчас она ужасно неприятная.

– Отвечай же! – говорит она строго и очень громко.

И тут я ломаюсь. Я не могу сопротивляться всем девчонкам. Я просто не могу!

– Нет… – говорю я тихо.

– Ты его не спрашивала? – опять уточняет Анника.

– Спросила… но не об этом… – отвечаю я.

– То есть? О чем же ты спросила? – напирает Анника в ужасе. А девчонки вокруг открыли рты. Кажется, они в шоке.

– Я не помню, – говорю я.

– Не помнишь? – чуть не кричит Анника, хотя она стоит ПРЯМО передо мной, и я ее прекрасно слышу. – Ты должна помнить!

– Ну да… Я спросила, нравится ли ему ОБЖ, и он сказал «нет», – говорю я.

Кто-то из девчонок фыркает. Анника смотрит на них убийственно, и они смолкают. Потом она смотрит прямо на меня.

– Чего? ОБЖ? – говорит она и, кажется, мало что понимает. – Почему ты его об этом спросила?

Я молчу. Потому что не знаю, что сказать, у меня просто нет объяснений. Точнее, у меня есть прекрасное объяснение. Но я ни за что на свете не произнесу этого (объяснения то есть) вслух.

– Отвечай! – командует Анника, как будто бы она – моя начальница.

– Отвечай, Ода, – говорит Нора осторожно.

– Цыц, Нора! – отрезает Анника, будто бы и Норе она тоже начальница, как будто бы она начальница над всеми.

Настроение противное. Я все думаю и ничего не могу придумать.

– Не знаю, – говорю я.

– Как это так, не знаешь? – говорит Анника. – Ты зна-а-а-а-а-аешь, просто не хочешь этого сказа-а-а-а-а-ать… Вы что, с Альфи гуляете? Правда?

– Да, – говорю я.

Что сейчас СЛУЧИЛОСЬ?!!

Почему вообще я это СКАЗАЛА???

Я сама в шоке. И ВСЕ девчонки стоят, ОТКРЫВ РОТ. Как будто никто никогда не слышал такого «да» в жизни.

Но я тут же жалею.

Зачем я это СКАЗАЛА?!! Зачем я сказала, что мы с Альфи ВМЕСТЕ?!!

– А! Правда?!! – говорит Анника, немного удивившись. – С каких это пор? То есть… как… – продолжает она, но кажется, будто она ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕТ, что ей сказать.

– Вы что, со вчерашнего дня? – спрашивает Ингри.

– Цыц, Ингри, – говорит Анника, снова разворачивается и продолжает: – Так значит, вы со вчерашнего дня вместе?

– Нет.

«Это правда, – думаю я. – Потому что мы не вместе!»

– И давно? – спрашивает Ингри.

– ЦЫЦ, ИНГРИ! – повторяет Анника очень строго, и видно, что Ингри обижена.

Все девочки молчат. Анника разворачивается и опять смотрит на меня.

– Так вы уже давно вместе? – спрашивает она.

– Да, – говорю я.

«Ну вот, опять это „да“! Просто вываливается из меня. Ничего не понимаю…»

Но не успеваю я сказать еще что-нибудь, как Анника бежит к Иселин, которая стоит на сцене и репетирует сценку из «Титаника» вместе с Сондре. (Сондре на небесах, кажется. У него улыбка от уха до уха, и он все время таращится на Иселин. Бедный, бедный Сондре. Вот у кого будет настоящая любовная тоска, будет очень скоро…)

Вдруг я замечаю, что Нора, Анита и Ингри все еще стоят. Никуда они не ушли. Они смотрят на меня. Эмма тоже подошла. Эмма с Анитой улыбаются мне. Нора и Ингри тоже улыбаются, незаметно. (Не хотят, чтобы кто-то видел, как они улыбаются.) Я замечаю, что улыбки у них не злые, такие, немножко хитрые. Или добрые даже. Но не успеваю я улыбнуться в ответ, как Анника их зовет. Они разворачиваются, идут через спортзал, от меня; и они тоже…

У сцены Анника разговаривает с Иселин, и несколько раз они смотрят на меня; я стою одна, как дура, в углу зала. Я смотрю на другую сторону зала. Я вижу, куда они смотрят. Они смотрят на Альфи. Альфи смотрит… на меня! И Анника с Иселин это замечают…

Черт.

Ну вот, теперь я все испортила.

ВСЕ!!!

«Нет»

– Тебе что, нечем заняться? – раздается голос.

Я поднимаю взгляд. Это Ларсен.

– Есть, – отвечаю я ей.

Мы стоим и смотрим друг на друга. Руки у учительницы опущены. Она не строгая, совсем. На ней спортивный костюм, хотя у нас не физкультура сейчас.

– И чем же? – спрашивает Ларсен.

– То есть? – переспрашиваю я.

– Чем ты должна быть занята? Почему ты здесь стоишь? – опять спрашивает она. (То есть все-таки мы не можем делать абсолютно все, что захотим…)

– Свет, – отвечаю я. – Я регулирую свет.

– Да, мне кажется, с регулировкой света стоит помочь, – говорит Ларсен, подмигивая, а потом разворачивается и идет к кучке учеников, болтающихся без дела.

Я смотрю на Себа и Аниту. Они ужасно мучаются с прожекторами. Свет моргает совершенно неправильно. (Точнее, я не могу понять, должен ли он в принципе моргать.) Один прожектор все время наклоняется то вперед, то назад, прямо раскачивается. (Наверное, какой-то винтик открутился.)

У нас есть оборудование, которое управляет всем светом: какой именно прожектор должен светить, когда и как. Себ садится за пульт. Он вертит ручки, давит на все кнопки, но не так много в этом понимает, как мне кажется. Я сажусь на табуретку рядом, чтобы помочь. Точнее, мы с Себом пытаемся во всем разобраться вместе. Не может же быть ТАК сложно?

Тут входит Роберт, завхоз, со стремянкой. За ним идет Тоффа, он привел Роберта, чтобы тот помог.

– Немного разболтался, – говорит Роберт.

Он ставит стремянку, забирается по ней и подкручивает разболтавшийся прожектор. (Кажется, так Роберт и сказал? Разболтался?.. Никогда раньше этого слова не слышала.) Тоффа стоит под лестницей и с интересом смотрит вверх. Роберт подкручивает прожектор за ноль секунд, он настоящий профи. А потом забирает стремянку, отвертку и уходит.

Анита бежит и выключает свет в зале. Немного света попадает из окон, поэтому полной темноты нет, и все равно выходит НУЖНЫЙ эффект, когда у нас получается направить ярко-розовые лучи (такие цветовые пятна) по обе стороны зала, прямо на Сондре и Исе… нет. Только на Сондре.

Он стоит на одном краю сцены и смотрит на другой. У его рта крошечный микрофон. Микрофон прижат к щеке и крепится дугой вокруг головы. А потом провод идет к маленькой коробочке в кармане. У нас вообще будет очень профессиональное представление с настоящим светом, и звуком, и микрофоном. (Если бы только это все работало!)

Вдруг колонки начинают свистеть, хрипеть и трещать. Я смотрю на ребят за звукорежиссерским пультом. Они очень собранно крутят ручки и жмут кнопки.

И вдруг один микрофон начинает работать. Голос Анники доносится очень громко изо всех колонок.

– …Так нам надо задать тебе оди-и-и-и-ин-единственный вопрос, – говорит Анника откуда-то из зала. С ее голосом что-то не то. Все это слышат. Он чуть тише, чем должен быть, такой, чтобы другие не услышали, когда рассказываешь какой-нибудь секрет. Или что-то очень важное. Что-то немного секретное или незаконное.

Все оставляют дела и оглядываются, чтобы понять, откуда идет звук. Чтобы найти Аннику. Тоффа и Анита поворачивают прожекторы, и розовый свет медленно перемещается от Сондре в глубину сцены. Тоффа и Анита крутят прожекторами, как огромными фонариками, освещая помещение. Но Анники на сцене нет. Ее вообще нет в спортзале. Хотя все слышали ее голос.

– Чей это микрофон? – спрашивает кто-то.

– Иселин, – отвечает Констанца за звукорежиссерским пультом.

«Иселин? – думаю я. – Почему же мы слышим Аннику?..»

Я оглядываюсь. Иселин тоже нигде нет. Я снова смотрю на Сондре. Он все еще там, один на краю сцены, куда-то смотрит. Точнее, смотрит на дверь в кладовку со всем реквизитом и матами на другом краю сцены!

Тут мы снова слышим голос Анники.

– Так нам надо тебя спросить: это правда? – говорит она.

– Что правда? – переспрашивает другой голос.

И я сразу узнаю его. Это Альфи. «Господи!» Я оглядываюсь, но его тоже нигде не видно. И вдруг меня чуть не тошнит.

Вот, оно раздается…

– Вы с Одой гуля-а-а-аете? – спрашивает голос Анники прямо через колонки.

Я не могу дышать.

Сердце бьется так, что отдает в уши, будто оно прыгнуло мне прямо в голову.

– Нет, – говорит Альфи. – Почему ты спрашиваешь? (Голос удивлен или испуган.)

– Потому что Ода сказала, – говорит Анника.

Все головы в зале поворачиваются одновременно ко мне.

Кто-то смеется.

Кто-то шепчется.

Я не двигаюсь.

– Но это не так, – раздается голос Альфи в колонках, громко и внятно.

«НО ЭТО НЕ ТАК», – сказал он. И ВСЕ это слышали.

Теперь все стихло.

…….

Колонки опять пищат, и дверь за сценой открывается.

Альфи выходит.

Все смотрят на него, но он, кажется, ничего не замечает. Он же не знает, что все слышали разговор. Что вся параллель ВСЕ слышала.

Альфи подходит к краю сцены, спрыгивает и идет к ребятам, возящимся с кулисами. И пока он идет по залу, он все время смотрит в мою сторону, туда, где я сижу за пультом.

Я сглатываю.

Чувствую, как тысяча глаз направлена на меня.

В зале мертвая тишина.

Тут опять начинает трещать микрофон Иселин, и все снова слышат голос Анники:

– Ты это слы-ы-ы-ышала, Иселин? Ода НАВРАЛА! Она сказала, что они с Альфи вместе. Она сказа-а-а-ала!

Альфи, удивленный, поворачивается к колонкам. Потом смотрит на кладовку за сценой, из которой он только что вышел, а потом на меня. Понятия не имею, о чем он думает и о чем догадывается. Я встаю резко, так, что стул опрокидывается, и бегу. Через спортзал, через раздевалку для девочек – наружу. Хотя сейчас середина урока. Я бегу через школьный двор, мимо Нижней школы до самой учительской парковки. И там я сажусь у стены за какими-то кустами. Сердце колотится. Я не понимаю. Я просто НЕ ПОНИМАЮ.

Теперь все слышали, что я соврала, будто я гуляю с Альфи…

Что мы парочка.

ВСЯ параллель это слышала.

И Альфи тоже.

Это просто…

Я не знаю.

Мне хочется только плакать.

Куда отправиться, когда жизнь кончилась?

Я сижу в своем укрытии до конца урока. Что мне делать? Я ведь теперь НИКОГДА не смогу показаться перед ними! Никогда!!! Я даже ехать домой не могу, потому что мы с Альфи соседи и… Хуже просто не бывает. Как же мне… Нет, даже не знаю, что подумать.

Потому что жизнь моя…

…кончена…

Конец света

Но мир вокруг меня продолжает вертеться. Я слышу звонок и слышу, как школьный двор наполняется криком и смехом учеников.

Как же они могут смеяться и играть?!!

Вполне себе могут. Надеюсь, они забудут о моем существовании.

Я прислоняюсь к стене, закрываю глаза и чувствую, каково это – не существовать…

Сердце замирает.

Если бы я вдруг стояла на самом краю света, если край света существует, стояла бы и смотрела вниз, в бесконечную глубину, я бы чувствовала себя так же, как сейчас. Не могу описать это по-другому. Вообще-то ужасно паршивое чувство.

Я вздрагиваю от нового звонка. Слышу, как все бегут на уроки. А я сижу. Я все равно не могу пойти обратно к остальным.

И мне не хватает Хелле! Вот бы она была вместе со мной. Лишь бы я не была такой совершенно одинокой… Чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. В школе я вообще-то никогда не плачу, я вовсе не плакса, но тут я просто не могу их остановить. И мне наплевать, как я выгляжу. Я же здесь все равно одна, никто не видит, где я сижу.

А Альфи…

«Нет, это не так!» – сказал он в ужасе. Сказал, будто ничего ужаснее, чем быть со мной, он и представить не мог… Как будто самая худшая мысль – это что я могу быть его девушкой.

– Почему ты спрашиваешь? – Он сказал это таким потрясенным голосом, как будто это была самая безумная и тупая мысль, какую он когда-либо слышал…

А теперь они стоят там, в спортзале, и ржут, все вместе. Валятся друг на друга, катаются по полу и ржут, ржут и ржут. Прямо представляю себе. Мерзавцы.

Побег

Секретарша в учительской морщит лоб и смотрит на меня поверх очков.

– Это правда, – говорю я, – у меня ужасно, ужасно болит живот!

Я не знаю, почему мне кажется, что я вру секретарше, ведь это же правда. У меня действительно ужасно болит живот.

Секретарша пожимает плечами. Потом ищет в компьютере телефон и звонит папе. Рассказывает ему, что я болею, он отвечает что-то, не слышу что, а она говорит «Хорошо» и «До свидания» и кладет трубку. Потом снова смотрит на меня.

– Иди за вещами, твой отец заберет тебя на выезде из школы примерно через пятнадцать минут, – говорит она и продолжает заниматься своими делами, как будто меня больше нет.

Я выхожу. Солнце светит. Вообще, очень смешно. Что солнце светит, я имею в виду, когда все вокруг – какое-то сплошное убожество. Я думаю, пойти ли мне в класс забрать рюкзак. Нет, не буду испытывать судьбу. А вдруг там кто-нибудь есть! Мы должны быть в спортзале до конца дня. Но никогда не знаешь наверняка, все может поменяться когда угодно. Это подтверждается снова и снова.

Я иду к выезду с парковки и сажусь на тротуар.

До появления папы проходит, кажется, сто тысяч минут. Но наконец его машина разворачивается и останавливается прямо передо мной. Я встаю, открываю дверь и сажусь на переднее сиденье.

– Привет, – здоровается папа и гладит меня по лбу.

– Привет, – говорю я.

– Где твой рюкзак? – спрашивает папа.

– В классе, – отвечаю я.

– Ты его не заберешь?

– Но у меня так болит живот… – говорю я и съеживаюсь, прижимаю обе ноги к животу и чувствую себя совершенно без сил. – Может, меня сейчас даже вырвет… – продолжаю я.

– Ой-ой, Щепочка, – говорит папа по-доброму, – я схожу, принесу. Посиди тут!

– Хорошо, – отвечаю я еле слышно.

В голове пусто…

Я сижу в комнате, передо мной дневник. Открываю его, достаю карандаш, смотрю на пустые белые страницы. Сижу так какое-то время. Не двигаюсь. Потом опять закрываю дневник.

Страница все еще пустая.

Разговор подружек

Хелле заходит после обеда. Она, конечно, слышала, что случилось. ВСЕ слышали.

– Ну послушай, – говорит Хелле и смотрит на меня, – зачем ты вообще?

– Что? – спрашиваю.

– Сказала, что вы вместе? – поясняет Хелле.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Так это правда? – уточняет Хелле.

– Нет, – говорю я. – Правда в том, что я не знаю. Да… зачем я сказала, в общем…

– А-а, – замечает Хелле.

Мы сидим на кровати рядом друг с другом и молчим. Странно это.

– Ты влюбилась, что ли? – вдруг спрашивает Хелле.

Она спрашивает напрямик, совсем неожиданно. Я удивляюсь и краснею. Надеюсь, она этого не заметила. Я сижу, уставившись глазами в колени.

– Не знаю… – отвечаю я через некоторое время.

Понимаю, что Хелле смотрит на меня, но понятия не имею, что она думает. Хотя мы – лучшие подруги.

– А-а, – говорит она.

– Может, нет, – быстро проговариваю я и смотрю на нее.

Тут я замечаю, что Хелле обрадовалась как-то. А мне становится немного обидно. В глубине души.

– Хорошо, потому что мы все втроем друзья, правда? – говорит она.

– Правда, – соглашаюсь я. – Ты с ним говорила?

– С Альфи? – уточняет Хелле, и я вздрагиваю от звука его имени.

Я киваю.

– Нет, – говорит она.

Мы сидим на моей кровати и молчим. Пока Хелле опять не начинает говорить.

– Это было бы глупо, – замечает она.

– Да, – соглашаюсь я, хотя не совсем понимаю, что она имеет в виду, что было бы глупо.

– Ну, для меня… или для нас как бы, – говорит она.

– Да, – соглашаюсь я, хотя все еще не понимаю, о чем она.

Хелле встает.

– Увидимся завтра утром? – задает она бессмысленный вопрос: мы же встречаемся каждое-каждое утро.

– Конечно, – отвечаю я с улыбкой, понимая, что больше никогда не пойду в школу, никогда…

Дорогой дневник,

хорошо бы школа уже закончилась! Хорошо бы я уже была в летнем лагере! Я хочу в летний лагерь прямо СЕЙЧАС!!!!