Текст книги "Эликсир бессмертия"

Глава 11. Смерть в лондонском пабе

Бобби МакГи только что уселся с пинтой любимого «Килкенни» за угловой столик в своём излюбленном баре. Обычно, находясь здесь, он испытывал тихое удовольствие от того, что жизнь его сложилась не так плохо, как могла. Для ирландского боевика, несколько раз арестованного британской полицией, он отделался, в общем-то, лёгким испугом. Да, он провёл несколько лет в тюрьме. Но, поскольку его прямое участие в убийствах так и не было доказано, срок ему дали небольшой. С другой стороны, на него ни разу не пало подозрение в предательстве, что было нередко среди ирландских террористов, и с ним не расправились свои же. Напротив, отсидев своё и никого не сдав, он заслужил уважение в организации, но было ясно, что за ним присматривают. Но сам Бобби без заработка сидеть не хотел и нашёл себе другое занятие: он получал и распределял среди недавних боевиков заказы из криминального мира. У него была репутация надёжного человека, и это, а также обширные связи приносили доход.

Но в этот день Бобби не ощущал привычного умиротворения. С утра между ангаров в портовой части города у него состоялась встреча с лондонской русской мафией. Именно эти люди три недели назад «заказали» ему молодую москвичку, которая каким-то невероятным образом похитила алмазы на 10 миллионов долларов, принадлежавшие одному криминальному авторитету. Собственно, даже не «заказали», а заплатили за возвращение бриллиантов. Останется ли девица живой или будет убита, их не волновало.

Бобби им объяснил: человек, которому он поручил это дело, бесследно исчез. И вот уже неделю не выходит на связь, а залог он готов вернуть хоть сегодня. Главному из русских это явно не понравилось.

– Залог ты вернуть успеешь, – процедил он. – Ты мне лучше скажи, а твой парень не дал дёру вместе с бриллиантами? И ты с ним, случаем, не в доле?

Лицо старого террориста, обычно спокойное и слегка добродушное, приняло совсем другое выражение, делавшее его похожим на готового вступить в смертельную схватку бульдога. Но свой «Спитфайр» он вынимать не стал. Это привело бы беседу в совсем другое русло.

– Я клиентов не кидаю, – глухо сказал он. – Если не в курсе – наведите справки. Я намерен и дальше жить в Лондоне, а не хорониться, прячась от вас в какой-нибудь дыре, в вонючем азиатском городишке. Мой парень пропал. Пока это всё, что я могу сказать. Узнаю больше – сообщу.

– Узнай побыстрее, – уже более примирительно посоветовал ему русский. – Даём тебе 5 дней, а насчёт дыры в Азии – ты прав. Когда на кону такие деньги, ни одна дыра не спасёт.

Бобби настолько глубоко погрузился в мысли об этом разговоре, что чуть было не поперхнулся пивом, когда перед ним неожиданно возникло лицо, знакомое ему с юности. О'Донован. Хотя он и изменил свою внешность, Бобби его сразу узнал.

– Привет, старина, – как-то очень буднично поприветствовал его старый соратник. – Не ожидал?

– Не ожидал, – признался Бобби. – Мне говорили, что ты убит…

– И ты поверил? – О'Донован жёстко улыбнулся, обнажив крупные желтоватые зубы.

Бобби прекрасно понимал: произошло что-то из ряда вон выходящее. Иначе О'Донован не рискнул бы заявиться сюда собственной персоной. И что-то очень нужное лично ему, Джеймсу. Иначе бы его, скорее всего, задержали и привели на допрос.

– О семье и здоровье не спрашиваю, – сказал О'Донован. – Хотя как там твоя дочь?

– Дочь? – сразу почуял недоброе Бобби. – Она у меня медик. Работает в Глазго. Муж, двое малышей, всё о'кей. А почему ты спрашиваешь?

– Да просто. Рад за неё. Мы её в наши дела вмешивать не будем, не так ли? – и он с прищуром посмотрел в глаза МакГи.

Бобби всё меньше нравилось направление разговора.

– Ладно, говори, зачем пришёл. Не старое же вспоминать?

– Да чего его вспоминать? – вздохнул О'Донован. – Нет, тут дело новое. Хотя замешан в нём один наш старый приятель.

Бобби насторожился.

– Ты с МакМастером давно виделся?

– С МакМастером? Да я его уже лет пять не видел.

– Слушай, не надо! Я знаю, что видел. – И совсем недавно, – сказал О'Донован и выложил на стол фотографию. Она была размытой, видимо, снятой через стекло. Скорее всего, через широкое окно бара, смотревшее на улицу. Но в его глубине достаточно отчётливо просматривались две фигуры, склонившиеся над столом, – самого МакГи и широкоплечего мужчины с узким, удлинённым черепом. – Рядовая проверка, – самодовольно улыбнулся О'Донован. – Просто решили посмотреть, как поживает старина Бобби. И надо же, такая удача. Взялись за старое? Выкладывай!

МакГи понял, что путей к отступлению у него нет.

– Да нет! – мрачно сказал он. – Тут совсем другое. Русские, лондонские русские попросили помочь разыскать молодую девчонку из России. Как-то ей удалось улизнуть оттуда с алмазами на несколько миллионов баксов. Их владелец – большая криминальная шишка в России – захотел вернуть своё. Его понять можно, не так ли? Девчонка попыталась скрыться в Лондоне. Вот я и вызвал Шона, чтобы он занялся этим делом. Так что это не по твоей части.

– Заблуждаешься. Всё, что связано с вами, ребята, – всё это по моей части. Ладно! Информация в обмен на информацию. Вчера в водоёме на Кеннари-Уорф нашли затопленный автомобиль с телом МакМастера. Убит профессионально. Броском ножа. Перебил ему аорту. Завтра сам факт будет в газетах, конечно, без этих деталей. Но ты узнал об этом первый. Видишь, как полезно со мной встречаться, – добавил он, глядя на изумлённое лицо Бобби МакГи.

– Профессионалы?! Откуда? Там же речь шла только о девчонке, – недоумённо пробормотал он.

– Сколько там, ты говоришь, алмазов? На несколько миллионов? Вот откуда профессионалы. Такие суммы без присмотра не оставляют.

Бобби тяжело молчал. Единственное, что было хорошо в этой истории, так это то, что завтра русские узнают из газет о найденном трупе. А он им объяснит, что это и был исполнитель. По крайней мере это подозрение будет с него снято.

– Так, – продолжил О'Донован. – Скажи-ка мне ещё одно: как звали эту русскую? А ещё лучше – дай мне её фото. Есть у тебя?

МакГи уже не видел смысла что-либо скрывать.

– Да, есть. – Он потянулся к внутреннему карману куртки, висевшей на спинке стула. Достал оттуда плотный потёртый бумажник. Порывшись в нём, извлёк вдвое сложенный листок бумаги.

Развернув его, О'Донован понял: это то, что ему нужно. С несколько размытой факсовой копии паспорта на него смотрели широко распахнутые, наивные, почти детские глаза.

«Красивая, – подумал он, – но не только. Рисковая, по наклону головы, по подбородку видно».

Тем временем Бобби МакГи размышлял о своём будущем. Он осмотрел любимый бар, который очень долго был его надёжным пристанищем. В это время дня в нём было тихо и безлюдно. Бармен, повернувшись спиной, не торопясь протирал бокалы. Чем бы ни завершилась эта история, почувствовал МакГи, она как минимум нарушит устоявшийся порядок вещей, который он научился ценить, а может быть, закончится ещё хуже. Чёрт его дёрнул связаться с русскими! Интуиция, как правило, его не подводила. Но он ещё не знал, насколько она была верна.

Бобби увидел, как О'Донован положил вдвое сложенный листок во внутренний карман пиджака. Но оттуда его рука вынырнула не пустая: в ней был зажат маленький чёрный баллончик, напоминавший пробник для духов. Другой рукой О'Донован уже прижимал к своему лицу белоснежный носовой платок. Быстро приблизив руку с баллончиком к лицу МакГи, он дважды нажал на пульверизатор. И небольшое облачко взвеси с лёгким цветочным запахом окутало лицо Бобби.

– What the fuck?! – вырвалось у него. МакГи не успел ничего толком понять, а О'Донован уже отодвинул стул и быстро двинулся к выходу из бара. Бобби попытался встать, чтобы схватить его, остановить, выяснить, что он с ним сделал. Но О'Донован уже был у дверей. Отбросив стул, Бобби рванулся за ним, но, сделав три шага, ощутил странное удушье. Интерьер бара расплылся перед его глазами, ноги подкосились, и он тяжело рухнул на пол. Последнее, что он увидел, были полого спускающиеся к океану холмы Западной Ирландии, по которым он так любил бегать мальчишкой. А потом его поглотила мгла – тёмно-серая, как разбушевавшаяся Атлантика в ненастную погоду. Врачи «Скорой помощи», прибывшие через семь минут, констатировали инфаркт. Сомнений быть не могло.

Глава 12. Давосская элита

В горном Давосе, протянувшемся узкой полоской в живописной долине Швейцарских Альп, Францев и Ника оказались внезапно. Вересовский все свои решения принимал внезапно. Францеву он дал три часа на сборы. Позвонил сам и своей обычной скороговоркой выдал:

– Значит, так, Сергей Николаевич! Я сегодня лечу в Давос – ну сами знаете, там сейчас все собираются… Ну не все, но все, чего-то стоящие в этой жизни. У меня там ряд встреч намечены. И вы мне будете нужны. Что? Вы не специалист по экономике и финансам? – Вересовский издал краткий смешок. – Знаете, по экономике и финансам я сам специалист, а вы мне нужны, чтобы составлять, так сказать, профиль моих будущих партнёров. Вы же языки знаете и в людях разбираетесь, ну, в общем, вас учили. А у меня, как вы уже поняли, планов громадьё! Нам предстоит очень интересная жизнь, Сергей Николаевич. Не понял? Не хотите оставлять дочь? Так берите её с собой. Покажем им всем, что наши девушки самые лучшие. Она ведь английский хорошо знает? Ну вот! И с переводом поможет, если что. Летим частным самолётом. Из «Внуково-2». Через три часа там. Всё, всё, всё!

Вересовский быстро увлекался людьми. Он их вбирал в свою лихорадочную деятельность, как водяной насос. Особенно когда видел в них нужные ему качества и достоинства. Именно это произошло у него с Францевым.

И вот теперь Ника не без любопытства осматривала огромный зал с водной гладью бассейна посередине, набитый до отказа представителями мировой элиты – элегантными мужчинами во фраках и изящными женщинами в искрящихся длинных платьях. В этот вечер в Давосе приём давал один из самых крупных российских банков.

Вокруг бассейна на длинных столах стояли серебристые чаны с чёрной икрой, из мельхиоровых вёдер со льдом выглядывали бесчисленные бутылки шампанского. Подносы ломились от устриц, лангустинов, тонко нарезанных ломтиков авокадо и прочей изысканной снеди.

Но в тот вечер пальму первенства держали не привычные для мультимиллионеров яства, а обильно сдобренные красной и чёрной икрой русские блины, за которыми выстроилась длинная очередь. Нарасхват были и пузатые рюмки с ледяной русской водкой.

– Понимают, когда вкусно и на халяву. И в очереди готовы постоять, миллионеры-то! – иронично заметил Нике молодой бизнесмен из числа русских, приехавших в тот год «на Давос». От бокала красного он отказался – предпочитал шампанское, которое галантно предложил и Нике.

– А с шампанским всё же промашечка вышла, – язвительно отметил он. – «Татингер», конечно, хорош, но шампанское этого года – «Родерер». Да откуда им знать – в нашем банке-то! Меня, кстати, Андреем зовут.

Глубокие рассуждения собеседника о шампанском, впрочем, не произвели на Нику никакого впечатления. У неё рябило в глазах от сверкающих украшений собравшихся здесь избранниц фортуны, от блеска столового серебра, от бликов света на заполненных игристым напитком бокалах. В этой цитадели демонстративного благополучия и нескрываемого богатства, ежегодно привлекавшей президентов, премьер-министров, ведущих политиков, учёных и хозяев крупнейших корпораций со всего мира, Ника чувствовала себя случайной гостьей. Ни она, ни её отец не принадлежали и не могли принадлежать к этому миру богатых и знаменитых.

– Вон, посмотри, – вновь обратился к ней её новый знакомый. – Видишь великолепную чёрную спину? Не узнаёшь? Это Наоми Кэмпбелл по кличке Чёрная Пантера. Она тоже здесь.

Знаменитая топ-модель в облегающем серебристом платье с длинным, почти до ягодиц вырезом на спине жеманно красовалась в этот момент перед несколькими важного вида мужчинами и действительно напоминала изогнувшуюся чёрную пантеру.

– А это кто с ней рядом? – поинтересовалась Ника.

– Прямо перед ней генсек ООН, справа Джордж Сорос, миллиардер и, так сказать, филантроп, жулик, другими словами, но очень крупный, а слева хозяин CNN Тед Тёрнер. Так что публика здесь нехилая, – заключил он.

В этом Ника убедилась ещё раз, когда пришла на ключевое событие форума – выступление президента США. По совету бывалых членов российской делегации, она пришла заранее, чтобы занять удобное место в зале пленарных заседаний. Однако он был ещё закрыт, и ей пришлось подняться на пол-этажа выше в кафе, где обычно собирались участники форума и журналисты, чтобы обсудить все новости и выпить кофе в перерывах между сессиями.

Ника взяла свой кофе и осмотрела кафетерий. Свободных мест не было. Она уже направилась было к стойке, как вдруг увидела высокого молодого человека с густой светлой шевелюрой, который энергично приглашал её пройти к своему столу. Подходя к низким диванам, Ника отчётливо слышала, как пригласивший её симпатичный блондин торопил на французском языке сидевших за столиком мужчин:

– Подвиньтесь поскорей, иначе красивая девушка уйдёт!

К ней же он обратился на английском, пытаясь рассмотреть бейдж с фамилией и именем, висевший у неё на шее. «Женщины всё делают быстрее», – неожиданно для себя констатировала Ника, уже успев прочитать его имя на бейдже: Tristan d’Artigni.

– Vous pouvez continuer en francais. Pour moi ce sera une bonne pratique[3]3
  Вы можете говорить по-французски. Для меня это будет хорошая практика (франц.).


[Закрыть], – продолжила Ника.

Тут все сидевшие за столом французы чрезвычайно оживились и стали наперебой представляться, доставая визитки и протягивая их девушке.

– Так вы медиалидеры, – догадалась Ника.

Организатор Форума швейцарский адвокат Клаус Шваб обожал дефиниции и номинации. По его замыслу, на его мероприятиях должны были присутствовать лучшие из лучших – crème de la crème. Поэтому – помимо президентов, премьеров, министров – в Давос приглашали ведущих журналистов и обозревателей, известных экспертов и знаменитых учёных. Новые знакомые Ники обсуждали Клинтона и его президентство. Присутствие красивой русской их взбудоражило. И они, перекрикивая и перебивая друг друга, пытались её впечатлить.

– Как петухи, – с улыбкой, слегка наклонившись к девушке, произнёс Тристан.

– Точно, – отозвалась Ника по-французски. – А я слышала, что частица «де» перед фамилией означает принадлежность к аристократическому роду. Это так до сих пор?

– Мой отец чувствителен к этому. Раньше это означало принадлежность угодий, замков, земель какому-нибудь графу или маркизу.

– То есть вашей семье принадлежат замки и земли?

Тристан смутился от такого прямого вопроса.

– Моему отцу, – кратко ответил он. И добавил: – Это хлопотное дело – содержать такие владения. Давайте пойдём в зал и займём места получше.

– Я за этим и пришла пораньше, – поддержала его Ника.

Тристан что-то коротко шепнул своему соседу, он согласно кивнул, и они все вместе устремились в раскрывшиеся двери главного зала. Тристан, уверенно придерживая Нику под руку, направлялся в первые ряды.

– Там зарезервировано, месье.

– Да, да… для нас, – он обворожительно улыбнулся сотруднице Форума, указывая на свой белый бейдж с синей полосой. Он давал право прохода повсюду.

Пленарный зал заполнился быстро. Мест не было, люди толпились в проходах. Президента США встречали как мегазвезду. Нечаянно для себя Ника испытала несвойственный ей приступ тщеславия. Вдоль стен стояли десятки и десятки людей, а она с этим симпатичным французом сидела совсем недалеко от сцены. Похоже, кто-то из спутников Тристана уступил ей своё место. Оживлённо переговариваясь с соседом, Ника успела отметить сидящих в соседнем ряду Шарон Стоун и Ростроповича, Паоло Коэльо и Билла Гейтса. Они все были рядом, более того, тепло улыбались и кивали ей в ответ на её взгляд, будто были знакомы с нею.

Поскольку она сидела близко к сцене, Клинтон был как на ладони. Высокий, с копной только начинающих седеть волос, он устроился на стуле, который казался для него низковатым. Ноги он не вытянул, а, напротив, засунул под стул и слегка косолапо подставил одну к другой.

Речь свою он начал так:

– На одной встрече с избирателями ко мне подошла малышка, девочка лет пяти. И, серьёзно глядя на меня, спросила: «Тебе сколько лет?» – «Сорок семь, – ответил я. «Это очень, очень много».

И действительно, много. Это впервые пришло мне в голову, – признался Клинтон. – И я подумал: а что я успел сделать за эти годы?

Ника была поражена такому началу. Она впервые присутствовала на президентском выступлении, ожидала, что ей будет трудно воспринимать политическую речь такого высокого уровня. И вдруг такая простая человеческая история. Она взглянула на своего соседа, чтобы проверить его реакцию на столь неожиданное начало. Но француз смотрел вовсе не на сцену. Он заворожённо смотрел на неё и, застигнутый врасплох её быстрым взглядом, вдруг покраснел и что-то стал искать в сумке, лежавшей у него на коленях.

Да, Тристан д’Артини, последний и единственный отпрыск французской фамилии, известной ещё со времён Людовика Святого и Крестовых походов, в отзвуках которой слышались удары мечей и ржание лошадей на поле битвы, неожиданно влюбился. Он был ранен стрелой Амура, как сказала бы его бабушка. С ним – одним из самых желанных женихов Парижа – случилось то, во что он до сих пор не верил и над чем подшучивал. Встреча с этой русской стала настоящим coup de foudre – ударом молнии – для его французского сердца. Месьё д’Артини, владелец крупного издательского дома, наследник фамильного замка в долине Луары, не мог сосредоточиться на речи президента США – главном событии Форума. Молодая стройная красавица с зелёными глазами, сидевшая рядом, завладела всеми его мыслями. Он, как подросток, придумывал, как задержать её, когда закончится пленарное заседание. И больше всего боялся, что она в Давосе не одна. У входа в зал он успел заметить прогремевшего на весь Форум российского олигарха Вересовского, который прошествовал, окружённый свитой, мимо них и внимательно посмотрел на Нику и на него, Тристана.

Когда отзвучали бурные аплодисменты, которыми участники Форума проводили президента США, и все медленно, учтиво пропуская друг друга, потянулись к выходам, Тристан, опасаясь, что незнакомка уйдёт, пригласил её на обед.

– Но ведь сейчас ещё и двенадцати нет, – слабо возразила Ника. – Может быть, попозже – через час-полтора?

– Нет, нет. Тогда-то все и устремятся обедать и мест уже не будет. Я здесь не первый раз, – уверенно объяснил молодой человек, который уже твёрдо решил сделать всё возможное, чтобы подольше пообщаться с очаровательной русской. – Предлагаю пойти в пиццерию. Это прямо напротив Конгресс-холла. Там владелец – итальянец и уж пиццу-то он, в отличие от швейцарцев, готовит отменно.

В этот момент к их паре подошёл подтянутый, спортивного вида брюнет с седыми висками. Он был одет в элегантный костюм цвета индиго. Тристан сам очень любил этот цвет, но на незнакомце он показался ему вызывающим. А всего более вызывающим было то, что мужчина двумя руками привлёк к себе девушку и поцеловал её. Тристан не понял – куда: в губы ли, в шею или щёку – широкая спина незнакомца полностью перекрыла стройную фигурку прелестной блондинки. Они о чём-то заговорили по-русски. У Тристана упало сердце. Но в этот момент Ника слегка развернула брюнета и, чуть смутившись, произнесла на французском:

– Познакомьтесь, пожалуйста, это мой отец – месьё Францев. А это – месьё д’Артини из Франции, – добавила девушка, словно радуясь такому созвучию.

У молодого француза возликовала душа. «Бог есть!» – подумал он. И начал так энергично трясти руку отца девушки, что тому пришлось крепче сжать ладонь, чтобы остановить энтузиазм молодого человека.

– Очень рад знакомству, – любезно сказал он по-английски. – Вы нас извините – сейчас мы с дочерью должны успеть ещё на одно мероприятие.

Ника улыбнулась и, певуче произнеся «Au revoir», удалилась вместе с отцом. А Тристан как вкопанный стоял посреди просторного холла, продолжая смотреть им вслед.

Глава 13. Под альпийскими звёздами

После их первой встречи прошло два дня. Тристан думал о Нике, не переставая. Он искал её на всех площадках Форума. Изучил толстый справочник, в котором были списки участников со всего мира. Среди них он нашёл русских участников, но Ники так и не обнаружил. На сессиях в Конгресс-холле её тоже не было видно. Теперь вся его надежда была на вечерний приём, который в Давосе ежегодно завершал работу Форума. Несколько стран-участниц в специально выделенных залах устраивали затейливые шоу, а одетые в национальные одежды миловидные девушки приглашали гостей отведать экзотические коктейли. У входа в Русский зал стояли четыре девушки в длинных цветастых сарафанах в пол и держали в руках жостовские подносы с рюмками водки. Именно туда и направился Тристан – ускользающая от него и будоражащая воображение Ника должна быть здесь.

Тристан увидел её сразу. Среди всех участниц этого званого вечера для него не было ни одной, кто мог бы сравниться с ней. Одетая в простое облегающее чёрное платье, которое подчёркивало её тонкую фигуру и природную грацию, чем-то неуловимо похожая на Катрин Денёв в молодости – Ника в тот вечер подняла свои светлые волосы, открыв изящную шею, – девушка казалась Тристану бесконечно прекрасной.

Рядом с Никой стоял молодой мужчина во фраке с бокалом шампанского и что-то оживлённо рассказывал. Она рассеянно слушала и смотрела по сторонам. Тристан залюбовался её лицом, изгибом шеи, изящной рукой, держащей бокал… Присутствие другого мужчины рядом с ней не смутило Тристана – он уже был уверен, что эта девушка предназначена только для него.

Он не стал ждать, когда Ника останется одна, подошёл сзади и дотронулся до плеча. Ника обернулась, и они встретились взглядом. И обоим сразу стало ясно, что этот вечер они проведут вместе.

– Куда же вы исчезли? Я вас всюду искал. – В голосе Тристана звучал лёгкий упрёк. Ника ощутила, как у неё замерло сердце. – Я не хочу снова вас потерять. А то исчезнете, как Золушка, не оставив даже туфельку. – Тристан улыбнулся. – Кстати, хотел вас спросить – вы Вероника? Ника – это уменьшительное?

– Нет, меня так и зовут – Ника.

– Но это же имя богини. Я больше вас не потеряю, обещаю… Как можно потерять богиню?

Ника рассмеялась. Ей был удивительно приятен этот, казалось бы, чисто светский разговор. Ещё позавчера, когда она прочитала на бейдже его имя – Тристан, её сердце взволнованно дёрнулось. Это имя она обожала ещё со школьной скамьи. В их классе литературу преподавал молодой выпускник Педагогического института имени Ленина, страстный поклонник поэзии Серебряного века. К тому же он играл в театральной студии МГУ, и было странно, что такой вдохновенный, похожий на молодого Блока парень в джинсах пришёл работать в школу. В то морозное утро, глядя в окно, словно в другой, заколдованный мир, он без всякого пафоса, будто рассказывая притихшему классу, что он там, за окном, видит, произнёс:

– Стояли холода, и шёл «Тристан». В оркестре пело раненое море…

Ника была тогда в восьмом классе. И эта наполненная таинственным смыслом фраза поразила её сознание. Ей виделось, как загадочный Тристан, одетый поверх кольчуги в шкуры для тепла, куда-то шёл вдоль «раненого моря». Позже она узнала, что это было стихотворение Михаила Кузмина, которого в советской школе не преподавали. И речь в нём шла об опере Вагнера «Тристан и Изольда», которые, выпив любовный напиток, любили друг друга не как люди, но как боги.

Основная мысль этого рыцарского романа была проста: любовь сильнее всего – даже смерти. А рыцарское служение Даме означало служение идеалам чести, верности и вечной неземной любви. Тогда имя Тристан стало для юной романтичной девочки символом великой любви. Никогда в жизни она даже представить не могла, что человек с таким именем может появиться в её жизни.

И вдруг – вот он. Этот высокий голубоглазый блондин носит имя, которое для Ники было полузабытым, но очень волнующим символом.

– Это ваше настоящее имя? – спросила она.

– Да уж, родители у меня были люди впечатлительные. Из-за этого имени мне с детских лет приходится выслушивать один и тот же глупый вопрос: «А где же твоя Изольда?»

– И что же вы отвечаете? – не без кокетства спросила Ника.

Он улыбнулся, остановился взглядом на её золотистых волосах и посмотрел ей прямо в глаза.

– Я отвечаю, что свою Изольду я ещё не нашёл.

От этого настойчивого взгляда, от этих волнующих слов Ника, сама того не ожидая, вдруг густо покраснела. И, чтобы скрыть внезапно охватившее её смятение, повернулась к проходившему мимо официанту и взяла с подноса, который он держал в руках, бокал искристого шампанского.

Шутя и смеясь, они прошли по залу, где царила атмосфера радостного возбуждения. Многие фотографировались с фланирующими среди гостей актёрами, одетыми в красочные костюмы. Здесь был и одетый в серебристые одежды инопланетянин, и человек-паук, и даже средневековый рыцарь в боевом облачении.

Ника остановилась у рыцаря с мальтийским крестом на белой тунике и попросила своего спутника сделать фото на память.

– Если бы сейчас продавали такие… пончо, я бы первая купила, – смеясь, сказала она Тристану.

– Сюрко? – уточнил он.

– Не поняла…

– Эта накидка белая с крестами сюрко называется. Её надевали поверх кольчуги. Она защищала в походе от солнца, а в бою – от вражеской крови. Доспехи, если кровь на них попадала, быстрее покрывались ржавчиной.

– Потрясающе, – удивилась девушка. – От крови врага защищала… А от солнца-то как?!

– Ну представьте себе, как прогревалось железо под лучами солнца! Сюрко не давала металлу накаляться. – Тристану было приятно блеснуть эрудицией. – А в ненастную погоду, – продолжал он, – когда стальная кольчуга тянула тепло из тела, плотная шерсть согревала.

– Но в бою, наверное, так страшно, что не мёрзнешь вовсе…

– Так и есть: там адреналин зашкаливает. Воины бились кто мечами, кто булавой… Ярость схватки делала 30-килограммовые стальные доспехи почти невесомыми. – Молодой человек получал удовольствие от того, что девушка оказалась столь любознательна.

– Ужас какой! Я сама вешу пятьдесят! Тридцать килограммов доспехов плюс вес рыцаря – и всё это на бедную лошадь! Да разве может человек долго вынести на себе такой вес?

– Конечно, может, – улыбнулся Тристан. – В любой армии солдаты таскают на себе килограммов по двадцать пять – тридцать. Это то же самое, что рыцарские доспехи, только без лошадей. Я с удовольствием устрою вам экскурсию – и могу лично для вас надеть настоящие доспехи средневекового рыцаря, которые стоят у нас в замке в каминном зале.

И он изобразил человека, тяжело шагающего в неудобных стальных одеждах.

Ника засмеялась.

– Пойдемте в соседний зал – там поют и играет музыка, – предложил Тристан.

Ему захотелось её куда-нибудь увести. Через надутый брезентовый коридор, спасающий от ветра и снегопада, они, ёжась от холода, перебежали в соседнее помещение – просторный бар, где было так же шумно, но играла живая музыка. Многие танцевали. Тристан спросил:

– Вам нравится музыка, которая сейчас играет?

– Это же «My Way» Фрэнка Синатры. Очень нравится. И я хочу танцевать.

– Даже если окажется, что я ужасный танцор?

– Даже если так, – сказала Ника, одновременно игриво и решительно положив руку на плечо Тристану.

Оркестр заиграл «Индейское лето» Джо Дассена. Ника перенесла руку с плеча на шею юноши, а он крепче прижал её к себе.

 
On ira où tu voudras,
Quand tu voudras…[4]4
  Мы пойдём, куда ты хочешь и когда захочешь (франц.).


[Закрыть]
 

Чувственная мелодия и слова о вечной любви звучали словно для них. Тристан оказался отнюдь не плохим танцором. С каждым тактом они всё лучше чувствовали друг друга, и многие следили за этой красивой парой, любуясь слаженностью их движений.

Они танцевали ещё долго, упиваясь музыкой, друг другом, аплодировали оркестру, грузной, но обаятельной певице с низким, хрипловатым голосом – и снова сливались в танце.

Когда музыка закончилась, они, разгорячённые возникшей близостью, решили выйти наружу – им не терпелось вдохнуть свежего горного воздуха.

Помогая Нике надеть тёплую обувь, Тристан засмотрелся на её изящную ступню. Девушка заметила этот взгляд, но не смутилась, ей нравилось его внимание.

Пара вышла на заваленную снегом ночную улицу. Недалеко от Конгресс-холла находилась панорамная площадка, откуда можно было видеть тёмные контуры заснеженных гор, покрытых чёрными соснами.

– А у меня была детская мечта – пожить в замке с рыцарями. – Ника вернулась к их прежнему разговору.

Тристан улыбнулся.

– Знаете, в настоящем замке, да ещё в рыцарскую эпоху, жизнь была не очень романтичной. Особенно зимой. Там ведь – в холодных, продуваемых сквозняками каменных залах – было мало уюта. Не было ни отопления, ни электричества, ни канализации. Топили дровами только в комнатах господ и их ближайших приближённых…

Он рассказывал, а сам чувствовал одно – как невыносимо хочется потрогать её волосы, провести пальцем по щеке, дотронуться до губ, поцеловать глаза…

Обнять её прямо сейчас, поцеловать! Но Тристан не решался. «Что же это со мной? Словно мир превратился в декорацию, в фон, вращающийся вокруг одного человека… Целуй же её! Сейчас же!» – говорил он себе. Тристан не узнавал себя, обычно столь уверенного с женщинами. Но было что-то в этой девушке, вызывающее смутные образы из рыцарских сказок, в которых прекрасная дама сама должна была разрешить прикоснуться к себе. И он не хотел слишком решительным жестом разрушить магию этого вечера.

Наступила ночь. Улицы маленького швейцарского городка были почти безлюдны. Пушистый снег искрился под жёлтым светом фонарей.

– А пойдём туда, где темно! Туда, где нет фонарей, – неожиданно предложила Ника и взяла его за руку. Она и не заметила, как перешла на «ты». – Я хочу увидеть звёзды.

Счастливый, что она сама сделала первый шаг, Тристан, смеясь, последовал за ней.

Там, за пределами света, на небе раскрылся купол антрацитовой бесконечности, пронизанный миллиардами крошечных бриллиантов.

Ника запрокинула голову.

– Какие они здесь яркие…

– В горах мы ближе к Богу, – отозвался тихим эхом её спутник.

Они стояли и смотрели на небо. Их глаза уже привыкли к темноте. Тристан первым отвёл взгляд от завораживающих небес и посмотрел на её лицо, на сверкающие глаза, в которых словно отражались крупные звёзды. Они остались наедине друг с другом и с вечностью. Он придвинулся ближе и стал гладить её волосы. Ника почувствовала, что его руки дрожат, хотя от ладоней шёл жар.

– Тебе ведь не холодно? – спросила она.

– Нет… Мне кажется, я сейчас сгорю изнутри.

Ника подалась вперёд, к нему. Он поцеловал сначала глаза – так нежно, как только мог, затем стал целовать её ладони, затем – опять лицо: глаза, щёки, нос… И снова глаза… И только потом – быстро и вдруг – рванулся к её приоткрытым губам, сжав Нику в горячем объятии. Он осыпал поцелуями её волосы, щёки, шею, плечи. По телу Ники побежали горячие волны, закружилась голова. Её руки сами проникли в распахнутую куртку Тристана и обхватили его торс…