Текст книги "Чудная баба"

Картина 3

Московская школа. Кабинет химии.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА, ПЕТЯ, ЛЕНА, ЭЛЕКТРИК

Марья Петровна у стола с ретортами показывает опыты по химии.

Искра от реактива падает на подол её платья, и тот начинает медленно тлеть.

Лена и Петя сидят за партами.

Здесь много деловитости, современная московская и дневная школьная жизнь.

Марья Петровна поёт таблицу Менделеева.

Дети изображают элементы (пластически, строят формулы и реакции смешений элементов таблицы). Это красиво, надо бы вообще без иронии, а на «полном серьёзе», с сопением и старанием, показать, как реагируют элементы друг на друга в опытах.

Мы тут ещё не знаем, что Марья Петровна тихо и тупо преподаёт детям алхимию, мы на скучном школьном уроке химии…

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Чтоб вы знали, уроды, – химия первооснова всех знаний человечества! Химия изучает соки металлов! Соки – это вещества, питающие всю материальную сторону мироздания. Это любой идиот знает. Ну да ладно. К доске пойдёт… Зацепина, что ты так пялишься на меня?

ЛЕНА. Я не пялюсь.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. А что же ты делаешь?

ЛЕНА. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Не смейтесь, дети. (Никто и не смеётся.) У Лены Зацепиной папа безработный дальнобойщик, а мама вообще неизвестно где. Лена у нас голодная ходит всю дорогу, и сапоги у неё рваные. Она даже читает по складам, очень тупая девочка. И как человек неприятная: в голове туман, в глазах вечная мерзлота. Скоро её отдадут в детдом, а в детдоме, дети, с сиротами такое вытворяют, и пожаловаться некому. Так, Зацепина?

ЛЕНА. Так.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. А ты знаешь, Зацепина, что сирот на органы продают?

ЛЕНА. Знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Знаешь. Так что готовься, Зацепина, никто за тебя не заступится. Советская власть кончилась. И обратной дороги нет! Да шучу я! Хоть бы улыбнулась, хоть из вежливости! Нет, ты кончишь пялиться на меня, а? Что, думаешь, самая красивая? Лазуткин. Петя, скажи, красивая у нас Зацепина?

ПЕТЯ. Зацепина страшная.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. На себя посмотри, Лазуткин. Тихонький, сладенький, сопельки жуёшь, губу до пупа отвесил, а твои товарищи от тебя шарахаются. Как думаешь, кудряш, почему?

ПЕТЯ. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Родители у тебя богатые, а ты сутулый и шею гнёшь. У тебя что, шея без костей совсем?

ПЕТЯ. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. «Не знаю» – на том свете не зачтётся. Ха-ха-ха! (ржёт своей старой шутке, дети мрачно слушают). Зацепина, ну какого лешего ты пялишься на меня? Только не говори – «не знаю»!

ЛЕНА. На вас платье горит…

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Думаешь, я поверила?

ЛЕНА. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Думаешь, я сморгну? Думаешь, я вниз посмотрю, руками начну хлопать по ногам, крутиться начну сама вокруг себя?

ЛЕНА (тоскуя). Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Думаешь, я сдамся? Опыты!!! Лазуткин, быстро повтори мне вчерашний урок!

ПЕТЯ. Аш два эс о четыре плюс натрий о аш получится натрий эс о четыре плюс аш два о!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Опыты! Мне нужны опыты! Повторяем пройденное! Золото добудь!

ПЕТЯ. Я забыл, как!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Тогда фил. камень, идиотик!

ПЕТЯ. Мы взорвёмся!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Кретин! Смешай элементы и брось, что получится в окно! Смелей, мальчуган, я рядом!

Петя подбегает к столу с препаратами, начинает переливать жидкости по колбам-ретортам. Из колб валит дым, потом густые белые хлопья, сыплются чёрно-красные искры.

Лена же достаёт из-под парты лодочку с парусом и играет ею, гоняя её по парте, как по волнам. Лену застилает то дымом, то густым снегом, то осыпает красными искрами – так она втянута в Петины опыты.

Вылетишь из школы, Зацепина, вылетишь, я говорю! Не сметь застилаться дымом! В метель не заворачиваться! Ручонкой мне там не махай из вьюги, кораблём не кивай! Не искрись, сволочь. Дети, дети, Зацепиной тринадцать лет, а она в игрушки играет! Ты и в тридцать будешь такая же дура?

ЛЕНА. Не знаю. (Эту короткую реплику она тоненько спела среди диалога, криков и хаоса.)

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Ну почему идиотство такое? Почему облако? Почему парус? Это химия, гадина, пойми, это не речка!

Марья Петровна летит к парте и отнимает кораблик у Лены.

Лена в отчаянии рвёт на себе волосы.

ЛЕНА. Это дедино. Деда мне подарил. Мой деда подарил лодочку. Деданька мой.

Тут бы хорошо, чтоб Лена, как ребёнок и сирота.

Танец и пение, нежное и трогательное, как положено детям, которые любят своих близких. совсем что-то простое. сердечное.

ПЕТЯ (об опытах). Ух ты!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Врёшь, Зацепина, нет у тебя дедушки родного никакого. Ты в буфете булки обкусанные доедаешь. Ты от голода синяя. Никто об тебе не заплачет. (Она ещё допевает тему «мотив» Лены, но злобно, извращённо. Учитываем, что Марья Петровна сгорает.)

ЛЕНА. Он сгорит, мой корабль.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Ты хоть стихии не путай, дочка лимитчиков. Корабль принадлежит стихии воды.

ЛЕНА. С вашим платьем сгорит. Завоняет. Дедушка обидится, мой Паоло Иванович… нахмурится он.

ПЕТЯ. Получилось!!!

(Петя двумя короткими репликами скрепил всю сцену.

Он немножко заслоняет Лену от гнева Марьи, но и опытами пленён)

Петя с дымящимся препаратом бежит к окну и бросает его в окно.

Взрыв.

Дым рассеивается. Все в лохмотьях.

На полу догорают взорванные клочья учительского платья.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Я жива. Это такое чудо! Дети, не удивительно ли вам, что все мы живём на этом свете? Да, да, все мы однажды родились, пришли в этот мир и живём, и смотрим друг на друга, разговариваем. Все мы кружимся на круглой нашей милой планете под названием Земля. Под одним солнцем и одной и той же луной. Я после работы, дети, приду домой, окорочков нажарю, в постельку закопаюсь и телевизор включу. Я её даже не застилаю на день! А зачем – это же моё самое любимое место в мире! Я всегда в неё стремлюсь! Всегда и отовсюду! Прибегу, лягу. Стану пальцами ног пошевеливать. Не выразить, дети, не выразить этого чуда. Можно только поздравить нас всех. Поздравляю нас всех – мы все родились и живём на этом белом свете. Садись, Лазуткин, два.

Вот этот бредовый монолог она поёт прекрасным контральто, без единой нотки сарказма, проникновенно и чисто, ангельски. БЕЗ САРКАЗМА!!!

Петя садится на место.

Врывается оборванный ЭЛЕКТРИК.

ЭЛЕКТРИК. Какая падла бомбу кинула?!

Это просто реплика, просто выговорил слова.

И так все ржать будут.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Выбирайте выражения, здесь дети.

ЭЛЕКТРИК. Кто меня покалечил? Кто меня напугал?

Тут он её увидел, пристально глаза-в-глаза.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Покиньте класс! Вон из класса! Я директору доложу! Я на педсовете вопрос поставлю! Вы урок срываете!

ЭЛКТРИК. А кто гирлянды мне порвал! Я нёс! – здесь сто метров новогодних лампочек. Мне актовый зал украшать, ёлку вам зажигать, а мне – на голову! Из окна из вашего!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Да ты сволочь, я посмотрю!

ЭЛЕКТРИК. Если вы будете электриков взрывать, у вас свет погаснет. В обесточенной школе учиться нельзя.

Звонок, и в звонке тонкие переливы неземного света. очень коротко. но все люди слеповато мигают.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Урок окончен. Все свободны. (крайне добродушно).

Петя и Лена вопят, расшвыривают стулья и бегут из класса.

(им вслед) Школьники и школьницы. Мальчики и девочки. Молодость и юность. Надежда и будущее. Голубь и ветка. Голубка и лавр! Вам, дети, жить и развиваться, а нам, взрослым, потихонечку стареть и сдаваться (смахивает слезу). (Добрая уютная женщина)

Электрик плюёт и уходит.

Картина 4

Двор Дома Полярников. На стене Дома Полярников тускло блестят мемориальные доски полярных лётчиков. Идёт снег.

ЗИНОВИЙ, ПЕТЯ. Позже ЛЕНА. Позже ТАДЖИК.

Зиновий ковыряет гвоздём профиль лётчика на мемориальной доске.

(здесь что-то тревожное, как больное сердце. но и металл – всё же доску ковыряют)

ЗИНОВИЙ. Паоло, холера.

ПЕТЯ. Папа, ветер.

ЗИНОВИЙ. Лётчик-полярник, почёт ему, а он сволочь и пьяница, это все знают (царапает).

(нотка короткого плача. как бездомный пёс) Зинку зависть убивает, великая и грандиозная. Он готов переделать мир, но не знает как.

ПЕТЯ. Папа, прохожие смотрят. (Петя ещё ребёнок. он папу любит, но чувствует, что-то там не так.)

ЗИНОВИЙ. Взятку дал в департаменте. За это его морду на стену прибили. Увековечился, хам. Холера-Паоло.

ПЕТЯ. Папа, прохожие останавливаются, перешёптываются. Могут милицию позвать, мы царапаем мемориальные доски.

ЗИНОВИЙ. Сынка, хочешь стать лётчиком?

ПЕТЯ. Нет.

ЗИНОВИЙ. Совсем не любишь мечтать.

ПЕТЯ. Мне холодно, папа.

ЗИНОВИЙ. Ты прижмись ко мне, сына. От ветра прижмись, от недобрых взглядов косых. Знай, сына, верь отцу, дитёнок, полярных лётчиков не бывает.

ПЕТЯ. Папа, ты меня жмёшь!

ЗИНОВИЙ. Прям щекотно внутри, как я тебя люблю, сынка моя! Так бы вот прям сдавил бы, чтоб хрустнуло! Чтоб какашечки все из тебя выпали, детюнечка сладкая! А вдруг бы ты не родился совсем? Петюня, все есть на свете, а тебя нет. Аж в глазах чернеет. И воет что-то по бокам… Как это – сына моя не родился?! А чё тогда делать? На хрена тогда всё – и мы с Риммой – мамой, и Родина наша, и вся наша беспросветно тяжёлая риелтерская работа?

ПЕТЯ. Папа, ты намного лучше полярных лётчиков!

На них падает квадрат света из окна Паоло. – здесь торжество музыки, как в «Лебедином озере».

Зиновий и Петя, прижавшись друг к другу, смотрят вверх – на окно Паоло.

ЗИНОВИЙ. Не спит, Паоло – холера. Как думаешь, сын, что он сейчас делает?

ПЕТЯ. Гордится собой. Он гордый, папа. Полярные лётчики гордые.

ЗИНОВИЙ. Я так и знал! Холера! А на хрена ему его квартира? Весь почёт позади. А у него сто квадратов – не меньше. А самому жрать нечего. И кашляет так, что во дворе гаражи гремят. Мы его в Капотню в однушку выселим. Мы денег ему предоплатим. Он нам, сына, спасибо скажет.

ПЕТЯ (с тревогой). Папа, только по-честному, в Капот-ню. Обещаешь, что по-честному, в Капотню?

ЗИНОВИЙ. Как ты жить-то будешь с таким сердцем? Нельзя всех подряд жалеть! Сынка, в детстве ты над каждой мухой ревел!

Зиновий душит Петю в объятиях.

ПЕТЯ (задыхаясь). Папа. папа. папа.

Входит ЛЕНА ЗАЦЕПИНА. Останавливается и оторопело смотрит на них. (Здесь тема синички, но быстро прерывается.)

Папа… смотрят. Пусти, папа…

ЗИНОВИЙ. Кто? Кто смотрит?

ПЕТЯ. Вон та вон. Из нашего класса.

Зиновий и Петя смотрят на Лену. Лена – на них.

Здесь, наверно, девочка демонстрирует свою брошенность, одиночество и детскость, какие-то «мостики», «ласточки» и «шпагаты» из Дома пионеров с бумажными цветами (пластика, акробатика, выступает, как перед взрослыми на детском утреннике, ждёт аплодисментов).

ЗИНОВИЙ. Однушка-дешёвка. Общая – двадцать два, жилая – 17, санузел совмещённый.

ПЕТЯ. Папа, тише, все думают, что ты депутат. Ты чё уставилась, Зацепина?

Лена, глядит на квадрат оконного света, в котором стоят отец и сын Лазуткины.

ЛЕНА. Вы в свете моего дедушки стоите.

ЗИНОВИЙ. Не понял! Чё она бормочет там?

Петя в беззвучном смехе перегибается пополам (на самом деле ему страшно за их общее детство).

ПЕТЯ. Ой, не могу! Умру от смеха! От неё щекотно в животе! От неё хочется повеситься!

ЗИНОВИЙ. Сволочь какая.

ПЕТЯ. Нет, папа, она дура. Зацепина!

ЛЕНА. Чего тебе, Лазуткин Пётр?

ПЕТЯ. Мы сегодня курицу ели. Жареную.

ЛЕНА. Дай кости.

ПЕТЯ. Там даже мясо осталось!

ЛЕНА. Где? Давай!

ПЕТЯ. Сними трусы, дам кости!

ЛЕНА. Совсем дурак? Они у меня одни! Ты дай так кости! ПЕТЯ (прячась за Зиновия). Иди отсюда.

ЛЕНА. Лазуткин, дай алгебру списать.

ПЕТЯ. Иди, сказал, отсюда! От тебя тоска.

ЗИНОВИЙ. Погодь, сына, С ними не так надо. Ты их не бойся, сына. Она девочка. Девочкам нельзя грубить. (Лене.) Иди, подойди, не бойся.

Лазуткин достаёт красивую гроздь винограда.

Подняв руку вверх, медленно вращает гроздь за черенок. (здесь смазанная тема востока – Шамшида)

Что, нравится?

ЛЕНА. Я и не боюсь.

ЗИНОВИЙ. Допрыгнешь, получишь.

Лена неуверенно подходит.

ЛЕНА. Как допрыгивать?

ЗИНОВИЙ. Зубами. Без рук!

ЛЕНА (группируется). Начинайте! (Как в прыжке с трамплина.)

Зиновий вертит гроздь над головой Лены, над самым её носом. Лена подпрыгивает, пытаясь поймать гроздь зубами. Зиновий всякий раз вовремя отдёргивает руку с виноградом.

Петя азартно повизгивает, закрывая лицо руками.

Здесь никакой музыки. Здесь хаос вначале, топот хаотичный, но потом переходит чуть ли не в чечётку, где каждый ведёт свою тему.)

Из подъезда торопливо выходит ТАДЖИК, начинает скрести снег.

ЗИНОВИЙ. Сынка, сынка, учись, как надо, учись, как надо! А-ть ты, мать твою… Чуть не цапнула, зараза! По швам, сказал, руки!

ПЕТЯ (бормочет). Папа, она поймает. Я боюсь. Она поймает. Я так боюсь!

ЗИНОВИЙ. Не поймает, сынка! Лазуткиных не поймают!

В этот момент Лена ловко вцепляется зубами в виноградную гроздь и, мотнув головой, отрывает большой кусок.

С виноградной гроздью в зубах Лена бежит к Дому Полярников и скрывается в подъезде.

Петя горестно визжит. Зиновий глухо матерится.

Паразитка! Цапнула, сволочь, до крови! Все пальцы чуть не откусила! Поймаю, все ноги тебе пообрываю и в жопу вставлю! (Пете.) Брысь домой, мать заждалась уже там!

Петя убегает.

Зиновий открывает гараж, вытаскивает из него мешки и ставит их у ног памятника. Замечает Таджика.

ЗИНОВИЙ. Таджик, тащи!

ТАДЖИК. Запрет.

Здесь страшный и властный вскрик Таджика.

Но Зиновий не заметил, потому что тупой.

ЗИНОВИЙ. Мешок взял! Закопал! Сразу деньги! Ну?!

ТАДЖИК. Трупы трогать грех!

Пошла тема зороастризма. на наш взгляд, дикие обычаи, и Таджик это знает, поэтому так безнадёжно говорит, но упорно.

ЗИНОВИЙ. Где трупы? Это мешки! Очумел, чучмек? Деньги дам! Таньга дам! Сразу дам! Так – месяц скрести будешь, а так к жене на Памир махнёшь!

ТАДЖИК. Я осквернюсь, хозяин. Стихии осквернятся. Хозяин, дай другую работу (кротко).

ЗИНОВИЙ. Нету другой. Эту сделай.

ТАДЖИК. Не сделаю!!!

ЗИНОВИЙ. Охренел, таджик? Чучмек-декханин! Где ты трупы видишь? Ты хоть знаешь, кто я? Я депутат! Академик! Я полярный лётчик! Мэр Москвы Дружков – мой дядька родной. Родня моя. Дядька мой всю вашу Москву раком поставил. Ты понял, таджик? Мы уссывались, когда Арбат жгли! Мы и сейчас уссываемся. (Приплясывает.) Морду Москвы перекосили – мы!

ТАДЖИК. Ты дэв?

ЗИНОВИЙ. Без мата, ладно? У меня сынишка. Ребёнка ты моего видел хоть? Ну, а ты – «трупы» говоришь! Жена у меня, Римма. В очках. На хрена я про очки сказал?!

ТАДЖИК. Хозяин, давай тебя спасу. Верь! Трупы нельзя закапывать. Трупы нужно относить на самый верх дахме, раздевать догола и оставлять хищным птицам на съедение. Закапывать нельзя. Закапывать грех. Закапывание – скверна. Стихии должны быть чисты. Как и тело. Хозяин, когда ты моешься, ты моешь между пальцами ног?

Тема зороастризма, но влёт, вскользь.

ЗИНОВИЙ. (помолчав) У вас свои обычаи, у нас свои.

Один мешок начинает пошевеливаться.

(Показывает на мешок.) Ну, видишь, идиот, видишь те-перь-то? Где трупы-то? Трупы же не шевелятся! Сроду трупы не шевелились! Давай, берись, что ли!

Зиновий толкает мешок, тот развязывается.

Из него выскакивает МАРЬЯ ПЕТРОВНА, петляя, бежит в подворотню.

Марья Петровна! Какого лешего! Вы куда, Марья Петровна! Вас какая муха-то укусила? Вы ж умная женщина, куда вы? Такого уговору у нас не было! Что вы вырываетесь? Что вы мчитесь-то?

Зиновий бежит за Марьей Петровной. Таджик в страхе смотрит на мешки. Все мешки начинают шевелиться и слепо брести к Таджику, окружают его. Доверчиво – бессильно прислоняются к Таджику. Таджик в страхе убегает.

В начинающейся метели мешки разбредаются по двору.

Но вот во двор вбегает вооружённый отряд. Бойцы по-военному быстро обследуют двор, наставляя автоматы на подозрительные углы и окна, слышны возгласы: «Чисто! Здесь чисто!»

Здесь рваная музыка Российской Федерации, и потом, как в начале. все бешено мечутся и пляшут в полной тишине, только грубые звуки-хрипы, лязг оружия, дыхание. Идёт охота.

Картина 5

Комната ПАОЛО.

ЛЕНА. Нам по химии сегодня не задали! У нас были практические занятия! Я сегодня ни одной двоечки не получила. Ну что ты уставился?

ПАОЛО. Почему ты такая грубая?

ЛЕНА. Я не грубая! Я замёрзла! Дед! Я же сегодня же ни одной двоечки не получила же!! Показать дневник или так поверишь?

ПАОЛО. Поверю.

ЛЕНА. Ты не скажешь, что я тупая?

ПАОЛО. Нет, конечно.

ЛЕНА. Тогда – на! (Протягивает виноград.)

ПАОЛО. Виноград! (Трогает.) Холодный.

ЛЕНА. Сорт «Мускат». (Вертит кисть за черенок.) Нравится тебе?

ПАОЛО. У тебя цыпки на руках.

ЛЕНА. Ты сюда смотри! Он красавец из юга!

ПАОЛО (машинально поправляет). С юга.

ЛЕНА (послушно). С юга. Я не тупая?

ПАОЛО. Нет.

ЛЕНА. Смотри, дед! Я его тебе на Палашёвке купила. Специально ездила! Для тебя ездила! Битый час выбирала – у них там все столы снегом замело, но я-то нашла!

ПАОЛО. Палашёвский рынок закрылся ещё в прошлом веке.

ЛЕНА (помолчав). Рядом. Там рядом чёрные продавали. На ящиках. Ты кушай. тебе вкусно?

ПАОЛО (ест). Вкус тонкий. А как ты вошла?

ЛЕНА. Открыто было. Ты кушай. Мой любимый сорт. Паоло, ты купишь мне коньки?

ПАОЛО. Таджик не закрыл, уходя. Он рассеянный, потому что истощённый. С него спрос невелик. А я-то разиня! Вот разиня! Я должен помнить – нужно очень беречься от нежелательных вторжений. Девочка и замёрзла. Замёрзшая девочка. Позванивает косточками. Чаю бы дать тебе, дитя, да сахар закончился.

ЛЕНА. Ты коньки мне купишь, дед?!

ПАОЛО (очень расстроен). Если проникнут нежелательные гости, последствия будут необратимыми.

ЛЕНА. Коньки же хочу я, дедушка!

ПАОЛО. Фигурные?

ЛЕНА. На фиг! Беговые. «Ножи».

ПАОЛО. Девочки любят фигурные.

ЛЕНА. На Патриках буду кататься. На «ножах». Я бегать люблю… Сверху огоньки, снизу лёд, между ними – я. Деданька, ну пожалуйста! Я уже ждать замучилась!

ПАОЛО. А родители? Ты им скажи, они купят!

ЛЕНА. Деда, я тебе говорю! Мне приятнее – от тебя!

ПАОЛО. Я немного растерян.

ЛЕНА. А чё ты растерян-то? Чё тебя растеряло так? Новый год опять скоро! А я опять без коньков! Быстрее надо, деданька мой любименький!

ПАОЛО. Тебе под ёлку родители должны положить коньки. Я так думаю. Нет, я убеждён! Мне даже отсюда видно, как ты сильно хочешь коньки.

ЛЕНА. Мамка ни за что не положит – она боится, что я разобьюсь. А папка – уже разбился.

ПАОЛО. Как разбился? Как он мог разбиться?! Да мы же с ним на прошлой неделе на лестничной клетке курили… мы про Сталина спорили! Он горячился, рубил аргументами. Я отклонял, увещевал его, молодого рабочего.

ЛЕНА. Да хоть про чёрта б вы спорили там, мужики! Папа разбился, а я уже смирилась. Купи коньки, дед!

ПАОЛО. Он ещё кашлял надсадно так, что казалось – лёгкие выплюнет! Мне знаком этот кашель. Это кашель Севера. Нельзя слишком сильно рот разевать, когда вокруг арктический лёд!

ЛЕНА. Можно – нельзя, теперь-то чё говорить. Папы больше нет с нами. А из окон наших дует.

Вот здесь красивая тема Патриарших прудов с огоньками, коньками, и вокруг новогоднего счастья дикие просторы снежные, где разбивается дальнобойщик. Здесь впервые тема благородного, искупляющего снега – Россия умирает в снегах.

Возможно, на каток врывается и погибает шофёр.

Всю эту картину нарисовала ЛЕНА. Это её мир – лёд, огоньки, подростки на коньках и шофёр-отец, разбивающийся.

ПАОЛО. Как можно так цинично. Ты лжёшь. Подростки всегда лгут. Подростки легкомысленны и себялюбивы. Подростки яростно верят, что они бессмертны. Поэтому умирают легко. Подростки созданы из огня и снега, поэтому так сгорают легко. Подростки ангелоподобны – следы их ног легче и меньше, чем наши.

Подростки бессердечны. Они пусты. Они поют каждой косточкой, каждым завитком своим. Они мстят матерям. Они умеют. Они предчувствую позор и уныние взрослой жизни. Они порываются уйти. Как это можно так спокойно произносить эти слова: «папы больше нет с нами». Подростки – отличная мишень.

Подростки – отличная мишень. Здесь отдельная и чёткая тема детей. Надо придумать.

ЛЕНА (подходит к карте СССР). Вот Уральский хребет. Вот этот тракт. Папин КамАЗ нашли вот здесь. Под брюхом кабины горел костёр. (Вглядывается в карту.) Да вон же, вон до сих пор огонёк там. А теперь глянь, дед…

Но Паоло не слушает дальше, он подбегает к карте, он крайне взволнован.

ПАОЛО. Где? Какой огонёк там? Нет. Девочка моя милая! Что у тебя по географии? Эта красная точка означает месторождение благородных металлов.

Здесь тема снега и вьюги. Музыка начинающейся снежной бури.

ЛЕНА. Ты обещал не говорить, что я тупая! Вот, смотри, дедушка мой, на карте твоей всё-всё подробненько обозначено. Глянь – сюда – сто километров снега.

ПАОЛО (поправляет). Километров.

ЛЕНА (послушно). Километров. И сюда сто километров снега… И ни одного следочка, никого, ни человечка! Как ты думаешь, Паоло, с нами мой папа после этого или не с нами?

ПАОЛО. Девочка! Я когда-то в арктических снегах замерзал, и меня, ты не поверишь (показала на чучело белого медведя), – спасли.

ЛЕНА. Нет, Паоло, это в твоих арктических снах всё сбывается. А мой папа – простой рабочий человек. Он никогда не умел мечтать. Он просто разбился. Жил-жил и разбился.

ПАОЛО. Он умел мечтать. Он верил в Сталина. Я отговаривал – что ты о нём знаешь?! Ты не жил тогда! А он говорил: так холодно и одиноко на Камазе тащиться по дорогам нашей родины. Бывает, говорил мне молодой дальнобойщик, – сутки никого не встретишь. Говорил – все дальнобойщики возят на лобовом стекле портрет товарища Сталина. Говорил, устанешь, летишь, и начинает казаться – вот-вот слетишь с пустынных немереных этих земель. А у товарища Сталина взгляд такой твёрдый. Глянешь на него и тут же проснёшься.

ЛЕНА (раскинувруки, обнимает карту СССР). Вот это страна, в которой ты родился?

ПАОЛО. Эта.

ЛЕНА. Ух ты, странища – руки не достают до краёв! (Льстиво.) Твоя страна большая, моя – маленькая. Подари мне коньки! Ну что тебе, жалко?

ПАОЛО. Разве хорошо попрошайничать?

ЛЕНА. Я же не кушать прошу! Я счастье у тебя прошу, де-данька. Мне девочки звонят – пойдём на Патрики на каток? А я – голова болит. А она не болит! Я хочу на Патрики! На каток с лучшей подружкой – хочу! Мороженое на холоде кусать! Хохотать, чтоб слёзы брызнули! И чтоб горло потом заболело. В кроватке с книжкой лежать. И молоко с печеньем. Теперь ты понял хоть?!

ПАОЛО. Скажи хотя бы, как тебя зовут?

Автоматная очередь за окном.

Лена прыгает и бьёт в ладоши. Ей весело.

Хватает дневник и бежит из квартиры.

Вся эта картина из трёх голосов: Лена, Паоло и вьюга. чем сильнее воет вьюга, тем громче вынуждены перекликаться Паоло и ЛЕНА. В конце картины кажется, что они не в комнате, а в огромном заснеженном пространстве и вот-вот потеряют друг друга из виду (Прямо в комнате вьюга.)

Лишь автоматная очередь возвращает их в реальность.